Падающие звёзды (Мамин-Сибиряк)/XVIII/ДО
Было воскресенье, и скачки въ Царскомъ Селѣ обѣщали быть очень интересными. Программы были напечатаны во всѣхъ газетахъ, и въ уличныхъ листкахъ впередъ были намѣчены фавориты. Праздничная толпа осаждала царскосельскій вокзалъ въ Петербургъ. Царило праздничное настроеніе, какое охватываетъ сонную петербургскую публику только въ дни скачекъ. Въ сущности, лѣтній сезонъ для столицы мертвое время, и Сахановъ, толкаясь въ толпѣ, искренно удивлялся, откуда набирается въ Петербургѣ столько приличныхъ скаковыхъ мужчинъ и нарядныхъ скаковыхъ дамъ. Онъ, вообще, любилъ публику, любилъ просто подавленный шумъ толпы, сложную мозаику лицъ — въ этомъ было что-то захватывающее, гипнотизирующее, какъ въ морскомъ прибоѣ. Сахановъ помнилъ еще то время, когда скачки существовали только для присяжныхъ спортсмэновъ и профессіональныхъ любителей, а собственно публика начала увлекаться скачками сравнительно очень недавно. Въ переливавшейся на вокзалѣ толпѣ онъ встрѣтилъ много знакомыхъ лицъ — одного профессора, съ которымъ онъ иногда завтракалъ у Кюба, нѣсколько извѣстныхъ врачей, инженеровъ, дѣльцовъ и просто богатыхъ людей неизвѣстной профессіи. Много было офицеровъ, которые держались хозяевами праздника. Сахановъ испытывалъ какое-то непріятное чувство, когда слышалъ терпкій лязгъ волочившейся по каменному полу кавалерійской сабли. Онъ переживалъ въ такіе моменты что-то вродѣ затаенной гражданской скорби и дѣлалъ злое лицо.
Былъ уже второй звонокъ, а Бачульской все не было, и Сахановъ началъ волноваться. А вдругъ она не пріѣдетъ? Тогда весь его планъ рушится. Сахановъ обошелъ всю платформу, заглядывая въ окна вагоновъ — Бачульской нигдѣ не было. Она пріѣхала къ послѣднему звонку, когда Сахановъ потерялъ уже всякую надежду.
— Простите, если я заставила васъ ждать, — извинялась она, — но отъ финляндскаго вокзала такъ далеко…
— Ахъ, ничего, ничего… — говорилъ онъ, цѣлуя ея руку. — Какая вы сегодня интересная, Марина Игнатьевна.
Она, дѣйствительно, сегодня имѣла цвѣтущій видъ, и лѣтній костюмъ шелъ къ ней. Когда они сѣли въ вагонъ, она съ наивностью замѣтила:
— Знаете, я ѣхала и всю дорогу думала, зачѣмъ я ѣду? Вѣдь скачки для меня никакого рѣшительно значенія не имѣютъ…
— Просто, потолкаемся въ публикѣ — иногда и это бываетъ полезно, — съ улыбкой объяснилъ Сахановъ. — Будетъ много знакомыхъ… Нельзя же вѣчно сидѣть въ своемъ углу. Одурь возьметъ…
— Въ довершеніе всего, кажется, еще гроза собирается, а я ужасно боюсь грома…
— Что же, это хорошо, если вспрыснетъ дождичкомъ нашихъ спортсмэновъ. Особенно хороши будутъ мокрые жокеи, которые и безъ того походять на обезьянъ. А сколько публики претъ на скачки… Кажется, скоро грудныхъ младенцевъ повезутъ. Мы будемъ играть на лошадей Красавина… Интересно.
Когда поѣздъ подходилъ уже къ Царскому Селу, началъ накрапывать дождь. Публика бросилась изъ вагоновъ съ такой стремительностью, точно ее оттуда гнали палками. На платформѣ произошла настоящая давка, пока пестрая толпа не вытянулась живой полосой по мосткамъ къ кассѣ. Дамы торопливо раскрывали зонтики и подбирали юбки безъ всякой надобности. У кассы опять происходила давка, и пришлось подождать. Сахановъ удивился, когда въ толпѣ замѣтилъ Шипидина.
— Вы-то какъ сюда попали, человѣкъ божій? — спросилъ онъ, здороваясь.
— А такъ же, какъ и вы… Слѣдовательно, нужно было съѣздить въ одно мѣсто, къ одному человѣку, по одному дѣлу.
Глаза Саханова пытливо прищурились, и онъ спросилъ:
— Понимаю, вы были въ Павловскѣ у Антипа Ильича?
— Слѣдовательно, былъ… Г. Сахановъ, будьте любезны, передайте Егору Захаровичу, что я его здѣсь жду. Я сегодня уѣзжаю…
— Хорошо, хорошо…
Когда они проходили черезъ турникетъ, Бачульская издали еще разъ раскланялась съ Шипидинымъ и замѣтила:
— Какой милый и симпатичный человѣкъ… Зачѣмъ вы его назвали божьимъ человѣкомъ?
— А какъ его иначе назвать? Это его профессія… Интересно знать, зачѣмъ онъ понадобился Красавину… Впрочемъ, нашъ уважаемый меценатъ питаетъ слабость къ такимъ монстрамъ на постномъ маслѣ. А вы сегодня, Марина Игнатьевпа, прехорошенькая, и я буду за вами ухаживать…
— Прикажете принимать это за комплиментъ?
— Виноватъ, отъ избытка чувствъ обмолвился, сударыня, — извегнялся Сахановъ и, остановивъ свою даму, показалъ на площадку между платформой и трибунами, гдѣ останавливались свои экипажи: — Обратите вниманіе, Марина Игнатьевна, вонъ на тотъ англійскій модный экипажъ, который дѣлаетъ кругъ. Правитъ лошадьми бѣлокурый господинъ въ цилиндрѣ… Это нашъ петербургскій купецъ, который торгуетъ пряниками и кислыми щами. Посмотрите, какъ онъ подогналъ себя подъ настоящаго англичанина… Нарродецъ!..
Черезъ буфетъ, гдѣ стѣной толпилась публика у "источника", они прошли въ трибуны. Сахановъ раскланивался направо и налѣво, называя фамиліи интересныхъ знакомыхъ.
— Вонъ два театральныхъ рецензента, которые грызутся въ разныхъ газетахъ, и публика думаетъ, что они готовы перервать другъ другу горло… Одинъ писалъ о васъ и хвалилъ, значитъ другой будетъ ругать. А вонъ тамъ милліонеръ… еще милліонеръ, изъ Москвы… Тоже конкурренты.
Всѣ трибуны были сплошь набиты пестрой праздничной толпой. Дамы забирались на верхнія скамейки, прячась отъ дождя. Ложи были всѣ заняты, и Сахановъ долго искалъ ложу Красавина, пока не догадался, что меценатъ въ сосѣдней членской трибунѣ. На скаковомъ кругу было еще пусто, и только направо, гдѣ въ концѣ круга стояли конюшни, толпилась кучка конюховъ, тренеровъ и жокеевъ. Игралъ казачій оркестръ, но музыку плохо было слышно.
Сахановъ въ бинокль отыскалъ ложу, гдѣ у барьера сидѣла Шура, и, извинившись передъ своей дамой, отправился розыскивать Бургардта, чтобы передать ему порученіе божьяго человѣка. Но Бургардта въ ложѣ не оказалось — тамъ сидѣли однѣ дамы, изъ которыхъ Сахановъ узналъ Ольгу Спиридоновну и миссъ Мортонъ. Нужно было идти въ буфетъ, гдѣ Бургардтъ и оказался. Онъ сидѣлъ за столикомъ въ обществѣ одного доктора и двухъ журналистовъ.
— Ахъ, я сейчасъ… — спохватился Бургардтъ. — Вѣдь я ему обѣщалъ… Вотъ проклятая память.
Сахановъ не утерпѣлъ и спросилъ:
— А зачѣмъ этотъ божій человѣкъ ѣздилъ къ Красавину?
— Вотъ ужъ, батенька, не знаю. Кажется, Красавинъ самъ его приглашалъ…
Когда Сахановъ вернулся въ трибуны, былъ уже второй звонокъ и по скаковому кругу дѣлали пробную проѣздку два офицера. Бачульская вопросительно посмотрѣла на своего кавалера, удивляясь, что онъ не ведетъ ее въ ложу Ольги Спиридоновны, которую она успѣла высмотрѣть.
— Первый заѣздъ совсѣмъ пустой… — сбивчиво объяснялъ Сахановъ, что-то соображая про себя. — Это вродѣ тѣхъ водевилей, которые даются для съѣзда публики. И призъ ничтожный, и лошади неважныя. Странно, что тогда у Бургардта говорили, будто "Ушкуйникъ" пойдетъ въ Коломягахъ, а онъ поставленъ въ шестомъ номерѣ здѣсь. Что нибудь налуталъ Васяткинъ…
Послѣ маленькаго вступленія дождь хлынулъ разомъ, такъ что на время широкое скаковое поле было заслонено живой дождевой сѣткой. Шансы игры сразу перемѣнились, потому что по мокрому грунту могли выиграть только очень выносливыя лошади. Первый заѣздъ прошелъ подъ дождемъ, не вызвавъ особеннаго оживленія. Публика приняла сразу какой-то хмурый видъ. У Саханова была афиша, размѣченная Васяткинымъ, какъ знатокомъ лошадей, и онъ былъ радъ, что назначенная Васяткинымъ лошадь проиграла.
— Вотъ всегда такъ, — резонировалъ Сахановъ. — Всѣ эти, знатоки рѣшительно ничего не понимаютъ. Вы знаете, что жокеи, — кажется, ужъ они-то должны знать лошадей! — всегда проигрываютъ…
Въ бинокль Сахановъ разсмотрѣлъ, наконецъ, Красавина, который сидѣлъ въ членской бесѣдкѣ наверху. Къ нему нѣсколько разъ подбѣгалъ Васяткинъ, что-то шепталъ и стремительно исчезалъ. Вѣроятно, шла какая-нибудь крупная игра, и онъ приносилъ послѣднія конюшенныя новости.
— Этакой хамъ! возмутился про себя Сахановъ, жалѣя, что не можетъ конкуррировать съ этимъ дуракомъ. Второй и третій заѣздъ прошли тоже вяло. Одна лошадь упала, но ѣздокъ остался цѣлъ. Публика ахнула и точно осталась недовольна, что все сошло благополучно. Бачульская скучала, проклиная свою податливость. И зачѣмъ только она тащилась такую даль? Кругомъ шелъ разговоръ на какомъ-то тарабарскомъ языкѣ, а она ничего не понимала. Что такое значитъ: "голова въ голову", "въ мертвомъ гитѣ", "шотландская банкетка", "стартъ", "стипль-чезъ", и т. д. О лошадяхъ говорили, какъ о старыхъ знакомыхъ, по именамъ перечисляя ихъ родословную, взятые призы, ожидающее ихъ будущее и разныя комбинацій отдѣльныхъ заѣздовъ.
Передъ началомъ шестого заѣзда Сахановъ вдругъ потащилъ свою даму въ ложу Ольги Спиридоновны. Бачульская только теперь поняла, какую глупую роль она разыграла. Саханову, очевидно, нужно было попасть въ ложу Красавина, гдѣ сидѣли сейчасъ дамы, а идти туда безъ приглашенія было неловко, т. е. можно было войти, раскланяться, поболтать и, если не послѣдуетъ приглашенія остаться — скромно удалиться. Другое дѣло, когда Сахановъ являлся съ своей собственной дамой, тѣмъ болѣе, что Красавинъ благоволилъ до нѣкоторой степени Бачульской. Красавинъ теперь сидѣлъ въ ложѣ и пришелъ въ ужасъ, когда увидѣлъ Саханова.
— Боже мой, онъ преслѣдуетъ меня… — шепнулъ меценатъ Бургардту. — Уберите его или я самъ убѣгу…
— Это не совсѣмъ удобно, Антипъ Ильичъ, — объяснилъ Бургардтъ. — Если бы онъ былъ одинъ, а то съ Мариной Игнатьевной. Она, вѣдь, не виновата…
— Да, совершенно не виновата… — упавшимъ голосомъ отвѣтилъ Красавинъ.
Къ Бачульской меценатъ отнесся съ особенной любезностью, точно старался вытѣнить свое неудовольствіе по поводу незваннаго гостя. Красавинъ даже сказалъ ей какой-то комплиментъ, что для него было страшнымъ усиліемъ. Бачульская улыбалась заученной театральной улыбкой, а въ сущности даже не слыхала, что ей говорилъ Красавинъ. Она была вся поглощена присутствіемъ Бургардта и женскимъ чутьемъ поняла, что онъ волнуется и чѣмъ-то очень недоволенъ. Впрочемъ, причина этого недовольства скоро объяснилась, когда Бургардтъ показалъ ей глазами на Шуру и сидѣвшую рядомъ съ ней у барьера миссъ Мортонъ и выразительно пожалъ плечами.
— А вѣдь я умная и все поняла, — шепнула ему Бачульская, когда всѣ поднялись, чтобы смотрѣть на скачку "Ушкуйника". — Ей не слѣдовало появляться въ этомъ обществѣ и афишировать себя… да?
Онъ молча пожалъ ей руку, а потомъ шепнулъ:
— Узнайте ея адресъ… Мнѣ неудобно.