Поэзия гр. Алексея Толстого (Толстой)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Поэзия гр. Алексея Толстого
авторъ Алексей Константинович Толстой
Опубл.: 1895. Источникъ: az.lib.ru

Поэзія гр. Алексѣя Толстого. «Алексѣй Толстой принадлежитъ къ числу поэтовъ мыслителей; онъ былъ поэтомъ-борцомъ… который боролся оружіемъ свободнаго слова за права красоты и за жизненныя права человѣческой личности», — такъ характеризуетъ А. Толстого Владиміръ Соловьевъ въ своей критической статьѣ о немъ («Вѣстникъ Европы», № 5). Разбирая его стихотворенія, онъ останавливается на двухъ основныхъ мотивахъ его поэзіи — на поклоненіи красотѣ и патріотизмѣ. По его словамъ, для Толстого красота «была дорога и священна, какъ сіяніе вѣчной истины и любви». Культъ красоты онъ понималъ не въ смыслѣ преклоненія передъ изящной и пріятной внѣшностью; для него онъ имѣлъ болѣе глубокое значеніе и находился въ тѣсной связи съ его философскими представленіями о жизни и мірѣ. Для Алексѣя Толстого любовь была движущимъ началомъ вселенной, а красота — внѣшнимъ отраженіемъ этой любви. Мысль эта высказывается, напр., въ стихотвореніи:

Когда Глагола творческая сила

Толпы міровъ воззвала изъ ночи,

Любовь ихъ всѣ, какъ солнце, озарила

И лишь на землю къ намъ ея свѣтила

Нисходятъ порознь рѣдкіе лучи.

И порознь ихъ отыскивая жадно,

Мы ловимъ отблескъ вѣчной красоты:

Намъ вѣстью лѣсъ о ней звучитъ отрадной,

О ней потокъ гремитъ струею хладной

И говорятъ, качался, цвѣты.

Та же мысль выражена и въ слѣдующихъ прекрасныхъ строкахъ:

И всѣ сокровища природы,

Степей безбережный просторъ,

Туманный очеркъ дальнихъ горъ,

И моря пѣнистыя воды,

Земля, и солнце, и луна,

И всѣхъ созвѣздій хороводы,

И синей тверди глубина —

То все одно лишь отраженье,

Лишь тѣнь таинственныхъ красотъ,

Которыхъ вѣчное видѣнье

Въ душѣ избранника живетъ.

Переходя затѣмъ къ историко-патріотическимъ стихотвореніямъ Толстого, Вл. Соловьевъ говорить, что во всѣхъ этихъ стихотвореніяхъ выразился взглядъ Толстого на два основныхъ начала русской исторіи. "Со всею живостью поэтическаго представленія и со всею энергіей борца за идею, Толстой славилъ и въ прозѣ и въ стихахъ свой идеалъ истинно русской, европейской и христіанской монархіи, и громилъ ненавистный ему кошмаръ азіатскаго деспотизма. Начала истиннаго, національнаго строя онъ находилъ въ кіевской эпохѣ нашей исторіи; осуществленіе противоположнаго принципа онъ видѣлъ въ періодѣ Московскаго государства, къ которому относился съ яростной враждой. «Моя ненависть къ московскому періоду — есть моя идіосинкразія», писалъ онъ въ одномъ письмѣ.

Взгляды Толстого на русскую исторію яснѣе всего высказаны въ его извѣстной балладѣ «Змѣй-Тугаринъ». Въ ней описывается, какъ кіевскій князь Владиміръ съ дружиною пировали на берегу Днѣпра, и какъ на этомъ пиру выступилъ Змѣй Тугаринъ съ пѣснею, въ которой онъ предсказывалъ будущность Россіи: татарское нашествіе и то, что за нимъ послѣдуетъ.

Пѣвецъ продолжаетъ:

И время придетъ,

Уступитъ нашъ ханъ христіанамъ,

И снова подымется русскій народъ,

И землю единый изъ васъ соберетъ,

Но самъ же надъ ней станетъ ханомъ.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Обычай вы нашъ переймете,

На честь вы поруху научитесь класть,

И вотъ, наглотавшись татарщины всласть,

Вы Русью ее назовете.

Идеалъ самого поэта выражается въ слѣдующихъ словахъ князя Владиміра, поднимающаго свою чару за «русскую Русь»:

…"За древній обычай до дна ее пью,

За древнее русское вѣче!

За вольный, за честный славянскій народъ,

За колоколъ пью Новограда.

И если онъ даже во прахъ упадетъ,

Пусть звонъ его въ сердцѣ потомковъ живетъ.

Ой, ладо, ой, ладушко-ладо!

Указавъ на то, что, съ исторической точки зрѣнія, Толстой былъ неправъ въ своей идеализаціи кіевской Руси и повальномъ осужденіи Московскаго періода, Вл. Соловьевъ говорить далѣе, что, тѣмъ не менѣе, «какъ патріотъ-поэтъ Толстой былъ вправѣ избрать не историческую, а пророческую точку зрѣнія. Онъ не останавливался на матеріальныхъ необходимостяхъ и условіяхъ прошедшаго, а мѣрялъ его сверху — нравственными потребностями настоящаго и упованіями будущаго. И тутъ онъ не ошибался. Для нашего настоящаго духовнаго исцѣленія и для нашихъ будущихъ задачъ нужны намъ, конечно, не монгольско-византійскія преданія московской эпохи, а развитіе христіанскихъ и истинно-національныхъ началъ, что какъ бы было обѣщано и предсказано свѣтлыми явленіями кіевской Руси».

"Міръ Божій", № 6, 1895