Нужда (Мошин)/ДО

 См. также одноимённые страницы.

Нужда
авторъ Алексѣй Николаевичъ Мошинъ

Источникъ: Мошинъ А. Н. Гашишъ и другіе новые разсказы. — СПб.: Изданіе Г. В. Малаховскаго, 1905. — С. 125.

I

— Не тоскуй, Васюта, голубчикъ!.. Ободрись… Знаешь пословицу: «Тоской города не возьмешь»… Вотъ я поставила самоварчикъ, съ хлѣбомъ напьемся чаю, — будемъ сыты… И дѣти будутъ сыты… Подумай, какое счастье, что они теперь здоровы… А помнишь — утро нашей любви? Сколько было надеждъ!.. Васюта, — неужели ничто не сбудется?.. Вѣдь мы же по прежнему любимъ другъ-друга… Помнишь, какъ мы каждый вечеръ приходили къ старой ветлѣ, у пруда?..

Молодая женщина съ блѣднымъ красивымъ лицомъ старалась заглянуть въ глаза мужа. На него всегда хорошо, ободряюще дѣйствовали подобныя ея рѣчи. Но онъ теперь только ниже опустилъ голову. Она неслышно вздохнула, позвала рѣзвившихся оборванныхъ двухъ дѣтишекъ, ушла съ ними въ кухню и тихо закрыла дверь.

— Ему нужно подумать одному, — все его раздражаетъ… А чрезъ нѣсколько минутъ успокоится, позоветъ меня, приласкаетъ… И будемъ горевать вмѣстѣ… Можетъ быть, что-нибудь и придумаемъ… Господи!..

Солнечные лучи ударили въ маленькое окошко мансарды и радостными бликами заиграли на грубомъ полу и убогой мебели, и на пустомъ, безъ холста, мольбертѣ, испачканномъ красками.

Василій Ивановичъ Петровъ, художникъ, сидѣлъ на табуретѣ, положивъ локти на столъ, крѣпко сжавъ виски руками и думалъ о томъ, какъ бы и гдѣ бы ему заработать на пищу семьѣ.

«Нужда… Это что-то хищное, жестокое, и мерзкое, и страшно могучее, властное. Горе человѣку тому, кого побѣдитъ нужда!.. Онъ безпомощно бьется, какъ муха въ паутинѣ, а нужда, какъ паукъ высасываетъ всѣ жизненные соки. Или вотъ, какъ сверчокъ съ оборванными крыльями, ужъ не подняться ему, не взлетѣть надъ землей… — А у меня отрастутъ, непремѣнно отрастутъ крылья!.. Я поднимусь… Но гдѣ выходъ, — въ чемъ?!. Долженъ же быть какой-нибудь выходъ?»

Василій Ивановичъ былъ въ этомъ увѣренъ и оттого еще не приходилъ въ отчаяніе, и все искалъ.

II

Художнику Петрову не везло.

Окончивъ высшее художественное училище, онъ мечталъ «не запрягаясь въ службу», свободнымъ трудомъ пробить себѣ дорогу. Онъ былъ увѣренъ, что его трудъ дастъ ему имя и обезпечитъ безбѣдно существованіе для его семьи. Но первая картина его, о которой съ большой похвалой отозвалась критика, стояла непроданной до послѣдняго дня выставки. Только передъ закрытіемъ выставки удалось ему продать свою картину за ничтожную сумму, которой какъ разъ хватило, чтобы заплатить въ лавку долгъ, да еще мѣсяцъ прожить, не нуждаясь.

Чтобы какъ-нибудь перебиваться, пришлось брать заказы на портреты съ фотографій; хорошихъ заказовъ не было: не искали его таланта, умѣнія прекрасно работать, — для хорошихъ заказовъ искали художниковъ съ именами извѣстными или даже громкими.

Василій Ивановичъ работалъ на магазинъ, получая за свой трудъ очень мало, а магазинъ бралъ за работы Петрова довольно дорого. Но Василій Ивановичъ не зналъ, для кого онъ дѣлалъ тотъ или иной портретъ и не могъ достать непосредственно работы, которая хорошо оплатилась бы. Чтобы не голодать съ семьей, Василій Ивановичъ долженъ былъ очень много работать на магазинъ. Некогда было написать этюдъ для себя, — о картинѣ же на выставку и думать было нечего…

Такъ пропали у художника четыре года, въ этой «поденщинѣ», какъ называлъ онъ свою работу.

III

Откуда-то узналъ адресъ Петрова одинъ очень богатый меценатъ, Даринъ, у котораго была великолѣпная картинная галлерея, — и пригласилъ Василія Ивановича письмомъ къ себѣ.

Обрадовался и побѣжалъ бѣдный художникъ къ знаменитому меценату.

Предварительно онъ одѣлъ старую, но чистую тщательно заштопанную женой крахмальную сорочку и порыжѣвшій сюртукъ, пригладилъ слегка свои густые длинные волосы, а жена подвинтила ему пальцами усы и расправила бороду, какъ ей нравилось и казалось красивымъ.

День былъ ясный, весенній и все на улицѣ казалось Петрову жизнерадостнымъ и привѣтливымъ: и неспѣшно сновавшая публика на тротуарахъ, и катившіе на рысакахъ богачи, и тащившіяся на извозчикахъ и конкахъ люди средняго достатка. Въ каждомъ лицѣ, на которое падалъ взглядъ художника, онъ находилъ что-то доброжелательное и пріятное. Петровъ шелъ быстро и бодро.

Петрова приняли въ роскошномъ кабинетѣ и предложили написать портретъ карандашомъ съ фотографіи, снятой съ дѣвочки лѣтъ пяти, недавно умершей дочери мецената.

— Подписи мнѣ не нужно, — сказалъ меценатъ, мужчина среднихъ лѣтъ, тщательно причесанный парикмахеромъ, — все равно у васъ имени нѣтъ… А работаете вы недурно… Дорого я не заплачу. Скажите, сколько можете взять за этотъ портретъ?..

Василій Ивановичъ подумалъ и сказалъ:

— Двадцать пять рублей.

— А съ магазина вы берете по десяти рублей… Иногда, кажется, и дешевле… Я потому васъ и пригласилъ, чтобы мнѣ магазину не переплачивать… Десять рублей вы можете и съ меня взять… И будете еще отъ меня получать работы.

Василій Ивановичъ согласился.

Когда художникъ шелъ домой отъ мецената, онъ очень медленно шагалъ по улицамъ, низко опустивъ голову и ничего не видѣлъ передъ собою.

Дарину очень понравился портретъ, но онъ заплатилъ только десять рублей и больше не вспоминалъ о Петровѣ: должно быть не было подходящей для того работы.

Заболѣли у Петрова дѣти. Онъ нѣсколько дней не работалъ, помогая женѣ ухаживать за дѣтьми, дежуря ночами у маленькихъ кроватокъ. Днемъ пробовалъ онъ работать, но руки дрожали отъ волненія и онъ портилъ бумагу, — ничего не выходило. Пришлось заложить все, что было можно, чтобы платить докторамъ и въ аптеку.

Изъ магазина присылали нѣсколько разъ за срочнымъ заказомъ.

IV

Наконецъ, Петровъ окончилъ заказъ и понесъ въ магазинъ.

У огромныхъ оконъ магазина онъ остановился и взглянулъ на выставленныя въ витринахъ вещи. Тамъ были двѣ-три картины знаменитыхъ художниковъ, попавшія въ магазинъ случайно, отъ наслѣдниковъ какихъ-нибудь меценатовъ или отъ разорившихся людей, нѣсколько дорогихъ эстамповъ, фигуры изъ бронзы и терракоты и рамочки изящной работы для фотографій. Это былъ магазинъ ловкаго итальянца Пиччикато, который не совсѣмъ чисто говорилъ по-русски, но въ совершенствѣ изучилъ вкусы той русской публики, которая посѣщала его магазинъ.

Петровъ смотрѣлъ на вещи въ витринахъ и думалъ:

«Либо громкая подпись, имя, которымъ можно хвастнуть, — либо ужъ репродукція… Работамъ нашего брата, художника безъ имени — мѣста нѣтъ… Значитъ, — что же дѣлать?.. Издыхать съ голоду вмѣстѣ съ семьей?.. Или все работать грошевые портреты карандашомъ съ карточекъ?.. Сейчасъ и такой-то работы еще получить бы… Да авансомъ хоть рубля три»…

И художникъ вошелъ въ магазинъ.

Пиччикато, очень красивый брюнетъ, остриженный бобрикомъ, съ остренькой бородкой, усами кверху и свѣжимъ, розовымъ цвѣтомъ лица, одѣтый по послѣдней модѣ, показывалъ покупателю дорогую бронзу; итальянецъ то почтительно изгибался передъ покупателемъ, то вдругъ откидывался и съ дѣланнымъ восторгомъ и восхищеніемъ смотрѣлъ на вещь, которую онъ продавалъ, и говорилъ о томъ, съ какимъ вкусомъ и талантомъ сдѣлана эта вещь. Приказчики, красивые, элегантные молодые люди продавали другимъ покупателямъ кто — альбомъ, кто. — рамочки. Жена Пиччикато, красавица блондинка съ широкими плечами и туго перетянутой таліей оживленно вполголоса говорила о чемъ-то съ гвардейскимъ офицеромъ.

Когда Петровъ открылъ дверь магазина, Пиччикато взглянулъ, кто входилъ, — и не отвѣтивъ на поклонъ бѣднаго художника, уже больше не обращалъ на него ни малѣйшаго вниманія. Только когда покупатель ушелъ и вслѣдъ за. нимъ унесли бронзу, — Пиччикато подошелъ къ Петрову.

— Такъ безобразно задерживать заказъ нельзя. Магазинъ не можетъ конфузить себя передъ заказчиками. Вотъ что значитъ уплатить деньги сполна авансомъ. Это я сдѣлалъ противно моимъ правиламъ, — вы уговорили меня нуждою для вашей семьи. Больше этого не будетъ. Теперь мы квиты. Больше работъ сейчасъ нѣтъ, — все отдано Ивикову, — онъ не хуже работаетъ и беретъ дешевле. Но если будетъ еще работа, пожалуй, можете еще расчитывать, — мы пришлемъ за вами…

Василій Ивановичъ вспомнилъ о Даринѣ:

«Пойду къ нему, попрошу работы. Откровенно объясню положеніе… Если у него ничего нѣтъ, порекомендуетъ кому-нибудь»…

Но уже не въ чемъ было къ Дарину пойти: сюртукъ и пиджакъ были заложены.

«А въ блузѣ къ этому милліонеру, въ его роскошное палаццо — невозможно показаться»… — наивно думалъ Василій Ивановичъ.

Между тѣмъ пришлось заложить и пальто: иначе не чѣмъ было заплатить за квартиру, а хозяинъ не соглашался ждать.

V

Василій Ивановичъ долго сидѣлъ, не двигаясь.

Его жена Елена Михайловна вынесла изъ кухни самоваръ.

Дѣти выбѣжали вслѣдъ за нею, играя въ лошадки.

— Лина, что же дѣлать?!.

— Работать, Вася!.. — бодро отвѣтила Елена Михайловна, — и не унывать… Попроси работы у Дарина письмомъ…

— Не отвѣтитъ… Зря на марку деньги истратимъ… Два фунта хлѣба можно купить, вмѣсто марки…

— Можно такъ убѣдительно написать, что непремѣнно отвѣтитъ, если онъ человѣкъ, а не камень… Напиши искренно… понимаешь: искренно, ничего не скрывая… Отвѣтитъ…

— Значитъ, милостыню просить?..

— Работы, а не милостыню… Нужно еще и взаймы попросить у него денегъ, чтобы одежду купить… Навѣрное, онъ много добра дѣлаетъ… Помогаетъ деньгами и никогда тѣ деньги къ нему не вернутся. А мы возвратимъ… Милліонеръ, вѣдь, онъ. — Отчего ему взаймы намъ не дать?.. Навѣрное радъ будетъ помочь…

Василій Ивановичъ рѣшилъ написать Дарину письмо.

VI

Въ одной изъ многочисленныхъ гостиныхъ своего дома, Виссаріонъ Арсеньевичъ Даринъ велъ разговоръ съ гостемъ, растрепаннымъ господиномъ въ поношенной пиджачной парѣ, преподавателемъ физики въ двухъ гимназіяхъ, Мурашкинымъ.

Дмитрій Николаевичъ Мурашкинъ любилъ искусство и былъ тонкимъ знатокомъ въ произведеніяхъ живописи. Мурашкинъ не имѣлъ семьи, жилъ одиноко, довольно много зарабатывалъ и могъ бы самъ пріобрѣтать себѣ картины, хоть изрѣдка, но считалъ себя не въ правѣ тратить деньги «на предметы роскоши». За то онъ «позволялъ себѣ» въ свободное время полюбоваться картинами въ галлереяхъ и на выставкахъ. Ему охотно показывали свои галлереи почти всѣ меценаты, — они дорожили его мнѣніемъ о каждой новой пріобрѣтенной художественной вещи и старались съ нимъ водить дружбу.

Жилъ Мурашкинъ очень скромно, тратилъ на себя едва четверть заработка, — остальными деньгами онъ помогалъ тѣмъ, кто нуждался въ помощи, чтобы «стать на ноги», — главнымъ образомъ учащейся молодежи.

Рѣдко знали тѣ, кому помогалъ Мурашкинъ, кто сдѣлалъ имъ добро, — онъ умѣлъ скрываться, когда не былъ увѣренъ, что ему смогутъ возвратить деньги, которыми онъ помогаетъ. Онъ никогда не требовалъ долга, но въ тѣхъ, увы, рѣдкихъ случаяхъ, когда ему уплачивали долгъ, — радъ бывалъ получить обратно деньги: на нихъ онъ могъ другимъ помочь и въ каждомъ такомъ случаѣ, когда возвращали ему долгъ, видѣлъ какъ бы доказательство того, что онъ дѣйствительно помогъ человѣку стать на ноги и что однимъ честнымъ человѣкомъ больше на свѣтѣ.

Даринъ только что прочелъ Мурашкину вслухъ письмо художника Петрова, прочелъ какъ нѣчто забавное, уморительно подчеркивая жалобнымъ тономъ тѣ фразы письма, которыми Петровъ описывалъ свою нужду.

Когда читалъ Даринъ адресъ квартиры Петрова, — Мурашкинъ вынулъ записную книжку и что-то отмѣтилъ.

— Удивительно нахальны люди!.. — воскликнулъ съ негодованіемъ Даринъ, — одинъ разъ я далъ этому человѣку работу, и поэтому онъ считаетъ себя въ правѣ требовать отъ меня всякой помощи… Этакій нахалъ! Навѣрное пьяница, потерянный человѣкъ!.. А вѣдь не безъ таланта… До чего опускаются люди!..

VII

Дмитрій Николаевичъ Мурашкинъ долго ходилъ по двору, застроенному домами въ одномъ изъ глухихъ переулковъ и наконецъ нашелъ квартирку художника Петрова.

Дмитрій Николаевичъ попалъ въ мансарду; къ нему подбѣжали дѣти художника. Самъ Петровъ поднялся съ табурета и вопросительно взглянулъ на Мурашкина.

— Я узналъ отъ Дарина, что вы нуждаетесь въ работѣ…

— Прошу покорно садиться… Спасибо за участіе… — печально улыбнулся Василій Ивановичъ.

Елена Михайловна выглянула изъ кухни и позвала туда дѣтей.

— Сейчасъ работы нѣтъ… А есть мѣсто учителя рисованія въ одномъ реальномъ училищѣ… Вы согласны въ отъѣздъ?

— Еще-бы!.. Тогда не будетъ нужды… И свободное время будетъ оставаться… Можно будетъ и для себя работать… Можетъ быть еще и написалъ бы я что-нибудь хорошее… Съ удовольствіемъ бы я поѣхалъ…

Василій Ивановичъ смущенно взглянулъ на свой костюмъ.

— Вотъ, я привезъ вамъ сто пятьдесятъ рублей… Довольно будетъ, чтобы все привести въ порядокъ и поѣхать на мѣсто?..

— Вполнѣ достаточно… Боже мой, какъ вы добры!..

Петровъ до того растерялся, что принимая деньги, не зналъ какъ ему благодарить и бормоталъ что-то несуразное.

А Дмитрій Николаевичъ, вручивъ деньги художнику, поспѣшилъ уйти.

— Завтра-же иди къ Дарину, благодари!.. — сказала Елена Михайловна.

— Нѣтъ не завтра, Лина… Я поблагодарю его послѣ, когда въ силахъ буду возвратить ему эти деньги… Ясно, что онъ не хочетъ, чтобы его благодарили: подослалъ кого-то, какъ будто это и не онъ помогаетъ…

Вмѣстѣ съ деньгами оставилъ Мурашкинъ адресъ провинціальнаго реальнаго училища, которое приглашало учителя рисованія. Петровъ немедленно написалъ по этому адресу, приложивъ копію своего диплома и вскорѣ получилъ отвѣтъ: его приглашали на должность преподавателя рисованія.

VIII

Почти годъ прошелъ съ того дня, когда получилъ Виссаріонъ Арсеньевичъ Даринъ письмо отъ художника Петрова о помощи. Около часу дня, когда меценатъ уже собрался итти въ столовую къ завтраку, лакей доложилъ, что учитель рисованія изъ провинціи проситъ разрѣшенія осмотрѣть картины.

Виссаріонъ Арсеньевичъ былъ польщенъ: слава о его галлереѣ распространилась и по провинціи.

— Проси.

Василій Ивановичъ Петровъ въ корректной сюртучной парѣ, вошелъ и поклонился:

— Не узнаете, Виссаріонъ Арсеньевичъ?..

— Знакомое лицо… Но извините, — не припомню…

— Художникъ Петровъ… Я когда-то портретъ вашей дочери…

— Да-да-да!.. Помню!.. Такъ что же вамъ угодно?.. Мнѣ доложили, что какой-то учитель изъ провинціи…

— Я самый… По вашей милости служу… Семья моя въ достаткѣ… Пишу картину на выставку… Вотъ, принесъ вамъ долгъ, — сто пятьдесятъ рублей… И вѣчно вамъ признателенъ!..

— Ничего не понимаю!.. Вы, должно быть, съ ума сошли?.. Никогда я вамъ не давалъ денегъ взаймы… И не протежировалъ…

— Не можетъ быть, чтобъ вы забыли объ этомъ, Виссаріонъ Арсеньевичъ!.. Я былъ въ крайне бѣдственномъ положеніи и обратился къ вамъ…

Виссаріонъ Арсеньевичъ сказалъ рѣзко:

— Мнѣ шутить некогда, милостивый государь… Прощайте.

Василій Ивановичъ оторопѣлъ. Онъ машинально сунулъ въ карманъ свои деньги и ушелъ.

На завтра Даринъ получилъ письмо слѣдующаго содержанія:

«М. Г. Виссаріонъ Арсеньевичъ!

Никогда не забуду, чѣмъ Вамъ обязанъ. Полтораста рублей, которыми вы меня спасли въ трудную минуту и отъ которыхъ теперь отказываетесь, я внесъ какъ пожертвованіе на школу. Квитанцію прилагаю.

Вѣчно Вамъ признательный

Василій Петровъ,

преподаватель рисованія N—скомъ реальномъ училищѣ».

— Какое-то недоразумѣніе! — сказалъ Виссаріонъ Арсеньевичъ, закурилъ сигару и сталъ разсматривать картину знаменитаго художника, которую ему сегодня удалось купить по случаю, очень дешево.