Письма И. И. Панаева к Н. П. Огареву.
[править]I.
[править]Напрасно сомнѣваешься ты въ томъ, что письма твои не будутъ напечатаны и Соврем. — Они превосходны — и будутъ служить украшеніемъ (такъ сказать) нашаго журнала. Они помѣстятся и Декабрской книжкѣ[1]. Бога ради, пиши продолженіе ихъ. Такого рода вещи очень и очень полезны, полезнѣе иныхъ художественныхъ произведеній. А если вдохновеніе не оставило тебя и ты пишешь стихи, то присылай и стиховъ. Я уже кажется писалъ тебѣ, что изъ монологовъ твоихъ[2] одинъ непропущенъ цензурой и потому и ненапечатанъ.
Въ Современникѣ все благополучно, только съ корректурой не можемъ справиться. Нѣтъ здѣсь порядочнаго корректора… Въ послѣд. (Х. No) въ Искандера письмахъ, чортъ знаетъ, какія опечатки. Ужасно досадно: Théâtre — Franèais С, etc. etc., гитара — вмѣсто сигары. Даю тебѣ слово, что въ твоихъ не будетъ опечатокъ. Всѣ три корректуры самъ прочту, ей-богу.
Тотчасъ по полученіи твоего письма, я отправился къ стат. сов. Кирѣеву (надобно тебѣ сказать, что это мой другъ). Пистолеты твои и ружье доставлены имъ уже въ контору Языкова и вышлются тебѣ не позже 9-го Окт. Кстати, о конторѣ Яз., ты не правъ, говоря, что она не акуратна въ корреспонд. — Вѣдь контора пересылаетъ вещи черезъ контору транспортовъ — (единсти. средство пересылки). И въ медленности доставки виновата не контора Язык. Имъ не возможно же завести своей конторы транспортовъ, согласись съ этимъ. Г. Кирѣевъ извинялся, что такъ долго держалъ твои вещи, — но онъ не зналъ куда ихъ доставить.
— Какой это Огар.? — спросилъ онъ меня.
— А вотъ тотъ который писалъ бъ О. З. и пишетъ въ Совр,
— А!.. Это безподобной души человѣкъ — возразилъ г. Кирѣевъ.
Какъ онъ знаетъ, что у тебя безподобная душа, этого я не знаю.
Коммиссіи твои мы рады исполнять: — мой чинъ: Коллежскій Секретарь, Языковъ выше меня: онъ — Титулярный Совѣтникъ.
Сатинъ тебѣ кланяется и сбирается писать. Онъ здѣсь безпрестанно влюбляется и нашилъ себѣ 20 фраковъ и 96 жилетовъ.
А впрочемъ и работаетъ. Онъ составилъ намъ очень хорошую статью объ Ирландіи, которая появится въ XI книжкѣ.
Жена моя и всѣ наши тебѣ кланяются. Виссаріонъ[3] жметъ тебѣ руку. Онъ возвратился лучше чѣмъ поѣхалъ, а все сильно покашливаетъ; но не въ примѣръ веселѣе и живѣе прежняго. За здоровье его можешь выпить только увы! полбутылки…
Росписки г. George и М-lle Marie не замедлю выслать.
Кланяйся отъ всѣхъ насъ — желтухину. Да напомни ему о его обѣщаніи.
Въ среду въ Редакціи С. обѣдъ съ устрицами. Мы выпьемъ за твое благоденствіе… Да, пожалуйста, продолжай письма и не забывай твоего
II.
[править]Любезнѣйшій другъ Огаревъ, ты, я думаю, сильно на меня сердишься; но что же дѣлать? Причиною моего молчанія (и столь долгаго) различныя безпокойства, тревоги и хлопоты по 2 No. — Дѣло вотъ въ чемъ —
Марьѣ Львовнѣ отослано мною — 5.000 р.
Отсылается вслѣдъ за симъ — 2.000 р.
Язык. Конторѣ твоего долгу (счетъ мною еще не полученъ отъ нихъ, но кажется около[4] — 1.000
Да Аннѣ Петровнѣ, по твоему приказу еще….. 50
Итого приблизительно… 8.050 р.
Но словомъ, всѣ остальныя за симъ деньги будутъ мною высланы Марьѣ Львовнѣ. Такъ ли? — Жду твоихъ повелѣній. Не сердись же на меня, ангелъ мой, что я такъ долго молчалъ.
Пиши, Бога ради, для Современника все, что ты напишешь, мы примемъ съ распростертыми объятіями, только не забудь, что надъ нами ценсура стоитъ…
Мы съ Вас. Петров.[5] поживаемъ недурно — и бросаемъ букеты Фреццолини. Мы сдѣлались театралами и совсѣмъ разорились на букеты. M-lle Лешель все спрашиваетъ объ Сатинѣ. Надо бы ему ей-Богу пріѣхать къ намъ. — Сколько бы я ему сообщилъ любопытнаго по части клубнички въ различныхъ родахъ. — Поцѣлуй его за меня.
Да, что Огаревъ, — не пришлешь ли поэмы-то?[6]. А слышно, она очень хороша. — Ей Богу стыдно тебѣ, что забылъ Современникъ.
А что Сатинъ не шлетъ своей Швейцаріи?
Бѣлинскій очень плоховатъ — и писать совсѣмъ почти не можетъ. Онъ насъ называетъ мальчишками, потому что мы люди хорошаго тона, ѣздимъ къ M-lle Пешель, хорошо одѣваемся, бросаемъ букеты и проч. Всѣхъ васъ, друзья мои, обнимаю. — Ахъ, Сатина-то надо бы сюда.
6 февр. 1848 г.
III.
[править]Любезный другъ Николай Платоновичъ, — жена моя просила написать тебѣ, что еще деньги Марьѣ Львовнѣ высланы (2.800 р.) мѣсяцъ назадъ тому[7], что и я могу засвидѣтельствовать, ибо вручалъ ихъ Штиглицу и получилъ отъ него векселя.
Росписки твои данныя Аннѣ Петровнѣ вышлю и всѣ счеты по твоимъ деньгамъ; гроша не украду, хотя бы слѣдовало украсть хоть на бутылку Редереру, который мы попиваемъ съ профес. Грановс. здѣсь на дачѣ преизрядно.
Профессоръ отличный человѣкъ и очень милъ. Онъ заказалъ платье Шармеру и Шармеръ сказалъ объ немъ: — «У него, очень важное лицо, очень хорошее лицо!» И онъ этимъ ужасно возгордился. —
О Бѣлинскомъ говорить тебѣ нечего. Онъ такъ страдалъ послѣднее время, что надобно было желать, чтобы онъ поскорѣе умеръ. Мы сдѣлали весьма хорошія распоряженія касательно его семейства. Грановскій передастъ тебѣ.
Твой Панаев
Кланяйся всѣмъ.
Жена моя кланяется тебѣ и извиняется, что не пишетъ сама, ибо всѣ отправляются гулять.
- ↑ [Въ этой книжкѣ «Современника» никакихъ «писемъ» Огарева нѣтъ, нѣтъ ихъ и въ январской кн. 1848 г.]
- ↑ [Изъ четырехъ стихотвореній Огарева подъ этимъ заглавіемъ въ «Соврем.» за 1847 г. (т. III, стр. 204 и д.) были напечатаны 1-е, 3-е и 4-е.]
- ↑ [Бѣлинскій.]
- ↑ Объ этомъ увѣдомлю подробно.
- ↑ [Боткинъ.]
- ↑ [«Юморъ».]
- ↑ На Франкфуртъ, банкиръ Безменъ. — Переведено на гульдены, — курсъ денегъ страшно понизился, такъ что Штиглицъ рубли переводилъ почти на франки!