Маколей. Полное собраніе сочиненій.[править]
III. Критическіе и историческіе опыты. 2-е исправленное изданіе.
Подъ общею редакціею Н. Л. Тиблена
Санктпетербургъ и Москва. Изданіе Книгопродавца-Типографа М. О. Вольфа. 1870
Переводъ подъ редакціею г. Резенера.
Отчетъ о великой тяжбѣ между общинами Ст.-Денисъ и Ст.-Джоржъ-въ-водѣ.
(Апрѣль, 1824.)[править]
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 1).[править]
1) Вторая часть этой сатиры не появлялась въ печати. — На тѣ изъ лицъ, которыя труднѣе было бы разгадать читателю, мы указываемъ въ своемъ мѣстѣ.
Община Ст.-Денисъ составляетъ одну изъ прелестнѣйшихъ частей графства, въ которомъ находится. Она плодородна, лѣсиста, обильно орошена и пользуется превосходнымъ воздухомъ. Въ теченіе многихъ поколѣній помѣстье оставалось во владѣніи мужской линіи одного почтеннаго семейства, всегда первенствовавшаго надъ своими сосѣдями, какъ на скачкахъ, такъ и въ засѣданіяхъ.
Въ древнія времена дѣлами этой общины управлялъ мѣстный судъ, въ которомъ владѣтели помѣстья засѣдали судьями; пошлины взимались выборными комитетами изъ мѣстныхъ домовладѣльцевъ. Но современенъ эти прекрасные обычаи вышли изъ употребленія. Владѣтели помѣстья, правда, еще созывали сходки, но только для формы; всѣми же дѣлами распоряжались уже исключительно или они сами, или ихъ дворецкіе. Они требовали услугъ, податей и пошлинъ, на которыя не имѣли никакого законнаго права. Нерѣдко даже случалось, что они затѣвали искъ противъ своихъ сосѣдей, въ собственныхъ, частныхъ интересахъ, а издержки относили на счетъ общины. Въ теченіе многихъ лѣтъ никто не возражалъ противъ такихъ дѣйствій, тикъ что платежи становились все тягостнѣе и тягостнѣе, а отъ этихъ требованій не былъ изъятъ никто, кромѣ слугъ и лѣсничихъ сквайра, да приходскаго священника, которымъ дозволялось все, даже самое наглое безчинство. Часто забирались они въ хижину честнаго земледѣльца, поѣдали наготовленные имъ блины, забирали въ карманы его куръ и цыплятъ, а самого бѣдняка-хозяина колотили палками. Если онъ являлся съ жалобою въ барскій домъ, то не легко допускался къ особѣ сэра Люиса; единственный способъ добиться суда состоялъ въ томъ, чтобы задобрить хорошенькую экономку помѣщика, которая дѣлала изъ своего господина все, что хотѣла. Если обиженный отваживался безпокоить сквайра, не принявъ этой предосторожности, то трудъ его былъ напрасенъ. Сэръ Люисъ принималъ приходящаго сначала довольно ласково, потому что — сказать правду — онъ, когда хотѣлъ, умѣлъ вести себя истиннымъ джентльменомъ. «Здравствуй, голубчикъ», говорилъ онъ, «какую должность занимаешь ты въ моемъ домѣ?» — «Господь благослови вашу милость», отвѣчаетъ бѣднякъ, «я не служу у вашей милости; у меня на арендѣ маленькій клочекъ земли, ваша милость!» — «Ахъ, ты собака!» вскрикиваетъ помѣщикъ, «какъ же ты смѣлъ сюда явиться? Или ты думаешь, господамъ только и дѣла, что слушать жалобы вашей братьи-мужиковъ?.. Эй! Филиппъ, Джэмсъ, Диккъ! Встряхните-ка этого молодца въ одѣялѣ, или покупайте его, да посадите въ колодки просушиться».
Одинъ изъ этихъ достойныхъ помѣщиковъ отгородилъ у себя паркъ для оленей, и чтобы населить его, отобралъ у своихъ фермеровъ вскормленныхъ ими маленькихъ, ручныхъ оленей, не заплативъ за нихъ ни гроша, не спросивъ даже позволенія хозяевъ. То былъ печальный день для общины Ст.-Денисъ; чуть ли это жестокая мѣра не взбѣсила бѣдныхъ земледѣльцевъ болѣе, чѣмъ всѣ другія притѣсненія сквайра, его лихоимства и безконечные счеты, которые приходилось за него уплачивать.
Однако, не смотря на всѣ эти неудобства, община Ст.-Денисъ долгое время была весьма пріятнымъ мѣстопребываніемъ. Народъ не могъ удержаться, чтобы не поплясать при первыхъ звукахъ скрипки. И если проявлялась въ немъ наклонность къ мятежу, сэру Люису стоило только послать за кукольной комедіей или пляшущими собаками, и смуты мгновенно утихали. Но такой порядокъ вещей не могъ держаться вѣчно; народъ сталъ болѣе и болѣе размышлять о своемъ положеніи, и, наконецъ, въ квартирѣ подъ вывѣской «Чорта» образовался клубъ злоязычныхъ негодяевъ, съ цѣлью опозорить помѣщика и священника. Послѣдній, по правдѣ сказать, былъ старъ, лѣнивъ, до крайности толстъ и обжорливъ. Давно уже не слыхали отъ вето порядочной проповѣди. Помѣщикъ былъ и того хуже, такъ что клубу не трудно было, отчасти справедливыми, отчасти же и ложными обвиненіями, возстановить всю общину противъ начальства. Мальчики измарали церковныя двери карикатурами на священника и стрѣляли въ помѣщика хлопушками, когда тотъ выѣзжалъ на охоту. Носились даже глухіе слухи, будто онъ вовсе не имѣетъ права на свое помѣстье, и еслибы вынудили его предъявить подлинные документы на владѣніе имѣніемъ, то оказалось бы, что онъ управляетъ имъ въ качествѣ довѣреннаго отъ жителей общины.
Между тѣмъ, сэръ Люисъ болѣе и болѣе нуждался въ деньгахъ. Община не могла уже платить. Священникъ не хотѣлъ дать ему взаймы ни гроша. Жиды шумно требовали должныхъ имъ денегъ, такъ что помѣщикъ не видѣлъ другаго средства, какъ созвать жителей общины и просить у нихъ пособія. Тутъ-то всѣ яростно обступили его со своими жалобами и требовали, чтобъ онъ отказался отъ власти, удручающей народъ. Они настаивали на томъ, чтобы онъ впредь содержалъ свою дворню въ повиновеніи и порядкѣ; чтобы священникъ платилъ свою долю податей наравнѣ съ другими; чтобы дѣтямъ ихъ позволено было ловить форель въ рѣкѣ и рвать въ изгородяхъ ежевику. Наконецъ они зашли такъ далеко, что требовали отъ сквайра признанія въ томъ, что онъ владѣетъ своимъ имѣніемъ только по довѣренности отъ общины. Крайность заставила его покориться. Они, съ своей стороны, согласились выручить его изъ нужды въ деньгахъ, дозволили ему остаться жить въ усадьбѣ и только изрѣдка надоѣдали ему, распѣвая неприличныя пѣсни подъ его окнами.
Сосѣдніе дворяне не съ особеннымъ удовольствіемъ смотрѣли на эти продѣлки. Правда, сэръ Люисъ и его предки не разъ досаждали имъ тяжбами, не разъ оскорбляли ихъ на графскихъ съѣздахъ; но все-же сосѣди предпочитали дерзость джентльмена нахальству черни; притомъ, ихъ безпокоила мысль, что примѣръ можетъ заразить и подвластныхъ имъ Фермеровъ.
Они, большимъ обществомъ, собрались въ домѣ лорда Цезаря Джермина. Во всемъ графствѣ не было человѣка надменнѣе лорда Цезаря. Онъ принадлежалъ къ старинному и славному дому, хотя и не отличавшемуся богатствомъ. Онъ пригласилъ къ себѣ большую часть зажиточныхъ сосѣдей. Въ томъ числѣ была мистрисъ Китти Нортъ, вдова бѣднаго сквайра Питеръ, надъ тѣломъ котораго присяжные слѣдователи объявили, что онъ умеръ скоропостижно, хотя участь его подала поводъ къ страннымъ толкамъ въ околодкѣ. Былъ я сквайръ Донъ, владѣлецъ большаго мнѣнія въ Вестъ-Индія, который не былъ уже такъ богатъ, какъ нѣкогда, но не утратилъ прежней спѣси и не измѣнялъ своему обычному великолѣпію, такъ что могъ похвастать изобиліемъ золотой и серебряной посуды, но въ то же время терпѣлъ недостатокъ въ штанахъ. Былъ и сквайръ фонъ-Блундербуссенъ, наслѣдовавшій имѣнія старика-дяди, гусарскаго полковника, Фридриха фонъ-Блундербуссена. Полковникъ былъ чудакъ. Онъ имѣлъ обыкновеніе каждое утро выучивать по страницѣ изъ грамматики Шамбо и переводить Телемака; кромѣ того, онъ держалъ шесть учителей французскаго языка, чтобы они наставили его своему парле-ву. Не смотря на это, онъ былъ умный и тонкій въ дѣлахъ человѣкъ и такъ рачительно занимался улучшеніемъ своего имѣнія, иногда честными, а иногда и другими способами, что оставилъ племяннику препорядочное состояніе.
Лордъ Цезарь налилъ мистриссъ Китти стаканъ токайскаго вина: «Пью за ваше здоровье, дорогая сосѣдка. Я никогда не видѣлъ васъ болѣе прелестною. Скажите, какого вы мнѣнія о томъ, что происходитъ въ Ст.-Денисѣ?»
«Хорошія вѣсти, нечего сказать!» прибавилъ фонъ-Блундербуссенъ. «Былъ бы мой старикъ-дядя живъ, онъ бы нѣкоторыхъ изъ нихъ исполосовалъ. Ему было извѣстно, на что годятся девятихвостыя кошки. Если дѣла пойдутъ на этотъ ладъ, джентльмену нельзя будетъ отхлестать дерзкаго фермера, ни пошутить съ молочницей.»
"Правда, сэръ, совершенная правда, " сказала мистриссъ Китти: — "дерзость этихъ людей невыносима. Вотъ я, напримѣръ, — бѣдная, одинокая женщина! Питера, моего милаго, уже нѣтъ болѣе на свѣтѣ. А какъ я его любила, какъ любила! Когда онъ скончался, со мною дѣлалась такая истерика — вы представить себѣ не можете! А теперь мнѣ нельзя опереться на руку приличнаго лакея или пройтись въ сопровожденіи высокаго гренадера, котораго беру только для защиты отъ наглыхъ бродягъ, — чтобы не подвергнуться гнуснымъ подозрѣніямъ. Противныя твари! «
„Этому нужно положить конецъ“, возразилъ лордъ Цезарь. „Намъ слѣдуетъ поддержать моего бѣднаго зятя противъ этихъ негодяевъ. Съ сегодняшней же почтой пишу сквайру Гвельфу объ этомъ предметѣ. Его ими всегда во главѣ всѣхъ подписокъ по нашему графству.“
Если жители общины Ст.-Денисъ уже прежде были озлоблены, то, узнавъ объ этомъ разговорѣ, чуть не сошли съ ума отъ бѣшенства. Всѣ гуртомъ ринулись къ барскому дому. Привратникъ сэра Люиса, швейцарецъ, затворилъ было ворота; но они вломились въ нихъ и, за дерзость, убили его. Послѣ того они схватили помѣщика, съ криками толкали его, кидали въ него чѣмъ попало, наконецъ окунули въ воду и потащили въ караульню. Священника выгнали на улицу, сожгли его парикъ и пасторку, а церковные сосуды продали съ аукціона. Они помѣстили за каѳедрой, въ видѣ проповѣдника, намалеванное изображеніе скверной женщины, соскребли библейскіе стихи, которыми были исписаны стѣны церкви, а на мѣсто этихъ стиховъ нацарапали отрывки изъ свѣтскихъ пѣсенъ и театральныхъ пьесъ, да разыгрывали на органѣ кабацкіе мотивы. Вмѣсто приличнаго вѣнчанія въ церкви, они совершали его надъ метлой. Но самою замѣчательною изъ всѣхъ ихъ затѣй было — введеніе новыхъ патентованныхъ стальныхъ капкановъ.
Они были устроены на совершенно новый ладъ. Такой капканъ состоялъ изъ рѣзака, висѣвшаго въ рамѣ, похожей на окно; если какой-нибудь несчастный попадалъ въ капканъ, рѣзакъ падалъ съ ужаснымъ щупомъ и въ мигъ сносилъ бѣднягѣ голову. Помѣщика сунули въ одну изъ этихъ машинъ. Чтобы его приверженцы боялись и ногой ступить за землю общины, эти капканы были размѣщены повсюду. Не было возможности ходить по большой дорогѣ, даже среди бѣла дна, не попавъ въ который-нибудь изъ нихъ. Никто не могъ безопасно отправляться по своимъ дѣламъ. Ненависть, которую народъ питалъ къ семейству бывшаго помѣщика, была такъ велика, что нѣкоторымъ честнымъ людямъ, вздумавшимъ просить о замѣнѣ новоизобрѣтенныхъ стальныхъ капкановъ другими, менѣе губительными ловушками, сильно досталось за ихъ доброе сердце.
Между тѣмъ сосѣднее дворянство зачало искъ противъ общины, въ пользу наслѣдника сэра Люиса, и обратилось за помощью къ сквайру Гвельфу.
Каждому извѣстно, что сквайръ Гвельфъ самъ былъ связанъ по рукамъ и ногамъ, какъ ни одинъ джентльменъ во всемъ графствѣ. Поэтому онъ не могъ помочь своимъ сосѣдямъ, но посовѣтовалъ обратиться къ приходской сходкѣ общины Ст.-Джорджъ-въ-водѣ. Съ давнихъ поръ уже тамошніе обыватели питали злобу къ жителямъ противоположнаго берега рѣки, а въ послѣднее время вражду ихъ усилили нѣкоторыя взаимныя обиды.
Въ приходѣ Ст.-Джорджъ жилъ одинъ честный ирландецъ[1], общій любимецъ, часто забавлявшій жителей рѣдкостными зрѣлищами, показывавшій дѣтямъ, въ длинные зимніе вечера, волшебный Фонарь и запуганный происшествіями въ сосѣдней общинѣ почти до помѣшателяства. Нерѣдко, стоя посреди улицы, онъ начиналъ кричать: а Сосѣди, берегитесь этого угла! Ради Бога, подальше отъ этого столба — около него скрытъ капканъ!» Иногда его тревожили страшные сны; тогда онъ вскакивалъ въ глухую ночь, открывалъ окво и вопилъ: «Пожаръ, пожаръ!» — пока не подымался на ноги весь приходъ и не посылали за пожарными трубами. Каѳедра въ церкви Ст.-Джорджа, казалось, готова была рухнуть; по-моему, единственною тому причиной была чрезмѣрная тучность пастора; но ирландца ничто не могло разувѣрить въ томъ, что тутъ скрывается злой умыселъ жителей Ст.-Дениса, подпилившихъ подпоры, съ цѣлью сломить шею священнику. Однажды нашъ ирландецъ расхаживалъ съ ножомъ въ карманѣ и увѣрялъ всѣхъ попадавшихся ему навстрѣчу, что этотъ ножъ нарочно заостренъ точильщикомъ сосѣдней деревни, чтобы ихъ всѣхъ перерѣзать. Эти безумныя рѣчи сильно дѣйствовали на народъ, тѣмъ болѣе что ихъ поддерживалъ дворецкій сквайра Гвельфа, самое вліятельное лицо во всей общинѣ. Это былъ человѣкъ сладкорѣчивый, не терявшій изъ виду своей выгоды; всѣ старухи его обожали за то, что онъ никогда не игралъ въ кегли и не танцовалъ съ молодыми дѣвушками; и въ самомъ дѣлѣ, онъ не позволялъ себѣ никакихъ развлеченій; только по субботамъ, вечерами, пилъ вмѣстѣ со своимъ пріятелемъ Гарри, шотландскимъ разнощикомъ. Друзья дворецкаго называли его Дорогимъ Вилліамомъ, а враги Бездонной Ямой (Bottomless Pit).
Однако община Ст.-Денисъ и тутъ нашла защитниковъ. Въ числѣ ихъ были: Франкъ, самый богатый во всемъ приходѣ фермеръ, прадѣдъ котораго былъ убитъ, за много лѣтъ передъ тѣмъ, въ ссорѣ, возникшей между общиной и тогдашнимъ помѣщикомъ; весельчакъ Диккъ[2], не совсѣмъ чистый на руку и забіяка, но умный и забавный малый; главнымъ же заступникомъ сосѣдей былъ Чарли[3], трактирщикъ, веселый, толстый и честный дѣтина; онъ былъ любимцемъ всѣхъ женщинъ, и еслибы не его слабость къ игрѣ въ пристѣнокъ и къ элю, то навѣрное въ околодкѣ не нашлось бы лучшаго малаго.
«Послушайте, ребята», говаривалъ Чарли: «все это прекрасно для мадамъ Нортъ; — не то, чтобы я хотѣлъ невѣжливо отозваться о ней — Боже сохрани! она, голубушка, повѣсила мои портретъ въ лучшей своей комнатѣ! — Итакъ, говорю я, все это прекрасно для нея, для лорда Цезаря, для сквайра Дона, для полковника Фона..», но намъ-то съ вами какое тутъ дѣло? Не диво, что господа хотятъ притѣснить бѣдныхъ людей. Но странно ожидать, чтобъ сами бѣдняки дружно дѣйствовали во вредъ себѣ. Если сентъ-денисцы нападутъ на насъ — тогда дѣло другое: законъ за насъ, и мы съумѣемъ защититься дубинами. Но, судите сами, съ какой стати намъ быть зачинщиками? Когда покойный сэръ Чарльзъ, нашъ прежній помѣщикъ, и священникъ, котораго онъ же предложилъ на мѣсто, вздумали было застращать приходскую сходку, развѣ мы не отколотили ихъ и не отправились въ диссидентское собраніе слушать проповѣдь Джереміи Рингльтоба? А кто сказалъ хоть слово противъ насъ? Ни сквайръ Донъ, ни жившій въ то время великій сэръ Люисъ, ни Джермины! — Эхъ, братцы, не суйтесь въ чужія дѣла: тажба даромъ не обходится, и за всѣхъ, повѣрьте, придется платить вамъ".
Но народъ требовалъ тяжбы. Онъ безъ умолку кричалъ: ада здравствуетъ сквайръ Гвельфъ! Да здравствуетъ Дорогой Вилліамъ! Долой стальные капканы!" Сквайръ Гвсльфъ взялъ къ себѣ въ услуженіе всѣхъ негодяевъ-лакеевъ, носившихъ прежде ливрею сэра Дюиса; они откармливались на кухнѣ самыми лакомыми кусками, хотя не принадлежали къ общинѣ и потому не имѣли права на пособіе. Очень многіе, и въ особенности нищіе, роптали на это распоряженіе; но дворецкій придумалъ способъ усмирить ихъ.
Въ приходѣ, уже много лѣтъ, жилъ одинъ старый джентльменъ, по имени сэръ Габеасъ Корпусъ. Нѣкоторые считали его саксонскаго происхожденія, другіе же — норманскаго; одни утверждали, будто онъ родился послѣ упомянутаго уже нами сэра Чарльза; иные же того мнѣнія, что онъ былъ законный сынъ старушки леди Магны Харты, но что его существованіе долго скрывалось и онъ былъ вытѣсненъ изъ законнаго наслѣдства. Положительно извѣстно только то, что это былъ весьма благотворительный человѣкъ. Когда захватывали какого-нибудь бѣдняка безъ достаточныхъ, по мнѣнію сэра Габеаса, причинъ, онъ являлся защитникомъ обвиняемаго и бралъ его на поруки. Такимъ образомъ онъ сдѣлался дотого популяренъ, что — казалось опаснымъ предпринимать противъ него открытыя мѣры.
Поэтому, дворецкій привелъ съ дюжину докторовъ освидѣтельствовать состояніе здоровья сэра Габеаса. Послѣ консультаціи, они объявили, что здоровье паціента весьма плохо и что ни подъ какимъ видомъ не должно дозволять ему выходить изъ дому въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ. Опираясь на подобный авторитетъ, приходскіе служители уложили его въ постель, затворили окна и замкнули двери; впрочемъ, они были къ нему очень внимательны и время отъ времени издавали бюллетени о его здоровьѣ. Самъ дворецкій упоминалъ о немъ не иначе, какъ присовокупляя, что лучшаго джентльмена нѣтъ на свѣтѣ; но при всемъ томъ не переставалъ строго наблюдать, чтобы больной не выходилъ.
Удачно устранивъ это препятствіе, сквайръ и дворецкій держали общину въ примѣрномъ порядкѣ: однихъ сѣкли, другихъ сажали въ колодки и ускоряли ходъ тяжбы съ благороднымъ презрѣніемъ къ издержкамъ. Но не доставало ли у нихъ умѣнья или счастья, — только ничто не удавалось имъ съ тѣхъ поръ, какъ противники поручили свое дѣло прокурору Напу.
Кому не извѣстенъ, хотя по имени, прокуроръ Папъ? Въ какомъ шинкѣ его поведеніе не служитъ предметомъ споровъ? въ какой картинной лавкѣ не красуется его изображеніе? И, не смотря на это, какъ мало правды во всемъ, чтобъ объ немъ говорилось. Нѣкоторые увѣряютъ, что онъ, для забавы, поилъ своихъ больныхъ писарей цѣлыми пинтами опіума. Другіе же, число которыхъ значительно увеличилось съ тѣхъ поръ, какъ онъ скончался отъ тюремной лихорадки, видятъ въ немъ образецъ чести и добродушія. Постараюсь сказать о немъ сущую правду.
Онъ, безъ всякаго сомнѣнія, былъ превосходный прокуроръ, даже единственный въ своемъ родѣ. Какъ только община Ст. Денисъ поручила ему свое дѣло, оно приняло новый оборотъ, въ самое короткое время пошло успѣшно, и Напъ разбогатѣлъ. Онъ сталъ играть роль совершеннаго джентльмена, завладѣлъ стариннымъ барскимъ домомъ, втерся въ число членовъ мироваго комитета и старался поселить мнѣніе, что находится въ дружескихъ отношеніяхъ съ знатнѣйшими семействами графства. Приходскими сходками онъ управлялъ не менѣе деспотически, чѣмъ прежніе помѣщики. Однако, нужно отдать ему должную справедливость, онъ вообще распоряжался съ большимъ благоразуміемъ, чѣмъ сэръ Люисъ или смѣнявшіе его мятежники. Прислугу свою онъ держалъ въ удовлетворительномъ порядкѣ; убралъ стальные капканы съ большой дороги и со всѣхъ улицъ, оставивъ только весьма немногіе въ болѣе открытыхъ частяхъ своихъ владѣній, и вывѣсилъ доску съ объявленіемъ, что на его земляхъ находятся капканы и ружья съ пружинками. Бѣднаго, изгнаннаго пастора онъ возвратилъ въ приходъ, и хотя не далъ ему средствъ жить по-прежнему богато и держать карету, но пристроилъ его въ уютномъ домикѣ и дозволилъ держать добрую верховую лошадку. Онъ заново выбѣлилъ церковь и отдалъ въ починку колодки, значительно поврежденныя въ послѣднее время частымъ употребленіемъ.
Но сосѣдніе дворяне не любили Напа. Онъ былъ хитрецъ и сутяга. Права для него не существовало, когда представлялся случай къ юридической придиркѣ. Онъ загонялъ ихъ скотъ, ломалъ ихъ плетни, сманивалъ ихъ фермеровъ. Лорда Цезаря онъ почти разорилъ процессами, которые всѣ до одного выигралъ. Фонъ-Блундербуссенъ вздумалъ было тягаться съ нимъ за какое-то нарушеніе правъ, но проигралъ дѣло и былъ почти разоренъ судебными издержками. Потомъ Напу приглянулось помѣстье сквайра Дона, который, сказать правду, былъ чуть не идіотъ. Напъ пригласилъ его обѣдать и погрозился тѣмъ, что велитъ встряхнуть его въ одѣялѣ, если онъ не передастъ ему своего имѣнія. Бѣдный сквайръ подписалъ и скрѣпилъ своею печатью актъ, по которому помѣстье переводилось на имя Джо, брата Напа, какъ его повѣреннаго и въ его пользу. Но крестьяне воспротивились этой мѣрѣ, упорно утверждая, что имѣніе наслѣдственно по закону, и отказались платить аренду новому владѣльцу; въ этомъ отказѣ ихъ всѣми силами поддерживала община Ст.-Джорджъ.
Около того же времени Напъ вбилъ себѣ въ голову жениться на знатной и не мирился ни на комъ, кромѣ одной изъ миссъ Джерминъ[4]. Лордъ Цезарь бѣсился и ругался какъ кавалеристъ; но нечего было дѣлать. Напъ два раза ставилъ экзекуцію въ его главное село и не выводилъ ее до тѣхъ поръ, пока не вынудилъ у лорда Цезаря письменнаго обязательства, которымъ тотъ на все соглашался.