О СПЯЧКѢ У ЖИВОТНЫХЪ.
[править]Жизнь есть явленіе такой необъятной сложности, такой ослѣпительной многосторонности, что уму человѣческому трудно охватить это явленіе цѣликомъ, не ограничивая своихъ задачъ, не сосредоточивая своихъ усилій на изученіи преимущественно тѣхъ или другихъ отдѣльныхъ сторонъ жизни. Въ этомъ заключается, безъ сомнѣнія, одна изъ главныхъ причинъ, почему въ разныя эпохи развитія ученія о животныхъ преобладало-то стремленіе къ описанію внѣшнихъ сторонъ ихъ образа жизни, то систематизація ихъ внѣшнихъ формъ, то, наконецъ, выдвигались на первый планъ морфологическіе интересы, которые, со временъ Кювье, овладѣли зоологіею на долгое время и господствуютъ въ ней и теперь, такъ какъ генетическій принципъ, прочно установленный работами Дарвина, хотя и объединяетъ морфологію съ другими отраслями біологіи, но до сихъ поръ опирается почти исключительно на морфологическія основанія. Благодаря этому нѣсколько одностороннему преобладанію морфологіи, другія отрасли науки о животныхъ отодвинуты, поневолѣ, на задній планъ, и менѣе всего разрабатывается едва ли не интереснѣйшая часть нашей науки, — изученіе образа жизни (экологіи) животныхъ. Такія имена, какъ Спалланцани, Реомюръ, Рёзель, Де-Гееръ — принадлежатъ XVIII столѣтію и не имѣютъ себѣ равныхъ по отношенію къ изученію такъ-называемой экологіи въ нашемъ вѣкѣ, выставившемъ цѣлый рядъ блестящихъ дѣятелей въ морфологическомъ направленіи.
Посвящая настоящую бесѣду одному изъ самыхъ поучительныхъ явленій образа жизни животныхъ, — такъ называемой спячкѣ или летаргіи и обращаясь къ литературнымъ источникамъ, мы убѣждаемся, что и здѣсь почти все лучшее и наиболѣе обстоятельное представляетъ собою наслѣдіе былыхъ временъ, когда естествоиспытатели болѣе или, по крайней мѣрѣ, не менѣе интересовались самою жизнью животныхъ, чѣмъ анатоміею, эмбріологіею и генеалогіею ихъ. Восемнадцатый вѣкъ и первая половина нашего истекающаго девятнадцато столѣтія доставили большую часть того, что мы знаемъ о спячкѣ, и монографія бреславльскаго профессора Баркова, вышедшая въ свѣтъ въ 1846 году, до сихъ поръ остается наиболѣе полнымъ сочиненіемъ по этому вопросу[1]. Новѣйшія работы, можетъ быть, точнѣе и совершеннѣе по своимъ методамъ, — по той многосторонности,:обширности знанія, исчерпывающей полнотѣ, какъ въ книгѣ Барцора, — въ нихъ далеко нѣтъ. А между тѣмъ вопросъ о спячкѣ животныхъ есть вопросъ коренной біологической важности и затрогиваеть, какъ показалъ одинъ изъ нашихъ соотечественниковъ, профессоръ Хорватъ, самые основные принципы физіологіи, которымъ явленія спячки во многомъ, повидимому, противорѣчатъ.
Что такое спячка? На этотъ вопросъ отвѣтить не легко, если не считать за отвѣтъ простое описаніе самаго явленія; не легко, во-первыхъ, потому, что физіологическія причины спячки далеко недостаточно выяснены, а во-вторыхъ, потому, что подъ общимъ именемъ спячки обыкновенно довольно неразборчиво смѣшиваются явленія весьма разнообразнаго характера. Сюда относятъ и зимнее оцѣпенѣніе различныхъ грызуновъ, и сонъ медвѣдя, и окоченѣніе лягушекъ подъ льдомъ, и временное высыханіе разныхъ мелкихъ суставчатыхъ животныхъ и коловратокъ, и энцистированіе инфузорій, и проч. Вообще, къ явленіямъ спячки, съ большею или меньшею натяжкою, могутъ быть отнесены всѣ различныя формы пониженія жизненной дѣятельности до возможной для даннаго существа минимальной величины, безъ утраты жизнеспособности животнаго. Чтобы получить нѣкоторое наглядное представленіе о формахъ и распространенности этихъ явленій въ мірѣ животныхъ, сдѣлаемъ краткій систематическій обзоръ ихъ по типамъ и классамъ животнаго царства.
У простѣйшихъ (одноклѣточныхъ) животныхъ (Protozoa) при неблагопріятныхъ условіяхъ жизни нерѣдко наступаетъ такъ называемое энцистированіе. Высыхаетъ ли водоемъ, гдѣ кишатъ различныя корненожки и инфузоріи, накопляется ли въ немъ слишкомъ много гніющихъ веществъ и вредныхъ для жизни газовъ, — эти микроскопическія существа опускаются на дно, сокращаютъ свое тѣло и выдѣляютъ вокругъ себя скорлупку (цисту). Внутри этой скорлупки тѣло животнаго претерпѣваетъ нѣкоторыя измѣненія, именно упрощается въ своемъ строеніи. «Покрывшись оболочкой, инфузорія нерѣдко вращается вокругъ своей оси, но вскорѣ исчезаютъ рѣснички, равно какъ и другія эктоплозматическія образованія, и движенія прекращаются. Затѣмъ происходитъ дальнѣйшій регрессивный метаморфозъ, выражающійся въ исчезновеніи рта и глотки. Сократительная вакуола продолжаетъ довольно долго сокращаться, но постепенно замедляетъ свои сокращенія, пока не остановится совершенно. Энтоплазма сильно уплотняется и въ ней просвѣчиваетъ только сильно преломляющее свѣтъ ядро» (Шевяковъ). Упростившись такимъ образомъ, инфузорія, подъ защитой своей скорлупки, въ кажущемся безжизненномъ состояніи, противостоитъ безнаказанно множеству опасностей, которыхъ она и въ теченіе одной минуты не выдержала бы въ свободномъ, не энцистированномъ видѣ. Пусть высохнетъ лужа, гдѣ она обитала, пусть раскалится и растрескается отъ горячихъ солнечныхъ лучей илистое дно, пусть вѣтеръ разнесетъ цисты вмѣстѣ съ пылью, — энцистированнымъ существамъ ничто не страшно. Они живутъ внутри своихъ скорлупокъ жизнью медленною, никакими внѣшними признаками не выражающеюся, — но несомнѣнно живутъ и имѣютъ какой-то, вѣроятно до крайности слабый обмѣнъ веществъ внутри своего тѣла, такъ какъ, попавъ въ благопріятныя условія (въ воду), снова оживаютъ, возвращаютъ себѣ свое прежнее устройство и сбрасываютъ скорлупку. И что особенно удивительно, это то, что, при полномъ отсутствіи пищи, инфузоріи въ цистахъ могутъ сохранять жизненность очень долго, — нѣкоторыя, какъ наблюдалось, до 7 лѣтъ; между тѣмъ свободныя, дѣятельныя инфузоріи очень прожорливы и постоянно нуждаются въ пищѣ.
Вслѣдъ за простѣйшими животными, по порядку зоологической систематики, мы должны были бы разсмотрѣть губокъ, кишечнополостныхъ (полиповъ, медузъ и проч.) и иглокожихъ (морскихъ звѣздъ, морскихъ ежей и т. п.). Но, во-первыхъ, все это животныя водныя, обитающія въ моряхъ, рѣже въ рѣкахъ и прѣсноводныхъ озерахъ, въ средѣ, сравнительно мало измѣнчивой по своей температурѣ и другимъ жизненнымъ условіямъ; во-вторыхъ, въ силу преобладающаго въ наукѣ морфологическаго направленія, образъ жизни этихъ, на волѣ трудно наблюдаемыхъ, животныхъ изученъ весьма мало. Очень интересно было бы, напримѣръ, знать поближе и поточнѣе общую продолжительность жизни разныхъ иглокожихъ и состояніе ихъ въ сѣверныхъ моряхъ во время зимы, но имѣющіяся на этотъ счетъ свѣдѣнія слишкомъ скудны. Почти все, что мы знаемъ о бездѣйственномъ зимнемъ состояніи губокъ и полиповъ, относится къ ихъ прѣсноводнымъ формамъ, которыхъ очень мало по сравненію съ множествомъ морскихъ. Такъ, мы знаемъ, что обыкновенная прѣсноводная гидра (Hydra fusca, viridis) зимуетъ въ стадіи яйца. Яйцо это представляетъ собою клѣточку, хорошо защищенную наружною оболочкою и уподобляющееся, такъ сказать, энцистированной инфузоріи, подобно которой оно можетъ вынести зимній холодъ и дождаться весеннихъ дней, когда вода потеплѣетъ и наполнится животными, нужными для питанія гидры. Весною изъ яйца развивается личинка, постепенно превращающаяся въ гидру. Мы знаемъ также, что у прѣсноводной губки-бадяги (Spongilla) зимуютъ такъ называемыя геммулы или зимнія почки, представляющія собою группы однообразныхъ клѣточекъ, защищенныя твердою скорлупкою, — опять-таки подобно энцистированнымъ простѣйшимъ животнымъ; весною содержимое такой скорлупки освобождается изъ нея и развивается въ молодую губочку.
Что касается различныхъ классовъ разнохарактернаго типа червей (Vermes), то здѣсь извѣстно много примѣровъ бездѣйственнаго состоянія въ теченіе зимы или при другихъ неблагопріятныхъ жизненныхъ условіяхъ. У нѣкоторыхъ изъ нихъ зимуютъ яйца, покрытыя скорлупою (нѣкоторыя турбелляріи, круговертки), другіе виды зимуютъ въ зрѣломъ состояніи, напримѣръ, піявки, дождевые и иные черви. Піявки закапываются въ илъ, гдѣ проводятъ зиму въ неподвижномъ состояніи, — разумѣется, не принимая пищи; дождевые черви уходятъ глубже въ землю, гдѣ и пережидаютъ неблагопріятное время года. Недавно были точно описаны два случая нахожденія живыхъ дождевыхъ червей внутри кусковъ льда. Многіе изъ червей ведутъ паразитный образъ жизни и поэтому должны раздѣлять зимовку и невольное воздержаніе отъ пищи съ своими «хозяевами»: если эти послѣдніе впадаютъ въ бездѣйственное состояніе, то и паразитамъ ничего болѣе не остается, какъ послѣдовать ихъ примѣру — или погибнуть. Но жизненность этихъ червей слишкомъ крѣпка для того, чтобы они гибли при такихъ обстоятельствахъ: напротивъ, они выдерживаютъ безъ всякаго для себя вреда самыя неблагопріятныя условія. Такъ, еще Рудольфи (въ 1809 году) наблюдалъ круглыхъ глистъ (Filaria capsularia) въ замерзшихъ, обледенѣлыхъ селедкахъ; будучи положены въ воду, черви эти начали двигаться. Интересны наблюденія Баркова надъ небольшими круглыми глистами (Physaloptera dansa), которыя нерѣдко попадаются въ желудкѣ ежа. Ежъ, какъ мы увидимъ ниже, принадлежитъ къ животнымъ, претерпѣвающимъ такъ называемую «зимнюю спячку», въ теченіе которой онъ долгое время не принимаетъ никакой пищи и температура его тѣла сильно понижается. Черви, вынутые зимою изъ ежа, погруженнаго въ глубокую спячку, не двигались и не подавали никакихъ признаковъ жизни; положенные въ теплую воду, они, однако, вполнѣ оживали, а при новомъ охлажденіи снова впадали въ оцѣпенѣніе. Замѣчательно, что нѣкоторые свободно живущіе круглые черви изъ семейства угрицъ (Anguillulidae), особенно же ихъ личинки, паразитирующія въ зернахъ растеній, могутъ выдерживать высушиваніе, не теряя жизненности; будучи положены въ воду, они оживаютъ, — явленіе, параллельное энцистированію инфузорій. Подобная же способность констатирована для нѣкоторыхъ коловратокъ (Rotatoria). Нѣкоторыя коловратки, по новымъ наблюденіямъ Л. Ллэта, даже нуждаются въ высыханіи на нѣкоторое время и безъ этого долго жить не могутъ.
Относительно моллюсковъ также извѣстны примѣры оцѣпенѣнія, притомъ какъ зимняго, такъ и лѣтняго. Уже Аристотель зналъ, что разныя улитки (относимыя въ настоящее время къ легочнымъ моллюскамъ), какъ голыя, такъ и покрытыя раковиною, зимою впадаютъ въ спячку; тоже говорятъ Спалланцани, Барковъ и позднѣйшіе наблюдатели. Водяныя улитки подвергаются оцѣпенѣнію при замерзаніи воды; наземныя, если онѣ имѣютъ раковину, закрываютъ ее плотною известковою крышечкою, которая весьма тверда, но, вѣроятно, имѣетъ поры для прохожденія воздуха. Такъ, обыкновенная яблонная улитка (Helix pomatia) осенью зарывается довольно глубоко подъ мохъ и въ землю и сильно съеживается внутри раковины, такъ что между крышечкою и тѣломъ животнаго образуется пространство, пересѣкаемое еще одною или нѣсколькими тонкими перегородками. Замѣчательно, что легочная полость у такихъ зимующихъ улитокъ часто бываетъ наполнена кровью. Съ наступленіемъ теплаго времени (или если улитку бросить, напр., въ теплую воду), животное выталкиваетъ ногою свою крышечку и начинаетъ активную жизнь. Подобное же закупориваніе раковины можетъ произойти и лѣтомъ, если окружающій воздухъ становится слишкомъ зноенъ и сухъ. Такъ, южноевропейскія улитки днемъ, подъ палящими лучами солнца, плотно прижимаются отверстіемъ раковины къ какому-либо предмету или закрываютъ входъ въ раковину затвердѣвающею слизью, а ночью или послѣ дождя открываютъ свое подвижное жилище и бодро ползаютъ.. Тропическія улитки впадаютъ такимъ образомъ на долгое время въ лѣтнюю спячку, изъ которой пробуждаются съ наступленіемъ періода дождей, оживляющихъ растительный и животный міръ.
Вслѣдъ за моллюсками надо сказать о такъ называемыхъ моллюскообразныхъ животныхъ (Molluscoidea), къ которымъ принадлежатъ мшанки и плеченогія. Мшанки — это почти всегда колоніальныя животныя, ведущія сидячую жизнь въ прѣсной или морской водѣ и по внѣшнему виду обыкновенно напоминающія гидроидныхъ полиповъ. Въ нашихъ широтахъ эти своеобразныя, низко организованныя животныя, конечно, подвергаются угнетающему дѣйствію зимы. Нѣкоторыя изъ нихъ (Paludicella) Отшйуровываютъ осенью такъ называемыя зимнія почки, которыя остаются въ оцѣпенѣломъ состояніи до слѣдующей весны, чтобы произвести новую колонію; другіе виды (напримѣръ, родъ Cristatella) образуютъ такъ называемые статобласты, — тоже родъ внутреннихъ почекъ, окруженныхъ двулопастною скорлупкою; статобласты весьма напоминаютъ описанныя выше геммулы губокъ и играютъ такую же роль, какъ вообще зимущія почки или яйца.
Плеченогія (Brachiopoda) — морскія животныя, по внѣшности напоминающія двустворчатораковинныхъ моллюсковъ. Объ ихъ зимнемъ оцѣпенѣломъ состояніи, такъ же какъ и о зимованій оболочниковъ (Tunicata) почти ничего неизвѣстно, хотя между ними есть сѣверные виды, живущіе въ очень холодныхъ, зимою отчасти замерзающихъ моряхъ, оболочники иногда на очень небольшой глубинѣ.
Чрезвычайно богатый формами типъ членистоногихъ животныхъ (Arthropoda), къ которому принадлежатъ ракообразныя, t паукообразныя, многоножки и насѣкомыя, представляетъ много интересныхъ примѣровъ временнаго оцѣпенѣнія и кажущейся безжизненности. Ракообразныя, какъ и другія водныя животныя, въ отношеніи спячки изучены весьма мало; даже относительно обыковеннаго рѣчного рака (Astaqus fluviatilis) неизвѣстно навѣрное, впадаетъ ли онъ зимою въ оцѣпенѣніе, или нѣтъ, — яркій примѣръ крайней неполноты нашихъ свѣдѣній объ образѣ жизни даже обыкновеннѣйшихъ животныхъ! Въ новѣйшее время извѣстный знатокъ ракообразныхъ, Клаусъ, показалъ, что мелкія низшія ракообразныя (Ostracoda, Copepoda) могутъ высыхать вмѣстѣ съ иломъ и очень долго пребывать въ бездѣйственномъ состояніи, не теряя жизнеспособности. Что касается до пауко образныхъ, то одни изъ нихъ зимуютъ въ стадіи яицъ, другія — въ совершенномъ состояніи, причемъ впадаютъ въ неподвижность. Относительно многоножекъ опять-таки достовѣрныхъ наблюденій о спячкѣ не имѣется; во всякомъ случаѣ хищныя многоножки были находимы поздно осенью и въ началѣ зимы въ дѣятельномъ состояніи подъ корою пней, подъ мохомъ и проч., гдѣ онѣ, повидимому, поѣдали насѣкомыхъ. Весьма интересныя явленія временной «безжизненности» представляютъ микроскопическія животныя изъ класса Tardigrada, систематическое положеніе которыхъ до сихъ поръ очень неясно (они нѣсколько напоминаютъ маленькихъ паучковъ). Эти животныя могутъ высыхать, какъ вышеупомянутыя мелкія ракообразныя, и долгое время сохранять способность къ оживанію, если снова попадутъ во влажную среду. Таковъ, напр., маленькій организмъ, не безъ остроумія названный Macrobiotus Hufelandi въ честь знаменитаго нѣмецкаго медика начала XIX вѣка Гуфеланда, написавшаго «Макробіотику», т.-е. книгу объ искусствѣ продленія жизни.
Безконечно разнообразный міръ насѣкомыхъ, какъ извѣстно, наиболѣе дѣятеленъ тогда, когда растительный міръ также находится въ полной дѣятельности, т.-е. въ умѣренныхъ широтахъ въ теченіе весны и лѣта, а въ тропикахъ — по минованіи мертвящаго періода засухъ. Хотя многія насѣкомыя любятъ жаръ и солнечный свѣтъ, но лишь при условіи извѣстной влажности воздуха и почвы; всякій, кто дѣлалъ энтомологическія экскурсіи знаетъ, что и у насъ въ іюлѣ, въ самые знойные часы послѣ полудня, насѣкомыя летаютъ и вообще движутся сравнительно лало и какъ бы ищутъ прохлады и покоя въ травѣ, подъ тѣнью листьевъ и т. п. Въ тропикахъ же во время жаровъ жизнь насѣкомыхъ совсѣмъ замираетъ и вновь пробуждается лишь послѣ первыхъ дождей. Такимъ образомъ можно сказать, что въ жаркихъ странахъ насѣкомыя имѣютъ лѣтнюю спячку. Въ нашихъ широтахъ временемъ бездѣйствія и оцѣпенѣнія является для нихъ зима, причемъ разныя насѣкомыя зимуютъ въ разныхъ степеняхъ развитія: въ видѣ яицъ, личинокъ, куколокъ или совершенныхъ насѣкомыхъ. Въ видѣ яицъ зимуютъ очень многія насѣкомыя, напр., многія бабочки откладываютъ свои яйца въ концѣ лѣта и осенью на кору деревьевъ и яйца эти выдерживаютъ жестокіе зимніе морозы безъ всякаго для себя вреда (такъ зимуютъ яйца шелкопряда -монашенки, зимней пяденицы и проч.). Замѣчательно, что у нѣкоторыхъ насѣкомыхъ эти зимнія Яйца даже должны испытать дѣйствіе холода и безъ этого погибаютъ; такъ, по крайней мѣрѣ, доказано для нѣкоторыхъ случаевъ, гдѣ были сдѣланы спеціальныя наблюденія на этотъ счетъ. Еще въ 1869 году французскій ученый Дюкло показалъ, что можно ускорить вылупленіе шелковичныхъ червей изъ яицъ, если грену (яйца) подвергнуть временно сильному охлажденію, замѣняющему естественный зимній холодъ; если же все время держать грену въ тепломъ мѣстѣ, то вылупленія червей не происходитъ вовсе и яйца умираютъ. То же самое можно сказать и о яйцахъ многихъ тлей (напр., Lachnus), они также умираютъ, если не будутъ подвергнуты дѣйствію зимняго холода. Другія насѣкомыя зимуютъ въ стадіи личинки, причемъ обыкновенно забираются подъ мохъ, въ землю, въ разныя щели. Такъ зимуютъ, напр., гусеницы весьма вреднаго для лѣсовъ сосноваго шелкопряда (Gastropacha рші). Эти зимующія личинки лежатъ всю зиму въ оцѣпенѣломъ состояніи, не принимая пищи; при этомъ онѣ могутъ выносить весьма низкія температуры.
«Съ давнихъ временъ извѣстно, что гусеницы могутъ замерзать и оживать снова. Такъ, Буадюваль наблюдалъ гусеницъ Leucania, которыхъ можно было принять за ледяныя сосульки; изломъ ихъ былъ ровенъ и онѣ звенѣли, падая въ стаканъ. Тѣмъ не менѣе, почти всѣ онѣ превратились весною, по обыкновенію, въ куколокъ, изъ которыхъ, затѣмъ, въ обычное время вышли бабочки. Россъ видѣлъ въ полярныхъ странахъ гусеницъ, которыя оживали послѣ 4 морозовъ до — 42°, длившихся по недѣлѣ и сопровождавшихся оттепелями. Гусеницы виноградной пиралиды, замороженныя до 6 разъ, остались живы. Въ Маконнэ, въ 1837 году, холодъ доходилъ до — 17°, виноградники пострадали, а гусеницы уцѣлѣли». (Жираръ); Данныя эти требуютъ, впрочемъ, провѣрки.
Въ стадіи куколки также зимуютъ очень многія насѣкомыя (напр., сосновая пяденица, сосновая совка и пр.) и также выдерживаютъ въ этомъ видѣ очень сильные холода. Замѣчательно, что и помимо вліянія холода, нѣкоторыя насѣкомыя въ стадіи куколки лежатъ иногда чрезмѣрно долго, напр., нѣсколько лѣтъ вмѣсто одной зимы: у нихъ жизненныя явленія почему-то задерживаются. Наконецъ, нѣкоторые виды зимуютъ въ окоченѣломъ видѣ во взросломъ состояніи, напр., нѣкоторыя бабочки, которыя и появляются весною, какъ только начнетъ сходить снѣгъ. Таковы нѣкоторыя ванессы (крапивница, Антіопа), желтая крушинница (Gonopteryx Rhamni) и мн. др. Замѣчательно, что нѣкоторыя изъ зимующихъ насѣкомыхъ также нуждаются въ холодѣ, какъ мы видѣли это выше относительно яицъ. Такъ, хвойныя тли изъ рода Chermes зимуютъ, сидя на почкахъ и на корѣ, не покрытыя ничѣмъ, кромѣ небольшого воскового выдѣленія; эти, крошечныя, почти микроскопическія насѣкомыя выносятъ безъ вреда для себя самые страшные морозы, но попробуйте осенью поставить вѣтки или деревца съ этими тлями въ не очень холодное помѣщеніе, и тли, изъятыя отъ почему-то необходимаго для нихъ вліянія морозовъ, всѣ погибнутъ.
Среди позвоночныхъ животныхъ многія подвержены спячкѣ, преимущественно зимней. Такъ, относительно рыбъ доказано прямыми наблюденіями, что многія изъ нашихъ прѣсноводныхъ видовъ зимою становятся болѣе или менѣе неподвижными, а нѣкоторые зарываются въ тину, илъ и т. п. и впадаютъ въ настоящее оцѣпенѣніе. Окуни, напримѣръ, «по перволедью нѣкоторое время (въ рѣкахъ очень недолго) держатся въ верхнихъ слояхъ воды, болѣе богатыхъ воздухомъ, почти подо льдомъ. При этомъ рѣзкомъ измѣненіи условій своего существованія они, видимо, чувствуютъ недостатокъ воздуха и, пока не обтерпятся, не привыкнутъ къ новымъ условіямъ и не осядутъ на дно, не принимаютъ никакой пищи… Съ образованіемъ толстаго слоя льда, въ серединѣ зимы, окуни, повидимому, не выходятъ изъ своихъ становищъ и лежатъ здѣсь на днѣ, почти неподвижно, тѣсными рядами, въ нѣсколькихъ слоевъ» (Сабанѣевъ). Болѣе сильное оцѣпенѣніе замѣчается у карповъ, карасей, линей. Карпы или сазаны забираются на зимовку въ разныя углубленія и ямы на днѣ рѣкъ и впадаютъ тамъ въ неподвижное состояніе. «Замѣчательно, что южнорусскіе сазаны зимуютъ очень часто вмѣстѣ съ своими постоянными спутниками и злѣйшими врагами — сомами. Послѣдніе залегаютъ еще раньше, на самомъ днѣ, а потому сазаны ложатся на нихъ» (Сабанѣевъ). Караси и лини забираются въ тину, иногда зарываясь въ нее весьма глубоко; въ холодныя зимы рыбы эти совсѣмъ окоченѣваютъ и, будучи вырыты изъ тины, долго не подаютъ никакихъ признаковъ жизни. Для нѣкоторыхъ тропическихъ рыбъ констатирована, напротивъ, «лѣтняя» спячка: при пересыханіи водовмѣстилищъ, служившихъ имъ жизненною средою, рыбы эти зарываются въ илъ. Таковы нѣкоторые виды изъ семейства сомовъ (Siluridae), напр., панцырный бразильскій сомъ Doras costatus, который путешествуетъ, при пересыханіи рѣкъ и болотъ, по сушѣ, а если не найдетъ новаго водоема, то глубоко уходитъ въ илъ и впадаетъ въ оцѣпенѣніе. То же наблюдалось и для остѣ-индскихъ лазящихъ рыбъ (Anabas scandens), принадлежащихъ къ подотряду лабиринтожаберныхъ\ эти рыбы также ловко ползаютъ по землѣ при помощи своихъ зазубренныхъ жаберныхъ крышекъ; не находя воды, онѣ также зарываются въ илъ. Эта привычка ихъ знакома туземному населенію, которое пользуется ею для легкаго добыванія множества этихъ рыбъ изъ дна пересохшихъ прудовъ; рыбы лежатъ тамъ въ оцѣпенѣніи, но, будучи вынуты, вскорѣ начинаютъ двигаться. Но едва ли не самый замѣчательный примѣръ подобной спячки представляетъ африканская двойнодышащая рыба Protopterus annectens. Двойнодышащія рыбы называются такъ потому, что имѣютъ двоякіе органы дыханія: и жабры, и легкія (превращенный плавательный пузырь). Когда водовмѣстилища, въ которыхъ живетъ Protopterus, пересыхаютъ, то рыба уходитъ въ илъ и, свернувшись, окружаетъ себя, съ помощью выдѣляемой ея кожею обильной слизи, толстою капсулой. Отъ рта рыбы черезъ стѣнку капсулы проходитъ наружу каналъ, служащій для доступа воздуха къ рыбѣ. Въ этихъ капсулахъ рыбы могутъ жить, не принимая пищи, довольно долго и въ такомъ видѣ ихъ пересылаютъ въ Европу; если капсулу положить въ тепловатую воду, то она размягчается и рыба выходитъ. Рыбъ этихъ держатъ въ акваріяхъ; въ Лондонѣ онѣ жили три года вполнѣ благополучно, жестоко хищничая на счетъ остальныхъ обитателей акварія и не ощущая, повидимому, никакой потребности зарываться въ илъ, такъ какъ воды для нихъ все время было вполнѣ достаточно. Такимъ образомъ, у этихъ рыбъ спячка не составляетъ потребности, онѣ лишь способны прибѣгать къ ней въ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ.
Относительно амфибій извѣстно, что лягушки и жабы зимою впадаютъ въ оцѣпенѣніе и могутъ сильно охлаждаться, не теряя жизненности. Зимующія лягушки бывали находимы въ дуплахъ, подъ камнями, въ илѣ и т. п., жабы въ землѣ и проч. О живучести жабъ, замурованныхъ въ глину, въ известнякъ и т. п. существуетъ цѣлая литература; утверждаютъ, будто-бы жабы могутъ прожить такимъ образомъ очень долго, — десятки и даже сотни (!) лѣтъ. Послѣднее, конечно, крайне сомнительно и, по всей вѣроятности, сильно преувеличено; но въ литературѣ существуютъ все-таки достойныя довѣрія показанія, что замурованныя жабы остаются живыми въ теченіе мѣсяцевъ. Живучесть амфибій вообще поразительна; онѣ выносятъ безъ вреда для себя рѣзкія перемѣны температуры, сильныя пораненія, продолжительный голодъ и проч. Замороженное сердце лягушки послѣ оттаиванія снова начинаетъ биться; тритоны возстановляютъ отрѣзанныя конечности. Неудивительно, что при такой живучести жаба, впавшая въ оцѣпенѣніе, долгое время можетъ находиться безъ пищи. Въ тропическихъ странахъ, вмѣсто окоченѣнія отъ холода, амфибіи зарываются при засухахъ въ илъ или землю и проводятъ нѣкоторое время въ оцѣпенѣніи, подобно описаннымъ выше рыбамъ. Надо, впрочемъ, замѣтить, что спячка амфибій не представляетъ для нихъ обязательнаго періодическаго явленія жизни: она, такъ сказать, вынуждается обстоятельствами, но не необходима, если внѣшнія условія не слишкомъ неблагопріятны. Въ зоологическихъ и физіологическихъ лабораторіяхъ держатъ, напр., лягушекъ всю зиму и онѣ не впадаютъ въ оцѣпенѣніе.
Рептиліи, по отношенію къ спячкѣ, имѣютъ много общаго съ амфибіями. Какъ послѣднія, такъ и первыя зимуютъ, напр., въ дуплахъ, подъ мохомъ и т. п. (ящерицы, змѣи, Черепахи) въ окоченѣломъ состояніи. Крокодилы во время засухъ зарываются въ илъ и впадаютъ въ «лѣтнюю спячку»; это вполнѣ подтверждено новѣйшими наблюденіями (Эминъ-Паша, Штульманъ).
Всѣ до сихъ поръ упоминавшіяся нами животныя принадлежатъ къ числу такъ называемыхъ холоднокровныхъ, т.-е. неимѣющихъ постоянной температуры тѣла. Эти животныя могутъ охлаждаться или нагрѣваться весьма значительно, въ зависимости отъ окружающей среды; ящерица, сидящая на стѣнѣ, ярко освѣщенной солнцемъ, можетъ нагрѣться до такой степени, что почти обжигаетъ схватывающую ее руку, и таже самая ящерица зимою, безъ вреда для своей жизнеспособности, замерзаетъ до полнаго окоченѣнія. Не таковы теплокровныя животныя: у нихъ температура крови постоянна, т.-е. колеблется нормальнымъ образомъ лишь въ узкихъ предѣлахъ. Къ теплокровнымъ принадлежатъ птицы и млекопитающія, у первыхъ температура крови бываетъ обыкновенно около 35° R., у вторыхъ — около 30° R. При всей таинственности явленія зимней или лѣтней спячки, все-таки, напр., замерзаніе и пониженіе жизнедѣятельности холоднокровныхъ животныхъ не кажется особенно удивительнымъ; но дѣло въ томъ, что спячка бываетъ и у теплокровныхъ животныхъ и зимою сопровождается такимъ пониженіемъ температуры, какое внѣ спячки является положительно невозможнымъ при сохраненіи жизни животнаго. Неудивительно, поэтому, что именно спячка теплокровныхъ животныхъ, — это загадочное явленіе, противорѣчащее, по словамъ проф. Хорвата, всѣмъ основнымъ положеніямъ физіологіи, — всего болѣе привлекала къ себѣ вниманіе изслѣдователей.
Существуетъ ли спячка у птицъ? Въ прежнія времена на этотъ вопросъ, не колеблясь, отвѣчали утвердительно. По Аристотелю, изъ птицъ подвержены зимней спячкѣ аисты, дрозды, нѣкоторые виды голубей и (на короткое время) совы и луни. Но чѣмъ больше становилась извѣстна жизнь птицъ, чѣмъ болѣе выяснялась исторія ихъ перелетовъ, тѣмъ болѣе сокращалось число птицъ, которыя, будто бы, впадаютъ зимою въ спячку. Болѣе всего существуетъ разсказовъ о ласточкахъ, этихъ превосходныхъ летунахъ, покидающихъ наши страны осенью и улетающихъ на далекій югъ; разсказываютъ, будто бы ласточки иногда зимуютъ у насъ въ оцѣпенѣломъ состояніи и даже подъ водою, какъ какія-нибудь рыбы или амфибіи. Въ послѣдніе годы англійскій орнитологъ Диксонъ, авторъ довольно плохой книжки о перелетахъ птицъ, снова настойчиво поднимаетъ вопросъ о спячкѣ ласточекъ, — вопросъ, на который лучшіе знатоки жизни птицъ давно уже отвѣтили отрицательно. Нѣтъ сомнѣнія, что отдѣльные экземпляры ласточекъ запаздываютъ при осеннемъ отлетѣ, окоченѣваютъ отъ холода и, повидимому, медленно умираютъ въ оцѣпенѣніи; иногда ихъ находили въ такомъ состояніи, причемъ согрѣвшіяся птички на короткое время оживали, чтобы затѣмъ вскорѣ умереть. Это временное предсмертное оцѣпенѣніе, слѣдовательно, нельзя приравнивать къ спячкѣ, которая представляетъ собою особую способность животнаго приходить на нѣкоторое время въ бездѣйственное состояніе съ пониженнымъ обмѣномъ веществъ въ тѣлѣ, причемъ, однако, жизнеспособность сохраняется вся, цѣликомъ. По всей вѣроятности, Барковъ вполнѣ правъ, говоря, что птицы — единственный классъ между позвоночными животными, для котораго совершенно нельзя признать существованія спячки.
За то млекопитающія, эти, безспорно, высшія изъ позвоночныхъ животныхъ, представляютъ много примѣровъ спячки. Зимняя спячка наблюдается у многихъ летучихъ мышей, у ежей, барсуковъ, сонь, хомяковъ, тушканчиковъ, сурковъ, сусликовъ; о бѣлкѣ и медвѣдѣ также обыкновенно говорятъ, что они впадаютъ въ спячку, что, впрочемъ, не совсѣмъ вѣрно. Медвѣдь, правда, крѣпко спитъ въ своей берлогѣ въ холодныхъ странахъ въ зимніе мѣсяцы и подолгу не принимаетъ пищи, отчего сильно худѣетъ; однако, онъ можетъ быть пробужденъ сильнымъ шумомъ, а въ болѣе мягкія зимы и въ болѣе теплыхъ странахъ и вовсе не впадаетъ въ продолжительный сонъ. Что зимнее оцѣпенѣніе для медвѣдя не обязательно (какъ для многихъ животныхъ, имѣющихъ настоящую зимнюю спячку), доказывается, какъ справедливо замѣчаетъ Ризенталь, примѣромъ ручныхъ медвѣдей, которые остаются дѣятельными всю зиму. То же относится и къ бѣлкѣ. Правда, въ суровыя зимы она залѣзаетъ въ дупло, затыкаетъ входное отверстіе и спитъ, свернувшись клубочкомъ, но при сильномъ постукиваніи по стволу она просыпается, а при сравнительно теплой погодѣ и добровольно покидаетъ свое зимнее гнѣздо. Медвѣдь и бѣлка, слѣдовательно, имѣютъ зимній сонъ, а не спячку, что, какъ мы сейчасъ увидимъ, вовсе не одно и то же.
Летучія мыши европейской фауны на зиму обыкновенно впадаютъ въ оцѣпенѣніе. Онѣ зимуютъ обществами или по одиночкѣ, въ дуплахъ, въ пещерахъ, въ погребахъ, на чердакахъ и т. п. «Положеніе, принимаемое летучими мышами во время спячки, весьма различно и характерно для отдѣльныхъ группъ и породъ; проще и чаще всего тѣ случаи, когда летучія мыши висятъ внизъ головою, прицѣпившись когтями заднихъ ногъ и прижавъ крылья къ бокамъ. Многія висятъ при этомъ свободно подъ кровлею или сводомъ; большая часть висятъ подобнымъ же образомъ по стѣнамъ; нѣкоторыя отчасти подпираются и передними конечностями… Очень многія изъ листоносыхъ летучихъ мышей принимаютъ такое замѣчательное положеніе, что, проходя мимо, скорѣе примешь ихъ за грибы, чѣмъ за животныхъ» (Кохъ). Спячка не у всѣхъ летучихъ мышей одинаково глубока; нѣкоторые виды менѣе другихъ чувствительны къ холоду, — такія летучія мыши по временамъ, когда температура вокругъ нѣсколько повышается, просыпаются и летаютъ; другія остаются неподвижными, повидимому, всю зиму. «Чрезвычайно замѣчательно и удивительно съ физіологической точки зрѣнія, что такое прожорливое животное, какъ летучая мышь, которая во время бодрствованія требуетъ такъ много пищи, болѣе трети своей жизни можетъ существовать безъ всякой пищи. Температура крови у европейскихъ видовъ лѣтомъ всегда выше 32° Е (25,6° R); въ южныхъ климатахъ она значительно выше и даже у насъ въ іюнѣ я нашелъ у одного ушана температуру крови въ 35° С. Эта температура зимою сильно падаетъ и паденіе это болѣе или менѣе зависитъ отъ окружающей температуры. У обитателей болѣе теплыхъ странъ, у которыхъ температура крови иногда превосходитъ 40° Е, разница отъ температуры зимы или дождливаго времени относительно не такъ велика, какъ у нашихъ сѣверныхъ видовъ, у которыхъ понижающее вліяніе температуры воздуха иногда бываетъ такъ значительно, что летучія мыши окоченѣваютъ и болѣе не просыпаются. Самую низкую температуру крови я нашелъ у курносой летучей мыши (Synotus barbastellus), которая вообще довольно нечувствительна къ погодѣ и зимуетъ въ выходной части пещеръ и строеній, гдѣ она едва защищена отъ холода; эта температура у экземпляровъ, зимовавшихъ въ сводахъ Дилленбургскаго замка, между камнями, на которыхъ висѣли ледяныя сосульки длиною болѣе фута, достигала все-таки 12° С.» (Кохъ). Замѣчательно, что чрезмѣрное пониженіе окружающей температуры пробуждаетъ летучихъ мышей: пробудившись, онѣ обыкновенно замерзаютъ и умираютъ. Уже изъ этого можно видѣть, что спячка для летучихъ мышей не есть простое слѣдствіе пониженія температуры воздуха; это подтверждается еще и тѣмъ, что иногда и лѣтомъ летучія мыши впадаютъ на нѣкоторое время въ оцѣпенѣлое состояніе, безъ всякихъ видимыхъ причинъ. Спячка у нихъ — особая способность или наклонность къ оцѣпенѣнію, выражающаяся, правда, особенно при извѣстномъ пониженіи температуры, но зависящая, очевидно, не отъ одного этого пониженія.
Относительно ежей лучшія наблюденія принадлежатъ Баркову. До поздней осени ежъ остается бодрымъ, прожорливымъ животнымъ; только съ рѣшительнымъ наступленіемъ зимнихъ холодовъ уходитъ онъ подъ корни стволовъ и пней, подъ хворостъ и въ другія естественныя убѣжища и, полусвернувшись, впадаетъ въ глубокую спячку. Старые ежи впадаютъ въ спячку ранѣе молодыхъ и спятъ крѣпче. Если окружающая температура всю зиму остается достаточно низкою, то ежъ не просыпается ни разу до самой весны; если же температура значительно повышается, то животное можетъ проснуться, послѣ чего, при новомъ пониженіи температуры, спячка обыкновенно возобновляется.
Близкій родичъ ежа, мадагаскарскій тенрекъ (Centetes ecaudatus) также впадаетъ въ спячку, но не отъ зимняго холода, котораго на его родинѣ не бываетъ, а на время засухи, подобно тамошнимъ рептиліямъ и амфибіямъ.
Что касается барсука, то весьма сомнительно, можно ли сравнить его зимній сонъ съ настоящею спячкой. Барсукъ вообще довольно сонливое животное, — «drei Viertel seines Lebens verschläft der Dachs vergebens»[2], говоритъ нѣмецкая пословица. Съ наступленіемъ зимы барсукъ забирается въ свою нору, свертывается, засовываетъ морду между передними ногами и засыпаетъ; но сонъ этотъ при каждой оттепели или вообще при замѣтномъ повышеніи температуры прерывается и барсукъ нерѣдко даже выходитъ изъ норы на нѣкоторое время. Что спячка для барсука, какъ и для медвѣдя, не есть нѣчто необходимое, доказывается примѣромъ ручныхъ барсуковъ, смолоду воспитанныхъ въ неволѣ: они и не думаютъ впадать зимою въ оцѣпенѣніе. Сонъ барсука, скорѣе, представляетъ собою просто вынужденное бездѣйствіе въ теченіе зимы, когда это по преимуществу растительноядное животное не можетъ найти себѣ достаточно пищи; передъ впаденіемъ въ зимній сонъ барсукъ сильно наѣдается и жирѣетъ, а при пробужденіи раннею весною оказывается чрезвычайно тощимъ.
Весьма типично выражено явленіе спячки у многихъ грызуновъ, — у сонь (Myoxus), хомяковъ (Cricetus), сурковъ (Arctomys), тушканчиковъ (Dipus), сусликовъ (Spermophilus). Сони — небольшіе звѣрки, дѣятельные обыкновенно только ночью, а днемъ спокойно спящіе въ своемъ гнѣздѣ, отчего, безъ сомнѣнія, и произошло самое названіе ихъ. Ихъ извѣстно всего съ полдюжины видовъ, обитающихъ въ средней и южной Европѣ, отчасти въ Африкѣ. По внѣшнему виду сони напоминаютъ отчасти бѣлокъ (довольно пушистый хвостъ, короткія переднія и болѣе длинныя заднія ноги), отчасти мышей (заостренная мордочка, большія голыя уши). Виды сонь, водящіеся въ умѣренныхъ климатахъ, на зиму впадаютъ въ спячку, которая не разъ была предметомъ спеціальныхъ наблюденій, и еще сравнительно недавно (1880) итальянскій ученый Бергонцини напечаталъ спеціальное изслѣдованіе о зимнемъ снѣ этихъ звѣрковъ. Спячка эта для нихъ явленіе необходимое; сони засыпаютъ не только при сильномъ пониженіи температуры, но и въ теплой комнатѣ, а иногда безъ всякой видимой причины впадаютъ въ летаргію (на нѣкоторое время) даже лѣтомъ; такъ, еще въ 1807 году Манджили наблюдалъ спячку сони въ іюнѣ, при-)15° R. Зимняя спячка у нихъ, впрочемъ, не непрерывна; при повышеніи окружающей температуры, а также иногда безъ всякой видимой причины, сони просыпаются, ѣдятъ немного изъ собранныхъ ими на зиму запасовъ и снова засыпаютъ.
Хомякъ, этотъ прожорливый житель степей и полей, позднею осенью, хорошенько отъѣвшись и разжирѣвъ, забирается въ свою нору, мягко выстланную тонкими соломинами, затыкаетъ входъ въ нору землею и впадаетъ въ летаргію. Время отъ времени хомяки, однако, просыпаются, а при теплой погодѣ даже выходятъ изъ норъ. Въ неволѣ хомяки, даже содержимые въ холодной комнатѣ, спятъ съ частыми перерывами, а нѣкоторые экземпляры и вовсе не впадаютъ въ спячку цѣлую зиму.
Сурки принадлежатъ къ числу тѣхъ животныхъ, которыхъ спячка наиболѣе изслѣдована; по крайней мѣрѣ это относится къ горному (альпійскому) сурку (Arctomys marmotta), водящемуся въ Западной Европѣ. Эти звѣрки осенью забираются въ норы, гдѣ и спять семьями, причемъ въ норѣ температура, не смотря на внѣшній холодъ, держится сравнительно высокою (10—11° С), конечно, благодаря, во-первыхъ, собственной теплотѣ животныхъ, во-вторыхъ, тому обстоятельству, что входъ въ нору плотно заткнутъ травою, землей и т. п. При нормальныхъ условіяхъ спячка сурковъ длится съ короткими перерывами до весны. Нашъ русскій степной сурокъ или байбакъ (Arctomys bobac) имѣетъ такую же точно спячку, только впадаетъ въ оцѣпенѣніе нѣсколько позднѣе, и, какъ говорятъ, закупоривъ нору, еще нѣкоторое время бодрствуетъ въ ней и ѣстъ.
О спячкѣ тушканчиковъ извѣстно мало. Передъ наступленіемъ зимы они уходятъ въ свои норы, свертываются клубкомъ, обвивая хвостъ вокругъ тѣла, и спятъ, повидимому, непрерывно до весны. Впрочемъ, одинъ нѣмецкій ученый (Гаймъ) держалъ у себя тушканчика, который въ теплой комнатѣ зимою не впадалъ въ спячку и охотно грѣлся у печки.
Наконецъ, суслики, также какъ и сурки, принадлежатъ къ животнымъ, наиболѣе изученнымъ въ отношеніи зимней спячки. Они съ наступленіемъ зимы впадаютъ въ летаргію, которая, однакоже, насколько можно судить по наблюденіямъ надъ спящими сусликами въ неволѣ, не непрерывна, а чередуется болѣе или менѣе часто съ бодрственнымъ состояніемъ. Суслики спятъ не семьями, какъ сурки, а по одиночкѣ; содержимые въ неволѣ, они просыпаются особенно часто.
Кромѣ только что названныхъ млекопитающихъ, есть еще другія, которымъ приписывается зимняя спячка, — нѣкоторые виды мышей, дикобразъ, черный американскій медвѣдь и пр.; но всѣ эти случаи до сихъ поръ мало изучены.
Что угнетенное состояніе, аналогичное съ спячкою животныхъ, не чуждо и человѣческому организму, доказывается, какъ нельзя лучше, многочисленными примѣрами летаргіи, приводимыми въ медицинской литературѣ. Обмираніе или мнимое умираніе до такой степени маскируетъ картину смерти, сопровождаясь почти полною остановкою кровеобращенія и дыханія и сильнымъ пониженіемъ температуры, что мнимоумершихъ людей нерѣдко хоронятъ заживо. Есть субъекты, которые могутъ произвольно вызывать у себя подобное обмираніе на нѣкоторое время. Близкое, хотя и не совсѣмъ однородное явленіе съ этимъ обмираніемъ представляетъ собою ненормально продолжительный сонъ, — особая болѣзнь, наблюдаемая у отдѣльныхъ лицъ, а мѣстами, повидимому, эпидемическая. Извѣстны случаи, когда люди, послѣ сильнаго утомленія, спали по нѣскольку дней и даже недѣль подрядъ. Но, безъ сомнѣнія, всего болѣе подходятъ къ явленіямъ спячки тѣ замѣчательныя формы продолжительнаго угнетенія жизнедѣятельности, которыя наблюдаются у индійскихъ факировъ. Пріучивъ себя постепенно къ продолжительному сну и возможно полной неподвижности, эти своеобразные самоистязатели, подрѣзавъ уздечку языка, закидываютъ его назадъ въ глотку, прикрывая входъ въ дыхательное горло; въ такомъ состояніи похолодѣвшій и совершенно неподвижный факиръ можетъ быть положенъ въ склепъ и пробыть тамъ безъ пищи и питья нѣсколько недѣль, лишь бы въ склепѣ было извѣстное количество воздуха. По вырытіи изъ склепа факиръ, которому выправляютъ языкъ изъ глотки, постепенно оживаетъ. Разсказы о факирахъ кажутся столь чудовищными, что имъ съ трудомъ вѣрится; однако нѣкоторые случаи обмиранія факировъ, повидимому, вполнѣ удостовѣрены.
Мы кончили нашъ краткій обзоръ распространенія явленій угнетенія жизни въ животномъ царствѣ. Какъ ни кратокъ этотъ очеркъ, но сообщенныхъ въ немъ фактовъ достаточно, чтобы убѣдиться въ широкомъ распространеніи разсматриваемыхъ нами явленій: начиная микроскопическою корненожкою и кончая высшимъ изъ созданій — человѣкомъ, всюду мы видимъ болѣе или менѣе выраженную способность организма понижать свою жизнедѣятельность, сводить до минимума свои потребности и въ этомъ состояніи скрытой жизни пережидать неблагопріятное время, чтобы затѣмъ снова развить съ прежней силой жизненную энергію, которая казалась уже совершенно угасшею. Формы оцѣпенѣнія или спячки разнообразны, но ихъ можно подвести подъ двѣ главныя рубрики. Именно, въ однихъ случаяхъ пониженіе жизненныхъ функцій составляетъ только способность, а отнюдь не потребность организма; таковы, напримѣръ, явленія эи цитированія многихъ инфузорій, зимній сонъ рыбъ и многихъ другихъ холоднокровныхъ животныхъ и т. д.: всѣ эти существа пользуются своею способностью къ экономизированію жизненныхъ проявленій только при неблагопріятныхъ обстоятельствахъ, напримѣръ, при охлажденіи, засухѣ, голодѣ и т. п., при благопріятныхъ же условіяхъ продолжаютъ себѣ жить нормальнымъ образомъ. Другіе же организмы, напротивъ, не только способны къ временному оцѣпенѣнію и кажущейся безжизненности, но прямо нуждаются въ извѣстныхъ воздѣйствіяхъ, вызывающихъ это угнетеніе жизни, которое у нихъ представляетъ собою необходимое періодическое явленіе ихъ жизненнаго цикла. Такъ, яйца нѣкоторыхъ насѣкомыхъ обязательно должны претерпѣть зимнее охлажденіе, — безъ этого они не станутъ развиваться; такъ, сони или летучія мыши впадаютъ въ извѣстное время въ спячку, даже если окружающая температура вовсе не такъ низка, чтобы вызвать оцѣпенѣніе. Въ этихъ случаяхъ временное угнетеніе жизни вошло въ жизненный обиходъ организмовъ, — это своеобразное приспособленіе къ перенесенію неблагопріятныхъ условій сдѣлалось настолько прочнымъ, что проявляется и тогда, когда эти условія почему-либо не наступаютъ въ обычное время. Несмотря, однако, на это различіе между двумя только-что указанными категоріями явленій спячки, всѣ эти явленія въ основѣ своей однородны и сводятся къ одной общей способности, повидимому принципіально присущей животному организму, — способности къ скрытой (латентной) жизни. Можно выразиться и еще общѣе: эта способность присуща не только животному, но и растительному организму, такъ какъ и растенія могутъ, въ видѣ споръ или сѣмянъ, неопредѣленно долгое время сохранять жизненность при полной или почти полной бездѣятельности, а зимній сонъ деревьевъ, напримѣръ, во многомъ соотвѣтствуетъ зимней спячкѣ животныхъ. Слѣдовательно, спячка есть проявленіе весьма важнаго общаго свойства организмовъ (свойства протоплазмы, могли бы мы сказать), — способности къ латентной жизни.
Такимъ образомъ, одинъ уже общій обзоръ распространенія спячки въ животномъ царствѣ привелъ насъ къ довольно важному выводу, — къ признанію принципіальнаго значенія спячки, какъ проявленія одного изъ коренныхъ свойствъ живой матеріи. Но мы еще не знакомы съ подробностями явленій спячки и теперь должны обратиться къ обсужденію этихъ подробностей; можетъ быть, это обсужденіе дастъ намъ возможность придти къ какому-нибудь выводу о происхожденіи и механизмѣ интересующихъ насъ явленій.
- ↑ Литература о спячкѣ довольно велика и разбросана въ разныхъ сочиненіяхъ, изъ коихъ нѣкоторыя рѣдки и мало извѣстны. Поэтому, считаемъ не лишнимъ указать здѣсь главнѣйшія изъ этихъ сочиненій въ хронологическомъ порядкѣ: Mangili, Mémoire sur la léthargie périodique de quelques mammifères. Annales de Muséum d’hist. natur. Paris, t. X, 1807. Saissy, Recherches experimentales, anatomiques, chimiques etc. sur la physique des animaux hibernants. Paris, 1878. Prunelle, Recherches sur les phénoménes et sur les causes du sommeil hibernal de quelques mammifиres. Annales du Muséum T. 18, 1811. Czermak, Beobachtungen ьber den Winterschlaf von Myoxus glis. Med. Jahrb. d. osterr. Kaiserst. N. F. Bd. 6, 1834. Barkow, der Winterschlaf nach seinen Erscheinungen im Thierreich. Berlin, 1846. Valentin. Untersuchungen ьber den Winterschlaf der Murmelthiere. II-te Abhandlung in Moleschott’s Untersuchungen zur Naturlehre des Menschen und der Thiere. 1857. Horvath, Beitrag zur Lehre über den Winterschlaf. Verhandl. d. physik. medic. Gesellschaft in Würzburg, 1878. Bd. 12,1879. Bd. 13; Онъ же. Ueber die Respiration des Winterschläfer, тамъ же 1880, Bd. 14. Bergonzini, Sui Myoxus avellanarius e sul letargo dei mammiferi ibernanti. Modena 1880. Ehrmann, Ueber Fettgewebsbildung aus dem als Winterschlafdrüse bezeichneten Fettorgan. Sitz. ber. d. Wiener Akad. naturw. Classe, Bd. 87, Ab th. 3. 1883. Скориченко. Угнетеніе жизни (старое и новое о зимней спячкѣ). Дисс. на степ. доктора медицины, Спб. 1891. B. Dubois. Physiologie comparée de la marmotte. Etude sur le mécanisme de la thérmogenèse et du sommeil chez les Mammifères. Paris, 1896. (Annales de l’Université de Lyon), Дальнѣйшія указанія читатель найдетъ въ указанныхъ здѣсь сочиненіяхъ.
- ↑ Три четверти своей жизни барсукъ проводитъ въ безполезномъ снѣ.