I.
[править]Не стало Ореста Ѳедоровича Миллера. Болѣзненно отозвалась эта потеря въ сердцахъ многихъ тысячъ его слушателей и слушательницъ, учениковъ и ученицъ. Мѣсяцъ предъ своей кончиной Орестъ Ѳедоровичъ былъ участникомъ въ погребеніи «великаго писателя земли русской»; живо чувствовавшій всякое общественное горе, какъ и всякую общественную радость, Орестъ Ѳедоровичъ произнесъ трогательную рѣчь надъ могилой М. Е. Салтыкова-Щедрина, и вотъ нѣтъ уже и О. Ѳ. Миллера. Русское общество не одинаково, конечно, отнеслось къ этимъ двумъ смертямъ. Писатель, извѣстный всему читающему люду въ самыхъ дальнихъ уголкахъ Россіи, и ученый профессоръ, труды котораго знаетъ лишь небольшой сравнительно кругъ людей, интересующихся исторіей литературы, — величины несоизмѣримыя. Не только ученые труды, не только многочисленные статьи покойнаго по историко-литературнымъ вопросамъ, не они одни даютъ ему право на общественное вниманіе. Если не по литературному таланту, то въ другомъ отношеніи Миллеръ можетъ быть поставленъ рядомъ съ Салтыковымъ: по отзывчивости его ко всему, что волнуетъ общество, по страстному негодованію, каковое вызывало въ немъ все мертвящее и отживающее, по горячей любви ко всему молодому и хорошему, покойный профессоръ не уступалъ геніальному сатирику. Онъ не имѣлъ громадной аудиторіи Щедрина, но и въ своей, менѣе многочисленной, но горячо сочувствовавшей ему, Орестъ Ѳедоровичъ умѣлъ воплотить въ живое слово тотъ святой огонь, который горѣлъ въ немъ; самъ молодой, быть можетъ по чувствамъ болѣе молодой, чѣмъ громадное большинство его слушателей, онъ увлекался самъ и увлекалъ своихъ многочисленныхъ слушателей, страстно указывая имъ на служеніе чистымъ идеаламъ добра и красоты. Четверть вѣка съ величайшею честью работалъ онъ на каѳедрѣ. Онъ въ яркой картинѣ изображалъ своимъ слушателямъ развитіе русской литературы, сближая постоянно изученіе прошлаго съ самыми насущными вопросами настоящаго. При этомъ онъ всегда оставался вѣренъ самому себѣ. Одно время его нѣсколько славянофильскіе взгляды возбуждали къ себѣ слишкомъ сильную непріязнь въ большей части студенчества, и его аудиторія бывала почти пуста. Но Миллеръ былъ слишкомъ серьезный ученый и слишкомъ искренній служитель науки, чтобы смутиться этимъ. Настала другая пора. Оресту Ѳедоровичу, по его собственнымъ словамъ не боявшемуся прежде молодежи, нечего было бояться кого бы то ни было; понятно, что онъ не могъ въ угоду другимъ понизить тонъ своихъ лекцій. Въ 1888мъ году онъ долженъ былъ покинуть каѳедру и отказаться, такимъ образомъ, отъ дѣла воспитанія молодежи, которому онъ былъ преданъ въ теченіи всей своей жизни. Выброшенный жизнью за бортъ, лишенный возможности работать на любимомъ поприщѣ, онъ глубоко страдалъ. Совсѣмъ отказаться отъ работы и почивать на лаврахъ онъ, конечно, не могъ; но литературный трудъ, которому онъ посвятилъ послѣдніе годы своей жизни, кажется, мало его удовлетворялъ. Его утѣшала только искренняя привязанность къ нему со стороны дорогаго ему студенчества, ясныя доказательства которой онъ видѣлъ особенно въ послѣдніе годы жизни.
Но не только живаго и талантливаго профессора оплакиваемъ мы въ немъ. Онъ былъ тѣмъ въ жизни, что проповѣдывалъ на лекціяхъ. Не было такого дѣла, если оно было честное и хорошее, которому Орестъ Ѳедоровичъ отказался бы помогать; а когда онъ брался за что нибудь, онъ отдавался тому всей душой. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ въ средѣ студенчества возникла мысль основать научно-литературное Общество, которое могло бы, до нѣкоторой степени, объединить студентовъ на почвѣ научныхъ занятій. Членами его были студенты (до 200 человѣкъ), предсѣдателемъ Орестъ Ѳедоровичъ. Цѣлыхъ пять лѣтъ Миллеръ занимался имъ; онъ весь погружался въ дѣла общества, не пропускалъ почти ни одного засѣданія, выслушивалъ со вниманіемъ подъ-часъ дѣтскіе рефераты, съ самою горячею любовью руководилъ спорами и чтеніями. Изъ самихъ студентовъ не многіе такъ дорожили Обществомъ, какъ его предсѣдатель.
Студенты хорошо знали дорогу въ скромную квартирку своего друга; не только филологи, но и юристы, и естественники, и математики шли къ нему за совѣтомъ, за помощью въ научныхъ-ли занятіяхъ, въ жизненной-ли невзгодѣ, и рѣдко кто уходилъ отъ него безъ утѣшенія или помощи. Постигнетъ-ли студента какая бѣда, Орестъ Ѳедоровичъ хлопочетъ за него и нерѣдко удавалось ему спасти отъ гибели или, по крайней мѣрѣ, облегчить участь несчастнаго.
Въ томъ, что касается готовности помогать деньгами, Орестъ Ѳедоровичъ едва ли имѣлъ себѣ равнаго; зарабатывая довольно много, онъ жилъ чрезвычайно скромно, готовый отдать послѣдній рубль всякому нуждающемуся.
Таковъ былъ Орестъ Ѳедоровичъ до самой смерти, и оставленіе каѳедры въ университетѣ не помѣшало ему остаться тѣмъ же другомъ молодежи; къ нему, по прежнему, стекались толпы студентовъ, кто за денежною помощью, кто за совѣтомъ въ научныхъ занятіяхъ, кто просто чтобы отвести душу, и шли къ нему знакомые и незнакомые. Другаго такого профессора не было въ С.-Петербургскомъ университетѣ; были, быть можетъ, и болѣе глубокіе ученые и болѣе талантливые ораторы, но не было человѣка, который бы понималъ такъ хорошо, какъ Орестъ Миллеръ, что дѣло профессора не оканчивается, когда онъ сходитъ съ каѳедры. И не было другаго профессора, смерть котораго чувствовалась бы такъ болѣзненно, не смотря на то, что покойный почти уже два года не числился профессоромъ. Тѣмъ болѣе теперь.
Была пора, когда молодой поэтъ и публицистъ могъ говорить:
Въ какомъ-то радостномъ волненьи
Я каждый разъ внимаю вѣсть
О томъ, что въ старомъ поколѣньи
Еще успѣла жизнь отцвѣсть.
Чьей смерти прежде трепеталъ я,
Тѣхъ стариковъ ужъ нѣтъ давно.
Что въ старомъ мірѣ уважалъ я,
Давно все мной схоронено.
Ликуй же смерть въ странѣ унылой!
Въ ней все отжившее рази,
И знамя жизни надъ могилой,
Надъ грудой труповъ водрузи!
Теперь не то. Одинъ за другимъ сходятъ съ арены руководители общества, все представители стараго поколѣнія, и не видать никого изъ молодаго, кто могъ бы ихъ замѣнить. Умеръ М. Е. Салтыковъ-Щедринъ, умеръ О. Ѳ. Миллеръ.
Природа мать! Когда бъ такихъ людей
Ты иногда не посылала міру,
Заглохла-бъ нива жизни!
9 іюня 1889 г.