ШУТЫ ГОРОХОВЫЕ
КАРТИНКИ СЪ НАТУРЫ.
С.-ПЕТЕРБУРГЪ.
Типографія д-ра М. А. Хана, Поварской пер., д. № 2,
ОТЪ ПЕТЕРБУРГА ДО КОЛПИНА.[править]
Въ вагонъ третьяго класса, стоявшій на петербургской станціи Николаевской желѣзной дороги, загнали уже народъ. Тѣсно, душно, пахнетъ тулупомъ, сапогами; какою-то затхлою сыростью. Пассажиры самые разношерстные. Кого только тутъ нѣтъ. Монахъ съ сборной книжкой, мужики съ пилами въ чехлахъ, пьяный мастеровой въ синемъ кафтанѣ съ наваченнымъ задомъ и съ гармоніей въ рукахъ, баба съ груднымъ ребенкомъ, солдатъ, стриженая дѣвушка въ очкахъ и клеенчатой шляпѣ, и околоточный и пр. и пр. Ждутъ третьяго звонка. На одной изъ скамеекъ у окна пріютился молодой человѣкъ съ русой бородкой, въ конфедераткѣ, въ нарядной коротенькой дубленкѣ и въ высокихъ сапогахъ. Какъ разъ противъ него сидитъ чуйка съ клинистой бородкой. Шея его обвязана гаруснымъ шарфомъ и согнута на бокъ. По временамъ онъ держится за нее и стонетъ. Молодой человѣкъ въ дубленкѣ смотритъ на него въ упоръ.
— Нездоровы? — спрашиваетъ онъ — Даже ужасти! — отвѣчаетъ чуйка. — Теперича шею вотъ въ этомъ самомъ хомутномъ мѣстѣ словно кто тюрпугомъ… Такъ и винтитъ. И въ голову какъ-бы кто полѣномъ… Распрямиться не могу. Ой!..
— Это у васъ ревматизмъ.
— Неумытый его знаетъ, что такое, а только деретъ. Справляли мы тутъ престолъ у земляковъ, ну, я и залегъ хмѣльной на окно спать; проснулся — страсти подобно. Охъ!
— Надуло сильно. Надо холодомъ лѣчиться, льдомъ, снѣгомъ. Со мной на охотѣ тоже нѣсколько разъ бывало. Ночуешь какъ попало, ну, и схватишь ломоту, — разсказываетъ молодой человѣкъ. Да вотъ что, — прибавляетъ онъ: — возьмите сейчасъ мѣдный пятакъ, положите его къ холодному стеклу и какъ онъ сдѣлается холодный — прикладывайте къ больному мѣсту.
— Поможетъ?
— Сейчасъ облегченіе получите.
Чуйка разматываетъ шарфъ, беретъ пятакъ, и нахолодивъ его на мерзломъ стеклѣ, прикладываетъ къ шеѣ. Молодой человѣкъ достаетъ книгу и начинаетъ читать. Прошло минуты двѣ.
— Баринъ, господинъ, — говоритъ чуйка. — А, вѣдь, ломота-то прошла и по головѣ не бьетъ, и шея распрямляется! Во!
— Ну, и отлично. Я по опыту…-- отвѣчаетъ тотъ.
— И какъ чудесно! Просто какъ рукой сняло! — продолжаетъ чуйка. — Ну, теперь и водочки дербалызнуть можно, а то, вѣрите-ли, и не тянетъ къ ней.
Онъ достаетъ полштофъ изъ кармана, булькаетъ черезъ горлышко добрую порцію, и вставъ съ мѣста, начинаетъ ходить по вагону. Третій звонокъ. Поѣздъ трогается.
Молодой человѣкъ продолжаетъ читать. А чуйка, слегка захмѣлѣвъ, разсказываетъ всѣмъ и каждому о своемъ избавленіи.
— Докторъ, настоящій докторъ… И главное дѣло простой, примѣтами лѣчитъ! Въ одинъ мигъ! — доносятся до ушей молодаго человѣка возгласы чуйки.
На него указываютъ пальцами. Мало-по-малу онъ дѣлается героемъ вагона. Къ нему подсаживается баба съ ребенкомъ.
— Прости, родименькій. На, вотъ, бараночекъ связочку прежде всего, — говоритъ она. — Дитя у меня животомъ мается. Теперича какъ вдаритъ, инда взвизгнетъ, посинѣетъ весь и давай ревѣть…
— Я, матушка, не докторъ, я не лѣчу, — въ недоумѣніи отвѣчаетъ молодой человѣкъ. — Возьми свои баранки.
— А сосѣда-то сей-часъ вылѣчилъ. Помоги и намъ. Пробовала я и медомъ его передъ печкой мазать…
— Сосѣду я такъ, къ слову… Общеизвѣстное средство…
— Ну, и намъ къ слову это средство. Ребенокъ махонькій, долго-ли до грѣха? На вотъ еще двугривенничекъ.
— Повторяю тебѣ, что я не лѣчу. Оставь меня, дай читать.
Баба со вздохомъ поднимается съ мѣста.
— Ну, что? Не принялъ? — встрѣчаетъ ее вопросомъ мастеровой съ гармоніей. — А все отъ того, что питерской снаровки не знаешь… А меня вотъ сейчасъ приметъ.
— Ваше высокоблагородіе, будьте къ мастеровому человѣку въ благосклонномъ благоутробіи, — говоритъ онъ, подсаживаясь къ молодому человѣку. — У меня вотъ въ поясахъ ной происходитъ. Теперича, какъ вотъ одинъ глазъ прищурю и понатужусь — хуже, даже подчасъ смерти подобно… Только виномъ и спасаюсь. Но, помилуйте — раззоренье. Иной день на полштофъ не выработаешь… Явите божескую милость… Пользовалъ меня тутъ одинъ коновалъ лошадиной пѣной съ кирпичемъ…
— Голубчикъ, я не докторъ, я не лѣчу, — отрывается отъ чтенія молодой человѣкъ.
Мастеровой грозитъ ему пальцемъ.
— Врешь, баринъ! Лѣчишь! А только ты свое благоутробіе на бѣднаго человѣка не хочешь показать.
— Оставь меня, мой милый, дай мнѣ почитать. Иди и садись на свое мѣсто.
— Что-жъ, я пойду, — обидчиво произноситъ мастеровой и встаетъ. — А только я къ тебѣ лаской, а ты брыкаешься. Погоди и самого скрючитъ. Вѣдь знахари-то сами себя лѣчить не могутъ.
— Что взялъ? — дразнятъ садящагося на свое мѣсто мастероваго. — Протурили?
— И вовсе не протурили! А просто я его уважать не хотѣлъ.
Проходитъ минутъ пять. Противъ молодаго человѣка садится жирный купецъ въ енотовой шубѣ и начинаетъ тяжело вздыхать. Потомъ дышетъ на стекло вагона и выводитъ на немъ пальцемъ вавилоны, а самъ косится на молодаго человѣка.
— Сна нѣтъ у меня, — произноситъ онъ, наконецъ, обращаясь къ нему. — Потомъ пужаюсь всего. Какъ заведу глаза — сейчасъ либо черти, либо вѣдьмы съ зелеными хвостами, а то такъ, просто, голыя мертвыя тѣла по горницѣ носятся и холодъ отъ нихъ.
Молодой человѣкъ поднимаетъ голову отъ книги и улыбается.
— Да мнѣ-то что-же, наконецъ, за дѣло? — восклицаетъ онъ.
— Какъ что? Да вѣдь вы докторъ? Простыми средствами лѣчите.
— Такой-же докторъ, какъ и вы сами…
Купецъ задумывается.
— Послушайте, господинъ: мы и зелененькую дать въ состояніи, ежели вы простыми средствами… У насъ домъ на Обводной канавѣ.
— Оставьте вы меня въ покоѣ!
— И записку насчетъ жильной крови дать не можете?
— Уйдите пожалуйста.
Купецъ поднимается съ мѣста.
— И купца прогналъ, — толкуютъ въ вагонѣ.
Черезъ десять минутъ передъ молодымъ человѣкомъ садится монахъ и начинаетъ разуваться.
— Аще странному человѣку поможешь…-- начинаетъ онъ.
— Вамъ что?
— Рана вотъ у меня, ваше боголюбіе, на ногѣ…
— Это истинное наказаніе! оставьте меня въ покоѣ! Я не лѣчу! Я не докторъ! И дернуло меня!
Еще черезъ нѣсколько минутъ на мѣстѣ монаха сидитъ уже женщина въ ковровомъ платкѣ на головѣ.
— А заочно вы, господинъ докторъ, лѣчите? Мужъ у меня на прошлой недѣлѣ сверзился съ лѣстницы… Аккуратъ въ Михайловъ день. Съ имянинъ отъ кума хмѣльной шелъ!
— Боже мой! Боже мой! — чуть не скрежещетъ зубами молодой человѣкъ. — Послушайте, долго вы всѣ здѣсь будете меня мучить?
Глаза его сверкнули.
— Уйду, уйду! Простите!.. Я думала, что для женскаго пола…-- бормочетъ испугавшаяся женщина и отскакиваетъ прочь, но на ея мѣсто сейчасъ-же садится околоточный.
— Билетъ отъ медицинскаго департамента на дозволеніе заниматься медицинской практикой имѣете? — прямо и безъ обиняковъ, спрашиваетъ онъ.
— Ничего я не имѣю. Послушайте, вы неглупый человѣкъ…
— А какъ-же сейчасъ тутъ пассажира вылѣчили? Знаете-ли, что по силѣ статьи…
Раздается свистокъ. Поѣздъ останавливается. «Станція Колпино!» — возглашаетъ кондукторъ. Молодой человѣкъ хватаетъ свой багажъ и бѣжитъ въ другой вагонъ.
— Баринъ! Господинъ! Господинъ докторъ! — кричатъ ему въ слѣдъ, но онъ не оборачивается.