I.[править]
Въ XX столѣтіи, говоритъ В. Гюго, мы увидимъ необыкновенную націю. Эта нація будетъ великой, что не помѣшаетъ ей быть и свободной. Она будетъ богата, образованна, миролюбива, и доброжелательна къ благосостоянію остального человѣчества… Она будетъ изумляться тому различію, которое мы дѣлаемъ между завоевателемъ и мясникомъ. Она пойметъ, что пролитіе человѣческой крови есть самое отвратительное дѣло. Она будетъ разсматривать поле битвы при Садовѣ, какъ мы разсматриваетъ инквизиціонную площадь Севильи".
Миръ и любовь, продолжаетъ В. Гюго, будутъ главными стремленіями этой націи; господство ея надъ другими народами будетъ господствомъ разума и цивилизаціи, о которыхъ въ наше время могутъ мечтать только самые смѣлые и сильные умы. Развивая эту картину дальше, г. Пельтанъ предсказываетъ такую же великую судьбу женщинъ, которая изъ пассивной роли перейдетъ въ активную и займетъ высшее мѣсто въ цивилизаціи человѣчества. Теперь, говоритъ онъ, мыслящая женщина явленіе рѣдкое, экзотическое, а въ будущемъ ей будетъ принадлежать умственное превосходство и вліяніе какъ въ семействѣ, такъ и въ обществѣ. Чѣмъ свободнѣе и образованнѣе женщина, тѣмъ уровень цивилизаціи выше; чѣмъ болѣе она раба и чѣмъ менѣе умственно развита, тѣмъ ближе нація къ состоянію чистаго варварства. Это лучшій критерій историческаго развитія народовъ".
Если мы станемъ судить по этому критерію о современномъ умственномъ состояніи Франціи, то должны будемъ признаться, что великій народъ еще далекъ отъ того идеала, который рисуютъ намъ В. Гюго и г. Пельтанъ. На 18 милліоновъ французскихъ женщинъ мы можемъ насчитать не болѣе трехъ мыслящихъ и десяти извѣстныхъ писательницъ. Эта скромная цифра не даетъ намъ права слишкомъ самонадѣянно смотрѣть на наше величіе, отъ котораго, по мнѣнію В. Гюго, отдѣляетъ насъ только одинъ вѣкъ. Да и въ этой скромной цифрѣ есть имена, о которыхъ мы знаемъ гораздо менѣе, чѣмъ о какой нибудь камеліи, украшающей самымъ блистательнымъ развратомъ парижскіе салоны. Къ числу этихъ забытыхъ именъ мы относимъ замѣчательную личность — Андре Лео. Мы увѣрены, что для многихъ изъ нашихъ читателей это имя совершенно неизвѣстно, а между тѣмъ, по глубинѣ взгляда и силѣ таланта, этотъ писатель можетъ быть поставленъ рядомъ съ такою европейскою извѣстностью, какъ Ж. Сандъ. Поэтому мы и рѣшились удѣлить нѣсколько строкъ въ нашей хроникѣ характеристикѣ Андре Лео.
Въ развитіи этого замѣчательнаго таланта, какъ вообще въ большинствѣ подобныхъ случаевъ, играла главную роль борьба съ окружающею обстановкою жизни. Семейный гнетъ и рутина были первыми воспитателями Андре Лео. Они прежде всего дали ей почувствовать потребность другой, лучшей сферы, чѣмъ въ какой обращалась самодовольная посредственность, окружавшая ея дѣтство. Какъ натура страстная и сосредоточенная въ себѣ, она скоро отказалась отъ всякаго общества, и предпочитала уединеніе своей сельской долины баламъ провинціальной аристократіи. Родители Андре Лео всѣми силами тащили ее въ такъ называемый свѣтъ, а она и день и ночь только и думала е томъ, чтобы бѣжать какъ можно дальше отъ этого свѣта. Мать, по своему любившая Андре Лео, серьезно унывала, что дочь ея проводитъ долгіе часы гдѣ нибудь подъ тѣнью дерева или на берегу рѣки, и неохотно является въ кругу знакомыхъ, посѣщавшихъ домъ ея родителей. Имъ казалось страннымъ, что дорога, обросшая по сторонамъ терновникомъ, нравилась ей болѣе, чѣмъ хорошо вымощенная и ярко освѣщенная улица. Удалившись навсегда въ деревню, она желала только одного — быть вполнѣ независимой отъ своихъ нѣжныхъ деспотовъ и завоевать себѣ маленькую самостоятельность мысли и дѣла., которая такъ рѣдко достается на долю современной женщины. Впослѣдствіи Андре Лео, описывая себя въ одной героинѣ своего романа, говоритъ: «еслибъ я съ ранней молодости понимала, какъ необходима свобода для полнаго и стройнаго развитія моего нравственнаго характера, я не взяла бы всѣхъ сокровищъ столицы за тотъ темный уголъ, гдѣ я могла считать себя совершенно независимой отъ всякаго посторонняго вліянія. То, что мы называемъ приличіями общественной жизни, на исполненіе которыхъ уходитъ большая часть времени молодой дѣвушки, — есть ничто иное, какъ постепенное и благовидное обращеніе человѣка въ ручное и домашнее животное. Изъ маленькой кокетки готовится будущая раба своего семейства и общества; изъ великосвѣтской львицы современемъ образуется жалкая ханжа и почти всегда дурная мать своихъ дѣтей».
Уединеніе ввело Лео въ новый міръ идей. Не выходя изъ дому она много читала и немного наблюдала. Эта внутренняя работа надъ собой привела ее къ тѣмъ мнѣніямъ, к вторыя были противоположны мнѣніямъ большинства. Не желая никого раздражать своими противорѣчіями, а со другой стороны не имѣя близко себя никого, кто бы могъ сочувствовать ея оригинальному взгляду на вещи, она но вечерамъ удалялась въ свою комнату и много писала. Какъ ни сантиментальны были ея первые опыты, но въ нихъ проглядывала та сила мысли, которая скоро поставила Андре "Тео выше обыкновеннаго уровня нашей болтливой литературной братіи. Можетъ быть, эти опыты такъ и остались бы въ ящикахъ письменнаго стола молодой дѣвушки, если бы не помогъ ей простой случай.
Въ то время въ провинціи Буржъ существовалъ одинъ замѣчательный журналъ (Revue Sociale), издаваемый Пьеромъ Леру, величайшимъ энтузіастовъ и поклонникомъ Фурье. Другъ молодой дѣвушки былъ знакомъ съ Леру и представилъ ему рукопись, подписанную псевдонимомъ Андре Лео. Черезъ нѣсколько времени онъ получилъ вмѣстѣ съ напечатаннымъ сочиненіемъ письмо, которое поздравляло молодаго автора съ замѣчательнымъ талантомъ и просило его о постоянномъ участіи въ Revue Sociale. Кому знакома исторія умственнаго движенія во Франціи въ концѣ сороковыхъ годовъ, тотъ долженъ знать, что Пьеръ Леру принадлежалъ къ самымъ свѣтлымъ личностямъ своего времени и имѣлъ неотразиное вліяніе на тогдашнее молодое поколѣніе. Новыя идеи и страстная любовь къ человѣчеству, доходившая до энтузіазма, сгруппировали около Леру многочисленный кругъ честныхъ и талантливыхъ писателей. Быть замѣчательнымъ и заслужить одобреніе превосходнаго редактора было особенною честію для юноши, желавшаго выступить на литературную карьеру. Андре Лео, увидѣвъ свое имя на страницахъ Revue Sociale, разомъ убѣдилась въ своихъ силахъ.
Но вдругъ времена перемѣнились. Revue Sociale былъ закрытъ и редакторы его удалились изъ Франціи. Андре Лео на время замолчалъ; но отношенія ея къ бывшей редакціи поддерживались дѣятельной перепиской съ однимъ изъ редакторовъ, г. С… Эта переписка такъ коротко сблизила Андре Лео съ ея другомъ, что впослѣдствіи она сама переселилась за Альпы и вышла тамъ, замужъ за г. С…
II.[править]
Въ 1863 году появился въ печати романъ съ заглавіемъ: «Скандальный бракъ»; романъ былъ подписанъ именемъ Андре Лео. Давно уже рукопись этой книги совершала безплодную прогулку между всѣми издателями и но всѣмъ редакціямъ парижскихъ журналовъ. Какъ случается обыкновенно, редакторы журналовъ отговаривались «обиліемъ матеріаловъ, припасенныхъ на дна года», а издатели печатали произведенія только тѣхъ авторовъ, которыхъ имена пользовались хорошей или худой славой въ публикѣ. Къ счастью авторъ «Скандальнаго брака» слишкомъ глубоко вѣрилъ въ литературное достоинство своего произведенія и думалъ что стоитъ только сдѣлать что нибудь хорошее для того, чтобы это хорошее сразу было оцѣнено обществомъ. И вотъ, вычтя нѣсколько сотень франковъ изъ своего семейнаго бюджета, онъ выпустилъ свою книгу — но увы! — въ безпривѣтную пустыню.
Дѣйствительно, такова судьба всякой книги, изданной насчетъ автора, неизвѣстнаго публикѣ или неподдерживаемаго многочисленными литературными благопріятелями, хотя бы книга эта и была безспорно образцовымъ произведеніемъ. Напрасно несчастный авторъ присылаетъ каждому журналу два требуемые экземпляра своего сочиненія; если, наконецъ, о выходѣ его книги оповѣщается въ пяти или десяти строкахъ, то это означаетъ только то, что авторъ, выйдя изъ терпѣнія, рѣшается самъ замолвить публикѣ словцо о своемъ новорожденномъ произведеніи. Люди, вѣнчающіе ореоломъ литературной моды, слишкомъ заняты обязательнымъ восхваленіемъ своихъ собратій, которые превозносили ихъ произведенія съ неменьшимъ усердіемъ.
Что касается до критиковъ — спеціалистовъ, то каждый изъ нихъ, справедливо опасаясь потратить безъ всякой пользы время на прочтеніе многочисленныхъ произведеній литературной посредственности, ограничивается обыкновенію просмотрѣніемъ какой нибудь одной, указанной ему книги, что впрочемъ впослѣдствіи не мѣшаетъ критику утверждать, что онъ первый открылъ тѣ или другія достоинства сочиненія, если только въ немъ окажутся эти достоинства. Въ литературѣ преимущественно случается то, что Америки Веспуччи загребаютъ жаръ руками Христофоровъ Колумбовъ.
И такъ, произведеніе Андре Лео, который не обзавелся литературнымъ своелюдствомъ, должно было подвергнуться общей участи.
Правда, вниманіе нѣсколькихъ безпристрастныыхъ читателей было возбуждено, нѣкоторые пріятели автора выхлопотали для него съ большимъ трудомъ двѣ-три одобрительныя статьи, возвѣщавшія о появленіи на литературной аренѣ новаго и даровитаго писателя романовъ, но книга во всякомъ случаѣ вышла неудачно, хотя безъ всякаго сомнѣнія далеко возвышалась надъ уровнемъ обыкновенныхъ беллетристическихъ угощеній. Къ счастью авторъ подвергся тогда испытанію, котораго горечь нисколько не уступала унынію автора вслѣдствіе плохаго успѣха книги: спутникъ жизни автора окончательно изнемогъ въ упорной борьбѣ съ непривѣтной судьбою — въ той борьбѣ, на которую обречены люди твердаго убѣжденія. До сихъ поръ общій трудъ едва едва могъ прокормить насущнымъ хлѣбомъ семью, увеличившуюся еще двумя дѣтьми — двумя мальчиками близнецами. Одни богачи имѣютъ право предаваться безплоднымъ сожалѣніямъ, бѣдняки принуждены дѣйствовать во что бы то ни стало, слѣдовательно и Андре Лео долженъ былъ дѣйствовать, — но спрашивается какъ?
Для его романовъ нелегко было пріискивать помѣщеніе по многимъ причинамъ. Прежде всего замѣтимъ, что авторъ, не смотря на свой полъ, не принадлежалъ къ числу тѣхъ привиллегированныхъ, очаровательныхъ музъ, которымъ редакторы и журналисты ни въ чемъ не могутъ отказать. По вторыхъ, онъ не только не любилъ отаптывать пороги, но часто даже поворачивался спиной къ двери, которая безъ всякаго задержанія для него бы отворилась. Дѣйствительно, Андре Лео никогда не рѣшился бы подписать свое имя въ сборникахъ, гдѣ каждодневно наносились оскорбленія его идеямъ, его друзьямъ и притомъ онъ думалъ, вмѣстѣ съ Беранже, что «не надобно давать нашимъ недругамъ случая оказывать намъ услугу». Литературное братство, безспорно, вещь очень хорошая, но только при томъ условіи, чтобы оно не служило маскою, прикрывающею неуваженіе къ нравственному принципу.
И такъ, оставались такъ называемые оппозиціонные журналы, но уже не говоря о ихъ рѣдкости въ настоящее время, журналы эти, быть можетъ, по необходимости, слишкомъ осторожны, чуть только дѣло коснется хотя бы только внѣшняго осуществленія теорій, которыхъ они придерживаются. Авторъ «Скандальнаго брака», какъ свободный мыслитель, высказываетъ свободно то, что думаетъ, и напрасно бы кто нибудь захотѣлъ заставить автора измѣнить или только замаскировать мысль, хотя бы въ интересахъ его кошелька или авторской извѣстности. Этотъ писатель слишкомъ глубоко уважаетъ принципъ совѣсти.
Наконецъ, вынужденный обстоятельствами, Андре Лео продалъ издателю за тысячу сто франковъ право на второе изданіе «Скандальнаго брака», котораго первое изданіе, отпечатанное вначалѣ въ незначительномъ числѣ оттисковъ, все-таки разошлось, благодаря однимъ достоинствамъ книги, Затѣмъ авторъ продалъ еще два своихъ романа, изъ которыхъ одинъ — «Старая дѣва», изданъ уже въ Бельгіи, а другой — «Двѣ дочери господина Плишона» не изданъ еще до сихъ поръ.
Цѣною пожертвованія Андре Лео на этотъ разъ достигъ той извѣстности, которой онъ не съумѣлъ бы и, вѣроятно, не желалъ бы завоевать. Его издатель дебютировалъ и самъ для себя хлопоталъ о пріобрѣтеніи издательской репутаціи. Поэтому онъ обращался съ своимъ авторомъ такъ, какъ нѣкоторые родители артистовъ обращаются съ своими даровитыми дѣтьми, въ надеждѣ извлечь пользу изъ ихъ успѣховъ. Онъ издерживался на объявленія и рекламы, хлопоталъ о лестныхъ отзывахъ, умышленно возбуждалъ своими заявленіями споръ и полемику, наконецъ, поднялъ дѣйствительный шумъ, на этотъ разъ небезплодный, какъ случается нерѣдко съ нѣкоторыми эфемерными знаменитостями, которыхъ пустота наполняется развѣ только воздухомъ.
Мы считаемъ Андре Лео не только писателемъ, но и мыслителемъ; послѣднее значеніе его даже беретъ верхъ надъ первымъ; это обусловливается въ особенности тѣмъ, что нашъ неосторожный авторъ нисколько не думаетъ скрывать свою наивность.
Заслуга артиста заключается менѣе въ способности обойтись безъ искуственныхъ поддержекъ (ficelles), чѣмъ въ умѣніи скрыть тѣ изъ нихъ, которыми онъ пользуется. Художникъ долженъ поселить въ публикѣ мнѣніе, что онъ знаетъ все лучше ея, даже то, что, повидимому, не заслуживаетъ быть предметомъ знанія, Мы уважаемъ людей, питающихъ отвращеніе къ извѣстнымъ родамъ безобразія, но художникъ, рисующій человѣческую природу, не долженъ былъ бы отворачивать глаза отъ всего уродливаго, замѣчаемаго имъ въ человѣческой жизни. Гете, великій знатокъ этого предмета, сказалъ: «мы не должны искать законовъ нашего совершенствованія только въ томъ, что нравственно и чисто…. Все рѣзко выдающееся участвуетъ въ нашемъ воспитаніи.»
Съ перваго своего шага Андре Лео занялъ мѣсто въ ряду первокласныхъ французскихъ авторовъ романовъ. Этотъ, уже великій талантъ окрѣпнетъ еще болѣе. Онъ свѣжъ, спокоенъ, обиленъ, но сила его проявилась еще не вполнѣ. Надобно замѣтить, что талантъ этотъ обладаетъ однимъ очень драгоцѣннымъ качествомъ, позволяющимъ автору руководиться всѣми результатами опыта, — талантъ этотъ плодороденъ.
Написавъ «Двухъ дочерей господина Плишона», авторъ вскорѣ затѣмъ издалъ «Жака Галерона и разводъ», а журналъ «Вѣкъ» печатаетъ «Деревенскій идеалъ», начатый подъ тѣнью морбиганскихъ рощъ и оконченный при завываніи холодныхъ вѣтровъ въ устьѣ Луары.
Изъ всѣхъ писательницъ женщина, довольно неудачно скрывающаяся подъ псевдонимомъ Андре Лео, наименѣе заслуживаетъ прозваніе синяго чулка. Какой нибудь незнакомецъ можетъ встрѣчать ее разъ двадцать въ салонѣ, нисколько не подозрѣвая, что онъ видитъ передъ собою одну изъ современныхъ литературныхъ знаменитостей. Если бы даже, проведя съ ней нѣсколько часовъ въ бесѣдѣ, онъ и напалъ на настоящій слѣдъ, то этотъ необыкновенно свѣтлый умъ, силою простоты, естественности, умѣетъ все-таки себя замаскировать. Она можетъ говорить обо всемъ и съ каждымъ — его собственнымъ языкомъ; она не относится съ пренебреженіемъ къ недалекимъ людямъ и не щеголяетъ педантизмомъ передъ салонными мудрецами. Притомъ въ ея пріемѣ нѣтъ ни малѣйшихъ слѣдовъ вульгарной безразборчивости; она привлекаетъ только тѣхъ, которыхъ стоитъ привлекать, а прочіе какъ бы невольно держатся на разстояніи, не имѣя даже надежды когда нибудь къ ней приблизиться.
Мы останавливаемся. Женщина, которая, повинуясь чувству очаровательной стыдливости, выбрала своей литературной эгидой имена своихъ двухъ дѣтей, имѣетъ полное право на скромность ея чтителей, и, быть можетъ, мы, подъ вліяніемъ теплаго сочувствія, сказали даже слишкомъ много.
Отъ литературной талантливости и добросовѣстности мы бы желали перейти въ настоящемъ обозрѣніи къ всесторонней талантливости и честности цѣлаго великаго народа, такъ побѣдоносно вышедшаго изъ своей недавней, тяжелой внутренней борьбы. Сѣвероамериканская жизнь въ Соединенныхъ Штатахъ представляетъ европейцу столько изумительныхъ и въ высшей степени интересныхъ загадокъ, что мы бы хотѣли предложить нѣсколько характеристическихъ чертъ общественнаго быта сѣверо-американцевъ тѣмъ изъ читателей, которые не имѣли случая практически приглядѣться къ условіямъ, которыми обставлена здоровая и плодоносная жизнь этого энергическаго и раціональнаго народа.
I.[править]
Когда въ Англіи стали думать о пользѣ распространенія граматности во всѣхъ классахъ населенія, явился вмѣстѣ съ тѣмъ вопросъ: кто долженъ заботиться объ учрежденіи народныхъ школъ, — т е. кто обязанъ взять на себя иниціативу этого дѣла — правительство или общество? Англичане, всегда чуткіе, гдѣ дѣло идетъ о правахъ ихъ на самоуправленіе, скоро сообразили, что имъ не слѣдуетъ упускать изъ рукъ такого важнаго права, какъ завѣдываніе народнымъ образованіемъ. Англійское общество рѣшило вопросъ, присвоивъ себѣ какъ заботу объ открытіи школъ, такъ и расходы на ихъ содержаніе.
Англійскіе переселенцы въ Америку шли въ новое отечество уже съ готовой идеей о необходимости и пользѣ народнаго образованіи и о зависимости его отъ самого общества. Заселяя пустыни, прорубая непроходимыя лѣса, эмигранты по необходимости должны были прежде всего озаботиться о защитѣ себя отъ физическихъ вліяній, отъ нападеній туземныхъ индѣйцевъ и дикихъ звѣрей. Заботу о всемъ остальномъ приходилось отложить пока въ сторону. Но идея о народномъ образованіи, какъ объ одномъ изъ важнѣйшихъ факторовъ цивилизаціи и свободы, — даже во время тяжкой борьбы съ природой постоянно напоминала о себѣ трудящимся въ потѣ лица піонерамъ, и они, при первой возможности, срубали себѣ школу, куда открывали доступъ всѣмъ и каждому. Здѣсь дѣти могли получать первоначальное образованіе. Въ эти школы по необходимости пришлось принимать какъ мальчиковъ, такъ и дѣвочекъ и учить ихъ вмѣстѣ. Новые поселенцы были еще слишкомъ бѣдны и слишкомъ заняты борьбою съ природою и другими препятствіями, чтобы могли открывать отдѣльныя училища для каждаго пола. Можно было, пожалуй, и другимъ способомъ выйдти изъ затрудненія, — совсѣмъ не пускать дѣвочекъ въ школы, но американцы и тогда были слишкомъ умны, чтобы сдѣлать подобную нелѣпость. Такимъ естественнымъ путемъ сложилась американская система народнаго образованія, принятая теперь во всѣхъ штатахъ почти повсемѣстно. Система не хитрая, вся суть ея можетъ быть выражена слѣдующими словами: «каждый гражданинъ Соединенныхъ Штатовъ безъ различія пола, долженъ имѣть возможность получить по крайней мѣрѣ элементарное- образованіе, почему всякая община обязана имѣть по крайней мѣрѣ одну первоначальную школу». Въ Америкѣ ничто разумное не остается пустою фразой, все сейчасъ же примѣняется къ дѣлу, и теперь каждая община имѣетъ одну или нѣсколько элементарныхъ школъ, устроенныхъ на весьма здравыхъ основаніяхъ, соображенныхъ съ разумными педагогическими требованіями. Эти школы открыты для всѣхъ безъ исключенія дѣтей обоего поля, принадлежащихъ къ общинѣ[1]. Здѣсь мальчики и дѣвочки обучаются вмѣстѣ. Американцы долгимъ опытомъ пришли къ убѣжденію въ неоспоримой пользѣ совмѣстнаго обученія обоихъ половъ. Вопреки толкамъ европейскихъ моралистовъ, полагающихъ, что при совмѣстномъ обученіи страдаетъ нравственность, американцы слишкомъ очевидными фактами доказываютъ противное. Благодаря ихъ прекрасной системѣ школьнаго воспитаніи создается та изумительная нравственность, то глубокое уваженіе къ человѣческому достоинству, которыя поражаютъ иноземца, посѣтившаго Соединенные Штаты. При совмѣстномъ обученіи обоихъ половъ, всѣ хорошія стороны, составляющія исключительную особенность каждаго пола въ отдѣльности, взаимно передаются, и каждый полъ, своими лучшими сторонами, благотворно вліяетъ на другой. Такимъ образомъ, мальчики передаютъ дѣвочкамъ свою способность къ анализу и усидчивому умственному труду, свое терпѣніе, благодаря которому они, хотя медленно, но всегда достигаютъ цѣли — усвоенія новыхъ предметовъ изученія; дѣвочки съ своей стороны дѣлятся съ мальчиками своею способностію быстро соображать, своимъ вліяніемъ способствуютъ смягченію грубости нрава мальчиковъ и пр. Но вѣнецъ этой системы заключается въ развитіи соревнованія, съ которымъ каждый полъ стремится перещеголять другой успѣхомъ въ ученіи. Путешественникъ-европеецъ съ изумленіемъ выслушиваетъ бойкіе отвѣты учениковъ и ученицъ первоначальныхъ американскихъ школъ; его поражаютъ большія познанія, выказываемыя этими малютками; не замѣчаетъ онъ ни жеманства, съ которымъ обыкновенно отвѣчаютъ дѣвочки европейскихъ женскихъ школъ, ни запуганнаго вида, составляющаго необходимую принадлежность учениковъ мужскихъ школъ стараго свѣта.
«Что за оказія?» размышляетъ европеецъ, еще не успѣвшій коротко ознакомиться съ американской жизнію, «отвѣчаютъ они бойко, но вѣрно большіе шалуны; слишкомъ раннее развитіе до добра не доводитъ, къ тому же что за странность воспитывать вмѣстѣ оба пола!» Но къ своему изумленію узнаетъ, что за этими такъ рано развившимися малютками не замѣчается особенныхъ шалостей, напротивъ они ведутъ себя весьма добропорядочно, такъ что самому строгому педагогу-формалисту трудно было бы къ чему нибудь придраться. Но изумленіе европейца доходитъ до крайнихъ предѣловъ, когда ему сообщаютъ, что въ американскихъ школахъ нѣтъ никакой особой дисциплины, что этого слова даже не понимаютъ дѣти, что нѣтъ никакихъ особыхъ надзирателей надъ ними; и чтобы окончательно принести въ недоумѣніе посѣтители, учитель выходитъ изъ класса, приглашая слѣдовать за собой гостя. Онъ запираетъ дверь, заявивъ ученикамъ предъ уходомъ, что ему необходимо на время отлучиться, что онъ возвратится очень скоро назадъ, а ихъ проситъ продолжать занятія въ томъ же порядкѣ, какъ еслибы онъ самъ былъ въ классѣ. «Вотъ теперь-то начнется гамъ?» Ничуть не бывало; ученики продолжаютъ заниматься своимъ дѣломъ; ни особеннаго шума, ни возни вовсе не слыхать.
— Вѣроятно тамъ оставленъ старшій воспитанникъ или воспитанница, которому дана власть надъ прочими товарищами? спрашиваетъ европеецъ. «Вовсе нѣтъ, отвѣчаютъ ему, — никакихъ старшихъ у насъ не имѣется». — Такъ что же есть? Что заставляетъ этихъ дѣтей вести себя такъ прилично?
— Привычка къ самоуправленію, съ торжествующимъ видомъ произноситъ янки. — Здѣсь, въ школѣ, отражается вся наша жизнь. Каждому ребенку у насъ прежде всего, даютъ понять, что онъ американскій гражданинъ, что онъ имѣетъ извѣстныя права и обязанности, что ему въ жизни придется управляться самому, что онъ долженъ самъ себѣ пробивать жизненный путь. Поступаетъ онъ въ школу и въ устройствѣ ея встрѣчаетъ совершенное подобіе устройству всей государственной системы своего отечества. У насъ десятилѣтняя дѣвочка хорошо знаетъ конституцію своей страны. Вотъ вамъ разгадка непонятнаго для васъ явленія!
Европеецъ успокоивается, теперь онъ начинаетъ уже понимать американскій народъ.
Въ первоначальныхъ школахъ учителя преимущественно женщины. Въ такой странѣ, какъ Америка, гдѣ женщины получаютъ совершенно одинаковое съ мужчинами образованіе, не можетъ послѣдовать никакого ущерба отъ занятія ими учительскихъ мѣстъ. Совершенно напротивъ, только женщина умѣетъ съ полнымъ успѣхомъ нести обязанности первоначальнаго обученія. Въ первоначальныхъ школахъ надобно главное — воспитывать дѣтей, — обученіе придетъ послѣ своимъ порядкомъ, — а кому же, какъ не женщинѣ слѣдуетъ поручить эту святую обязанность? Женщина лучше справится съ ребенкомъ, нежели мужчина, къ женщинѣ малютка всегда чувствуетъ болѣе довѣрія, чѣмъ къ мужчинѣ. Американцы прекрасно поняли эту истину, и свои первоначальныя школы поручили женщинамъ. Но понимая какую важную обязанность возлагаютъ на нихъ, американцы подготовили своихъ женщинъ къ этимъ обязанностямъ. Они открыли доступъ женщинамъ всюду: въ высшія учебныя заведенія, въ библіотеки, въ музеи въ обсерваторіи, въ лабораторіи, въ государственную и общественную службу и пр Женщины, съ своей стороны, не остались глухи къ этому призыву; они неутомимо трудится, образовываютъ себя; пріобрѣтаютъ знанія, а не занимаются пустяками въ родѣ модныхъ нарядовъ и поисковъ мужа, что, какъ извѣстно составляетъ почти единственное занятіе большей части образованныхъ европейскихъ женщинъ Потому въ Америкѣ гораздо чаще встрѣтишь женщину, чѣмъ куклу; въ Европѣ же наоборотъ
Не менѣе системы воспитанія въ американскихъ школахъ путешественниковъ-европейцевъ занимаетъ, чему учатъ въ нихъ? Европеецъ, воспитанный на классицизмѣ, и размышляющій о занимающемъ его вопросѣ наталкивается въ Вашингтонѣ на Капитолій. Онъ входитъ въ это замѣчательное произведеніе новѣйшаго искуства, осматриваетъ его во всѣхъ подробностяхъ. Предупредительный американецъ случившійся на ту пору, водитъ гостя по всѣмъ закоулкамъ, объясняя значеніе и назначеніе каждаго предмета. Осмотръ конченъ, европеецъ благодаритъ своего любезнаго чичероне. Янки, осклабляясь, пожимая на прощаньи руку своему собесѣднику, съ гордостію говоритъ ему: «Не правда-ли, нашъ Капитолій лучшее зданіе въ свѣтѣ; онъ самый лучшій монументъ въ мірѣ, — онъ весь построенъ изъ желѣза и камня и не заключаетъ въ себѣ ни золотника дерева.»
Европеецъ пожимаетъ плечами и отчаянно машетъ рукой. «Кажется нечего спрашивать, чему учатъ въ американскихъ школахъ; — кто, кромѣ грубаго реалиста, способенъ отозваться такъ о національномъ памятникѣ искуства?» говоритъ онъ. Но успокоившись немного, если онъ благоразумный и развитый человѣкъ европеецъ, скоро перемѣнитъ свое мнѣніе о реализмѣ американцевъ и пойметъ, что именно благодаря этому реализму, замѣчаемому какъ въ американской жизни, такъ и въ американской школѣ, глазамъ европейца представляется въ Америкѣ столько невиданныхъ чудесъ,
Обученіе въ американскихъ школахъ устроено также хорошо, какъ и воспитаніе Оно соображено съ разумнымъ педагогическимъ методомъ, переходя отъ легчайшихъ предметовъ къ труднѣйшимъ. Ребенка не напичкиваютъ множествомъ научныхъ предметовъ, его только подготовляютъ къ будущей дѣятельности въ высшихъ училищахъ. Такимъ образомъ, въ первоначальныхъ школахъ учатъ только читать, писать и считать. Учители обязаны разъяснять прочитанное и обращать вниманіе учениковъ на предметы, которые у нихъ находятся предъ глазами: учитель обязанъ объяснить ученику всѣ физическія явленія, съ которыми ребенокъ встрѣчается ежедневно и т. д. Затѣмъ ребенокъ переходитъ въ другую школу, гдѣ ему преподаютъ ариѳметику и объясняютъ сообразно съ его возрастомъ исторію Соединенныхъ штатовъ, а также географію; обученіе нагляднымъ путемъ продолжается; ребенокъ понемногу усвоиваетъ нѣкоторыя физическія законы и узнаетъ свойства предметовъ, находящихся у него передъ глазами; въ этой же школѣ преподаютъ грамматику, а въ нѣкоторыхъ мѣстахъ и бухгалтерію. Изъ второй школы ребенокъ переходитъ въ третью, гдѣ знакомится съ алгеброй, геометріей, новѣйшими языками, всеобщей исторіей и литературой. Этимъ кончается первоначальное образованіе, которое получаютъ почти всѣ безъ исключенія американскіе граждане.
Въ среднихъ школахъ преподаваніе идетъ разумѣется гораздо шире. Оно обнимаетъ новѣйшіе языки, математику, естественную исторію, физику, химію, литературу, и исторію; кто желаетъ можетъ кромѣ того заниматься астрономіею, а также языками латинскимъ и греческимъ.
Ни въ какихъ школахъ Соединенныхъ Штатовъ не преподается законъ Божій, какъ паука. Но понятіямъ американцевъ религія дѣло совѣсти каждаго человѣка, и о ней разсуждать и правильно сознавать ее можетъ только человѣкъ взрослый. Къ тому же въ Америкѣ, гдѣ въ одной общинѣ часто живутъ рядомъ люди десятка различныхъ сектъ, практически было бы крайне неудобно ввести законоучителя, какъ преподавателя.
Въ американскихъ школахъ нѣтъ даже и помышленія о наказаніяхъ учащихся. Слово наказаніе изгнано изъ лексикона училищнаго языка. А между тѣмъ обученіе идетъ своимъ порядкомъ, и уже никакъ не хуже, чѣмъ въ школахъ, гдѣ оно составляетъ необходимую принадлежность педагогіи; ученики ведутъ себя весьма прилично и несравненно порядочнѣе, нежели въ училищахъ, гдѣ принята система устрашеній.
Такъ какъ въ Америкѣ общество не раздѣляется на классы, то разумѣется тамъ и не можетъ существовать сословныхъ учебныхъ заведеній.
Въ Соединенныхъ Штатахъ все устроивается въ широкихъ размѣрахъ. Тамъ не любятъ дѣлать дѣла вполовину. Библіотеки, кабинеты, учебныя пособія, которыми снабжены училища своимъ богатствомъ, роскошью и превосходнымъ, вполнѣ сообразнымъ съ цѣлію, устройствомъ поразятъ всякаго неамериканца. На что англичане, надменно расхаживающіе по библіотекамъ, кабинетамъ и музеямъ европейскаго континента, и тѣ невольно опускаютъ голову при входѣ въ подобныя учрежденія въ Соединенныхъ Штатахъ. Самое небогатое среднее учебное заведеніе въ небольшомъ городѣ снабжено такой библіотекой, имѣетъ такія великолѣпные и богатые физическіе и химическіе аппараты, какіе трудно встрѣтить въ богатѣйшемъ учебномъ заведеніи стараго свѣта.
Такія же заведенія, открытыя для публики, еще болѣе, если возможно, великолѣпны и комфортабельны. Войдите напримѣръ въ одну изъ публичныхъ библіотекъ города Бостона. Превосходныя свѣтлыя залы, отличная мебель, толстыя ковры, всѣ необходимыя принадлежности для письма на столахъ, а главное громадные шкапы, обильно снабженные книгами на всѣхъ языкахъ цивилизованнаго міра; — прибавьте къ этому многочисленныхъ посѣтителей, состоящихъ изъ людей всевозможныхъ возрастовъ обоего пола; и предъ нами отрадная картина, вполнѣ характеризирующая американскую жизнь. Все это серьезно занято, но занято этимъ дѣломъ какъ бы урывкомъ; леди и джентльмены (въ Америкѣ трудно встрѣтить людей, которыхъ нельзя бы было назвать этими именами въ самомъ строгомъ его значеніи) безпрерывно подходятъ къ конторкамъ, за которыми засѣдаютъ библіотекари, подходятъ и, не говоря ни слова, указываютъ на нумеръ каталога. Книга но ихъ требованію является мгновенно, если она никѣмъ не занята, что впрочемъ случается очень рѣдко, такъ какъ почти всѣ книги имѣются въ библіотекѣ въ двухъ, а иногда и болѣе экземплярахъ. Посѣтители безпрерывно смѣняются и въ день навѣрное перебываютъ въ библіотекѣ сотни людей.
Для входа въ библіотеку, если она открыта безплатно для посѣтителей, не требуется никакихъ формальностей. Пришла вамъ охота читать или воспользоваться книгами для ученыхъ изысканій или литературныхъ статей, идете прямо и требуйте книгу — вамъ ее немедленно выдадутъ, не спрашивая ни кто вы, ни для какой цѣли вамъ нужна книга; одно условіе не выносить книгу изъ залы. Пользоваться книгой можно неопредѣленное время, но и съ извѣстнымъ ограниченіемъ: если пользующійся книгой не пришелъ два дни сряду въ библіотеку, книга его въ случаѣ требованія передается другому лицу.
Кромѣ выдачи книгъ для чтенія въ самомъ зданіи библіотеки, книги изъ публичныхъ библіотекъ отпускаются и на домъ. Здѣсь разумѣется требуются уже нѣкоторыя формальности, именно необходимо, чтобы лицо, желающее получить книгу на домъ, было знакомо одному изъ библіотекарей, который и выдаетъ книгу на свой страхъ. Книги въ такомъ случаѣ выдаются подъ простую росписку. Какъ велика въ Америкѣ любовь къ чтенію и къ ученымъ занятіямъ можно судить потому, что въ одномъ Бостонѣ изъ публичныхъ библіотекъ на домъ выдается до 200,000 томовъ ежегодно.
Музеи и различныя ученыя учрежденія въ Соединенныхъ Штатахъ имѣютъ право на такое же уваженіе, какъ и ихъ библіотеки.
Вотъ напримѣръ извѣстная Смитсонія, невдалекѣ отъ Уашингтона. Это ученое учрежденіе основано Джемсомъ Смитомъ въ 1847 году и названо въ честь его Смитсоніею. Цѣль его — поощреніе и распространеніе научныхъ познаній не только въ Америкѣ, но и во всемъ свѣтѣ, для чего оно имѣетъ сношенія съ учеными учрежденіями цѣлаго міра, печатаетъ и распространяетъ различныя ученыя сочиненія, имѣетъ у себя превосходнѣйшій музей естественной исторіи и громадную библіотеку. Всѣ эти научныя богатства открыты для всѣхъ желающихъ серьезно заниматься наукой. Смитсонія помогаетъ денежными средствами многимъ ученымъ предпріятіямъ, преимущественно предпринятымъ съ цѣлію изысканій но части естествознанія; но не отказываетъ въ своемъ содѣйствіи изслѣдованіямъ и по другимъ отраслямъ паукъ. Это учрежденіе, задуманное частнымъ человѣкомъ и содержащееся собственными средствами, безъ всякаго пособія со стороны правительства, въ сравнительно короткое время существованія, принесло наукѣ никакъ не меньше, если не гораздо больше, пользы, нежели нѣкоторыя академіи и другія ученыя учрежденія стараго свѣта, считающія время своего существованія десятками и даже сотнями лѣтъ,
Изъ этихъ немногихъ представленныхъ нами фактовъ кажется нетрудно заключить, что въ Америкѣ какъ дѣтямъ честныхъ гражданъ, такъ и самомъ честнымъ гражданамъ весьма легко получить солидное образованіе. По кромѣ этихъ относительно счастливыхъ людей, въ Соединенныхъ Штатахъ, какъ и во всякомъ человѣческомъ обществѣ, есть много несчастныхъ или брошенныхъ на произволъ судьбы дѣтей или же впавшихъ въ порокъ взрослыхъ. О ихъ участи въ Америкѣ заботятся несравненно болѣе раціонально, нежели въ Европѣ, а потому и несравненно успѣшнѣе.
Вѣнцомъ устройства благотворительныхъ учрежденій въ Соединенныхъ Штатахъ то справедливости слѣдуетъ считать цѣлый рядъ учрежденій, сгрупированныхъ на небольшомъ пространствѣ на островѣ Рандаль, близь Нью-Іорка, Здѣсь на городскія деньги содержится пріютъ на 80 дѣтей обоего пола, больницы, богадѣльни. Управленіе ими ввѣрено коммиссіи изъ четырехъ членовъ, получающихъ жалованье, каждый по 8000 долларовъ въ годъ. Они избираются посредствомъ всеобщей подачи голосовъ. Въ своихъ распоряженіяхъ они дѣйствуютъ довольно независимо отъ муниципальной власти, по находятся подъ бдительнымъ контролемъ общественнаго мнѣнія. Этой же коммиссіи ввѣрено наблюденіе и за городскими тюрьмами
Дѣти, принадлежащія пріюту, поселены въ хорошенькихъ коттеджахъ съ широкими окнами, паркетными полами и крытыми галлереями. При заведеніи имѣется обширный садъ и отлично устроенная гимнастика. Болѣе взрослыя дѣти занимаются земледѣльческими работами и ремеслами; меньшіе находятся на попеченіи нянекъ. Пріютъ имѣетъ свою школу, устроенную совершенно на тѣхъ же основаніяхъ, какъ и школы для счастливыхъ дѣтей. Здѣсь учатъ и воспитываютъ такъ же хорошо, какъ и въ тѣхъ школахъ. Все пріютское начальство — женщины; врачи также исключительно избираются изъ женщинъ. Послѣднее обстоятельство опять таки много говоритъ въ пользу раціональности американскаго взгляда на воспитаніе дѣтей. Ребенокъ всегда долженъ быть на попеченіи женщины, а не мужчины. Но тѣмъ же причинамъ, по которымъ попеченіе о здоровыхъ дѣтяхъ отдается въ руки женщинъ, леченіе дѣтей непремѣнно докторами-женщинами имѣетъ вполнѣ разумное основаніе
Учрежденія въ Рандалѣ стоятъ Нью-Іорку 500,000 долларовъ въ годъ.
Другое замѣчательное учрежденіе въ этомъ родѣ — пріютъ и вмѣстѣ исправительное заведеніе для порочныхъ дѣтей, находящееся въ Филадельфіи. Здѣсь воспитываются, также какъ и на островѣ Рандалѣ, бѣдные, покинутые малютки, а также юные преступники: непокорные, упрямые дѣти или же сдѣлавшіе какой нибудь проступокъ, за который подверглись судебному разбирательству. Сюда принимаются какъ бѣлые, такъ и черные. Помѣщеніе для бѣлыхъ чище, опрятнѣе и удобнѣе, чѣмъ такое же для негровъ. Фактъ грустный, но вѣроятно теперь, съ освобожденіемъ негровъ и съ порѣшеніемъ вопроса о политическихъ правахъ ихъ, изчезнетъ и эта разница; за это можетъ поручайся практическій умъ и благоразуміе американцевъ. Но и теперь хотя помѣщеніе для негровъ отведено худшее, чѣмъ для бѣлыхъ, однакоже обученіе, и воспитаніе дѣтей въ пріютѣ для обоихъ расъ совершенно одинаково. Школа устроена также какъ и на островѣ Рандалѣ. Способы обученія и воспитанія почти ничѣмъ не родятся отъ принятыхъ въ Нью-Іоркѣ, только въ Филадельфіи обращено еще, большее вниманіе на обученіе ремесламъ. Работа дѣтей приноситъ не малую пользу заведенію, безъ всякаго ущерба для здоровья юныхъ работниковъ. Дѣти работаютъ дѣтскія ботинки, толстыя сапоги для арміи, прутики для зонтиковъ, спичечницы, щеточки и пр. Изъ мастерскихъ пріюта выходятъ массы издѣлій и еслибы ни зоркій общественный контроль, то. вѣроятно, обиліе работы, которую можно бы было продавать по очень дешевой цѣнѣ, подрывало мѣстную производительность. Но пріютъ не имѣетъ права продавать своихъ произведеній иначе какъ но средней цѣнѣ, существующей въ Филадельфіи. Ярые либералы пожалуй готовы возставать противъ такого стѣсненія, по мы, напротивъ, находилъ разумный тактъ въ подобномъ постановленіи: оно, нисколько не мѣшая естественной конкурренціи, спасаетъ массы рабочихъ отъ сильнаго пониженія заработной платы, которое непремѣнно имѣло бы мѣсто въ случаѣ продажи пріютомъ предметовъ своего производства по произвольнымъ цѣнамъ.
Вотъ поразительные факты американской благотворительности. Гдѣ, въ Европѣ можно встрѣтить подобное? А еще американцевъ обвиняютъ въ безсердечіи, въ эгоизмѣ, въ исключительной привязанности къ матеріальнымъ интересамъ.
Вся система народнаго образованія въ Соединенныхъ Штатахъ направлена къ тому, чтобы дать возможность каждому гражданину получать легко и дешево такое образованіе, какое получать ему заблагоразсудится. Эта справедливая и благоразумная система принесла хорошіе плоды. Нѣтъ дѣятельности, для которой въ Соединенныхъ Штатахъ не нашлось бы во всякомъ городкѣ способныхъ людей. Ремесла, торговля, промышленность, административная дѣятельность, наука, литература, — все процвѣтаетъ въ Америкѣ, все постоянно совершенствуется, все предпринимается въ широкихъ размѣрахъ, которые, кажутся чудовищными, почти невозможными въ старомъ свѣтѣ.
Возьмемъ хотя періодическую литературу. Въ первой книжкѣ «Дѣла», были представлены цифры дохода американскихъ газетъ съ объявленій. Дополню ихъ свѣденіями о чистомъ доходѣ вообще съ предпріятія, трехъ главнѣйшихъ газетъ, издающихся въ Соединенныхъ Штатахъ. New-Iork Herald имѣетъ чистаго дохода около 1,500,000 нашихъ рублей; New-Iork Times около 700,000 руб., а Tribune около 000,000 руб. Можно судить, какъ велика потребность въ чтеніи, если при существованіи въ республикѣ нѣсколькихъ тысячъ газетъ и журналовъ, могутъ быть газеты съ такимъ громаднымъ доходомъ. Въ старой Европѣ нигдѣ нельзя встрѣтить ничего подобнаго,
Пресса въ Соединенныхъ Штатахъ пользуется безграничной свободою. Правительство не имѣетъ нрава преслѣдовать журналистику за ея убѣжденія. Оно можетъ въ лицѣ отдѣльныхъ своихъ членовъ начинать иски, но какъ и всякое частное лицо — не болѣе. Стоитъ вспомнить, что писалось не только газетами южныхъ штатовъ, но даже и нѣкоторыхъ сѣверныхъ о Линкольнѣ во время междуусобной войны. Его сравнивали съ Людовикомъ XI, Тиверіемъ, обвиняли въ деспотизмѣ, въ посягательствѣ на свободу прессы, во лжи и въ пр. подобныхъ нелѣпостяхъ и писалось это въ Вашингтонѣ въ самый разгаръ гражданской борьбы.
Американская періодическая пресса мало похожа на европейскую прессу. Она очень рѣдко беретъ на себя руководительство общественнымъ мнѣніемъ — она скорѣе слѣпо идетъ но стопамъ его, потому въ Америкѣ нерѣдко случается, что газета, сегодня ратовавшая за республиканскую партію, завтра становится на сторону демократовъ и наоборотъ. Самое любопытное явленіе въ подобномъ родѣ представляетъ New-Iork Herald. Никто никогда не можетъ сказать, какого именно убѣжденія она держится. Сама редакція даже не можетъ утвердительно рѣшить, къ какой партіи она будетъ принадлежать завтра. Ея партія та, на сторонѣ которой въ данную минуту выигрышъ. Можетъ быть благодаря этому обстоятельству она пользуется такой огромной популярностію и такимъ безпримѣрнымъ успѣхомъ.
Многимъ такое поведеніе американской журналистики можетъ показаться, пожалуй, не совсѣмъ сообразнымъ съ высокой цѣлію назначенія прессы. Но если взять во вниманіе развитіе Соединенныхъ Штатовъ, высокое значеніе въ нихъ личности, выработанность убѣжденій, политическую способность каждаго гражданина, — то станетъ понятно, что газеты въ европейскомъ смыслѣ вовсе не нужны но ту сторону Атлантическаго океана. Но также будетъ понятно, что газеты на американскій образецъ были бы положительно вредны въ Европѣ. Впрочемъ и сама Европа не можетъ похвалиться многими образчиками независимыхъ органовъ, за то можетъ показать безчисленное множество такихъ органовъ, которые торгуютъ своими убѣжденіями, и продаютъ себя встрѣчному и поперечному. Въ Америкѣ же подкупъ газетъ составляетъ чрезвычайно рѣдкое явленіе
2.[править]
Во время самаго разгара войны въ Соединенныхъ Штатахъ любимой темой извѣстной части западни европейской журналистики (къ составу ея принадлежала большая часть періодической прессы) было сожалѣніе о горькой участи, ожидающей республику. Свои прорицанія они основывали, по ихъ словамъ, на исторіи новѣйшихъ государствъ западной Европы. «Всякая междоусобная война, говорили они, ведетъ непремѣнно въ военной диктатурѣ? нѣтъ причины, почему бы Америка не испытала общую участь.» Повойпа окончилась, и гдѣ же военная диктатура? Все вошло опять въ свой обычный порядокъ; временная диктатура президента окончилась; войска распущены по домамъ; генералы и солдаты принялись за плугъ, за торговлю и за ученыя занятія; всякій, снявъ съ себя военную форму, постарался забыть о военномъ ремеслѣ и занялся тѣмъ ремесломъ, какимъ онъ занимался до войны
Другая тема, не менѣе любезная европейскимъ публицистамъ, касалась финансоваго положенія Соединенныхъ штатовъ. Громадныя затраты на военныя надобности, увеличившія государственный долгъ до громадной цифры, паденіе курса, банкротства многихъ солидныхъ торговыхъ фирмъ вызвали новый приливъ соболѣзнованія къ сердцамъ чувствительныхъ писателей газетныхъ передовыхъ статей. И запѣли они на разные голоса о приближающемся финансовомъ кризисѣ въ Соединенныхъ штатахъ, о неминуемомъ государственномъ банкротствѣ, которое, нѣтъ сомнѣнія, повлечетъ за собою серьезныя бѣдствія — рушится порядокъ, водворится анархія и хваленая страна свободы по необходимости должна будетъ броситься въ объятія первому проходимцу. Но и этому предсказанію дальновидныхъ политиковъ и финансистовъ не суждено было исполниться. Война окончилась, и вмѣсто предсказанныхъ бѣдствій народъ американскій являетъ міру проектъ уплаты всего государственнаго долга посредствомъ національной подписки, проектъ реальный, а не произведеніе разгоряченный фантазіи какого побудь мечтателя.
Американцы улыбались, перечитывая подобныя разглагольствованія европейскихъ журналовъ Они не видѣли надобности опровергать эти дѣтскія изліянія замечтавшихся болтуновъ. Имъ стоило бы указать на нѣкоторые крупные факты, которыхъ, по крайней близорукости не могли замѣтить горячіе соболѣзнователи о ихъ бѣдственной, участи Прозорливымъ предсказателямъ стоило напримѣръ анализировать хотя событіе въ Кентукки, штатѣ объявленномъ на военномъ положеніи, случившееся въ самый разгаръ междоусобной войны. Штатъ этотъ былъ наполненъ войсками вѣрными правительству; главный городъ штата былъ также въ рукахъ правительства и въ этомъ городѣ собрался митингъ въ 80,000 человѣкъ, на которомъ составилось обвиненіе противъ президента Линкольна, и члены котораго объявили себя вообще противъ правительства. Никто не помѣшалъ ораторамъ произносить свои противуправительственныя рѣчи, не смотря на массы солдатъ, разумѣется безоружныхъ, бывшихъ въ числѣ зрителей, которые хотя и выражали свое негодованіе свистками, ругательствами и пр., но выражали его какъ и многіе другіе граждане, здѣсь присутствовавшіе. Митингъ, окончивъ свое засѣданіе, спокойно разошелся.
Это фактъ не единичный; такъ дѣлалось и въ другихъ штатахъ. Вообще, если необходимость заставляла правительство во время междоусобной войны принимать иногда невполнѣ конституціонныя мѣры, то никогда никто изъ его членовъ не рѣшался предпринять что либо противъ свободы политической, — свободы гласнаго заявленія общественнаго мнѣнія — извѣстной мѣстности.
Этотъ то многозначительный Фактъ и ускользнулъ отъ вниманія проницательныхъ европейскихъ критиковъ. Но теоріи ихъ выходило, что Соединенные штаты должны разложиться, должна изчезнуть ихъ свобода, должны они наконецъ пережить тѣ самые Фазисы исторической жизни, какіе пережила Европа. При этомъ они позабыли справиться съ исторіей сѣвероамериканской республики, и не позаботились разузнать, съ какимъ народомъ имѣютъ дѣло.
Граждане Соединенныхъ штатовъ народъ по преимуществу трудолюбивый, изобрѣтательный, предпріимчивый. Благодаря этимъ качествамъ народнаго характера, пороки, сопровождающіе нищету и праздность, встрѣчаются тамъ какъ крайне рѣдкое исключеніе. Содиненные штаты — единственная страна въ мірѣ, гдѣ человѣкъ не имѣетъ надобности нить паразитомъ насчетъ чужого богатства. Такое счастливое положеніе происходитъ вовсе не отъ какихъ либо идеальныхъ, мечтательныхъ причинъ, его никакъ не слѣдуетъ приписывать сильному развитію нравственности. Оно результатъ правильнаго понятія о пользѣ. Американецъ чистѣйшій реалистъ — во всемъ и вездѣ онъ разсчитываетъ. Онъ питаетъ особенное уваженіе къ собственности; нигдѣ, можетъ быть, она такъ не уважается, какъ въ Соединенныхъ штатахъ; нигдѣ такъ тщательно она не охраняется; но охраняется именно общественнымъ сознаніемъ, которое выразилось въ ея пользу, потому что она дѣйствительная сила. Каждый, сознавая вѣрность этого опредѣленія, всѣми силами ума и способностей стремится къ ея пріобрѣтенію. И нигдѣ она такъ легко не пріобрѣтается, какъ въ Соединенныхъ штатахъ. Зачѣмъ тамъ будутъ думать о грабежѣ сосѣда, когда легко разсчитать, что можно сдѣлать пріобрѣтеніе болѣе удобнымъ и выгоднымъ способомъ! Въ трудѣ американецъ видитъ разумное право на существованіе. Онъ глубоко уважаетъ трудъ, онъ поклоняется ему. Занявъ пустыя земли, онъ смѣло стремится къ своей цѣли, и не успокоивается до тѣхъ поръ, пока ея не достигаетъ. Также поступаетъ промышленникъ, торговецъ, государственный человѣкъ, ученый, каждый на своемъ поприщѣ. Въ Соединенныхъ штатахъ нѣтъ людей, заѣденныхъ средой. Тамъ никто не лѣнится, всѣ работаютъ; тамъ некогда задумываться надъ разными пустяками, тамъ осмѣютъ человѣка, который будетъ жаловаться на общество, не признавшее его генія.
Работа — гордость американца; желая показать пріѣзжему иностранцу достопримѣчательности страны, онъ ведетъ его прямо на фабрику, въ мастерскія, показываетъ ему дороги, пароходы. Эта любовь къ труду, это служеніе ему, естественно должно было вызвать и вызвало въ Соединенныхъ штатахъ учрежденіе многихъ ассосіацій разнаго рода. Здѣсь, лучше чѣмъ гдѣ либо, можно видѣть могущество кооперативныхъ учрежденій. Описывать американскія ассосіаціи я не буду, здѣсь не мѣсто для ихъ описанія, но скажу объ одной, слишкомъ ясно показывающей, какъ съ сравнительно ничтожными средствами можно совершать работы, требующій значительныхъ затратъ.
Въ Филадельфіи есть огромный кварталъ, застроенный однообразными кирпичными домиками. Всѣ они въ два этажа и устроены очень удобно. Этотъ кварталъ обязанъ своимъ возникновеніемъ могуществу ассосіаціи. Нѣсколько рабочихъ разныхъ профессій согласились откладывать изъ своихъ заработковъ извѣстную сумму. Когда сбереженія эти достигли извѣстной цифры, ассосіаціи купила пустопорожнія мѣста, запаслась матеріаломъ и приступила къ постройкѣ домовъ для каждаго изъ своихъ членовъ. Работниками при постройкѣ были сами члены ассосіаціи; такъ каменьщики возводили стѣны, плотники обтесывали и утверждали балки, кровельщики крыли крышу и т. д.
Такихъ ассосіацій въ Филадельфіи было нѣсколько; нѣкоторые существуютъ до сихъ поръ; они продолжаютъ покупать земли, строятъ дома и продаютъ ихъ желающимъ; вырученные барыши дѣлятъ между членами ассосіаціи.
Уважая трудъ, янки питаетъ естественное презрѣніе къ мотовству. Вѣчно трудящіеся, люди практическіе въ хорошемъ значеніи этого слова, американцы не чувствуютъ никакой жалости къ человѣку, который раззоряетея вслѣдствіе мотовства. За то всегда помогутъ тому, кто раззорился отъ несчастной спекуляціи. Они и помогаютъ совсѣмъ уже оригинальнымъ образомъ. Торговецъ, узнавъ о затруднительныхъ обстоятельствахъ своего сосѣда, не ожидая намека отъ него о помощи, спѣшитъ предложить ему сколько нужно денегъ, отдавъ деньги торопится уйти, чтобы не дать времени получившему деньги напомнить о какомъ либо законномъ документѣ. Подобный долгъ выплачивается чрезвычайно аккуратно; онъ считается долгомъ чести, и въ случаѣ банкротства удовлетворяется ранѣе долговъ по законнымъ документамъ.
Привязанность янки къ труду, страсть ихъ къ обогащенію, предпріимчивый характеръ, качества, не понятыя европейскими путешественниками, были ославлены грубостію нравовъ, черствымъ эгоизмомъ, даже отсутствіемъ нравственныхъ побужденій. Между тѣмъ характеръ чистаго янки — смѣсь нѣжности и добродушія. Онъ обнаруживается съ особенною силою въ американскомъ гостепріимствѣ.
Кто не бывалъ въ Соединенныхъ штатахъ, тотъ врядъ ли видѣлъ настоящее гостепріимство. Янки, можетъ быть, незнакомы съ утонченностями европейской вѣжливости но взамѣнъ ея, они обладаютъ искренней, задушевной, сердечной простотою, которая, разумѣется, стоитъ гораздо выше искуственной европейской услужливости. Европеецъ умѣетъ давать пылкія обѣщанія, ловко оттѣняетъ свою преданность и уваженіе, но по большей части также ловко ограничиваетъ ихъ однѣми словами. Янки же просто пожметъ вашу руку и безъ всякихъ цвѣтистыхъ фразъ также просто пригласитъ васъ къ себѣ, — тѣмъ дѣло и кончится. Благодарности онъ не любитъ, за то онъ самъ, его время, его деньги, — все къ вашимъ услугамъ: таковы тамъ законы гостепріимства.
Честность янки достойна изумленія. Приведу фактъ, можетъ быть мелкій самъ но себѣ, но прекрасно характеризующій какъ честность американцевъ, такъ и ихъ способность къ самоуправленію. Въ Европѣ, пожалуй, готовы счесть подобный фактъ выдумкой досужаго воображенія, но тѣмъ не менѣе онъ вполнѣ достовѣренъ. Это — способъ расплаты пассажировъ за мѣста въ городскихъ омнибусахъ. При входѣ въ карету у пассажира никто не спрашиваетъ денегъ за мѣсто. Внутри ея есть ящикъ, въ который каждый пассажиръ опускаетъ слѣдуемыя съ него деньги за проѣздъ, и никогда не бывало примѣра, чтобы кто нибудь забылъ опустить слѣдуемую плату или положилъ монету меньшей цѣны. Каждаго пассажира контролируетъ публика, сидящая въ каретѣ.
Американецъ, какъ въ общественной, политической, такъ и частной жизни — истинный демократъ. Куда ни посмотрите, въ городъ ли, въ деревню, вездѣ даетъ себя чувствовать сила демократическаго принципа. Войдите въ семью, она устроена на демократическихъ началахъ, разсмотрите отношенія хозяевъ къ рабочимъ, къ домашней прислугѣ — они чисто демократическія; отношенія гражданъ между собою, къ административнымъ властямъ и властей къ гражданамъ — вездѣ господствуетъ демократическій принципъ.
Пришлось вамъ ѣхать по желѣзнымъ дорогамъ. Идете вы въ кассу и спрашиваете билетъ перваго класса; вамъ говорятъ, что на желѣзныхъ дорогахъ въ Соединенныхъ штатахъ нѣтъ раздѣленія на классы: всѣ билеты продаются по одной цѣнѣ, и вамъ предстоитъ только выборъ вагона, въ какой вы желаете сѣсть. «Но всѣ вагоны устроены одинаково», съ улыбкой замѣчаетъ кассиръ. Американскій демократическій характеръ не могъ бы вынести раздѣленія на классы! Убѣждаетесь вы въ этомъ и направляетесь къ вагону. Тамъ вы встрѣчаете самое разнообразное общество. Каждый во время пути дѣлаетъ что ему угодно — ѣстъ, пьетъ, куритъ, прохаживается по корридору. иностранные путешественники съ трудомъ свыкаются съ подобнымъ безпорядкомъ. Ихъ поражаетъ шумъ, безцеремонныя позы сидящихъ, прогулка по вагону и прочія странности американцевъ, неизвѣстныя на желѣзныхъ дорогахъ стараго свѣта. Но американцы любятъ такую свободу, и какое либо стѣсненіе, выдуманное ради приданія вида благопристойности, было бы для нихъ нестерпимо.
Зайдемте пожалуй на балъ, который дается на водахъ въ Саратогѣ. Туда стекается во время сезона весь фешенебльный свѣтъ. За входъ на этотъ балъ нужно заплатить весьма умѣренную цѣну. Что за чудеса! Какъ попалъ сюда вотъ этотъ молодецъ съ грубымъ, загорѣлымъ лицемъ, въ толстой, весьма неизящной обуви? Онъ танцуетъ съ леди, туалетъ которой весьма сомнительнаго достоинства. Да онъ не одинъ, такихъ, какъ онъ, много танцуетъ въ разныхъ концахъ залы, и танцуютъ вмѣстѣ съ расфранченными джентльменами и леди, одѣтыми по послѣдней парижской модной картинкѣ. И здѣсь демократическое начало равенства имѣетъ свою силу!
Палата депутатовъ также чисто демократическое учрежденіе. Въ засѣданіяхъ ея полнѣйшее отсутствіе этикета и церемоніала. Свобода рѣчей полная; каждый можетъ выражать всякое мнѣніе, какое ему заблагоразсудится, можетъ защищать, что ему угодно, хотя бы сущую галиматью. Въ послѣднемъ случаѣ его станутъ прерывать свистками, насмѣшками, ругательствами, но никто никогда не потребуетъ, чтобы такой ораторъ замолчалъ. Но когда онъ кончитъ свою рѣчь, никто ему не станетъ возражать; этимъ презрѣніемъ превосходно выражается общественное мнѣніе. Презрѣніе выражается еще другимъ способомъ, который на повалъ убиваетъ оратора: палата даже не удостаиваетъ его свистковъ, насмѣшекъ, ругани. Такой участи во время войны подвергались почти всѣ ораторы, говорившіе въ пользу удержанія рабства.
При такихъ качествахъ народнаго характера вполнѣ понятна способность американцевъ къ самоуправленію.. Въ этомъ отношеніи съ ними могутъ соперничать развѣ одни англичане. О способности американцевъ къ самоуправленію говорить много нечего; выше я привелъ нѣсколько весьма яркихъ фактовъ, которые весьма краснорѣчиво говорятъ сами за себя. Приведу здѣсь примѣръ американскаго самообладанія, который превосходно отвѣчаетъ на обвиненіе американцевъ въ безпорядочности и анархичности ихъ выборовъ. Выборы шумны и часто сопровождаются драками, — это правда, но подобное встрѣчается вездѣ, а не въ однихъ Соединенныхъ штатахъ. Но послѣ этихъ шумныхъ и бурныхъ дней, наступаютъ тамъ дни тишины и торжественнаго спокойствія. Это дни, въ которые отбираются голоса. Во всѣ эти дни кабаки заперты. Порядокъ при подачѣ голосовъ изумительный; каждый спокойно ждетъ своей очереди и нѣтъ мѣста ни ссорамъ, ни оскорбленіямъ. Но кто же устроиваетъ порядокъ? — Полиція? — Ее вовсе не бываетъ. Сами граждане заботятся объ установленіи должнаго порядка.
Тутъ кстати прибавить, что послѣ избирательной борьбы, когда станутъ извѣстны результаты выборовъ, мгновенно все вступаетъ къ обычную колею. У американцевъ сильно развито чувство законности и порядка, и они по своей практичности, всегда умѣютъ мириться съ совершившимся фактомъ, устранить который уже нѣтъ возможности до новыхъ выборовъ.
Къ этому остается прибавить еще американскую терпимость и взглядъ ихъ на дуэли.
Нѣкоторые отдѣльные безобразные поступки южанъ съ плѣнными армій сѣвера подали поводъ къ ярымъ нападкамъ европейской журналистика, обвинявшей всѣхъ вообще американцевъ въ крайней нетерпимости, Если это обвиненіе могло кинуть справедливую тѣнь на войска южныхъ штатовъ, то ни въ какомъ случаѣ оно не могло относиться къ ихъ противникамъ. Извѣстно, что многія жены, дочери и сестры мужей, отцовъ и братьевъ, сражавшихся противъ правительственныхъ армій, проживали въ городахъ сѣверныхъ штатовъ, даже въ Вашингтонѣ, и никто никогда не рѣшился оскорбить ихъ. Они продолжали пользоваться своими правами, показывались на балахъ, въ театрахъ, публичныхъ гуляньяхъ.
Дуэль запрещена американскими законами Общественное мнѣніе противъ ея примѣненія. На дуэлиста въ Соединенныхъ штатахъ смотрятъ съ презрѣніемъ, какъ на человѣка, который безъ всякой возможной пользы играетъ жизнію. Дуэль, по этому, считается признакомъ глупости.
Вотъ болѣе яркія качества характера янки, которыя не были замѣчены проницательными европейскими публицистами, предсказывавшими гибель республики. Эти-то качества истинныхъ гражданъ ручаются за дальнѣйшее развитіе учрежденій Соединенныхъ штатовъ, за постоянный прогрессъ. Страна, гдѣ трудъ пользуется всеобщимъ уваженіемъ — великая страна. Въ такой здоровой странѣ люди сильны и мужественны; они съумѣютъ постоять за себя. Такая страна погибнуть не можетъ!
- ↑ Мы говоримъ о бѣломъ населеніи, вопросъ о черныхъ теперь въ самомъ разгарѣ, но еще ничего но немъ не разрѣшено, почему о черныхъ къ нашей статьѣ вовсе не будетъ рѣчи.