ОЧЕРКИ РУССКОЙ ЖИЗНИ.
[править]VI.
[править]За сезономъ надеждъ на урожай слѣдуетъ у насъ въ традиціонномъ порядкѣ сезонъ пожаровъ. Такъ бывало всегда, такъ повторилось и ныньче. Наступили жары, начались крестьянскія работы, а съ ними въ провинціальныхъ и столичныхъ газетахъ стали появляться извѣстія о деревенскихъ пожарахъ. Для городскихъ пожаровъ опредѣленнаго сезона не существуетъ и, во всякомъ случаѣ, города горятъ не тогда, когда горятъ деревни (въ Москвѣ, напримѣръ, въ мартѣ и апрѣлѣ было 40 пожаровъ и убытокъ отъ нихъ составляетъ 270 тыс. руб., въ январѣ же и февралѣ пожары сдѣлали Москвѣ убытку почти втрое больше). Деревня въ этомъ отношеніи поступаетъ гораздо опредѣленнѣе и точнѣе. Города горятъ больше случайно, деревни же, подчиняясь извѣстному неизмѣнному закону времени. Время есть и причина. Прежде долго не знали, почему деревенскіе пожары бываютъ почти исключительно лѣтомъ, и въ особенности въ рабочую пору, когда все взрослое населеніе уходитъ въ поле. Теперь уже выяснилось и установилось, что три четверти деревенскихъ пожаровъ, «причины которыхъ неизвѣстны», происходятъ оттого, что дома остаются ребятишки. Прежде думали, что пожары случаются преимущественно ночью, и согласно этому начальство требовало, чтобы въ деревняхъ ходили ночные караулы; теперь считаются болѣе дѣйствительными дневные караулы и, какъ пишутъ въ газетахъ, «въ нѣкоторыхъ селахъ и деревняхъ С.-Петербургской губерніи, въ виду усилившихся полевыхъ работъ, по иниціативѣ мѣстныхъ земствъ, введены особые дневные караулы, главнымъ образомъ для присмотра за дѣтьми, остающимися безъ надзора родителей». Нужно думать, что другія земства приняли ту же мѣру, хотя объ этомъ и не писалось въ газетахъ.
Есть и еще разница между пожарами деревень и городовъ. Деревня горятъ тихо, скромно, по-домашнему, такъ что иногда и сами мужики не знаютъ, когда сгорѣла ихъ деревня: пришли съ поля и деревни нѣтъ. Города горятъ свѣтло, ярко, парадно, въ блестящей обстановкѣ пожарныхъ, даже въ грандіозною величественностью, привлекающей массу любопытныхъ и публики. О пожарахъ деревень говорятъ мало и судьбой, деревенскихъ погорѣльцевъ почти не интересуются. О пожарахъ городовъ оповѣщается во всѣхъ газетахъ, въ особенности если городъ выгоритъ до тла, какъ ныньче выгорѣлъ Минскъ, какъ въ прошломъ году выгорѣло Гродно (деревни обыкновенно горятъ какъ свѣчки и до тла). Въ пользу городскихъ погорѣльцевъ объявляются подписки, назначаются комитеты для раздачи пособій и въ судьбѣ городскихъ погорѣльцевъ всѣ принимаютъ болѣе или менѣе живое и дѣятельное участіе. Недавно, напримѣръ, въ торговомъ селѣ Баландѣ (Аткарскаго уѣзда) выгорѣло болѣе ста дворовъ и никто объ этомъ пожарѣ не зналъ, кромѣ двухъ-трехъ редакцій провинціальныхъ газетъ. А когда сгорѣлъ въ Вильно циркъ Феррони, то лучшія мѣстныя литературныя силы поспѣшили описать это бѣдствіе съ такими трогательными подробностями, что нельзя было не сочувствовать и погибшей лучшей лошади цирка, не захотѣвшей выдти изъ пылавшей конюшни, и сгорѣвшимъ ручнымъ волкамъ, которыхъ тоже оказалось невозможнымъ спасти (несчастій съ людьми не было). Но особенную симпатію выразили мѣстные писатели къ козлу, обнаружившему замѣчательное хладнокровіе и мужество. Во время пожара всѣ были заняты спасеніемъ лошадей и ручныхъ волковъ, а о козлѣ, привязанномъ въ конюшнѣ на веревкѣ, забыли. Козелъ разорвалъ веревку и спокойнымъ, неторопливымъ шагомъ вышелъ изъ пламени и всталъ между публикой.
И тотъ же Виленскій Вѣстникъ, когда ему приходится говорить о деревенскихъ пожарахъ, становится внезапно сухимъ и жесткимъ, какъ пергаментъ. Вотъ какъ онъ сообщаетъ своимъ читателямъ о пожарахъ, бывшихъ въ губерніи за первую половину апрѣля: «Губернскія Вѣдомости сообщаютъ…» и затѣмъ выписываетъ съ буквальною точностью, что сообщаютъ губернскія вѣдомости. Оказывается, что въ губерніи было 49 пожаровъ и «убытку понесено всего на 233,604 р.» Хорошо это всего; точно виленскія газеты очень огорчаетъ, что убытокъ такъ малъ. А, между тѣмъ, какъ трогательно онѣ описывали пожаръ цирка Феррони! «Дѣйствіями пожарной команды руководилъ г. полицеймейстеръ. На пожарѣ присутствовали гг. генералъ-губернаторъ, губернаторъ, командующій войсками, генералъ отъ инфантеріи Ганецкій и много другихъ военныхъ и гражданскихъ чиновъ. Вся площадь была запружена народомъ. Вниманіе всѣхъ было обращено на несчастнаго г. Феррони, который приходилъ въ отчаяніе…» Затѣмъ слѣдуетъ картина воображаемаго авторомъ передовой статьи (пожару цирка посвящена передовая статья) ужаса жителей Вильно, если бы циркъ Феррони загорѣлся во время представленія и публикой овладѣла паника… «Страшно! Дальше отъ этой картины!» — кончаетъ авторъ описаніе воображаемаго имъ пожара цирка Феррони вмѣстѣ съ виленскою публикой.
Въ томъ же Виленскомъ Вѣстникѣ есть и еще описаніе пожара въ Вержболовѣ: «При весьма жаркой погодѣ, — пишетъ корреспондентъ, — въ самомъ центрѣ города, заселенномъ бѣдными обывателями, вспыхнулъ страшный пожаръ, который угрохалъ разрушеніемъ лучшей части города. Къ счастію, огонь былъ локализованъ. Особенно отличались своею энергіей пріѣзжій ксендзъ изъ сосѣдняго села, надзиратель пограничной страхи, г. Войтовичъ, и нѣкоторыя другія лица. При полученіи извѣстія о пожарѣ въ сосѣднемъ посадѣ Кибартахъ и пограничномъ посадѣ Эйруйенѣ (Пруссія) немедленно забили тревогу, стали звонить въ церкви и на вокзалѣ и, по распоряженію начальника станціи Вержболово, тотчасъ отправлена была желѣзно-дорожная пожарная команда съ инструментами. Въ то же время прибыла и вольная пожарная команда изъ Эйдкунена, состоящая изъ именитѣйшихъ гражданъ посада. Благодаря ихъ общимъ усиліямъ, огонь былъ потушенъ и, такимъ образомъ, опасность устранена».
Сообщеніе это принадлежитъ корреспонденту Новостей, а не Виленскаго Вѣстника, но отъ этого вопросъ не измѣняется, тѣмъ болѣе, что я говорю не о газетахъ, а объ общемъ существующемъ у насъ отношеніи къ деревнѣ. Городской пожаръ у насъ всегда явленіе «субъективное»; это бѣдствіе той части общества, которая сама о себѣ пишетъ и сама о себѣ читаетъ. Поэтому всякій городской пожаръ найдетъ своихъ краснорѣчивыхъ лѣтописцевъ, которые постараются изобразить бѣдствіе съ поражающими и трогательными подробностями, а чтобы еще сильнѣе подѣйствовать на воображеніе читателей, готовы даже прибѣгнуть къ очень своеобразному художественному пріему, какъ это и сдѣлалъ авторъ передовицы Виленскаго Вѣстника. Здѣсь задача въ томъ, чтобы возбудить благожелательство и сердоболіе, чтобы явилась «рука дающая»; а симпатическія чувства только и можно вызвать тѣмъ, чтобы читатель почувствовалъ весь ужасъ бѣдствія и всѣ страданія лишеній, которыя влечетъ за собою пожаръ. Но даже и помимо этого, каждый городской пожаръ всегда близокъ каждому городскому жителю уже потому только, что это пожаръ того самаго города, въ которомъ житель обитаетъ. Дѣло выходитъ, такимъ образомъ, своимъ, понятнымъ и близко затрогивающимъ чувство страха и личнаго интереса каждаго. Является даже солидарность не только между жителями одного города, но и жителями разныхъ городовъ. Когда сгорѣлъ вѣнскій театръ, жители всѣхъ городовъ, гдѣ есть театры, попризадумались надъ этою чужою бѣдой и начали принимать мѣры, чтобы и у нихъ не повторилось того же. Когда сгорѣлъ въ Бердичевѣ циркъ того самаго Феррони, который погорѣлъ нынѣ въ Вильно, повторилось то же и жители городовъ видѣли въ пожарѣ цирка общественное бѣдствіе.
Совсѣмъ другое деревенскіе пожары. Та часть русскаго населенія, которая сама о себѣ пишетъ и сама о себѣ читаетъ, относится къ нимъ всегда «объективно», да иначе къ нимъ относиться и не можетъ. Для описанія деревенскихъ пожаровъ не существуетъ корреспондентовъ очевидцевъ; единственные корреспонденты, черезъ которыхъ становятся извѣстными деревенскіе пожары, — урядники и волостныя правленія. Понятно, что отъ нихъ никакихъ трогательныхъ литературныхъ описаній ожидать нельзя, да они отъ нихъ и не требуются. Урядники и волостныя правленія просто доносятъ по начальству о деревенскихъ происшествіяхъ, а пожаръ есть «происшествіе», такое же происшествіе, какъ убитый или утонувшій человѣкъ, подкинутый младенецъ, украденная лошадь. Пока еще пожары случаются то здѣсь, то тамъ единично, о нихъ доносятъ въ отдѣльности; когда же наступитъ «сезонъ», объ огульныхъ пожарахъ идутъ и донесенія огульныя, въ видѣ «срочныхъ вѣдомостей» по установленной формѣ: погорѣли, молъ, такія-то деревни, убытокъ отъ каждаго отдѣльнаго пожара такой-то, причина пожара неизвѣстна или онъ произошелъ отъ неосторожнаго обращенія съ огнемъ (поджоги въ деревняхъ очень рѣдки) и затѣмъ слѣдуетъ общій итогъ. Эти извѣстія въ ихъ краткомъ видѣ печатаются въ губернскихъ вѣдомостяхъ, въ рубрикѣ происшествій, перепечатываются иногда другими газетами, больше провинціальными, и то не всегда, потому что для мѣстной провинціальной газеты достаточно печатать и о своихъ пожарахъ. Столичныя газеты этихъ извѣстій даже и не перепечатываютъ, потому что нельзя же въ самомъ дѣлѣ читателю, ищущему разнообразнаго и интереснаго чтенія, дать цѣлые столбцы выписокъ вродѣ этой: «въ продолженіе первой половины апрѣля всѣхъ пожарныхъ случаевъ по губерніи было 49; изъ нихъ произошли: отъ неосторожнаго обращенія съ огнемъ 8, отъ неисправнаго содержанія дымовыхъ трубъ 5, отъ поджога 3 и отъ неизвѣстныхъ причинъ 33, убытка понесено всего 233,604 р. Болѣе значительнѣйшіе по причиненнымъ убыткамъ пожары были: въ Лидскомъ, Дисненскомъ и Ошмянскомъ уѣздахъ; въ первомъ изъ нихъ въ м. Остринѣ ютъ неосторожнаго обращенія съ огнемъ сгорѣло 220 дворовъ, въ томъ числѣ 60 дворовъ крестьянскихъ и 160, принадлежащихъ евреямъ, а также двѣ синагоги и почти все движимое имущество; слишкомъ 400 семействъ остались безъ крова и хлѣба, убытка понесено на 149,665 р.; во второмъ сгорѣла деревня Савицкая, состоящая изъ 27 дворовъ; убытка понесено на 13,960 р., и въ послѣднемъ, въ дер. Чухны, Кревской волости, пожаромъ истреблено 15 дворовъ; убытка понесено на 13,635 р. Причина пожара не выяснена». Обыкновенный читатель, увидѣвъ цифры этой «статистики», читать ее не станетъ, хотя если бы онъ прочелъ ее, то пожаръ въ м. Остринѣ, гдѣ сгорѣло 220 дворовъ и осталось безъ крова и хлѣба слишкомъ 400 семействъ, а народъ лишился имущества на полтораста тысячъ, оставилъ бы въ немъ живое впечатлѣніе. Теперь же при пожарныхъ извѣстіяхъ, вставляемыхъ въ газеты для полноты свѣдѣній, а иногда и просто для «затычки», извѣстія о горящей деревянной Россіи являются совсѣмъ мертвымъ, числовымъ, статистическимъ матеріаломъ вродѣ публикуемыхъ вѣдомостей о заразныхъ болѣзняхъ или о числѣ родившихся и умершихъ. Все это такъ далеко отъ читателя, что онъ никакой связующей идеи или чувства съ этими «мѣстными происшествіями» найти въ себѣ не можетъ и живаго дѣятельнаго впечатлѣнія они на него не производятъ.
Конечно, можно возразить, что живое впечатлѣніе и не особенно нужно, а достаточно впечатлѣнія дѣятельнаго, т.-е, чтобы погорѣльцы получили земскую страховую премію. Но вотъ фактъ, изъ котораго читатель увидитъ, какія получаются иногда послѣдствія, если нѣтъ впечатлѣнія живаго. Осенью прошлаго года на тетюшской пристани загорѣлась барка съ грузомъ въ 35 тыс. порожнихъ кулей. Въ числѣ прибѣжавшихъ на пожаръ былъ и городской голова Серебряковъ. Прибѣжалъ онъ, разумѣется, вслѣдствіе впечатлѣнія дѣятельнаго. И тотъ же городской голова не обнаружилъ ни капли впечатлѣнія живаго, потому что встрѣтившейся ему пожарной командѣ приказалъ вернуться обратно. Пожаръ былъ настолько незначителенъ, что съ нимъ легко справилась бы одна пожарная машина, и Журинъ, хозяинъ кулей, нѣсколько разъ просилъ городскаго голову о пожарной трубѣ. Городской же голова оставался нѣмъ и глухъ къ просьбамъ Журина и лишь въ 8 ч. утра обнаружилъ нѣкоторый запасъ живаго чувства. Потому что живое чувство обнаружилось въ городскомъ головѣ только въ 8 ч. утра, послѣ того какъ пожаръ продолжался всю ночь и когда изъ 35 т. кулей осталось несгорѣвшихъ лишь 2,700 кулей, Журинъ, какъ гласный думы, внесъ въ ближайшемъ засѣданіи на разрѣшеніе собранія вопросъ: имѣлъ ли право голова Серебряковъ отказать ему въ пожарной машинѣ? Дума не только нашла, что Серебряковъ отказать въ машинѣ не имѣлъ права, но і усмотрѣла въ поступкѣ головы неисполненіе думскаго постановленія 28 іюля 1881 г. и единогласно рѣшила о неправильномъ дѣйствіи городскаго головы сообщить губернатору. Дума рѣшила такъ потому, что постановленіемъ 28 іюля вмѣнялось городскому головѣ въ обязанность отправлять часть пожарнаго обоза даже въ сосѣднія съ городомъ селенія, а ужь тѣмъ болѣе для головы было обязательно послать пожарный обозъ на пожаръ на городской пристани, возлѣ самаго города. Все это не убѣдило городскаго головы Серебрякова и онъ на рѣшеніе собранія отвѣтилъ, что пожарныхъ за черту города, все-таки, отпускать не будетъ. Такимъ образомъ, вопросъ изъ маленькаго становился большимъ, изъ спокойнаго превращался въ страстный. Не рѣшивъ ничего въ этотъ день, дума собралась на другой и изъ дебата выяснилось, что у городскаго головы не разъ обнаруживалось и живое дѣятельное чувство. Такъ, когда горѣлъ кирпичный сарай брата Серебрякова, лежащій за чертой города, то онъ для тушенія пожара послалъ пожарныхъ. Обнаружены были и другіе подобные же случаи сочувствія Серебрякова къ людскимъ бѣдствіямъ и потому дума постановила: «вмѣнить головѣ въ непремѣнную обязанность исполнять постановленіе думы о пожарномъ обозѣ и просить губернатора охранить городъ отъ неправильныхъ дѣйствій головы, угрожающихъ опасностью горожанамъ». Это любопытное дѣло разсматривалось, наконецъ, въ особомъ присутствіи судебной палаты и въ искѣ Журину было отказано.
Какая же причина, что Серебряковъ былъ обѣленъ? Прежде всего, причина, вѣроятно, въ томъ, что въ письменномъ объясненіи онъ отрицалъ, будто бы далъ обозу приказаніе вернуться (а въ засѣданіи думы сказалъ, что такое приказаніе имъ было дано), дальше онъ говорилъ, что брандмейстеръ вернулся самъ, что ночь была темная, а спускъ съ горы крутой, что право распоряжаться пожарнымъ обозомъ принадлежитъ полиціи и, наконецъ, что губернское по городскимъ дѣламъ присутствіе нашло дѣйствія его, Серебрякова, правильными. Прокуроръ судебной палаты далъ заключеніе въ пользу Серебрякова, основываясь на разъясненіи сената, что пожарными распоряжается полиція и что если палата признаетъ искъ Журина правильнымъ, то это рѣшеніе пойдетъ въ разрѣзъ съ постановленіемъ губернскаго по городскимъ дѣламъ присутствія.
Впрочемъ, въ этомъ дѣлѣ важно не рѣшеніе суда и я привелъ его только для полноты изложенія; важно внутреннее содержимое самаго факта и сравненіе, на которое онъ напрашивается. Совсѣмъ на противуположной сторонѣ отъ Тетюша, на крайнемъ западѣ Россіи, въ Вержболовѣ, случился тоже пожаръ. Корреспондентъ не скрываетъ, въ какую сторону склоняются его симпатіи. Пожаръ начался въ части города, заселенной бѣдными обывателями, и «угрожалъ разрушеніемъ лучшей части города». Тѣми ли соображеніями руководствовались пріѣзжій ксендзъ изъ сосѣдняго села, надзиратель пограничной стражи Войтовичъ и другія лица и отстаивали ли они лучшую часть города, или только тушили худшую, неизвѣстно, но, какъ видно, они обнаружили большое самоотверженіе и мужество и, по словамъ корреспондента, «отличились своею энергіей». И не только очевидцы пожара были увлечены живымъ дѣятельнымъ чувствомъ помощи ближнему, но и въ сосѣднихъ мѣстностяхъ начали бить тревогу, звонитъ въ колокола и съѣхались пожарные не только желѣзно-дорожной станціи, но и изъ Эйдкунена. Эйдкуненъ лежитъ въ Пруссіи и, казалось бы, какое ему дѣло до пожара въ Россіи, а онъ-то именно и поднялъ больше всего шуму и даже сталъ звонитъ на своей единственной колокольнѣ. Не для себя билъ тревогу и звонилъ въ колокола Эйдкуненъ, ему за себя бояться было нечего; онъ сзывалъ на помощь сосѣду и вслѣдъ за тревогой выслалъ въ Вержболово вольную пожарную команду, «состоящую изъ именитѣйшихъ гражданъ». А вотъ какъ поступилъ нашъ русскій «именитѣйшій» гражданинъ, городской голова города Тетюша. Онъ, правда, пришелъ на пожаръ, но пожарную команду, ѣхавшую на пожаръ, вернулъ обратно, и именитаго гражданина нужно было просить всю ночь, до 8 ч. утрз, чтобы онъ позволилъ пріѣхать для тушенія пожара одной трубѣ. А какъ бы поступилъ тотъ же самый Серебряковъ, если бы онъ былъ именитымъ гражданиномъ Эйдкунена? Нужно думать, что онъ поступилъ бы не такъ, какъ поступилъ въ Тетюшахъ, и поступилъ бы онъ не такъ просто потому, что въ Эйдкуневѣ и нельзя поступить иначе. Въ Эйдкуненѣ Серебрякову, вѣроятно, не удалось бы обѣлиться и юридически. Обѣленіе это было нужно Серебрякову не ради удовлетворенія его нравственнаго чувства, а просто для того, чтобы не заплатить Журину убытковъ, которые тотъ искалъ съ него. Обѣленіе, конечно, получилось, но гдѣ же правда, которой искалъ Журинъ? Серебряковъ сначала говорилъ, что это онъ вернулъ пожарныхъ, а потомъ что ихъ вернулъ брандмейстеръ, и что во всемъ виновата полиція, съ которой Журинъ и долженъ искать убытки. Все это, конечно, очень хорошо, но, тѣмъ не менѣе, у Журина изъ 35 т. кулей осталось всего только 2,700, дай то потому, что Серебряковъ отпустилъ ему, наконецъ, одну пожарную трубу. Значитъ, могъ же распоряжаться пожарными городской голова. Правда и то, что губернское по городскимъ дѣламъ присутствіе нашло дѣйствія Серебрякова правильными, но, вѣдь, то же присутствіе не доказало, чтобы повѣренный Журина говорилъ неправду, когда, ссылаясь на свидѣтелей, онъ утверждалъ, что присутствіе «не провѣрило на мѣстѣ обстоятельствъ дѣла». Такимъ образомъ, тѣ, кто были обязаны тушить пожаръ и его не тушили, остались правыми и оказался виноватымъ тотъ, кто погорѣлъ. Смягчающимъ обстоятельствомъ является, разумѣется, неблагоразуміе самого Журина, на которое и указалъ Серебряковъ. «Журинъ самъ виноватъ въ своихъ убыткахъ, — писалъ въ объясненіи Серебряковъ, — потому что не застраховалъ свой товаръ». Это объясненіе Серебрякова ставитъ весь вопросъ на новую и, можетъ быть, самую правильную точку зрѣнія, ибо дѣлаетъ возможнымъ понять и объяснить то, что иначе совсѣмъ непонятно и необъяснимо. Именно во всемъ виноватъ Журинъ. Онъ долженъ былъ помнить, что живетъ въ Тетюшахъ, а не въ Вержболовѣ, и что подлѣ Тетютъ нѣтъ ни Эйдкунена, ни какой-либо страны, населенной нѣмцами, или французами, или англичанами, которые, увидѣвъ, какъ горятъ его кули, забьютъ во всѣ колокола и вышлютъ своихъ именитыхъ людей, чтобы тушить пожаръ совсѣмъ въ постороннемъ для нихъ государствѣ.
Къ вопросу о дѣятельномъ и недѣятельномъ чувствѣ и, вмѣстѣ съ тѣмъ, и къ вопросу, отчего Серебряковъ въ Тетюшахъ и въ Эйдкуненѣ поступалъ бы неодинаково, я еще вернусь, а теперь буду опять продолжатъ о пожарахъ деревни, къ которымъ городъ относится объективно, тогда какъ къ своимъ пожарамъ онъ относится субъективно.
Лѣтъ двадцать тому назадъ, когда всѣ вопросы были новыми и общественными и каждый изъ нихъ устанавливался, опредѣлялся, популяризировался и дѣлался общимъ достояніемъ, писалось много и о «пожарномъ вопросѣ». Въ это время было разсчитано (и затѣмъ подкрѣплено оффиціальными статистическими изслѣдованіями), что «деревянная» Россія сгораетъ вся до тла каждыя 15—20 лѣтъ. Очевидно, что пожаръ — бѣдствіе такое же большое, какъ голодъ, какъ вымираніе населенія отъ оспы и повальныхъ болѣзней. Что пожары большое бѣдствіе, было извѣстно и до шестидесятыхъ годовъ и еще до шестидесятыхъ годовъ для предупрежденія пожаровъ въ казенныхъ селеніяхъ были предприняты очень серьезныя и радикальныя мѣры. Крестьянамъ приказано строиться съ интервалами, въ интервалахъ и передъ домами должны были расти березки; крестьяне должны были имѣть огнегасительные инструменты и съ какимъ инструментомъ какой крестьянинъ долженъ являться на пожаръ было обозначено на особыхъ дощечкахъ, а дощечки прибиты къ крестьянскимъ избамъ. При гр. Киселевѣ были заведены пожарныя трубы; трубы имѣлись при волостныхъ правленіяхъ и хранились какъ разъ противъ нихъ въ особыхъ открытыхъ спереди навѣсахъ. Было обращено вниманіе и на соломенныя крыши и открыты даже способы превращенія ихъ въ несгараемыя. Поощрялись въ деревняхъ каменныя постройки, рекомендовались глинобитныя зданія. Всѣ эти предупредительныя мѣры удержались въ шестидесятыхъ и послѣдующихъ годахъ и составляли немалую заботу и земствъ. Мѣры земства были преимущественно поощрительнаго характера. Такъ, новгородское земство, по предложенію извѣстнаго князя Васильчикова, назначило награду отъ 10 до 20 к. «за каждое посаженное, принявшееся и огражденное отъ порчи скота дерево». Постановленіе это состоялось въ 1869 году, а въ 1870 было доложено собранію, что постановленіе осталось невыполненнымъ, «въ виду того, что при выдачѣ вознагражденій за посадку деревьевъ пришлось бы употребить столь значительную сумму, что истощился бы страховой капиталъ». Было признано полезнымъ, чтобы вмѣсто соломы крестьяне крыли избы дранью, и на это дѣло былъ открытъ крестьянамъ кредитъ, не истощавшійся, вѣроятно, только потому, что крестьяне остались, попрежнему, при соломѣ. Возложено было на крестьянъ-домохозяевъ обязательство имѣть передъ своими домами въ лѣтнее время, съ начала іюня по октябрь, по одному чану съ водой на каждые два дома. Усилены компетенція и власть пожарныхъ старостъ, которые сдѣланы главными распорядителями во время деревенскихъ пожаровъ (сдѣланы, такъ сказать, сельскими брандмейстерами). Каждый явившійся на пожаръ и вздумавшій не подчиниться законнымъ требованіямъ деревенскаго брандмейстера подвергался взысканію по суду. Предполагалось даже предоставить пожарнымъ старостамъ производить въ ихъ участкахъ примѣрныя пожарныя тревоги, но потомъ было найдено болѣе соотвѣтственнымъ предоставить это право только членамъ управы, и въ виду указа правительствующаго сената (6 ноября 1875 г.) новгородское земское собраніе редактировало этотъ деликатный пунктъ (§ 94 правилъ о предосторожности противъ пожаровъ) такъ: «примѣрныя пожарныя тревоги производятся членами земскихъ управъ, по уполномочію оныхъ, и уѣздными исправниками; являться же на эти тревоги обязаны всѣ мѣстные жители надлежащими пожарными инструментами». Одинъ словомъ, воспитаніе крестьянъ въ искусствѣ тушенія пожаровъ принимаю весьма серьезный характеръ не только земскій, но и полицейскій. Имѣлось въ виду снабдить крестьянъ даже гидропультами и довольно усердно пропагандировался гидропультъ Барановскаго. Заботливая регламентація дошла до того, что было точно обозначено, какое количество огнегасительныхъ снарядовъ должны имѣть крестьяне. На каждые 10 дворовъ назначено имѣть: 1 багоръ, 1 ухватъ, 1 лѣстницу трехсажевной длины, 1 бочку въ 20 ведеръ и при ней 2 швабры (это математически-точное постановленіе состоялось не въ тѣ отдаленныя времена, когда издавались бумажныя правила, а въ теперешнее практическое время, въ декабрѣ 1879 года). Было еще намѣреніе, ради усиленія обаянія пожарнаго старосты, дать ему мѣдный нагрудный знакъ по образцу тѣхъ, какіе даны лѣсникамъ и полевымъ сторожамъ, но это мнѣніе не только не оказалось всеобщимъ, а явилось даже сомнѣніе въ необходимости спеціальныхъ пожарныхъ старостъ, которыхъ могли бы замѣнить старосты сельскіе. Защитники пожарныхъ старостъ справедливо доказывали, что въ большинствѣ случаевъ деревенскіе пожары легко потушить или, по крайней мѣрѣ, «локализировать», потому что небольшія крестьянскія избы можно раскидать и разнести безъ особенныхъ усилій, но для этого нужно, чтобы на пожарѣ былъ энергическій распорядитель, а имъ-то и долженъ быть пожарный староста.
Кромѣ этихъ мѣръ, направленныхъ собственно на борьбу съ огнемъ, были изданы еще постановленія, имѣвшія исключительно предупредительный характеръ, именно правила объ устройствѣ селеній. Въ этихъ правилахъ были сдѣланы точныя и подробныя указанія, какъ должны располагаться селенія, какія полагаются имъ улицы, гдѣ должны быть площади и церкви, въ какомъ порядкѣ ставить крестьянскіе дворы, вагъ должны быть широки дворы. Напримѣръ, если для двора опредѣлено 12 саженъ, то изъ нихъ 7 или 8 саженъ отдѣлять подъ дворъ съ строеніе", а 5 или 4 — подъ огородъ; а если дворъ опредѣленъ въ 10 саженъ, то подъ дворъ съ строеніемъ отдѣлять 6 саженъ, а подъ огородъ — 4 сажени. Такія же точныя указанія сдѣланы и относительно размѣровъ и положенія коноплянниковъ, гуменъ и овиновъ; только относительно фруктовыхъ садовъ допущено исключеніе и всякое стѣсненіе ихъ признано «несовмѣстнымъ», ибо, «напротивъ, стараться должно всемѣрно поощрять разведеніе и распространеніе садовъ». Относительно матеріаловъ, изъ которыхъ крестьяне должны строить избы, регламентація оказалась довольно либеральной. Предоставлялось крестьянамъ строиться изъ такихъ матеріаловъ, «какіе гдѣ находятся, и дѣлать постройки каменныя, деревянныя и мазанныя»; но въ мѣстахъ, «изобилующихъ камнями, строенія производить на каменномъ фундаментѣ». Вообще «изысканіе мѣръ къ уменьшенію силы пожаровъ» составляло предметъ особенной заботливости не только земства, но и администраціи, и при министерствѣ внутреннихъ дѣдъ подъ этимъ названіемъ (изысканіе мѣръ къ уменьшенію «силы пожаровъ) состояла даже особая коммиссія. Въ Голосѣ въ 1878 г. сообщалось, что коммиссія остановилась на мысли собрать черезъ губернаторовъ прибалтійскихъ и нѣкоторыхъ другихъ губерній подробныя свѣдѣнія о возведеніи построекъ изъ полеваго камня. Примѣненіе этого камня къ строительному дѣду желалось еще и для того, „чтобы хотя отчасти освободить отъ него поля и другія хозяйственныя угодья“ (не было забыто, значитъ, и сельское хозяйство). Потомъ, — говорилось въ союбщеніи Голоса, — съ теченіемъ времени (когда?) коммиссія соберетъ свѣдѣнія о другихъ способахъ производства недорогихъ огнебезопасныхъ зданій. Матеріаломъ для соображеній послужатъ, вѣроятно, и наблюденія, за послѣднее время сдѣланныя въ Румыніи и Болгаріи, гдѣ огнебезопасныя постройки изъ смѣси глины съ уличною грязью, соломою и т. п. въ большомъ употребленіи. При проложеніи бендеро-галацкой желѣзной дороги, — говорилось въ сообщеніи, — наши инженеры имѣли уже случай примѣнять такія наблюденія къ дѣлу при возведеніи сторожевыхъ будокъ и казарменныхъ помѣщеній.
Какимъ окончательнымъ успѣхомъ къ 1886 году увѣнчались изыскала мѣръ къ уменьшенію силы пожаровъ, читатель, знакомый съ деревней, можетъ безъ труда увидѣть изъ того, что онъ знаетъ о теперешней деревнѣ, а читатель, съ деревней незнакомый, изъ того, что пишется о деревенскихъ пожарахъ ныньче и что писалось о нихъ въ газетахъ прежде. Деревни и ныньче пылаютъ совершенно такъ же, какъ онѣ пылали до взыскиванія мѣръ.
Кто виноватъ, судить не намъ;
Но только возъ и нынѣ тамъ.
Нужно думать, что неуспѣхъ изысканій произошелъ исключительно оттого, что тѣ, кто обнаруживалъ заботливость о деревнѣ, относился къ ней „субъективно“. Городскіе обитатели съ городскими привычками и средствами представляли себѣ, какъ бы они поступали сами, если бы были мужиками. Но, будучи мужиками, они бы поступали совершенно такъ же, какъ поступаютъ и теперь настоящіе мужики, т.-е. не строили бы избъ на каменномъ фундаментѣ или по румынскому и болгарскому образцу, не сажали бы березокъ и не имѣли бы ни чановъ съ водой, ни швабръ. Неуспѣхъ новыхъ бумажныхъ мѣръ былъ неизбѣженъ, потому что ими повторялось то, что и раньше оказывалось вполнѣ безплоднымъ. Повтореніе это было наслѣдственнымъ анахронизмомъ и собственно шестидесятымъ годамъ принадлежитъ не повтореніе стараго, а дѣйствительно новое, чего до шестидесятыхъ годовъ не было извѣстно, — взаимное страхованіе, введенное земствомъ. Въ организаціи и установленіи дѣла взаимнаго страхованія заключается, конечно, одна изъ величайшихъ заслугъ земства на пользу погибавшей отъ пожаровъ деревянной Россіи. Внезапное страхованіе ничего не регламентируетъ, ничего не требуетъ отъ крестьянина, чего бы онъ не могъ исполнить. Осязательная и непосредственная практическая польза этого дѣда была настолько очевидна для крестьянина, что оно сейчасъ же привилось и усвоилось повсюду. Мужикъ, заплатившій 25 коп., получаетъ въ случаѣ пожара 50 руб., а заплатившій 50 к. — 100 р. Это ужь совсѣмъ просто, ясно, несложно, а, главное, быстро. И вотъ простое дѣло, практическая полезность котораго была очевидна каждому, достигло въ 10 лѣтъ такого всеобщаго успѣха, какого „мѣры къ изысканію способовъ“ не могли достигнуть и во сто лѣтъ (да не достигнутъ и въ тысячу, если матеріальныя и умственныя условія деревни не измѣнятся къ лучшему).
Сдѣлаю небольшое отступленіе. Въ Недѣлѣ (№ 23) помѣщена статья о пожарахъ, какъ кажется, еще въ первый разъ въ печати указывающая на одну изъ „новыхъ“ причинъ деревенскихъ пожаровъ.
Почтенная газета говоритъ: „Кто бы могъ ожидать, что существующая у насъ система обязательнаго земскаго страхованія можетъ явиться одною изъ важнѣйшихъ причинъ пожаровъ? А, между тѣмъ, это несомнѣнно доказано для Новгородской губерніи изслѣдованіемъ страховаго дѣла за 18 1/2 лѣтъ его существованія. Точныя цифровыя данныя показали, что въ то время, какъ средняя страховая сумма, приходящаяся на одно застрахованное строеніе, колеблется по уѣздамъ губерніи отъ 21,4 до 39,2 рубля, страховая сумма, приходящаяся на одно сгорѣвшее строеніе, равна по тѣмъ же уѣздамъ отъ 23,7 до 54,8 рублей, т.-е. на 11—40 % выше. Выходитъ, такимъ образомъ, что горятъ, главнымъ образомъ, строенія, застрахованныя по болѣе высокой оцѣнкѣ. Это обстоятельство уже наводитъ на мысль, что значительная часть пожаровъ происходитъ не отъ случайныхъ причинъ“. Затѣмъ дѣлается ссылка на Старорусскій уѣздъ. Какъ ни правдоподобно подобное заключеніе, но, тѣмъ не менѣе, тѣ же самыя цифры не даютъ еще права его сдѣлать. Этотъ же самый вопросъ не разъ обсуждался новгородскимъ земствомъ и мнѣніе, подобное мнѣнію дѣли, высказывалось представителями старорусскаго земства. Но противъ этого мнѣнія являлось и другое мнѣніе, менѣе сенсаціонное и, какъ кажется, больше справедливое. Старорусскій уѣздъ — уѣздъ богатый, съ большими селеніями и болѣе цѣнными постройками, чѣмъ другіе уѣзды. Подобныя селенія платятъ и болѣе высокую страховую сумму и получаютъ въ случаѣ пожаровъ болѣе высокую страховую премію, чѣмъ селенія мелкія, страховые риски которыхъ меньше. Все это настолько извѣстно земцамъ, что для нихъ совершенно понятно, почему среднее пожарное вознагражденіе по губерніи можетъ быть выше средней оцѣнки. До объясненія причины этого поджогами еще очень далеко. Поджоги съ корыстными цѣлями бываютъ и въ городахъ, но главнѣйшая причина городскихъ пожаровъ, все-таки, не въ нихъ, а уже тѣмъ болѣе пожаровъ деревенскихъ. Деревенское страхованіе производится или по общей оцѣнкѣ, или по особой (для дворовъ болѣе цѣнныхъ). Страховая пренія по особой оцѣнкѣ выдается въ 2/3 стоимости и не выше 500 руб. Конечно, старшина можетъ по недосмотру допустить оцѣнку выше дѣйствительной стоимости строеній, но выше 500 р. она, все-таки, идти не можетъ, а, между тѣмъ, крестьянскія постройки бываютъ много выше 500 руб. и доходятъ даже до 1,000 руб. Какой же разсчетъ поджигать дорогой домъ, чтобы получить за него меньше? Если бы, однако, корыстный поджигатель и явился, ему, кромѣ уголовнаго суда, грозитъ еще и крестьянскій самосудъ тѣхъ, кто погорѣлъ по его милости. Это узда сильная. Но, вѣдь, и земства понимаютъ страховой разсчетъ, а потому едва ли повышенными страховыми преміями станутъ поощрять поджоги. Слѣдовательно, видѣть въ обязательномъ земскомъ страхованіи одну изъ „важнѣйшихъ“ причинъ пожаровъ едва ли есть основаніе. Изъ цифръ, приводимыхъ Недѣлей, оказывается, что по Новгородской губерніи поджоги составляютъ отъ 4—15 %; если эту цифру принять даже для всей Россіи, то окажется, что остальныя причины составляютъ отъ 85—96 %. Значитъ, поджоги не только не „важнѣйшая“ причина, но совсѣмъ ничтожная, и земское страхованіе въ нихъ совсѣмъ неповинно.
До сихъ поръ еще не придумано ничего лучшаго для обезпеченія крестьянъ въ случаѣ пожаровъ. Взаимное земское страхованіе настолько всеобщая „объективная“ мѣра, что она сразу поставила деревню внѣ всякой зависимости отъ чьихъ бы то ни было симпатическихъ, дѣятельныхъ и недѣятельныхъ чувствъ, а людей, у которыхъ этихъ чувствъ нѣтъ, избавила отъ нареканій, подобныхъ тѣмъ, какія пришлось выслушать хотя бы тетюшскому городскому головѣ. И при деревенскихъ пожарахъ, не разъ и не два, падали на городскихъ пожарныхъ обвиненія въ равнодушіи къ бѣдствію и т. д. И въ самомъ дѣлѣ, горитъ деревня въ двухъ верстахъ отъ города, и хоть бы одна живая душа отправилась къ ней на помощь. Да и не въ томъ обида, что никто изъ городскихъ жителей не спѣшитъ на помощь, а въ томъ, что пожарный на городской каланчѣ съ невозмутимымъ спокойствіемъ ходитъ кругомъ, точно нигдѣ нѣтъ никакого пожара. А пожарные, все-таки, правы, что не ѣдутъ тушить деревню, и нельзя ихъ винить за то, что у деревни нѣтъ никакой пожарной организаціи. Увлекшись дѣятельнымъ чувствомъ жалости, они стали бы переѣзжать отъ одной горящей деревни къ другой и могли бы забраться, наконецъ, изъ Тетюшъ въ Эйдкуненъ. Не симпатіями и дѣятельнымъ чувствомъ жалости устанавливаются правильныя отношенія въ общественной жизни, а порядками и стройною организаціей этихъ отношеній. Эйдкуненъ, конечно, поступилъ похвально, явившись на помощь горѣвшему Вержболово; но и Серебряковъ виноватъ не тѣмъ, что у него не нашлось сочувствія къ бѣдѣ Журина, а тѣмъ, что не исполнилъ своей обязанности, и не только ее не исполнилъ, а еще и нашелъ юридическіе выходы для собственнаго обѣленія. Это вопросъ не сочувствія или несочувствія, а вопросъ о томъ, что человѣкъ теряетъ границы своихъ гражданскихъ отношеній.
Вся наша повседневная мелкая неурядица коренится именно въ неустройствѣ этихъ отношеній. И въ деревнѣ, и въ городѣ обыденная путаница, создающая всякія недоразумѣнія, неудовлетворенія и недовольства другъ другомъ и порядками, заключается только въ томъ, что люди забываютъ свое мѣсто и нѣтъ такихъ общихъ возможностей, доступныхъ для всякаго, чтобы выскочившаго человѣка водворить въ его границахъ. Вотъ, напримѣръ (чтобы воспользоваться примѣромъ уже знакомымъ), Серебряковъ возвращаетъ пожарную команду съ пожара, когда, казалось бы, ему слѣдовало не только торопить ее пріѣздомъ, на и самому распоряжаться на пожарѣ. Что же онъ дѣлаетъ вмѣсто этого? Онъ заставляетъ Журина упрашивать себя всю ночь и склоняется, наконецъ, на его просьбу лишь въ 8 часовъ утра. Это уже совсѣмъ что-то непонятное, если искать разрѣшенія не тамъ, гдѣ его слѣдуетъ искать. До еще Крыжаничъ замѣтилъ, что русскіе неумѣренны во власти, и это подтвердилъ еще разъ Серебряковъ. Онъ имѣлъ власть разрѣшить и отказать и въ Эйдкуненѣ онъ бы разрѣшилъ, а въ Тетюшахъ отказалъ. Во всѣхъ случаяхъ, подобныхъ тетюшскому (ему же имя легіонъ), всегда главная причина въ игрѣ во власть. При отсутствіи общественнаго воспитанія и неразвитости общественныхъ понятій человѣкъ, очутившійся у власти и не умѣющій думать въ общественномъ направленіи, сейчасъ же начнетъ дѣйствовать, какъ Богъ положилъ ему на душу.
Тѣ, кто живетъ въ деревнѣ, имѣютъ возможность наблюдать этотъ порядокъ ближе, чѣмъ гдѣ-либо, а, главное, въ самомъ корнѣ явленія. Въ нашей округѣ живетъ кузнецъ, а у него есть сынъ, совсѣмъ молодой парень, длинный, какъ хлыстъ, и съ очень длинными ногами, приспособленными для ходьбы. Парень былъ нанятъ въ „бѣгуны“, т.-е. ходить въ городъ за почтой, а городъ лежитъ отъ нашей мѣстности за 40 верстъ. Нашъ „бѣгунъ“ отмѣривалъ это разстояніе два раза въ недѣлю съ такою легкостью и быстротой, что даже пріобрѣлъ себѣ извѣстность. Вѣроятно, поэтому на его долю и выпало высшее назначеніе: его сдѣлала сотскимъ. Получивъ, въ качествѣ оффиціальнаго лица, бляху на шапку и нагрудный знакъ, онъ обзавелся еще какимъ-то жезломъ вродѣ поповской палки и сталъ неузнаваемъ. Нѣкогда скромный „бѣгунъ“ пріобрѣлъ теперь особенный пошибъ, онъ пересталъ здороваться, снимая шапку, а прикладываетъ уже руку ко лбу совсѣмъ по-офицерски, и дѣлаетъ это не безъ граціи. Вся фигура его подучила военный обликъ (насмотрѣлся на офицеровъ, когда ходилъ въ губернскій городъ за почтой) и дышетъ самодовольнымъ достоинствомъ. Однимъ словомъ, парень потерялъ голову. Ныньче въ христовскую заутреню онъ пришелъ въ свою приходскую церковь и, не прошенный никѣмъ, началъ распоряжаться, толкалъ (да какъ грубо) бабъ, ребятишекъ и мужиковъ, разставляя ихъ на мѣста, и до того мѣшалъ молиться, что вызвалъ ропотъ. Къ сожалѣнію, священникъ ничего этого не замѣтилъ, а то велѣлъ бы его вывести. Сдѣлайте такого дурака старшиной и онъ непремѣнно натворитъ всякихъ чудесъ и затѣетъ дѣло о сопротивленіи властямъ. Поручите ему быть сборщикомъ податей и онъ, конечно, не уступитъ тому старооскольскому сборщику, который трепалъ недоимщиковъ за бороды, толкалъ ихъ ногами въ спину и сажалъ подъ столъ, и все это только для того, чтобы показать, что это онъ можетъ сдѣлать. Должно быть, ужь очень завлекательно показать, что я, молъ, могу то и то, что я больше тебя; и это показываніе дѣлается даже и въ такихъ случаяхъ, когда никто и не сомнѣвается, что человѣкъ больше, такъ что, казалось бы, и показывать-то нечего. Въ Новостяхъ, напримѣръ, сообщалось о слѣдующемъ невозможномъ случаѣ въ кишиневской губернской земской больницѣ. Молодой врачъ, г. Ч--въ (и отчего не прописана вся фамилія?), завѣдывая сифилитическою палатой, явился въ нее, чтобы сдѣлать одному больному болгарину наколы для подкожнаго впрыскиванія. Болгаринъ, подвергавшійся этой манипуляціи уже четыре раза, возропталъ и заявилъ, что онъ не можетъ ихъ больше переносить. Казалось бы, доктору оставалось только исполнить желаніе больнаго и не лечить его мучительнымъ способомъ. Но г. — въ поступилъ такъ, какъ развѣ поступилъ бы на его мѣстѣ какой-нибудь сотскій изъ е бѣгуновъ». Докторъ приказалъ больному «не возражать». Когда же больной опять о чемъ-то заикнулся, врачъ, топнувъ ногой, приказалъ прислугѣ держать его, чтобы сдѣлать операцію силой. Видя, что дѣло становится круто, болгаринъ собралъ остатки своего послѣдняго мужества и заявилъ рѣшительно, что «онъ не желаетъ». Тогда г. Ч--въ подбѣжалъ къ больному и далъ ему звонкую пощечину. Корреспондентъ прибавляетъ, что этотъ необычайный случай (ужь будто бы необычайный?) «заставилъ городъ вспоминать и перечислять, сколько реберъ лишились больные (вѣроятно, все въ той же больницѣ), сколькихъ безцеремоннымъ образомъ выбрасывали на улицу и проч.».
Или такой фактъ. Въ Одессѣ у мироваго судьи разсматривается дѣло по обвиненію вдовы чиновника Станиславы Хмелевской дамско-портняжескимъ цехомъ въ содержаніи «тайной мастерской». Въ качествѣ обвиняемой явилась худая, удрученная горемъ женщина, лѣтъ подъ сорокъ. Все время она горько плакала и постоянно приговаривала, что не свершила никакого преступленія. Защиту ея принялъ безденежно случившійся въ камерѣ помощникъ присяжнаго повѣреннаго г. Рейнгерцъ. Служащіе въ ремесленной управѣ, въ качествѣ обвинителей, утверждали, что въ квартирѣ обвиняемой, въ подвальномъ этажѣ, они застали Хмелевскую съ другою женщиной за иглой. Свидѣтельница г-жа Губеръ, живущая въ томъ же домѣ, показала, что Хмелевская занимается большею частью поденною работой, живетъ въ темной конуркѣ, за которую платитъ 4 р. въ мѣсяцъ. Свидѣтельница иногда давала Хмелевской кое-какую работу; дѣвушка, которую застала ремесленная управа, приходитъ иногда къ Хмелевской просто какъ къ знакомой; вообще обвиняемая крайне нуждается. Выслушавъ обвинителей и свидѣтелей, судья призналъ Хнелевсхую по суду оправданною; но, сусматривая въ дѣйствіяхъ выборныхъ должностныхъ лицъ дамско-портняжескаго цеха незаконныя дѣйствія въ томъ, что они вышли изъ предѣловъ, предоставленной имъ власти; такъ какъ они не имѣютъ права нарушать ^прикосновенности частныхъ квартиръ, и таковое право принадлежитъ одной лишь государственной власти въ лицѣ администраціи, въ указанныхъ закономъ случаяхъ, а равно не имѣли никакого права собственною иниціативой конфисковать чужое имущество, такъ какъ таковое право предоставлено законами Россійской имперіи одной лишь судебной власти, постановилъ: о дѣйствіяхъ должностныхъ лицъ дамско-портняжескаго, цеха довести до свѣдѣнія г. одесскаго градоначальника для поступленія съ ними по его усмотрѣнію". Корреспондентъ говоритъ, что радѣтелей интересовъ ремесленнаго сословія этотъ приговоръ непріятно поразилъ и они ужь вовсе не ожидали подобнаго сюрприза. То-то и ужасно, что у насъ личное насиліе можетъ примиряться съ голубиною невинностью и съ полною вѣрой въ собственную правоту. Сознательное насиліе, которое знаетъ, что оно дѣлаетъ, слѣдовательно, можетъ этого и не дѣлать, для общежитія менѣе опасно, чѣмъ та тупая глупость, при которой человѣкъ, имѣя власти на мизинецъ, считаетъ себя уже въ законномъ правѣ дѣлать, что ему вздумается, да потомъ же еще и удивляется, что его за это не гладятъ по головкѣ.
До чего можетъ доходить тупость именно этого рода, читатель можетъ убѣдиться изъ слѣдующаго факта, сообщаемаго Астраханскимъ Справочнымъ Листкомъ. Въ одномъ изъ засѣданій городской думы въ Красномъ Яру не доставало гласнаго. Вмѣсто того, чтобы объявить засѣданіе не состоявшимся, городской голова замѣнилъ двѣнадцатаго гласнаго именною печатью неграмотнаго гласнаго Шапошникова. Въ числѣ вопросовъ, подлежавшихъ обсужденію, былъ и вопросъ о мѣрахъ противъ искусственнаго повышенія хлѣботорговцами цѣнъ на хлѣбъ по случаю неурожая и о выборѣ почетнаго смотрителя въ городское училище. Такъ какъ голова, подъ предсѣдательствомъ котораго обсуждался вопросъ о цѣнахъ на хлѣбъ, самый крупный хлѣбный торговецъ въ Красномъ Яру, то дума постановила противъ искусственнаго повышенія цѣнъ на хлѣбъ мѣръ никакихъ не принимать. Съ именною печатью вмѣсто гласнаго прошли въ этомъ засѣданіи 7 постановленій. До въ послѣдующее засѣданіе, когда гласные уже одумались, а, можетъ быть, запаслись и храбростью, одинъ изъ нихъ, Сергѣевъ, возбудилъ вопросъ о томъ, насколько печать можетъ замѣнить гласнаго. Разъ такое начало установилось, можно и всѣхъ гласныхъ замѣнить печатями и устраивать думскія засѣданія изъ печатей, подъ предсѣдательствомъ головы. Такъ ли мотивировалъ гласный Сергѣевъ внесенный имъ вопросъ, я не знаю и корреспондентъ ничего не говоритъ; но за то онъ съ точнѣйшею пунктуальностью сообщаетъ отвѣтъ головы на неумѣстный вопросъ Сергѣева. Голова отвѣчалъ: «Я, предсѣдатель, приказываю вамъ замолчать, а то прикажу вывести васъ вонъ!» И Сергѣевъ, какъ говоритъ корреспондентъ, «прикусилъ языкъ».
Фактъ дѣйствительно изумительный; но вопросъ, во всякомъ случаѣ, не въ томъ, что красноярскій городской голова дошелъ до геркулесовыхъ столбовъ помраченія, и не въ томъ вопросъ, чтобы придти отъ этого удивительнаго факта только въ изумленіе. Мы уже тысячу лѣтъ изумляемся и, все-таки, не ушли ни на шагъ впередъ. Надо что-нибудь, наконецъ, и сдѣлать. Къ сожалѣнію, корреспондентъ не говоритъ, кончилось ли это дѣло только тѣмъ, что прикусилъ себѣ языкъ гласный Сергѣевъ, или же явились и еще какія-нибудь послѣдствія и прикусилъ языкъ городской голова. Фактъ прошелъ, во всякомъ случаѣ, для общественнаго мнѣнія незамѣтнымъ и, кромѣ Саратовскаго Листка, его, кажется, не перепечатала ни одна газета. А если бы что-нибудь подобное случилось хотя бы въ Эйдкуненѣ, нѣмцы, конечно, зазвонили бы во всѣ колокола, и погромче, чѣмъ они звонили, когда сдѣлался пожаръ въ Вержболовѣ. Да такой голова я страшнѣе всякаго пожара, а Красный Яръ молчитъ. Вотъ какія у насъ дѣда въ деревняхъ и въ городскихъ захолустьяхъ!
Красноярскій фактъ не простой, а сложный. Когда нашъ длинноногій «бѣгунъ», превратившись въ сотскаго, усвоилъ себѣ офицерскія манеры, онъ только сталъ комиченъ. Когда, забравшись въ христовскую заутреню въ церковь, онъ сталъ разставлять въ порядкѣ бабъ, мужиковъ и ребятишекъ, онъ былъ тоже больше любопытенъ, чѣмъ опасенъ, и до сходства съ пожаромъ ему, во всякомъ случаѣ, далеко. Скажи сотскому слово священникъ или явись урядникъ — и вся его власть немедленно бы улетучилась передъ властью большей. Конечно, русская жизнь богата «изумительными» фактами изъ полицейской практики: городовые дерутся, урядники ломаются надъ сельскими учителями и учительницами и т. д., но всякій полицейскій чинъ стоитъ подъ властью еще большей власти и ея трепещетъ. Безобразія, которыя дѣлаетъ полицейскій чинъ, происходятъ больше отъ усердія (хотя не безъ примѣси иногда и погони за магарычемъ); но полиція, все-таки, не больше, какъ войско, повинующееся командѣ и потому легко перемѣняющее фронтъ. Но здѣсь не то. Здѣсь выборное лицо, представитель и охранитель общественныхъ интересовъ, олицетворяетъ ихъ въ самомъ себѣ и соединяетъ кулачество съ властью. Онъ не только приказываетъ, какъ лицо, облеченное властью, но еще и давитъ своею толстою мошной. Ему, пожалуй, и власть-то нужна только дли кулачества. А двѣ такія силы, приведенныя въ гармонію, могутъ произвести чудеса и убить всякую жизнь. Толстосумство — власть и сама по себѣ сильная, что же выйдетъ, если оно еще соединится съ правомъ заставлять своихъ противниковъ молчать? И молчатъ! А кулакъ, между тѣмъ, все дальше и дальше протягиваетъ руку; а по мѣрѣ того, какъ растетъ вокругъ него бѣднота, аппетиты его растутъ и онъ, наконецъ, даже въ счетѣ процентовъ начинаетъ терять разумъ. Глазовскій корреспондентъ Волжскаго Вѣстника разсказываетъ, что народная нужда развела въ Глазовскомъ уѣздѣ слѣдующихъ «благодѣтелей». Мужикъ, нуждающійся въ сѣменахъ, обращается въ благодѣтелю и тотъ даетъ ихъ ему «исполу». Это значитъ, что мужикъ обработаетъ землю, посѣетъ, сожнетъ, вымолотитъ и привезетъ половину урожая на дворъ благодѣтеля, который все это время только и дѣлалъ, что кулачилъ, да распивалъ чаи, и еще въ ноги кланяется при этомъ мужикъ «благодѣтелю» и благодаритъ его за милость. Какъ же тутъ не потерять послѣдній общественный смыслъ?
Въ извѣстномъ всѣмъ дѣдѣ о безпорядкахъ на морозовской фабрикѣ повторилась та же исторія, но только вызвавшая острый конецъ. Я приведу показанія самого г. Морозова, который на судѣ «отвѣчалъ даже болѣе, чѣмъ его спрашивали стороны, стараясь мотивировать свои объясненія». По словамъ г. Морозова, прошедшій годъ, а, «пожалуй», и нынѣшній были для рабочихъ тяжелымъ временемъ. Спросъ на товаръ и сбытъ его сокращался, поэтому должны были уменьшиться и заработки рабочихъ. Когда торговля пошла тише, Морозовъ понизилъ плату рабочимъ на 10—15 %. Но не пониженіе платы донимало рабочихъ, а штрафы. Морозовъ говорилъ, что штрафы поступали въ пользу товарищества фабрики, въ видахъ улучшенія товара; но за то морозовская фабрика платила по 45 к., а остальные фабриканты по 35 к. На вопросъ защитника г. Шубинскаго, не уравновѣшивалась ли штрафами эта разница цѣнъ, такъ что, вырабатывая товаръ высшаго достоинства, системой штрафовъ плата за него доводилась, однако, до 35 к., Морозовъ далъ уклончивый отвѣтъ. Шоринъ, этотъ особенно довѣренный человѣкъ Морозова, раскрылъ еще болѣе фабричные порядки. Но его словамъ, «штрафы налагались несправедливые»; въ послѣдніе 2 1/2 года заработная плата все болѣе и болѣе (всего разъ пять) сбавлялась, а штрафы, наоборотъ, увеличивались, «такъ что ткачамъ дѣйствительно стало не въ моготу работать». Но не виноваты въ этомъ лица, налагавшія штрафы; они исполняли лишь распоряженіе Морозова, «который самъ приказывалъ браковщикамъ штрафовать по возможности строже, причемъ нѣкоторыхъ браковщиковъ за плохую службу даже прогонялъ». Штрафныхъ денегъ набиралось ежегодно отъ 20 до 30 т. и среднимъ числомъ приходилось по 30 до 50 % съ заработка, такъ что на нихъ уходила половина задѣльной платы. Бывали случаи, что ткачъ, благодаря системѣ штрафовъ, не вырабатывалъ даже на харчи. Частыя перемѣны вырабатываемыхъ матерій, переводъ ткачей съ одного станка на другой, съ ночной на дневную смѣну мѣшали успѣху работы и ставили ткачей еще въ болѣе тяжелое положеніе. Когда штрафы но рабочей книжкѣ достигали 509/о, то, чтобы не поражались (кто? ужь, конечно, не рабочій, который хорошо зналъ, что онъ не дополучитъ) количествомъ штрафовъ, «на всякій случай» такую книжку замѣняли новою. Это дѣлалось такъ: рабочаго разсчитывали фиктивно и на его книжку клали штемпель объ уничтоженіи, а черезъ день или два этотъ же рабочій какъ будто вновь поступалъ на фабрику и получалъ новую рабочую книжку. Изъ одного изъ протоколовъ, составленныхъ слѣдователемъ о заработкахъ и штрафахъ, прочитаннаго на судѣ, обнаружилось, что цѣны въ 1884 г. сравнительно съ 1881 г. были понижены по сортамъ матерій на 8, 10, 15, 20 и 25 % "на одномъ же сортѣ матласе и полушерстянаго молескина была сдѣлана скидка въ 50 %. Съ Пасхи же 1884 г. цѣны были еще понижены.
Это та же система «исподу», о которой пишетъ глазовскій корреспондентъ. Рабочему назначается рубль, а дается полтина; рабочій же долженъ исполнить работу на весь обѣщанный рубль. Но глазовскіе благодѣтели дѣйствуютъ «на глазомѣръ» и совсѣмъ примитивно, больше по обычаю, тогда какъ морозовское «исполу» есть вполнѣ законченная и выработанная система, сознательно обставленная даже извѣстными гарантіями. Первая гарантія заключается въ нуждѣ рабочаго, который поэтому всегда будетъ находиться во власти и что съ нимъ ни дѣлай — не уйдетъ; а вторая — въ уничтоженіи уликъ, ибо единственный свидѣтель, рабочая книжка, уничтоженъ. Примитивный глазовскій «благодѣтель» — не больше какъ обыкновенный деревенскій кулакъ, грубый и необразованный, вѣроятно, и не подозрѣвающій, что онъ дѣлаетъ, а, можетъ быть, и искренно воображающій, что онъ благодѣтельствуетъ. Здѣсь же ужь далеко не примитивность, здѣсь не только знаютъ, что дѣлаютъ, но и знаютъ, что могутъ за это отвѣчать, и потому изобрѣтаютъ способъ, чтобы отводитъ глаза и заметать слѣдъ. И система эта продолжалась не годъ, не два, пока рабочіе не увидѣли, что они совсѣмъ приперты къ стѣнѣ. Современныя Извѣстія совершенно вѣрно объясняютъ морозовское дѣло (и вся наша печать поняла и объяснила его вѣрно, кромѣ Московскихъ Вѣдомостей), какъ простое желаніе рабочихъ обратить на свое положеніе вниманіе начальства. «Они желали, — говоритъ газета, — правительственнаго вмѣшательства въ ихъ отношенія къ фабриканту, чувствуя себя опутанными и не умѣя найти своего права; требовали опредѣленія своихъ обязанностей по государственному уставу, прививали „государственный контроль“… Рабочіе чувствовали себя обиженными въ простомъ, обычномъ, законномъ правѣ и обратились къ власти за огражденіемъ. Путь они избрали незаконный, — замѣчаетъ газета, — но они могли бы сказать, что другаго имъ не остается. Въ самомъ дѣлѣ, къ кому бы они пошли? Къ исправнику? Къ мировому судьѣ? Начали бы дѣло споромъ? Но такой поступокъ относительно законности немногимъ бы отличался отъ того, что было ими учинено». Въ заключеніе газета указываетъ на необходимость измѣнить кое-что въ фабричныхъ отношеніяхъ и говоритъ, что, по газетнымъ слухамъ, фабричный проектъ уже и составленъ.
И заликуетъ же фабричный рабочій, узнавъ, что законъ взялъ его подъ свою защиту! Когда-то очередь ликованья дойдетъ и до деревенскаго мужика и законъ защититъ его, наконецъ, отъ кулака? А этой «власти» развелось у насъ ужъ слишкомъ много.