ОШИБКА.
[править]Въ душѣ твоей небесной, донна-Анна?
А. Пушкинъ.
М-me Ленцъ, молодая вдова.
Жоржъ, художникъ.
Лида.
M-me Ленцъ. — Мы не кончили нашего разговора…
Жоржъ. — Я не знаю, стоитъ ли труда возобновлять его.
М-me Ленцъ. — Потому-что вы упрямо остановились на одной мысли, и хоть чувствуете сами, что въ ней есть зародышъ болѣзни, однако отрекаетесь даже отъ желанія искать средствъ противъ нея.
Жоржъ. — Отъ-того, что я много вѣрю въ силу натуры, которая сильнѣе теорій. Каждый изъ насъ долженъ остаться въ своихъ склонностяхъ тѣмъ, чѣмъ создала его природа. Я точно такъ же не могу убить въ себѣ моего эгоизма, какъ вы не можете задушить въ себѣ вашей горячности въ сочувствіи къ другимъ. Да и къ-чему?
М-me Ленцъ. — Если вы говорите о себѣ, то — къ тому, чтобъ быть немного — больше человѣкомъ…
Жоржъ. — Но я ужь давно уступилъ вамъ это преимущество.
М-me Ленцъ. — Безъ ироніи, Жоржъ, Я тутъ не дѣлаю никакихъ притязаній ни въ пользу свою, ни въ пользу нашего пола вообще. Я хочу только вашего сознанія, что вамъ не достаетъ, можетъ-быть, наиболѣе человѣческой стороны.
Жоржъ. — Если угодно, я сдѣлаю вамъ въ сотый разъ это признаніе.
М-me Ленцъ. — И не пойдете далѣе?
Жоржъ. — Къ-сожалѣнію, природа не дала мнѣ никакихъ средствъ.
М-me Ленцъ. — Вотъ ужь тотчасъ жалоба и на природу! Замѣтьте, однако: на свой счетъ, можетъ-быть, скорѣе всего можно ошибиться.
Жоржъ. — Что же прикажете дѣлать?
М-me Ленцъ. — Попробуйте дѣйствовать съ другой точки зрѣнія, испытайте хоть разъ свою способность самопожертвованія…
Жоржъ. — Испытайте свою способность, которой вы не имѣете!.. Вы хотите, чтобъ я смѣялся? Но продолжайте: я люблю васъ слушать. Право, у меня такъ много въ памяти вашихъ словъ.
М-me Ленцъ. — Благодарю за честь. Вы, однако, даете совсѣмъ не тотъ толкъ словамъ моимъ. Я хочу, чтобъ вы испытали способность, которой вы въ себѣ только не подозрѣваете. У меня есть это предубѣжденіе въ пользу художнической натуры: я никакъ не могу предположить въ ней того недостатка, который вы себѣ навязываете; словомъ, я предчувствую въ васъ то, чего вы сами въ себѣ не видите.
Жоржъ. — Значитъ, въ васъ много вѣры; но это еще нисколько не помогаетъ моему невѣрію. Когда я васъ слушаю, я вѣрю вамъ; но себѣ… себѣ я не вѣрю еще болѣе.
М-me Ленцъ. — Какъ невѣрующій, вы требуете доказательствъ? Попробую говорить примѣрами… Надобно, впрочемъ, признаться, доказывать я умѣю всего менѣе.
Жоржъ. — Вы думаете и говорите но вдохновенію?
М-me Ленцъ. — Если угодно. Однако, я хочу сдѣлать опытъ… Въ природѣ есть силы, которыхъ существованія не подозрѣвали цѣлыя тысячелѣтія, и которыя, однако, всегда были въ ней дѣятельны. Если не подозрѣвали, значитъ и не признавали. Но представился случай — существованіе силъ замѣтили, и вотъ ужь мы располагаемъ ими для нашей собственной пользы. Какъ вамъ кажется мой примѣръ?
Жоржъ. — Стало-быть, надобно ожидать случая?
М-me Ленцъ. — Можетъ-быть, достаточно быть внимательнѣе къ самому-себѣ.
Жоржъ (слѣдуя за ней глазами).-- Что за чудный профиль!
M-me Ленцъ. — Вся головка удивительно-изящна. Вы, какъ художникъ, должны были замѣтить это.
Жоржъ. — По-моему, это одинъ изъ самыхъ рѣдкихъ экземпляровъ. Есть какая-то невыразимая грація во всѣхъ линіяхъ, и потомъ эта прелесть выраженія, которой я ни съ чѣмъ не умѣю сравнить. Я нѣсколько разъ пробовалъ схватить ея черты на бумагѣ и никогда не былъ доволенъ своей работой.
М-me Ленцъ. — И вы знаете, что это выраженіе не обманъ?
Жоржъ. — Было бы очень-странно сомнѣваться въ этомъ. И потомъ, это тайное наслажденіе, которое чувствуешь, смотря на нее… я не думаю, чтобъ оно происходило лишь отъ вліянія одной внѣшней красоты.
М-me Ленцъ. — Я всегда была увѣрена въ вашей способности цѣнить вещи по справедливости, и очень-рада, что не ошиблась на этотъ разъ. Лида — чудесная дѣвушка, Я люблю ее мужскою любовію. Невозможно не привязаться къ ней сильно и страстно…
Жоржъ. — Что вы хотите сказать?
М-me Ленцъ. — Что я люблю ее не какъ сестра, не какъ подруга, а — какъ любовникъ, можетъ-быть… По-крайней-мѣрѣ, я не умѣю вамъ иначе объяснить. Вы сказали, что чувствуете наслажденіе?.. Позвольте замѣтить, что вы возбуждаете во мнѣ ревность…
Жоржъ. — Въ такомъ случаѣ, вы нехорошо меня поняли.
М-me Ленцъ. — Можетъ-быть, я бы должна понимать только наслажденіе художника?..
Жоржъ. — Никакъ не болѣе.
М-me Ленцъ. — И вы ужь задавали себѣ этотъ вопросъ и рѣшили его?
Жоржъ. — Говоря правду, до-сихъ-поръ онъ не приходилъ мнѣ въ голову, — доказательство, что не было къ нему никакого повода.
М-me Ленцъ. — Доказательство, что вы очень-слѣпы къ себѣ. Жоржъ (смотря ей въ глаза).-- Вы думаете?
М-me Ленцъ. — Не теперь только — я думаю объ этомъ давно… Хотите ли, чтобъ я была съ вами откровенна?
Жоржъ. — Иначе я не буду слушать васъ.
М-me Ленцъ. — Я наблюдаю за вами давно, то-есть за вами и за Лидою, и дивлюсь… дивлюсь, какъ вы до-сихъ-поръ столько слѣпы къ себѣ.
М-me Ленцъ. — Думаете ли-вы, что мы всегда, т. е. во всякую минуту нашей жизни, знаемъ себя больше, чѣмъ другіе знаютъ насъ? думаете ли, что не бываетъ такихъ минутъ, когда мы измѣняемъ себѣ передъ другими, вовсе и не подозрѣвая, чтобъ въ насъ были тайны отъ другихъ? Вы живой примѣръ, какъ это можетъ быть.
Жоржъ (выходя изъ задумчивости).-- Можетъ-быть, вы имѣете нѣкоторое право говорить такъ, однако я имѣю больше права думать на-оборотъ.
М-me Ленцъ. — То-есть, вы остаетесь при своей обыкновенной arrière-pensèe? О, она вашъ всегдашній и самый опасный врагъ, червь, который подтачиваетъ ваши лучшія чувства!
Жоржъ (подумавъ съ минуту).-- Но не-уже-ли вы не шутя видите тутъ признаки любви?
М-me Ленцъ. — Я удивляюсь только, какъ можно не видѣть ихъ? Одинъ вопросъ, но прошу отвѣчать искренно: скажите, что привязываетъ васъ къ этому дому, къ этому семейству? Отецъ, мать Лиды, или ея братья?
Жоржъ. — Но такъ отвѣчать невозможно: вы раздробляете мою привязанность на отдѣльные предметы и такимъ-образомъ приводите ее къ нулю.
М-me Ленцъ. — Я бы желала знать, какъ сохранится ваша привязанность, раздѣленная одинаково между всѣми, какъ сохранится она, когда не будетъ здѣсь Лиды…
Жоржъ. — Очень-вѣроятно, что она останется въ прежнемъ видѣ. А развѣ Лида…?
М-me Ленцъ. — Это ужь, почти рѣшено. Искательства этого господина, въ которомъ вы видите самого Ноздрева подъ формою Манилова, — хоть я и не понимаю, какъ могутъ соединиться въ одномъ лицѣ такія противоположности, — искательства этого господина наконецъ достигаютъ своей цѣли: на-дняхъ будетъ помолвка его съ Лидою…
Жоржъ (встревоженный).-- Это было бы одно изъ самыхъ возмутительныхъ дѣлъ… Но — вы только шутите? Вы хотите, можетъ-быть, на минуту взять роль демона-искусителя? Эта роль къ вамъ такъ мало идетъ.
М-me Ленцъ. — Я была бы рада, еслибъ могла подать себѣ и вамъ какую-нибудь надежду… Но я знаю отъ Лиды, что судьба ея рѣшена… Бѣдная, какая судьба! Я удивляюсь, видя, что она можетъ говорить объ этомъ безъ слезъ; но она мнѣ сказала, что у нея ужь нѣтъ больше слезъ… О, вы не знаете, что за мучительное состояніе начинается для женщины, когда она выплакала всѣ свои слезы!.. Сколько изнурительно-горькихъ ночей должна она провести напередъ, чтобъ прійдти наконецъ къ этому послѣднему состоянію, въ которомъ ужь нѣтъ больше никакой отрады!.. И въ такомъ возрастѣ, какъ Лида!.. Взгляните на лицо ея, если не вѣрите мнѣ.
Жоржъ. — Я давно видѣлъ въ немъ перемѣну; но… у меня свой взглядъ на вещи: мнѣ кажется, что оно получило именно тотъ оттѣнокъ, котораго ему не доставало. Я не любилъ бы лица, на которомъ можно читать одно здоровье, одну веселость…
М-me Ленцъ. — Безжалостный! Вы, однако, не говорили бы такъ, еслибъ знали, какъ она любитъ васъ…
Жоржъ (съ худо-скрытымъ любопытствомъ).-- Будто вы такъ увѣрены въ этомъ?..
М-me Ленцъ. — Если хотите, она никогда не говорила мнѣ прямо: «я люблю Жоржа»…
Жоржъ. — Какъ?.. повторите, ради Бога…
М-me Ленцъ. — Она никогда…
Жоржъ (перерывая). — Послѣднія слова…
M-me Ленцъ (улыбаясь).-- «Я люблю Жоржа» — этихъ словъ я никогда отъ нея не слыхала, и, можетъ-быть, никогда не услышу, если не… Договорите сами.
Жоржъ. — Въ такомъ случаѣ, вы очень можете ошибаться!
М-me Ленцъ. — Да, еслибъ я была въ такомъ же возрастѣ, какъ она. Но если, на-примѣръ, берегутъ каждую вещь, которая можетъ напомнить о васъ, если спѣшатъ исполнить ваше малѣйшее желаніе, которое вы высказали какъ-то случайно, мимоходомъ; если среди самой глубокой, ничѣмъ-неразвлекаемой задумчивости, быстро, въ одно мгновеніе отзываются на ваше имя, если слушаютъ съ жадностію, что говорятъ о васъ, если, наконецъ, не умѣютъ скрыть своего волненія, ни своей задушевной радости, когда вы только входите… Жоржъ, не-уже-ли и тутъ еще есть іероглифы?..
Жоржъ. — И вы не думаете, что это лишь шалость молоденькой дѣвушки? Вы увѣрены, что тутъ есть любовь, какъ, на-примѣръ, вы ее понимаете?
М-me Ленцъ. — Жоржъ, вы оскорбляете ее, вы оскорбляете самую любовь въ лицѣ ея, говоря эти праздныя слова. Будемъ говорить такъ искренно, какъ только вы можете. Я начинаю первая: только потому, что я глубоко уважаю васъ и отъ всей моей души хочу вамъ полноты счастія, какъ и Лидѣ, только потому рѣшилась я сказать вамъ любовь ея. Я горячо люблю Лиду, и ея чувства для меня — святыня, которой бы я никогда не позволила себѣ выдать вамъ, еслибъ не знала васъ, еслибъ не была увѣрена, что вы точно такъ же можете составить ея счастіе, какъ свое собственное. Что скажете вы еще, несносный человѣкъ?
Жоржъ (цалуя ея руку).-- Благодарю васъ. Въ лицѣ васъ я научился больше, чѣмъ когда-нибудь, цѣнить и уважать женщину.
М-me Ленцъ. — Не о томъ рѣчь, Жоржъ. Въ вашей признательности ко мнѣ вы объяснитесь когда-нибудь послѣ: такое объясненіе я прійму охотно. Но теперь рѣчь о Лидѣ, о любви ея къ вамъ. Знаете вы, почему такъ долго носитъ она эту прическу? Потому-что вы разъ похвалили ее. Знаете вы, почему она любитъ долго сидѣть здѣсь по вечерамъ? Потому-что это ваше любимое мѣсто. Знаете вы также, что фіалка, которою вы такъ часто любовались въ этомъ саду, стоитъ ужь на окнѣ ея комнаты? Знаете вы наконецъ, что у нея есть локонъ вашихъ волосъ?..
Жоржъ (съ изумленіемъ).-- Какъ это? Развѣ я могу бросать свои волосы, какъ бросаю перчатки?
М-me Ленцъ. — Я не знаю: это ея тайна, и только случай открылъ мнѣ, что эти волосы — ваши.
Жоржъ. — Странно, если это правда!
М-me Ленцъ. — Вы забываете, что любовь творитъ чудеса, если только она истинная любовь. Жоржъ, отвѣчайте же мнѣ что-нибудь!
Жоржъ. — Но вѣдь есть же какое-нибудь средство спасти ее отъ этой бѣды…
М-me Ленцъ. — Которой?..
Жоржъ. — Я хочу сказать — спасти ее отъ рукъ этого негодяя. Если я могу тутъ что-нибудь сдѣлать, располагайте мною.
М-me Ленцъ. — Значитъ — если не любви, вы доступны по-крайней-мѣрѣ состраданію? Признакъ добраго сердца, въ чемъ, впрочемъ, я никогда и не сомнѣвалась. Но вотъ бѣда, Жоржъ, наша общая съ вами бѣда: передъ этимъ человѣкомъ, котораго вы такъ рѣшительно называете негодяемъ, мы съ вами ровно ничего не значимъ; отецъ и мать Лиды влюблены въ него; все, что они видятъ въ немъ, по ихъ мнѣнію, есть предметъ для уваженія, образецъ для подражанія…
Жоржъ. — И можно быть до такой степени слѣпу?..
М-me Ленцъ. — Можно, очень-можно: вы можете судить по вашему собственному примѣру. Съ своей точки зрѣнія, они, можетъ-быть, даже и болѣе правы, чѣмъ вы.
Жоржъ. — Однако, вѣдь есть же какое-нибудь средство; вѣдь не можетъ же быть, чтобъ совершилось это постыдное дѣло?
М-me Ленцъ. — Если хотите, есть одно, и довольно-вѣрное; оно, впрочемъ, все въ вашей волѣ.
Жоржъ. — Вы хотите сказать…
М-me Ленцъ (перерывая).-- Я еще ничего не сказала, Жоржъ. Отвѣчайте мнѣ искренно, положивъ руку на сердце: это сердце — не занято?.. вы — свободны?
(Жоржъ хочетъ отвѣчать и останавливается На первомъ словѣ).
М-me Ленцъ. — Вы колеблетесь?.. Или вы совершенно-свободны, или вы не хотите сказать мнѣ, что любите Лиду?..
Жоржъ. — Но… вы знаете, на подобные вопросы только въ восьмнадцать лѣтъ отвѣчаютъ такъ скоро… Притомъ же, во всякомъ случаѣ…
М-me Ленцъ. — Никакихъ случаевъ, мой другъ. Случай только одинъ, и притомъ такого рода, что, опустивъ его, можно многаго лишиться навсегда; замѣтьте это — навсегда, а это многое, можетъ-быть, само счастіе.
Жоржъ. — Но… если вы требуете отъ меня жертвы?..
М-me Ленцъ. — А! въ такомъ случаѣ, я молчу, Жоржъ. Вы человѣкъ свободный, и я не имѣю никакого права требовать отъ васъ пожертвованіи. Мы можемъ перемѣнить разговоръ. Скажите, какъ идетъ ваша работа? Надѣюсь, она близка къ концу?
Жоржъ. — Если вы разумѣете «Лучію», то въ эту минуту, по-крайней-мѣрѣ, я очень сомнѣваюсь, чтобъ она когда-нибудь пришла къ концу…
М-me Ленцъ. — Стыдитесь, Жоржъ! Это было бы жалко, безконечно жалко! Не увѣряли ли васъ всѣ, не говорили ли вы сами десять разъ, что вамъ еще не удавалась столько ни одна изъ вашихъ картинъ? Помните ли — вы пришли сюда съ такимъ самодовольствомъ, съ такимъ бодрымъ духомъ, принесли намъ такъ много веселости, счастія какого-то, и все отъ-того, что художническая ваша совѣсть была вполнѣ удовлетворена успѣхомъ работы? Скажите, куда дѣвали вы этотъ прекрасный духъ? что привело васъ въ отчаяніе? А я-было такъ радовалась за васъ…
Жоржъ. — Что привело меня въ отчаяніе? Минута… Въ художнической жизни бываютъ такія несчастныя минуты, что одинъ взглядъ губитъ иногда въ нашихъ глазахъ плодъ работы долговременной, а можетъ-быть даже и плодъ вдохновенія… Разъ взглянувъ на свое произведеніе этимъ демонически-враждебнымъ взглядомъ, вы уже потомъ не помиритесь съ нимъ никогда. И бѣда, если такая несчастная минута застигнетъ васъ еще до окончанія вашей картины: въ такомъ случаѣ можете быть увѣрены — она никогда не будетъ окончена: тотъ же бѣсъ будетъ останавливать васъ всякій разъ, какъ только вы, вооружившись всею доброю волею, рѣшитесь снова обратиться къ своему труду. Любовь къ нему убита, и чѣмъ больше вы всматриваетесь въ него, тѣмъ больше губите его въ вашемъ сознаніи…
М-me Ленцъ. — Жоржъ, хотители вы, чтобъ я назвала вамъ это состояніе его собственнымъ именемъ? Это — художническая хандра. Хандримъ мы всѣ по-немногу, и каждый изъ насъ носится съ своею хандрою, которая въ насъ же и задыхается; но вы, художники, вы — одно съ вашими произведеніями; они предметъ всей любви вашей, всей привязанности души и сердца, и свою хандру вы переводите и на нихъ — ихъ заставляете страдать столько же, сколько и себя. Въ такія несчастныя минуты, прячьте отъ себя вашихъ любимцевъ, не заражайте ихъ своимъ на-время больнымъ дыханіемъ: болѣзнь переживетъ свой срокъ, тогда прояснится и взоръ вашъ; тогда вы опять пріймитесь за неконченный трудъ, и воротится прежняя любовь ваша къ нему. Такъ ли?..
Жоржъ. — Продолжайте, ради Бога, продолжайте. Ваши слова всегда дѣйствуютъ на меня съ удивительною успокоивающею силою. Вы одна изъ тѣхъ сказочныхъ женщинъ, которыя владѣютъ чудесными талисманами: вашъ талисманъ — въ самомъ вашемъ голосѣ, котораго я не могу безъ того слышать, чтобъ не желать послушаться его…
М-me Ленцъ. — Хорошо, Жоржъ. Есть надежда, что вы можете исправиться. И знаете ли, почему я съ такимъ участіемъ говорю о послѣдней вашей работѣ? Она имѣетъ для меня интересъ особенный…
Жоржъ. — Знаю: васъ всегда поражала своимъ драматизмомъ эта минута, которую я выбралъ — Лучія, подписывающая свой брачный договоръ; но вы знаете также, что я выбралъ ее по вашему же совѣту, и что удачный выборъ никогда не есть еще ручательство за удачное исполненіе.
М-me Ленцъ. — Видите ли? Вы ужь опять заговорили свое. О сюжетѣ теперь ни слова; мы много говорили о немъ прежде. Теперь только объ исполненіи. Разрѣшите мнѣ одно недоумѣніе: скажите, кого напоминаетъ ваша «Лучія»? Есть черты такъ поразительно-сходныя, такъ вѣрно-схваченныя, что непремѣнно хочется назвать это лицо по имени; но я никакъ не могу догадаться… Можетъ-быть, этому мѣшаетъ, что я вижу въ немъ въ тоже время и Лучію.
Жоржъ. — Что жь изъ этого? Какое-нибудь случайное сходство… Это бываетъ временемъ.
М-me Ленцъ. — Согласна. Однако, вмѣсто того, чтобъ прибѣгать къ случайности, не лучше ли объяснять это явленіе изъ вліянія живаго лица?.. Мнѣ кажется, на моей сторонѣ больше вѣроятности?.. Говоря откровенно, Жоржъ, я плохо вѣрую въ идеалы художниковъ: держу пари, что девять изъ десяти этихъ экземпляровъ легко подойдутъ подъ живые экземпляры, въ томъ числѣ и вашъ… не правда ли?
Жоржъ. — Кого вы разумѣете?
M-me Ленцъ. — Что за странный человѣкъ! Я должна вытягивать изъ васъ каждое признаніе. Никакъ не могу пріучить васъ къ откровенности… Вы всегда хотите, чтобъ я говорила за васъ. Уступаю еще разъ вашему несносному упрямству: въ вашей Лучіи я узнала Лиду… Не-уже-ли вы и теперь будете запираться?..
Жоржъ (вспоминая и помолчавъ).-- Въ-самомъ-дѣлѣ, есть ея черты.
М-me Ленцъ. — Будто съ моихъ словъ только вы начинаете догадываться?
Жоржъ. — Есть — ваша правда. Это, впрочемъ, понятно: типъ ея лица одинъ изъ самыхъ счастливыхъ, а въ послѣднее время я имѣлъ такъ много случаевъ любоваться имъ.
М-me Ленцъ. — Если таково ваше объясненіе, то я не хочу его. Еще разъ повторяю вамъ: вы, сударь, рѣшительно слѣпы — не видите даже того, что дѣлаетъ ваша рука. Или это какое-то закоснѣлое упрямство?.. Не вы ли сами сейчасъ говорили мнѣ, что даже на перемѣну въ ея лицѣ вы смотрѣли съ художнической точки зрѣнія? Теперь я понимаю вашу художническую точку зрѣнія. (Лида подходитъ). Пойдите, раскройте на минуту свои глаза: если вы не хотите узнать въ вашей Лучіи мою Лиду, то узнайте хоть въ Лидѣ вашу Лучію… (Къ Лидѣ) Лида, ты устала: отдохни здѣсь. Мы хотимъ говорить съ тобою.
Лида (садясь подлѣ M-me Ленцъ).-- Только, ради Бога, что-нибудь веселое…
М-me Ленцъ (посмотрp3;въ ей въ глаза).-- Откуда такой геройскій духъ? (На ухо.) Не притворяйся, Лида: обмануть меня трудно. — Скажи намъ, какъ начала ты ныньче день? Вѣдь ты со мной еще не говорила сегодня. Какъ же?
Лида. — Ахъ, очень-весело: въ танцовальномъ классѣ… Мы прыгали цѣлый часъ… Учитель похвалилъ меня, сказалъ, что я ничего не забыла, что я танцую такъ же легко, какъ и прежде…
М-me Ленцъ (еще пристальнѣе смотря ей въ глаза).-- Я бы желала видѣть… Ты, однако, не сбилась ли въ счетѣ? Не случилось ли это годъ тому назадъ въ этотъ же самый день?
Лида. — Спросите Лёню, Сашу, Надю… Мосьё Cane сказалъ, что я дѣлаю антрша даже лучше Лёни…
М-me Ленцъ. — Не хочешь ли ты повторить передъ нами?
Лида. — Много чести… Мосьё Жоржъ, вы такъ пристально смотрите на меня? Что вамъ кажется во мнѣ страннымъ?
Жоржъ. О странностяхъ спрашивайте у мадамъ Ленцъ. Я смотрю на васъ съ другой точки зрѣнія, Лида, и думаю, что имѣю на это полное право. Вы вѣрно не забыли своего позволенія?
М-me Ленцъ. — Оставь его, Лида: онъ ныньче не въ своей тарелкѣ… Ни на что не можетъ смотрѣть просто — все «съ точки зрѣнія» — разумѣется, съ точки зрѣнія идеала, какъ и прилично художнику. Но объ этомъ когда-нибудь послѣ. Скажи же мнѣ, откуда взялась у тебя такая веселость? Видѣла ты хорошій сонъ?
Лида. — Какъ-будто только во спѣ можно видѣть хорошее. Я проснулась очень-рано; солнце смотрѣло прямо въ мою комнату; подъ окномъ пѣли птицы; я растворила окно — небо чистое, голубое! потянулъ свѣжій вѣтерокъ; вишня, вся покрытая бѣлыми цвѣтками, стала проситься ко мнѣ въ окно — я сорвала одинъ цвѣтокъ, и вообразите — что за счастіе! онъ былъ о пяти листочкахъ!.. А я во всю жизнь свою не находила больше четырехъ — какъ же это не счастіе?
М-me Ленцъ. — Какое дѣтство! И ты не смѣешься надъ собою?
Лида. — Какія же вы строгія! Не хотите позволить ни одной глупости… Но я еще не все разсказала вамъ. Я вышла въ садъ, и только лишь остановилась передъ моимъ любимымъ розовымъ кустомъ, бабочка, бѣлая, какъ снѣгъ, сѣла мнѣ прямо на руку… Какъ же вы хотите, чтобъ я сегодня не прыгала?
М-me Ленцъ. — Глупости, глупости — не хочу больше слушать. Прежде, кажется, у тебя не было такого вкуса къ идилліямъ.
Жоржъ. — Вы еще не кончили, Лида?
Лида. — Цѣлый часъ потомъ я сидѣла одна въ саду, передъ большимъ цвѣтникомъ… Вокругъ меня никакого шума, ни одного звука; свѣжій воздухъ чуть шевелилъ листья; въ моихъ глазахъ развертывались сонные цвѣты — тѣ, которые закутываются на ночь, — исчезали капли росы, струился воздухъ…
М-me Ленцъ. — Лида, Лида! куда занеслась ты? къ чему такая поэзія?
Лида. — Сейчасъ договорю… Все, что было вокругъ меня, жило, дышало, можетъ-быть, чувствовало… Я сама какъ-будто слилась съ этою жизнію, какъ-будто дышала однимъ дыханіемъ съ цвѣтами. Я прислушивалась — не заговорятъ ли они со мною, и вдругъ кто-то подлѣ меня произнесъ мое имя. Я оглянулась, пробѣжала ближайшія дорожки, заглянула въ кусты — нѣтъ никого!
М-me Ленцъ. — Ты замечталась.
Лида. — Но лишь-только сѣла я на прежнее мѣсто, опять такъ звучно раздалось въ воздухѣ: «Лида!» Мнѣ стало страшно; ни за что не хотѣла я оставить своего мѣста, и все ждала, чтобъ меня назвали, хоть разъ еще, по имени…
Жоржъ. — Странно! со мною было то же самое…
М-me Ленцъ. — Когда вамъ было пятнадцать лѣтъ?
Жоржъ. — Сегодня утромъ…
М-me Ленцъ. — И вы туда же, Жоржъ? Дѣти! что съ вами? Или вы прогнали вашъ умъ, или зашли въ очарованный кругъ. Оставимъ глупости, не будемъ больше говорить объ этомъ — пусть все было точно такъ, какъ вы разсказываете, то-есть въ одно прекрасное утро одинъ чистый ангелъ, среди глубокой тишины, вдругъ провозгласилъ ваши имена… ваше счастье! (Молчаніе).
М-me Ленцъ. — А впрочемъ, Жоржъ, вы, можетъ-быть, и правы… Влеченія тайныхъ силъ, или, скажу лучше, какого-то непонятнаго вмѣшательства таинственной, чуждой намъ силы въ наши дѣла — отвергать никакъ нельзя… Я сама помню въ своей жизни нѣсколько случаевъ… Какъ, однако, объясняете вы себѣ такое явленіе?
Жоржъ. — Еще никакъ. Я бы забылъ о немъ въ однѣ сутки, еслибъ съ вами, Лида — какъ вы говорите — не случилось того же. Что за странный случай!… Для меня просто загадка… Скажите, по-крайней-мѣрѣ, о чемъ вы думали въ эту минуту?
Лида (съ легкою краскою въ лицѣ).-- Ничего особеннаго.
М-me Ленцъ. — Жоржъ, вы могли бы пощадить Лиду отъ такихъ нескромныхъ вопросовъ… Какъ можно спрашивать, о чемъ думаетъ молодая дѣвушка въ то время, когда она одна, когда она мечтаетъ? Вѣдь это почти то же, что спрашивать, о комъ вы втайнѣ вздыхаете…
Лида (краснѣя еще болѣе).-- Madame!..
М-me Ленцъ. — Зачѣмъ же краснѣть, мой другъ? Ты обличаешь себя еще больше… Жоржъ, вы дождались себѣ очень-выразительнаго отвѣта — поздравляю васъ!.. Надѣюсь, вы поняли наконецъ, о комъ думаютъ всякое утро…
Лида (растерявшись), — Вы заставляете меня уйдти отсюда…
М-me Ленцъ. — Не-уже-ли я сказала такую правду?..
Лида (вставая).-- Какъ вы иногда бываете злы!..
Жоржъ (удерживая ее).-- Лида, останьтесь съ нами… Развѣ вы не видите, что все это одна шутка?
Лида. — Но такъ шутить!..
М-me Ленцъ. — Я, впрочемъ, протестую, Жоржъ. Зачѣмъ вы непремѣнно хотите обращать все въ шутку? Вотъ этакъ вы, господа, профанируете всякое чувство, и потомъ — сами жалуетесь на себя, на свою натуру, будто-бы не находя въ ней ни малѣйшей способности къ симпатіи. Я говорю — симпатіи, потому-что вы боитесь настоящаго слова, потому-что, какъ дѣтей, васъ часто пугаютъ слова, изъ которыхъ вы же сами дѣлаете какихъ-то чудовитъ, растягивая ихъ простое значеніе и въ длину и въ ширину.
Жоржъ. — Что вы хотите этимъ сказать?
М-me Ленцъ. — Ничего, кромѣ того, что ваши такъ-называемыя точки зрѣнія дѣлаютъ васъ или близорукими, или вовсе-слѣпыми… Я сказала вамъ, что тутъ нѣтъ никакой нужды прибѣгать къ шуткѣ: по-крайней-мѣрѣ, симпатіи вы не можете отвергать въ томъ, что было съ вами нынѣшнимъ утромъ, то-есть съ вами и съ Лидой…
Жоржъ (смѣясь).-- Симпатія — то-есть тайное сочувствіе…
М-me Ленцъ. — Да разстаньтесь хоть на минуту съ вашимъ глупымъ смѣхомъ… Что за несносные люди! Такъ изволятъ они потѣшаться надъ беззащитными словами: изъ однихъ сдѣлаютъ себѣ какихъ-то пугалищъ, изъ другихъ — нравственныхъ уродцевъ, надъ которыми считаютъ долгомъ смѣяться и кстати и некстати! И все это обыкновенно продолжается до-тѣхъ-поръ, пока одинъ умный человѣкъ не возьмется за опозоренныя слова и, устранивъ всѣ кривые толки, возвратитъ имъ настоящее значеніе.
Жоржъ. — Вы непремѣнно хотите заставить насъ вѣрить въ симпатію?
М-me Ленцъ. — Заставить?.. Это было бы очень-забавно. На зло вамъ — я беру ваше мнѣніе и рѣшительно хочу, чтобъ все обратилось въ шутку… Оставайтесь здѣсь: я сейчасъ иду въ комнату, беру нашъ календарь или сонникъ, и разрѣшаю вамъ всю загадку въ одну минуту… Надобно только оттискать сонникъ; ваше видѣніе, положимъ, было во снѣ. (Хочетъ идти).
Жоржъ. — Чудесная мысль! Идите же скорѣй…
М-me Ленцъ. — Извините: въ важныхъ случаяхъ торопиться не должно. Это значило бы — испортить все дѣло. Прошу и васъ взять на четверть часа терпѣнія. (Уходитъ).
(Жоржъ и Лида смотрятъ ей въ слѣдъ, пока она не пропадаетъ у нихъ изъ вида).
Жоржъ (взявъ Лиду за руку).-- Скажите же мнѣ, Лида, съ вами точно было то, что вы разсказали намъ?
Лида. — Зачѣмъ вы мнѣ не хотите вѣрить?
Жоржъ. — Никогда еще не хотѣлъ я такъ вѣрить… Но надобно, чтобъ вы увѣрили меня: вы могли шутить. Скажите, вы не шутите?
Лида. — А вы смѣялись надо мной, когда сказали, что съ вами было то же? Нѣтъ, Жоржъ, этого не можетъ быть: вы обманули меня. Я вижу по глазамъ вашимъ, что вы солгали… Скажите мнѣ только: да, или нѣтъ… Только одно слово… Еслибъ мнѣ не было нужно знать, я бы не просила васъ… Что съ вами сдѣлалось? да говорите же что-нибудь…
Жоржъ. — Я забылъ, Лида… Говорите вы — я буду слушать.
Лида. — Нѣтъ, вы должны мнѣ сказать… Можетъ-быть, одна просьба во всю жизнь… Говорите скорѣй: я хочу, чтобъ кромѣ меня не слыхалъ никто… (Озираясь). Какой безжалостный! Что вы такъ смотрите на меня?.. Я никогда не видала васъ такимъ страннымъ… (Старается освободить свою руку).
Жоржъ. — Лида, къ чему это? Я не пущу васъ, пока вы мнѣ не скажете всего.
Лида. — Всего, Жоржъ? всего я не скажу вамъ никогда.
Жоржъ. — Я хочу знать… У васъ есть тайна.
Лида. — Только одна… Оставьте ее при мнѣ.
Жоржъ. — Лида, дѣло идетъ о нашемъ общемъ счастіи: вы не должны скрывать ее отъ меня. Эта минута можетъ рѣшить многое. Еслибъ эта тайна и не касалась меня, то вы должны бы довѣрить мнѣ ее какъ вашему другу: вы знаете, что я могу похоронить ее въ себѣ навсегда. Или скажите, что вы не чувствуете ко мнѣ никакой довѣренности…
Лида. — Жоржъ…
Жоржъ. — Я не знаю самъ, что говорю. Малютка! какъ хорошо лежатъ у васъ волосы здѣсь, по вискамъ. Но я не люблю, когда они много закрываютъ вашъ лобъ… Лида, у васъ есть локонъ моихъ волосъ? Я знаю, что есть.
Лида. — Это была шалость, Жоржъ. Я могу вамъ возвратить ихъ ныньче же.
Жоржъ. — Вамъ ихъ передали, или, можетъ-быть…? Говорите такъ искренно, такъ искренно, Лида, какъ еслибъ вы признавались самой-себѣ. По тону голоса я угадаю, если вы захотите обмануть меня.
Лида. — Ради Бога, Жоржъ!
Жоржъ. — Сначала, я хочу знать, когда это было и по какому случаю. (Какъ-бы на ухо.) Надобно же мнѣ наконецъ узнать вашу любовь.
Жоржъ. — Если хотите, я начну за васъ: это было нѣсколько дней назадъ, или нѣсколько недѣль, не правда ли? Можетъ-быть, даже два или три мѣсяца?
Лида. — На другой день именинъ тётушки… Вы отдыхали у насъ въ бесѣдкѣ, то-есть вы заснули, за книгой…
Жоржъ. — Со мной это случается, Лида. Но что жь дальше? Вы напрасно останавливаетесь… Вы вошли случайно, увидали, что я сплю, и захотѣли посмѣяться надо мной.
Лида. — Я вошла не помню зачѣмъ. На столѣ, подлѣ вашей руки, лежали ножницы. Я забыла ихъ утромъ и хотѣла взять съ собой…
Жоржъ. — Довольно, Лида, я запишу этотъ день… и еще этотъ вечеръ… запишу такъ, что Лида сказала мнѣ свою тайну и обѣщала мнѣ много счастія. Не правда ли?.. Что съ вами? Куда же вы смотрите? Откуда вдругъ такое сумрачное, такое озабоченное лицо? Да взгляните же сюда…
Жоржъ. — Слезы! Въ лучшую минуту моей жизни — вы плачете?
Лида (удерживаясь).-- Жоржъ, я была очень-глупа сегодня. Только въ эту минуту я образумилась. Прощайте! Меня могутъ спросить дома.
Жоржъ. — Мы будемъ отвѣчать вмѣстѣ. Вы не можете уйдти отъ меня, не досказавъ мнѣ вашей исторіи — исторіи вашей любви.
Лида. — Забудьте начало ея.
Жоржъ. — Нельзя, Лида. Я вамъ говорилъ, что въ эту минуту можетъ рѣшиться многое. Что еще пугаетъ васъ, что останавливаетъ? Зачѣмъ боитесь вы вашего чистаго признанія? Такъ ли говорю я? не ошибаюсь ли въ словѣ? Нѣтъ, Лида, вы не признавались, вамъ не въ чемъ признаваться — вы только не умѣли притвориться. Я все обдумалъ, все рѣшилъ. Доскажите же мнѣ вашу исторію.
Лида. — Жоржъ!..
Жоржъ. — Хотите ли, чтобъ я разсказалъ вамъ мою? Она вся въ одномъ словѣ. Слушайте… Впрочемъ, я увѣренъ, что тѣмъ самымъ словомъ должна заключиться и ваша исторія. Хотите ли слышать это слово?
Лида. — Скажите.
Жоржъ. — У насъ съ вами одна исторія, Лида. Ея начало и конецъ-любовь. (Цалуетъ Лиду). Лида, я не ошибся — любовь?
Лида. — Да.
М-me Ленцъ (показываясь въ отдаленіи изъ-за куста).-- Наконецъ! Наконецъ, кажется, вотъ и настоящая точка зрѣнія! Поздравляю, Жоржъ: хороши же вы всѣ, господа! (Уходитъ).
Лида. — Пора.
Жоржъ. — Прощай — до завтра. Ты будешь говорить за меня?
Лида. — За тебя.
Жоржъ. — Одинъ, прощальный… (Уходятъ медленно).
Жоржъ (переставъ работать и отступивъ нѣсколько шаговъ).-- Давно ужь работа не шла у меня такъ легко и удачно! Ручаюсь, что она будетъ довольна. Ей принадлежитъ мысль, ей же и половина вдохновенія. Пусть прійдетъ и посмотритъ: сегодня я могу сдѣлать ей этотъ сюрпризъ. Но только сегодня; если же она пріѣдетъ завтра, то даю слово, что не увидитъ картины еще двѣ недѣли. О, ея глазъ вѣренъ: съ перваго взгляда отличитъ она тяжелую работу труда отъ счастливой легкости вдохновенія. Я увѣренъ: еслибъ кисть была ея удѣломъ съ раннихъ лѣтъ, изъ нея вышелъ бы отличный художникъ. Воображаю себѣ, сколько граціи -было бы въ каждомъ ея пріемѣ! Каждый взмахъ ея руки можно бы тотчасъ класть на полотно. Или, еслибъ она, по-крайней-мѣрѣ, была женой художника, сколько бы дорогихъ минутъ могла подарить его таланту! Одно ея присутствіе было бы для него вдохновеніемъ. (Садится.) Странная судьба! Для какой цѣли произвела она эту богатую натуру? Не-уже-ли только для самонаслажденія? Прожить два года замужемъ, сохранить всю свѣжесть красоты, можетъ-быть, расцвѣсти еще болѣе, и жить потомъ только для самой-себя!.. Мужъ ея, говорятъ, былъ человѣкъ суровый и жесткій, дорого цѣнилъ каждое ласковое слово свое и даже въ ней не любилъ ни легкости права, ни веселости духа; онъ хотѣлъ, чтобъ жизнь для всякаго была непрерывный рядъ трудовъ, чтобъ все время было раздѣлено между тяжелою работою и жалобами на истощеніе силъ отъ нея; всякое свободное чувство онъ преслѣдовалъ съ ожесточеніемъ и не терпѣлъ даже улыбки на лицѣ людей, его окружавшихъ. Такого человѣка она не могла любить, но теперь?.. не-уже-ли два года безъ любви, какъ когда-то сказала она сама, убили въ ней всякую способность къ любви? О, нѣтъ! не любить женщина не можетъ: противъ этого она не споритъ сама. Итакъ, только «тайна» мѣшаетъ знать, куда обращенъ взоръ ея позднимъ вечеромъ; только ея завистливая непроницаемость не позволяетъ намъ видѣть, къ кому устремлены обѣты и желанія этого сердца. Можетъ-быть, она скрываетъ любовь горячую, страстную! (Звонъ колокольчика). Она! Человѣкъ, кто тамъ?
Слуга. — Къ вашей супругѣ.
Жоржъ. — М-me Ленцъ, можетъ-быть?
Слуга. — Нѣтъ-съ, не она.
Жоржъ. — Ступай. Это вѣрно: тайна есть, потому-что нѣтъ любви явной. И этотъ взоръ, который мнѣ такъ хотѣлось уловить, развѣ это не взглядъ любви, любви нѣжной и страстной, по затаенной внутри? (Вынимаетъ изъ бюро медальйонъ.) Да, женщина свободная не смотритъ такими глазами; въ ея взорѣ нѣтъ этой заманчивой прелести, нѣтъ этой тайной, недосказанной мысли… Минута была выбрана очень-удачно, когда я взялся за кисть: едвали можно было схватить вѣрнѣе… Что, еслибъ она знала? еслибъ только подозрѣвала, что я каждый день могу читать въ ея взорѣ и выспрашивать у ней самыя задушевныя думы? Вопросъ въ томъ: съ какимъ чувствомъ узнала бы она о моемъ «секретѣ»? Съ сердцемъ, негодованіемъ, или отвѣчала бы улыбкою? (Смотритъ на медальйонъ.) Но безъ этой улыбки я не умѣлъ бы ее представить… я не умѣю понять, какъ бы эти самые глаза могли отразить въ себѣ даже одинъ мигъ злобы или гнѣвливаго раздраженія. Вотъ, впрочемъ, одна черта, которая могла бы показаться недовольно-мягкою — здѣсь, подъ верхнею губою: но это лишь ошибка кисти. Въ натурѣ этого нѣтъ: натура была вѣрнѣе своей цѣли. Надобно уничтожить этотъ недостатокъ. Сейчасъ же за кисть, пока есть свободная минута, и нѣтъ докучныхъ. (Лида показывается въ дверяхъ и останавливается у порога; Жоржъ торопливо прячетъ медальйонъ).
Лида. — Я помѣшала?
Жоржъ (подходя къ ней).-- Чему же помѣшать? ты видишь, что я ничѣмъ не занятъ.
Лида. — Мнѣ показалось…
Жоржъ (быстро).-- Что такое показалось? Я пересматривалъ старыя работы.
Лида. — Мнѣ показалось, у тебя была кисть.
Жоржъ. — А еслибъ и была — что жь такое? тебѣ, кажется, не запрещепо входить во всякое время. Хочешь сказать мнѣ что-нибудь?
Лида. — Если у тебя есть время.
Жоржъ. — Къ-чему такія оговорки? Сдѣлай милость, говори просто. Не уже ли намъ еще между собою соблюдать церемонію? У тебя есть кто-то?
Лида. — Та дама, которая просила тебя сдѣлать портретъ ея сына. Она все еще надѣется, что ты будешь такъ добръ, и пришла еще разъ просить тебя.
Жоржъ. — Но ты вѣрно разувѣрила ее окончательно? Я не понимаю, какъ ей самой наконецъ по наскучитъ пѣть одну и ту жн пѣсню. Какъ-будто въ городъ одинъ только я могу написать портретъ ея сына!
Лида. — Но, мой другъ, на это есть свои причины. Еслибъ ты зналъ, какъ она горячо любитъ своего сына! Онъ уѣзжаетъ надолго, можетъ-быть и навсегда: какъ же ты хочешь, чтобъ мать не желала имѣть портретъ сына, котораго она такъ горячо любитъ, и съ которымъ скоро должна проститься — можетъ-быть въ послѣдній разъ въ жизни?
Жоржъ. — Все это очень-естественно, но я не вижу, почему же дѣло не можетъ обойдтись и безъ меня? Почему непремѣнно я долженъ писать портретъ сына нѣжной матери?
Лида. — Жоржъ! Любовь матери, кажется, выше насмѣшки (Жоржъ показываетъ нетерпѣніе.) Я скажу все въ двухъ словахъ: портретъ, который ей написали, едва можетъ напомнить подлинникъ, она — женщина съ небольшимъ достояніемъ, и если другой портретъ также не удастся, то у ней не достанетъ больше средствъ.
Жоржъ. — Такъ только потому, что она увѣрена, что я не возьму съ нея платы, этотъ портретъ долженъ быть сдѣланъ моею рукою? Скупа же ея материнская любовь!
Лида (замѣтно-огорченная).-- Конечно, она ошиблась… и я вмѣстѣ съ нею.
Жоржъ. — Право? Вы вмѣстѣ составили заговоръ противъ меня? Эти маменьки знаютъ откуда повести аттаку!
Лида. — Впрочемъ, это вѣрно ужь въ послѣдній разъ съ ея стороны. Я сейчасъ скажу ей твой рѣшительный отвѣтъ.
Жоржъ. — И напрасно ты не сдѣлала этого прежде. Ты можешь объяснить ей, что я занятъ, что въ другое время, конечно…
Лида. — Зачѣмъ же прибавлять ложь? Я могу сказать ей просто. (Уходитъ.)
Жоржъ (ходя скорыми шагами по комнатѣ).-- Такъ портить самое счастливое расположеніе, отнимать лучшія минуты, за тѣмъ, чтобъ пересказать вамъ старую сказку о безутѣшной горести нѣжной матери, которая бредитъ своимъ сыномъ и не можетъ разстаться съ нимъ даже на одинъ часъ!.. И все это надо выслушать, отвѣчать на все, да еще хотятъ, чтобъ вы непремѣнно тронулись до слезъ, иначе на васъ же сердятся, какъ на безжалостнаго человѣка, и въ вашей холодности видятъ чуть не безчеловѣчіе!.. Въ другой разъ надобно, не теряя времени, прибѣгать къ замку… Къ замку! въ своемъ домѣ я долженъ запираться, какъ воръ! Здѣсь, въ своей комнатѣ, я не могу свободно отдаваться любимому занятію, я долженъ бояться каждую минуту, что за мною подсматриваютъ, хотятъ поймать, уличить меня — Богъ-знаетъ въ чемъ! Какъ-будто я не могу, не долженъ дѣлать предметомъ моего занятія то, что мнѣ правится, что занимаетъ мою мысль, словомъ, къ чему располагаютъ меня мои желанія. Какой вздоръ! Но минута потеряна, погублена… Нѣтъ, я не могу теперь работать, не дѣлая безпрестанныхъ ошибокъ; вмѣсто того, чтобъ исправлять, я сталъ бы только портить… Въ садъ! на свѣжій воздухъ! Надобно, чтобъ простылъ этотъ напрасный жаръ, возстановился прежній покой. Если она прійдетъ, вѣрно войдетъ туда сказать мнѣ нѣсколько словъ. (Уходитъ.)
Лида (закрываетъ книгу и кладетъ на столъ).-- Нѣтъ, послѣ. Ничего не понимаю. Впрочемъ, вторникъ былъ у меня тяжелый день, ныньче особенно. Никакъ не сберусь съ мыслями, и такъ тѣсно въ груди… такъ, какъ-будто я потеряла всякую бодрость. Хоть бы дѣлать что-нибудь — ничего не идетъ на умъ! (Помолчавъ минуту) Отъ-того ли, что утромъ ныньче онъ не пришелъ сказать мнѣ добраго утра? Но и вчера точно также. И что такое въ словахъ? Всякій разъ повторять одно и то же — это можетъ и наскучить. Отъ-того ли, что онъ отказалъ мнѣ? Но зачѣмъ я просила такъ неубѣдительно? Зачѣмъ же я просила его только отъ ея имени, не отъ себя? Мнѣ онъ никогда не отказывалъ, и сегодня было бы въ первый разъ… Можетъ-быть, отъ-того такъ скучно мнѣ. Но я не размыслила: можетъ-быть, я вошла къ нему въ такое время, когда онъ былъ чѣмъ-нибудь сильно занятъ и разстроила его мысли… А могла быть какая-нибудь срочная работа — мнѣ же сюрпризъ. Да если и другому кому, не все ли равно? Все же я была очень-неосторожна. Нѣтъ, это не мнѣ: прежде онъ всегда проговаривался, если готовилъ для меня; въ послѣдній разъ, я за недѣлю знала, что мнѣ готовится сюрпризъ. Теперь очередь другимъ. Жоржъ такъ добръ ко всѣмъ! Но зачѣмъ же бы ему скрывать отъ меня, если онъ готовитъ не мнѣ? Не-уже-ли онъ думаетъ, что я буду такъ нескромна, не сберегу его секрета? Жоржъ, Жоржъ! какъ-будто ты не знаешь, что довольно одного твоего слова, чтобъ Лида была молчаливѣе этой книги? Или онъ не доволенъ мною, — я наскучила ему съ своей любовью? Прежде онъ такъ часто любилъ говорить со мною по цѣлымъ часамъ. Забывалъ дѣло… (Останавливается въ задумчивости.)
Лида (стараясь освободиться). Знаю, знаю.
M-me Ленцъ (чужимъ голосомъ).-- Кто?
Лида. — Жоржъ!
М-me Ленцъ (co смѣхомъ впуская руки).-- Что ты за смѣшная, Лида! у тебя только и на умъ, что Жоржъ.
Лида. — Я думала… кому же быть больше? Я не слыхала, какъ вы вошли.
М-me Ленцъ. — Оставь ты свое несносное «вы». Не-уже-ли я должна тебѣ напоминать каждый разъ? Стыдъ, Лида!
Лида. — Привычка, Клара. Впрочемъ, я всегда стараюсь исправить свою ошибку. Сегодня же ты меня застала совсѣмъ въ-расплохъ,
М-me Ленцъ. — Я смотрѣла на тебя съ минуту: ты была очень-мила съ своею слегка-опущенною головою и сложенными на колѣняхъ руками. Жалѣю, что въ эту минуту не было Жоржа: его бы дѣло любоваться тобою. Желала бы я, однако, знать, о чемъ ты думала? Не-уже-ли все о немъ же? Это было бы просто смѣшно.
Лида. — Я думала объ этой бѣдной женщинѣ, которую ты встрѣтила у меня на-дняхъ. Сегодня она была у меня опять — мнѣ такъ жаль ея, она такъ любитъ своего сына!
М-me Ленцъ. — Что же Жоржъ? Все еще упрямится?
Лида. — Клара, ты знаешь, какъ онъ добръ: но я была такъ неосторожна — вошла къ нему въ такую минуту, когда онъ весь былъ занятъ однимъ очень-срочнымъ дѣломъ. Ты знаешь сама, какое непріятное впечатлѣніе дѣлаетъ въ такія минуты всякое развлеченіе. Жоржъ былъ совершенно-правъ, когда принялъ мою просьбу такъ холодно. И потомъ, я такъ мало его просила!
М-me Ленцъ. — Что за упрямецъ! Будто это стоитъ ему чего-нибудь! Ты избаловала его, Лида. Нѣтъ, надобно сдѣлать ему добрый упрекъ, или пусть онъ оправдывается передъ нами.
Лида. — Ни за что, Клара! Я виновата во всемъ. Я знаю, онъ сдѣлаетъ все; только надобно выбрать минуту, когда просить его… Ахъ, знаешь, что пришло мнѣ въ голову? Скажи ему отъ себя два слова, — только, ради Бога, безъ упрековъ: онъ такъ любитъ тебя, онъ вѣрно тебя послушаетъ.
М-me Ленцъ (смѣясь).-- Лида, Лида! что ты такое сказала? Мужъ твой послушается меня изъ любви ко мнѣ, онъ, который не послушался тебя? Ты сама не знаешь, что говоришь!
Лида. — Въ-самомъ-дѣлѣ… Все не могу собраться съ мыслями… Однако, Клара, отъ-чего же бы и тебѣ не сказать нѣсколько словъ за эту бѣдную мать? Ты видѣла ее, видѣла, какъ она плачетъ: представь же теперь восторгъ ея, когда она увидитъ портретъ своего сына, написанный Жоржемъ. Ты знаешь, какой у него вѣрный глазъ и какая вѣрная рука?
М-me Ленцъ. — Онъ мнѣ хвалился недавно, что можетъ написать за-глаза, что ему только разъ нужно схватить контуръ, а остальное онъ можетъ довести по памяти.
Лида. — Ты по вѣришь?
М-me Ленцъ. — Смѣю ли я!.. Мы, однако, пристанемъ къ нему. Этотъ прекрасный молодой человѣкъ — я сужу по словамъ матери, которая говорила о немъ съ такимъ жаромъ — будетъ ему задачею — пусть докажетъ онъ на немъ свое искусство.
Лида. — Нѣтъ, Клара, оставь меня въ сторонѣ. Ты испортишь все дѣло, если напомнишь ему обо мнѣ, то-есть, о моей просьбѣ: вѣрно ему самому было непріятно послѣ…
М-me Ленцъ. — Пусть будетъ по-твоему. Ты, однако, сама много капризничаешь сегодня. Вообще, я замѣчаю, что ты не совсѣмъ въ добромъ расположеніи духа… Это бываетъ иногда. Можетъ-быть, у тебя была безсонница, или ты рано встала? Пойдемъ въ садъ — свѣжій воздухъ для тебя полезенъ теперь. Жоржъ тамъ?
Жоржъ (входя).-- Онъ здѣсь. (Подактъ ей руку и потомъ говоритъ въ-полголоса, не опуская руки). Еслибъ вы знали, какъ много всегда приносите вы съ собою!.. А между-тѣмъ, я не умѣлъ бы сказать, что это такое — счастіе, радость ли, или совсѣмъ-новое чувство, которому нѣтъ у насъ имени?
М-me Ленцъ. — Немножко-высоко, Жоржъ. Если вы возьмете лишь однимъ тономъ ниже, вы тотчасъ найдете настоящее выраженіе. Ваша художническая натура слишкомъ любитъ поэтическій колоритъ. Поберегите энтузіазмъ для вашей кисти. Кстати, я слышала — она чѣмъ-то занята слишкомъ-пристально? (Садится; за нею — Жоржъ и Лида).
Жоржъ. — Это значитъ только, что между нами есть нескромные… Отъ нихъ же вы могли бы узнать, конечно, и то, чѣмъ именно занята теперь кисть моя…
Лида. — Клара, я сказала только, что Жоржъ чѣмъ-то былъ очень занятъ утромъ.
Жоржъ. — Вы это видѣли?..
Лида. — Я помѣшала вамъ…
Жоржъ. — Вы всегда нѣсколько разъ повторяете одно и то же.
М-me Лценъ. — Что за милый тонъ, Жоржъ! Откуда у васъ такіе быстрые переходы — отъ энтузіазма къ капризу? Извините, если я смѣла выразить желаніе узнать вашу тайну… Но отъ Лиды, я думаю, тайнъ и не могло бы быть никакихъ?
Лида. — Ихъ никогда и нѣтъ, Клара.
М-me Ленцъ. — Я думаю; по мнѣ странно, что Жоржъ при мнѣ такъ не любитъ скрывать своихъ маленькихъ капризовъ. Или, можетъ-быть, это новый знакъ совершенной дружеской довѣрчивости ко мнѣ?
Жоржъ. — Нѣтъ, просто знакъ того, что иногда даже ваше присутствіе не спасаетъ меня отъ глупости. Впрочемъ, Лида, я не знаю, кто изъ насъ виноватъ больше?
М-me Ленцъ. — А! вы все-еще не сознаетесь! Таковы вы всѣ, Жоржъ, и всегда; это вашъ вѣчный, вопіющій недостатокъ, котораго вы не хотите даже и видѣть. Въ-отношеніи къ намъ — вы всегда самые строгіе моралисты; отъ насъ вы хотите добродѣтели всесовершенной, преданности безпредѣльной, вѣрности почти неестественной, баснословной, а сами не хотите даже почувствовать нужды исправленія! Не то, чтобъ вы думали, будто уставы вашей морали выполнены вами до конца, или будто сама природа ваша нравственнѣе нашей: вы столько умны, что никогда не дойдете до такой нелѣпости; но по какому-то странному противорѣчію, вы умѣете обратить всякое отступленіе отъ вашихъ же правилъ въ честь себѣ же; вы какъ-то умѣете гордиться своимъ презрѣніемъ къ морали, которую такъ усердно читаете наімъ — или, гдѣ вамъ нельзя увернуться, сваливаете всю вину на насъ же. Ужь, по-крайней-мѣрѣ, дѣлили бы вину пополамъ! Нѣтъ, вы хотите, чтобъ вся ея тяжесть падала на васъ, — чтобъ потомъ имѣть полное право осыпать васъ упреками!.. И вотъ — виновата Лида, а вы — вы правы, какъ и всегда!.. Да что же вы мнѣ ничего не отвѣчаете?
Жоржъ. — Виноватъ, виноватъ… Какъ не признаться, когда вы начнете убѣждать? Скажите еще нѣсколько словъ, и я признаюсь въ томъ, чего никогда не зналъ за собой… Это одно изъ тысячи вашихъ преимуществъ надъ нами. Виноватъ, Клара! Но продолжайте, ради Бога: мнѣ такъ всегда хочется слушать, когда вы учите меня морали, — по только васъ…
М-me Ленцъ. — Хорошо; если вы чувствуете нужду въ моихъ наставленіяхъ, я прочту вамъ нѣсколько уроковъ морали, — со-временемъ, разумѣется. А между-тѣмъ, какъ человѣкъ, добровольно сознавшійся въ винѣ своей, вы должны просить прощенія.
Жоржъ (опускаясь на одно колѣно). Я жду его…
М-ме Ленцъ. — Въ жару раскаянія вы, кажется, забыли, что вы провинились не передо мною… Я тутъ лицо совсѣмъ-постороннее; не хотители обратиться къ Лидѣ?.. Или вы думаете, что она не проститъ васъ?
Лида. — Клара, что тебѣ пришло въ голову! Иногда бываешь ты очень-странна… Можно ли такъ долго продолжать шутку…
М-me Ленцъ. — Впрочемъ, я вижу здѣсь больше серьёзнаго. Хорошо: съ твоего согласія, я прекращаю судопроизводство и считаю Жоржа прощеннымъ, и — чтобъ намъ больше не возвращаться къ этому скучному предмету.
Жоржъ. — Вашу руку въ знакъ мира!..
М-me Ленцъ (подавая руку).-- Теперь моя очередь просить васъ, Жоржъ: пожалуйста, забудьте это дурачество — иначе я не умѣю назвать мою глупую роль. Я все думаю, что я между самыми снисходительными друзьями, которые хоть изъ любви простятъ мнѣ иногда недостатокъ благоразумія…
Жоржъ. — А думаете вы иногда, что ваши друзья любятъ васъ?
М-me Ленцъ. — О, да, конечно! (Обращаясь къ Лидѣ.) Лида, ты сегодня поручила говорить за себя Жоржу?..
Лида. — И тебѣ, Клара… Ты забыла?
М-me Ленцъ. — Ахъ, да!.. у меня есть къ вамъ маленькая просьба, Жоржъ; но Лида увѣряетъ меня, что вы никакъ не согласитесь ее исполнить…
Лида. — Я этого не говорила.
М-me Ленцъ. — Ты думала — все равно. Иначе, ты не отказалась бы поддержать моей просьбы. (Къ Жоржу.) Однако, я хочу попробовать счастья, если только вы обѣщаете мнѣ напередъ — по-крайней-мѣрѣ, выслушать меня. Не правда ли, вы не откажете мнѣ въ этомъ?
Жоржъ (съ нѣкоторымъ сомнѣніемъ).-- Если только нѣтъ ничего невозможнаго…
Лида (на ухо M-me Ленцъ). Ты испортила все дѣло. (Выходитъ.) Жоржъ. — Говорите все, даже невозможное.
М-me Ленцъ. — Благодарю васъ, Жоржъ, но… я потеряла смѣлость.
Жоржъ. — Даю вамъ слово напередъ — ваша просьба будетъ исполнена.
М-me Ленцъ. — Хитрецъ! Хотите выпытать отъ меня…
Жоржъ. — Если это секретъ, Клара, онъ останется со мною. Даже Лида не будетъ знать, если вы хотите.
М-me Ленцъ. — Она ужь знаетъ его въ-половину.
Жоржъ. — Довѣрьте мнѣ другую. Откуда вдругъ у васъ взялись сомнѣнія? Развѣ не сами сказали вы, что у васъ есть просьба ко мнѣ?
М-me Ленцъ. — Я вспомнила, что пыньче тяжелый день. Именно сегодня вы не расположены исполнить просьбы, хотя бы она была самая пустая…
Жоржъ. — Нѣтъ, Клара! никогда еще я не былъ такъ расположенъ выслушивать просьбы, такъ готовъ исполнить ихъ, чего бы онѣ ни требовали отъ меня.
М-me Ленцъ. — Однако, когда васъ просили, можетъ-быть, часъ тому назадъ, объ одной бездѣлицѣ — вы, кажется, не оченьмного показали готовности?
Жоржъ. — О чемъ вы говорите? объ этомъ скучномъ портретѣ? Она разсказала вамъ и эти мелочи, этотъ вздоръ…
М-me Ленцъ. — Однако, Жоржъ, этотъ вздоръ остановилъ васъ? Вамъ показалась тяжела даже и такая просьба? Словомъ, вы не расположены сегодня…
Жоржъ. — Но это было въ такую минуту, Клара, когда меня занимали совсѣмъ-другія мысли… совсѣмъ-другія.
М-me Ленцъ. — Почему, однако, я знаю, что то же не случилось бы и теперь?
Жоржъ. — О, теперь я готовъ бы удовлетворить десять такихъ просьбъ!
М-me Ленцъ. — А вотъ, попробуемъ. Лид… Или нѣтъ: я буду говорить за нее. Посмотримъ, какъ выдержите вы это первое испытаніе!
Жоржъ. — Вы всегда хотите шутить, Клара.
М-me Ленцъ. — Вы меня не знаете: я очень-недовѣрчива. И такъ, угодно вамъ подвергнуться испытанію?
Жоржъ. — О, почему же нѣтъ? и если для испытанія вы хотите повторить ту же самую просьбу, которую я слышалъ часъ назадъ, то имѣете уже мое согласіе: портретъ будетъ написанъ. Но не въ этомъ дѣло, Клара…
М-me Ленцъ. — Прекрасно, Жоржъ: теперь я точно вижу, что ваше расположеніе зависитъ отъ минуты. И такъ, вы даете слово, что портретъ будетъ написанъ?
Жоржъ. — Клара, я уже сказалъ, и у меня нѣтъ привычки брать слово назадъ. Теперь очередь вашей просьбы. Или вы еще не вѣрите моей готовности исполнить ваши желанія, беречь всякую вашу тайну?
М-me Ленцъ. — Нѣтъ, Жоржъ, теперь я вѣрю вамъ; но — я женщина. У насъ бываютъ иногда странные капризы, которыхъ ничѣмъ объяснить нельзя, какъ только недостаткомъ нашей натуры Я васъ прошу: оставьте мнѣ мой секретъ еще на нѣсколько дней. Я хочу подумать…
Жоржъ. — Вы хотите придать своей тайнѣ больше интереса? Но тайна такой женщины, Клара, какъ вы, всегда интересна.
М-me Ленцъ. — Какъ тайна женщины, моя тайна требуетъ величайшей осторожности. Ни за что мы столько не терпимъ отъ васъ, какъ за нашу нескромность, и между-тѣмъ, вы же злоупотребляете нашу откровенность, обращая наши добровольныя признанія въ источникъ клеветы на нашу же честь.
Жоржъ. — Клара, вашъ упрекъ можетъ быть справедливъ отчасти. Но это легкомысліе, которое мы иногда позволяемъ себѣ въ отношеніи къ вамъ, — не-уже-ли вы думаете, что я могу забыться до такой степени, когда дѣло идетъ о вашей тайнѣ, о васъ? Если не мои слова, то чувство можетъ вамъ ручаться въ этомъ.
М-me Ленцъ. — А если я и въ немъ сомнѣваюсь?
Жоржъ. — Клара! Вы заставляете меня сказать то, чего бы я…
М-me Ленцъ. — Тсс!.. (Входитъ Лида.) Имѣйте терпѣніе, Жоржъ: черезъ нѣсколько дней вы узнаете все. Идите въ садъ: мы прійдемъ къ вамъ съ Лидой. Мнѣ нужно съ нею переговорить. Идите же, Жоржъ, и помните — (громче), что вы у меня остались въ долгу.
Жоржъ. — О, я вашъ вѣчный должникъ! (Выходитъ).
М-me Ленцъ (смотритъ ему въ-слѣдъ, потомъ беретъ руку Лиды и говоритъ разсѣянно).-- И всѣ мы, Лида, въ долгу другъ у друга, кто меньше, кто больше. Для себя я начинаю бояться послѣдняго. Впрочемъ, не-уже-ли ужь такъ много зла въ одной свободной минутѣ? Не-уже-ли за чувствомъ надобно каждую минуту смотрѣть, какъ за дитятей? А нельзя: чтобъ вырости, нужны цѣлые годы, зараждаетъ же одна минута; не больше нужно времени, чтобъ дать себѣ задачу на цѣлую жизнь… И себѣ ли только?
Лида. — О чемъ ты говоришь, Клара?
М-me Ленцъ. — Да, Лида, ты имѣешь право больше, чѣмъ думаешь, сдѣлать мнѣ упрекъ…
Лида. — Я говорила тебѣ: зачѣмъ было такъ неосторожно вмѣшивать меня? Развѣ онъ не помнитъ, что отказалъ мнѣ въ этой просьбѣ? Еслибъ ты заговорила отъ себя, какъ-будто ничего не знаешь…
М-me Ленцъ (улыбаясь).-- Въ-самомъ-дѣлѣ, ты права: третье лицо здѣсь лишнее. Что жь дѣлать, Лида? не сообразила всего… Вѣрно, никому изъ насъ не избѣжать ошибки въ жизни.
Лида. — Я знала напередъ, что успѣха не будетъ, Эта бѣдная женщина… какъ она несчастлива на просительницъ! Что же онъ отвѣчалъ тебѣ?
М-me Ленцъ. — Онъ? То, что и всякій бы отвѣчалъ на его мѣстѣ. Онъ мнѣ сказалъ, что если ужь не могъ сдѣлать для жены, то для меня еще менѣе можетъ.
Лида. — А ты такъ была увѣрена! Ты, кажется, думала, что одного твоего слова будетъ довольно? Это тебѣ маленькій урокъ, не правда ли?
М-me Ленцъ. — Ты рада? Торжествуй свою побѣду; впрочемъ, я даю тебѣ на это но больше, какъ одну минуту. Да, хоть противъ насъ и немного было силъ, однако всѣ наши хлопоты не повели ни къ чему. Вѣдь признайся, Лида, тебѣ бы хотѣлось, чтобъ просьба твоя была удовлетворена?
Лида. — Иначе я бы не стала просить его. Но, значитъ, ему нельзя теперь: онъ очень занять.
М-me Ленцъ. — Ты такъ думаешь?
Лида (тономъ увѣренности). — Я это знаю, и знаю также, что ему очень-непріятно было отказать мнѣ.
М-me Ленцъ. — Я не знала, что ты такъ умѣешь оправдывать мужа! Но что же дѣлать теперь? Или ты ужь вовсе отказалась?
Лида. — О, нѣтъ! зачѣмъ же? Надобно только подождать, когда у него будетъ меньше занятій, и тогда повѣрь мнѣ, я обойдусь безъ всякой помощи.
М-me Ленцъ. — Чѣмъ такъ долго ждать, Лида, ты можешь, если хочешь, завтра же увидѣть исполненіе твоего желанія.
Лида. — Какъ же это? Я не понимаю.
М-me Ленцъ. — А хочешь знать? Очень-просто: я дарю тебѣ слово, которое далъ мнѣ Жоржъ, — написать портретъ, когда только намъ вздумается.
Лида. — Ты хочешь опять шутить?
M-me Ленцъ. — Напротивъ, я хочу кончить шутку и сказать тебѣ, что торжество твое кончилось, или началось, какъ хочешь. Да, теперь ты можешь быть совершенно-спокойна: онъ сказалъ мнѣ, что готовъ удовлетворить десять такихъ просьбъ, и далъ мнѣ честное слово. Все еще не вѣришь?
Лида (съ тревогою на лицѣ).-- Чему я тутъ повѣрю? что я тутъ могу понять? Развѣ онъ не сказалъ тебѣ, что я ужь просила его, что онъ отказалъ мнѣ?
М-me Ленцъ. — Можетъ-быть, подумалъ только, но онъ этого не сказалъ: я напала на него въ-расплохъ, и прежде, чѣмъ онъ одумался, взяла съ него слово. Желаніе твое будетъ исполнено — чего же ты еще хочешь?
Лида (послѣ минутнаго молчанія и въ волненіи).-- Нѣтъ, Клара, ты шутишь; ради Бога, скажи, что ты все еще шутишь!
М-me Ленцъ. — Что съ тобой сдѣлалось? Никогда еще не видала я тебя такою странною, такою своенравною! Ты хочешь сегодня измучить меня своими капризами. Или ты притворяешься? Капризъ такъ мало идетъ къ тебѣ, что я не вѣрю глазамъ своимъ… Говори же что-нибудь.
Лида. — Скажи мнѣ въ послѣдній разъ: онъ согласился?
М-me Ленцъ. — Да, и это было твое желаніе.
Лида. — Онъ согласился… для тебя?
М-me Ленцъ. — Для меня, конечно, потому-что я его просила. Но не слишкомъ ли далеко ты смотришь? Къ чему ведутъ такіе вопросы?
Лида. — Я, однако, также просила его.
М-me Ленцъ. — Лида, это ужь, наконецъ, оскорбительно! Ужь не хочешь ли ты заставить меня еще разъ просить его, чтобъ онъ взялъ свое слово назадъ?
Лида. — Для васъ онъ вѣрно исполнитъ и эту просьбу. Что вы со мною дѣлаете, Клара?
М-me Ленцъ. — Что дѣлаешь ты со мною? Какъ только можешь ты смотрѣть на меня такими глазами, — ты, Лида, которой отдала я всю мою дружбу, всю мою любовь?
Лида (опуская голову къ ней на грудъ).-- Не мнѣ только, Клара. Нѣтъ, лучше возьми назадъ все — и любовь и дружбу; не отнимай у меня одно только!
М-me Ленцъ. — Безуміе! Что за несчастный день сегодня у тебя? Откуда взялась эта безумная страсть? Ревнивица, я не знала тебя!
Лида. — Ты думала, я такъ легко уступлю тебѣ его любовь? (Смотря ей въ глаза.) О, какая ты хитрая, Клара! Я знаю твою мысль: ты думаешь, что вѣдь чувство одно и то же, — только для однихъ пусть кажется оно дружбою, а для другихъ будетъ любовью? Признайся мнѣ: вѣдь мы друзья.
М-me Ленцъ (вставая).-- Нѣтъ, ты не можешь говорить теперь: тебѣ надобно прежде успокоиться. Прощай. Постарайся прійдти въ себя и тогда сообрази все, что ты мнѣ говорила.
Лида. — Ты идешь къ Жоржу?
М-me Ленцъ. — Я ѣду домой. Можешь сказать ему, что хочешь, хоть даже то, что я больше не расположена была ни видѣть его, ни говорить съ нимъ.
Лида. — Такой лжи я не скажу ему.
М-me Ленцъ. — Все равно; мы будемъ говорить съ тобою послѣ. Я надѣюсь, мы скоро увидимся?
Лида. — О, вѣрно ты не забудешь насъ!
М-me Ленцъ. — Ты все еще также раздражена? Но ты ошибаешься, если думаешь, что я позволю себѣ увлечься до того же. Прощай, до свиданія. Я буду у тебя черезъ день, въ этотъ же самый часъ. (Уходитъ.)
Лида (падая въ кресло).-- О, сколько силъ беретъ эта злость! (Остается безъ движенія.)
Жоржъ (входя).-- Вы такъ влюблены въ мою жену, Клара… (Замѣтивъ Лиду одну, останавливается въ недоумѣніи.)
M-me Ленцъ. — Я почти готова думать, что миръ лучше послѣ брани. Ты съ каждымъ днемъ становишься милѣе… я хочу сказать довѣрчивѣе ко мнѣ. Бывало же, вѣчно оставишь что-нибудь у себя за душою, досадная! Не правда?
Лида (говоритъ съ нѣкоторымъ нетерпѣніемъ, часто оглядываясь).-- Охъ, да! Это было непростительно-глупо.
М-me Ленцъ. — Ты стала совсѣмъ-другая. Вспомни одно это: когда дѣлала ты мнѣ такой ранній визитъ и одна, безъ Жоржа? Повѣришь ли, ты изумила меня! Я подумала, ужь не опять ли черныя мысли?
Лида. — О, нѣтъ; совсѣмъ наоборотъ. Сегодня мнѣ пришла охота смѣшить себя и другихъ. Ты, однако, не ждешь никого къ себѣ?
М-me Ленцъ. — Въ эту пору? Развѣ на завтракъ? Или ужь не хочешь ли ты этимъ сказать… Ахъ, да! ты шутишь. Въ добрый часъ! Если ты въ такомъ веселомъ расположеніи, я готова позволить тебѣ даже подозрѣнія. Жаль только, что не кому будетъ оправдать ихъ.
Лида. — А если я обѣщаю тебѣ еще визитъ?
М-me Ленцъ. — Право? Ты такъ расшутилась!
Лида. — Маленькія проказы, Клара. Но я такъ много смѣялась вчера, что и ныпьче не хочется перестать. Что же ты скажешь мнѣ? Я у тебя спрашиваю серьёзно.
М-me Ленцъ. — Вотъ это что-то новое! А впрочемъ, я очень-рада принять и другой визитъ. Но, можетъ-быть, не буду ли я лишняя? Чувствуешь ты всю силу моего подозрѣнія?
Лида. — Надѣюсь, все останется между нами.
М-me Ленцъ. — Какъ? Ты не хочешь даже отвергать моего подозрѣнія? Что за задачу ты мнѣ задаешь, Лида? Не-уже-ли такъ много могло случиться въ эти пять дней, въ которые я тебя не видала? Меня беретъ сомнѣніе: не много ли ты требуешь отъ меня за свою довѣренность?
Лида. — Еслибъ ты знала, какъ ты смѣшна въ эту минуту!
М-me Ленцъ. — Еслибъ ты знала, какъ ты была смѣшна въ ту минуту, помнишь?
Лида (мѣняясь въ лицѣ).-- Послѣ объ этомъ. Можешь ты дать мнѣ свое слово?
М-me Ленцъ. — Что твои «маленькія проказы» останутся между нами?
Лида. — Слишкомъ-много! Куда ведетъ эта дверь, Клара, здѣсь, направо?
М-me Ленцъ. — Въ маленькій корридоръ, если ты ужь успѣла забыть.
Лида. — Изъ него есть выходъ?
М-me Ленцъ. — Конечно. А ты боишься нечаяннаго нападенія?
Лида. — Мнѣ хочется съиграть у тебя маленькую комедію, если ты согласна. (Настойчиво.) Не-уже-ли это тебя затрудняетъ?
М-me Ленцъ. — Если хочешь; но я не понимаю, въ чемъ дѣло.
Лида. — Понимать тутъ совсѣмъ нечего, и какое же въ комедіи дѣло? Говори же скорѣе, Клара: согласна ты, или нѣтъ? Какъ ты подозрительна!
М-me Ленцъ. — А ты спѣшишь?
Лида. — Да, Клара; Жоржъ будетъ ждать меня.
М-me Ленцъ. — Жоржъ будетъ ждать тебя! А ты будешь принимать здѣсь визитъ? Что же я должна дѣлать? Выйдти въ этотъ корридоръ?
Лида. — Ты останешься здѣсь, а я выйду въ корридоръ, и чтобъ обо мнѣ не знали; согласна?
М-me Ленцъ — Что жь тутъ будетъ смѣшнаго?
Лида. — Увидишь послѣ. Мы будемъ долго смѣяться. Впрочемъ, ты, можетъ-быть, не расположена смѣяться сегодня?
М-me Ленцъ. — Но скажи мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, если случится совсѣмъ-другой визитъ, нежели какого ты ожидаешь? Должна ли я отказать?
Лида. — Совершенно все равно, кто бы то ни былъ. Дѣло совсѣмъ не въ томъ. (За дверьми слышенъ звонъ колокольчика.) Послѣднее слово, Клара: согласна ты, или нѣтъ?
М-me Ленцъ — Хорошо, посмотримъ.
Лида (взявъ у ней руку).-- Честное и твердое слово, что кто бы у тебя ни былъ, ты ни въ какомъ случаѣ не произнесешь моего имени?
М-me Ленцъ. — Ужь разумѣется. Иди же; сейчасъ войдутъ.
(Лида уходитъ; М-me Ленцъ затворяетъ за нею дверь.) (Жоржъ входитъ).
M-me Ленцъ (съ изумленіемъ).-- Жоржъ!..
Жоржъ (подходитъ къ ней).-- Вы не ждали меня? Вы смотрите на меня съ такимъ изумленіемъ? Клара, что такъ смутило васъ?
М-me Ленцъ. — Ничего, Жоржъ. Садитесь. Вы такъ нечаянно вошли…
Жоржъ. — Мнѣ сказали, что вы однѣ; я былъ такъ радъ…
М-me Ленцъ. — Вамъ сказали? Развѣ всѣ въ заговорѣ? Откуда столько сюрпризовъ!
Жоржъ (подозрительно).-- Я вижу, я дурно выбралъ время… Въ дружбѣ, какъ и въ любви, не должно быть совмѣстниковъ. Вы, конечно, имѣли причины скрывать отъ меня свой секретъ.
М-me Ленцъ (съ принужденнымъ смѣхомъ).-- Со стороны могли бы подумать, что вы объясняетесь мнѣ въ любви, или упрекаете меня въ нсвѣрности!.. Ахъ, да! вы вѣрно также имѣете роль въ «комедіи»?.. Какъ все хитро задумано!
Жоржъ. — Если только любовь можетъ быть завязкою въ комедіи, то пусть я играю комедію. Въ невѣрности, впрочемъ, я не имѣю никакого права упрекать васъ; но сказать вамъ, что мнѣ мало вашей дружбы, вы не запретите, Клара?
М-me Ленцъ (растерявшись, и однако стараясь говорить громче). И вы славно выдерживаете свою роль! Я не предполагала въ васъ такого искусства! Вотъ это настоящій сюрпризъ!
Жоржъ (дѣлая нетерпѣливое движеніе).-- Нѣтъ, зачѣмъ вы хотите играть со мною роль цѣлую вашу жизнь? Зачѣмъ стали вы подлѣ меня лукавымъ ангеломъ и сами же на цѣлую жизнь связали мнѣ руки, — зачѣмъ? за тѣмъ, чтобъ я наконецъ проснулся и умиралъ отъ жажды, потому-что мнѣ сковали руки, а вы бы смѣялись мнѣ въ глаза, да хвалили бы роль мою?..
М-me Ленцъ (вставая, вся въ волненіи).-- Извините: такіе монологи не въ моемъ вкусѣ… Я ждала сцены изъ комедіи, а не изъ мелодрамы (дѣлая значительное движеніе). Перестаньте, Жоржъ!
Жоржъ. — А кто прежде изъ насъ сталъ играть роль? Кто заставилъ меня думать, что дружба не любовь? кто увѣрилъ меня, что дружба нѣсколько лѣтъ ничто передъ любовью, которая будто бы родится въ одинъ день? Зачѣмъ же не сказали вы мнѣ тогда, что она въ одинъ же день и умираетъ? Вашихъ чувствъ вы можете не дарить никому, но связывать другихъ не должны были; вы не имѣли на это никакого права!
М-me Ленцъ. — Перестаньте же, наконецъ, я вамъ говорю! Довольно. Мнѣ не нравится ваша комедія, кто бы ея ни выдумалъ. Ни даже въ шутку не позволяю вамъ говорить о моихъ чувствахъ.
Жоржъ. — Я могу молчать, если правда васъ оскорбляетъ.
М-me Ленцъ (съ достоинствомъ).-- Ваши слова меня оскорбляютъ. Вы не могли сказать ихъ мнѣ даже въ шутку, не узнавъ напередъ, согласна, ли я ихъ слушать.
Жоржъ (смягчая тонъ).-- Клара, если вы хотите, чтобъ я просилъ у васъ извиненія… Но я не могъ больше выносить, я ждалъ этого случая…
М-me Ленцъ. — Ни слова больше, ни даже себѣ въ оправданіе, вотъ все, чего я хочу. Впрочемъ, вы можете говорить о чемъ вамъ угодно. (Громко.) Я могу сдержать слово, но предметомъ комедіи быть не намѣрена. (Молчаніе.)
М-me Ленцъ. — Говорите, Жоржъ: я прошу васъ. Это ужь слишкомъ странно!
Жоржъ. — Извините: я не умѣю выбрать предметъ. О дружбѣ, можетъ-быть? Или не долженъ ли я узнать напередъ, что ея больше нѣтъ между нами? Оскорбивъ васъ, я теряю на нее, конечно, всякое право?
М-me Ленцъ. — Жоржъ! Не-уже-ли я столько зла?.. Вы не хотите быть справедливыми ко мнѣ… Дружескія отношенія нѣсколькихъ лѣтъ такъ легко не разрываются.
Жоржъ. — Но оскорбленіе такъ велико…
М-me Ленцъ. — Оставьте, забудьте… Мы, кажется, оба горячились по-пустому. Но я ужь забыла все: будьте и вы тѣмъ же, чѣмъ всегда… Если хотите, я первая подаю руку въ знакъ мира.
Жоржъ. — Наконецъ вы смотрите такъ, какъ смотрѣли въ тотъ разъ, когда я почувствовалъ нетерпѣливую потребность въ вашей дружбѣ. Вы владѣете, Клара, такими чудесными силами, что многія могли бы позавидовать вамъ. Вотъ то, чего я никогда не умѣлъ понять!
М-me Ленцъ. — Дружеское пристрастіе… Но вѣдь вы вѣрно не о томъ хотѣли говорить со мною, когда такъ спѣшили сюда? Не предпринимаете ли вы чего-нибудь новаго? въ такомъ случаѣ, мы могли бы пригласить и еще кого-нибудь для совѣта…
Жоржъ. — Если только вы не перемѣнились ко мнѣ, Клара, то нѣтъ ничего легче, какъ обойдтись теперь безъ совѣта… Не-ужели вы такъ мало помните о томъ, что говорите иногда съ вашими друзьями?
М-me Ленцъ. — Надѣюсь, этого нѣтъ за мной… Но право, Жоржъ, вы лучше сдѣлаете, если старое оставите въ сторонѣ: зачѣмъ начинать снова то, о чемъ ужь было говорено?
Жоржъ. — И не договорено… Могу ли я напомнить? Или, можетъ-быть, вы не расположены теперь?
М-me Ленцъ. — О, нѣтъ, мнѣ все равно! Но… вы, однако, ничего не сказали мнѣ о Лидѣ?
Жоржъ. — Она? она очень-занята чѣмъ-то… Вы не хотите, чтобъ я напомнилъ вамъ…?
М-me Ленцъ. — Вы именно видѣли ее сегодня утромъ?
Жоржъ (нетерпѣливо).-- О, да, безъ сомнѣнія. Но, вы знаете, она иногда любитъ мечтать… Сегодня она была нерасположена говорить.
М-me Ленцъ. — Мнѣ, однако, думается, что она доллспа быть очень-весела сегодня? Я бы хотѣла, чтобъ она была теперь съ нами… и я не знаю почему.
Жоржъ. — Потому, Клара, что тогда меня не было бы здѣсь.
М-me Ленцъ (дѣлая движеніе рукою, какъ-бы желая заставить его замолчать).-- Тсс! Что же вы хотѣли мнѣ напомнить? Или ужь забыли?
Жоржъ (оглядываясь).-- Развѣ насъ подслушиваютъ?
М-me Ленцъ (твердымъ голосомъ).-- Я хочу васъ слушать. Наконецъ вы будете говоритъ?
Жоржъ (успокоиваясъ).-- Немного, Клара: я хочу узнать вашъ секретъ, вы обѣщали сказать мнѣ его черезъ нѣсколько дней.
М-me Ленцъ. — О, шутка, шутка, ничего больше! Какъ можете вы такъ долго помнить?
Жоржъ. — Я зналъ прежде, я догадывался, наконецъ вы признались мнѣ сами. Я считалъ дни, вчера я ждалъ васъ цѣлый день, мнѣ казалось, что вы непремѣнно должны были пріѣхать вчера: вы не пріѣхали. Что можетъ васъ останавливать теперь? Мы одни.
М-me Ленцъ. — Богъ-знаетъ, Жоржъ, что за глупая мысль пришла вамъ въ голову! И что за дѣтское любопытство! еслибъ даже у меня и въ-самомъ-дѣлѣ были секреты…
Жоржъ (перерывая).-- Дѣтское любопытство! Знать, кого вы любите, Клара, дѣтское любопытство! А если я также люблю?
М-me Ленцъ (бросая руки на столъ).-- Вы хотите свести меня съ ума! (Въ-полголоса.) Ради Бога, молчите объ этомъ; только въ этотъ разъ молчите, или я позову Лиду.
Жоржъ (замѣтивъ легкое движеніе двери).-- Зачѣмъ Лиду? Здѣсь есть ближе. Я не зналъ, что вашъ секретъ открывается такъ легко. Плохо же прячете вы его отъ другихъ! Или это потому, что я вошелъ такъ нечаянно? вы не были приготовлены?
М-me Ленцъ. — Что за безстыдная ложь! кто позволилъ вамъ такую дерзость? Ни слова больше, я не могу васъ слушать! Вы можете выйдти. Ни одного слова, ни одного слова!
Жоржъ. — Клара!
М-me Ленцъ. — Вы можете выйдти, я вамъ сказала. Между нами все кончено. (Громко.) Пусть же знаютъ, какъ я умѣю держать свое слово.
Жоржъ. — И вы не дадите мнѣ руки въ послѣдній разъ?
М-me Ленцъ (колеблясь).-- Не вамъ, а вашей прежней дружбѣ.
Жоржъ. — И любви. Я говорю въ послѣдній разъ.
M-me Ленцъ (вырывая руку).-- Знайте же, что насъ слушаютъ!
Жоржъ (бросаясь къ двери).-- Слушаютъ? Такъ я долженъ хоть видѣть его въ лицо. Вѣдь мы братья по любви: отъ-чего же я не подамъ руки ему? отъ-чего онъ откажетъ мнѣ въ своей? О, мы будемъ друзьями на жизнь, или на смерть!
Жоржъ (возвращаясь).-- Тамъ есть выходъ, Клара?
М-me Ленцъ (какъ-бы послѣ тревоги, утомленная).-- Все равно; вы видите, что слѣдовъ нѣтъ больше. Садитесь и говорите: теперь васъ никто не будетъ останавливать.
Жоржъ. — Теперь? Такъ это была не шутка? Не ошибался я, когда, кромѣ насъ двоихъ, думалъ найдти здѣсь третьяго?
М-me Ленцъ. — Скажите, третью.
Жоржъ. — Кто жь могъ быть? Кому нужно знать, о чемъ я пришелъ говорить съ вами наединѣ? Еслибъ вы имѣли мужа…
М-me Ленцъ. — Но вы имѣете жену, Жоржъ.
Жоржъ. — Лида? Она была здѣсь? Она — подмѣчать за мною?.. О, вы ничего хуже не могли выдумать съ нею! Это хуже всякой ненависти; это — самое послѣднее изъ всѣхъ низкихъ дѣлъ!.. И вы заодно съ нею?
М-me Ленцъ. — Я думала… вы съ нею согласились съиграть со мною эту злую комедію.
Жоржъ. — Нѣтъ, вы этого не могли подумать! Вы хотите отвести мнѣ глаза… О, да, вы любите очистить себя отъ всякаго упрека! Читать мораль другимъ — это ваше назначеніе, ваше призваніе, а вы сами — вы чисты, какъ голубица, вы чужды всякой человѣческой слабости… Отъ чего въ эту самую минуту не хотите вы дать мірѣ нѣсколько нравоученій? Такой прекрасный случай!
М-me Ленцъ. — Мы, кажется, обмѣнялись ролями. Теперь, можетъ-быть, наступила ваша очередь — сказать нѣсколько горькихъ правдъ моей совѣсти. Не говорили ли мы съ вами и прежде, Жоржъ, что каждому жизнь приноситъ съ собою свои уроки? Прежде, я любила давать вамъ уроки, потому, можетъ-быть, что сама не чувствовала въ нихъ большой нужды; теперь у меня отпала всякая охота дѣлать наставленія другимъ, вѣроятно потому, что онѣ столько же стали нужны мнѣ, сколько и вамъ.
Жоржъ. — Вы хотите думать, что мы виноваты оба?..
М-me Ленцъ. — Какъ ни трудно, по, наконецъ, надобно признаться и въ этомъ.
Жоржъ. — И все еще не вполнѣ-искренно! Зачѣмъ не хотите вы сказать — признаться въ любви? Зачѣмъ такъ упорно и такъ неискусно обѣгаете вы это слово, одно, котораго я жду отъ васъ, которое давно могло бы рѣшить всѣ мои сомнѣнія? Мѣшаетъ ли вамъ ложный стыдъ, боитесь ли вы любви?
М-me Ленцъ. — Нѣтъ больше ни любви, ни ненависти. То, что еще есть между вами общаго, это наша общая вина, Жоржъ. Подумайте объ этомъ.
Жоржъ (послѣ минутнаго молчанія).-- Кому же судить насъ?
М-me Ленцъ. — Лидѣ — и никому больше: совѣсть должна бы сказать вамъ это. Идите же къ ней и поправьте хоть на столько вашу ошибку, чтобъ по-крайней-мѣрѣ теперь выпросить у ней прощенія, если только она еще можетъ дать его намъ.
Жоржъ. — Исправить ошибку… Но я знаю другую, Клара, въ которой въ десять разъ больше зла, и о которой, однако, вы никогда не хотѣли и подумать!
М-me Ленцъ. — Какая? Говорите: я могу васъ слушать.
Жоржъ. — И васъ я долженъ обвинять въ ней! Какъ-будто вы способны на зло!
М-me Ленцъ. — Все равно, говорите.
Жоржъ. — Да, какъ-будто для того, чтобъ заплатить долгъ природѣ, и вы сдѣлали ошибку — разъ въ жизни, можетъ-быть, но за то и не меньше, какъ на цѣлую жизнь. Въ одинъ часъ вы погубили ни за что счастіе двухъ человѣкъ — мое и ваше. Я уже не отдѣляю васъ отъ себя — на это вы согласились со мною. Своими руками вы отдали ей навсегда мою любовь, которая всегда принадлежала вамъ! Вы заставили себя и меня играть въ жмурки и свою же любовь употребили на то, чтобъ отдать меня въ другія руки!
М-me Ленцъ. — Вы напрасно мѣшаете тутъ любовь: ея не было.
Жоржъ. — Не было — это значитъ, мы не умѣли ее назвать по имени! Вся разница лишь въ словахъ, Клара. И я бы послушался васъ, еслибъ не помогала вамъ эта темная сила? Но что сдѣлано, то сдѣлано. Я говорю только, что есть ошибки въ десять разъ важнѣе тѣхъ, которыя вы хотите исправить.
М-me Ленцъ. — Нѣтъ, Жоржъ; я больше не называю ошибками того, чего нельзя уже исправить, и что принадлежитъ не намъ, а времени, судьбѣ, можетъ-быть… если только мы въ-самомъ-дѣлѣ сдѣлали такую ошибку. Я хочу, чтобъ было исправлено то, что еще въ нашей власти исправить.
Жоржъ. — Средство одно: вы, наконецъ, должны пожертвовать своими предубѣжденіями и признать права мои на вашу любовь.
М-me Ленцъ. — Жоржъ! я еще не говорила вамъ моего намѣреренія!
Жоржъ. — Вы сказали мнѣ свое признаніе.
M-me Ленцъ. — Вы его не такъ поняли. Однако, вы должны узнать и мое намѣреніе: вашъ отзывъ, каковъ бы онъ ни былъ — одобрительный, или неодобрительный, вы можете оставить при себѣ, какъ-будто-бы его и вовсе не было. Намъ нужно нѣсколько времени не видѣть другъ друга.
Жоржъ. — Это невозможно, Клара. Часомъ ранѣе это было бы легче, я могъ бы обмануть себя. Или я все еще не понимаю васъ, и требую себѣ того, что давно принадлежитъ другому?
М-me Ленцъ. — Вотъ вамъ рука моя, что въ моихъ словахъ нѣтъ ни лжи, ни тайной мысли. Послѣднія минуты, которыя намъ остаются…
Жоржъ. — Какъ! вы хотите навсегда…?
М-me Ленцъ. — Зачѣмъ же непремѣнно навсегда? Я говорю, Жоржъ, немногія минуты, которыя остаются намъ — вы не должны смущать ихъ ничѣмъ, ни даже неумѣреннымъ выраженіемъ вашего чувства. Что я хочу вамъ всей полноты счастія, не-ужели вы когда-нибудь сомнѣвались въ этомъ, или можете сомнѣваться теперь? Любви нѣтъ между нами; но что мѣшаетъ намъ разстаться любящими друзьями? Учитесь владѣть собою.
Жоржъ. — Со слезами на глазахъ вы все будете говорить о счастіи!.. Откуда я сталъ бы ждать его?
М-me Ленцъ. — Что знаемъ мы, мой другъ. Этотъ самый узелъ, который, вы говорите, завязала я, и въ которомъ вы видите только мою ошибку — можетъ-быть онъ развяжется для васъ такимъ счастіемъ, передъ которымъ бѣдны покажутся ваши прежніе восторги, забудутся даже прежніе друзья ваши. Что бы то ни было, время и терпѣніе! Узнайте Лиду, Жоржъ, узнайте ее ближе. Вы еще не знаете, чѣмъ владѣете. Я вѣрю, я никогда не перестану надѣяться.
Жоржъ. — Никогда, Клара! Что бы ни было, у насъ съ вами все кончено.
М-me Ленцъ. — Нѣтъ, Жоржъ, ничего не кончено, пока еще нѣтъ смерти внутри насъ. Всей исторіи сердца напередъ разсказать нельзя, или прійдется страшно разувѣриться! Одинъ примѣръ уже есть. Но идите же къ Лидѣ, идите къ ней — сдѣлайте надъ собой только одно это усиліе и скажите ей всю правду.
Жоржъ. — У нея есть на это другія средства. О, она никогда не позволитъ предупредить себя: маску она умѣетъ носить получше насъ обоихъ!
М-me Ленцъ (дѣлая нѣкоторое усиліе надъ собою).-- Знаю, знаю. Жоржъ; я васъ прошу, идите… Никакихъ знаковъ, никакихъ моленій! Я не могу больше говорить — вы видите.
Жоржъ (держа ее за руку).-- Клара, ваша рука дрожитъ.
М-me Ленцъ (вставая съ дивана).-- Идите… (Опускается опять на диванъ и закрываетъ глаза платкомъ). Жоржъ — уходитъ, оборачиваясь нѣсколько разъ).
М-me Ленцъ (открывъ глаза).-- Себя побѣдить два раза въ одинъ часъ — Клара, гдѣ взяла ты столько силъ? Откуда такая твердость? Не все въ прошломъ было обманъ, призракъ; онъ правъ: тамъ была искра и того огня, который жжетъ. Стѣны глухи: я могу сознаться передъ нимъ. (Вздрагиваетъ.) Нѣтъ, Клара; не смотри назадъ; голова теперь слаба — можетъ закружиться… Къ концу, скорѣе къ концу, или намъ всѣмъ не уйдти отъ судьбы! (Выходитъ въ другія двери).
Жоржъ (сидя въ большихъ креслахъ передъ рабочимъ столомъ, чертитъ на бумагѣ).-- Есть жизнь и въ искусствѣ, и такая жизнь требуетъ всего человѣка. Что жь! тѣмъ лучше. Я отдамся ей весь безъ раздѣленія. Буду много работать… время будетъ проходить скоро. А гдѣ взять вдохновенія? Возьму трудомъ… (Подумавъ.) Но нѣтъ, этого не будетъ никогда: она хотѣла только испугать меня, и ничего, ничего больше… Что можетъ она сдѣлать? Запретить мнѣ входъ? О, этого она не можетъ, не въ силахъ сдѣлать! Или пусть запретитъ. Но какъ же она запретитъ мнѣ встрѣчаться съ нею? Ее смутила мысль, что она виновата передъ Лидою… Нѣтъ, это моя воля, не ея… (Легкій скрипъ дверью.) Кто?
(Лида входитъ закутавшись въ большую шаль).
Жоржъ (дѣлая шагъ на встрѣчу ей).-- Я думалъ, вы отложили наше объясненіе до утра… Я не расположенъ теперь… Вы, конечно, пришли требовать отъ меня отчета въ нынѣшнемъ днѣ?
Лида. — Нѣтъ, Жоржъ.
Жоржъ. — Такъ вы пришли осыпать меня своими законными упреками?
Лида. — Нѣтъ…
Жоржъ. — Что же вамъ угодно? Не милости же пришли вы просить у меня…
Лида (падая къ ногамъ его).-- Вашей любви, Жоржъ…
Жоржъ (поднимая ее).-- Лида, это хуже всякаго упрека… Прошу васъ — встаньте. Просьбы же вашей я совсѣмъ не понимаю.
Лида. — У меня нѣтъ другой.
Жоржъ. — Любви, которой вы спрашиваете, у васъ никто не отнималъ. Какъ жена, вы имѣете на нее полное право, конечно…
Лида (дѣлая отрицательный знакъ).-- Никакого. Я потеряла ее…
Жоржъ. — Вы придумали очень-странный способъ воротить ее — тотъ, который вы употребили ныньче утромъ… И вы смѣли?..
Лида. — Да…
Жоржъ. — И у васъ достало духа подъискиваться подъ меня, подмѣчать, подслушивать?.. Даже стыдъ передъ другими не остановилъ васъ?
Лида. — Нѣтъ, Жоржъ.
Жоржъ. — Это низко! Вы не могли поступить безчестнѣе для меня и для себя… Какой же любви хотите вы послѣ этого? Вы сами избавили меня отъ непріятности говорить вамъ, кому принадлежитъ она…
Лида. — Клара счастливѣе меня, но я люблю васъ столько же!..
Жоржъ. — О, я никогда не сомнѣвался въ этомъ! А сегодня вы дали мнѣ новое доказательство!
Лида. — Я буду учиться любить у Клары, Жоржъ.
Жоржъ. — Вы не можете обойдтись безъ этого имени?
Лида. — Недолго, Жоржъ: она ѣдетъ отъ насъ.
Жоржъ. — Никогда! Это ваша выдумка.
Лида. — Ея, не моя. Она не хочетъ даже проститься съ нами и велитъ мнѣ… (подходя къ нему ближе) велитъ мнѣ надѣяться, Жоржъ…
Жоржъ. — Какъ, вы успѣли ужь говорить съ нею?.. Успѣли даже уговорить ее?
Лида (кивая головою).-- Она не сказалась дома… Это письмо прислала она ко мнѣ… (Отдаетъ ему письмо). Позвольте мнѣ выйдти, Жоржъ… Я не могу больше…
Жоржъ. — О, куда вамъ угодно! Вы кончили свое дѣло; вы не могли лучше заключить!
Лида (останавливаясь въ дверяхъ).-- Жоржъ, простите мнѣ… (Уходитъ).
Жоржъ (роняя письмо).-- Она сдержитъ свое слово; она не измѣнитъ себѣ! Что же будетъ тогда съ нами? Что будетъ съ тобою, Лида?
Жоржъ. — Всю ночь меня мучили грезы. Я не могъ поднять головы, — сна хотѣлъ я, крѣпкаго сна, и просыпался почти въ ту же минуту, какъ засыпалъ. Ты стояла передо мною въ темнотѣ, всякій разъ плачущая, кроткая, безотвѣтная… Я все силился оправдываться передъ гобою, хотѣлъ просить тебя, чтобъ ты перестала плакать, но что-то какъ-будто оковало мнѣ языкъ: я чувствовалъ, что произносилъ лишь непонятные звуки. Наконецъ, я всталъ измученный, подошелъ къ твоей спальнѣ, приложилъ ухо къ дверямъ… Было темно вокругъ; все спало, а ты — стонала… Я слышалъ твои рыданія, хоть ты, кажется, и старалась задушить ихъ…
Лида. — Во снѣ, можетъ-быть. Я не помню.
Жоржъ. — Глаза твои говорятъ не то: ты провела такую же страшную ночь, — нѣтъ, ты страдала болѣе. Ты давно страдаешь, Лида! Благословляю ту минуту, когда я началъ понимать твои страданія. Но ты… можешь ли простить мнѣ, можешь ли такъ забыть прошлое, чтобъ и тайная мысль не смущала тебя?
Лида. — Я ужь опять счастлива, Жоржъ!
Жоржъ. — Даже и столько злобы нѣтъ въ тебѣ! Она говорила правду, что я не зналъ тебя. Но откуда же прошло мнѣ вдругъ это знаніе? Откуда это нетерпѣніе — быть опять съ тобою, слышать отъ тебя слово любви и прощенія? Я ждалъ тебя цѣлый день: ты уѣхала такъ рано — воротилась такъ поздно. Еслибъ я зналъ, по-крайней-мѣрѣ, гдѣ искать тебя! Мнѣ такъ хотѣлось встрѣтить, ввести тебя въ домъ… Моя добрая Лида! И ужь снова весела! Какъ, и эта печаль не измѣнила тебя?
Лида. — Вчера мнѣ было тяжело: я ни отъ кого по слыхала ни слова. А ныньче — ты опять со мною.
Жоржъ. — И ты не упала духомъ, когда видѣла вмѣсто любви одни оскорбленія?
Лида. — Я вѣрила въ твое сердце, я ждала и надѣялась. Только одну минуту я не знала какъ пережить… Вдругъ мнѣ стало такъ страшно, такъ страшно, какъ-будто ужь у меня не осталось ничего! Тогда я пришла къ тебѣ…
Жоржъ. — И что же нашла ты, что встрѣтила!
Лида. — Но послѣ того мнѣ было легче, Жоржъ. Я ужь опять надѣялась.
Жоржъ. — Ты сама не знаешь, сколько любви въ тебѣ! Сколько разъ, въ тотъ же вечеръ, мнѣ казалось, что ты опять идешь ко мнѣ, что я слышу твои шаги… Я готовился встрѣтить тебя тамъ же, — и робѣлъ, самъ не знаю чего… Меня побѣждала какая-то тайная сила; я уступилъ ей безъ борьбы, а она росла во мнѣ съ каждой минутою.
Лида. — А Клара?..
Жоржъ. — Ты еще хочешь, чтобъ я говорилъ о ней?
Лида. — Она была нашимъ другомъ, Жоржъ; она хотѣла намъ счастія…
Жоржъ. — Правда, правда… Но напередъ, Лида, возьми этотъ медальйонъ: онъ долженъ принадлежать тебѣ… Сдѣлай съ нимъ что хочешь.
Лида (разсматривая медальйонъ).-- Я сберегу его: Клара на немъ какъ живая.
Жоржъ. — Какъ? тебя удивляетъ только сходство? Я же думалъ, что самая вещь удивитъ тебя больше… Она сдѣлана тайно отъ тебя.
Лидл. — Вы плохо берегли вашъ секретъ…
Жоржъ. — Плутовка! ты видѣла?..
Лііда. — Все въ тотъ же несчастный день: утромъ вы вышли въ садъ и забыли его на столѣ.
Жоржъ. — Все равно: онъ долженъ остаться у тебя.
Лида. — Что же Клара, Жоржъ?
Жоржъ. — Клара? Она была такъ благоразумна, что не приняла меня. Потомъ она уѣхала…
Лида. — Потомъ?
Жоржъ. — Потомъ — я не знаю даже, ни гдѣ она теперь, ни долго ли мы останемся безъ нея. Ты смѣешься? Ты что-то скрываешь отъ меня?
Лида. — У меня также есть свои тайны, Жоржъ.
Жоржъ. — Ты вѣрно въ перепискѣ съ нею?
Лида. — Ты угадалъ: я сейчасъ получила отъ нея письмо. Она — у себя дома…
Б--нъ.
1845.