Очарователи змей[править]
[*] Печатаем рассказ, согласно выраженному автором желанию, и в подлиннике, и в русском перевод. Вместе с тем автор просит, чтобы воспроизведение и перевод его рассказа были воспрещены. Ред.
Tous droits de reproduction et de traduction rИservИs. P. L.
В белом городе Тетуане была весна, наступала майские сумерки, царила безмятежная тишина розоватых вечеров. На террасах плоских кровель, на старых маленьких куполах, на всем мареве вековых ветхих домишек расстилалась бесконечная меловая белизна, все было окутано таинственностью этого белого савана. Гуляющие, в одеждах чудных оттенков, погруженные в свои грезы, медлительно двигались, и их прекрасные, продолговатые черные глаза, казалось, не замечали ничего земного. Закат сыпал золотом, сыпал розами, и мало-помалу в складках старых покосившихся домов, потерявших счет годам, мел принимал голубоватый оттенок подобно снегу в тени. Тут были прохожие в золотистых, бледно-зеленых или бледно-розовых одеждах, были в голубых и розовых, были и такие, одежда которых отличалась более изысканными и неуловимыми оттенками; но все — серьезные и величавые, с бронзовыми лицами и глубоким взглядом черных глаз. Там и сям, на старых стенах, на их голубоватой белизне выделялись группы распустившихся свежих весенних цветов, мака, лютика, резеды, разбросанные в беспорядке и как бы случайно. Но над всем царила мертвенная меловая белизна. Казалось, она освещала все и отражалась своим смягченным светом в глубине золотистого неба, уже залитого ею. Нигде ни густых теней, ни резко очерченных контуров, ни темных и мрачных красок. А на этой общей белизне отражались сквозными тенями, ясно и призрачно, как неземные виденья, с негою двигавшиеся живые существа. Все смягчалось и расплывалось в этом спокойном свете, и чернели одни только большие глаза мечтателей…
Где-то, невдалеке, раздавались звука флейты, грустные, заунывные, и им вторил глухой бубен очарователей змей. И мало-помалу бесцельно и лениво двигавшиеся в белоснежном лабиринте прохожие направлялись к одному и тому же месту, как бы отвечая на призывные звуки музыки.
На обширном перекрестке, в верхней части города расположились заклинатели. Оттуда виднелись в синевшей внизу глубине последовательные ряды белых линий, как бы сливавшихся друг с другом. То были террасы, напоминавшие обвалы снежных глыб; то был Тетуан, полуисчезавший в вечерних парах африканского мая.
Люди в длинных одеждах окружали заклинателей. А сами заклинатели, нагие и дикие, пели и плясали, потрясая массами курчавых волос, плясали под звуки флейты, извиваясь гибким станом, как и их змеи. И все было так прекрасно, все, начиная с неба и кончая последним вожатым верблюдов с его бронзовыми руками, с его мечтательным взором широко раскрытых глаз, которые глядели, ничего не видя вокруг.
А я…. я оставался среди них, не замечая времени, очарованный, как и они, отдыхая случайно среди этих неподвижных людей, не знающих счета протекающих часов. И эти бубны, и эти грустные флейты, и вся эта Африка очаровывали меня своею убаюкивающею прелестью и с такой же магической силой, как и некогда, в дни моей юности.
Да, это именно тот край, который всегда напевает мне, в нежных и кротких сочетаниях, мировую, вечную песню смерти.
Источник текста: Киевский сборник. В помощь пострадавшим от неурожая. Статьи, рассказы и стихотворения / Под ред. И. В. Лучицкого. — Киев: тип. С. В. Кульженко, 1892. — 433 с., 14 л. ил.; 24 см.