БЛАГО ВЫСШЕЕ. Человѣческое поступаніе всегда имѣетъ передъ собою какую-либо «цѣль». Въ свою очередь, всѣ въ отдѣльности цѣли группируются около какой-либо одной изъ нихъ, являющейся высшею, конечною, главнѣйшею, дающею собою тонъ всей жизнедѣятельности человѣка, опредѣляющею основной характеръ послѣдней. Эта высшая и конечная цѣль, преслѣдуемая человѣкомъ, въ тоже время является для него и его «высшимъ благомъ», которое всегда предносится его внутреннимъ очамъ, чтобы онъ ни дѣлалъ. Опредѣленіемъ того, въ чемъ надлежитъ искать сущность этого «высшаго блага», какъ конечной цѣли человѣческой жизнедѣятельности, занимались уже издавна. Рѣшеніе вопроса стояло въ непосредственной свяэи съ особенностями міровоззрѣнія тѣхъ или другихъ лицъ и народовъ. Такъ, напр., съ точки зрѣнія буддиста, высшимъ благомъ или, что тоже, блаженствомъ было «отрицаніе бытія»; по мнѣнію «Сократа (и циниковъ) — знаніе»; по Платону — богоуподобленіе; по ученію Аристотеля «сущность высочайшаго блага или εὐδαιμονίας тождественно или съ созерцательною, теоретическою, научною, чистою дѣятельностью разума (это — высшая ступень εὐδαιμονίας), или же съ дѣятельностью чисто практической нравственности (это — занимающая второе мѣсто ступень εὐδαιμονίας); внѣшнія блага и удовольствіе — въ извѣстномъ (ограниченномъ) смыслѣ относятся къ числу другихъ составныхъ элементовъ «εὐδαιμονίας»; «высшее благо», разсуждаютъ эпикурейцы, «пріятно жить»; по мнѣнію стоиковъ, высшее благо — это — «состоящее въ равнодушіи по отношенію къ дѣйствительному міру блаженство, которое доставляетъ мудрецу сама въ себѣ замкнутая добродѣтель»; неоплатоники стали уже на мистическую точку зрѣнія и проч. Такимъ образомъ, сферою, гдѣ древній философскій міръ пытался отыскать и находилъ для себя высшее благо или, что тоже, конечную цѣль своей жизнедѣятельности, были «міръ» и «человѣкъ». Исключеніе составляетъ собственно только платоновское міровоззрѣніе, отсюда приближаемое, напр. бл. Августиномъ, къ христіанскому пониманію дѣла. Что же касается послѣдняго, т. е.‚ христіанскаго взгляда на высшее благо, то онъ здѣсь вполнѣ ясенъ и понятенъ. Человѣкъ созданъ Богомъ по Его образу и подобію, введенъ въ рай, гдѣ и наслаждался блаженствомъ, богообщеніемъ, котораго лишился затѣмъ вслѣдствіе своего грѣхопаденія. Всѣ дальнѣйшія усилія ветхозавѣтнаго человѣка были направлены къ тому, чтобъ возстановить прежнее богообщеніе путемъ исполненія божественнаго нравственнаго закона, путемъ уподобленія Богу, Его божественнымъ свойствамъ. Однако, не смотря на усилія лучшей части ветхозавѣтнаго человѣчества, водимой божественнымъ Промысломъ, не смотря на ея возвышенную настроенность (ср. псал. 62, 4; 62, 2; 41, 3; 107, 6 и мног. друг.), усилія ея, указанныя выше, оставались безплодны вслѣдствіе глубины грѣхопаденія прародителей, отозвавшагося слишкомъ существенно на ихъ потомкахъ. И лишь только съ вочеловѣченіемъ Бога-Слова у людей явилась возможность небезплодно стремиться къ возстановленію райскаго богообщенія путемъ богоуподобленія (ср. Матѳ. 5, 48). Они и стремятся къ этому, сознавая, что исполненный благодати и истины (Іоан. 1, 14) Господь — источникъ покоя для ихъ душъ (Матѳ. 9, 49), что Онъ — миръ ихъ (Ефес. 2, 14) и т. д. Къ Нему, какъ Такому, люди и стремятся, видя въ этомъ своемъ стремленіи единственно-удовлетворяющую ихъ внутреннее существо цѣль, усматривая въ богообщеніи, поскольку это представляется имъ достижимымъ, единственно-мыслимое для нихъ блаженство, высшее благо. Возвышаясь своимъ христіански-просвѣщеннымъ умомъ до постиженія божьихъ свойствъ, до нѣкотораго общенія его съ Богомъ уже здѣсь — на землѣ, возвышаясь до этого своею христіански настроенною жизнедѣятельностію, созданіемъ внутри себя полнаго мира, полной внутренней гармоніи и равновѣсія, христіанинъ всегда сознаетъ, что полное, т. е.‚ возможное для него, какъ человѣка, обладаніе высшимъ благомъ здѣсь — до гроба немыслимо (вопреки Аристотелю и др.) и что оно наступитъ послѣ смерти — въ будущей безконечной жизни. О томъ, чтобъ въ этой послѣдней не лишиться обладанія высшимъ благомъ, онъ и заботится, соотвѣтственно чему устраиваетъ и самую свою земную жизнь. Все это въ христіанствѣ — истины общеизвѣстныя. Подобнымъ образомъ понимается христіанская точка зрѣнія на вопросъ и святыми отцами и учителями церкви, напр. Климентомъ александрійскимъ, Лактанціемъ, св. Григоріемъ Великимъ и др., а особенно бл. Августиномъ. «Конечное благо, которымъ мы могли бы быть истинно блаженными, есть святое общеніе съ Богомъ. Изъ желанія быть въ этомъ общеніи, христіанами и предпринимаются всѣ ихъ подвиги и труды, и только то дѣло считается истинною жертвою, которое совершается изъ этого желанія». Такъ училъ этотъ христіанскій мыслитель. При этомъ богообщенію, составляющему конечную цѣль и высшее благо для христіанина, чуждъ «корыстный» элементъ: «благо богообщенія»‚ по святоотеческому ученію «состоитъ въ святости, а не въ услажденіи, какъ такомъ».
См. обо всемъ этомъ въ сочиненіяхъ: Weiss, Die christl. Idee des Guten und ihre modernen Gegensätze (Gotha, 1877); Palmer, Die christl. L. v. höchsten Cut. (Jahrb. für d. Theol. V); Schleiermacher, Ueber den Begriff des höchsten Guten (Berl. 1827); Heman, Schleiermachers Idee des höchsten Guts... (8172) Luthardt, Kompendium der theol. Ethik, 2-е изд. 1898 г. и весьма мног. др. См., между проч.‚ Н. Дебольскаго, О высшемъ благѣ или верховной цѣли нравственной дѣятельности (СПБ. 1886 г.); архим. Сергія, Правосл. ученіе о спасеніи, Сергіевъ Посадъ, 1895 и наше сочиненіе: Аристотель и Ѳома Аквинатъ въ отношеніи къ ихъ ученію о нравственности, СПБ. 1884.