Бюффонъ, для объясненія начала познаній и Философіи, представляетъ, что человѣкъ, одаренный всѣми способностями, въ продолженіи сна теряетъ воспоминаніе о прошедшемъ, и пробуждаясь, какъ бы въ первый разъ взираетъ на вселенную. Наблюдайте чувства и дѣйствія сего человѣка, " говоритъ Натуралистъ-философъ: «онѣ объяснятъ и происхожденіе понятій и начало познаній.» — Какія же впечатлѣнія поразятъ его, когда онъ, со всей силой способности мыслитъ, становится созерцателемъ предметовъ окружающихъ? — Вѣроятно, душа сначала изумится; долго станетъ человѣкъ только взирать на всѣ предметы; для него все будетъ казаться безконечнымъ; потомъ примѣтитъ онъ вокругъ себя быстрыя перемѣны — одни предметы исчезнутъ, другіе появятся; тогда представитъ онъ, что за предѣлами круга, ограничивающаго зрѣніе его, находится множество новыхъ предметовъ — и здѣсь любопытство оживитъ умъ, а нужда собственнаго сохраненія будетъ руководствовать его.
Такимъ образомъ наблюдатель, разсматривая явленія, уже спрашиваетъ себя о причинѣ каждаго дѣйствія. Всякое объясненіе, какое открываетъ онъ, связываетъ въ мысли его два понятія — причину и дѣйствіе; и тогда говоритъ онъ: я знаю. — При сихъ частныхъ познаніяхъ безпрестанно рождаются новыя сомнѣнія; вмѣстѣ съ ними раждаются вопросы о причинѣ связи и порядка въ явленіяхъ. Умъ прибѣгаетъ къ новымъ наблюденіямъ, открываетъ новыя объясненія, болѣе общія и простыя, изъ всѣхъ отдѣльныхъ понятій составляетъ одну цѣпь мыслей, доходитъ до перваго звена сей цѣпи, находитъ первый законъ, служащій основаніемъ прочимъ законамъ явленій, и симъ порядкомъ приводитъ познанія свои въ систему.
Утоливъ жадное любопытство, перестаетъ человѣкъ наблюдать окружающіе его предметы — онъ обращаетъ вниманіе свое на самаго себя. Тутъ новое удивленіе, новыя тайны, требующія объясненія! — Что я? Откуда я? Куда готовлюся? — такъ онъ спрашиваетъ самаго себя. Все увѣряетъ его въ собственной слабости и зависимости; при всемъ етомъ онъ находитъ въ самомъ себѣ сознаніе благороднѣйшихъ способностей, чувствуетъ высокое свое назначеніе; онъ изслѣдываетъ себя, узнаетъ связь, соединяющую его съ цѣлой Природой, и силился проникнуть отношеніе ея къ способностямъ своимъ. Самыя познанія его становятся вопросомъ; онъ сомѣвается, дѣйствительны ли онѣ, или подобны сновидѣнію? «Кто даетъ мнѣ право» такъ мыслитъ онъ "съ непримѣтной точки, какую занимаю я въ семъ неизмѣримомъ пространствѣ, простирать сужденія свои о томъ, что не во мнѣ, что было прежде меня; и что впредь будетъ? какія преимущества той превосходной мыслящей силы, которая становится во мнѣ зерцаломъ вселенной?
Таковы размышленія пламеннаго разума. Онѣ представляютъ рожденіе Философіи и первые успѣхи ея, съ тою только разностью, что каждый мигъ въ наблюденіяхъ сего человѣка изображаетъ цѣлой вѣкъ въ исторіи народовъ. Развитіе способностей медленно; для сего потребны счастливыя обстоятельства.
Чувство и воображеніе раскрываются въ человѣкѣ прежде всѣхъ способностей, и долго онѣ направляютъ умъ его. Первые опыты человѣка, когда старался онъ объяснить явленія Природы, были произведенія чувства и воображенія. Сіи произведенія, извѣстныя подъ названіемъ Космологіи, были начальнымъ просвѣщеніемъ Халдеевъ, Феникіянъ и Индѣйцевъ, по свидѣтельству Геродота и Діодора Сицилійскаго. Первымъ вопросомъ Философіи было сотвореніе міра и происхожденіе рода человѣческаго. Любопытство оставалось довольно предположеніями. Воображеніе требовало чудесъ — и философы облекли себя таинственнымъ мракомъ; воображеніе требовало для вымысловъ всѣхъ очаровательныхъ прелестей — и первые философы сдѣлались поетами.
Начальныя размышленія о свойствѣ мыслящаго существа, изъ которыхъ составилась Психоологія, носятъ на себѣ тотъ же отпечатокъ юности ума. Всѣ народы, начинавшіе разсуждать, представляли душу существомъ духовнымъ, но вмѣстѣ подверженнымъ всѣмъ перемѣнамъ тѣла. Такъ древніе обитатели Сѣвера думали, что души по смерти чувствуютъ всѣ физическія потребности и потому приходили къ олтарю Одина съ толпою служителей, принося и яства и одѣянія. Симъ мнѣніямъ вѣрятъ всѣ идолопоклонники Азіи. Древніе Греки и послѣ нихъ Римляне представляли души легкокрылыми тѣнями, похожими на тѣло. Персы и Евреи душею называли кровь, какъ видно изъ изслѣдованій Лонбера и Мейнерса.
По мнѣніямъ нынѣшнихъ дикихъ о мыслящемъ началѣ можно судить вообще о первыхъ опытахъ въ Философіи всѣхъ народовъ. Жители Тибета, Гренландіи, Сѣверной Америки принимаютъ двѣ души, Караибы три; по мнѣнію ихъ одна только душа, которой мѣсто въ головѣ, по смерти человѣка возвращается въ обитель душъ. Гренландцы сверхъ того думаютъ, что души людей сходны съ душами животныхъ и по смерти странствуютъ, подвергаясь многимъ опасностямъ. Въ Канадѣ представляютъ души въ видѣ блуждающихъ тѣней; Патагонцы почитаютъ ехо голосомъ душъ; Негры воображаютъ, что судьба души по смерти соединена съ судьбою тѣла, о томъ свидѣтельствуютъ Кранцъ, Дютертръ, Жоржъ и Мейнерсъ.
Таинственное отношеніе между человѣкомъ и Природою прежде почитали сходнымъ съ отношеніями, какія находятся между людьми. Тогда также думали, что всѣ физическія существа, движущіяся вокругъ насъ, имѣютъ разумное и произвольное начало дѣйствія, что онѣ, подобно намъ, чувствуютъ и желаютъ, и что между ими и людьми находится взаимное отношеніе. Свойство воображенія — все одушевлять: отъ того сновидѣнія и мечтанія почитались предчувствіемъ отдаленныхъ будущихъ событій. Онѣ (такъ полагали) производятъ на человѣка впечатлѣнія будушія, какъ чувства даютъ понятія о впечатлѣніяхъ настоящихъ. Магія и гаданіе, встрѣчаются у славнѣйшихъ мудростію древнихъ народовъ.
Поклоненіе душамъ предковъ есть поклоненіе обыкновенное у древнихъ; оно находится и въ Китаѣ, Японіи, Аустраліи, въ Южной Америкѣ; оно уважалось Скиѳами, самыми Греками и Римлянами. Симъ душамъ назначена была обитель въ сферѣ чувственной; обители были тѣмъ болѣе блистательны, чѣмъ блистательнѣе были мѣста, какія занимали люди на землѣ. Сверхъ того, чѣмъ болѣе кто помышлялъ о достоинствахъ природы своей, тѣмъ лучшими надеждами наслаждался по смерти. Души обоготворяемыхъ героевъ обитали въ созвѣздіяхъ и имѣли вліяніе на смертныхъ. Отсюда всѣ обряды Acтрологіи.
Наблюдая порядокъ вселенной, помышлялъ человѣкъ о единомъ и премудромъ ея Виновникѣ. Здѣсь рождается Ѳеогонія. Сначала представляетъ человѣкъ сію первую причину душею міра, всѣ существа органами его. Возвышаясь болѣе въ понятіяхъ, отдѣляетъ способность мыслить отъ вещественности. Восхитясь новымъ зрѣлищемъ сей высшей и таинственной сферой, уже начинаетъ все объяснять духовно, прежде все объяснивши вещественно. Потребность единства, простота и незнаніе законовъ Природы останавливаютъ его на етой мысли. Для него геній все производятъ черезъ подвластныхъ имъ геніевъ; все отъ нихъ происходитъ, какъ лучи отъ свѣта; умъ человѣка, проистекающій отъ сего же источника, находится съ ними въ безпрерывномъ сношеніи. Въ Азіи и Индіи, гдѣ развились сіи понятія, нѣтъ другаго объясненія для явленій и нѣтъ другаго средства познанія для ума человѣческаго кромѣ сихъ происхожденіи (еманацій).
Здѣсь уже мелькаютъ искры Платоновой системы. Зороастръ, творецъ системъ еманаціи, производитъ отъ Орсмуда, сего начала свѣта, всѣ способности, украшающія разумъ; души, по мнѣнію его, получаютъ отъ сего начала тѣ разнообразныя и неизмѣняемыя идеи, которыя служили образцами въ устроеніи вселенной. Совершенствованіе ума состоитъ въ обращеніи къ сему источнику. Объ етомъ предметѣ достойны чтенія труды Станлея у Бруккера, Анкетиля, Тихсена.
Греки заимствовали начала древняго ученія своего у Скиѳовъ или Цельтовъ, которыхъ поселенцы отъ горъ Ѳракіи разошлись по многимъ странамъ Греціи, потомъ у Финикіянъ и Египтянъ; гораздо позже у Персовъ, когда Греческія колоніи распространились въ Азіи. Отъ того въ ученіи Грековъ такая смѣсъ и несогласіе. Преданія Музея, Амфіона и Орфея состоятъ изъ преданій Скиѳовъ, одѣтыхъ аллегоріями. (Смот. о семъ ученыя изслѣдованія Тидемана, Гейне и Вольфа.) Миѳологія Омирова подъ видомъ боговъ одушевляетъ необыкновенныя силы Природы, великія нравственныя добродѣтели, и изображаетъ физическія явленія подъ емблемой рожденія боговъ, ихъ связей и браней. Гезіодъ собралъ всѣ разсѣнаныя повѣствованія, соединилъ Космогонію съ Ѳеогоніей и одушевилъ любовь, какъ силу всей Природы. Если прибавить къ етому вымыслы послѣдовавшихъ поетовъ, то можно ли дивиться мраку первой Философіи? Несовершенство языковъ еще болѣе помрачало дремлющій разсудокъ и укореняло предразсудки. Успѣхи философическихъ системъ начинаются, съ успѣхами народнаго образованія, когда умъ, пробуждаясь, проникаетъ въ познанія человѣка и опредѣляетъ выраженія мыслей.
Изъ сего обозрѣнія постепеннаго развитія способностей души и хода ума можно заключить, что во всѣхъ мнѣніяхъ древнихъ народовъ, въ сей первой Философіи, встрѣчаются одинакія понятія по причинѣ общихъ всѣмъ обстоятельствъ. Таковы предположенія о сотвореніи міра и происхожденіи рода человѣческаго, одушевленіе законовъ Природы, разные геніи, представленіе причинъ сверхъ естественныхъ при всякомъ необычайномъ явленіи, сказанія о золотомъ вѣкѣ, нѣкоторое сходство философическихъ мнѣній съ понятіями религіозными, страсть къ астрономическимъ знаніямъ, таинственный языкъ составлявшій таинственныя занятія особенной касты и превосходнѣйшая часть ученія ихъ — правила нравственности, представленныя въ видѣ притчей.
Нравственная Философія, сіе основаніе и верхъ Философіи, сія единая истинная мудрость, возвышенна и совершенствована Гномиками, первыми мудрецами Греціи. Вниманіе, какое правительство обращало на сихъ мудрецовъ, побудило ихъ положить основаніе размышленіямъ объ обществѣ, должностяхъ и познаніи людей — первой политики; оно внушило имъ живѣйшее чувство о достоинствѣ человѣка, направило умъ къ понятіямъ порядка и правильности. И сколь глубокая философія бесѣдовала съ Ликургомъ и Солономъ! Законодательство ихъ воспламенило и другихъ ученыхъ, занимавшихся созерцаніемъ Природы; они покусились проникнуть тайны великаго законодательства вселенной, которыя геніемъ мудрости предназначены были безсмертному Нютону.
[Давыдов И. И.] Первые успехи ума в познаниях философических / Двдв // Вестн. Европы. — 1818. — Ч. 97, N 3. — С. 174-182.