ОЧЕРКИ ПО ИСТОРІИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.
[править]III.
[править]Мы видѣли, что въ Россіи, какъ и въ остальной Европѣ, процессъ племенныхъ смѣшеній и разселеній начинается еще въ доисторическую эпоху. Но начало доисторической эпохи, совпадающее съ появленіемъ человѣка, для Россіи относится къ несравненно болѣе позднему времени, чѣмъ для европейскаго запада. Точно также и конца этихъ этнографическихъ перемѣщеній и сліяній мы должны искать въ Россіи гораздо позднѣе. На западѣ передвиженіе этнографическихъ массъ улеглось въ общихъ чертахъ къ VIII—IX вѣку; такимъ образомъ, Европа усѣлась на мѣстѣ къ тому времени, когда только-что началась наша исторія. Процессъ сліянія главнѣйшихъ племенныхъ элементовъ западной Европы къ этому времени также уже почти закончился, и современнымъ ученымъ стоитъ много трудовъ открыть, какіе это были составные элементы, образовавшіе теперешній національный типъ француза, итальянца и т. д. Только ближайшее къ Россіи пространство между Вислой и Эльбой составляетъ въ обоихъ случаяхъ нѣкоторое исключеніе. У насъ въ Россіи тоже не легко разобраться въ древнѣйшихъ передвиженіяхъ и смѣшеніяхъ племенъ; но тотъ же процессъ продолжается у насъ на всемъ протяженіи исторіи, отъ доисторической эпохи до настоящаго времени, и по сію пору не можетъ считаться совершенно законченнымъ. Пестрота племеннаго состава до сихъ поръ превращаетъ Россію въ живой этнографическій музей всевозможныхъ народностей; инородческое населеніе мы застаемъ здѣсь на всевозможныхъ ступеняхъ обрусѣнія. Тогда какъ на западѣ Европы уже со времени переселенія народовъ чуть не каждый клочокъ земли имѣетъ свою межу, своего владѣльца, — у насъ черезъ всю исторію красной нитью проходитъ процессъ разселенія жителей на пустыхъ и никому не принадлежащихъ пространствахъ. Этотъ процессъ колонизаціи русской земли точно также далеко не закончился въ настоящую минуту, какъ и процессъ сліянія различныхъ этнографическихъ элементовъ русскаго населенія.
Для пониманія общаго хода развитія русской исторіи знакомство съ колонизаціей русской земли, хотя бы въ общихъ чертахъ, — совершенно необходимо. Мы не будемъ долго останавливаться на колонизаціи русскаго сѣвера. Въ существенныхъ чертахъ, колонизація эта завершилась, какъ мы видѣли, уже въ новгородскій періодъ. Остановившись въ XIV вѣкѣ на Двинѣ, колонизація не идетъ дальше на востокъ, несмотря на содѣйствіе, которое оказываетъ московское правительство миссіонерской дѣятельности Стефана Пермскаго. Дальнѣйшее колонизаціонное движеніе происходитъ только на югъ и на сѣверъ отъ района, охваченнаго новогородцами. На южной окраинѣ мелкія линіи Бѣлозерскихъ и Ярославскихъ князей, вѣроятно, стараются заселить свои крохотные удѣлы; одновременно съ ними, въ XIV и XV вѣкахъ, развивается вокругъ Вологды колонизаціонная дѣятельность монастырей. Относительно роли монастырей, какъ колонизаторовъ сѣвера, существуютъ нѣсколько преувеличенныя представленія. Въ дѣйствительности, монастыри рѣдко являются піонерами колонизаціи; они возникаютъ большею частью на замиренныхъ и даже заселенныхъ мѣстахъ.
До XIV вѣка намъ извѣстны всего только два монастыря на сѣверѣ, которые могли имѣть колонизаціонное значеніе на сѣверѣ[1]. Въ XIV вѣкѣ возникаютъ здѣсь уже около 17 монастырей, въ XV в. — около 22-хъ; но изъ первыхъ только 7, изъ вторыхъ 13 играютъ роль въ процессѣ колонизаціи. Большая половина этихъ 20-ти монастырей тѣснится въ трехъ сосѣднихъ уѣздахъ Вологодской губерніи (Грязовецкомъ, Вологодскомъ и Кадниковскомъ). Только въ XVI вѣкѣ монастыри пробираются на перешеекъ между Ладожскимъ и Онежскимъ озеромъ, спускаются внизъ по Суховѣ и поднимаются вверхъ по Вычегдѣ на встрѣчу монастырямъ Стефана, которыхъ далеко превосходятъ въ роли колонизаторовъ: наконецъ, въ томъ же XVI вѣкѣ на сѣверной окраинѣ новгородской колонизаціи, на Бѣломъ Морѣ, начинается въ обширныхъ размѣрахъ колонизаціонная дѣятельность Соловецкаго монастыря и Троицкаго Сергіева. Далѣе, въ XVII вѣкѣ, присоединяется еще одинъ новый элементъ: колонизація раскольническая. Но было бы трудно рѣшить, въ какой степени притокъ населенія на сѣверъ былъ усиленъ гоненіями на расколъ. Повидимому, дѣло сводилось здѣсь не столько къ появленію новаго населенія, сколько къ перемѣщенію стараго внутри тѣхъ же предѣловъ поморскаго бассейна.
Настоящая область колонизаціи — это юговостокъ Россіи, частью заселенный инородцами, частью опустошенный кочевниками. Движеніе населенія на юговостокъ можно прослѣдить съ гораздо большей отчетливостью, чѣмъ колонизацію сѣвера. Причины этого тѣ, что, во-первыхъ, заселеніе юговостока происходитъ позднѣе, чѣмъ заселеніе сѣвера, во-вторыхъ, населеніе движется сюда цѣлыми массами и, въ-третьихъ, движеніе этихъ массъ происходитъ подъ прямымъ вліяніемъ и контролемъ московскаго правительства, взявшаго на себя оборону южной границы, а отъ обороны нечувствительно перешедшаго къ наступленію.
Чтобы опредѣлить районъ юговосточной колонизаціи, мы должны прежде всего установить крайнюю границу опустошеній, произведенныхъ набѣгами изъ степи. Набѣги эти начались, какъ мы видѣли, очень давно и велись съ перемежающейся силой. Въ послѣдній разъ набѣги усилились тогда, когда испортились мирныя отношенія Руси съ Золотой Ордой: точнѣе, когда Орда, со второй половины XIV вѣка, начала приходить въ упадокъ, и ордынскіе ханы потеряли возможность удерживать въ повиновеніи собственныхъ мурзъ. Сильнѣйшіе изъ этихъ мурзъ стали тотчасъ же образовывать цѣлый рядъ самостоятельныхъ владѣній, среди которыхъ особенно выдвинулись владѣнія крымской и нагайской орды.
Русское населеніе, спокойно сосѣдившее съ татарами, послѣ разстройства мирныхъ отношеній должно было быстро отодвинуться на сѣверъ, подальше отъ степи. Весь югъ Россіи, начиная съ Орловской губерніи, представлялъ уже и безъ того совершенную пустыню въ XIV и XV столѣтіяхъ. Теперь и на сѣверъ отъ Орловской губерніи, въ Тульской и Рязанской, населеніе старалось держаться поближе къ Окѣ, — преимущественно между Окой и Проной съ Утой, а дальше на востокъ — между Окой, Волгой, Пьяной и Тешей.
Планомѣрная борьба Москвы со степными врагами началась только съ средины XV вѣка, т. е. какъ разъ тогда, когда только-что образовалось Казанское царство и когда набѣги усилившагося Крымскаго ханства стали особенно тяжелы. Потребность въ защитѣ стала настолько велика, что надо было во что бы то ни стало найти средства для ея удовлетворенія. Московское государство было для этого въ тотъ моментъ еще недостаточно сильно. На первыхъ порахъ оно ограничилось только тѣмъ, что было безусловно необходимо для его собственнаго самоохраненія. Оно рѣшилось защищать ближайшую естественную границу, «берегъ» (Оки). Но и для обороны «берега» оно употребило несобственныя силы, которыя еще не были созданы, а силы подручныхъ татарскихъ царевичей. Такіе «служилые» царевичи появляются во второй половинѣ XV вѣка въ городахъ по Окѣ: въ Каширѣ, въ Серпуховѣ, въ Касимовѣ.
Пока въ Крыму сидѣлъ союзникъ Москвы, Менглы-Гирей, эта простая мѣра казалась достаточной. Но она оказалась слишкомъ слабой, когда Менглы-Гирея смѣнилъ враждебный Москвѣ Махметъ-Гирей и когда три ханства — крымское, астраханское и казанское, соединились въ рукахъ династіи Гиреевъ. Страшный набѣгъ 1521 года показалъ, что услуги царевичей не могутъ спасти Москву отъ неожиданностей со стороны степи. Пришлось сдѣлать новое усиліе и позаботиться о регулярной охранѣ «берега». На «берегъ» ежегодно начинаютъ командироваться полки, а на югъ отъ Оки также выставляются въ извѣстныхъ мѣстахъ сторожевыя войска. Къ серединѣ XVI вѣка создается, такимъ образомъ, первая правильная линія обороны. Мѣста стоянки войскъ становятся крѣпостями; между ними проводятся валы и засѣки. Общее направленіе оборонительной линіи можно видѣть на картѣ, гдѣ эта линія принята за границу осѣдлаго населенія въ срединѣ XVI вѣка[2]. Восточнѣе Шацка русское населеніе жило уже среди инородцевъ и не рѣшалось продвигаться на югъ изъ Запьянья, колонизованнаго еще въ XIV вѣкѣ. Еще дальше на востокъ, со взятіемъ Казанскаго царства, Москва становится со второй половины вѣка твердой ногой въ поволжьи. До покоренія Казани русское населеніе держалось только въ верховьяхъ Вятки и Камы; теперь русская колонизація дѣлаетъ изумительно быстрые успѣхи въ камскомъ бассейнѣ; вмѣстѣ съ тѣмъ открывается широкая дорога въ Сибирь. Въ 1558—68 г.г. братья Строгановы получили свои первыя грамоты на «мѣста пустыя» по Камѣ и Чусовой, гдѣ «прежде сего пашни не пахиваны и дворы не стаивали». Прошло еще десять лѣтъ со времени послѣдней грамоты, и царскій писецъ нашелъ на земляхъ, пожалованныхъ Строгановымъ, 35 деревень и починковъ съ населеніемъ до 1.500 человѣкъ. Еще десять лѣтъ спустя казаки Строгановыхъ нашли дорогу въ Сибирь, и слѣдомъ за ними потянулись туда непрерывной вереницей русскіе поселенцы и искали приключеній. Владѣнія Строгановыхъ были для нихъ, на пути изъ Россіи въ Сибирь, промежуточной стоянкой, гдѣ они отдыхали и запасались новыми силами.
Такъ же быстро создалось и окрѣпло, послѣ взятія Казани, русское владычество по рѣкамъ Бѣлой и Ику на всемъ теченіи Волги. Одновременно съ Астраханью Москва подчиняетъ башкиръ, повиновавшихся раньше багайцамъ; подорвавъ такимъ образомъ господство вагайцевъ, московское правительство систематически стѣсняетъ и оскорбляетъ послѣднихъ построеніемъ укрѣпленныхъ городовъ по Волгѣ и въ сердцѣ Башкиріи (Самара, Царицынъ, Саратовъ, Уфа).
Прямо на югъ отъ тульской линіи работа построенія новыхъ городовъ пошла во второй половинѣ XVI вѣка не менѣе бойко. За это время возникла большая часть городовъ Орловской губерніи; города западной части губерніи, существовавшіе раньше, были вновь укрѣплены или перестроены. Южнѣе Орловской губ. появляется въ послѣдніе годы XVI столѣтія Бѣлгородъ; нѣсколько раньше выстраивается Воронежъ.
Смутное время сразу останавливаетъ все это движеніе на югъ. Наиболѣе южные форпосты (какъ Царевъ-Борисовъ) исчезаютъ безслѣдно. Крапивна, Тула, Дѣдиловъ, Епифанъ (а раньше: Михайловъ, Проискъ), Ряжскъ и Шацкъ, всѣ эти пограничныя крѣпости построены или вновь укрѣплены между 1550—1560 г.г. Татарскіе «шляхи»[3] снова протаптываются кочевниками; населеніе разбѣгается изъ бассейна рѣки Оскола (по обѣ стороны которой тянутся два «шляха») и ищетъ убѣжища на лѣсныхъ притокахъ Донца, кругомъ Бѣлгорода, — или на еще болѣе отдаленномъ Воронежѣ, защищенномъ лѣсами Тихой Сосны. Сѣвернѣе Бѣлгорода, въ Курской губерніи, гдѣ сходятся (на водораздѣлѣ донскихъ, днѣпровскихъ и окскихъ притоковъ) всѣ татарскіе шляхи, населеніе пока не рѣшается селиться. Въ такомъ положеніи находится дѣло колонизаціи, когда правительство, оправившись отъ смуты и испытавъ во время второй польской войны (1634) все неудобство границы, открытой со стороны степи, — принимается вновь за строительную и колонизаціонную дѣятельность. Втеченіе двадцати лѣтъ (1636—1656) создаются теперь три новыхъ оборонительныхъ линіи, примыкающихъ другъ къ другу: Бѣлгородская, Симбирская и Закамская[4]. Почти на всемъ протяженіи этой черты правительству приходилось строить новые города, спеціально съ цѣлями обороны; во многихъ мѣстахъ ему приходилось вмѣстѣ съ городами создавать и населеніе. Въ западной части черты населеніе, правда, мѣстами выходило даже за предѣлы укрѣпленной линіи; но въ восточной части, гдѣ вольная колонизація сдѣлала гораздо меньше успѣховъ, пришлось насильно переводить на черту поселенцевъ. Такъ, въ Инсаръ переведены были колонисты изъ Темникова, въ Корсунь — изъ Алатыря, въ Симбирскъ — изъ Тетюшей. Гдѣ было на лицо крестьянское населеніе, правительство обращало его въ служилое; не брезговали и инородцами для заселенія новой военной границы.
То же самое и въ то же время дѣлало въ сосѣднихъ съ Россіей мѣстахъ польское правительство. Мы говорили уже, что съ начала XVII вѣка украинское населеніе начало заселять Полтавщину. Правительство поспѣшило воспользоваться имъ для цѣлей военной обороны. Вмѣсто всякихъ подробностей, мы можемъ привести здѣсь свидѣтельство очевидца и участника этой военной колонизаціи, инженера Бопланя. «Втеченіи 13-ти лѣтъ, — пишетъ онъ, — проведенныхъ мной на службѣ двухъ польскихъ королей (1630—1647)…. я основалъ болѣе пятидесяти значительныхъ слободъ или колоній, образовавшихъ, въ свою очередь, въ нѣсколько лѣтъ до тысячи деревень, благодаря приросту новыхъ поселеній; Это населеніе раздвинуло границы государства…; эта страна (большая часть которой заселена была при мнѣ) составляетъ теперь неприступный оплотъ противъ могущества турокъ…; въ провинціи, которая открывала врагамъ безпрепятственный путь къ побѣдамъ, они, къ величайшему своему изумленію, встрѣчаютъ теперь неизбѣжный позоръ и погибель».
Населеніе пришло, однако, въ полтавщину вовсе не для того, чтобы прикрывать собой границы польскаго государства. Народъ бѣжалъ за Днѣпръ, чтобы спастись отъ польскихъ порядковъ. Эмиграція пріостановилась, какъ только началось возстаніе Хмельницкаго. Но когда надежда на благополучный исходъ борьбы была потеряна, эмиграція снова растетъ (съ 1651 г.) и скоро принимаетъ небывалые размѣры. «И повелѣлъ народу (Хмельницкій)», такъ разсказываетъ малорусскій лѣтописецъ (Грабянка), «вольно сходить съ городовъ, кидаючи свои пожитки, къ Полтавщинѣ, такожъ и за границу у Великую Россію, чтобы тамъ селиться городами. И отъ того часу стали селиться: Сумы, Лебединъ, Харьковъ, Ахтырка и всѣ слободы До самаго Дона козацкимъ народомъ». Показанія лѣтописца вполнѣ подтверждаются фактами. Въ 1652 году уже намѣчаются границы малорусской иммиграціи: на западѣ основываются Сумы, на востокѣ — Острогожскъ. Въ Острогожскъ пришелъ цѣлый полкъ — 1.000 человѣкъ — изъ Волыни, послѣ пораженія подъ Берестечкомъ. Въ 1654 г., не говоря о болѣе мелкихъ населеніяхъ, — является Ахтырка, тоже полковой городъ съ населеніемъ болѣе 1.000 чел. муж. пола, и Харьковъ. Вслѣдъ затѣмъ, съ принятіемъ Малороссіи въ русское подданство, эмиграція малороссовъ опять пріостанавливается, съ тѣмъ, чтобы снова усилиться въ эпоху Руины. Правда, берегъ былъ совершенно опустошенъ поляками и татарами (особенно тяжела была вторая половина 70-хъ годовъ). Вотъ свидѣтельство другого малорусскаго лѣтописца о томъ, какой видъ представляла украина послѣ этого «сгона». «Проходя украйну того берега», — говоритъ Величко, «я видѣлъ много городовъ и замковъ пустыхъ и безлюдныхъ…; и стѣны видѣлъ… разваленныя, къ землѣ приникшія, лѣсомъ заросшія и покрытыя сорной траѣой, въ которой гнѣздятся змѣи, гады и черви. И поля, и сады, и ловли, и озера, — все запустѣло; повсюду множество костей человѣческихъ, голыхъ и сухихъ, прикрытыхъ однимъ небомъ. А не даромъ поляки звали ту украйну раемъ польскаго міра: потому что до войны Хмѣльницкаго она была какъ вторая земля обѣтованная, текущая млекомъ и медомъ».
За то на московской сторонѣ появляется въ Это время радъ новыхъ городовъ, основанныхъ малороссами: Суджа, Бѣлополье, Волчанскъ, Торъ, Золоченъ и нѣсколько городковъ на донецкихъ перевозахъ. Такимъ образомъ, за какія-нибудь 30 лѣтъ (1650—1680) заселяется югъ Курской губерніи, вся Харьковская, за исключеніемъ восточныхъ уѣздовъ и западъ Воронежской губ. Только что построенная московскимъ правительствомъ Бѣлгородская черта оказывается совершенно заслоненной малорусскими поселеніями. Для защиты вновь колонизованныхъ мѣстъ приходится въ 1680 годахъ устроить третью дополнительную линію укрѣпленій — по Донцу. Но и эта линія тотчасъ же опережается съ юга новыми поселенцами: одновременно съ ея устройствомъ поселяется южнѣе ея Изюмскій полкъ. Тогда же возникаетъ, поэтому, идея — провести новую (четвертую) укрѣпленную черту, которая загородила бы отъ набѣговъ водораздѣлъ Днѣпра и Донца: по этому водораздѣлу шелъ одинъ изъ главныхъ татарскихъ шляховъ, — Муравскій.
Осуществленіе этой идеи было, однако, отхожено, — вѣроятно, подъ вліяніемъ тѣхъ надеждъ, которыя возбуждены были ходомъ борьбы съ Турціей. Бахчисарайскимъ договоромъ 1681 г. за Россіей были признаны запорожскія земли; затѣмъ, довольно неопредѣленныя границы этихъ земель были приведены въ ясность перемиріемъ съ Турціей 1700 года и межевой записью 1705 года. Казалось, при такомъ продвиженіи владѣній — на югъ отъ Екатеринославской губерніи — не было никакой надобности укрѣплять южную границу Харьковской и Полтавской губ. Скоро, однако, Прутская неудача положила конецъ этимъ надеждамъ. Русская граница по прутскому миру 1711 года отодвинулась снова до Кіевской, Полтавской, Харьковской губерній, а къ передѣламъ 1705 года вернулась не раньше бѣлградскаго мира (1739) и послѣдовавшихъ за нимъ разграниченій 1740 и 1742 годовъ. Такимъ образомъ, надо было опять подумать объ укрѣпленіи границъ Слободской украйны[5]. Первыя мѣры были приняты немедленно: въ томъ же 1711 г. учреждена ландмилиція, или пограничная военная стража. Но только при Аннѣ устройство новой оборонительной линіи было закончено, передъ самымъ началомъ турецкой войны (1731—35). На линіи было поселено 20 ландмилицкихъ полковъ; самая линія укрѣплена цѣлымъ рядомъ фортовъ и, между ними, различными земляными сооруженіями. Какъ мы сказали, однако, запорожскія земли черезъ четыре года вернулись къ Россіи, а вмѣстѣ съ тѣмъ и только-что укрѣпленная («Украинская») линія перестала быть пограничной. Для обороны новой границы понадобились новыя мѣры, которыя правительство и начинаетъ принимать съ середины XVIII столѣтія.
Обратимся теперь къ колонизаціи болѣе восточныхъ мѣстностей Россіи за тотъ же промежутокъ — съ середины XVII по середину XVIII столѣтія. Какъ и въ предыдущее столѣтіе, колонизаціонное движеніе здѣсь сильно отстаетъ отъ мѣстностей, только-что разсмотрѣнныхъ. Защищенныя лѣсами и поселеніями инородцевъ, эти мѣста менѣе подвергались опасности со стороны степи. Правительство не было заинтересовано въ ихъ заселеніи и оборонѣ: поэтому, и колонизація за весь XVII вѣкъ почти не двигалась далѣе Бѣлгородской и Симбирской черты. Къ срединѣ XVIII вѣка населеніе продвинулось сколько-нибудь значительно за черту только въ самомъ безопасномъ углу — между теченіемъ Волги (отъ Симбирска до Саратова) и Симбирской чертою. Дальше на югъ начинается бассейнъ донскихъ притоковъ — старинное достояніе донского казачьяго войска. Почти въ одно время съ запорожскимъ, около половины XVI вѣка, оба эти вязовыхъ войска становятся замѣтны въ исторіи. Съ Баторія запорожское войско служитъ, хотя не очень вѣрно, Польшѣ и отъ Баторія получаетъ грамоту на дикія поля по Днѣпру. Съ современника Баторія, Ивана Грознаго, донское войско служитъ Москвѣ, — и тоже не очень вѣрно, — да и жалованье царское не велико: казаки служатъ «съ земли и съ воды». Какъ время появленія двухъ войскъ, такъ и время паденія ихъ независимости совпадаетъ: въ томъ же самомъ 1775 г., когда русскія войска разрушаютъ Сѣчь по приказанію Екатерины, Потемкинъ учреждаетъ въ войскѣ донскомъ войсковую канцелярію, которая упраздняетъ старую дѣятельность войсковаго круга. За эти два вѣка своей исторіи оба войска — сперва расширяютъ свои земли путемъ вольной казацкой колонизаціи, и затѣмъ, подъ напоромъ колонизаціи съ сѣвера, ихъ территоріи начинаютъ сокращаться. Съ конца XVII вѣка донскихъ казаковъ начинаютъ тѣснить съ Донца малороссійскіе колонисты: въ то же время съ сѣвера Воронежской и Тамбовской губерній бѣжитъ къ донскимъ казакамъ великорусская вольница. Правительство принимаетъ мѣры, старается поставить барьеръ противъ бѣговъ гулящихъ людей въ придонскія степи. Въ 1682 году встрѣчаемъ первое запрещеніе принимать бѣглыхъ: въ 1688 году устроена застава на границѣ Воронежской губерніи, а въ 1703 г. посланы чиновники для приведенія въ извѣстность казачьихъ городковъ на Дону: городки (которыхъ въ 1672 г. числилось уже 48) описаны, и казакамъ запрещено занимать пустопорожнія земли. Въ общихъ чертахъ земля войска донскаго приводится въ ея теперешніе предѣлы. Вмѣстѣ съ тѣмъ открывается возможность прочнаго заселенія отрѣзанныхъ у войска рѣчныхъ верховьевъ съ ихъ притоками. Уже Петръ I разрѣшаетъ острогожскимъ казакамъ занять мѣста по Айдару; въ 1732 году они являются сюда и заселяютъ самый восточный уѣздъ Харьковской губерній (Старобѣльскій). За тотъ же промежутокъ времени, т.-е. съ конца XVII вѣка по середину XVIII, начинаетъ заселяться юговостокъ Воронежской и Тамбовской губерній, и сѣверъ Саратовской.
Такъ же медленно продвигалось на югъ заволжское населеніе. Вплоть до Петра Великаго сплошныя русскія поселенія не шли за Волгой дальше Черемшана, т. е. маленькаго сѣверо-западнаго уголка Самарской губерніи. Но со времени Петра частые башкирскіе бунты заставляютъ правительство обратить вниманіе на колонизацію этого края. Дѣло начинается съ того, что старая закамская линія передвигается южнѣе, къ окраинѣ осѣдлаго населенія: вмѣсто Сенгилея, западной ея оконечностью становится Самара (1730). Но затѣмъ изъ оборонительнаго положенія правительство переходитъ въ наступательное. Возникаетъ идея — прорѣзать поселенія инородцевъ укрѣпленной линіей по Уралу, окруживъ, такимъ образомъ, съ тыла поселенія башкиръ и отрѣзавъ ихъ сообщенія съ киргизами. Въ 1734—44 гг. эта идея приводится въ исполненіе. Центромъ новой линіи становится Оренбургъ. Отъ него внизъ и вверхъ по Уралу тянется рядъ крѣпостей. Защита нижняго теченія Урала поручается старожиламъ, — яицкимъ казакамъ, извѣстнымъ въ исторіи съ конца XVI вѣка. На верхній Уралъ переселяются правительствомъ войска со старой укрѣпленной черты: два полка переводятся со старой закамской линіи, два другихъ — съ новой черты 1730 года, которая теряетъ самое значеніе послѣ укрѣпленія Урала; наконецъ, еще два;полка сформировываются вновь. Такимъ образомъ создается зерно Оренбургскаго казачьяго войска. Со старыми поселеніями на Волгѣ новая черта соединяется рядомъ крѣпостей по р. Самарѣ.
Послѣ всѣхъ этихъ мѣропріятій пустое пространство между старой и новой укрѣпленной линіей начинаетъ быстро наполняться переселенцами. Такимъ образомъ заселяются Бугульминскій и Бугуруславскій уѣзды Самарской губерніи. Южнѣе Самары все пространство остается пустыннымъ до Екатерины II.
Какъ видимъ, колонизація Заволжья находится въ самой тѣсной связи съ правительственными мѣрами для обороны края. То же самое придется повторить и относительно дальняго востока Россіи, съ тою только оговоркой, что здѣсь былъ еще одинъ серьезный поводъ стараться о замиреніи края: это — возникавшее на Уралѣ горнодѣліе. До средины XVII вѣка русское населеніе держалось теченія тѣхъ главныхъ рѣкъ, которыя привели его въ Сибирь. Съ этого времени начинается движеніе населенія на югъ, въ предѣлы Красноуфимскаго, Екатеринбургскаго, Камышловскаго и Шадринскаго уѣздовъ Пермской губерніи. По мѣрѣ знакомства съ горными богатствами пермскаго юга, начинаютъ возникать и горнозаводческія предпріятія, въ судьбѣ которыхъ, особенно съ Петра Великаго, принимаетъ близкое участіе правительство. Екатеринбургъ въ 1723 г., Красноуфимскъ въ 1736 г. возникаютъ въ качествѣ крѣпостей для защиты страны отъ башкиръ. Въ 1754 г. создается между обоими пунктами рядъ промежуточныхъ крѣпостей. Впрочемъ, къ этому времени, послѣ опустошительной войны второй половины 30-хъ годовъ, башкиры перестали быть страшными. Отъ киргизовъ охраняла новая линія по Уралу и Ую. Насколько безопасно чувствовало себя населеніе отъ тѣхъ и другихъ враговъ, видно изъ того, что около средины вѣка и мѣстность на сѣверъ отъ Уя, между этой рѣкой и Міясомъ, начинаетъ быстро заселяться. Такимъ образомъ, къ срединѣ XVIII вѣка населеніе проникло до крайнихъ восточныхъ предѣловъ европейской Россіи.
Вторая половина XVIII вѣка была еще богаче послѣдствіями для исторіи русской колонизаціи, чѣмъ первая. Правительство продолжало видѣть въ колонизаціи лучшее средство для борьбы съ степью. Съ построеніемъ украинской линіи 1730 года русское населеніе придвинулось къ самой границѣ, за которой кончалась черноземная земледѣльческая полоса и начиналась степь. Вмѣстѣ съ тѣмъ истощился и колонизаціонный матеріалъ — малорусскій и великорусскій. Но въ виду ослабленія Крыма и вызванныхъ этимъ ослабленіемъ политическихъ плановъ и стратегическихъ соображеній, правительство продолжало искусственно развивать дальнѣйшую колонизацію въ степь. Запаса вольныхъ колонистовъ болѣе не хватало для такого быстраго заселенія юга, какого хотѣло правительство. Поэтому оно обратилось къ заграничному переселенческому матеріалу, — и прежде всего къ единоплеменникамъ и единовѣрцамъ — южнымъ славянамъ.
Собственно говоря, еще при Петрѣ начались попытки выманить турецкихъ и австрійскихъ славянъ въ южную степь. Въ серединѣ вѣка славяне являются массами. Въ 1750-хъ годахъ на флангахъ Украинской линіи выстраиваются сербскія военныя поселенія. За южной границей Кіевской губерніи селится полкъ Хорвата и возникаетъ поселеніе т. наз. Новой Сербіи. Южнѣе Новой Сербіи появляется вскорѣ новый слободской полкъ. Такимъ образомъ, колонисты размѣщаются уже среди запорожскихъ земель, отнимаемыхъ теперь у старыхъ владѣльцевъ. На восточномъ флангѣ Украинской линіи, на Лучани и Бахмутѣ, поселяются полки Шевича и Прерадовича — Славяно-сербія. Съ этой стороны тоже отодвигаются запорожскія поселенія, а часть ихъ входитъ въ составъ новыхъ полковъ. Помимо славянъ, правительство открываетъ доступъ въ новыя поселенія раскольникамъ и бѣглымъ; тотъ и другой элементъ скоро начинаютъ составлять преобладающую часть населенія. Черезъ десять лѣтъ послѣ поселенія Хорвата (1764) украинская линія оказывается настолько закрытой новыми поселеніями, что теряетъ свое стратегическое значеніе и упраздняется вовсе. Еще черезъ шесть лѣтъ, во время турецкой войны, является новая (5-я) Днѣпровская линія по границѣ теперешной Екатеринославской губерніи съ Таврической. Такимъ образомъ, русскія укрѣпленія подошли вплотную къ нагайской степи. По Кайнарджійскому миру установляется граница, которая и на правомъ берегу Днѣпра доводитъ русскія владѣнія до нагайцевъ. Мы видѣли, что въ сущности уже договоры 1740—42 года включили запорожскія владѣнія въ предѣлы Россіи. По укрѣпленія, созданныя тогда на границѣ, были разрушены безслѣдно ко времени турецкихъ войнъ. Фактически, довести свою власть до этихъ предѣловъ русское правительство въ то время не имѣло еще возможности. Мы видѣли, что только въ 50-хъ годахъ, съ помощью славянскихъ колонистовъ, оно начинаетъ налагать свои руки на владѣнія запорожскихъ казаковъ. Теперь, немедленно послѣ Кайнарджійскаго мира, запорожскія земли окончательно присоединяются къ русской территоріи и самая сѣчь формально прекращаетъ свое существованіе. Больше 50 тысячъ стараго запорожскаго населенія становятся такимъ образомъ жителями русской Новороссіи. На земли, оставшіяся незанятыми, правительство въ тотъ же годъ открываетъ доступъ грекамъ и армянамъ изъ Крыма. Въ четыре года тѣхъ и другихъ переселилось до 80.000 человѣкъ. Наконецъ, въ 80-хъ годахъ правительство обращается къ иностраннымъ колонистамъ сектантамъ и отводить подъ ихъ поселенія болѣе 500 тысячъ десятинъ въ предѣлахъ Новороссійскаго края. Такія же усиленныя мѣры принимаются для заселенія нагайской степи, присоединенной вмѣстѣ съ Крымомъ въ 1788 году. Но заселеніе русскими Таврической губерніи, также какъ и Черноморскаго прибрежья между Бугомъ и Днѣстромъ, пріобрѣтеннаго по Ясскому миру, относится уже къ XIX столѣтію. За то колонизація Новороссійскаго края уже въ прошломъ вѣкѣ достигла значительныхъ результатовъ. До 1750 годовъ на заселенной тогда сѣверной окраинѣ Новороссіи можно насчитать до 20 тысячъ русскаго населенія. Немного больше этого количества (до 27 тысячъ) жило въ то время въ предѣлахъ запорожскихъ земель. Всего, слѣдовательно, было въ Новороссіи середины XVIII вѣка едва-ли больше 50 тысячъ человѣкъ населенія. Въ 1790-хъ годахъ это количество болѣе чѣмъ удесятерялось: несмотря на двѣ турецкія войны, которыя обѣ коснулись Новороссіи и дорого ей стоили, въ ней насчитывалось жителей болѣе полумилліона[6]. Такимъ образомъ, за какія-нибудь 40 лѣтъ выросъ Новороссійскій край.
Въ то же самое время русская колонизація становится твердой ногой на Кавказѣ. Въ 1777—99 годахъ устраивается укрѣпленная «Кавказская» линія на Кубани и Терекѣ. Для обороны линіи, кромѣ истари жившихъ здѣсь терскихъ и гребенскихъ казаковъ, переселены были нѣсколько казацкихъ полковъ съ Дона и съ Волги. Этимъ средствомъ правительство достигало сразу двухъ цѣлей: оно освобождалось отъ безпокойныхъ элементовъ въ мѣстностяхъ, ставшихъ безопасными въ военномъ отношеніи, и пріобрѣтало прочную точку опоры для дѣйствія противъ кавказскихъ горцевъ. Попытки проникнуть за Терекъ оставались, однако, неудачными вплоть до нашего столѣтія. Вмѣстѣ съ тѣмъ и колонизація не могла двинуться въ прошломъ вѣкѣ дальше Терека и Кубани.
Заселеніе нижняго Поволжья также значительно подвинулось впередъ во вторую половину прошлаго вѣка. Здѣсь, какъ и на югѣ, правительство употребило въ дѣло искусственныя колонизаціонныя средства. Въ самый годъ вступленія на престолъ Екатерина II манифестомъ пригласила иностранцевъ и бѣжавшихъ за-границу раскольниковъ селиться въ поволжьи, южнѣе Самары. На призывъ откликнулось значительное количество нѣмецкихъ колонистовъ, поселившихся по теченію Волги, и раскольниковъ, основавшихъ свои скиты на Иргизѣ. На югъ отъ Иргиза все пространство Самарской губерніи осталось пустыннымъ, несмотря на то, что по теперешней южной границѣ губернія устроена была правительствомъ для охраны населенія отъ киргизовъ и калмыковъ кордонная линія. Такимъ же пустыннымъ оставалось и пространство между Дономъ и Волгой на югъ отъ Царицына. Только въ вашемъ столѣтіи всѣ эти мѣстности получили сколько-нибудь значительное населеніе. Обширные южные уѣзды Самарской губерніи (Николаевскій и Новоузенскій), а также Царевскій уѣздъ Астраханской губерніи оффиціально открыты только въ 1836 году.
Мы разсмотрѣли теперь, въ самыхъ общихъ чертахъ, численность, составъ и размѣщеніе русскаго населенія. Во всѣхъ этихъ отношеніяхъ историческій процессъ, проходящій черезъ всю русскую исторію, оказался и до сихъ поръ недоконченнымъ. Въ составѣ населенія далеко не завершился вѣковой процессъ сліянія различныхъ этнографическихъ элементовъ и образованія новыхъ разновидностей русскаго племени. Въ размѣщеніи населенія прекратилось дѣйствіе историческихъ причинъ, оттѣснившихъ русское населеніе на сѣверъ и державшихъ его въ этомъ положеніи втеченіе цѣлой тысячи лѣтъ. Въ 200—300 лѣтъ результатъ дѣйствія этихъ причинъ, конечно, не могъ вполнѣ изгладиться, и населеніе не успѣло еще разселиться по Россіи сообразно естественнымъ богатствамъ ея различныхъ мѣстностей. Но съ каждымъ годомъ процессъ разрушенія послѣдствій, созданныхъ исторіей, быстро идетъ впередъ. Настоящее все болѣе стремится оторваться отъ прошлаго, а вмѣстѣ съ этимъ и «завѣты исторіи» все болѣе теряютъ надъ нами свою фатальную силу.
Общаго очерка колонизаціи Россіи до сихъ поръ не существуетъ въ литературѣ. Въ наиболѣе доступномъ видѣ читатель можетъ найти матеріалы для такого очерка въ статьяхъ Географическо-статистическаго словаря Россійской имперіи П. Семенова, Спб., 1863—1886 г., 5 томовъ; въ предисловіяхъ къ губернскимъ «Спискамъ населенныхъ мѣстъ Росс. имперіи», состава, и издаваем. центральн. статистич. комитетомъ (съ 1861 г.): нѣкоторыя изъ этихъ предисловій («общія свѣдѣнія о губерніи») очень обстоятельны и обширны; въ «Матеріалахъ для географіи и статистики Россіи, собранныхъ офицерами генеральнаго штаба», также по губерніямъ (такъ наз. 4-е изданіе, матеріалы для котораго собирались съ 1857 года). Изъ спеціальныхъ изслѣдованій наиболѣе послужили для составленія очерка и карты слѣдующія: Д. Багалѣй. Очерки изъ исторіи колонизаціи и быта степной окраины Москов. государства. М. 1887, и ело же Матеріалы для исторіи колонизаціи и т. д. 2 тома. Харьковъ, 1886—90. И. Н. Миклашевскій. Заселеніе и сельское хозяйство южной окраины XVII вѣка (Къ исторіи хозяйственнаго быта Московскаго государства, ч. I). М. 1894. Д. И. Эварницкій. Вольности запорожскихъ казаковъ, историко-топогр. очеркъ. Спб. 1890. Скальковскій. Хронологическое обозрѣніе. Исторія Новороссійскаго края. 1731—1823. Одесса, 1836—38, 2 части, и ею-же Исторія Новой Сѣчи (2-е и 3-е изданія). Перетятковичъ. Поволжье въ XV и XVI вѣкахъ. М. 1877 и ею же Поволжье въ XVII и началѣ XVIII вѣка, Одесса, 1882. Сирсовъ. Инородческое населеніе прежняго Казанскаго царства (въ Запискахъ Казан. Универ. 1870). Витевскій. И. И. Неплюевъ и Оренбургскій край въ прежнемъ его составѣ до 1758 г. 3 выпуска. Казань, 1789—91 и его же И. И. Неплюевъ, біограф. истор. очеркъ. Каз. 1891. Свѣдѣнія о сѣверныхъ монастыряхъ сгруппированы по Исторіи Россійской Іерархіи и по Вагишину, Полное собраніе историч. свѣдѣній о монастыряхъ. М. 1852.
- ↑ Палестровскій на островѣ Онежскаго озера и Спасо-Каменный на островѣ Кубенскаго озера.
- ↑ T. наз. Тульская линія: Путивль, Рыльскъ, Трубчевскъ, Брянскъ, Карачевъ, Болховъ, Мценскъ.
- ↑ Дороги: см. карту. Западный шляхъ назывался Муравскимъ; восточнѣе расположенъ — Изюмскій, самый восточный — Калміусскій.
- ↑ Ахтырка, Бѣлгородъ, Короча, Острогожскъ, Воронежъ, Усманъ, Козловъ, Тамбовъ, Верхній и Нижній Ломовы, Инсаръ, Саранскъ, Корсунь, Симбирскъ, Сингилей, Мензелинскъ.
- ↑ Подъ Слободской украйной разумѣлись поселенія малороссійскихъ полковъ 1650—80 годовъ, т.-е. Изюмскаго, Харьковскаго, Острогожскаго Ахтырскаго и Сумскаго.
- ↑ Напомню, что количество жителей трехъ новороссійскихъ губерній доходитъ уже до 5 милліоновъ, т. е. въ 10 разъ больше, чѣмъ сто лѣтъ тому назадъ.