Новые книги (Водовозов)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Новые книги
авторъ Василий Васильевич Водовозов
Опубл.: 1913. Источникъ: az.lib.ru • E. Чириков. Поездка на Балканы. Заметки военного корреспондента. Москва. «Московское книгоиздательство».
Ал. Пиленко. Около болгарской войны. Дневник и 49 любительских фотографий. СПБ. Изданіе газеты «Вечернее Время».

E. Чириковъ. Поѣздка на Балканы. Замѣтки военнаго корреспондента. Москва. «Московское книгоиздательство». 1913 г., 147 стр. Ц. 75 к.

Ал. Пиленко. Около болгарской войны. Дневникъ и 49 любительскихъ фотографій. СПБ. Изданіе газеты «Вечернее Время». СПБ. 1913 г., 218 стр. Ц. 1 р. 50 коп.

Двѣ книги, весьма похожія одна на другую.

Чириковъ провелъ во время войны три недѣли на ѳракійскомъ театрѣ военныхъ дѣйствій въ качествѣ военнаго корреспондента «одной большой газеты» (какой — онъ не говоритъ), и въ результатѣ явилась настоящая книга, мало содержательная и мало интересная. Настолько мало содержательная и мало интересная, что дѣлается обидно за выдающагося писателя, тонкаго наблюдателя и искренняго художника, какимъ мы знаемъ Чирикова по другимъ его произведеніямъ.

Чириковъ поѣхалъ на театръ военныхъ дѣйствій, совершенно не зная ни болгарскаго, ни сербскаго, ни нѣмецкаго, ни, повидимому, даже французскаго языка, — и съ юморомъ написанныя сценки, какъ онъ выворачивался безъ языка на австрійскихъ желѣзныхъ дорогахъ, принадлежатъ къ немногимъ, не лишеннымъ интереса страницамъ его книги. Онъ совершенно не знакомъ съ политическими отношеніями на Балканахъ и искренно признается въ этомъ. По его убѣжденію, очень трудно разобраться «въ балканскомъ вопросѣ и въ македонскихъ дѣлахъ, въ которыхъ самъ чортъ ногу сломитъ» (стран. 38). Вокругъ Чирикова «игралища таинственной игры, металися смущенные народы», а онъ со спокойствіемъ и равнодушіемъ человѣка посторонняго сообщаетъ читателю: «Хотя Солунь меня совершенно не касается, но и мнѣ весело, я тоже радъ, что Солунь взяли». (Стран. 31). Совершенно естественно, что изъ поѣздки празднаго и неосвѣдомленнаго туриста, котораго Солунь совершенно не касается, ничего путнаго выйти не могло.

Первая половина книги занята подробными описаніями отъѣздѣ, проводовъ, добросердечныхъ родственниковъ и внѣшнихъ дорожныхъ впечатлѣній, въ особенности, связанныхъ съ ѣдой.

Только въ серединѣ книги, на 63 стр., Чириковъ впервые добирается до театра военныхъ дѣйствій. Но и здѣсь дѣло не становится лучше; живыхъ наблюденій у автора мало, и книга попрежнему оказывается наполненной чисто внѣшними описаніями переѣздовъ, случайныхъ дорожныхъ впечатлѣній, случайныхъ встрѣчъ.

— «Брр! Холодно…».

"Хочется въ тепло, къ огоньку, къ людямъ… Начинаетъ казаться, что пора уѣзжать домой, становится скучно, надоѣдаетъ пискъ телѣги, и раздражаетъ секретарь, поталкивающій локтемъ въ бокъ…

— Вы, однако, того…

"Хорошій паренекъ онъ, мой секретарь, страшно заботливъ, исполнителенъ и аккуратенъ, однако, имѣетъ свои недостатки; во-первыхъ, храпитъ совершенно своеобразно: кажется, что онъ набираетъ сперва побольше воздуху въ легкія и потомъ начинаетъ гудѣть, какъ фабричный гудокъ, басомъ, а когда гудокъ кончится — застонетъ… Сегодня ночью не далъ спать: лежали вповалку на полу, и Вольдемаръ гудѣлъ прямо въ ухо. Я сердито тыкалъ его кулакомъ и говорилъ:

— Вольдемаръ! Такъ невозможно… (стр. 129) и т. д., и т. д.

Такова почти вся книга. Пустой буфетъ, вкусныя сардинки, храпъ секретаря. Есть нѣсколько замѣчаній о демократизмѣ болгарскаго общества, о простотѣ и сердечности отношеній офицеровъ и солдатъ; далѣе нѣсколько фактовъ, характеризующихъ дѣятельность военной цензуры, но и они не дадутъ читателю, слѣдившему за газетами, ничего новаго. Не лишенъ интереса разговоръ Чирикова въ Софіи (черезъ переводчика) съ плѣннымъ турецкимъ офицеромъ, который выразилъ убѣжденіе (впослѣдствіи, какъ знаетъ читатель, подтвердившееся), что даже взятіе Чаталджи не рѣшитъ взятіе Константинополя, такъ какъ этого не позволитъ Россія.

Интересна сцена поимки двухъ крестьянъ-болгаръ, укравшихъ быка у своихъ односельчанъ, быстраго суда надъ ними, произнесеннаго комендантомъ, и столь же быстраго помилованія; довольно красочно описаніе поля битвы съ собаками, пожирающими трупы…

Есть еще нѣсколько свѣдѣній о дурной постановкѣ медицинской и санитарной части въ болгарской арміи и указаніе на то, что нѣкоторые санитары вмѣсто своего прямого дѣла занимались наглымъ мародерствомъ Острая. 146). Для подтвержденія этого, Чириковъ ссылается на разсказы болгарскихъ солдатъ.

Я извлекъ, кажется, все то немногое, что представляетъ въ книгѣ Чирикова хоть какой-нибудь интересъ. Все остальное — безсодержательно и мало интересно. Пускай еще Чириковъ удовлетворился бы писаніемъ корреспонденцій въ свою газету, — газета можетъ выдержать много пустяковъ.. — но собирать ихъ въ книгу рѣшительно не стоило. Единственное нравоученіе, которое можно извлечь изъ книги, состоитъ въ томъ, что редакціи большихъ газетъ не должны посылать на театръ военныхъ дѣйствій людей, совершенно не подготовленныхъ, увлекаясь ихъ заслуженнымъ въ другой области именемъ. Нравоученіе, впрочемъ, полезное только для редакторовъ, не для читателей.

При чтеніи книги Пилевко, однако, читатель начинаетъ относиться снисходительнѣе къ Чирикову. Пиленко поѣхалъ, какъ военный корреспондентъ отъ «Новаго Времени», въ качествѣ спеціалиста по вопросамъ международной жизни, гораздо лучше Чирикова подготовленный къ поѣздкѣ, и все-таки изъ его поѣздки ничего путнаго не вышло, пожалуй еще меньше, чѣмъ изъ поѣздки Чирикова. Онъ поѣхалъ тотчасъ послѣ начала войны въ октябрѣ 1912 г., а уже 8 ноября, задолго до перемирія, тоже послѣ трехнедѣльнаго пребыванія на театрѣ военныхъ дѣйствій, отправился въ обратный путь. Видѣлъ онъ, по его словамъ, «много интереснаго» (стр. 98), но почему-то говоритъ въ своихъ корреспонденціяхъ, собранныхъ теперь въ книгу, не столько о воюющихъ и войнѣ, сколько о самомъ себѣ и своихъ личныхъ приключеніяхъ; чуть ни на каждой страницѣ у него то «вареная индюшка и фа-соль съ краснымъ перцемъ, огурцы съ перцемъ, рубленая капуста съ перцемъ, на закуску перецъ (красный!) въ маслѣ. Хорошо тутъ кушаютъ!» (стр. 48), и во всѣхъ такихъ описаніяхъ ни тѣни художественнаго таланта, который у Чирикова скрашиваетъ даже его буфетныя впечатлѣнія. Наполнивъ (болтовней о себѣ 44 страницы, на 45 Пиленко дѣлаетъ такое характерное сознаніе.

«Кстати… Я странствую уже третью недѣлю въ качествѣ военнаго корреспондента. А военнаго еще ни одного слова не вышло изъ-подъ моего пера. Что я могу подѣлать? Какъ вижу — такъ и пишу. Да я вовсе и не военный. Я просто русскій типъ (sic), поѣхавшій за болгарскими войсками вслѣдъ. У меня и мысли всѣ штатскія. „Письма русскаго путешественника“ было бы правильнѣе… Ну, все равно… Военные меня вѣдь читать не будутъ».

За симъ слѣдуетъ еще полсотни страницъ болтовни о своей личности, и вдругъ Пиленко впадаетъ въ раздумье.

«Написалъ я уже не мало корреспонденцій. Перебираю ихъ въ умѣ: большинство, оказывается, вертится около моей персоны: какъ я застрялъ въ болотѣ, какъ я ѣлъ вонючій кашкшалъ, какъ спалъ безъ оконъ… Всѣ эти корреспонденціи явно персональны. Поѣхалъ описывать войну, — а строчу о томъ, что сыръ скверно пахнетъ. Правильно-ли это?» (Стран. 108).

Вопросъ поставленъ недурно, но отвѣтъ на него получается неожиданный. Оказывается, что приключенія Пиленко, который разъѣзжаетъ на автомобилѣ и попадаетъ въ болото, сыплетъ золотомъ и все-таки не всегда имѣетъ вареную индюшку, а нерѣдко пробавляется тухлымъ сыромъ, могутъ дать понятіе о страданіяхъ болгарскаго солдата, который идетъ пѣшкомъ и объ индюшкѣ и не мечтаетъ. Если мои страданія, говоритъ Пиленко, такъ велики, хотя я прекрасно обставленъ, «то подумайте, каковы въ этой арміи страданія послѣдняго солдата… подумайте о немъ. Я не могу его описать, ибо не знаю его. Да онъ и не сумѣлъ бы все разсказать. Но онъ есть» (стр. 111).

Такъ какъ «русскій типъ» не знаетъ солдата и не можетъ описать его лишеній, то онъ предлагаетъ судить о нихъ по его лишеніямъ.

Въ концѣ книги нѣсколько страницъ, живо и интересно написанныхъ, посвящены описанію поѣзда и переполнявшихъ его раненыхъ.

«Когда мы (болгарская армія) покидаемъ село, сзади насъ остается тоже не очень то культурное наслѣдіе. Кавалерійская дивизія заваливаетъ треть деревни навозомъ; а наши повара набрасываютъ грудами сине-зеленые желудки овецъ и безконечныя, расползающіяся скользкія кишки. Черезъ два дня все это начинаетъ гнить на жаркомъ солнцѣ; нѣтъ никакой возможности убрать. Все зарывать — не хватаетъ рукъ. Жечь — не горитъ. Только санитары наши, голодныя, бродячія турецкія собаки, стараются очищать окрестности деревни отъ того, чѣмъ заразили ее носители культуры: но и ихъ силъ далеко не достаточно. Можетъ быть, лѣтъ черезъ пять проистечетъ изъ этой войны подъемъ мѣстной культуры. Но сейчасъ, подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ, — когда я сопоставляю слова „война“ и „культура“, мнѣ становится смѣшно».. (Стр. 137—138).

Это, кажется, и все, что можно извлечь изъ книги Пиленко.

В. Водовозовъ.
"Современникъ", кн. VII, 1913