Остатки языческих обыкновений в Белоруссии (Киркор)
| Остатки языческих обыкновений в Белоруссии |
| Источник: Опыты въ русской словесности гимназій Бѣлорусскаго учебнаго округа. 1839 |
I. КУПАЛА.
Вечеромъ, на канунѣ Св. Іоанна, поселяне вбиваютъ большой колъ, обкладываютъ его соломою, а на верху привязываютъ снопъ. Это называется у нихъ: Купала. Въ сумерки зажигаютъ его, и вдругъ множествою поселянъ, наряженныхъ въ праздничныя одежды, собираются къ огню, неся березовыя прутья. Эти прутья они бросаютъ въ огонь, приговаривая: Кабъ мой ленъ быу такъ вяликъ, якъ гетая хварасьцина[1]. Иные прежде, нежели бросятъ ихъ, три раза обѣгаютъ кругомъ костра. Женщины и молодые мужчины поютъ:
„Купала на Ивана,
„Гдзѣ купала ночевала?
„Купала на Ивана,
„Купала на Ивана,
„Што купала уживала?" и т. д.
Когда костеръ истлѣетъ до половины, тогда молодые парни скачутъ чрезъ огонь; женатые же и вдовцы лишаются этой чести; женщины приносятъ вареники, сдѣланные изъ гречневой муки, и тутъ же ѣдятъ ихъ.
Потомъ слѣдуетъ пляска у костра, котораго огонь безпрестанно поддерживается новымъ хворостомъ и соломою. Въ эту торжественную для нихъ ночь не оставляютъ лошадей въ полѣ, но запираютъ въ стойла. Они боятся, чтобы вѣдьмы не взяли ихъ ѣхать въ Кiевъ, потому, что въ эту ночь, по ихъ словамъ, онѣ слетаются тамъ на Лысой горѣ. Это мнѣнiе распространено не только между крестьянами, но и между многими Бѣлорусскими помѣщиками. Наворотахъ, гдѣ заперты лошади, вѣшаютъ освященную свѣчку восковую, и говорятъ вѣдьма всегда ее грызетъ, желая очистить себѣ путь къ лошадямъ. Женщины употребляютъ это средство для сохраненiя у коровъ молока, которое вѣдьмы, вѣроятно для ужина, въ эту ночь отнимаютъ, и до такой степени, что корова, которую сосала вѣдьма, уже по крайней мѣрѣ, цѣлый годъ не дастъ молока.
Если спросить у Бѣлорусскаго крестьянина, кто былъ этотъ Купала, котораго они такъ славятъ; онъ скажетъ вамъ: „А што я вѣдаю? мы дзѣлаемъ гета для того, што наши дзяды[2] дзѣлали.“
Въ такомъ видѣ сохранилось празднество древнихъ Славянъ; они нѣкогда торжествовали день Купалы, бога плодовъ земныхъ, принадлежавшаго къ разряду высшихъ боговъ. Предки наши, въ началѣ жатвы, всегда приносили ему жертвы, при чемъ на полѣ зажигали большие огни; юноши и дѣвицы, украшенные вѣнками, пѣли и плясали вокругъ этихъ огней, прыгали черезъ нихъ и перегоняли свои стада, обеспечивая ихъ такимъ образомъ отъ духовъ лѣсныхъ.[3]
Русалки были нимфы и наяды предковъ нашихъ; они жили по берегамъ рѣкъ и источниковъ, волосы имѣли зеленые, по цвѣту камыша прибрежнаго, гдѣ они обыкновенно жили.
Но у Бѣлорусиновъ есть повѣрье, что маленькiя дѣти, умершiя некрещеными, обращаются въ Русалокъ, живутъ въ рощахъ, и качаются на вѣтьвяхъ деревъ. Завидѣвъ прохожаго, они обыкновенно кричатъ ему: хадзи къ намъ на арели, будзимъ колыхатца.[4] Но горе тому, кто повѣривъ приманчивымъ приглашенiямъ, осмѣлится навѣстить ихъ; несчастнаго найдутъ изуродованнымъ и разтерзаннымъ: коварныя Русалки защекотятъ его на смерть. Однакожъ есть средство спасенiя отънихъ; прохожему стоитъ только показать что нибудь стальное, и Русалки подобно змѣѣ отъ мидуницы,[5] тотчасъ убѣгаютъ.
Лѣтъ нѣсколько назадъ, говорятъ трусливые земледѣльцы, еще являлись Русалки: это случалось обыкновенно около Троицына дня. Они связывали вѣтви, казались на нихъ, и такимъ образомъ жили на деревахъ, около дорогъ. Теперь уже они исчезли, и вѣроятно никогда не покажутся, потому что Священники прокляли ихъ. Однакожъ суевѣрная сельская молодежь въ Бѣлоруссии, и теперь еще на Троицынъ день боится ходить въ рощи, а ежели и отваживается, то не иначе, какъ толпою.
Русалки почитаются у нихъ недобрыми духами, и Бѣлорусске крестьяне, отъ самаго Троицына дня до слѣдующей недѣли, не смѣютъ городить забора, ни строить боронъ, потому, что разгнѣванныя Русалки вымѣстятъ злость свою на коровахъ и лошадяхъ. Прочiя работы позволяются.
Праздникъ Русалокъ начинается на другой день Троицы. Селяне и селянки идутъ въ рощу: здѣсь дѣвушки на вѣтвяхъ деревъ свиваютъ вѣнки. Всякая свиваетъ ихъ столько, сколько лицъ имеѣтъ у себя на примѣтѣ. При этомъ случаѣ всѣ поютъ:
„Русалочки,
„Земляночки,
„На дубъ лѣзли,
„Кору грызли;
„Свалилися
„Побилися,
„Тройца!"
Кончивъ вить вѣнки составляютъ хороводъ, пляшутъ подъ звукъ скрыпки, и поютъ:
„Мы вѣночки завили,
„Горѣлочки попили
„И яишницу поѣли!"
Тутъ незамужнія обмѣниваются кольцами въ знакъ дружбы. Потомъ женщина, старѣйшая изъ всего общества, садится на землѣ, беретъ пукъ крапивы, привязанный къ месту и представляется дремлющею за пряслицею; прочія, взявшись за руки, скачутъ около нея и поютъ пѣсни. Сидящая женщина стремительно вскакиваетъ, дѣлаетъ страшные прыжки, и сѣчетъ ихъ крапивой по рукамъ. Тѣ съ хохотомъ разсыпаются. Во все продолжение игры мущины не учавствуютъ, и только остаются праздными зрителями.
Такъ кончится свиваніе вѣнковъ. Въ слѣдующее воскресенье, селяне опять собираются осматривать и развивать ихъ. Тѣ, которые не измѣнились и не засохли, предвѣщаютъ долгую жизнь людямъ, на чье имя они завивались. Теперь ихъ развиваютъ съ пѣснію:
„На Тройцу мы вѣнки вили
„На разгары[6] развиваемъ“ и т. д.
Вѣнки засохшие бросаютъ въ воду; ежели они плаваютъ, то еще по крайней мѣрѣ годъ жизни предвѣщаютъ; ежели же тонутъ, то нужно ожидать скорой смерти. Это, по ихъ словамъ, истина утвержденная вѣками.
А. Киркоръ. Bил. Двор. Инст.
- ↑ Бѣлорусское нарѣчіе; значитъ: чтобъ мой ленъ былъ такъ высокъ, какъ эта вѣтка.
- ↑ Предки.
- ↑ См. Ист. Карамз. Т.I и церковный словарь Алексева.
- ↑ Поди къ намъ на качели, будемъ колыхаться
- ↑ Трава, отъ запаха которой убѣгаютъ змѣи, и гдѣ она растетъ, тамъ никогда онѣ не водятса; многiе мешаютъ её съ курительнымъ табакомъ, Бѣлорусское повѣрiе.
- ↑ Такъ называется Эта недѣля.