НАШИ СОСѢДИ ЗА ПАМИРАМИ
[править]Не такъ давно на страницахъ «Вѣстника Европы» г. З. Поляновскій основательно говорилъ о крайне слабой у насъ постановкѣ изученія азіатскаго востока[1], — нужно ли повторить то же самое и относительно юго-востока? Тамъ шла рѣчь о Китаѣ, Кореѣ и Японіи, здѣсь — объ Индіи и странахъ, нынѣ, послѣ заключенія памирскаго договора, отдѣленныхъ отъ насъ лишь узкой лентой новаго «тампона», или «буфера» — Вахана, принадлежащаго частью Афганистану, частью Китаю, но находящагося, тѣмъ не менѣе, въ сферѣ британскаго вліянія.
Какъ мало знаемъ мы крайній Востокъ, такъ же мало знакомы и съ тѣмъ, что дѣлается вокругъ Памировъ и за стѣною Гиндукуша, откуда прекрасно видятъ и знаютъ, что происходитъ въ сферѣ нашего вліянія.
Намъ точно неизвѣстно даже то, какъ и чѣмъ живутъ, напримѣръ, обитатели Каратегина и Дарвоза, странъ, тяготѣющихъ въ Бухарѣ и, слѣдовательно, находящихся подъ нашимъ протекторатомъ (часть Дарвоза по лѣвый берегъ Пянджа, по послѣднему договору, отошла къ Афганистану).
Объ этихъ оригинальныхъ и достойныхъ глубокаго вниманія странахъ у насъ имѣется лишь записка г. Абрамова и очеркъ г. Арандаренки, составленные по разспроснымъ свѣдѣніямъ, а иностранцы посѣщали Каратегинъ же и Дарвозъ (F. de Rocca, напримѣръ) и основательно знаютъ ихъ топографію, жизнь, нужды и богатства природныя… Между тѣмъ «глаза всей Россіи», какъ увѣряютъ, направлены на этотъ далекій юго-востокъ, гдѣ такъ недавно закончены разграничительныя работы, — всѣ говорятъ о лежащихъ тотчасъ же за Гиндукушемъ: Читралѣ, Кашмирѣ, Гунзѣ, Нагарѣ, Кафиристанѣ и т. д., — но все это для gros public-- пустые звуки, terra incognita. Памиры, — и Большой, и Малый — намъ должны быть хорошо извѣстны, — тамъ работали во славу русской науки Сѣверцевъ, Мушкетовъ, Ивановъ (Д. Л.), Ошанинъ и др.; труды ихъ если и непопулярны, то не составляютъ и секрета. Быть можетъ, у насъ имѣются свѣдѣнія и о странахъ сопредѣльныхъ съ нами, но они составляютъ достояніе спеціалистовъ дипломатіи и стратегіи. Въ минувшемъ декабрѣ, въ Лондонѣ, вернувшійся съ Памировъ, главный британскій коммиссаръ, генералъ Жирардъ, разсказывалъ, что въ первыхъ числахъ сентября, на высшей точкѣ разграничительной линіи, когда былъ водруженъ послѣдній, № 12, пограничный столбъ, генералъ-маіоръ Повало-Швейковскій, обращаясь къ генералу Жирарду, будто бы сказалъ: «Подъ камнемъ симъ — погребенъ памирскій вопросъ»!
Пусть такъ, — но кто поручится намъ, что на смѣну погребенному памирскому не родятся новые вопросы — гиндукушскій, читральскій, ваханскій и т. д., словомъ, вопросы по поводу областей намъ совершенно незнакомыхъ?
Не ожидая обнародованія всѣхъ интересныхъ для русскаго читающаго общества оффиціальныхъ свѣдѣній, мы постараемся, пользуясь авторитетными источниками (преимущественно англійскими), дать рядъ очерковъ странъ, облегающихъ Памиръ и лежащихъ за Гиндукушемъ, хотя бы во имя того девиза (въ широкомъ его значеніи), что — «lа terre appartiendra à qui la connaîtra le mieux»!
Кафиристанъ.
Мы выразили сомнѣніе въ томъ, что на смѣну вопроса памирскаго не явится какой-либо другой, по поводу областей за-памирскихъ и при-памирскихъ.
Такой вопросъ нынѣ и народился, и хотя не получилъ значенія международнаго (а вѣроятно и не получитъ), тѣмъ не менѣе на англійской почвѣ развивается такъ успѣшно, что правительство принуждено считаться съ новымъ движеніемъ.
Если не непосредственно, то косвенно, вопросъ этотъ естественно долженъ интересовать и Россію, и нѣкоторые органы нашей печати посвятили ему уже нѣсколько статей («С.-Петербургскія Вѣдомости», «Туркест. Вѣдомости» и др.).
Не раздѣляя восточныхъ увлеченій кн. Ухтомскаго, и полагая, что у насъ и на западѣ дѣла не мало, мы, тѣмъ не менѣе, не считаемъ возможнымъ умолчать о томъ движеніи въ пользу кафировъ, которымъ объята въ данную минуту извѣстная часть англійскаго общества, — движеніи, изъ котораго нарождается вопросъ объ участи страны, почти непосредственно сосѣдней съ нами, а въ этой участи, какъ будетъ видно дальше, Россія не можетъ быть индифферентна по мотивамъ довольно серьезнымъ.
Между Афганистаномъ и Читралемъ, а слѣдовательно, непосредственно за Гиндукушемъ, менѣе чѣмъ въ 150 верстахъ отъ новой границы, сферы нашего вліянія, сжатъ въ горахъ Кафиристанъ, населенный 300.000 кафировъ,, и не-мусульманъ, и не-буддистовъ. Судя по типамъ, формамъ домашней утвари и нѣкоторымъ существеннымъ слѣдамъ культуры греческой, кафиры безспорно принадлежатъ къ арійцамъ, и предположеніе, что кафиры — именно потомки греческой колоніи, оставленной на Гиндукушѣ Александромъ Великимъ, имѣетъ вѣроятіе, хотя и представляетъ вопросъ, не рѣшенный еще учеными, такъ какъ историкъ похода Александра Великаго говоритъ, что завоеватель нашелъ уже у подножія Гиндукуша греческую колонію.
Такъ или иначе, эти сосѣди наши въ Азіи, какъ и абиссинцы въ Африкѣ, долгія столѣтія отстаиваютъ свою хотя бы и несовершенную религію отъ мусульманъ, и свою независимость — отъ окружающихъ ихъ горную страну, чуждыхъ имъ и по вѣрѣ и по характеру, народовъ, среди которыхъ, въ послѣднее время, особеннымъ прозелитизмомъ отличаются афганцы.
Кафиристанъ — эта азіатская Черногорія — давно уже вызываетъ симпатіи ученыхъ и христіанскихъ обществъ Англіи и протесты ихъ противъ афганцевъ, грабящихъ страну и населяющихъ гаремы свои мальчиками и дѣвушками Кафиристана.
Въ 1874 году «Анти-невольническое общество» подало меморію лорду Сольсбери, прося принять участіе въ судьбѣ бѣлыхъ, и получило отъ нынѣшняго премьера надлежащія обѣщанія, и извѣстія объ афганскихъ насиліяхъ прекратились.
Въ ноябрѣ 1895 года, въ индійской печати стали упорно появляться слухи о рѣшеніи эмира афганскаго покончитъ съ Кафиристаномъ, что дало поводъ извѣстному оріенталисту Лейтнеру, на страницахъ «Quarterly Review», напомнить Англіи о томъ, что кафиры имѣютъ право не только на симпатіи, но и на поддержку Британіи, которая въ этомъ ихъ постоянно убѣждала.
Статья ученаго въ серьезномъ и мало популярномъ журналѣ не произвела должнаго впечатлѣнія, но индійская печать настолько упорно заговорила о скоромъ порабощеніи кафировъ афганцами, что правительство сочло себя вынужденнымъ подать и свой голосъ, и во второй половинѣ декабря министерскій органъ «Standard» (19-го дек.) заявилъ, что дѣйствительно «эмиръ, въ качествѣ благочестиваго мусульманина», надѣется обратить въ исламъ страну «невѣрныхъ» и что, рано или поздно, интересная страна эта несомнѣнно перестанетъ быть независимою. Судя по словамъ сэра Дж. Робертсона, кафиры храбры до отчаянія, но… сильно предупреждены противъ огнестрѣльнаго оружія, и неспособны будутъ оказать серьезнаго сопротивленія афганцамъ. До сихъ поръ эмиръ сдерживался, безъ сомнѣнія, вслѣдствіе нежеланія охладить свои отношенія къ Англіи; но когда сэръ Мортимеръ Дьюрандъ въ 1893 году посѣтилъ Кабулъ, для взаимнаго съ эмиромъ обсужденія пограничныхъ дѣлъ, то было, между прочимъ, рѣшено, что Кафиристанъ не входитъ въ сферу британскаго вліянія, и что если афганцы пожелаютъ завладѣть этой страной, то индійское правительство этому не станетъ препятствовать[2]. Поэтому было бы ошибкой считать, что индійское правительство только теперь узнало о планахъ Абдурахманъ-хана. Старая теорія говоритъ, что кафиры представляютъ остатки греческой колоніи, основанной въ средней Азіи Александромъ Великимъ, извѣстнымъ въ восточныхъ легендахъ подъ именемъ Зулькарнайна, или Александра Двурогаго; но британскій агентъ, единственный европеецъ, посѣтившій Кафиристанъ, убѣжденъ, что предположеніе это не имѣетъ никакихъ основаній, и что если греческое вліяніе и можетъ быть наблюдаемо въ формахъ домашней утвари и въ религіозныхъ обычаяхъ, то причину этого слѣдуетъ видѣть въ сношеніяхъ кафировъ съ бактрійцами, — въ сношеніяхъ, происходившихъ ранѣе, чѣмъ кафиры заняли долину, въ которой они живутъ въ настоящее время.
Восточные писатели, какъ Баберъ (монголъ) и Мирза-Хайдаръ, придаютъ очень широкое понятіе термину «Кафиристанъ»; ихъ примѣру слѣдовали позднѣйшіе авторы, и, такимъ образомъ, кафирамъ приданы были качества и черты, принадлежащія племенамъ, населяющимъ верховья Оксуса[3]. Къ завоеванію эмиромъ Кафиристана имѣются препятствія лишь природныя, и такъ какъ скалистыя горныя цѣпи, раздѣляющія долины, проходимы лишь весною, то немедленнаго движенія афганцевъ въ этомъ направленіи ожидать нельзя. Въ то же время вовсе не преждевременно выразить сожалѣніе о могущихъ возникнуть враждебныхъ дѣйствіяхъ между афганцами и кафирами: ихъ насильственное обращеніе въ исламъ не можетъ быть исполнено безъ причиненія неповинному народу страшныхъ страданій, и косвенно въ этихъ страданіяхъ отвѣтственна будетъ Англія, ибо деньги на эту экспедицію и оружіе будутъ исходить отъ насъ, составляя часть платимой нами субсидіи эмиру. Индійское правительство въ правѣ дать афганцамъ понять, что Англія не будетъ довольна, если относительно кафировъ они употребятъ тѣ же мѣры, какія были употребляемы ими для подчиненія хазарасовъ и гильзаевъ и для усмиренія узбековъ, присоединившихся къ возстанію Исхакъ-хана".
Словомъ, министерскій органъ подтвердилъ распространенные въ Индіи слухи, и правительство умыло руки въ будущихъ жертвахъ афганцевъ, опираясь лишь на мнѣніе доктора-дипломата о томъ, что кафиры — не потомки грековъ…
Въ дополненіе къ этому полуоффиціальному сообщенію «Times» присовокупилъ, что «многія обстоятельства и размышленія привели насъ къ перемѣнѣ политики, и мы не можемъ охранять независимость Кафиристана, не оскорбляя нашего союзника эмира. Кафиристанъ, безспорно, составляетъ часть Афганистана, и вмѣшательство въ его попытку завоевать часть его владѣній можетъ быть разсматриваемо какъ вмѣшательство въ его внутреннія дѣла».
Далѣе «Times» подробнѣйшимъ образомъ описываетъ сдѣланныя эмиромъ приготовленія военныя, дислокацію войскъ афганскихъ, и заканчиваетъ статью такъ: «Плохо вооруженные кафиры представляютъ слабую защиту. Борьба будетъ настолько неравна, что лучше всего, что могутъ сдѣлать кафиры, это немедля подчиниться афганцамъ, какъ только войска ихъ вступятъ въ горы Кафиристана». Черезъ три дня «Times» сообщилъ о послѣднемъ сраженіи въ долинѣ Виронъ, въ которомъ убито было до 180 кафировъ, и о томъ, что большая часть Кафиристана уже находится въ рукахъ афганскихъ; эмиръ рѣшилъ не ждать весны, и избіеніе бѣлыхъ, съ соизволенія британскаго правительства, началось.
Тѣмъ не менѣе холода и снѣга остановили до весны военныя дѣйствія афганцевъ, а пользуясь этимъ временемъ, въ Лондонѣ открыли кампанію въ защиту кафировъ, — а слѣдовательно противъ афганцевъ и правительства, — члены «Exeter Hall’а»[4]
Но прежде чѣмъ говорить о томъ, въ какомъ положеніи находится въ настоящую минуту вопросъ о Кафиристанѣ, или точнѣе движеніе въ пользу кафировъ, искренности котораго не хотятъ, между прочимъ, вѣрить дипломаты «С.-Петербургскихъ Вѣдомостей», но которое само по себѣ интересно и для насъ далеко не безразлично, мы скажемъ нѣсколько словъ о томъ, что такое Кафиристанъ и кто такіе — кафиры.
До девятидесятыхъ годовъ Кафиристанъ оставался страною совершенно неизслѣдованною, а отчасти остается такою и теперь, хотя описаній Кафиристана имѣется не мало; большею частью это компиляціи, составленныя по даннымъ различныхъ восточныхъ путешественниковъ, посѣтившихъ Кафиристанъ, или, по крайней мѣрѣ, утверждающихъ это. Благодаря компиляціямъ этимъ, обществу извѣстны живописныя горы и долины Кафиристана и независимое племя, ихъ населяющее, а извѣстный писатель Ридіаръ Киплингъ избралъ Кафиристанъ даже мѣстомъ дѣйствія одного изъ своихъ талантливыхъ разсказовъ, гдѣ, конечно, главную роль играетъ воображеніе[5].
Въ 1892 году, Кафиристанъ посѣтилъ одинъ изъ англійскихъ докторовъ-дипломатовъ, сэръ Джоржъ Робертсонъ (нынѣ британскій дипломатическій агентъ въ Читралѣ); онъ пробылъ въ Кафиристанѣ болѣе года и потому является почти единственнымъ европейцемъ, изслѣдовавшимъ этотъ таинственный край. Вслѣдствіе этого описаніе Кафиристана докторомъ Робертсономъ должно, казалось бы, заслуживать безусловное довѣріе, исключая тѣхъ его мнѣній и выводовъ, въ которыхъ слишкомъ прозрачна тенденція, и которые нынѣ успѣшно оспариваются, какъ мы это увидимъ дальше, людьми науки.
«Кафиристанъ» значитъ — «страна невѣрныхъ», какъ Индустанъ и Афганистанъ обозначаютъ страны индусовъ и афганцевъ.
Въ началѣ названіе это прилагалось странѣ, какъ упрекъ, окружающими ее кольцомъ магометанскими народами, а затѣмъ у людей науки получило такія права гражданства, что оспаривать его было бы неблагоразумно, хотя и имѣются названія научно болѣе точныя. Тѣмъ болѣе слѣдуетъ оставить названіе это, что народъ, населяющій страну эту, признаетъ себя кафирами и гордится званіемъ «невѣрныхъ». По увѣренію доктора Робертсона, ни одинъ кафиръ не въ состояніи произнести слово «кафиръ».
Такимъ образомъ, Кафиристанъ слѣдуетъ признать географическимъ названіемъ, употребляемымъ для обозначенія страны, изображаемой на нашихъ картахъ бѣлымъ пространствомъ, граничащимъ съ востока Читрадемъ и долиною Кунаръ, съ юго-востока — той же долиною, съ запада — Афганистаномъ и съ сѣвера — Бадахшаномъ и Гиндукушемъ. Политически же Кафиристанъ граничитъ на востокѣ съ Читралемъ и спорной территоріей долины Кунаръ, а со всѣхъ остальныхъ сторонъ — владѣніями эмира афганскаго.
Вотъ въ эти-то предѣлы и проникъ въ 1892 году д-ръ Робертсонъ. Выше мы сказали, что онъ былъ почти единственнымъ европейцемъ, посѣтившимъ страну кафировъ; выраженіе это употребили мы не потому, что даемъ вѣру разсказамъ шовинистовъ о посѣщеніи, будто бы, Кафиристана, не такъ давно, русскимъ офицеромъ, довольно извѣстнымъ путешественникомъ-изслѣдователемъ, обвиняемымъ также и въ посѣщеніи Читраля, — а потому, что въ сентябрѣ 1885 года изъ Читраля въ верхнюю часть долины Башголь проникла миссія Локарта,. хотя и пробыла въ Кафиристанѣ лишь нѣсколько дней; отважный же Макнеръ лишь принялъ за принадлежащія кафирамъ, на самомъ же дѣлѣ входящія въ предѣлы Читраля, селенія калашей.
Калаши — племя идолопоклонниковъ и они давно состоятъ рабами Метара[6] читральскаго и ни въ какомъ случаѣ ихъ не слѣдуетъ смѣшивать съ независимыми горцами Кафиристана, отличающимися отъ первыхъ — языкомъ, обычаями, костюмомъ, а въ особенности характерно своими физическими и умственными способностями. Результаты путешествія своего докторъ-дипломатъ напечаталъ, но… не опубликовалъ. «Report» его, отпечатанный въ «Government printing» въ Калькуттѣ, предназначается въ назиданіе правительству лишь, ибо, по замѣчанію «Standard’а», «нельзя кричать съ крышъ всему міру, а русскимъ въ особенности, то, что извѣстно о стратегическомъ положеніи на сѣверо-западной границѣ Индіи». Тѣмъ не менѣе, «Report» Робертсона широко цитируется (въ извѣстныхъ предѣлахъ, однако) прессою, и рядъ цитатъ этихъ вмѣстѣ съ сообщеніемъ его, сдѣланнымъ королевскому географическому обществу, 25-го іюня 1894 года, представляетъ достаточный матеріалъ для составленія болѣе или менѣе точнаго понятія о Кафиристанѣ, въ особенности при сопоставленіи матеріала этого съ имѣющимся отчетомъ миссіи Локарта, работами Хольдиджа, Янгъ-Хесбенда и Бидульфа. Относительно же англійскихъ взглядовъ на политическое значеніе Кафиристана достаточно говоритъ послѣднее изданіе «Blue-Book» о Читралѣ («матеріалъ, который вызоветъ слишкомъ много комментаріевъ», замѣчаетъ тотъ же «Standard»), да они понятны и изъ самаго образа дѣйствій нынѣшняго правительства. Доктору Робертсону не пришлось, однако, изслѣдовать весь Кафиристанъ, а ограничиться лишь частью его; онъ прошелъ долину Башголя и нѣсколько выходящихъ въ нее побочныхъ долинъ, — правда, отъ ихъ верховьевъ до устьевъ, — а изъ Башголя вступилъ въ верхнюю часть долины Мннджанъ (Бадахшанъ).
Кромѣ того, имъ изслѣдованы были долина Кунаръ съ ея побочными — отъ Мирканы до Гейлана; затѣмъ Робертсонъ проникъ въ одну изъ значительнѣйшихъ внутреннихъ долинъ Кафиристана, называемую магометанами Виронъ, а кафирами — Презунъ. Эта долина имѣетъ священное для кафировъ значеніе и безспорно составляетъ интереснѣйшій уголокъ страны. Если д-ръ Робертсонъ "посѣтилъ не весь Кафиристанъ, то зато, потративъ на изученіе его ограниченной части болѣе года, — изучилъ ее болѣе или менѣе основательно. Дальнѣйшее изслѣдованіе было немыслимо, — вражда мелкихъ племенъ въ особенности представляла затрудненія, и вопросъ заключался не въ томъ, чтобы продолжать изученіе края, а въ личной свободѣ; одно изъ племенъ задержало Робертсона и хотѣло имѣть его въ плѣну до тѣхъ поръ, пока индійское правительство не выкупитъ его цѣною многихъ тысячъ рупій и ружей.
Племя камовъ, съ своей стороны, вѣжливо, но рѣшительно, предложило Робертсону оставить Кафиристанъ и не пропустило путешественника въ долину Башголь, къ племени лютдовъ, которые приглашали Робертсона къ себѣ вторично, съ цѣлью провести его въ долину Биронъ, въ презунамъ.
Къ несчастью, въ это время лютды совершили набѣгъ въ долину Биронъ и на другую территорію, которую Робертсонъ собирался посѣтить, что весьма осложнило обстоятельства, и когда Робертсону удалось проникнуть въ Башголь окружными путями, къ его великому огорченію онъ нашелъ любезность къ нему лютдовъ весьма охладѣвшею… Находясь подъ сильнымъ вліяніемъ читралійцевъ, лютды также предложили Робертсону оставить страну, и ему пришлось вернуться къ камамъ, съ частью которыхъ онъ нашелъ средство помириться и даже до такой степени, что когда прибылъ въ Камъ-Дашъ, то засталъ племя, готовое взяться за оружіе другъ противъ друга въ защиту его, Робертсона. Кровь не была пролита, и Робертсону съ помощью камовъ удалось все-таки проникнуть во внутреннюю долину, — предметъ его желаній, — но удалось съ большими затрудненіями.
Зскортъ, данный Робертсону, состоялъ именно изъ его противниковъ; это было sine qua non его путешествія, и тѣлохранители шантажировали доктора-дипломата и не разъ дѣлали видъ, что бросаютъ его въ самые критическіе моменты. Въ концѣ концовъ Робертсону пришлось бѣгствомъ спасаться отъ своего эскорта.
При такихъ обстоятельствахъ, изученіе страны и составленіе замѣтокъ если не невозможно, то весьма затруднительно; но д-ръ Робертсонъ въ «Report'ѣ» своемъ говоритъ, что къ враждебнымъ дѣйствіямъ кафировъ и прочимъ затрудненіямъ въ путешествіи онъ настолько привыкъ, что смотрѣлъ на все это какъ на мелкія заботы цивилизованной жизни, и друзья кафиры, такимъ образомъ, разрушали лишь «монотонность» путешествія и заставляли умъ доктора быть болѣе дѣятельнымъ.
«Если отъ наблюденія моего скрылось что-либо существенное, то это, слѣдовательно, моя вина, а не друзей-кафировъ», — прибавляетъ почтенный дипломатъ и увѣряетъ, что въ Кафиристанѣ имъ оставлено много искреннихъ друзей, къ которымъ бы онъ охотно вернулся {}.
Несмотря на неоднократныя волненія и столкновенія, Робертсонъ не сражался съ кафирами, — они сами дрались изъ-за него между собою; правда, раненыхъ было не мало, но убитыхъ не было;
Что имъ и было исполнено въ 1895 году, но уже съ англійскимъ эскортомъ, самые безпокойные противники Робертсона заявляли, что ровно ничего противъ доктора не имѣютъ, ибо онъ никого изъ нихъ не убилъ и не ранилъ даже; причиной же междуусобицъ были подарки Робертсона нѣкоторымъ кафирамъ, такъ какъ, по исключительнымъ ихъ понятіямъ о независимости, всѣ милости Робертсона должны были дѣлиться поровну между всѣми.
Д-ръ Робертсонъ увѣряетъ, что нѣтъ ничего легче, какъ управлять этими горячими, бѣшеными подъ часъ, горцами, — и приводитъ примѣры, какъ онъ хладнокровіемъ своимъ укрощалъ блѣдныя отъ бѣшенства толпы кафировъ; бывали критическіе моменты, но кризисъ всегда миновалъ, благодаря лишь тому, что Робертсонъ умѣлъ владѣть собою.
«Нѣтъ ничего любопытнѣе факта, что дѣйствительный кризисъ совершенно успокоиваетъ гнѣвъ англо-саксонца и просвѣтляетъ разумъ его», — съ истинной скромностью присовокупляетъ докторъ-дипломатъ.
За все пребываніе Робертсона въ Кафиристанѣ у него не было ничего украдено; у него не разъ конфисковано было оружіе, но каждый разъ возвращалось безъ изъяна.
«Принимая во вниманіе, что кафиры — наслѣдственные разбойники и убійцы, не надо удивляться, что я вполнѣ расположенъ къ нимъ за ихъ доброе со мною обращеніе» — нѣсколько противорѣчитъ себѣ самому д-ръ Робертсонъ, какъ и вездѣ, гдѣ даетъ характеристику кафировъ, желая представить ихъ недостойными британскаго вниманія…
Таковы были условія, при которыхъ Робертсономъ совершено было знакомство съ краемъ.
Кафиристанъ состоитъ изъ серіи главныхъ, неправильной формы, долинъ — глубокихъ, узкихъ и излучистыхъ, и массы побочныхъ, еще болѣе глубокихъ и узкихъ, по которымъ бѣшено стремятся горные потоки.
Вершины водораздѣловъ достигаютъ значительной высоты и очень скалисты, вслѣдствіе чего въ зимнее время Кафиристанъ представляетъ значительное количество мелкихъ областей, не имѣющихъ между собою никакого сообщенія. Такъ, напримѣръ, пока горы находятся подъ снѣгомъ, единственнымъ способомъ проникнуть въ верхнюю часть долины Башголь является путь изъ долины Кунаръ, черезъ территорію камовъ и затѣмъ по владѣніямъ племени мадугановъ. Предположимъ, что одно изъ этихъ племенъ находится въ войнѣ съ кафирами (кафиры, населяющіе долину Башголь) — послѣдніе остаются отрѣзанными отъ всего міра и плѣнниками въ своей долинѣ до начала таянія снѣговъ.
Жители долины Виронъ, или Презунъ, такимъ же образомъ остаются изолированными отъ окружающихъ племенъ, ибо единственный входъ въ долину, когда закрыты горные проходы, представляетъ рѣка, впадающая въ Кунаръ при Чегаръ-Сере, по которой нужно подниматься, что немыслимо, ибо это — горный потовъ.
Всѣ проходы, ведущіе изъ Бадахшана въ Кафиристанъ, имѣютъ болѣе 15.000 футовъ высоты; Робертсономъ изслѣдованы только два такіе прохода, оказавшіеся значительно выше 15 тысячъ футовъ; а кафиры увѣряли его, что остальные еще выше. Со стороны Читраля горныя дороги, хотя и не пролегаютъ по такимъ высотамъ, тѣмъ не менѣе, зимою, благодаря обилію снѣга, совершенно непроходимы. Между селеніями Утзумъ (калашей) въ Читралѣ и селеніемъ кафировъ — Гурдешъ, расположенъ наиболѣе удобный горный проходъ въ 8.000 футовъ высоты лишь, но и онъ въ теченіе 2—3 зимнихъ мѣсяцевъ непроходимъ.
По словамъ д-ра Робертсона, горные пейзажи Кафиристана живописны и разнообразны, но на описаніи ихъ мы не будемъ останавливаться.
Нижнія части горъ и вообще горы невысокія изобилуютъ фруктовыми деревьями (гранатовыми, преимущественно) и виноградниками, каштановыми и др. тѣнистыми деревьями и рослымъ вѣчно-зеленымъ дубомъ. Склоны горъ, выше 5 и до 8 тысячъ футовъ высоты, покрыты почти сплошь густыми лѣсами сосенъ и кедровъ; выше 8 тысячъ футовъ сосна и кедръ исчезаютъ, горы скалисты, и на нихъ попадаются лишь одиночныя ивы и березы, можевельникъ и ревень. Выше 13.000 футовъ горы совершенно безплодны.
Спускаясь по извилистымъ долинамъ и питаясь овражными ручьями и рѣчками, горныя рѣки, по мѣрѣ спуска, быстро увеличиваются и наконецъ обращаются въ грозные, пѣнящіеся потоки, сворачивающіе на пути своемъ колоссальные камни съ оглушительнымъ шумомъ… Водопады очень часты… Всѣ рѣки Кафиристана впадаютъ въ Кабулъ, или непосредственно, или сначала въ Кунаръ, при селеніяхъ: Арундо, Палазгаръ и Чагаръ-Серай.
По предположенію д-ра Робертсона, не имѣвшаго возможности посѣтить западную часть Кафиристана, значительные потоки — Рамгулы и Куламъ — соединяются между собою въ Лугманъ (верхняя часть р. Какулъ). Воды восточной долины Кти, соединившись съ водами долины Презунъ (Виронъ), впадаютъ въ рѣку Ней, текущую въ Кунаръ и впадающую въ нее при селеніи Чагаръ-Серай. Воды долины Ашеднъ, по всей вѣроятности, ранѣе впаденія въ Кунаръ, соединяются съ потоками Кти и Презуна. Рѣка Башголь съ ея богатыми и многочисленными притоками, изъ коихъ главные суть — Скориголь, Начинголь и Питиголь, — впадаетъ въ Кунаръ, нѣсколько выше селенія Арундо (Гобаръ), какъ разъ противъ культивированныхъ полей Читраля (южной его части).
За исключеніемъ верхней части долины Башголь (выше Шабу) и долины Презунъ, всѣ дороги Кафиристана, если онѣ могутъ быть такъ названы, вслѣдствіе крутизны и узкости долинъ, слѣдуютъ берегами рѣки и потоковъ, и хотя весьма разнообразны, но обладаютъ однимъ общимъ качествомъ — непроходимостью. Если онѣ нѣсколько лучше въ Презунѣ и въ верхней части Башголя, зато въ нижней части послѣдняго и въ долинѣ Донгаль въ особенности затруднительны.
Весь путь путешественнику приходится карабкаться со скалы на скалу; дѣлать рискованные прыжки и пробираться по деревяннымъ мосткамъ, переброшеннымъ черезъ глубокія пропасти, или по ихъ отвѣсамъ… Мосты черезъ потоки и рѣки выстроены замѣчательно искусно, но расположены очень высоко надъ водою и по срединѣ своей никогда не бываютъ шире полутора фута, съ парапетомъ въ 3—6 дюймовъ, такъ что такого рода постройка напоминаетъ скорѣе ирригаціонное сооруженіе, чѣмъ мостъ.
Часто роль моста играетъ переломившееся и упавшее черезъ потокъ дерево, или просто двѣ жерди, черезъ потокъ переброшенныя. Стать обычная въ Гильгитѣ и вообще въ Читралѣ, переправа по канату, въ Кафиристанѣ не практикуется вовсе. Броды очень часты и хотя неглубоки, но опасны, благодаря стремительности потоковъ, въ особенности въ періодъ таянія снѣговъ.
Легко проходимыхъ горныхъ переваловъ нѣтъ совсѣмъ, и при совершеніи перехода приходится принимать во вниманіе не только высоту перевала, но количество выпавшаго снѣга, время года и часъ дня, въ который перевалъ производится.
Прежде чѣмъ говорить о мнѣніи д-ра Робертсона, относительно происхожденія кафировъ, мы позволимъ себѣ привести цитаты по этому вопросу изъ «The Origin of the Kafir of the Hindu-Kush», T. H. Holdich. T. Хольдиджъ говоритъ, что среди многочисленныхъ и разнообразныхъ гипотезъ о происхожденіи этого интереснаго народа, наиболѣе вѣроятная и послѣдняя состоитъ въ томъ, что кафиры — современные представители весьма смѣшанной*расы, главнымъ образомъ происхожденія таджикскаго, занимавшей нѣкоторое время плато Бадахшана, и которая постепенно была отодвинута въ занимаемую кафирами нынѣ горную область тѣми племенами, которыя и теперь ихъ окружаютъ, т.-е. Сафи, Нимша, Диганъ и др.
Весьма возможно, что эти племена сами того же происхожденія, что и кафиры, но, вслѣдствіе постояннаго общенія съ народами, ихъ окружающими, они давно потеряли тѣ физическія качества, которыя отличаютъ кафировъ, и сдѣлались до такой степени фанатическими послѣдователями Магомета, что между ними и кафирами, населяющими закрытыя долины южнаго склона Гиндукуша, существуетъ вражда смертельная.
По мнѣнію Хольдиджа, начатый афганцами прозелитизмъ съ помощью штыковъ и орудій Максима — окончится полнымъ уничтоженіемъ невѣрныхъ.
Религіозныя формы кафировъ до того смѣшаны, что въ нихъ видны слѣды и вѣрованій Зороастра, и браманизмъ, и чистѣйшій паганизмъ, изъ чего можно предположить, что кафиры или располагаютъ оригинальной формой религіи старѣйшей, вдохновившей принципы формами болѣе современными, — или же религію Брамы кафиры пріобщили къ своимъ древнимъ миѳологическимъ вѣрованіямъ.
Кафиры не имѣютъ письменъ, ключъ которыхъ могъ бы дать намъ объясненіе ихъ происхожденія; изученіе же разговорнаго ихъ языка не можетъ намъ объяснить ничего, такъ какъ многочисленныя племена кафировъ говорятъ на разныхъ нарѣчіяхъ и зачастую не понимаютъ другъ друга.
Впрочемъ, не надо забывать, что Кафиристанъ далеко не весь изслѣдованъ, и если извѣстны его окраины, то внутреннія долины остаются terra incognita.
Лучше всего мы знакомы съ племенемъ камдешъ (по Робертсону, камы; Камдешъ же — селеніе ихъ), населяющимъ нижнюю часть долины р. Башголь, большого притока р. Кунаръ. Относительно камовъ, ихъ греческое или пелазгическое происхожденіе подтверждается весьма наглядно.
По этому поводу производятся нынѣ дѣятельныя научныя изысканія, и есть надежда, что этнографическая загадка эта будетъ скоро разрѣшена.
По внѣшности, камы безспорно имѣютъ рѣзво выраженный арійскій типъ, — низкій лобъ ихъ и орлиный носъ не имѣютъ въ себѣ ровно никакихъ монгольскихъ или татарскихъ чертъ, и вообще линіи лица у нихъ очень чисты; глаза кафировъ, изрѣдка темные, большею частью свѣтло-сѣраго цвѣта, цвѣтъ же лица ничѣмъ не отличается отъ такого же — южно-европейскихъ народовъ.
Въ общемъ, фигуры камдешей-кафировъ легки и указываютъ на ихъ* замѣчательную силу и подвижность; оконечности же могутъ служить моделями для этюдовъ скульптора. Въ быстротѣ и ловкости ихъ движеній въ горахъ — кафиры не имѣютъ соперниковъ среди народовъ Гималал.
Въ настоящее время Кафиристанъ ограничивается на востокѣ долиною Кунаръ, но есть основанія полагать, что въ отдаленную эпоху кафиры занимали плодоносныя долины Бажура, Свата и Дира, входившія въ составъ буддистской имперіи, до появленія на сцену Юзафзея…
Знакомый съ исторіей похода Александра Македонскаго на Индію, вспомнитъ, что главный интересъ исторіи сосредоточивается именно на сѣверо-западной границѣ Индіи, и область эта, среди прочихъ областей Индіи, была древнимъ писателямъ лучше знакома, чѣмъ современнымъ… Всѣмъ извѣстная дорога изъ средней Азіи въ Индію шла черезъ равнину Кабула, по долинѣ р. Кабулъ въ Лагманъ, или Ламганъ, а оттуда черезъ Даштъи-Гомбазъ въ нижній Кунаръ. Изъ долины Кунара дорога эта, даже въ эпоху нашествія Бабера (начало XVI ст.), пересѣкала хребетъ при входѣ въ Бажуръ, оттуда шла въ долины Панджкора и Свата, затѣмъ въ Индію черезъ тѣ самые проходы, черезъ которые англичане, 400 лѣтъ почти спустя, вошли въ область Свата (Читральскій походъ 189 5 года). Извѣстная намъ дорога, «великій путь въ Индію», изслѣдована была въ древности до того основательно, что географическое описаніе долинъ Кофинеса (нынѣ Кабулъ) и Коаснеса (нынѣ Кунаръ) у древнихъ авторовъ точнѣе и детальнѣе современныхъ гидрографическихъ работъ Индіи.
Въ этой-то области Индіи, на правомъ берегу Панджкора (въ древности Гура), почти противъ сліянія его съ рѣкою Сватъ (Суастосъ), высится гора, контуры которой отчетливо видны изъ Пешавера. Гора эта нынѣ называется Ко-и-Мэръ, а селеніе, разбросанное на ея южномъ склонѣ — Нусаръ или Нузаръ. Склоны горы покрыты такими же лѣсами, какъ и горы Кафиристана, а внизу горы раскинулись джонгли и ростетъ дикій виноградъ и плющъ. Когда Александръ Македонскій, по словамъ историка похода, Аріапа, приблизился къ г., построенному, какъ говоритъ Аріанъ, Діонизосомъ, или Бахусомъ, во время завоеванія имъ Индіи, и расположенному, судя по точному описанію, тамъ, гдѣ нынѣ стоитъ селеніе Нузаръ, къ царю изъ города вышла депутація, имѣвшая во главѣ Акульфиста, со слѣдующей петиціей: «Низанцы молятъ царя во имя того, что и онъ чтитъ бога Діонизоса, — оставить городъ ихъ въ покоѣ и мирѣ, ибо основанъ онъ Бахусомъ для воиновъ, вслѣдствіе старости или ранъ, сдѣлавшихся неспособными къ войнѣ. Бахусъ назвалъ городъ этотъ Низа, въ честь кормилицы своей. Гору же, у подножія которой нашъ городъ стоитъ, онъ назвалъ Меросъ (бедро), въ память рожденія своего отъ Юпитера. Какъ доказательство того, что нашъ городъ Бахусомъ основанъ, ты, царь, видишь цвѣтущимъ на землѣ нашей плющъ, котораго нигдѣ кругомъ въ странѣ не найдешь»[7].
Былъ ли этотъ Діонизосъ выходцемъ изъ Ѳивъ, или изъ Лидіи — Аріанъ не упоминаетъ.
Александръ Македонскій удовлетворилъ просьбу низанцевъ и, по словамъ историка, въ честь Бахуса устроилъ воинамъ рядъ празднествъ — оргій — у подножія горы.
Низанцы, по мнѣнію де-Сенъ-Мартэна, происхожденія мидянскаго, или персидскаго, но Аріанъ называетъ ихъ потомками тѣхъ, которые пришли въ Индію съ Діонизосомъ (т.-е. грековъ), и указываетъ на ясное различіе низанцевъ отъ окружающихъ племенъ.
Птоломей почтя не упоминаетъ о низанцахъ, зато объ ихъ происхожденіи говоритъ Мегасъ-Теносъ, работы котораго, собранныя Шванбекомъ (д-ръ), перевелъ Макъ-Криндель.
У Мегасъ-Теноса мы видимъ, что Діонизосъ былъ завоеватель, принесшій много блага Индіи, — онъ научилъ индусовъ воздѣлывать поля и культивировать виноградъ; имъ, между прочимъ, на горѣ Меросъ (близъ г. Нцза) учреждена была первая санитарная станція, на время лѣтнихъ жаровъ, для больныхъ и слабыхъ воиновъ.
Благодаря великимъ и добрымъ дѣламъ его, — потомки обоготворили Діонизоса. О горѣ Меросъ и г. Низа, объ ихъ виноградникахъ и плющѣ упоминаетъ и Страбонъ. Ноліеносъ, описывая похода Діонизоса на Индію, говоритъ, что онъ приказывалъ воинамъ своимъ маскировать оружіе плющомъ, а побѣжденныхъ угощалъ виномъ… Всѣ эти легенды говорятъ объ одномъ, — о завоеваніи Индіи, въ незапамятныя времена, западною расою, скорѣе всего греческаго происхожденія, до нашествія на Индію мидянъ и персовъ, т.-е. значительно ранѣе VI столѣтія до P. X.
Низанцы, городъ которыхъ пощадилъ Александръ Македонскій, были потомками этихъ завоевателей, которые остались здѣсь у горы Меросъ, не желая спускаться далѣе — въ болѣе жаркія страны, — вотъ почему они встрѣтили Великаго Александра, какъ человѣка и царя ихъ расы и вѣры.
Шли столѣтія, и долины Свата и Дира сдѣлались главнымъ очагомъ буддизма, а сохранившіяся, найденныя въ монастыряхъ буддистскихъ, реликвіи — статуи и др. изваянія — носятъ на себѣ несомнѣнные слѣды греческаго и римскаго вліянія. Признать реликвіи эти за буддистскія нельзя, однако, — ибо знаки надписей безспорно греческіе — архаическаго типа, а камни съ ними находятся въ долинѣ Кунаръ, куда буддизмъ не проникалъ.
Такой авторитетъ, какъ Сенаръ, находитъ, что надписи эти сдѣланы, во время нашествія на Индію, скиѳами, или монголами, но въ то же время передаетъ, что въ Луврѣ хранится изваяніе съ надписями тождественнаго характера, т.-е архаическаго греческаго типа, причемъ изваяніе изображаетъ процессію Бахуса; — если это такъ, то мы находимся передъ забытыми низанцами ихъ письменами.
Ф. Хольдиджу пришлось познакомиться съ нѣсколькими кафирами въ долинѣ Бунаръ, видѣть ихъ религіозную пляску и слышать ихъ военный гимнѣ Бэгу-Гишу… Этотъ гимнѣ, въ переводѣ приводимый авторомъ — по истинѣ гимнѣ Бахусу… Въ немъ упоминается г. Низа, гора Меросъ и другія собственныя имена, встрѣчающіяся въ исторіи Аріана, гдѣ онъ говоритъ о низанцахъ.
Кафиристанъ изобилуетъ виноградомъ и плющомъ; виномъ своимъ онъ славится издревле, — лѣтописецъ ХУ1 столѣтія говоритъ, что основавшій въ Дэли могущественную династію авантюристъ Баберъ, проходя Кафиристаномъ, хорошо познакомился съ его виномъ и устраивалъ настоящія оргіи въ долинѣ Яндола, нынѣ ставшей извѣстной, благодаря другому авантюристу УмраХану (овладѣвшему въ началѣ 1895 года престоломъ читральскимъ).
Въ заключеніе, Ф. Хольдиджъ приходитъ къ убѣжденію, что кафиры несомнѣнно представляютъ потомковъ древнихъ низанцевъ, — древнихъ настолько, что уже историкъ Александра говоритъ объ ихъ происхожденіи, какъ о миѳѣ.
Д-ръ Робертсонъ мнѣнія совершенно противоположнаго: кафиры, — говоритъ онъ, — потомки древняго индійскаго народа, населявшаго восточный Афганистанъ, отказавшіеся въ XI столѣтіи принять исламъ и бѣжавшіе въ непроходимыя горы, гдѣ нашли туземцевъ, которыхъ отчасти уничтожили, отчасти же съ ними ассимилировались. Остатки этихъ горныхъ аборигеновъ д-ръ Робертсонъ видитъ въ племенахъ презуновъ, джазисъ и арамсъ, которыхъ, однако, именуетъ кафирами же. Британскому агенту удалось познакомиться съ представителями всѣхъ племенъ кафировъ, кромѣ таинственнаго племени ашхуновъ, находящихся въ постоянной враждѣ съ прочими племенами; кафиры такъ же мало знаютъ ашхуновъ, какъ и д-ръ Робертсонъ. Ашхуны населяютъ область между Рамгулемъ и Булумомъ, съ одной стороны, и областью веевъ — съ другой. Отъ кафировъ Рамгула и Кулума ашхуновъ отдѣляетъ горная цѣпь (судя по разспросамъ); рѣка же, орошающая область ихъ, впадаетъ въ рѣку, составляющуюся изъ Презуна и Эти. Большая часть ашхуновъ, какъ и веевъ (нижней части долины Ней) исповѣдываютъ магометанство, чѣмъ и слѣдуетъ объяснить вражду къ нимъ прочихъ племенъ. Помимо многихъ нарѣчій, въ Кафиристанѣ употребляются три различные языка, изъ коихъ самый употребительный языкъ сіа-пошей[8] (Siah-Posh), называемыхъ такъ по ихъ темнымъ одеждамъ. Сіа-Поши не составляютъ отдѣльнаго племени, входя въ составъ разныхъ племенъ, они понимаютъ всѣ другъ, и языкъ ихъ можетъ считаться наиболѣе корректнымъ изъ употребляемыхъ въ Кафиристанѣ.
Оріенталисты Англіи и признаютъ cia-пошей истинными кафирами-аборигенами. Слѣдующіе два языка — презуновъ и веевъ, отличны какъ другъ отъ друга, такъ и отъ языка сіа-пошей. — Кафиры Башголя говорили д-ру Робертсону, что научиться языку веевъ можно только съ дѣтства поселившись среди нихъ; языку же презуновъ совсѣмъ нельзя научиться.
Презуны отличаются рѣзко отъ прочихъ кафировъ не однимъ только языкомъ, почему д-ръ Робертсонъ и хочетъ видѣть въ нихъ только аборигеновъ страны. Онъ присутствовалъ при ихъ жертвоприношеніяхъ и религіозныхъ служеніяхъ, и называя пѣніе жрецовъ музыкальнымъ мяуканьемъ, говоритъ, что при всемъ желаніи онъ не былъ въ состояніи повторить ни одного слова, ни одного звука…
Распредѣляя племена по ихъ языку; д-ръ Робертсонъ, во-первыхъ, отмѣчаетъ сіа-пошей, затѣмъ — веевъ и родственныхъ имъ, вѣроятно, ашхуновъ, и наконецъ — презуновъ. Большая часть кафировъ принадлежитъ, въ этомъ отношеніи, къ сіа-пошамъ, племена которыхъ населяютъ сѣверныя долины Кафиристана, хотя и раздѣленныя между собою долиною Презунъ.
Среди тѣхъ, кого д-ръ Робертсонъ называетъ сіа-пошами, главное племя составляютъ катиры, населяющіе западную долину, граничащую съ Афганистаномъ. Къ этой долинѣ (по разспросамъ) имѣется отъ 20 до 30 селеній катаровъ, которые здѣсь извѣстны болѣе подъ именемъ ракгуль-кафировъ, или габариковъ. Къ востоку отъ Рамгуля расположена долина Куламъ (съ четырьмя селеніями), главная рѣка которой соединяется съ такою же — долины Рамгуль и впадаетъ въ р. Кабулъ, черезъ Лугманъ. Къ востоку отъ долины Куламъ живетъ вѣтвь племени катаровъ — кти (два небольшихъ селенія). Верхняя часть долины Башголя, вплоть до области кафировъ-мадугалей, также населена вѣтвью племени катаровъ, которые въ общемъ болѣе многочисленны, чѣмъ всѣ жители долины прочихъ племенъ. Въ нижней части долины Башголь живетъ довольно значительное племя вамовъ, имѣющее непосредственно на сѣверѣ сосѣдями племя мадугалей, а на западѣ — маленькое племя каштановъ. Вѣтви катаровъ, о которыхъ говоритъ Робертсонъ, составляютъ на самомъ дѣлѣ совершенно отличныя и независимыя общины, но внутренняя ихъ организація та же, что и у всѣхъ племенъ и общинъ. Каждое племя Кафиристана раздѣляется на семейства, или кланы, и индивидуальное значеніе каждаго кафира зависитъ отъ численности того семейства, въ которому онъ принадлежитъ, и того положенія, которое онъ въ кланѣ занимаетъ. Дѣла племени номинально управляются совѣтами старшинъ, называемыхъ джастами, но фактически находятся обыкновенно въ рукахъ 3—5 изъ этихъ джастовъ, отличающихся отъ своихъ товарищей мудростью и, въ особенности, богатствомъ; вообще, въ Кафиристанѣ богатству придается громадное значеніе. Робертсонъ на обстоятельствѣ этомъ особенно останавливается; но, кратко резюмируя, можно сказать, что кафиръ, будь онъ хоть семи пядей во лбу, высокаго значенія въ народѣ не добьется, если онъ не богатъ, или если онъ не ораторъ: краснорѣчіе въ Кафиристанѣ — тотъ же капиталъ.
Чтобы сдѣлаться джастомъ, кафиръ долженъ пройти черезъ длинный рядъ обычаями установленныхъ церемоній, продолжающихся у племени камовъ, напримѣръ, около трехъ лѣтъ, у другихъ — нѣсколько меньше. Кандидатъ долженъ, между прочимъ, въ разныхъ случаяхъ дать одиннадцать банкетовъ всему племени и, кромѣ того, десять пировъ для джастовъ, причемъ пиры и банкеты эти устраиваются при участіи женщины, его жены, или посторонней, но играющей въ дѣлѣ этомъ важную роль. Чаше всего, хозяйкой пировъ, или ассосіаторшей кандидата является именно женщина посторонняя, — жена другого будущаго кандидата въ джасты. Расходы по выборамъ, т.-е. на пиры, такъ велики, что рѣдкій кафиръ можетъ произвести ихъ одновременно и самостоятельно, и вотъ половину ихъ принимаетъ на себя другой кафиръ, впослѣдствіи намѣревающійся пройти черезъ эти же церемоніи, и, помимо слѣдуемой суммы денегъ, даетъ въ помощь первому свою жену; черезъ 2—3 года, когда настаетъ очередь второго кандидата, первый заплатитъ ему тѣмъ же.
Впрочемъ, вся честь достается устроителю пира; компаньонка же его пользуется лишь правомъ присутствовать на нѣкоторыхъ танцахъ, причемъ носитъ особенную, отороченную мѣхомъ, почетную обувь…
Остальныя церемоніи для полученія званія джаста чрезвычайно сложны и утомительны для передачи, но среди нихъ есть весьма оригинальныя: такъ напримѣръ, кандидатъ, въ глухую зиму, въ домѣ своемъ долженъ на земляномъ полу засѣять хлѣбомъ миніатюрное поле и выходить его; церемонія эта тѣмъ болѣе оригинальная, что представляетъ единственный случай, когда сынъ племени камовъ занимается земледѣліемъ. Сдѣлавшись джастомъ, кафиръ, однако, не освобождается отъ этихъ сложныхъ и дорогихъ церемоній: періодически онъ, или сыновья его, должны вновь проходить черезъ ихъ циклъ, дабы поддержать свое вліяніе въ народѣ.
Вообще законы роскоши въ Кафиристанѣ чрезвычайно требовательны: надѣть на праздникъ яркое платье, или блестящій тюрбанъ, можетъ только джастъ, или воинъ, приглашенный на праздникъ знати, причемъ ему даются украшенія, уравнивающія его съ прочими благородными и знатными джастами. Въ извѣстныхъ предѣлахъ, однако, франтовство разрѣшается каждому кафиру, но за это онъ долженъ платить селенію, или племени, налогъ, а каждое новаторство въ костюмѣ обходится очень дорого; такъ напримѣръ, при д-рѣ Робертсонѣ одинъ кафиръ, за право ношенія красныхъ панталонъ, уплатилъ общинѣ шесть коровъ…
«Мы всѣ равны, — говорятъ кафиры, — а кто хочетъ тѣмъ или другимъ выдѣлиться изъ толпы, видя въ этомъ преимущество, долженъ платить за это остальнымъ, которые преимуществомъ этимъ не пользуются»…
Среди джастовъ имѣется особый небольшой кружокъ высшей аристократіи, члены котораго, за особо-многочисленныя пиршества народу, получаютъ почти царскую привилегію — внѣ дома сидѣть на четыреногихъ табуреткахъ. У камовъ этой привилегіей пользуются только пять мужчинъ и одна женщина.
Въ общемъ, правительство въ Кафиристанѣ демократическое, и всѣ вопросы политики внѣшней и внутренней обсуждаются публично депутатами-джастами въ мѣстныхъ парламентахъ каждаго племени, хотя въ обыкновенныхъ случаяхъ все исходитъ отъ нѣсколькихъ сѣдыхъ бородъ, составляющихъ нѣчто въ родѣ министерства внутреннихъ дѣлъ. «Парламентъ кафировъ представляетъ оригинальный спектакль, — говоритъ д-ръ Робертсонъ; — почти всегда царствуетъ здѣсь неумолчный шумъ, сразу говорятъ нерѣдко до двѣнадцати человѣкъ, имѣющихъ каждый свою группу слушателей, которые обыкновенно со вниманіемъ слушаютъ избранника своего; но если вниманіе это исчезаетъ, ораторъ возвращаетъ къ нему слушателей громкими криками: „ай! ай!“ — а нерѣдко и палкой»…
Если вопросъ особенно интересенъ, сразу говоритъ весь парламентъ и никто не слушаетъ, пока не выступитъ на трибуну популярный ораторъ… тогда смолкаютъ всѣ, и ассамблея съ истиннымъ вниманіемъ выслушиваетъ своего лидера, одобряя его криками и стукомъ и страстно выражая восторгъ свой…
Вообще кафиры очень любятъ диспуты, благодаря которымъ и приходятъ къ точному выясненію будущаго образа дѣйствій, но это только въ парламентѣ; когда же они собираются на площадкѣ, гдѣ происходятъ танцы, или гдѣ-нибудь у группы деревьевъ, и начинаютъ страстные споры объ общественныхъ дѣлахъ, никто не возьмется предсказать, къ какому рѣшенію придутъ они.
Для управленія второстепенными внутренними дѣлами въ каждомъ племени существуетъ совѣтъ изъ тринадцати человѣкъ, избираемыхъ ежегодно. Предсѣдателемъ совѣта этого является уръ-джастъ, личность всегда весьма значительная; остальные же не болѣе какъ сателлитами его, избираемыми нерѣдко даже изъ рабовъ. Къ числу обязанностей совѣта этого относится, между прочимъ, урегулированіе отпуска воды на поля и наблюденіе за тѣмъ, чтобы до времени не начинался населеніемъ сборъ винограда и орѣховъ; уръ-джастъ же обязанъ, въ спеціальномъ для этого помѣщеніи, устраивать все необходимое для общественныхъ танцевъ, имѣющихъ религіозно-увеселительный характеръ и совершающихся по средамъ вечеромъ, во время полевыхъ работъ, которыми заняты бываютъ только женщины.
Совѣтъ тринадцати играетъ роль и суда, карающаго провинившихся въ мелкихъ преступленіяхъ имущественными штрафами, поступающими въ пользу судей. Уръ-джастъ при избраніи своемъ, независимо отъ обычнаго, долженъ дать праздникъ всему селенію и отдѣльно его старшинамъ, но вмѣстѣ съ тѣмъ имъ налагается и извѣстная контрибуція на населеніе въ видѣ муки и прочаго провіанта.
Въ общемъ, впрочемъ, должность уръ-джаста столько же почетна, сколько прибыльна; но почетъ въ Кафиристанѣ, какого бы рода онъ ни былъ, даромъ не дается никому: такъ напримѣръ, одержавшій побѣду въ метаніи желѣзнаго шара (диска?) — игра, имѣющая священное значеніе, — не призъ получаетъ, а праздникъ селенію устраиваетъ. Удивлявшемуся поэтому д-ру Робертсону, въ свою очередь, удивленные кафиры отвѣчали: «За что же давать ему вознагражденіе? Богъ Имра наградилъ его силою, которой у другихъ нѣтъ, а за это и въ честь бога онъ праздникъ долженъ дать намъ».
Изъ видѣнныхъ д-ромъ Робертсономъ племенъ кафировъ наименѣе смуглыми онъ считаетъ веевъ, наиболѣе же темнокожими — презуновъ и катировъ. Въ Пшоверѣ, селеніи катировъ, жители цвѣтомъ лица напоминаютъ негровъ, но они этимъ будто бы обязаны дыму отъ дровъ, употребляемыхъ ими въ топливо, и врожденному отвращенію въ омовенію. Вообще, по мнѣнію Робертсона. Кафировъ бѣлыми назвать нельзя, хотя они не могутъ быть причислены и въ темнымъ расамъ. Кафиры, во всякомъ случаѣ, темнѣе жителей Бадахшана и Читраля[9], — ихъ цвѣтъ лица такой же, какъ у обитателей Пенджаба.
Какъ цвѣтъ лица темнѣе, такъ и черты его значительно грубѣе у кафировъ низшихъ классовъ, но, въ общемъ, несомнѣнно арійскій типъ — красивъ, въ особенности правиленъ носъ. Рыжіе и альбиносы встрѣчаются у кафировъ, но не составляютъ болѣе 1 %. Типы смѣшанной расы значительно отличаются отъ чистой: носы, какъ нерѣдко встрѣчается это у невольниковъ, сплюснуты, лба нѣтъ почти, волосы начинаютъ рости у бровей, и все это производитъ отталкивающее впечатлѣніе, совершенно противоположное тому, которое получается при взглядѣ на мужчинъ высшихъ классовъ Кафиристана, головы которыхъ замѣчательно правильно сложены, — такъ и кажется, что эти полудикари могли бы, безъ особаго напряженія стать и учеными, и государственными людьми.
Женщины по большей части некрасивы; дѣвушки же могли бы быть привлекательными и бываютъ иногда такими, но тяжелыя работы на воздухѣ дѣлаютъ ихъ лица слишкомъ смуглыми и грубыми, грязь же ихъ зачастую отвратительна. Видъ этихъ несчастныхъ, почти безъ исключеній, забитый, — онѣ представляютъ въ Кафиристанѣ единственную рабочую силу, работа же ихъ чрезвычайно тяжела, а потому неудивительна и ранняя старость женщинъ этой страны.
Сложены кафиры всегда прекрасно, — и видно, что они охотно предаются всевозможнымъ физическимъ упражненіямъ; людей толстыхъ здѣсь нельзя встрѣтить; кафирами даже трудно усвоивается понятіе о человѣческой полнотѣ…
Когда Робертсонъ заговорилъ однажды о полнотѣ человѣческой, его не могли понять, и лишь главный жрецъ замѣтилъ, что онъ понялъ, о чемъ путешественникъ рѣчь ведетъ, онъ — жрецъ, однажды, на Асмарской границѣ убилъ такого упитаннаго мусульманина…
Средній ростъ кафировъ — пять футовъ и шесть дюймовъ; кафиры же племени камовъ достигаютъ нерѣдко 6 футовъ и одного дюйма; но самые выносливые и сильные, лучшіе скороходы по горамъ и борцы — это люди средняго роста.
Женщины, за нѣкоторыми исключеніями, малы ростомъ, слабы на видъ, но на самомъ дѣлѣ чрезвычайно выносливы и дѣлаютъ громадные переходы съ большими тяжестями на головѣ и плечахъ. Обыкновенный костюмъ cia-пошей состоитъ изъ невыдѣланной козлиной кожи, стянутой у пояса ремнемъ, на которомъ держится неизбѣжный кинжалъ. Этотъ костюмъ наиболѣе распространенъ въ странѣ, ибо носится бѣдняками, составляющими большинство населенія; но надо замѣтить, что женщины его не носятъ никогда. Любимый костюмъ достаточнаго кафира изъ восточныхъ долинъ состоитъ изъ рубахи и панталонъ грубой шерсти, коричневаго читралійскаго или чернаго минджанійскаго халата, мягкихъ кожаныхъ черныхъ сапогъ и шерстяныхъ чулокъ (безъ носковъ), но національный костюмъ, носимый всѣми, безъ исключенія, женщинами и почти всѣми мужчинами — это туника, изъ сукна темно-коричневаго цвѣта, падающая до колѣнъ, оставляющая открытою, на спинѣ и груди, часть тѣла въ формѣ клина (какъ обыкновенный халатъ на груди). Туника эта, не имѣющая рукавовъ, стягивается женщинами у пояса широкимъ, краснаго цвѣта, шарфомъ съ кистями на концахъ; красными же шнурами отдѣланы борты туники. Мужчины носятъ тунику эту въ накидку, какъ и презуны свои сѣрыя обширныя покрывала, замѣняющія имъ туники. Яркіе цвѣта въ большой чести только у веевъ.
Женщины cia-пошей, замужнія, носятъ на затылкахъ родъ четыреугольныхъ беретовъ; дѣвушки же двойнымъ кольцомъ стягиваютъ волосы вокругъ головы, ничѣмъ не покрытой. Въ торжественныхъ случаяхъ женщины надѣваютъ высокій, рогатый, головной уборъ, среди украшеній котораго главную роль играютъ металлическіе наперстки; на одной изъ этихъ драгоцѣнностей д-ръ Робертсонъ прочелъ выбитыми слова: «for а good girl», единственные слѣды печатнаго искусства, видѣнные путешественникомъ въ Кафиристанѣ. Впрочемъ, красныя и бѣлыя бусы у женщинъ Кафиристана, какъ украшенія, въ большомъ ходу.
Дѣти въ Кафиристанѣ не появляются на Божій свѣтъ подъ кровлей родительскаго дома; для этого за оградой каждаго селенія имѣется спеціальный домъ, куда и отправляются заблаговременно роженицы. Оригиналенъ выборъ имени для новорожденнаго: какъ только ребенокъ появляется на свѣтъ, спеціально выбранная для этой церемоніи старуха древняя скороговоркой начинаетъ перечислять имена всѣхъ предковъ новорожденнаго, и чтеніе синодика этого продолжается до тѣхъ поръ, пока ребенокъ не потянется въ груди матери: имя, произнесенное старухой въ тотъ моментъ, когда ребенокъ возьметъ грудь, дается ему; благодаря такой случайности, въ одной семьѣ нерѣдки дѣти, носящія одно и то же имя и отличающіяся прилагательнымъ: старшій, второй, младшій.
Кафиры, мужчины и женщины, носятъ кромѣ именъ — и отчество; такъ напримѣръ, Чанглу-Астанъ — значитъ Астанъ, сынъ Чанглу; если же и имя, и отчество, слишкомъ популярны, то для отличія прибавляется и имя дѣда: напримѣръ, Лёткамъ-Чанглу-Меривъ, значитъ — Меривъ, сынъ Чанглу, внукъ Лёткама. Иногда къ имени отца прибавляется и имя матери: такъ, напримѣръ, Башивъ-Сумри-Шіакъ, значитъ — Шіакъ, сынъ Башика и Сумри. Вообще на востокѣ сыновья никогда не носятъ именъ отцовъ своихъ, но въ Кафиристанѣ очень часто встрѣчается: Мерикъ-Мерива, Чанглу-Чанглу и т. д.
«Характернѣйшія черты кафировъ — это ихъ алчность, чрезвычайная другъ въ другу зависть и постоянство ненависти одного племени въ другому», — говоритъ докторъ Робертсонъ, выводя заключеніе объ алчности и зависти изъ ссоръ кафировъ по поводу его подарковъ, но не объясняя, какая цѣль была и какую цѣль видѣли въ этихъ дарахъ кафиры, у которыхъ, по выраженію Робертсона, «исключительныя понятія о независимости» (равенствѣ?) таковы, что дары должны дѣлиться поровну между всѣми, что уже если не исключаетъ, то ослабляетъ понятіе объ алчности и зависти. «Ненависть племенная у кафировъ такова, — продолжаетъ Робертсонъ, — что, одно изъ враждующихъ племенъ всегда готово призвать на свою территорію сосѣдей мусульманъ, дабы уничтожить другое ненавистное», но… фактовъ, подтверждающихъ это положеніе, британскій агентъ не приводитъ, и рѣшивъ, что «кафиры вообще страдаютъ излишней вѣротерпимостью», далѣе говоритъ, что «вся исторія кафировъ состоитъ изъ борьбы съ исламомъ»; что «между племенами кафировъ не существуетъ той смертельной вражды, которая наблюдается у сосѣдей ихъ афганцевъ». Наказаніе за убійство соотечественника у кафировъ чрезвычайно строго. Вслѣдствіе живого темперамента, кафиры очень часто ссорятся, причемъ жены ихъ и дѣти всегда готовы броситься разнимать дерущихся, считая такое вмѣшательство добродѣтелью. Чаще всего удары кинжаловъ и достаются не противникамъ, а желающимъ водворить миръ женамъ и дочерямъ.
Кафиръ-убійца изгоняется изъ родного селенія на всю жизнь, домъ его сжигается кланомъ или семьей убитаго, а имущество его конфискуется мстителями, передъ которыми убійца никогда не смѣетъ показаться. Изъ такихъ убійцъ-изгнанниковъ составляются цѣлыя селенія въ Кафиристанѣ, но кафиръ можетъ, однако, избѣжать изгнанія, заплативъ роднымъ убитаго вознагражденіе; послѣднее бываетъ обыкновенно такъ велико, что такіе случаи весьма рѣдки.
Убійство, совершенное при самооборонѣ, кафирами не оправдывается: «человѣкъ долженъ защищать свою жизнь, не убивая другого», говорятъ кафиры.
Вступая въ страну кафировъ, д-ръ Робертсонъ думалъ, что будетъ имѣть дѣло съ «дьяволами», но затѣмъ убѣдился, что "если чистосердечіе и откровенность не составляютъ характерныхъ чертъ кафировъ, то во всякомъ случаѣ они много справедливѣе и честнѣе, чѣмъ ихъ ненавистные сосѣди афганцы (упомянуто это д-ромъ Робертсономъ, конечно, не въ оффиціальномъ рапортѣ). Привязанность къ семьѣ у кафировъ очень развита, какъ развиты воинская доблесть и самопожертвованіе; высокіе акты преданности родинѣ, патріотизма, не удивляютъ кафировъ.
Д-ръ Робертсонъ утверждаетъ, однако, что всѣ кафиры — жестокіе хвастуны и любятъ пустить пыль въ глаза иностранцу, но всѣ эти недостатки блѣднѣютъ передъ ихъ достоинствами, передъ храбростью, любовью къ семьѣ и независимости, передъ доблестями великолѣпныхъ воиновъ, девизъ которыхъ — «лучше смерть, чѣмъ вражеское иго».
Все это не мѣшаетъ кафирамъ, по словамъ д-ра Робертсона, быть «интриганами и заговорщиками замѣчательно тонкими и хитрыми». Въ доказательство этого, авторъ приводитъ пространную исторію, изъ которой видна лишь смертельная вражда кафировъ къ магометанамъ. Хорошо еще, что докторъ-дипломатъ не отрицаетъ смышлености у кафировъ, весьма недюжинной, но о примѣрѣ, имъ приводимомъ, онъ могъ бы и умолчать.
Разсчитывая слугу своего, кафира, «особенной смышленостью не выдававшагося», д-ръ Робертсонъ уплатилъ ему по курсу индійскими рупіями, вмѣсто рупій кабульскихъ (болѣе высокихъ). Произошелъ споръ, — Робертсонъ доказывалъ вѣрность своего разсчета вычисленіемъ на бумагѣ, «кафиръ считалъ по пальцамъ и рукъ и ногъ», и доказалъ, что британскій дипломатъ ошибся. Другой примѣръ лучше, — дипломатъ «долго практиковался» надъ производствомъ какого-то фокуса, которымъ хотѣлъ подѣйствовать на воображеніе полудикихъ кафировъ, и когда, набивъ руку, фокусъ свой показалъ, немедленно одинъ изъ присутствующихъ жрецовъ, съ «обычными имъ пріемами мистификаціи», сдѣлалъ то же самое…
«Кафиры — идолопоклонники, — коротко рѣшаетъ д-ръ Робертсонъ, — но вмѣстѣ съ тѣмъ они и предковъ боготворятъ». Главный богъ, создатель міра — Имра; за нимъ идутъ до двадцати боговъ второстепенныхъ, мужского и женскаго пола, изъ которыхъ Мони — самый древній, а Гишъ, богъ войны — самый популярный. Мелкіе боги покровительствуютъ женщинамъ и дѣтямъ. Извѣстнымъ богамъ приносятся въ жертву и животныя извѣстныя: такъ, для Имры закалываютъ коровъ, для Гиша — козловъ, для богини Дизани — овецъ.
Гиша, бога войны, Имра создалъ чудеснымъ образомъ. Гишъ былъ великій воинъ и убилъ много людей, онъ убилъ и Гуссейна и, отрѣзавъ ему голову, игралъ ею въ полѣ… Когда онъ умеръ или, точнѣе, оставилъ этотъ міръ, послѣдователи его раздѣлились на двѣ части, и если вы англичанинъ, напримѣръ, то кафиръ вамъ скажетъ, что лучшая часть послѣдователей Гиша ушла въ Англію, а худшая осталась въ Кафиристанѣ.
Въ каждомъ селеніи обязательно имѣется маленькій храмъ (скорѣе — мавзолей) въ честь Гиша, и по угламъ храма этого всегда размѣщены военные трофеи. Идоломъ Гиша является или простой, безформенный камень, или условной формы фигура съ головой, на которую жрецъ, во время жертвоприношенія, сыплетъ муку и проливаетъ жертвенную кровь.
Гишъ — популярнѣйшій богъ кафировъ, потому что война составляетъ жизнь ихъ. Одинъ изъ характернѣйшихъ обычаевъ войны у кафировъ состоитъ въ томъ, что они посылаютъ на непріятельскую территорію предварительно нѣсколько паръ молодыхъ воиновъ, съ цѣлью тайнаго убійства и грабежа. Эти пары ночью, ползкомъ, пробираются въ ближайшее селеніе враговъ, убиваютъ сонныхъ и спасаются бѣгствомъ, часто преслѣдуемыя по пятамъ.
О возвращеніи съ такой удачной экспедиціи своихъ молодыхъ воиновъ кафиры узнаютъ по гимну богу Гишу, который они начинаютъ громко пѣть, приближаясь къ своему селенію. Если герои эти возвратились вечеромъ, то не входятъ въ селеніе, а остаются на всю Ночь лагеремъ при входѣ въ него, гдѣ всю ночь поютъ гимны и принимаютъ поздравленія односельчанъ; если же тріумфаторы прибыли утромъ, то направляются къ мѣсту общественныхъ танцевъ, гдѣ они и начинаются. Тѣ, кому удалось убитыхъ ими и ограбить, складываютъ передъ идолами бога войны одежды убитыхъ, а женщины, съ которыми герои танцуютъ, осыпаютъ ихъ зерномъ. Танцы въ этомъ случаѣ производятся только подъ музыку барабановъ, — флейты въ честь Гиша не играютъ.
Если экскурсія была результатомъ междуусобицы, или если кто-либо изъ участниковъ похода убитъ, — празднествъ въ честь бога войны не совершается.
Высшую любезность, которую можно оказать кафиру, это сказать, что «онъ на Гиша похожъ», а женщинамъ — «Гишпетри», т.-е. что она — «жена Гиша».
Кромѣ боговъ, кафиры вѣруютъ въ многочисленныхъ добрыхъ и злыхъ духовъ, фей, геніевъ и чертей, которыхъ нужно умилостивлять, дабы не была уничтожена жатва. О злыхъ духахъ и объ Юшѣ, главномъ изъ нихъ, кафиры не любятъ говорить. Д-ру Робертсону очень хотѣлось добиться свѣдѣній о внѣшности этихъ злыхъ духовъ, но старанія его были безуспѣшны до тѣхъ поръ, пока онъ не спросилъ: «что же, внѣшностью этотъ чортъ на меня похожъ»?
— «О, нѣтъ! — отвѣчали ему: — онъ похожъ только на простого англо-индійскаго солдата»! Такимъ только образомъ Робертсонъ узналъ, что черти кафировъ краснаго цвѣта.
Въ миѳологіи кафировъ много мѣста отводится раю, для праведниковъ, и аду, гдѣ горятъ и мучаются грѣшники. Адъ этотъ помѣщается въ нѣдрахъ земли, и при входѣ въ него стоитъ сторожъ Арамаликъ.
Религіозныя исторіи, слышанныя Робертсономъ, напоминаютъ дѣтскія сказки, но нѣкоторыя изъ нихъ очень любопытны. Кашмиръ для кафировъ представляется священнѣйшимъ мѣстомъ міра, ибо съ Кашмира началось мірозданіе. Первый человѣкъ Кашмира, Адамъ, имѣлъ съ женою своею много сыновей и дочерей, и обширная семья жила вмѣстѣ. Въ одну ночь въ семьѣ этой произошло смѣшеніе языковъ, но такъ, что каждый мужчина, не понимавшій другихъ, понималъ одну изъ женщинъ, которыя въ свою очередь другъ друга не понимали. Это заставило дѣтей Адама оставить Кашмиръ и попарно разойтись во всѣ четыре стороны населять землю.
Кафиры утверждаютъ, что они не боготворятъ предковъ своихъ, но д-ръ Робертсонъ увѣряетъ, что видѣть, какъ кафиры кропятъ жертвенной кровью памятники (деревянные рѣзные столбы, или монолиты) и ставятъ вокругъ дома различные припасы для тѣней своихъ отцовъ и дѣдовъ. Человѣческихъ жертвъ въ Кафиристанѣ никогда не приносятъ, но для успокоенія духа умершаго воина передъ гробомъ его убиваютъ иногда военнаго плѣнника.
Меланхоликовъ среди кафировъ д-ръ Робертсонъ не встрѣчалъ и утверждаетъ, что имъ совершенно неизвѣстно самоубійство.
Кафиры не молятся богамъ, — молитвы замѣняются священными танцами, пѣніемъ гимновъ и жертвоприношеніями, совершаемыми ютами — жрецами. Помощниками послѣднихъ при совершеніи церемоній являются делибалала, пѣвцы хвалебныхъ гимновъ, и шпуры — вдохновенные, впадающіе въ трансъ.
Животныя, для употребленія въ пищу, могутъ быть убиваемы каждымъ кафиромъ, но при соблюденіи строго установленныхъ священныхъ обрядовъ.
Седьмой (и далѣе) жрецъ по прямой линіи въ родѣ своемъ представляется лицомъ весьма значительнымъ у кафировъ. Устраиваетъ ли онъ, или нѣтъ, народу тѣ пиры и банкеты, о которыхъ шла рѣчь, — онъ все-таки пользуется громаднымъ вліяніемъ, почетомъ и привилегіями мировъ, т.-е. правомъ сидѣть внѣ дома на четыреногихъ табуретахъ…
Такой жрецъ является обыкновенно предводителемъ клана, человѣкомъ съ большимъ, для кафировъ, состояніемъ и большими доходами… Делибалала, также какъ и жрецы, хотя и въ меньшей степени, пользуются почетомъ, и потому они не должны осквернять себя прохожденіемъ по дорогамъ нечистымъ (около кладбищъ, вблизи домовъ, гдѣ есть мертвецъ; вообще жрецъ не смѣетъ приближаться въ покойникамъ).
Этого нельзя сказать о пшурахъ, экстазъ которыхъ во время церемоній становится иногда такимъ неудобнымъ, что жрецы и старшины должны взывать къ Имрѣ объ укрощеніи вдохновеннаго; кафиры къ нимъ чувствуютъ нескрываемое презрѣніе и хотя вѣрятъ ихъ вдохновенію, тѣмъ не менѣе и лгунами ихъ называютъ.
Кафиры не жгутъ своихъ покойниковъ и не хоронятъ ихъ въ землѣ, а помѣщаютъ въ большихъ деревянныхъ ящикахъ, въ горахъ, за селеніемъ, причемъ иногда настолько близко отъ послѣдняго, что въ дни, когда вѣтеръ дуетъ съ кладбища, оттуда несется нестерпимый запахъ.. Ящики эти очень большіе и складывается туда столько труповъ, сколько ящикъ выдержитъ; впрочемъ, людей, при жизни пользовавшихся почетомъ, помѣщаютъ въ отдѣльныхъ ящикахъ. Украшенія надъ этими могилами, въ видѣ кусковъ яркихъ матерій, очень рѣдки; крышки же ящиковъ обыкновенно завалены простыми каменьями, ради тяжести.
Съ покойниками помѣщаются въ ящикахъ ихъ костюмы (только яркихъ цвѣтовъ), украшенія (серьги, кольца и т. д.) и деревянныя миски съ топленымъ масломъ и хлѣбомъ. Если ящикъ отъ времени развалится и кости покойниковъ окажутся на виду, — на это никто не обратитъ вниманія, но зато похоронныя церемоніи, по степени почета, которымъ пользовался покойникъ при жизни, соблюдаются тщательно и совершаются болѣе или менѣе торжественно, причемъ вереницы плакальщицъ, музыка, религіозные танцы и хвалебныя рѣчи умершему лучшихъ ораторовъ — неизбѣжны.
Похороны одновременно бываютъ и пиромъ, — продолжающимся цѣлый день, или даже дни, — на которомъ вино льется обильно. Особенно торжественны церемоніи при похоронахъ убитыхъ на войнѣ съ афганцами… При извѣстіи о смерти сына, отецъ его наноситъ себѣ раны, нерѣдко очень опасныя. Друзья, на мѣстѣ сраженія, отрѣзываютъ убитымъ головы и отправляютъ ихъ въ родное селеніе, гдѣ къ головамъ этимъ прикрѣпляются соломенныя чучела, одѣтыя въ лучшіе костюмы.
Фигуры эти располагаются въ тѣхъ помѣщеніяхъ, а лѣтомъ на площадкахъ, гдѣ происходятъ общественные танцы и гдѣ пиръ продолжается 2—3 дня, послѣ чего головы убитыхъ относятся, съ обычными ритуалами, въ кладбищенскіе ящики, а вокругъ чучелъ еще 2—3 дня продолжаются пиръ и церемоніи.
Пѣніе вопленницъ и рѣчи ораторовъ очень драматичны; послѣдніе, подойдя къ тѣлу и внимательно всмотрѣвшись въ лицо убитаго, закрываются плащомъ, горько рыдаютъ и сквозь слезы начинаютъ патетическую рѣчь, въ которой славятъ покойнаго, предковъ и семью его…
Описывая похоронные обряды, д-ръ Робертсонъ не мало говоритъ о непрерывной, при похоронахъ производящейся, стрѣльбѣ изъ многочисленныхъ ружей, что не мѣшаетъ ему въ другомъ мѣстѣ сказать, что «кафиры питаютъ страхъ и отвращеніе къ огнестрѣльному оружію» и «однажды разбѣжались въ паническомъ ужасѣ, когда я имъ вздумалъ показывать ружье. Какъ же рѣшались эти трусы „не разъ“ конфисковать оружіе» у д-ра Робертсона? Всѣ эти противорѣчія почтеннаго автора не заключаются, впрочемъ, въ одномъ и томъ же документѣ, а замѣчаются изъ сопоставленія сообщенія, сдѣланнаго имъ «Королевскому географическому обществу», въ іюнѣ 1894 года, и оффиціальнаго Report’а, предназначеннаго въ назиданіе правительству, но прессою широко цитируемаго и напечатаннаго въ декабрѣ 1895 года, когда политическія соображенія заставили автора въ возможно несимпатичномъ свѣтѣ представить кафировъ, какъ недостойныхъ британскаго вниманія. Это тѣмъ болѣе прискорбно, что д-ръ Робертсонъ — единственный европеецъ, основательно ознакомившійся съ этимъ дѣйствительно интереснымъ народомъ, — а это даетъ право ожидать отъ Робертсона правды и только правды. Впрочемъ, намъ кажется, что благодаря этимъ противорѣчіямъ, въ которыхъ такъ прозрачна тенденція — правда выступаетъ еще ярче.
Но закончимъ рѣчь о Кафиристанѣ.
Постановка памятника покойному кафиру весьма недешево обходится роднымъ умершаго; они должны сдѣлать пиръ всему селенію, и тѣмъ болѣе продолжительный и богатый, чѣмъ величественнѣе ставится памятникъ. Принципы здѣсь опять тѣ же: «ты хочешь возвысить покойнаго надъ общимъ уровнемъ, — возвышай, чествуй его, но — плати за это тѣмъ, надъ кѣмъ ты его возвышаешь»! говоритъ народъ.
Съ пиромъ этимъ неразлучны и танцы; конечно, въ нихъ принимаетъ участіе и памятникъ покойному, привязанный къ спинѣ невольника (если только памятникъ деревянный, а не монолитъ), вокругъ котораго и происходятъ танцы…
Д-ръ Робертсонъ особенно оригинальнымъ при всѣхъ этихъ церемоніяхъ находитъ то, что рыдающіе, обливающіеся слезами родные въ то же время танцуютъ энергичнѣйшимъ образомъ.
Если смерть даетъ поводъ въ Кафиристанѣ многочисленнымъ церемоніямъ, то браки почти совсѣмъ обходятся безъ нихъ. Влюбленный, или просто желающій жениться, кафиръ отправляетъ друга своего къ отцу невѣсты съ предложеніемъ и вопросомъ о цѣнѣ… Бѣдный кафиръ обыкновенно платитъ за жену 8 коровъ, побогаче — отъ 10 до 12; очень состоятельному кафиру жена новая обойдется въ 16—20 воровъ. Въ случаѣ утвердительнаго отвѣта отца и если цѣна оказывается для жениха подходящая, онъ немедля является въ домъ невѣсты, гдѣ и приносится въ жертву воза; въ этомъ заключается вся церемонія. На молодыхъ смотрятъ, послѣ этого, какъ на супруговъ законныхъ; но новая жена кафира остается въ домѣ отца и работаетъ только на него, до тѣхъ поръ, пока мужъ не уплатитъ всего, что слѣдуетъ за жену. Мы повторили выраженіе новая жена, ибо въ Кафиристанѣ господствуетъ полигамія, и 4—5 женъ у кафира не рѣдкость.
Разводы весьма незатруднительны, и если есть охотники на жену его, кафиръ продаетъ ее, какъ купилъ — безъ всякихъ церемоній. Въ случаѣ смерти мужа, жены его переходятъ по наслѣдству къ братьямъ покойнаго, которые или оставляютъ ихъ въ качествѣ женъ, или продаютъ. Къ этимъ не совсѣмъ лестнымъ для кафировъ свѣдѣніямъ объ ихъ брачной жизни д-ръ Робертсонъ въ «Report'ѣ» прибавляетъ, что адюльтеръ у кафировъ чрезвычайно развитъ и составляетъ для мужей доходную статью, такъ какъ супругъ согрѣшившей требуетъ и получаетъ матеріальное вознагражденіе со стороны любовника. Этотъ упрекъ въ безнравственности по адресу полудикаго народа, по меньшей мѣрѣ, страненъ въ устахъ представителя англо-саксонцевъ, у которыхъ судебные процессы въ divorce-court’ахъ, гдѣ мужъ ищетъ денежное вознагражденіе за убытки (damage) съ любовника и этимъ путемъ возстановляетъ честь свою — явленіе совершенно обычное и никого въ цивилизованной Англіи не поражаетъ.
«Цивилизація, нѣсколько столѣтій тому назадъ заснувшая въ Кафиристанѣ, спитъ и теперь», — заканчиваетъ свой оффиціальный «Report» д-ръ Робертсонъ; "воинственная раса могла бы прогрессировать въ искусствахъ и цивилизаціи, но не изолированная раса кафировъ, выродившаяся до того, что главныя ея селенія сдѣлались разбойничьими гнѣздами… Независимость свою имъ удалось сохранить лишь благодаря такимъ средствамъ, какъ ложь, обманъ, бѣгство… Въ ихъ способахъ веденія войны нѣтъ ничего рыцарскаго "..
Съ этими рыцарскими способами войны кафировъ вѣроятно ознакомятъ войска эмира Абдурахманъ-хана, снаряженныя и вооруженныя на средства Англіи и обученныя ея инструкторами.
Раса кафировъ перестанетъ быть изолированною и начнетъ должнымъ образомъ прогрессировать подъ эгидой афганской.
Вотъ противъ англійской санкціи этой-то эгиды и направлены протесты «Exeter Hall’а».
Къ первыхъ числахъ января послѣдовало воззваніе о покровительствѣ «арійцамъ Гиндукуша», адресованное различнымъ ученымъ и филантропическимъ обществамъ и подписанное именами, авторитетными въ наукѣ и обществѣ: Sayce’а (профессора въ Оксфордѣ), графа Гобле д’Алвіеля, Л. де-Росни, А. Allen1 а, В. Уадерберна и т. д.: на страницахъ «Times’а», «Morning Post» и др. органовъ ежедневно стали появляться письма, протестующія, полныя негодованія, образовывались митинги, подана была новая меморія маркизу Сольсбери и т. д. Правительство долго молчало, и наконецъ, во второй половинѣ января, India Office заявила, что извѣстіе, будто эмиръ афганскій овладѣлъ Кафиристаномъ, лишено вѣроятности, такъ какъ экспедиція должна отправиться лишь весною, а горные проходы завалены теперь снѣгомъ и льдомъ. Съ первой оттепелью походъ станетъ возможнымъ. Этимъ путемъ правительство санкціонировало планы и намѣренія эмира и отвѣчало на полный негодованія вопросъ общественнаго мнѣнія: «неужели Англія допуститъ этотъ постыдный актъ»?
Заявленіе это не было такого характера, чтобы успокоить общество, и протесты съ новой силой возобновились на страницахъ серьезныхъ органовъ англійской печати, даже консервативнаго лагеря.
Типомъ протестовъ этихъ можетъ служить статья сэра Lepel Greffin’а въ «The Saturday Review», отъ 18-го января, гдѣ въ самой рѣзвой формѣ авторъ статьи, когда-то объявившій Абдурахманъ-хана эмиромъ афганскимъ, въ качествѣ представителя Англіи, обвиняетъ ее въ томъ, что она продала кафировъ за свою свободу дѣйствій въ Читралѣ, и оправдываетъ эмира. Но договору Дьюранда, эмиръ отказался отъ претензій на Читраль, Диръ и Баджауръ, а Англія уступила (?) ему всю область кафировъ до Читраля. Правда, Англія не имѣла права отдавать эмиру область, которая ей никоимъ образомъ не принадлежала, и надъ которой никогда не имѣлось и тѣни власти или контроля ея, но эмиръ хорошо понялъ изъ этого, что Англія не окажетъ никакого противодѣйствія его вторженію въ Кафиристанъ.
Дѣйствія эмира были одобрены послѣднимъ визитомъ доктора Робертсона (вторичнымъ), котораго въ Кафиристанъ сопровождалъ солидный зскортъ.
Кафиры въ посѣщеніи этомъ увидѣли укрѣпленіе надежды ихъ на покровительство Британіи, что заставило эмира поторопиться съ военными приготовленіями. «Доктора, какъ бы они храбры и рѣшительны ни были, всегда плохіе дипломаты, — говоритъ серъ Гриффинъ, — будь они въ южной Африкѣ, или Читралѣ, и многіе милліоны фунтовъ стерлинговъ оставались бы въ казнѣ, еслибы доктора эти занимались медициною, вмѣсто впутыванія насъ въ безполезныя распри и осложняющія положенія, контролировать которыя они неспособны… Еще не поздно. Горные перевалы будутъ до мая мѣсяца покрыты снѣгомъ, и переговоры во-время могутъ остановить руку эмира… Мы взываемъ къ патріотической партіи, нынѣ у власти находящейся, да спасетъ она древній и рыцарскій народъ, да не допуститъ, чтобы британское оружіе обагрилось кровью невинныхъ»!
Правъ ли сэръ Л. Гриффинъ, говоря, что «еще не поздно»? Телеграммы собственнаго корреспондента «Times» говорятъ, что поздно. Афганцы владѣютъ всей долиной Башголь и другими восточными долинами съ 20—25 января. Но въ чемъ состоятъ тѣ «осложняющія положенія», создаваемыя докторами-дипломатами, на которыя намекаетъ сэръ Л. Гриффинъ?
На это отвѣчаетъ намъ любопытная статья анонимнаго автора, въ которомъ, однако, нельзя не видѣть глубокаго знатока востока, — въ «Morning Post», отъ 14-го февраля.
"Походы въ Читраль и Гунза-Нагаръ, увѣнчавшіеся успѣхомъ, не должны насъ, однако, ослѣплять до такой степени, чтобы мы воображали, что Барогильскій и Малаго Памира проходы защищаютъ Индію отъ нашествія русскихъ; упомянутые проходы исполняютъ задачу эту такъ же удачно, какъ защитилъ бы насъ, въ Лондонѣ, отъ высадки французовъ въ Дуврѣ, фортъ, построенный въ Эдинбургѣ, или Инвернесѣ… Если договоръ Дьюранда заслуживаетъ обвиненія, то именно относительно того пути, о которомъ будетъ рѣчь, — относительно пути, по необъяснимымъ причинамъ, скрытаго отъ британскаго общества и лишь насмѣшливо названнаго — mervousness[10]. Тѣмъ не менѣе, именно въ томъ направленіи, которое этимъ названіемъ указывается, должны ожидать мы русскихъ, и черезъ нашу измѣну открытый нынѣ Кафиристанъ совершится нашествіе русскихъ; это было прежде возможностью, теперь мы въ этомъ должны быть увѣрены.
«По договору Гренвиль-Горчаковъ, 1872 года, Россія съ сожалѣніемъ уступила Афганистану Бадахшанъ; теперь она въ правѣ считать себя свободною, овладѣть вновь Бадахшаномъ, какъ quid pro quo за наше предполагаемое движеніе впередъ и неисполненіе нашего слова, выразившееся въ предоставленіи вассалу нашему, эмиру, независимаго и изолированнаго Кафиристана».
Мы не будемъ приводить in extenso обширной статьи востоковѣда; въ ней онъ, безспорно страдая mervousness’омъ, доказываетъ, какъ дважды-два четыре, что легко теперь русскимъ, чуть ли не на законномъ основаніи, вторгнуться въ Индію, и для большей ясности доводовъ приводитъ детальнѣйшій маршрутъ, которому будутъ слѣдовать русскія войска по Бадахшану, и за который, быть можетъ, автора поблагодаритъ со временемъ русскій генеральный штабъ… Насъ въ данномъ случаѣ это мало интересуетъ, и мы отмѣчаемъ лишь ту окраску, которую придали вопросу защитники кафировъ, — окраску, которая не поможетъ дѣлу и не облегчитъ участи народа, обреченнаго на мусульманское иго, именно вслѣдствіе страха передъ нашествіемъ Россіи, — страха, въ послѣднее десятилѣтіе ничѣмъ не оправдываемаго.
Кафиристанъ является лишь звеномъ въ длинной цѣпи дѣйствій британской политики и въ то же время звеномъ, соединяющемъ ту желѣзную цѣпь, которую протягиваетъ противъ насъ Англія на сѣверо-западной границѣ Индіи…
Тщетны протесты достопочтенныхъ людей науки, друзей мира и гуманности; съ одной стороны, правительство обходитъ молчаніемъ эти протесты, съ другой — русскіе по неволѣ остаются только зрителями разыгрывающейся въ Кафиристанѣ исторіи, составляющей одно изъ наиболѣе темныхъ пятенъ европейскаго владычества въ Азіи. Протестанты обѣщаютъ энергичную аттаку на правительство при предстоящемъ обсужденіи въ парламентѣ вопроса объ уничтоженіи невольничества въ нѣкоторыхъ колоніяхъ и надѣются — если не остановить мусульманскую руку совсѣмъ, то возможно облегчить участь кафировъ. Нельзя не пожелать имъ успѣха!
Лондонъ.
- ↑ «Вѣстн. Европы», 1896 г., сент., 143 стр.
- ↑ Сэръ Lepel Griffin въ «The Saturday Review», 18-го января 1896 г., гораздо опредѣленнѣе говоритъ, что, по такъ-называемому договору Дьюранда, эмиръ обязался не вмѣшиваться въ читральскія дѣла, за что Англія обязалась уступить (?) ему Кафиристанъ (не входящій въ сферу вліянія даже?).
- ↑ Далѣе мы увидимъ, насколько основательны эти аргументы оффиціознаго органа.
- ↑ Exeter-Hall — зданіе, гдѣ происходятъ засѣданія нѣкоторыхъ ученыхъ и религіозныхъ обществъ, конгрессы и т. д., и имѣетъ значеніе нарицательное для религіозныхъ и гуманныхъ движеній въ Англіи.
- ↑ Такія компиляціи имѣются и въ нашей спеціальной литературѣ: такъ назовемъ В. Григорьева «Кабулистанъ и Кафиристанъ» (отд. изд.: «Кафиристанъ», очеркъ г. Тарновскаго («Туркестанскія Вѣдомости») и др.
- ↑ Метаръ, или Мотаръ — значитъ: князь. Одновременно съ этимъ имя это служитъ кличкою уличныхъ метельщиковъ. Объясняется это тѣмъ, что правители восточныхъ странъ считали за особую честь подметать въ чтимыхъ мусульманами храмахъ. Такъ, напр., Достъ-Магометъ Кабульскій подметалъ могилу Ламека въ Лукманѣ, а Омаръ — мечеть въ Кубѣ.
- ↑ Несмотря на стать точное указаніе мѣстонахожденія г. Низа, такой авторитетъ. какъ де-Сенъ-Мартэнъ, относитъ его въ открытую долину при сліяніи Кабула со Сватомъ, гдѣ нѣтъ ни горы вблизи, ни плющъ не ростетъ.
- ↑ Г-нъ М. Соловьевъ («С.-Петерб. Вѣдомости» № 3) называетъ ихъ сіагнушами, во въ названіи Siah-Posh сходятся всѣ англійскіе оріенталисты.
- ↑ Сэръ Раулинсонъ, Ф. Хольдиджъ, Лейтнеръ, Локкартъ и др. — мнѣнія совершенно обратнаго.
- ↑ Nervousness — нервный страхъ; отсюда игра словъ: mervousness — нервный страхъ, боязнь Мерва.