Сочиненія И. С. Аксакова. Томъ третій.
Польскій вопросъ и Западно-Русское дѣло. Еврейскій Вопросъ. 1860—1886
Статьи изъ «Дня», «Москвы», «Москвича» и «Руси»
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова (бывшая М. Н. Лаврова и Ко.) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1886.
Статьи из газеты «День» (1863)
[править]Наше спасеніе отъ полонизма въ народности.
[править]О чемъ другомъ можемъ мы говорить теперь съ читателями, какъ не о Польско-Русскомъ вопросѣ, объ опасностяхъ, грозящихъ Россіи, о новыхъ испытаніяхъ и подвигахъ, ей предстоящихъ?.. Много внутреннихъ задачъ требуютъ разрѣшенія и остаются неразрѣшенными, много неприбраннаго, невыметеннаго, неуряженнаго, много грѣховъ неочищенныхъ, много неправдъ незаглаженныхъ, — лжи и тьмы еще много!.. Только что было занялась Россія своимъ устройствомъ, и сломивъ главный свой недугъ — крѣпостное право, приступила къ передѣлкѣ всего внутренняго своего строенія, — какъ опять приходится все, недокончивши, бросить, и мѣнять перо и плугъ на саблю и штуцеръ… Исторія не ждетъ и зоветъ на судъ… Война, кажется, неизбѣжна, — если только мы намѣрены остаться полновластными хозяевами у себя дома, если только мы не хотимъ погубить плодъ нашихъ тысячелѣтнихъ трудовъ.
«Мы не готовы къ борьбѣ», говорятъ нѣкоторые Петербужцы, государство еще не оправилось отъ напряженій, сдѣланныхъ въ послѣднюю войну, — войско наше не многочисленно — такъ какъ того бы требовало пространство Русскихъ предѣловъ, флота у насъ нѣтъ, финансы еще не пришли въ должный порядокъ"!.. Все это можетъ быть и такъ, но вотъ чего не видятъ или что мало цѣнятъ иди даже вовсе не разумѣютъ дальновидные политики, — чего не примѣчаютъ они до сихъ поръ въ Русскомъ государствѣ, это — бездѣлицы — Русской земли, Русскаго народа. Еще слабѣе было государство въ 1612 году, его даже вовсе не было, оно было разбито въ дребезги, — свои и чужіе измѣнники терзали его междоусобицей, шатость, смута и рознь разстроили, казалось, въ конецъ всѣ матеріальныя и духовныя силы Россія, но встала народная, земская рать, — и Русскій народъ, сошедшись изъ областей, возстановилъ единство земли и государства, и возвратилъ Москвѣ ея державное значеніе.
Но положимъ, такое крайнее напряженіе силъ вызвано было цѣлымъ рядомъ невыносимыхъ бѣдствій и совершеннымъ бездѣйствіемъ или отсутствіемъ государственнаго наряда. Но вотъ другой случай. Воцарился Михаилъ, — государство стало вновь строиться и утверждаться, земля была истощена и истомлена, все представляло видъ разрушенія, все требовало досужей, долгой работы… Но черезъ 4 года, въ 1618 году, снова война, снова Поляки, предводимые королевичемъ Владиславомъ, подошли къ самой Москвѣ… Что же сдѣлалъ молодой царь въ эту трудную для него пору? Онъ созвалъ соборъ 9 сентября (1618 г.) и сговорилъ на соборѣ митрополитамъ и архіепископамъ и епископамъ и игуменамъ и всему освященному собору, и боярамъ, и окольничимъ, и думнымъ людямъ, и стольникамъ, и стряпчимъ, и дворянамъ Московскимъ, и жильцамъ, и дворянамъ, и дѣтямъ боярскимъ изъ городовъ и всякихъ чиновъ людямъ: е что Литовскаго Жигимонта Короля сынъ, Королевичъ 'Владиславъ, съ Польскими и съ Литовскими и съ Нѣмецкими людьми и съ нарядомъ идетъ подъ царствующій градъ Москву и хочетъ всякими злыми своими умыслами и прелестью Москву взять и церкви Божіи разорить, и истинную нашу православную христіанскую вѣру попрать, а учинить свою проклятую еретическую латынскую вѣру. И онъ, Великій Государь Царь и Великій Кня8ь Михаилъ Ѳедоровичъ всея Русіи, прося у Бога милости и у пречистыя Богородицы, и прививая на помощь Московскихъ чудотворцевъ и всѣхъ святыхъ, за святыя Божіи церкви и за православную христіанскую вѣру и за всѣхъ православныхъ христіанъ, противъ недруга своего Литовскаго Королевича Владислава и противъ разорителей вѣры христіанскія", Польскихъ и Литовскихъ и Нѣмецкихъ людей и Черкасъ, обѣщался стоять, на Москвѣ въ осадѣ сидѣть, и съ Королевичемъ и съ Польскими и съ Литовскими людьми битися, сколько ему, Государю, милосердый Богъ помочи подастъ; и они бъ, митрополиты и архіепископы и епископы и весь освященный соборъ, бояре и окольничіе, и думные люди, и стольники, и стряпчіе, и дворяне, и дьяки, и жильцы, и дворяне, и дѣти боярскіе изъ городовъ и всякихъ чиновъ люди, за православную вѣру и за него, Государя, и за себя, съ нимъ, Государемъ, въ осадѣ сидѣли, и противъ недруга его Литовскаго королевича Владислава и Польскихъ и Литовскихъ людей и Нѣмецъ и Черкасъ стояли крѣпко и съ ними бились, сколько Богъ помочи подастъ, а на Королевичеву и ни на какую прелесть не покушалися".
"И Государю Царю и Великому князю Михаилу Ѳедоровичу всея Русіи говорили на соборѣ митрополиты и архіепископы и епископы и весь освященный соборъ и бояре, и окольничіе, и думные люди, и стольники, и стряпчіе, и дворяне Московскіе, и дьяки, и жильцы, и дворяне и дѣти боярскіе изъ городовъ и всякихъ чиновъ люди Московскаго государства: «что они всѣ единодушно дали обѣтъ Богу за православную христіанскую вѣру и за него, Государя, стоять и съ нимъ, Государемъ, въ осадѣ сидѣть безъ всякаго сумнѣнія и съ недругомъ его съ королевичемъ Владиславомъ и съ Польскими и съ Литовскими и съ Нѣмецкими людьми и съ Черкасы битись до смерти, не щадя головъ своихъ».
Вотъ какъ отбивались Русскіе люди отъ Польши въ началѣ XVII вѣка! Мы привели этотъ примѣръ не потому, чтобъ находили какое-нибудь сходство между тогдашними и настоящими смутными обстоятельствами Россіи и ея государственнымъ положеніемъ, а съ тою цѣлью, чтобы напомнить Петербургскимъ тонкимъ политикамъ о существованіи цѣлаго Русскаго народа, заслоненнаго для нихъ Петербургскими казенными зданіями; о присутствіи въ Россійской Имперіи, надъ внѣшнимъ матеріальнымъ положеніемъ которой они такъ плачутся, невѣдомой имъ Русской земли. Съумѣйте только отнестить къ Русскому народу съ полнымъ чистосердечіемъ, съ искреннею къ нему любовью и уваженіемъ, безъ всякой задней Нѣмецкой мысли, не смущая его боязнью и подозрѣніемъ, не оскорбляя его недовѣрчивостью и мелочной опекой, — станьте сами Русскими и дайте просторъ Русскому уму и слову, и вы обрѣтете родникъ такой духовной народной силы, которая возвратитъ вамъ вѣру въ жизнь и въ будущія судьбы Русскаго нарсуда. Но разумѣется, — повторяемъ, — этотъ кладъ дается только тѣмъ, кто подходитъ къ нему безъ нечестія, безъ спекуляцій, и съ полнымъ отреченіемъ отъ своихъ Нѣмецкихъ теорій и преданій.
Какъ ни ужасны бѣдствія войны, какъ ни отвратительно всякое кровопролитіе, но не мы ее вызвали, — и отъ васъ зависитъ, чтобъ это зло обратилось намъ во благо, — такое благо, которое перевиситъ весь вредъ, происходящій отъ перерыва въ нашемъ мирномъ развитіи, и безъ котораго, можетъ быть, мы бы и не въ состояніи были разрѣшить наши многія внутреннія задачи. Это благо — возрожденіе Руси въ оффиціальной Россіи, пробудившаяся и всюду по всему организму разлившаяся жизнь Русскаго народнаго духа. Этой войнѣ, если ей суждено быть, нельзя будетъ обойтись тѣми одними средствами, вещественными и нравственными, какія находятся въ распоряженіи государства; — необходимо будетъ позвать изъ нѣдръ земли — другія общественныя и земскія силы. Но и звать ихъ не нужно; онѣ сами собою выдвигаются изъ темной глубины на свѣтъ Божій, или, вѣрнѣе сказать, ихъ вызываетъ сама исторія; Русскій народъ ютъ на бой сами Поляки.
Если бы Польскія притязанія ограничивались одною Польскою территоріею, т. е. предѣлами Польской народности въ тѣсномъ смыслѣ, или по крайней мѣрѣ Царствомъ Польскимъ, еслибъ Поляки, однимъ словомъ, постарались «локализировать» возстаніе, сосредоточить всю свою борьбу исключительно въ одной мѣстности, — можетъ быть и самая борьба удержалась бы въ границахъ чисто государственнаго, или даже правительственнаго вопроса. Но Польскія притязанія, простирающіяся на Русскія древнія области, и явно высказанное, провозглашенное и свидѣтельствуемое исторіею покушеніе Поляковъ — лишить Русскую народность въ этихъ областяхъ всякой духовной свободы и подчинить ее Польскому и латинскому духовному гнету, однимъ словомъ, ополячить и окатоличить нѣсколько милліоновъ Русскаго народа, — всѣ эти притязанія и попытки возводятъ современную борьбу съ Польшей на степень всенароднаго земскаго интереса. Польскій вопросъ отнынѣ не дипломатическій, не государственный, не Европейскій международный, — а Русскій земскій вопросъ. Если же въ союзѣ съ Польшей поднимется противъ Россіи весь Западъ Европы, то борьба приметъ значеніе борьбы двухъ міровъ, борьбы основныхъ стихійныхъ силъ, и вопросъ Польскій станетъ вопросомъ о томъ: быть или не быть Россіи, быть или не быть Русской народности, затопитъ ля Латино ерманское море міръ православно-Славянскій, или же Россіи суждено стать Араратомъ Православно-Славянскаго міра и спасти его отъ потопа? На сторонѣ Польши весь Западъ, за Россію — о динъ Русскій народъ и сочувствіе всего Православно-Славянскаго міра.
Слѣдовательно — какое же главнѣйшее и единственное условіе успѣха для насъ въ предстоящей борьбѣ? Это — вѣра въ самихъ себя, вѣра въ Русскій народъ и вѣрность Русской народности. Если мы должны выдти на борьбу съ Западомъ и Польшею, не какъ сильное Европейское государство (въ настоящее время для Европы вовсе и не опасное: ей нѣтъ опаснѣе врага — самого Наполеона), а какъ Русскій народъ, какъ Русскіе, то мы и должны явиться и быть вполнѣ Русскими, вполнѣ народными, — иначе мы погибнемъ…. Не Нѣмцы и не Русляндцы, не Нѣмецкій и не Русляндскій нарядъ спасутъ Россію: наше спасеніе въ народѣ и въ народности.
Западъ несетъ безгосударной Польшѣ помощь своего государственнаго строя, Польскимъ нравственнымъ силамъ могущество силъ вещественныхъ, Польскому обществу союзъ Европейскаго общества. Противъ насъ — и государственныя и общественныя стихіи Запада; противъ насъ, не только Поляки, Французы, Англичане, Римъ, но полонизмъ, европеизмъ, латинство. Что же противопоставимъ мы имъ съ нашей стороны? Государство? Безъ сомнѣнія оно могуче и крѣпко, несмотря на тяжкія жертвы, принесенныя имъ въ Восточную войну, но государственными чисто-внѣшними средствами нельзя бороться съ силами общественными, — не говоря уже о томъ, что война захватываетъ насъ еще до окончанія преобразованій въ нашемъ государственномъ строѣ. Государственныхъ средствъ очевидно недостаточно. Что выдвинемъ мы въ отпоръ латинству и обществу Запада, европеизму, полонизму? Въ отпоръ латинству православіе, въ отпоръ обществу — Русское общество, въ отпоръ европеизму и полонизму — Русскую народность….
Православіе, Русское общество, Русская народность??.. Конечно, вѣра пребываетъ въ народѣ, ею движется, живетъ и есть святая Русь, но гдѣ тотъ священный огонь, который долженъ бы пламенѣть въ служителяхъ Церкви, вполнѣ ли живую силу представляетъ Русское духовенство, не подавлена ли внутренняя жизнь Церкви церковною бюрократіей и оффиціальностью?… Русское общество! Да гдѣ оно? Слишкомъ много и часто говорили мы о нравственномъ безсиліи, о ненародности Русскаго общества: повторять наши доводы едвали нужно! Обратитесь къ Петербургской журналистикѣ, или если не ко всѣмъ, то къ главнѣйшимъ ея типическимъ' представителямъ: слышна ли въ нихъ, въ этихъ проповѣдникахъ демократизма, хоть одна струна Русскаго чувства или уваженія къ Русскому народу? Прислушайтесь къ толкамъ нашей молодежи: многимъ ли изъ нихъ, демократамъ по убѣжденію, дорога Русская народность? Вникните въ ученую дѣятельность университетовъ: за исключеніемъ двухъ-трехъ профессоровъ, вызывали ли они самодѣятельность Русской мысли въ наукѣ, не возставали ли всѣми силами противъ народности въ наукѣ? Но конечно, все это еще не составляетъ и не выражаетъ общества; конечно, въ послѣднее время проявляется въ немъ, съ замѣтною силою, влеченіе къ народности и все общество одушевлено самымъ пламеннымъ патріотизмомъ. Мы радуемся всѣмъ сердцемъ этому утѣшительному явленію, но замѣтимъ только здѣсь кстати, что «патріотизмъ» не всегда свидѣтельствуетъ о силѣ чувства, что онъ можетъ иногда ограничиваться тѣсными предѣлами внѣшности государственной, или принимать «государственное» за «народное». Патріотизмомъ самымъ искреннимъ, мужественнымъ и твердымъ дышатъ Нѣмецкіе адресы городовъ и дворянства Эстляндіи, Лифляндіи и Курляндіи, — мы увѣрены, что предѣлы Имперіи съ этой стороны найдутъ въ Нѣмцахъ самыхъ смѣлыхъ, честныхъ и стойкихъ защитниковъ, — но намъ, Русскимъ, необходимъ патріотизмъ еще инаго рода и качества, — намъ мало одной привязанности и преданности внѣшней цѣлости Имперіи, намъ нужна еще преданность Русской народности!… Не имперію можемъ мы противупоставить нравственнымъ силамъ европеизма или полонизма, но могущество Русскаго народнаго духа, живущаго въ простомъ народѣ и въ обществѣ. Но въ томъ-то и дѣло, что общество наше бѣдно внутреннею жизнью, слабо выражаетъ народное самосознаніе, — а потому и поражено или было, по крайней мѣрѣ до сихъ поръ, поражено нравственнымъ безсиліемъ…
Но живъ Русскій народъ, и отчаиваться нечего. Бываютъ эпохи въ исторіи, когда медленный органическій ходъ внутренняго развитія народовъ смѣняется общимъ нравственнымъ потрясеніемъ всего народнаго организма, ускоряющимъ его дѣятельность, вызывающимъ разомъ наружу всѣ его затаенныя и задержанныя силы. Мы вѣримъ, что такая эпоха наступаетъ и для Россіи… Выдвигайся же, Русская земля, вызывай изъ глубины твоихъ нѣдръ всѣ твои потаенныя богатства, всѣ ключи живой цѣлебной воды, и не однихъ, только богатырей
… Изъ странъ далекихъ
Отъ осьми твоихъ морей,
Со степей, равнинъ широкихъ,
скликай ты, какъ въ 1812 году, не однѣ только внѣшнія и вещественныя силы, но силы Русскаго духа, Русской мысли и слова… Не можемъ не вспомнить при этомъ стихи другаго поэта, котораго вѣщихъ пѣсенъ еще до сихъ поръ не уразумѣло вполнѣ наше не-Русское общество и котораго достойно оцѣнить предстоитъ только будущей Руси…
Пробудися, Кіевъ, снова
Падшихъ чадъ своихъ зови!
взывалъ онъ за четверть вѣка тому назадъ… И кажется — время настало: Кіевъ, святой Кіевъ угрожаемый, окружаемый со всѣхъ сторонъ Поляками, пробуждается и зоветъ къ себѣ на помощь Русскій народъ со всѣхъ концовъ необъятной Россіи, — и отторженныя дѣти, услыхавъ его призывъ, придутъ къ нему,
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Разорвавъ коварства сѣти,
Знамя чуждое забывъ…
И вокругъ знаменъ отчизны
Потекутъ они толпой
Къ жизни духа, къ духу жизни,
Возрожденные тобой!..
Возродимся ли мы? Не удержатъ ли насъ отъ возрожденія? не возбранятъ ли откликнуться на этотъ высокій призывъ?..
Если бы удержали и возбранили, то духъ жизни былъ бы для насъ невозвратно потерянъ, — а что же тѣло безъ жизни? Трупъ.