Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
На память о П. А. Тучковѣ.[править]
Мы до сихъ поръ не сказали ни слова о кончинѣ Московскаго генералъ-губернатора, П. А. Тучкова. Мы не имѣемъ обыкновенія, да и по программѣ нашей газеты не принимали на себя обязательства сообщать нашимъ читателямъ текущія городскія новости, и конечно были бы въ правѣ умолчать даже и о такомъ важномъ для Москвы событіи, — но мы, разумѣется, охотно бы почтили и сами въ нашей газетѣ память такого человѣка, какъ П. А. Тучковъ, если бы… Если бы удобно было сказалъ то, что бы намъ хотѣлось сказать, и передать во всеобщее свѣдѣніе нѣкоторыя замѣчательнѣйшія черты изъ его жизни! Но объ нихъ-то, объ этихъ лучшихъ сторонахъ его характера, о томъ, что именно въ немъ достойно почтительной памяти, — мы бы и желали разсказать, да не можемъ… Замѣтимъ только, что Тучковъ былъ человѣкъ, что называется, не казенный, а это великое и очень рѣдкое въ Россіи достоинство; былъ человѣкъ честный и благородный — не только въ частныхъ и общественныхъ отношеніяхъ, но на службѣ передъ начальствомъ… Извѣстно, что богатые доблестями военными, мы довольно бѣдны доблестями гражданскими; что гражданское мужество, которое и вездѣ рѣже военнаго, у насъ составляетъ еще менѣе обыденное явленіе! Мы знаемъ множество храбрыхъ людей, которые, никогда не боялись смерти, и боялись начальства; никогда не трусили непріятельскихъ пуль, и трусили своихъ генераловъ, хотя были и нравы и исправны, и даже вполнѣ независимы и обезпечены въ своемъ положеніи… Таковъ ужъ нашъ общественный нравственный строй, который обхватываетъ насъ чуть ли не отъ рожденія!… Но П. А. Тучковъ, безъ хвастовства, не рисуясь, не красуясь, скромный и даже застѣнчивый, обладалъ мимъ нравственнымъ мужествомъ. Мы не имѣли чести вжать его лично и это мнѣніе наше основываемъ на нѣкоторыхъ сообщенныхъ намъ фактахъ, — между тѣмъ на обстоятельствахъ сопровождавшихъ подачу извѣстнаго адреса старообрядцевъ въ прошломъ году. Такія черты заслуживаютъ быть записанными въ общественныхъ лѣтописяхъ, — и потому понятно то общественное сочувствіе, которое выразилось къ покойному, послѣ его смерти, выразилось въ толкахъ и говорѣ о немъ, въ поклоненіи его праху. Что же касается до церемоніала похоронъ, которымъ почтило его правительство, я до пожертвованій собранныхъ оффиціальными представителями города, — то это, конечно, имѣетъ свое значеніе, но само по себѣ, у насъ, не всегда можетъ что-либо прибавить къ нравственной оцѣнкѣ покойнаго, какъ дѣятеля и человѣка… Дай Богъ, чтобъ у насъ было поболѣе скромной. Тучковской гражданской доблести, честности и человѣчности!
И именно потому, что мы такъ уважаемъ память П. А. Тучкова, мы не можемъ не посѣтовать на ту ложь, которою у насъ стараются прикрасить, т. е. испортить всякое чистое дѣло. Мы прочли въ газетахъ, что такого-то числа, вслѣдъ за другими, служили паннихиду временно-обязанные, проживающіе въ Москвѣ крестьяне. Къ чему это? Развѣ временно-обязанные въ Москвѣ крестьяне составляютъ корпорацію, общество? Да они большею частью и не знаютъ другъ друга! Наши Московскіе дворники, кучера, повара, слуги ее имѣли, кажется, никакого отношенія къ Московскому генералъ-губернатору; подобная мысль о паннихидѣ не могла даже и придти имъ въ голову!… Разумѣется, собрать нѣсколькихъ, здѣсь торгующихъ или проживающихъ, било не трудно; можетъ-быть кто-нибудь изъ нихъ, привыкшій обращаться съ начальствомъ, даже самъ вызвался на это, — но онъ не имѣлъ права дѣйствовать отъ лица всѣхъ временно-обязанныхъ, которыхъ въ Москвѣ десятки тысячъ. Но нѣтъ, мы не можетъ обойтись безъ театральной обстановки! Теперь, въ наше время, мы умудрились употреблять на театральную обстановку матеріалъ другой, — общественный, щеголять по части общественныхъ чувствъ, восторгомъ, мнѣній — будто бы свободныхъ — до вольности, будто бы неудержимыхъ — до дерзости, будто бы искреннихъ — до грубости! Такому правдивому человѣку, какимъ былъ покойный генералъ-губернаторъ, такое усердіе было бы не ко сердцу… Честный миръ его праху, и вѣчная правдивая ему память).