ОЧЕРКИ ПО ИСТОРИ РУССКОЙ КУЛЬТУРЫ.[править]
Очеркъ третій. Государственный строй. (Войско, финансы, учрежденія).[править]
I.[править]
Предъидущіе очерки познакомили насъ съ матеріаломъ, изъ котораго созидалось зданіе русской общественности. Теперь отъ матеріала намъ предстоитъ перейти къ самой постройкѣ. Стиль общественныхъ формъ, также какъ и архитектурныхъ, находится въ самой тѣсной зависимости отъ качества матеріала, употребленнаго въ дѣло. Зная первобытность основъ русской экономической жизни, мы уже не будемъ ожидать какой-либо сложности и законченности отъ русской общественной организаціи.
Первымъ послѣдствіемъ примитивности нашего стариннаго экономическаго строя является тотъ порядокъ, въ которомъ намъ придется вести дальнѣйшее изложеніе. Изучая культуру любого западно-европейскаго государства, мы должны были бы отъ экономическаго строя перейти сперва къ соціальной структурѣ, а затѣмъ уже къ государственной организаціи. Относительно Россіи удобнѣе будетъ принять обратный порядокъ, т.-е. съ развитіемъ государственности познакомиться раньше, чѣмъ съ развитіемъ соціальнаго строя.
Дѣло въ томъ, что у насъ государство имѣло огромное вліяніе на общественную организацію, тогда какъ на Западѣ общественная организація обусловила государственный строй. Европейское общество строилось, такъ сказать, извнутри, органически, отъ низшихъ этажей къ высшимъ. Фундаментъ этой исторической постройки, — крестьянство, — сложился въ главныхъ чертахъ уже во время народныхъ переселеній VI—VIII столѣтія. Затѣмъ, на этомъ фундаментѣ надстроенъ былъ въ средніе вѣка второй этажъ — европейской феодальной аристократіи, сильной своимъ крѣпостнымъ крестьянствомъ. Наконецъ, только къ новому времени, путемъ упорной борьбы съ этимъ вторымъ общественнымъ слоемъ, путемъ отдѣльныхъ мелкихъ побѣдъ надъ правами и привиллегіями частныхъ лицъ, сословій, провинцій, выдвинулось сильное государство, постепенно и медленно расширявшее предѣлы своего вѣдѣнія. У насъ историческій процессъ шелъ какъ разъ обратнымъ порядкомъ, — сверху внизъ. Если оставимъ въ сторонѣ Кіевскую Русь, у которой были совсѣмъ другія условія историческаго развитія, — въ сѣверо-восточной Руси представитель государственной власти, князь былъ чуть ли не первымъ осѣдлымъ жителемъ государства. Вокругъ него все находилось въ движеніи, все населеніе приходило и уходило, не связывая себя съ государемъ-владѣльцемъ земли ничѣмъ, кромѣ чисто личнаго и срочнаго уговора. Среди этого «жидкаго элемента» нашей исторіи, какъ любилъ выражаться историкъ Соловьевъ, мало-по-малу выдѣляется небольшой кругъ личныхъ помощниковъ князя, его «вольныхъ слугъ», все еще могущихъ при случаѣ и уйти къ сосѣднему князю. Когда одинъ изъ князей, московскій, поглощаетъ остальныхъ, вольные слуги переходятъ къ нему на службу; кругъ этихъ «слугъ» княжескихъ расширяется, и русское служилое сословіе пріобрѣтаетъ постоянную осѣдлость. Но и послѣ того, какъ кристаллизовался этотъ второй слой русскаго общества, фундаментъ подъ нимъ продолжаетъ колебаться; вольное крестьянство все еще бродитъ съ одной земли на другую, продолжая оставаться «жидкимъ элементомъ» русской исторіи. Только благодаря усиленнымъ совмѣстнымъ стараніямъ правительства и землевладѣльцевъ удается, наконецъ, привести и этотъ элементъ въ твердое, въ «крѣпостное» состояніе. Такимъ образомъ, у насъ государственная власть закрѣпляетъ подъ собой землевладѣльцевъ, — землевладѣльцы закрѣпляютъ подъ собой земледѣльцевъ. Этотъ-то способъ постройки надолго сохранилъ за верхомъ русскаго общества, за правительственной властью, руководящую роль въ процессѣ историческаго домостроительства. Русскому государству не только не приходилось бороться съ правами и привиллегіями частныхъ лицъ и общественныхъ группъ, но оно само, какъ еще увидимъ, старалось вызвать эти общественныя группы къ существованію и дѣятельности, съ тѣмъ, чтобы воспользоваться этой дѣятельностью для своихъ собственныхъ цѣлей. Только въ самое послѣднее время русскія общественныя группы стали проявлять признаки внутренней жизни и обнаруживать склонность къ самодѣятельности, и въ то же время стало слабѣть довѣріе къ нимъ центральной власти.
Почему же все это такъ вышло? Половину отвѣта мы можемъ почерпнуть изъ сказаннаго раньше. Русское государство оказалось сильнѣе общества потому, что развитіе матеріальныхъ интересовъ не успѣло еще сплотить общество въ прочныя общественныя группы, какія давно сложились на Западѣ подъ вліяніемъ ожесточенной экономической борьбы.
Но это только половина отвѣта. Низкій уровень экономическаго развитія достаточно объясняетъ слабость сословныхъ элементовъ древней Руси. Но самъ по себѣ онъ не можетъ объяснить намъ, почему надъ сословными элементами, раньше, чѣмъ они успѣли развиться, сложилось сильное государство. Это государство было, конечно, тоже продуктомъ той же экономической неразвитости, замѣной несуществовавшихъ элементовъ соціальной организаціи; но зачѣмъ понадобилась эта замѣна, при какихъ условіяхъ экономически неразвитая страна могла почувствовать потребность въ сильной общественной организаціи? Этихъ условій мы должны, очевидно, искать внѣ органическаго, внутренняго роста общественной жизни. Русская государственная организація сложилась раньше, чѣмъ могъ ее создать процессъ этого внутренняго роста самъ по себѣ. Она была вызвана къ жизни внѣшними потребностями, насущными и неотложными: потребностями самозащиты и самосохраненія. Матеріальныя средства государства, его экономическое развитіе такъ и остались незначительными; но государственныя потребности росли внѣ воякой пропорціи съ этими матеріальными средствами. Надо было защищать собственное существованіе: слѣдовательно, надо было найти для этого средства. Для этого надо было даже ихъ вызвать, создать, если ихъ не оказывалось на лицо; для этого приходилось, хотя бы искусственно, развивать общественную самодѣятельность. Такимъ образомъ, благодаря настоятельнымъ государственнымъ потребностямъ и создалось всемогущее государство на самой скудной матеріальной основѣ; вслѣдствіе самой этой скудости оно должно было напрягать всѣ силы своего населенія; а чтобы распоряжаться всѣми силами его, оно и должно было сдѣлаться всемогущимъ. Несомнѣнно, стало быть, что сильное русское государство было продуктомъ экономической неразвитости, но столь же несомнѣнно, что продуктъ этотъ могъ получиться только при наличности нѣкоторыхъ внѣшнихъ условій, существенно повліявшихъ на народную жизнь.
Что же это были за неотложныя надобности, заставившія сосредоточитъ всю власть и всѣ матеріальныя средства сѣверо-восточной Руси въ рукахъ великаго князя московскаго? Для отвѣта надобно только вспомнить историческія обстоятельства того времени, когда сформировалась эта московская диктатура, т.-е. XIV—XV вѣковъ. Золотая орда, мирно уживавшаяся прежде, во времена своего могущества, съ своими данниками — русскими князьями, рѣшительно разлагалась съ половины XIV в.; на ея мѣстѣ возникали самостоятельные татарскіе улусы: крымскій, нагайскій, казанскій.. Слишкомъ слабые, чтобы удержать Русь въ прежней зависимости и заставить ее платить прежнюю дань, которая платилась въ Золотую Орду, эти новыя ханства были, однако, достаточно сильны, чтобы постоянно тревожить Русь своими набѣгами, опустошать, грабить и брать въ плѣнъ русское населеніе, подвергать опасности казну, а иногда даже и личность московскаго князя. Въ то же время съ запада надвигался все ближе и ближе литовскій сосѣдъ, захватывавшій одно за другимъ бывшія русскія княжества и подошедшій, наконецъ, въ XV в. къ самой теперешней Московской губерніи (со стороны Смоленской и Калужской).
Подъ вліяніемъ этихъ обстоятельствъ, Москва становится съ конца XV вѣка настоящимъ военнымъ станомъ, главнымъ штабомъ арміи, опирающейся на русскій сѣверъ и дѣйствующей на три фланга — на югъ, на востокъ и на западъ. Московскіе князья поневолѣ отвлекаются отъ своихъ хозяйственныхъ заботъ и принимаются за устройство военнаго дѣла. Въ области внутренняго управленія ихъ интересы все болѣе и болѣе сводятся къ добыванію средствъ, необходимыхъ для содержанія войска. Войско и финансы, — вотъ два главные предмета, — или, скорѣе, двѣ разныя стороны одного и того же предмета, — всецѣло поглощающіе съ этихъ поръ вниманіе московскаго правительства. Съ конца XV вѣка до времени Петра Россія пять разъ переживаетъ коренную ломку во всемъ строѣ своего государственнаго управленія: въ 1490-хъ, 1550-хъ, 1620-хъ, 1680-хъ и 1700—1720-хъ годахъ. И всякій разъ въ основѣ ломки лежитъ необходимость финансоваго переустройства; а необходимость финансоваго переустройства вызывается, въ свою очередь, новыми, болѣе дорогими, чѣмъ прежде, улучшеніями въ техникѣ военнаго дѣла.
Позднѣе, при характеристикѣ русскихъ учрежденій, мы вернемся ко всѣмъ этимъ важнымъ моментамъ русской административной исторіи. Въ ближайшемъ отдѣлѣ мы познакомимся и съ существенными реформами въ области финансовой организаціи, произведенными въ каждый изъ перечисленныхъ моментовъ. Но на основной причинѣ всѣхъ этихъ перемѣнъ въ административномъ и финансовомъ устройствѣ мы должны остановиться теперь же. Причиной этой служила, какъ мы уже сказали, необходимость въ періодическихъ усовершенствованіяхъ военной техники; а ближайшимъ послѣдствіемъ, вытекавшимъ изъ этой причины, было періодическое назначеніе новыхъ спеціально-военныхъ податей, становившихся все выше и тяжелѣе для народа съ каждой новой реформой.
Уже съ самаго начала систематической борьбы съ сосѣдями, со времени Ивана III, къ прежнимъ «вольнымъ слугамъ» или дѣтямъ боярскимъ, составлявшимъ старинный «дворъ» московскаго князя, прибавляются такіе же отряды изъ присоединенныхъ городовъ. Всѣ сколько-нибудь зажиточные мѣстные землевладѣльцы-вотчинники вербуются въ составъ «дѣтей боярскихъ». Казна начинаетъ усиленно раздавать казенныя земли подъ условіемъ службы (въ помѣстья), не стѣсняясь въ выборѣ «помѣщиковъ», давая землю даже холопамъ. Навербованный такимъ образомъ запасъ составляетъ дворянскую конницу — главную часть арміи древней Руси; отъ времени до времени запасъ этотъ провѣряютъ, составляютъ списки служилыхъ «дѣтей боярскихъ», помѣщиковъ и вотчинниковъ, и все строже начинаютъ опредѣлять ихъ служилыя обязанности. Но одной конницы недостаточно; въ войнахъ на западной границѣ москвичи давно уже встрѣчаются съ отрядами пѣхоты, вооруженной послѣдней европейской новинкой, — огнестрѣльнымъ оружіемъ. И вотъ на службѣ московскаго князя является небольшой отрядъ «пищальниковъ», переименовываемыхъ съ середины XVI в. въ «стрѣльцовъ». Этотъ отрядъ обходится уже значительно дороже дворянской, конницы. Дворяне и дѣти боярскіе служатъ съ своихъ земель; небольшія денежныя приплаты они получаютъ только въ случаѣ дѣйствительной службы, т.-е. въ нѣсколько лѣтъ разъ. Напротивъ, наемной пѣхотѣ, спеціалистамъ ружейной стрѣльбы, приходится платить постоянное, ежегодное жалованье. Такимъ образомъ, военной службы натурой оказывается недостаточно; правительству становятся нужными деньги.
Съ конца XV вѣка, кромѣ старинной «дани» и переводившейся иногда на деньги ямской повинности, правительство не брало съ плательщиковъ никакихъ постоянныхъ прямыхъ налоговъ. Съ увеличеніемъ войска значительнымъ отрядомъ пѣхоты, безъ постоянныхъ налоговъ обойтись было уже нельзя. Правительство Ивана IV создаетъ въ срединѣ XVI вѣка цѣлый рядъ спеціальныхъ военныхъ податей. На содержаніе «пищальниковъ» начинаютъ взиматься «пищальныя деньги»; на изготовленіе пороха для ружей — «емчужныя» (селитряныя). Вмѣстѣ съ тѣмъ назначается особый налогъ на «городовое» и на «засѣчное дѣло», т.-е. на постройку укрѣпленій и засѣкъ (наваленнаго лѣса) на южной границѣ. Наконецъ, издержки на выкупъ изъ плѣна русскихъ, ежегодно становившихся жертвой татарскихъ набѣговъ, начинаютъ разлагаться на жителей и становятся постояннымъ налогомъ подъ названіемъ «полоняничныхъ денегъ». Таковы подати Ивана IV, прямо или косвенно связанныя съ войной. Мы скоро увидимъ, какія административно-финансовые перемѣны сопровождаютъ ихъ введеніе.
Въ XVII вѣкѣ содержаніе войска становится еще дороже, чѣмъ въ XVI в. Уже въ концѣ XVI вѣка правительство начинаетъ выписывать изъ-за границы отряды тѣлохранителей. При Михаилѣ Ѳеодоровичѣ иностранные офицеры и солдаты нанимаются уже цѣлыми полками; начинается обученіе и русской пѣхоты и конницы иноземному строю. Старые военные налоги становятся и сами по себѣ недостаточными, а съ обезцѣненіемъ денегъ въ смутное время ихъ доходность падаетъ еще въ пять разъ (см. выше). Поэтому, тотчасъ по окончаніи смуты правительство, не уничтожая старыхъ налоговъ, создаетъ рядокъ съ ними новые, несравненно болѣе тяжелые. Старую ямскую подать населеніе платимо въ размѣрѣ 10 руб. съ податной единицы («сохи», см. ниже). Теперь рядомъ съ этой «малой» ямской вводится другая, такъ называемая «большая» ямская подать, доходившая до 800 руб. съ той же единицы, т.-е. въ 80 разъ большая. Рядомъ съ старыми «пищальными деньгами» возникаютъ новыя, — «стрѣлецкія», составлявшія въ разные годы отъ 90 до 240 руб. съ сохи, а во второй половинѣ XVII вѣка поднявшіяся до 700—800 руб. Наконецъ, при каждой экстренной военной нуждѣ казна начинаетъ прибѣгать къ чрезвычайнымъ военнымъ налогамъ, не прекращающимся до самого Петра.
Съ помощью всѣхъ этихъ средствъ, — къ которымъ надо еще прибавить принудительные займы у подданныхъ и порчу монеты въ особенно критическихъ обстоятельствахъ, — правительству удается сводить кое-какъ концы съ концами. Но во второй половинѣ XVII вѣка условія военной борьбы снова измѣняются. По мѣрѣ военныхъ успѣховъ, границы Россіи далеко раздвигаются на западъ, югъ и востокъ отъ Московской губерніи. Москва уже не можетъ болѣе оставаться главной военной квартирой, какою она была, пока война велась въ сосѣднихъ губерніяхъ. Помѣщиковъ и вотчинниковъ срединной Россіи приходится теперь посылать ежегодно далеко отъ ихъ родины, отъ «замосковныхъ» городовъ центральнаго междурѣчья, куда-нибудь въ Кіевъ или въ Курскую губернію. И для нихъ, и для правительства это оказывается одинаково неудобнымъ. Въ то же время и техническіе успѣхи военнаго дѣла въ Европѣ далеко оставляютъ позади эту архаическую конницу дворянъ и дѣтей боярскихъ. Правительство, поэтому, одновременно рѣшается перенести свои военные штабы изъ Москвы на новыя окраины, и на этихъ окраинахъ, на мѣстѣ, сформировываетъ новые военные полки изъ жителей городовъ и уѣздовъ, приписанныхъ къ каждому изъ такихъ мѣстныхъ штабовъ. Полки эти, призванные замѣнить старую дворянскую конницу, обучаются уже по новымъ правиламъ «драгунской и рейтарской» службы. Послѣ выучки новобранцы распускаются по домамъ, но при первой надобности собираются подъ знамена въ заранѣе указанные каждому города, ближайшіе къ его мѣсту жительства. Въ городахъ, служащихъ мѣстомъ сбора, на этотъ случай поселяются на постоянное житье офицеры изъ иностранцевъ. На такихъ же основаніяхъ переформировывается и пѣхота: «стрѣльцовъ» постепенно вытѣсняютъ къ концу вѣка обученные иноземному строю «солдатскіе полки».
Съ замѣной старинной конницы дѣтей боярскихъ и стрѣлецкой пѣхоты новой конницей драгуновъ и рейтаровъ и солдатской пѣхотой, расходъ на содержаніе войска увеличился втрое. Въ началѣ XVII вѣка правительство врядъ ли тратило ежегодно, среднимъ числомъ, болѣе 250 тысячъ на армію (3½ милліона на наши деньги). Къ концу вѣка (1680) этотъ расходъ можно смѣло считать въ 750 тысячъ рублей (12¾ милліона на наши деньги). Въ то время это была цѣлая половина бюджета. Къ какимъ перемѣнамъ въ области финансовой администраціи повело такое увеличеніе расхода, мы увидимъ впослѣдствіи.
Новый періодъ быстраго роста военныхъ расходовъ начался при Петрѣ Великомъ. Раздѣлавшись окончательно со стрѣльцами, онъ съ самаго начала XVIII в. призвалъ подъ ружье мѣстные полки, сообщилъ имъ внѣшній видъ и строй регулярной европейской арміи и продержалъ ихъ въ походахъ до самаго конца своего царствованія. Постоянно передвигаемые и комплектуемые новыми наборами, петровскіе полки скоро потеряли характеръ мѣстныхъ ополченій, какими были полки XVII вѣка, набиравшіеся, обучавшіеся и управлявшіеся мѣстными штабами. Русская армія окончательно выдѣлилась въ особую, ничѣмъ не связанную съ землей общественную группу, содержаніе которой легло новой тяжелой обязанностью на мирныхъ обывателей. Пока длилась война, Петръ покрывалъ добавочные расходы на войско новыми чрезвычайными налогами, значительная часть которыхъ превратилась скоро въ ежегодные сборы. По окончаніи войны рѣшено было не распускать армію по домамъ, а расквартировать ее по всей Россіи, разложивъ расходы по ея содержанію на жителей въ формѣ новаго налога. Расквартировка, правда, не удалась ни Петру, ни его ближайшимъ преемникамъ; но новый налогъ былъ введенъ и замѣнилъ всѣ старые прямые налоги, размѣры которыхъ онъ превосходилъ въ 2½ раза.
Другой, совсѣмъ новой статьей военнаго расхода сдѣлалось при Петрѣ содержаніе флота, обходившееся къ концу его царствованія около 12 милліоновъ на наши деньги. Если присоединить къ этому слишкомъ 40 милліоновъ издержекъ на армію, то весь военный бюджетъ Петра опредѣлится въ 53 милліона нынѣшнихъ рублей. Сравнительно съ 13 милліонами бюджета 1680 г. — это было вчетверо больше. Если въ бюджетѣ 1680 г. военный расходъ составлялъ половину общей суммы, то при Петрѣ на армію и флотъ тратилось уже отъ 4/5 до 3/8 всего бюджета. Какое огромное вліяніе имѣли военные расходы Петра на реформу всѣхъ русскихъ учрежденій, мы узнаемъ въ соотвѣтствующемъ отдѣлѣ.
Послѣ Петра Великаго государственная и финансовая организація Россіи была уже настолько развита, что экстренныя военныя нужды не могли застать правительство до такой степени врасплохъ, какъ это постоянно случалось до тѣхъ поръ. Поэтому, и вліяніе военныхъ потребностей на весь ходъ правительственной дѣятельности не проявляется болѣе такъ рѣзко, какъ это было въ московскій періодъ нашей исторіи. Каждый новый значительный расходъ уже не ведетъ, какъ прежде, къ преобразованію всего государственнаго строя. Но, хотя и болѣе замаскированныя въ своемъ вліяніи, военныя нужды не перестаютъ тяготѣть надъ русскимъ бюджетомъ и составлять первѣйшую государственную потребность. Переставъ бороться за простое самосохраненіе, русское правительство XVIII в. не перестаетъ преслѣдовать задачи, непосредственно вытекавшія изъ политики XV—XVI столѣтія. Съ другой стороны, оно не сразу осваивается съ положеніемъ Россіи, какъ европейской державы: партійный разсчетъ, а иногда и увлеченіе идеей побуждаютъ его, особенно на первыхъ порахъ, гораздо чаще возвышать свой голосъ въ Европѣ, чѣмъ это требуется прямыми русскими интересами. Оба эти обстоятельства вовлекаютъ Россію XVIII и XIX в. въ цѣлый рядъ войнъ, постоянно поддерживающихъ и усиливающихъ напряженіе ея военныхъ силъ и расходовъ. При Екатеринѣ II, съ раздѣлами Польши и присоединеніемъ Черноморья, старыя цѣли русской политики были, наконецъ, достигнуты. Но завоевательный характеръ русской политики и послѣ того не измѣнился, несмотря на болѣе или менѣе сильную примѣсь идеологіи. Участіе Россіи въ войнахъ Наполеоновскаго времени было далеко не безкорыстно, и присоединеніе Финляндіи, Польши и Бессарабіи вовсе не было навязано намъ насильно. По отношенію къ турецкимъ владѣніямъ объединительныя стремленія Россіи не были, однако, удовлетворены и пріобрѣтеніями Александра I; со времени императора Николая открылся знаменитый «восточный вопросъ», до сихъ поръ остающійся вѣчной угрозой европейскому миру. Къ этому присоединилось быстрое наступательное движеніе Россіи въ передней Азіи. Такимъ образомъ, потребность въ увеличеніи военныхъ силъ не ослаблялась ни на минуту и послѣ Петра Великаго. Количество войска, доходившее ко времени его смерти до 200 тысячъ, ко времени второй турецкой войны (1787—1791) достигло 400 тыс.; оно еще разъ удвоилось (до 800 тысячъ) въ періодъ войнъ Александра I съ Наполеономъ (1806—1812) и снова удвоилось (до 1.600.000) во время крымской кампаніи (1854—1855). Съ тѣхъ поръ оно еще увеличилось въ 1⅓ раза и составляетъ теперь (въ военное время) 2⅓ милліона человѣкъ, въ 12 разъ больше, чѣмъ во время Петра Великаго.
Естественно, что содержаніе арміи и флота продолжаетъ при этихъ условіяхъ быть главной статьей, требующей наибольшихъ денежныхъ жертвъ со стороны населенія. Изъ прилагаемой таблицы можно видѣть, какъ сильно возрастали военныя издержки государства. Правда, несмотря на огромное увеличеніе абсолютныхъ цифръ военнаго расхода, пропорціональное значеніе его въ государственномъ бюджетѣ постепенно уменьшается, какъ показываетъ наглядно наша діаграмма.
Во вторую половину прошлаго вѣка содержаніе арміи и флота составляло 45—50 % всего расхода, въ первой половинѣ нынѣшняго 43—42 %, а въ послѣднее пятидесятилѣтіе эта пропорція спускается до одной трети всѣхъ государственныхъ тратъ (34—31 %). Но и такое пропорціональное уменьшеніе есть болѣе кажущееся, чѣмъ дѣйствительное. Дѣло въ томъ, что, начиная съ Петра и кончая нашимъ временемъ, не было почти ни одной войны, расходъ на которую могъ бы быть покрытъ изъ однихъ текущихъ государственныхъ доходовъ; и всегда приходилось изыскивать для покрытія чрезвычайныхъ военныхъ издержекъ какія-нибудь чрезвычайныя средства. Европейскія правительства съ давнихъ поръ прибѣгали въ такихъ случаяхъ къ займамъ: уже во время Петра Англія вошла въ такіе долги, что одни проценты по этимъ долгамъ равнялись всему расходу на войско и флотъ; долгъ Франціи превышалъ уже тогда въ 18 разъ ея годовые доходы, а долгъ Австріи въ срединѣ XVIII в. былъ въ 3½ раза больше годового дохода. Россія, при всемъ желаніи, не могла занимать, такъ какъ никто ей не вѣрилъ въ долгъ; даже послѣ Петра, при Елизаветѣ, попытка сдѣлать заемъ у иностранцевъ кончилась совершенной неудачей. Оставалось прибѣгнуть къ принудительному внутреннему кредиту въ извѣстной уже намъ формѣ — въ формѣ порчи денегъ или замѣны ихъ кредитными знаками. Петръ для шведской войны перечеканилъ монету, убавивъ на половину ея вѣсъ; Екатерина для турецкихъ войнъ выпустила ассигнаціи; Александръ для наполеоновскихъ войнъ продолжалъ увеличивать ихъ количество; то же было сдѣлано для крымской войны съ кредитными бумажками, введенными Канкринымъ. Но такое средство было небезопасно: мы знаемъ, что оно всякій разъ вело къ обезцѣненію денегъ, къ паденію ихъ курса[1]. Поэтому-то, какъ только русское правительство стало пользоваться иностраннымъ кредитомъ, при Екатеринѣ II, оно тотчасъ же перешло къ системѣ займовъ. Займами покрыты издержки на войны императоровъ Николая и Александра II; посредствомъ займовъ правительство не разъ старалось выкупить и кредитныя бумажки, съ помощью которыхъ были покрыты издержки предъидущихъ войнъ; такимъ образомъ, внутренній безпроцентный долгъ правительства передъ страной превращался во внѣшній процентный долгъ съ постепеннымъ погашеніемъ. Правда, въ моментъ полученія денегъ, занятыхъ для этой цѣли, всегда оказывалась на лицо какая-нибудь очередная, еще болѣе настоятельная государственная нужда. Такимъ образомъ, деньги, полученныя для выкупа бумажекъ и для погашенія старыхъ долговъ, употреблялись на новыя потребности, или выкупленныя уже бумажки не уничтожались, какъ было предположено, а снова пускались въ оборотъ. Однимъ словомъ, прямая цѣль государственныхъ займовъ, большею частью, оказывалась не достигнутой. Какъ бы то ни было, прямо или косвенно, русскій государственный долгъ, размѣры котораго составляютъ въ настоящее время 4 милліарда металлическихъ рублей и въ нѣсколько разъ превышаютъ ежегодный доходъ государства, этотъ долгъ былъ сдѣланъ почти исключительно на покрытіе военныхъ расходовъ или на уплату занятыхъ на эти расходы денегъ. Исключеніе составляютъ только займы на постройку желѣзныхъ дорогъ и на выкупъ крестьянскихъ повинностей при освобожденіи отъ крѣпостнаго права. Такимъ образомъ, и издержки по уплатѣ процентовъ за государственный долгъ должны быть, въ сущности, на ¾ относимы къ расходамъ на военныя нужды государства. Эти издержки съ 1794 года быстро растутъ и пропорціонально, и абсолютно. Принимая ихъ въ соображеніе, мы найдемъ, что военный расходъ государства со времени Петра постоянно составлялъ не менѣе половины, а часто доходилъ и до ¾ всего государственнаго расхода (см. косую и пунктирную штриховку на діаграммѣ).
Итакъ, потребность въ военной силѣ, самая основная, но и самая элементарная государственная потребность, была съ самаго начала и осталась до нашего времени главнѣйшей потребностью государства. Послѣ обороны государства, сохраненіе внутренняго порядка является наиболѣе насущной задачей государственной власти. Намъ еще предстоитъ узнать впослѣдствіи, какъ выросла система русскихъ правительственныхъ учрежденій, призванныхъ удовлетворять этой потребности правильнаго управленія; но и теперь, при разсмотрѣніи главныхъ статей государственныхъ расходовъ Россіи, мы не можемъ не замѣтить, что эта государственная задача долго, оставалась для русскаго правительства на второмъ планѣ. Прежде всего, въ ряду расходовъ на содержаніе управленія слѣдуетъ выдѣлить содержаніе самого двора (см. бѣлые отрѣзки діаграммы). Дворцовое управленіе, какъ увидимъ, въ древнѣйшее время сливалось съ государственнымъ; остатокъ этой старины, когда «дворецъ» государевъ совпадалъ съ государственнымъ правительствомъ, мы видимъ въ значительномъ процентѣ расхода на дворъ (15 %) въ до-петровскомъ бюджетѣ. Несомнѣнно, что если бы мы имѣли цифры бюджета московскаго государства до 1680 г., по нимъ пропорція расхода на содержаніе двора оказалась бы еще значительнѣе. При Петрѣ, крайне бережливомъ на личные расходы, дворцовыя потребности сильно сокращаются, составляя только до 4 % общаго расхода. Наконецъ, въ нынѣшнемъ столѣтіи, при слабомъ возрастаніи абсолютныхъ цифръ, пропорціональное значеніе дворцоваго расхода быстро уменьшается, падая съ 5 % до 2 %.
Помимо содержанія двора, правительственная власть изъ всѣхъ другихъ отраслей управленія наиболѣе интересовалась той, которая связана была съ добываніемъ денегъ и взиманіемъ податей — финансовымъ управленіемъ (см. прямую штриховку діаграммы). Расходы по взиманію податей и по собственному хозяйству казны составляли, послѣ военныхъ расходовъ, наиболѣе значительную часть бюджета. Уже послѣ мѣропріятій Петра, о которыхъ будетъ рѣчь послѣ, эти расходы составляли до части бюджета; а современи Екатерины II до нашего времени они колебались между ¼ и ⅛. Если присоединить ихъ къ расходамъ на военныя нужды и на уплату процентовъ по государственному долгу, то общая сумма этихъ расходовъ составитъ отъ 7/10 до 8/10 бюджета двухъ послѣднихъ столѣтій.
Разсмотрѣвъ перечисленныя выше рубрики расхода, мы въ сущности познакомились съ главными задачами, которыя ставило себѣ старое русское правительство. Войско и финансы — вотъ что составляло предметъ главнаго правительственнаго вниманія. На эти предметы расходовалась большая часть государственныхъ средствъ; на все остальное оставалось, слѣдовательно, около 3/10 или 2/10 бюджета. И изъ этого числа надо было еще покрыть обязательные расходы на общественныя постройки, на пенсіи, на иностранныя дѣла, на содержаніе духовенства. На управленіе въ собственномъ смыслѣ, на судъ, на народное образованіе (см. черные и надъ ними бѣлые отрѣзки діаграммы) — оставалась послѣ всего этого, сравнительно, очень незначительная доля. Мы не будемъ, впрочемъ, останавливаться на этихъ сторонахъ государственной жизни, такъ какъ намъ придется вернуться къ нимъ впослѣдствіи. Здѣсь мы упомянули о нихъ, только чтобъ очертить общіе предѣлы дѣятельности русской государственной власти и охарактеризовать то пропорціональное значеніе, какое имѣли въ ея глазахъ разныя стороны этой дѣятельности, — насколько это значеніе отразилось на цифрахъ бюджета. Познакомившись съ общимъ размѣромъ и съ значеніемъ главныхъ видовъ государственныхъ потребностей, мы выполнили половину задачи этого очерка. Въ чемъ нуждалось государство — это мы теперь знаемъ; намъ остается узнать, каткими способами оно удовлетворяло своимъ нуждамъ.
Этотъ очеркъ составленъ, главнымъ образомъ, на основаніи работъ автора: Государственное хозяйство въ Россіи и реформа Петра Великаго. Спб. 1892, и Спорные вопросы финансовой исторіи Московскаго государства. Спб. 1892. Данныя о бюджетахъ позднѣйшаго времени заимствованы изъ «Сборника Русскаго Историческаго Общества», томы 5, 6, 98, 45 (финансовые документы времени Екатерины II, изданные А. Куломзинымъ, съ его предисловіями); Исторіи царствованія ими. Александра I, Богдановича, сочиненія Reden'а: Russlands Kraft-Elemente und Einflussmittel. Frankt. а. М. 1854, и Бліоха, финансы Россіи XIX столѣтія. Спб. 1882. Общій очеркъ исторіи русскаго бюджета читатель найдетъ въ книгѣ В. А. Лебедева. Финансовое право. Спб. 1893, т. I, вып. III.
II.[править]
Въ сущности говоря, и развитіе русскихъ учрежденій, и организація русскихъ сословій, — все это было отвѣтомъ на быстро возраставшія военныя и финансовыя потребности русскаго правительства. Въ этомъ смыслѣ, выбранная нами точка зрѣнія останется для насъ руководящей на всемъ протяженіи этого и слѣдующаго очерка. Но здѣсь мы займемся прежде всего разборомъ лишь той части услугъ, которую государство получало отъ населенія въ формѣ денежныхъ платежей. Надо сказать, что въ общей суммѣ услугъ, требовавшихся государствомъ, денежные взносы составляли только одно изъ слагаемыхъ, и, вѣроятно, вовсе не самое значительное. Бѣдная экономически страна долгое время только и могла служить государству натурой, а не деньгами, Съ своихъ дворцовыхъ имѣній, съ оброчныхъ земель и черныхъ волостей князь-государь получалъ свои доходы хлѣбомъ, медомъ, рыбой и всякой живностью. Его чиновники содержались натуральными приношеніями жителей и вплоть до середины XVI в. получали свои «кормы» непосредственно отъ населенія, среди котораго находились или которымъ призваны были управлять. Военныхъ слугъ князя также должно было содержать населеніе отведенныхъ имъ въ пользованіе участковъ; и содержаніе, по крайней мѣрѣ, по мысли правительства, должно было идти имъ натурой. «Въ самомъ дѣлѣ», говоритъ одинъ документъ средины XVI вѣка, «какъ можно хотѣть денегъ отъ земледѣльцевъ? Они не создаютъ денегъ, а добываютъ хлѣбъ; поэтому и слѣдуетъ у нихъ брать долю изъ хлѣба, а съ лѣсовъ — звѣрей и медъ, а съ рѣкъ — бобровъ и рыбу; если же лѣсъ будетъ сожженъ подъ пашню, то медовый и звѣриный оброкъ надо ужъ отмѣнить, такъ какъ съ пашни они будутъ платить хлѣбомъ. А если кому изъ землевладѣльцевъ понадобятся деньги, онъ можетъ свои излишки продать горожанамъ, нуждающимся въ хлѣбѣ. Тогда у него будетъ денегъ, сколько ему нужно, и ни одинъ крестьянинъ не будетъ слезенъ и мученъ за недоимки». Мы видимъ, что уплата податей натурой была уже только идеаломъ въ срединѣ XVI вѣка; но по характеру идеала мы можемъ судить, каковы были въ современной ему дѣйствительности платежныя силы русскаго крестьянскаго населенія.
Государству деньги понадобились еще раньше и въ еще большемъ количествѣ, чѣмъ его слугамъ. Уже татарамъ надо было платить дань деньгами, а потомъ и своимъ солдатамъ пришлось давать денежныя приплаты, хотя до самаго Петра правительство продолжало уплачивать имъ часть жалованья хлѣбомъ и солью. Старинныхъ доходовъ, пошлинъ съ суда, съ провоза и продажи товаровъ, не могло хватить на покрытіе новыхъ нуждъ, и мы видѣли, что правительство нашло исходъ въ назначеніи цѣлаго ряда военныхъ налоговъ. Вездѣ въ Европѣ прямые налоги возникли тогда, когда явилась нужда въ постоянной военной силѣ. Но въ Россіи постоянная прямая подать появилась раньше, чѣмъ создалось сословіе постоянныхъ плательщиковъ. Созданіе такого сословія и привлеченіе къ нему все новыхъ и новыхъ элементовъ и было на Руси за-разъ и цѣлью, и послѣдствіемъ назначенія новыхъ военныхъ налоговъ. Такимъ образомъ, постоянная прямая подать сдѣлалась у насъ организующей силой, сплотившей «жидкіе элементы» русской общественности. Въ этомъ смыслѣ, исторія прямого обложенія въ Россіи заслуживаетъ особеннаго вниманія при Изученіи русскаго общественнаго строя.
Всѣмъ извѣстно, какъ раскладываются обыкновенно подати между крестьянами русской деревни. Въ деревнѣ рѣдко кто, кромѣ должностныхъ лицъ, знаетъ, какія именно подати онъ платитъ. Всѣ денежные платежи крестьянъ, безъ различія, идутъ ли они въ казну, или въ земство, или на содержаніе сельскихъ властей, будутъ ли это подати въ собственномъ смыслѣ, или, напр., выкупные платежи, т. е. уплата ссуды, данной крестьянамъ казной при ихъ освобожденіи, — всѣ эти платежи всей деревни складываются въ одну общую сумму. Затѣмъ, міръ дѣлить крестьянскую землю на доли и раздаетъ эти доли отдѣльнымъ домохозяевамъ. На такое же количество долей дѣлится и общая сумма платежей, такъ что на каждый участокъ земли приходится одинаковая доля подати; а затѣмъ, каждый домохозяинъ платить столько долей подати, сколько онъ получилъ участковъ земли («тяголъ» или «душъ»).
Представимъ себѣ при этомъ, что пахать землю выгодно, т. е. что доходъ отъ обработки участка превыситъ лежащіе на участкѣ платежи. Конечно, каждый крестьянинъ при этомъ условіи будетъ хлопотать о томъ, чтобы получить отъ міра какъ можно больше участковъ на свою долю. Въ этомъ случаѣ, несомнѣнно, будетъ происходить между членами общины борьба за мірскую землю. Но представимъ себѣ, наоборотъ, что подобной борьбы вовсе не происходить, что крестьяне-общинники не только равнодушны къ полученію своихъ долей, но даже тяготятся ими и стремятся свести ихъ къ наименьшей величинѣ, чѣмъ мы должны будемъ объяснить такое явленіе? Весьма вѣроятнымъ будетъ предположить, что въ этомъ случаѣ обработка земли не считается выгодной: т. е. или что платить за нее приходится больше, чѣмъ съ нея получать, или что есть возможность обрабатывать земельные участки, менѣе отягченные налогомъ. Обѣ эти причины существовали и оказывали свое дѣйствіе въ финансовой исторіи Россіи.
Повидимому, всего естественнѣе въ такомъ случаѣ вовсе бросить невыгодное занятіе, уйти совсѣмъ изъ міра и покинуть обложенную платежами землю. Такъ и поступало крестьянство древней Россіи, пользовавшееся всякимъ удобнымъ случаемъ, чтобы «разбрестись врознь» или тайкомъ перебраться на другой, нетяглый участокъ. Но со всякимъ покинувшимъ землю хозяиномъ у казны становилось однимъ плательщикомъ меньше, и, естественна нуждаясь съ давнихъ поръ въ деньгахъ и людяхъ, государство должно было постараться предупредить тѣ убытки, которые могли произойти для него отъ ухода земледѣльца съ тяглаго участка. Въ этомъ-то отношеніи и только-что описанная организація распредѣленія податей и оказывала вѣковыя услуги московскому правительству. При существованіи такой организаціи правительство считалось уже не съ каждымъ отдѣльнымъ плательщикомъ, а съ цѣлымъ податнымъ союзомъ ихъ; весь союзъ ручался за каждаго отдѣльнаго члена и обязывался принять на себя его обязанности въ случаѣ его ухода. Такимъ образомъ податная связь принимала принудительный характеръ. Разъ войдя въ тяглую организацію, каждый членъ связывалъ себя навсегда съ общиной и могъ уйти изъ нея не иначе, какъ получивъ разрѣшеніе міра, требовавшаго, обыкновенно, въ прежнія времена, чтобы уходящій представилъ вмѣсто себя замѣстителя. Легко замѣтить, что подобная податная организація представляетъ собою совершенный контрастъ съ финансовымъ устройствамъ болѣе развитыхъ странъ. Если правительство отказывается само опредѣлить долю участія каждаго въ государственныхъ тягостяхъ, очевидно, оно признаетъ этимъ свое безсиліе въ самой важной для него области управленія; если оно прибѣгаетъ къ круговой порукѣ, какъ къ средству закрѣпить за собой плательщиковъ, очевидно, оно не надѣется удержать этихъ плательщиковъ на мѣстѣ собственными силами или вліяніемъ ихъ личнаго интереса; очевидно, оно требуетъ отъ нихъ больше, чѣмъ они въ силахъ дать. И такъ, смыслъ тяглой организаціи русскаго населенія сводится къ тѣмъ же характернымъ чертамъ, какія мы отмѣтили вообще относительно русской общественной организаціи: она есть соединенный результатъ экономической неразвитости Россіи и непропорціональнаго развитія ея государственныхъ потребностей.
Уже изъ этого наблюденія мы можемъ заключить, что описанная тяглая организація есть одинъ изъ самыхъ характерныхъ продуктовъ русской исторической жизни. Когда же и какъ создалась эта тяглая организація, всѣмъ намъ извѣстная изъ современной жизни Россіи? Отвѣтить на этотъ вопросъ не легко, такъ какъ мы уже застаемъ тяглую организацію готовой, едва только становится вообще возможнымъ слѣдить за ней по сохранившимся документамъ. Однако же, есть возможность предположить, что организація эта, если не возникла, то приняла свою, извѣстную намъ, форму именно тогда, когда неразвитой экономически странѣ пришлось принести первую непосильную для нея матеріальную жертву.
Это была наложенная татарами «дань». Существовала «дань» князьямъ и въ до-татарское время; но насколько она отличалась отъ той правильной и постоянной подати, которую заставили платить себѣ татары, это видно изъ того, что для взиманія татарской «дани» потребовалось вновь привести въ извѣстность количество плательщиковъ. Два раза въ XIII в. татары производили общія переписи и поставили платежное населеніе подъ надзоръ собственныхъ чиновниковъ. Когда же въ XIV вѣкѣ сборъ татарской дани перешелъ въ руки князей, — князья унаслѣдовали и введенную татарами финансовую администрацію. Теперь уже самому русскому правительству приходилось собирать подати для татаръ въ опредѣленномъ и значительномъ количествѣ и отвѣчать передъ ордой за правильное поступленіе сбора. При тогдашней элементарности своего государственнаго и общественнаго строя единственнымъ средствомъ обезпечить податную исправность плательщиковъ было — возложить на нихъ самихъ отвѣтственность за уплату чужеземной дани. Въ-это то время, вѣроятно, плательщики и были связаны правительствомъ въ податныя или тяглыя группы. Отъ времени до времени владѣнія каждаго князя объѣзжалъ въ XIV—XV вѣкахъ княжескій писецъ; въ каждой отдѣльной мѣстности онъ составлялъ «книгу», по которой платилась дань и которая поэтому называлась въ древности «данской» (потомъ «писцовой») книгой. Переписанное населеніе организовалось въ податныя «сотни», каждою изъ которыхъ завѣдывалъ мѣстный начальникъ, «сотникъ». Записанные въ книги плательщики составляли сословіе «письменныхъ» или «тяглыхъ» людей, которыхъ строго запрещалось принимать въ другіе союзы, кромѣ той сотни, къ которой «они» тянули въ дань. «Данщикъ», разъѣзжавшій по волостямъ вмѣстѣ съ «писцомъ», занимался сборомъ дани, а кстати и другихъ доходовъ князя.
И такъ, вотъ когда создалась по всей вѣроятности русская тяглая организація. Въ видѣ тяглыхъ сотенъ, она явилась какъ послѣдствіе первой настоятельной нужды княжескихъ правительствъ, — необходимости уплачивать татарскую дань. Но разъ создавшись, эта организація послужила могущественнымъ финансовымъ орудіемъ для собственныхъ цѣлей государства, быстро расширявшихся со времени освобожденія отъ татарской зависимости.
При этомъ быстромъ развитіи государственныхъ задачъ, какъ мы уже видѣли, одинъ за другимъ возникали и отмѣнялись цѣлый рядъ новыхъ налоговъ, преимущественно военныхъ. Размѣры ихъ постоянно расли; способъ назначенія ихъ много разъ мѣнялся. Но при всѣхъ этихъ перемѣнахъ одна черта оставалась незыблемой съ XIV и по нашъ вѣкъ: это — раскладка правительственныхъ налоговъ самими плательщиками, членами тяглой общины. Зная эту неизмѣнность, это постоянство, съ какимъ сохранялась основная податная ячейка, мы теперь уже не будемъ смущаться перемѣнами въ названіи налоговъ, — въ томъ, съ чего или съ кого хотѣло взять налогъ правительство. Какъ бы эти налоги ни назывались, какой бы предметъ обложенія ни имѣла въ виду казна, — мы уже будемъ знать, что разъ взиманіе налога попадетъ въ руки тяглой общины и ея представителей, все равно, всякій налогъ сольется въ общую сумму и превратится въ налогъ съ тягла, съ земельной доли, доставшейся (отъ общества или по наслѣдству, покупкѣ и т. п.) каждому домохозяину.
На этомъ однообразномъ фонѣ общинной раскладки совершалось, однако, нѣкоторое движеніе въ податной исторіи, — движеніе, которое имѣетъ свой смыслъ и свой интересъ. Та же нужда въ деньгахъ, которая заставила правительство возложить отвѣтственность за уплату податей на тяглыя группы, вызвала рядъ попытокъ увеличить казенный доходъ. Правительство дѣйствовало при этомъ двоякимъ путемъ: путемъ перемѣны въ порядкѣ обложенія плательщиковъ податями и путемъ увеличенія размѣровъ и количества налоговъ. Старый татарскій порядокъ обложенія состоялъ въ томъ, что податью облагалось земледѣльческое орудіе, «соха», приравнивавшаяся двумъ-тремъ коннымъ работникамъ. Каждая соха платила по 5 коп., или, по крайней мѣрѣ, 5 руб. на наши деньги. Усилившееся московское княжество употребляло, кажется, какъ единицу обложенія, «соху» въ нѣсколько разъ больше размѣромъ, въ 32 рабочихъ: понятно, что здѣсь слово «соха» уже утратило свой буквальный смыслъ.
Впрочемъ, въ каждой самостоятельной области Россіи существовали свои податныя единицы, и только со времени объединенія Руси при Иванѣ III, т. е. со конца XV столѣтія, московскіе порядки, финансовые, какъ и всякіе другіе, начали распространяться на вновь присоединенныя области. Во всякомъ случаѣ, картина податного обложенія Россіи оставалась очень пестрой вплоть до того времени, когда въ развитіи прямой подати наступилъ новый періодъ, съ назначеніемъ ряда новыхъ военныхъ налоговъ при Иванѣ IV (см. выше). Въ 1550 году, прежде чѣмъ вводить эти новые налоги, правительство Ивана IV установило въ Россіи новую податную единицу, долженствовавшую обезпечить большую правильность и равномѣрность обложенія. Названіе сохранено было старое («соха»), но оно получило теперь новый смыслъ. Податная «соха» приравнена была опредѣленному количеству распаханной земли, — обыкновенно, по 400 десятинъ (или 800 «четвертей» посѣва[2]) въ каждомъ изъ трехъ полей. При этомъ, не безъ вліянія византійскихъ порядковъ, обращено было впервые вниманіе и на качество земли: съ десятины хорошей («доброй») земли платилось столько же налоговъ, сколько съ 1¼ десятины «средней» земли или съ 1½ десят. «худой». Другими словами въ сохѣ земля второго разряда считалось уже не 400, а 500 десятинъ, а третьяго разряда — 600 дес. въ каждомъ полѣ. Кромѣ того, впервые были сдѣланы льготы цѣлымъ разрядамъ плательщиковъ. Служилые люди, уже платившіе государству личной службой, уплачивали съ нормальной сохи въ 400 дес. такую же цифру налога, какую монастыри и крестьяне, не подчиненные владѣльцамъ (т. назыв. «черные»), платили съ сохи въ уменьшенномъ размѣрѣ — въ 300 десятинъ. Для приведенія въ извѣстность количества новыхъ платежныхъ единицъ, во всемъ государствѣ предпринята была перепись и измѣреніе податныхъ земель по единообразнымъ пріемамъ. Перепись эта продолжалась въ теченіе всего царствованія Ивана IV. Такимъ образомъ при Иванѣ IV обложеніе по сохамъ получило ту окончательную форму, которую оно сохранило до самаго своего уничтоженія черезъ 1¼ столѣтія, въ 1680 г.
До 1680 года дожили, однако, одни только обломки сошной системы обложенія. Уже въ теченіе первой половины XVII вѣка эта система была существенно измѣнена въ интересахъ привилегированнаго сословія и совершенно отмѣнена по отношенію къ цѣлому ряду податей. Уже въ 1550-хъ годахъ, какъ мы только-что видѣли, служилое сословіе получило нѣкоторое облегченіе въ платежѣ податей. Но это облегченіе было совершенно ничтожно сравнительно съ тѣмъ, какое сдѣлано было служилымъ людямъ при финансовыхъ реформахъ начала XVII вѣка. До этого времени, крестьянинъ служилаго человѣка, какъ и крестьянинъ, жившій на своей или государственной землѣ («черный»), платили одинаково съ каждой четверти распаханной (или, какъ тогда говорили, «живущей») пашни. Но теперь на земляхъ служилыхъ людей «живущая четверть» пашни была превращена въ гораздо болѣе льготную платежную единицу. Названіе осталось прежнее; но подъ «живущей четвертью» стали разумѣть не реальную четверть распаханной земли, а нѣкоторое количество крестьянскихъ дворовъ, изъ которыхъ каждый, конечно, пахалъ не одну четверть, а нѣсколько. Въ 1630—1631 годахъ служилые люди выхлопотали себѣ у правительства разрѣшеніе считать въ живущей четверти отъ 10 до 16 крестьянскихъ дворовъ[3]. Если предположимъ даже, что каждый дворъ пахалъ не болѣе 4 четвертей (2 десятинъ въ одномъ полѣ), то и тогда въ одной «живущей четверти» будетъ 40—64 дѣйствительныхъ четвертей распаханной пашни. Стало быть, съ 40—64 четвертей служилый человѣкъ платилъ столько же налога, сколько черный крестьянинъ съ одной четверти. Припомнимъ теперь, что въ началѣ XVII вѣка введены были новыя тяжелыя подави, въ десятки разъ превышавшія подати XVI вѣка, и мы поймемъ, какой смыслъ имѣло введеніе именно въ это время «живущей четверти». Служилый человѣкъ былъ въ десятки разъ облегченъ сравнительно съ черносошнымъ крестьяниномъ какъ разъ тогда, когда послѣдній сталъ платить въ десятки разъ больше. Такимъ образомъ, вся тяжесть новаго обложенія пала на однѣ черныя сохи. Тягло и военная служба были окончательно распредѣлены между различными общественными группами. Русскій служилый центръ и югъ несъ военную повинность на государство, а русскій черносошный сѣверъ уплачивалъ необходимыя военныя издержки.
На дѣлѣ, однако же, это распредѣленіе далеко не было такъ равномѣрно, какъ можетъ показаться съ перваго взгляда. Тотъ, кто несъ военную службу, былъ облегченъ въ уплатѣ податей; но тотъ, кію платилъ подати, вовсе не былъ освобожденъ отъ воинской повинности. Напротивъ, чѣмъ дальше, тѣмъ больше воинская повинность перелагалась всею своею тяжестью на низшіе классы. Русская дворянская конница, какъ мы знаемъ, уже отживала свой вѣкъ въ то время, когда дворянство добилось податныхъ привиллегій. Центръ тяжести въ войскѣ переходилъ отъ помѣщиковъ и вотчинниковъ къ рейтарамъ и драгунамъ въ конницѣ, къ солдатамъ — въ пѣхотѣ; къ новой регулярной выучкѣ иноземному строю привлекались, главнымъ образомъ, служилые люди низшихъ разрядовъ и рекруты изъ податныхъ сословій. При этихъ условіяхъ податныя льготы живущей четверти теряли свой смыслъ. Правительство, очевидно, приняло это во вниманіе; при постепенномъ увеличеніи размѣровъ податей, въ теченіе XVII вѣка, оно подняло платежи служилыхъ земель въ большее число разъ, чѣмъ платежи черносошныхъ крестьянъ. Такъ, стрѣлецкая подать съ служилыхъ земель увеличена была въ 36 разъ, тогда какъ на черносошныхъ земляхъ, поднявши ту же подать въ 8—9 разъ, правительство должно было убѣдиться, что населеніе не въ состояніи платить такого оклада. Такимъ образомъ подготовлялась почва для перехода къ болѣе равномѣрному обложенію. Форма такого обложенія была также найдена уже въ первой половинѣ XVII вѣка.
Дѣло въ томъ, что ростъ податей вызвалъ со стороны плательщиковъ массовые побѣги и развилъ цѣлую систему укрывательства отъ сошнаго тягла. Множество тяглыхъ участковъ пустовало и общинѣ приходилось расплачиваться за опустѣвшіе жеребьи ея сочленовъ. Правительству не было дѣла до убыли запашки; оно требовало податей за все количество пашни; записанное въ писцовыя книги; а чтобы не принимать во вниманіе перемѣнъ, происшедшихъ въ размѣрахъ распаханной площади, оно не составляло новыхъ писцовыхъ книгъ и до самаго конца вѣка взимало подати по книгамъ, составленнымъ въ первую половину царствованія Михаила Ѳеодоровича. Пустыя земли продолжали такимъ образомъ считаться населенными; а вновь распаханныхъ участковъ правительство также не упускало, такъ какъ мѣстный воевода долженъ былъ всѣ raide участки записывать и облагать податью. Плательщикамъ было, такимъ образомъ, крайне невыгодно вносить подати по писцовымъ книгамъ, и они неоднократно просили правительство взимать налоги только съ наличныхъ, дѣйствительно населенныхъ дворовъ. Но были причины, по которымъ и для правительства взиманіе податей съ сохи и живущей четверти было не всегда выгодно. Если разбѣжавшіеся съ тяглой земли плательщики заставляли общину платить за себя «навальное сошное письмо», за то они сами совершенно ускользали отъ. податей и жили «въ избыли»; къ нимъ примыкали и всѣ тѣ разряды населенія, которые, оставаясь на мѣстѣ, находили способъ, уклониться отъ разработки тяглаго участка. Съ точки зрѣнія правительства — это была чистая потеря для казны. Если нельзя было притянуть эти разряды населенія къ платежу податей, оставаясь въ рамкахъ старой сошной системы, то надо было привлечь ихъ какимъ-нибудь другимъ способомъ. Петли старой податной сѣти оказались слишкомъ широкими; плательщики въ нихъ слишкомъ свободно проскальзывали. Если такъ, — нужно было сдѣлать ихъ помельче, взять такую единицу обложенія, которая бы вплотную обхватила платежное населеніе, которая бы поставила, такъ сказать, лицомъ къ лицу каждаго плательщика съ правительствомъ. И въ этомъ отношеніи дворъ являлся самой подходящей податной единицей. Подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ соображеній правительство и переходитъ къ подворному обложенію. Въ началѣ правленія царя Алексѣя (1646—1648 гг.) и вторично въ началѣ правленія Ѳедора (1678—1680 гг.) правительство составляетъ по всему государству новаго типа описанія — дворовые списки, или такъ-называемыя «переписныя книги». Надежды плательщиковъ, однако, не сбываются. По дворовымъ спискамъ правительство начинаетъ сбирать сперва (еще при Михаилѣ) только тѣ новыя подати, къ которымъ постепенно заставляютъ его прибѣгать военныя нужды XVII вѣка. Старыя подати оно не сразу рѣшается перевести съ сохи на дворъ, такъ какъ при этомъ, очевидно, пришлось бы сложить всѣ тѣ излишніе платежи, которые населенію приходилось нести за опустѣлую пашню. Такимъ образомъ правительство соединяетъ выгоды старой системы обложенія съ выгодами новой, а плательщикамъ остаются отъ той и другой однѣ невыгоды.
Положеніе дѣлъ мѣняется въ 70-хъ годахъ XVII столѣтія. Новыя военныя нужды требуютъ въ это время новыхъ жертвъ со стороны населенія; подати оказывается необходимымъ опять увеличить. Но черносошное населеніе уже и безъ того платить сверхъ силъ, такъ что всякая новая прибавка ведетъ только къ увеличенію недоимокъ. Напротивъ, населеніе служилыхъ земель, несмотря на увеличеніе его платежей въ теченіе XVII вѣка, все еще продолжаетъ пользоваться льготами, которыя не оправдываются больше никакой нуждой государства въ услугахъ стараго служилаго сословія. При этихъ условіяхъ общая податная реформа становится необходимой и лучшимъ средствомъ для нея является окончательное переложеніе всѣхъ податей съ сохи и живущей четверти на дворъ.
Въ 1679—1681 гг. реформа была осуществіена. Остатки налоговъ XVI вѣка (пищальныя, данныя, засѣчныя и т. д.), за исключеніемъ полоняничной подати, были окончательно отмѣнены. Налоги XVII вѣка, въ одной общей суммѣ, переведены на дворъ и сошное обложеніе упразднено. Въ городахъ взимался теперь подворный налогъ въ размѣрѣ отъ 80 коп. до 2 руб.; этотъ же налогъ, сохранившій названіе стрѣлецкой подати, платился и крестьянами сѣверныхъ черныхъ волостей. Владѣльческія земли остальныхъ уѣздовъ платили деньгами только ямскую подать, слитую съ полоняничной: служилыя по 5 коп. съ двора, а духовныя — по 10 коп. Но, вмѣсто стрѣлецкой подати, они платили хлѣбомъ: служилыя земли по 3/16 четверти съ двора, дворцовыя по 5/16 и духовныя по 7/16 четверти. Такъ какъ четверть хлѣба стоила въ это время отъ четвертака до трехъ четвертаковъ, то переведенный на деньги платежъ служилаго двора составлялъ отъ 5 до 14 к., дворцоваго отъ 8 до 23 коп. и духовнаго отъ 11 до 33 коп. Съ прибавкой ямскихъ и полоняничныхъ это составляло для служилаго двора 10—19 коп., для духовнаго — 21—43 коп. Разница съ прямыми платежами черныхъ сохъ, какъ видимъ, сохранилась и послѣ реформы 1681 года и даже была довольно значительна; во все же, сравнительно съ только-что покинутой системой это былъ шагъ къ болѣе равномѣрному обложенію.
Несравненно дальше по тому же пути пошла финансовая реформа Петра Великаго. И она, какъ мы видѣли, вызвана была новымъ ростомъ военныхъ расходовъ. Вызванная одинаковой прачиной, эта реформа осуществлена была аналогичнымъ способомъ съ предыдущей реформой 1681 года. Правительство снова перемѣнило форму обложенія, увеличило его размѣры и разложило новую подать на возможно большее количество плательщиковъ. Обложеніе дворовъ успѣло оказаться столь же неудобнымъ, какъ и обложеніе сохъ: населеніе теперь бѣжало изъ тяглаго двора, какъ прежде оно бѣжало съ тяглаго участка пашни; найдены были и новые обходы: такъ, напр., населеніе скучивалось въ тяглыхъ дворахъ, чтобы платить съ возможно большаго количества лицъ то же количество подати; изъ нѣсколькихъ дворовъ населеніе даже нарочно переводилось въ одинъ дворъ въ случаяхъ правительственной переписи. Итакъ, значительная часть населенія опять оказывалась въ «избылыхъ». Правительство дѣлаетъ новую попытку уловить плательщика, какъ скрывающагося въ тягломъ дворѣ, такъ и бѣжавшаго изъ этого двора. Налогъ съ двора переносится прямо на каждую отдѣльную душу мужескаго пола. Всѣ теперь должны быть равны передъ новымъ «подушнымъ» окладомъ: платитъ его и холопъ, никогда не платившій государству, и мелкій служилый человѣкъ — однодворецъ, услуги котораго стали теперь ненадобны правительству. Но зато никто не платитъ больше, чѣмъ другой: со всѣхъ разрядовъ податнаго населенія взимаются тѣ же 80 коп. съ души. Петръ, правда, облагаетъ черносошныхъ крестьянъ и посадскихъ людей еще дополнительными 40 копѣйками; но это уже не остатокъ старой тяжести прямого обложенія этихъ классовъ: это просто послѣдствіе того принципа, проводимаго Петромъ, что населеніе, не принадлежащее никакому владѣльцу, принадлежитъ государству, и государство можетъ взимать съ него такой же «оброкъ», какой владѣльческіе крестьяне платятъ своему хозяину. Добавочная подать и получаетъ названіе «оброчной…»
Установивъ подушную систему обложенія, правительство, повидимому, подошло довольно близко къ той цѣли, которая составляетъ задачу всякаго финансоваго управленія: оно стало лицомъ къ лицу съ каждымъ отдѣльнымъ плательщикомъ. Ее это было только повидимому; въ дѣйствительности состояніе русскихъ учрежденій не давало еще никакой возможности установить прямыя отношенія между правительствомъ и подданными. Чтобы удержать постоянную связь между правительственными сборщиками подати и каждой записанной въ ревизію душой, надо было устроить постоянное наблюденіе за колебаніями числа душъ, выбываніемъ старыхъ и прибываніемъ новыхъ. Шведскіе порядки финансоваго управленія, послужившіе образцомъ для совѣтниковъ Петра, и усграивали такое наблюденіе. Мало того, шведское устройство добивалось большаго; каждый годъ провѣрялся тамъ не только наличный составъ плательщиковъ, но и всѣ перемѣны въ ихъ хозяйственной жизни: пожаръ, скотскій падежъ, неурожай — все это вызывало немедленное облегченіе податныхъ тягостей. При такомъ порядкѣ, естественно, можно было допустить, чтобы каждый плательщикъ отвѣчалъ самъ за себя. Напротивъ, при скудныхъ средствахъ русскаго управленія такое точное и постоянное наблюденіе за плательщиками было совершенно невозможно; оно было возможно только для самихъ плательщиковъ. Правительство не только не могло слѣдить за перемѣной въ хозяйственной силѣ каждой крестьянской семьи, но оно не могло даже услѣдить за измѣненіями въ ея количественномъ составѣ. Пока совершалась перепись, новыя души нарождались, старыя успѣвали умереть и, такимъ образомъ, правительство никогда не могло узнать дѣйствительной цифры плательщиковъ: цифра эта была фиктивной уже въ моментъ ея полученія и, понятно, становилась еще фиктивнѣе, по мѣрѣ отдаленія времени переписи. Между тѣмъ, эти переписи, возобновлялись въ прошломъ вѣкѣ только въ двадцать лѣтъ разъ. Такимъ образомъ, поневолѣ, по недостатку средствъ контроля, взиманіе податей на мѣстѣ продолжалось по старому: крестьянская община дѣлила землю на души; но эти души не имѣли ничего общаго съ живыми душами человѣческими: это просто были (какъ и прежде при подворномъ[4] и посошномъ обложеніи) единицы земли, обложенныя единицей налога и разбиравшіяся наличнымъ населеніемъ деревни, смотря по хозяйственнымъ силамъ каждаго.
Введеніе подушной было высшей точкой развитія нашей прямой подати. Въ 1680 г. въ годъ окончательнаго введенія подворной подати, количество прямыхъ податей доходило до 8,4 милліона на наши деньги; въ 1724 г. оно увеличилось до 42,6, т.-е. въ 5 разъ. Въ 1680 г. прямые налоги составляли не болѣе ⅓ всего дохода.; въ 1724 г. они значительно превышали ½. Со времени Петра и до самаго послѣдняго времени эта петровская организація прямыхъ налоговъ не дѣлала никакихъ дальнѣйшихъ успѣховъ. Увеличивалось, вмѣстѣ съ увеличеніемъ количества населенія, и количество подушной и оброчной подати, возвышался ея размѣръ; изъ одинаковаго для всей имперіи размѣръ оброчной подати былъ сдѣланъ пропорціональнымъ доходности земледѣлія въ разныхъ частяхъ Россіи; но самая единица обложенія, — ревизская душа, осталась прежней вплоть до отмѣны подушной подати въ 1887 году. За все это время, несмотря на ростъ абсолютныхъ цифръ, пропорціональное значеніе подушной подати, въ бюджетѣ не переставало падать. Съ половины она упала до трети всего дохода къ началу нашего вѣка, и ниже четверти къ срединѣ его; теперь, включая выкупные платежи и помѣщичьихъ, и недавно (1887 г.) переведенныхъ на выкупъ государственныхъ крестьянъ, приближается уже къ десятой части всего бюджета. Если не считать очень скромной по размѣрамъ поземельной подати введенной въ 1875 году[5], то надо будетъ признать, что подушная подать не замѣнена никакой новой. (Выкупные платежи не есть подать, а уплата долга). Такимъ образомъ, въ настоящее время система прямаго обложенія находится въ состояніи полнаго разрушенія и далеко отстаетъ отъ другихъ источниковъ государственнаго дохода. Весьма вѣроятно, что въ болѣе или менѣе близкомъ будущемъ эта система будетъ перестроена вновь и что при этомъ правительство будетъ преслѣдовать ту же цѣль, которой оно тщетно добивалось въ концѣ XVII в. и въ первой четверти XVIII вѣка, — вступить въ болѣе непосредственную связь съ каждымъ плательщикомъ, вычислить для этого точнѣе его доходъ и поставить размѣръ подати въ зависимость отъ размѣра этого дохода и его колебаній.
По отношенію къ нѣкоторымъ видамъ подати правительство, впрочемъ, вступило въ непосредственную связь съ плательщиками уже въ далекомъ прошломъ. Плательщиковъ земледѣльческаго класса естественно было облагать цѣлыми обществами въ «скалъ», такъ какъ и земледѣльческій доходъ, приблизительно, равномѣренъ и мало измѣнчивъ. Другое дѣло съ классомъ капиталистовъ и предпринимателей: ихъ дохода нельзя ввести въ общія рамки, нельзя считать одинаковымъ для всѣхъ или постояннымъ и неизмѣннымъ для каждаго. Здѣсь, стало быть, правительству выгоднѣе имѣть дѣло съ каждымъ предпринимателемъ и постараться обложить каждаго отдѣльно, пропорціонально его доходамъ. Древнѣйшей формой такого отдѣльнаго обложенія каждаго предпринимателя былъ оброкъ, который правительство брало за торговое помѣщеніе (лавочный оброкъ), считавшееся собственностью казны и отдававшееся въ наемъ чаще всего правительственными чиновниками.
Съ древнѣйшихъ временъ правительство считало также своей собственностью всѣ мѣстности, пригодныя для промышленной эксплоатаціи, напримѣръ, рыбныя ловли, бортные лѣса и т. д. Эти казенныя угодья также сдавались на оброкъ (отсюда выраженіе «оброчныя статьи»), который, стало быть, былъ въ этомъ случаѣ на половину — доходомъ съ государственныхъ имуществъ, но на половину и налогомъ съ промысла. Что касается обложенія капиталовъ пропорціонально доходу, и такія попытки дѣлались уже въ XVII вѣкѣ, но такъ какъ для этого надо было точно знать капиталъ и доходы каждаго, то попытки эти постоянно наталкивались на сопротивленіе, и въ концѣ концовъ, большая часть этихъ процентныхъ сборовъ, такъ-называемыхъ «пятыхъ», «десятыхъ», «пятнадцатыхъ», «двадцатыхъ» и т. п. денегъ (т.-е. 20 %, 10 %, 6 2/3%, 5 %) сбиралась не по спеційьной оцѣнкѣ капитала и дохода, а обыкновенными пріемами тяглой раскладки. Другими словами, подоходное обложеніе не удерживало своего подоходнаго характера и превращалось подобно разсмотрѣннымъ выше земельнымъ, подворнымъ и подушнымъ податямъ, въ обложеніе раскладочное (репартиціонное).
Не ранѣе Екатерины II удалось, наконецъ, обложить торговопромышленный классъ особымъ налогомъ, падавшимъ лично на каждаго плательщика и сколько-нибудь похожимъ на подоходное обложеніе. Вмѣсто подушной подати, сливавшей купечество, къ большой для него обидѣ, съ другими податными сословіями, Екатерина установила гильдейскую подать въ размѣрѣ 1 % съ объявленнаго по совѣсти капитала. Увеличенная къ 1812 году до 4¾%, эта подать просуществовала до 1824 года; но она не обезпечивала ни всеобщности, ни равномѣрности обложенія торговли и промысловъ, такъ какъ мѣщане и посадскіе были изъ нея изъяты, а среди гильдейскаго купечества объявляемыя суммы капитала могли вовсе не соотвѣтствовать дѣйствительнымъ. Когда же, съ увеличеніемъ тяжести гильдейскаго сбора, значительная часть купечества стала переписываться въ мѣщане или отыскивать другія лазейки, чтобы избѣжать платежа подати, правительство преобразовало процентный сборъ въ неизмѣнный окладъ, уплачивавшійся при полученіи свидѣтельства на право торговли. Идея о процентномъ сборѣ, однако, не заглохла вовсе и снова возродилась при обсужденіи общей податной реформы шестидесятыхъ годовъ. Предположено было постоянный патентный сборъ соединить съ подоходнымъ обложеніемъ торговыхъ и промышленныхъ предпріятій, принимая за основаніе при оцѣнкѣ дохода — для торговыхъ предпріятій плату за помѣщеніе, а для фабричныхъ и заводскихъ — количество рабочихъ. Однако же Положеніе 1863 года осуществило только первую часть предположеній, т. е., въ сущности, удержало, съ нѣкоторыми измѣненіями, старую систему. Только въ 1885 году сдѣланъ былъ рѣшительный шагъ къ обложенію доходности торговопромышленныхъ предпріятій. Правда, первоначальный проектъ Бунге, предполагавшій обложить всѣ предпріятія въ размѣрѣ 3 % ихъ чистой прибыли, и на этотъ разъ вызвалъ возраженія со стороны купечества и государственнаго совѣта. Сущность возраженій сводилась къ трудности вычислить чистый доходъ и къ несправедливости — обложить только одинъ классъ и одинъ видъ дохода — подоходнымъ налогомъ. Но относительно наиболѣе крупныхъ предпріятій, публикующихъ отчеты, трехпроцентный налогъ съ чистой прибыли былъ тогда же принятъ, а съ 1893 года превращенъ въ пятипроцентный. Въ то же.самое время другія гильдейскія предпріятія были обложены по губерніямъ круглыми суммами, которыя уже разверстывались на мѣстѣ между отдѣльными плательщиками, и потому получили названіе «раскладочнаго» налога. Тотъ же раскладочный сборъ былъ распространенъ въ 1889 году и на негильдейскія предпріятія. По разсчету предполагаемой прибыли гильдейскія предпріятія платили въ 1891 году почти 2 %, негильдейскія 1¾% съ своего чистаго дохода. Наконецъ, и предпріятія, обложенныя акцизомъ, привлечены съ 1893 г. къ платежу раскладочнаго налога. Такимъ образомъ, подоходное обложеніе, хотя еще далеко не въ совершенной формѣ, охватило постепенно всю область торговопромышленной дѣятельности; что ему не суждено ограничиться одною этой областью, показываетъ утвержденный въ 1893 году квартирный налогъ. Въ общемъ итогѣ нашихъ прямыхъ поступленій уже теперь налоги на торговлю и промышленность составляютъ около половины. Нѣтъ сомнѣнія, что вмѣстѣ съ другими формами подоходнаго обложенія имъ суждено рости въ ближайшемъ будущемъ.
Мы остановились такъ долго на исторіи русскихъ прямыхъ налоговъ, потому что для идъ взиманія правительство должно было создать и поддерживать принудительную тяглую организацію, съигравшую огромную роль въ русской общественной жизни. На этой организаціи податной раскладки мы могли наглядно видѣть, какъ правительственная нужда являлась въ Россіи сильнѣйшимъ рычагомъ общественной организаціи. Мы имѣли также случай видѣть, какъ финансовыя и военныя потребности правительства обусловливали его сословную политику. Въ дальнѣйшемъ изложеніи мы познакомимся подробнѣе съ плодами этого воздѣйствія.
Прямые налоги требовали для своего взиманія сложнаго механизма, устройство и поддержаніе котораго требовало отъ правительства большихъ хлопотъ и постояннаго надзора. Гораздо охотнѣе русское правительство (какъ, впрочемъ, и всѣ другія) прибѣгало къ другого рода налогамъ, которые плательщикъ уплачивалъ не прямо, а косвенно, не въ видѣ подати, а въ видѣ прибавки къ цѣнѣ покупаемаго имъ товара. Противъ этихъ, такъ-называемыхъ, косвенныхъ налоговъ (налоговъ на предметы потребленія) всегда говорилось, что взиманіе ихъ ведетъ къ несправедливости, такъ какъ они падаютъ преимущественно на низшіе классы.
Въ самомъ дѣлѣ, богатый не можетъ съѣсть соли или выпить вина во столько разъ больше бѣднаго, во сколько онъ богаче: онъ покупаетъ тоже количество необходимыхъ для него продуктовъ, какъ послѣдній, я, слѣдовательно, уплачиваетъ косвеннаго налога пропорціонально гораздо менѣе. Но эти возраженія не заставили правительство отказаться отъ взиманія косвенныхъ налоговъ, такъ какъ, при всемъ вредѣ для народа, выгоды этихъ налоговъ для казны были слишкомъ ощутительны и трудно замѣнимы. Косвенные налоги давали, во-первыхъ, огромныя суммы и, во-вторыхъ, суммы эти вносились большинствомъ плательщиковъ незамѣтно для нихъ самихъ и во всякомъ случаѣ не вызывали такого недовольства, какое могла бы вызвать одинаковая съ ними по размѣрамъ прямая подать. У насъ, въ Россіи, казна не ограничивалась, однако, тѣмъ, что облагала сборомъ главнѣйшіе предметы потребленія; отъ времени до времени она брака на себя самое изготовленіе этихъ предметовъ, или, по крайней, мѣрѣ сама занималась ихъ продажей. Въ этомъ случаѣ косвенный налогъ получаетъ характеръ. государственной монополіи или регаліи. Такъ какъ, однако же, правительство постоянно колебалось между системой собственнаго приготовленія и продажи и системой обложенія частныхъ предпринимателей, то мы не будемъ относить обложеніе одного и того же продукта одинъ разъ къ регаліямъ, другой разъ къ косвеннымъ налогамъ, а прямо отнесемъ къ послѣднимъ.
Главнѣйшими составными частями косвеннаго налога были съ давняго времени таможенные сборы и питейный доходъ; при Петрѣ къ этому присоединилась соль, освобожденная отъ налога только въ 1880 г.; при Николаѣ прибавились еще налоги на табакъ, на свеклосахарное производство; въ прошедшее царствованіе — за керосинъ и спички. За исключеніемъ полувѣка со времени введенія подушной подати — доходъ со всѣхъ этихъ акцизныхъ и таможенныхъ сборовъ составлялъ главную часть государственнаго бюджета. Взиманіе косвенныхъ налоговъ представляетъ для насъ тотъ интересъ, что здѣсь мы опять можемъ убѣдиться, какъ недостаточны были въ старой Руси собственные финансовые органы правительства. Отдавъ взиманіе прямыхъ податей на круговую отвѣтственность сельскихъ и посадскихъ общинъ, московское правительство отдало сборъ косвенныхъ налоговъ на такую же отвѣтственность высшаго слоя городского сословія. Но такъ какъ эта повинность горожанъ тѣсно связана съ происхожденіемъ городского самоуправленія, то мы и отложимъ бесѣду о ней до соотвѣтственнаго отдѣла нашихъ «Очерковъ».
Остальные источники государственныхъ доходовъ играли въ русскомъ бюджетѣ сравнительно второстепенную роль. Мы перечислимъ ихъ здѣсь только для полноты обзора.
Изъ государственныхъ регалій (т. е. исключительныхъ правъ государства) раньше другихъ сдѣлалась предметомъ дохода — чеканка монеты. Перечеканивая иностранную монету въ свою, правительство пускало ее по нѣсколько высшей цѣнѣ и имѣло отсюда постоянную небольшую прибыль. Но Петръ, какъ мы знаемъ, злоупотребилъ этимъ правомъ, пустивъ въ оборотъ по старой цѣнѣ вдвое худшую монету; отсюда происходитъ исключительно высокая цифра 1701 г., по которой доходъ съ монетной операціи превышалъ ¼ всего бюджета. Со времени Петра присоединяется къ монетной регаліи доходъ отъ почтовой регаліи, вскорѣ послѣ Петра еще доходъ съ горной регаліи, т. е. доходъ съ разработки казенныхъ рудниковъ и пошлина съ частныхъ, съ Николая — доходъ съ телеграфной регаліи. Съ развитіемъ сообщеній почтовый и телеграфный доходы быстро растутъ и составляютъ теперь 9/10 всѣхъ регальныхъ поступленій; горный доходъ со времени крымской войны, напротивъ, падаетъ, а монетный сводится къ совершенно ничтожной цифрѣ. Свои обширныя государственныя имущества московское государство эксплуатировало только однимъ способомъ: отдачей на оброкъ — оброчныхъ статей. Теперь оброчныя статьи составляютъ только ъ дохода съ государственныхъ имуществъ; на первое мѣсто выдвинулся доходъ съ желѣзныхъ дорогъ и лѣсовъ. Наконецъ, пошлины (гербовыя, крѣпостныя, судебныя и т. д.) составляли всегда незначительную часть государственнаго дохода.
Послѣ "этого бѣглаго перечисленія намъ остается отвѣтить на одинъ вопросъ: какъ тяжело ложился и ложится доходъ русскаго государства на населеніе? Абсолютныя цифры денегъ, платимыхъ государству населеніемъ, кажутся не особенно значительными. За 200 лѣтъ, отъ 1680 по 1880 г., общая сумма доходовъ государства разъ въ. 30 увеличилась, а съ 1725 г. удесятерилась; но мы видѣли раньше, что за то же время количество населенія увеличилось въ 9 разъ; стало быть, принимая въ разсчетъ это увеличеніе населенія и измѣненіе цѣны денегъ, теперешнее населеніе въ.3—4 раза платитъ больше, чѣмъ въ до-петровское время, и немногимъ болѣе (сравнительно съ 1891 г. по разсчету бумажнаго рубля — раза въ 1½), чѣмъ въ концѣ его царствованія. На наши деньги это выйдетъ около 1 руб. 80 коп. съ человѣка въ 1680 г. (если считать 14 милл. населенія и 25 милл. дохода), около 6 р. 25 коп. въ 1724 г. (считая 12 милл. и 75 милл. дохода) и около 8 руб. теперь (считая 120 милл. и около милліарда бумажн. руб. дохода).
Обложеніе большей части европейскихъ странъ значительно тяжеле, а наиболѣе передовыя изъ нихъ (особенно Франція и Англія) заставляютъ свое населеніе платить государству въ 2½-- 3 раза больше, чѣмъ Россія. Но тяжесть обложенія измѣряется не только этими абсолютными цифрами, а также и способностью населенія платить эти суммы.
Какъ напряжены были платежныя силы населенія за все время государственнаго роста Россіи, это видно уже изъ того, что правительству пришлось прибѣгнуть къ описанной выше принудительной организаціи плательщиковъ. О томъ же свидѣтельствуетъ въ высшей степени важный фактъ, который можно было предполагать и ранѣе, но который, съ цифрами въ рукахъ, обнаруженъ только статистиками нашего времени. Оказывается, что въ доброй половинѣ Россіи главная часть населенія, земледѣльческая, платитъ въ казну больше, чѣмъ сама получаетъ отъ своего главнаго занятія — земледѣлія; такимъ образомъ излишекъ, необходимый для казны — этой части населенія приходится заработывать на сторонѣ, посторонними занятіями. Въ такомъ положеніи находится весь нашъ нечерноземный сѣверъ. Ранѣе мы говорили, что земледѣліе давно не составляетъ исключительнаго и даже главнаго занятія здѣшняго населенія, что въ значительной степени оно кормится здѣсь домашней или фабричной промышленностью. Мы видѣли въ этомъ естественный результатъ истощенія природныхъ богатствъ и увеличенія народонаселенія, — слѣдовательно, представляли себѣ переходъ къ промышленности естественнымъ послѣдствіемъ внутренняго экономическаго развитія. Такова и была, вѣроятно, главная основная причина этого явленія. Но теперь мы имѣемъ возможность оцѣнить силу другой причины, — необходимости платить государственные налоги, — которая должна была дѣйствовать въ томъ же направленіи и, слѣдовательно, въ немалой степени участвовала въ произведеніи того же результата. И здѣсь, слѣдовательно, въ этомъ, повидимому, чисто экономическомъ явленіи, мы встрѣчаемся съ воздѣйствіемъ на общественную жизнь государства. Припомнимъ, какую значительную роль играло государство въ развитіи русской фабричной промышленности. Объясняя и защищая усиленныя мѣры покровительства этой промышленности, многіе государственные дѣятели, писатели и представители власти указывали пользу этого покровительства какъ разъ въ томъ, что такимъ образомъ умножается число людей, имѣющихъ заработокъ помимо земледѣлія, и увеличиваются, слѣдовательно, платежныя силы русскаго населенія. Возможность увеличить, прямо или косвенно, доходы казны всегда оставалась задней мыслью русскаго протекціонизма. Можно сказать, что въ этомъ смыслѣ протекціонизмъ былъ первой формой, въ которой проявилась государственная забота о «пользѣ общаго блага и пожиткѣ подданныхъ»[6], какъ о чемъ-то особомъ отъ «государственной прибыли». Забота эта началась съ тѣхъ поръ, какъ явился на Руси первый проблескъ мысли о солидарности интересовъ государственнаго и народнаго хозяйства. «Худой тотъ сборъ», — такъ выразилъ эту мысль Посошковъ, — «аще кто казну царю собираетъ, а людей разоряетъ»; «понеже не то царственное богатство, еже въ царской казнѣ лежащія казны много, но то самое царственное богатство, ежели бы весь народъ богать былъ»; «крестьянское богатство — царственное, а нищета крестьянская — оскудѣніе царственное».
Суровость условій нашей, исторической жизни мѣшала осуществленію золотыхъ словъ Посошкова, много времени спустя послѣ того, какъ идея, заключенная въ нихъ, сдѣлалась достояніемъ правительственныхъ и общественныхъ сферъ. Привести эту идею въ согласіе съ жизнью составляетъ задачу нашего будущаго.
Кромѣ сочиненій, указанныхъ въ предъидущемъ отдѣлѣ, cм. для этого отдѣла Военно-статистическій сборникъ, вып. IV. Россія. Спб. 1871. Рудченко, Историческій очеркъ обложенія торговли и промысловъ въ Россіи. Спб. 1893 (изд. департамента торговли и мануфактуръ). Янжулъ, Основныя начала финансовой науки. Спб. 1890.
- ↑ См. «М. В.», іюнь.
- ↑ На десятинѣ сѣялись двѣ «четверти»; надо прибавить, что четверть была тогда (XVI в.) вдвое меньше теперешней.
- ↑ Именно 10 крестьянскихъ дворовъ въ центральныхъ уѣздахъ и 16 на разоренныхъ смутой окраинахъ.
- ↑ Подворный налогъ XVII вѣка тоже сливался обыкновенно въ одну общую сумму со всего количества дворовъ данной группы плательщиковъ, и затѣмъ распредѣлялся между дворами пропорціонально платежной силѣ каждаго.
- ↑ Въ половинѣ губерній она составляетъ всего 1/" — 5 коп. съ десятины и съ другой половины — 5—15 коп. Между тѣмъ, всѣ платежи съ десятины составляютъ въ первой половинѣ 18 коп. — 1 руб. 50 коп., а во второй 1 руб. 50 коп. — 2 руб. 50 коп.
- ↑ Выраженіе петровскихъ жалованныхъ грамотъ 1716—1717 гг. на заведеніе первыхъ фабрикъ.