НОВЫЙ АТАМАНЪ[править]
Уральцы, годика съ три тому, оплакали Атамана своего, Генералъ-маіора Бородина. Коли не случалось кому изъ васъ видѣть его, такъ знайте, что былъ онъ казакъ, душа молодецкая, стройный и рослый, и бойкой, лихой осанки. Сказывалъ маѣ вѣрный человѣкъ, что есть и понынѣ въ чужихъ краяхъ не малое число картинъ, списанныхъ съ Сотника, не то съ Есаула, Бородина, какъ ходилъ онъ туда молодымъ казакомъ съ Суворовымъ: глядятъ нѣмцы, не налюбуются! Ну,.да онъ, теперь передъ Богомъ, его не воротишь — да и я сѣлъ не лики писать, не панихиду служить, а хочу говорить про нынѣшнее.
Атаманомъ всѣхъ Казачьихъ Войскъ нынѣ — сами вы знаете кто: казаки, поминая Его, всегда шапки снимаютъ. Но Государю Императору угодно было дать Уральцамъ Наказнаго Атамана. Въ лице хвалить не годится, а то бы я сказалъ при всѣхъ, что новый Наказной Атаманъ Уральцевъ — лихой Атаманъ!
И такъ, по назначенію Полковника Василія Осиповича Покотилова Наказнымъ Атаманомъ Уральскаго Войска, пошли пиры да гульба, а казаки загуляютъ, такъ не шутятъ: хоть святыхъ вонъ понеси! Не знаю, гдѣ проявилась на Руси пословица: загулялъ, такъ и ворота на запоръ; да только вѣрно ни на Дону, ни на Уралѣ. Здѣсь: загулялъ, такъ ворота настежь, — не хуже побыта блаженныя памяти ласкова солнышка Князь-Владиміра: мимо пирушки пути-дороги не пролегаетъ, а заворачивай-знай на подворье, кто живой подошелъ!
Атаманъ чествовалъ всѣхъ наличныхъ войсковыхъ чиновниковъ обѣденнымъ столомъ; потомъ, какъ Войско собралось съ багреннаго рыболовства, а вы знаете, что Войско ходитъ и на осетровъ и на бѣлугъ, что на французовъ, — лавою; какъ возвратилось, говорю, съ благополучнаго лова, такъ помолилось Богу и, послѣ общаго молебствія, совершеннаго въ Соборѣ, явилось на зовъ атаманскій, погулять и попраздновать, да распить передъ домомъ атаманскимъ сороковую бочку вина некупленнаго.
— Пилъ чару зелена вина малый и великій, да поминалъ хозяина, пили казаки на онъ и на имъ, — пилъ и отставной казакъ Шарль Бертю… Казакъ Шарль Бертю!.. Такъ, господа, отставной, приписной Уральскій казакъ Шарль Бертю; коли мнѣ не вѣрите, спросите у людей: люди видѣли, какъ онъ и усы отиралъ. Онъ зашелъ во время оно въ матушку Россію, не знаю, званый ли, не званый ли, а на пиру атаманскомъ былъ онъ званый. Его взяли казаки въ 1812 году, завезли сюда; онъ обжился, женился, да въ казаки приписался — вотъ вамъ и французскій казакъ Шарль Бертю!
Между тѣмъ Наказной Атаманъ далъ вечеръ и балъ, на который съѣхались и Уралки наши, въ цвѣтныхъ сарафанахъ, въ шелковыхъ широкихъ рукавахъ, не въ модныхъ райскихъ птичкахъ, а въ богатыхъ саженыхъ сорокахъ[1], да въ дѣвичьихъ дорогихъ поднизяхъ[2], не въ бронзовыхъ цѣпочкахъ да пряжкахъ, а въ чистомъ золотѣ; не въ чужихъ кудряхъ, а въ своихъ косахъ, да въ окатныхъ жемчугахъ, я говорю вамъ, что тутъ ничѣмъ не шутятъ: поглядите, коли знаете толкъ, — тутъ въ каждомъ сорокѣ десятки тысячей!
Наконецъ, 15 февраля, приняли уральцы и угостили новаго Атамана своего по-своему. Это было вотъ какъ: Поутру явились къ нему два Штабъ-Офицера и просили Атамана именемъ всѣхъ собратій своихъ подарить ихъ нынѣшнимъ днемъ и порадоваться общей радости. Вечеромъ, когда все было пріуготовлено, а гости и чиновники войсковые съѣхались, — два Штабъ-Офицера отправились со вторичнымъ и окончательнымъ приглашеніемъ и прибыли вмѣстѣ съ Атаманомъ своимъ къ назначенному дому. Старшины и почетные войсковые чиновники встрѣтили дорогаго гостя на крыльцѣ и, какъ водится, проводили его подъ звонкою музыкой въ залу. Весь домъ былъ освѣщенъ снутри и снаружи, а на балконѣ былъ выставленъ щитъ съ изображеніемъ вензеловыхъ именъ Государя Императора, Государыни Императрицы и Высокаго Атамана всѣхъ Казачьихъ Войскъ.
Празднество открыто было польскимъ, въ головѣ коего шелъ Атаманъ съ одною изъ почтеннѣйшихъ туземокъ. Музыка гремѣла и пляска продолжалась во всю ночь. Хотя нельзя сказать, чтобы пляски, или такъ называемые танцы, были здѣсь во всеобщемъ употребленіи, но многіе изъ молодыхъ чиновниковъ войсковыхъ пляшутъ охотно и хорошо. Сѣли за столъ; большая часть мужчинъ осталась на ногахъ. Во время ужина появился неожиданно, противъ почетнаго мѣста, занимаемаго Атаманомъ, освѣщенный щитъ съ именемъ его и съ лестною притомъ надписью.
Заздравная братина пошла ходить изъ рукъ въ руки. Пили Здравіе Царя и Царицы и Атамана Цесаревича и всего Пресвѣтлѣйшаго Дома, всѣхъ вмѣстѣ и каждаго порознь. Дошла очередь до Оренбургскаго Военнаго Губернатора, а наконецъ и до Наказнаго Атамана. Тогда эму принесено было условленное поздравленіе, — сперва всѣми наличными чиновниками, потомъ избранными почетными казаками, отъ имени цѣлаго Войска, потомъ учениками Войскового училища и наконецъ, — учитесь братцы, какъ встрѣчать и принимать Атамановъ своихъ, у Уральцевъ: пятеро милыхъ, богато-убранныхъ дѣвицъ высшаго казачьяго сословія подошли, — шумный, радостный, говоръ умолкъ, почтительная тишина воцарилась; дѣвицы подошли въ Атаману, поклонились ему, по обычаю своему, низенько, сказывали ему долго жить, братьями, отцами, женихами праведно и ласково управлять, судъ и правду рядить, — и поднесли ему, — ни серебра ни золото, — а поднесли снопикъ живыхъ, самородныхъ цвѣтовъ. Всѣ наличные гости или хозяева, — какъ хотите, — подняли ура, прямо по-казацки: окна задребезжали и двери сами порастворялись! А казаки, запрудивъ широкую улицу, того и ждали: подхватили и себѣ, да такъ, что и пушки заздравныя заглушили!.. Ночь была тихая и свѣтлая; вино пили, ура кричали, пушки палили, а какъ разъѣхались позднимъ утромъ по домамъ, да глянули на снарядъ, иже нарекается часомѣріе, такъ и вспомнили поговорку: казаку гулять, такъ и ночь коротка!
Приписка. Мартъ на исходѣ, Апрѣль на дворѣ, а Уралъ стоитъ, не шелохнется. Скоро вздуетъ его да погонитъ ледъ на море, на Хвалынское. Глядите тогда, что за потѣха будетъ; начнется пловня[3]. да пойдутъ казаки въ скачку на тысячѣ-другой бударокъ[4]! Снѣгу нынѣшнюю зиму Господь не пожалѣлъ, такъ земляная вода[5], надо быть, пойдетъ большая и на урожай въ Оренбургской губерніи понадѣяться можно. Авось Богъ милостивъ будетъ! — Прилинейные Кайсаки эту зиму опять начали продавать дѣтей своихъ; на дняхъ видѣлъ я четырехъ мальчиковъ, купленныхъ за 75 рублей асс.
Младшему лѣтъ семь. Одинъ насмѣшилъ: новый хозяинъ сталъ, жалѣя его, кормить голоднаго помаленьку, а онъ, глядя на съѣстное, непремѣнно хотѣлъ поѣсть все. Коли такъ, говоритъ, такъ пойду я отъ тебя прочь опять въ степь. Скинулъ платье хозяйское, снялъ и рубаху, взялъ съ окна плеть и пошелъ! — Гдѣ же лошадь у тебя? спросили его. — Плеть есть, отвѣчалъ тотъ, такъ и лошадь будетъ! Простоявъ минуты съ двѣ нагишемъ на морозѣ, воротился онъ. Въ тотъ же вечеръ и на слѣдующій день спохватились огарковъ свѣчныхъ: нѣтъ ни одного, а не догораетъ, кажется, свѣчей много; рѣшили на томъ, что ихъ крысы таскаютъ.
Глядь на новаго нахлѣбника, — а онъ жуетъ, да только свѣтильни выкидываетъ! Не подумайте, чтобъ я шутилъ: ей, ей, былое дѣло! Тамъ яхши, увѣряетъ онъ, и понынѣ удивляется, для чего не велятъ ея ѣсть!
- ↑ Головной уборъ женщинъ.
- ↑ Головной уборъ дѣвицъ.
- ↑ Весеннее рыболовство сѣтьми, кои раскидываются съ каждой лодки однимъ человѣкомъ.
- ↑ Будара — долбленая лодка, однодеревка, комяга, душегубка, челнокъ. — Казаки пускаются на нихъ, — по пушечному сигналу, скакать, какъ они говорятъ, то есть, въ обгонъ другъ друга. Глядя на эту суматоху, не знаешь, какъ вода подымаетъ столько народу вдругъ.
- ↑ Степная или береговая вода, стекая на рѣку, подмываетъ, подкапываетъ и сгоняетъ ледъ; рѣка вскрывается. Потомъ идетъ недѣлю-другую спустя, земляная вода, т. е. вода съ горъ, высокою и широкою волною, разливается и понимаетъ берега на нѣсколько верстъ.