Сочиненія И. С. Аксакова
Томъ седьмой. Общеевропейская политика. Статьи разнаго содержанія
Изъ «Дня», «Москвы», «Руси» и другихъ изданій, и нѣкоторыя небывшія въ печати. 1860—1886
Москва. Типографія М. Г. Волчанинова, (бывшая М. Н. Лаврова и Ко) Леонтьевскій переулокъ, домъ Лаврова. 1887.
По поводу посѣщенія султаномъ Лондона и Парижа.
[править]Потомокъ Османовъ, повелитель мусульманъ, духовный глава исламизма, калифъ, падишахъ и англійскаго ордена Подвязки кавалеръ, султанъ Абдулъ-Азисъ, заказавъ вѣроотступнику Омеръ-нашъ поторопиться истребленіемъ православныхъ христіанъ Крита, всемилостивѣйше соизволилъ на зовъ своихъ исконныхъ доброжелателей — повелителя Франковъ, сѣдящаго на престолѣ «христіаннѣйшихъ» государей Европы, и главы англиканской церкви — королевы Викторіи великобританской. Удостоивъ своимъ посѣщеніемъ Парижъ, принявъ отъ императора Французовъ увѣренія въ сердечномъ согласіи (entente cordiale), скрѣпивъ еще тѣснѣе, по словамъ оффиціальныхъ журналовъ, узы нріязни, связывавшія его съ французскою націей и ея вождемъ, — его величество отбылъ далѣе въ Авглію, которая положила не только встрѣтить его со всѣми почестями, подобающими столь великому и славному монарху, но и превзойдти, если можно, Францію въ выраженіи преданности и сочувствія. Городъ Лондонъ включаетъ падишаха въ число своихъ гражданъ; англійское правительство напрягается изъ всѣхъ силъ, чтобы придать посѣщенію какъ можно болѣе знаменательности и блеска, окружить султана самою нѣжною внимательностью и соединить такимъ образомъ, съ торжествомъ и пышностью пріема, характеръ интимности и симпатіи. Чей пріемъ понравится султану болѣе и чье могущество покажется ему величественнѣе и грознѣе — мы еще не знаемъ, но во всякомъ случаѣ нигдѣ не почувствуетъ себя султанъ въ такой симпатичной средѣ какъ въ правительственномъ кругу Парижа и Лондона: тамъ онъ свой. Тамъ порадуются вмѣсгѣ съ нимъ извѣстіямъ о кровавыхъ успѣхахъ Омеръ-паши, — тамъ французскіе и британскіе министры снабдятъ его всевозможными лаками и политурами европейской цивилизаціи, наставятъ — какъ удержать подолѣе подъ пятою ислама, обувъ ее въ европейскій модный сапогъ, милліоны страждущихъ христіанъ, укрѣпятъ падишаха новою вѣрою въ прогрессъ и будущность Турціи и въ исключительную зависимость этой будущности отъ Франціи и Британіи.
Если чья-либо поѣздка въ Парижъ на всемірную выставку представляетъ политическую важность и не останется безъ послѣдствій, такъ это безспорно поѣздка султана. Намъ кажется даже, что приглашеніе султана въ Парижъ и готовность повторить въ честь его ту же программу пріема и празднествъ, по которой такъ недавно чествовались самые знаменитые изъ державныхъ посѣтителей, уже во всякомъ случаѣ ослабляетъ политическое значеніе этихъ предшествовавшихъ посѣщеній. Поѣздка султана, обстановка этой поѣздки и впечатлѣнія, которыя она произведетъ и на султана и на европейское общество, — все это извращаетъ правду, упрочиваемъ ложь, вводитъ въ заблужденіе и Турцію и общественное мнѣніе Европы, и никакимъ образомъ не соотвѣтствуетъ требованіямъ современнаго положенія дѣлъ и нашей политики на Востокѣ. За то оно вполнѣ отвѣчаетъ требованіямъ западной политики… Въ то самое время, какъ всѣ усилія христіанскихъ подданныхъ Порты направлены къ освобожденію отъ мусульманскаго ига, турецкій падишахъ торжественно причисляется къ сонму европейскихъ монарховъ, и Турція вводится, какъ равноправная, въ семью европейскихъ державъ. Больной человѣкъ, осужденный къ смерти, выдается за здороваго; диссонансъ, противорѣчіе, аномалія (потому что таково значеніе Турціи среди христіанской Европы), выставляются чуть не за образецъ созвучности и нормальности. Какое впечатлѣніе можетъ вынести султанъ изъ своего путешествія? То, что турецкая тираннія, осуждаемая Moсковомъ, въ образованнѣйшихъ странахъ Запада не встрѣчаетъ протеста, что страданія, бѣдствія и мученія православныхъ христіанъ не находятъ себѣ сочувствія въ западныхъ христіанахъ. Въ пріемѣ, ему оказанномъ, въ выраженіяхъ вниманія и дружбы, въ празднованіяхъ и ликованіяхъ народныхъ, султанъ неминуемо долженъ видѣть санкцію политическаго существованія Турціи, освященіе и утвержденіе мусульманскаго надъ христіанами ига, одобреніе турецкой политики, осужденіе всѣхъ попытокъ Славянъ и Грековъ высвободиться изъ-подъ варварскаго гнета. Французскіе и англійскіе журналы, въ запуски другъ передъ другомъ, торжествуютъ, въ поѣздкѣ султана, побѣду европейской цивилизаціи надъ «предразсудками Корана». Дѣйствительно, самая поѣздка, появленіе главы правовѣрныхъ въ церквахъ и театрахъ, на балахъ и раутахъ Парижа и Лондона, есть великая уступка магометанина авторитету западной цивилизаціи, но не придется ли сему магометанину убѣдиться и въ томъ, что западные цивилизаторы точно также чуждаются и «предразсудковъ» христіанской религіи — являясь совершенно равнодушными къ судьбѣ своихъ христіанскихъ братій восточнаго вѣроисповѣданія? На заступничество Европы въ пользу Критянъ Турція отвѣчаетъ новыми неистовствами въ Критѣ, и Европа не только не оскорбляется, но напротивъ, предшествуемый и сопровождаемый телеграммами о подвигахъ азіятскихъ молчищъ Омеръ паши, повелитель сихъ полчищъ привѣтствуется съ восторгомъ заступавшимися государями, и Франція, Англія и Австрія какъ бы вѣнчаютъ его вѣнкомъ изъ лавровъ я миртъ!
Конечно, чудеса европейской цивилизаціи произведутъ свое обаяніе на турецкаго падишаха, но не въ меньшей степени произведетъ на него обаяніе и военное могущество Франціи и Англіи. Видъ этого могущества еще болѣе усилитъ значеніе Франціи и Англіи въ Турціи и ихъ вліяніе на дѣда Востока. А дипломатическая дѣятельность этихъ двухъ державъ на Востокѣ не только въ противорѣчіи съ русскою, но и положительно враждебна Россіи, т. е. враждебна свободѣ и самостоятельности православныхъ христіанъ Турціи, въ чемъ заключается для Россіи высшій политическій и нравственный интересъ. Поѣздка султана въ Парижъ и Лондонъ не только не способна дать иное направленіе его политикѣ, но напротивъ утвердитъ его въ этомъ направленіи, и надеждою на помощь столь могущественныхъ друзей ободритъ въ борьбѣ съ крамольными православными раіями. Конечно, личное знакомство съ военною силой Европы способно было бы можетъ быть смирить падишаха и сдѣлать его сговорчивѣе къ уступкамъ въ пользу Славянъ и Грековъ; но не Франція и Англія внушатъ ему эту сговорчивость, а если и склонятъ его къ сговорчивости, такъ въ пользу своихъ личныхъ, эгоистическихъ видовъ и въ существенный ущербъ православному греко-славянскому міру, а слѣдовательно и Россіи.
Многіе русскіе и иностранные публицисты полагали, что высокая честь, оказанная русскимъ Императоромъ Наполеону III и Франціи посѣщеніемъ Парижа, послужитъ основаніемъ къ сближенію между Россіею и Франціей" по Восточному вопросу. Мы никогда не раздѣляли этой увѣренности, по крайней мѣрѣ не вѣрили въ возможность серьезнаго соглашенія. Такое соглашеніе невозможно для Франціи безъ разрыва съ Англіей, а союзомъ съ нею Наполеонъ дорожитъ по многимъ и многимъ причинамъ; къ тому же мы несогласны и съ мнѣніемъ, столь часто повторяемымъ, объ отсутствіе будто бы у Россіи и Франціи противоположности интересовъ на Востокѣ. Конечно, у Россіи съ Франціей на Востокѣ нѣтъ столкновенія вещественныхъ интересовъ, но есть та противоположность интересовъ, которая лежитъ въ противоположности латинскаго и православнаго міра. А Франція (и при Наполеонѣ III особенно) есть представительница и носительница той латинской идеи, которая еще со временъ крестовыхъ походовъ стремилась подчинить себѣ Востокъ. Объ этомъ мы теперь распространяться не станемъ, но напомнимъ читателямъ, что по настоянію же Франціи посланъ въ Кандію Омеръ-паша, и что ея происками, болѣе чѣмъ Англіи (дѣйствующей по крайней мѣрѣ не двусмысленно, а довольно откровенно), задерживается успѣхъ русскихъ ходатайствъ въ пользу православныхъ христіанъ Турціи. Конечно, какъ на признакъ соглашенія съ Франціей можно указать на дипломатическую тождественную ноту, поданную Портѣ, представителями Россіи, Франціи, Пруссіи, а потомъ и Австріи (съ нѣкоторыми измѣненіями). Въ этой нотѣ предлагается турецкому правительству прекратить въ Кандіи кровопролитіе и допустить европейскихъ коммиссаровъ произвести формальное изслѣдованіе о причинахъ неудовольствія жителей Крита и объ истинныхъ ихъ желаніяхъ, примѣнивъ въ послѣднемъ случаѣ систему поголовнаго спроса (suflrage universel). Первое требованіе (о прекращеніи кровопролитія) было отклонено Портой подъ тѣмъ предлогомъ, что Омеръ-паша обѣщалъ подавить возстаніе въ теченіи мѣсяца, поэтому Порта выговорила себѣ еще мѣсяцъ рѣзни, — а по окончаніи мѣсяца вѣроятно попроситъ отсрочки! На производство же слѣдствія она согласилась, но съ тѣмъ, чтобы слѣдствіе произведено было ею самою, хотя бы и въ присутствіи европейскихъ коммиссаровъ и по удаленіи съ острова всѣхъ греческихъ волонтеровъ! Производить изслѣдованіе тогда, какъ борьба, — кровавая, упорная борьба, — продолжается уже цѣлый годъ, когда взрывъ Аркадскаго монастыря и тысячи жертвъ, павшихъ за независимость Крита, достаточно свидѣтельствуютъ. чего хотятъ Критяне и сладка ли имъ была жизнь подъ мусульманскимъ игомъ! Вся эта процедура, все это примѣненіе къ кровавому международному спору слѣдственнаго формализма — похоже было бы просто на волокиту, пагубную для изнемогающихъ Критянъ, еслибы весь смыслъ европейскаго предложенія не заключался въ пріостановкѣ кровопролитія. Но эта-то существенная цѣль предложенія и устранена, равно какъ и искаженъ самый характеръ слѣдствія. Спрашивается: возможность такого отвѣта со стороны Порты не доказываетъ ли, что ей хорошо было извѣстно — какъ нетвердо соглашеніе и какъ мало серьезной рѣшимости у европейскихъ державъ? Да и какой вѣсъ могло имѣть это предложеніе, данное въ ту самую минуту, какъ прибылъ въ Дарданеллы французскій флотъ, не для угрозы султану, а для того, чтобъ принять его подъ покровительство французскаго флага и доставить въ Тулонъ какъ званнаго, желаннаго и почетнаго гостя? Должно-быть, сдѣланное падишаху, въ видѣ дипломатической ноты, подношеніе было не такого рода, которое могло бы помѣшать пріятностямъ его путешествія въ Парижъ, въ сопровожденіи французскаго посланника въ Константинополѣ, г. Буре. И покуда султанъ утѣшается изысканнымъ гостепріимствомъ Наполеона III, королевы Викторіи и Франца-Іосифа, — несчастные герои Крита успѣютъ задохнуться отъ усилій въ неравной борьбѣ съ кровожадными полчищами Омёръ-паши…
Султанъ — въ Парижѣ, султанъ — въ салонѣ королевы Викторіи, турецкій падишахъ — европейскимъ туристомъ! Всему этому можно было бы радоваться, какъ признаку разложенія мусульманскаго міра вообще и Турціи въ особенности. Но видѣть въ этомъ, безъ отреченія отъ ислама, нравственное пріобрѣтеніе, здоровый прогрессъ и новую эру для Оттоманской имперіи — дѣйствительно это возможно только для того общества, въ которомъ іезуитизмъ и современная европейская цивилизація, только повидимому враждующія между собой, возвели сдѣлку или компромиссъ до апоѳова, выработали ее до утонченности и создали цѣлую атмосферу смѣшанныхъ нравственныхъ понятій, среднихъ терминовъ и чудовищныхъ сочетаній всякихъ противорѣчащихъ началъ. Было время, когда наслѣдники Османовъ явились среди разслабленной Европы дикою цѣльною силой, исполненною фанатической вѣры въ себя и въ свое призваніе. Булатъ и стрѣлы азіятскаго наѣздника привели въ трепетъ Европу — и вынужденное признаніе этой силы, этого несомнѣннаго историческаго факта, не имѣло въ себѣ тогда ничего оскорбительнаго для нравственнаго чувства: въ этомъ признаніи не было внутренняго примиренія, не было нравственной санкціи. Но когда наѣздникъ превращается въ кавалера, и не отрекаясь ни отъ своихъ завоеваній, ни отъ жизненнаго начала своего политическаго бытія, т. е. ислама, ни отъ притязаній властвовать надъ порабощенными нѣкогда христіанами, наводитъ на свою дикость глянецъ европейской цивилизаціи, садится за христіанскую трапезу, какъ за братскую — то это зрѣлище является въ высшей степени безобразнымъ. Здѣсь уже нѣтъ уступки могучей силѣ, нѣтъ одного внѣшняго призванія факта, а внутреннее съ нимъ примиреніе. Здѣсь звучитъ такая фальшивая нота, которая раздираеть уши всякаго неотупѣвшаго слухомъ. Но такъ, какъ примиреніе ислама съ христіанствомъ или Евангелія съ Кораномъ невозможно, такъ какъ вопіющій диссонансъ не можетъ разрѣшиться въ гармонію, — то всѣ эти попытки Западной Европы привить къ почвѣ ислама европейскую цивилизацію, отрѣзавъ только отъ нея ея христіанскій корень, и создать новую прогрессивную Турцію, въ сущности только задерживаютъ естественную смерть Османа, задерживаютъ освобожденіе христіанскихъ племенъ, — только увеличиваютъ опасность страшнаго, неминуемаго взрыва.