Прогулка за границей (Твен; Глазов)/СС 1896—1899 (ДО)/Часть первая/Глава XVI

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Прогулка заграницей — Часть первая. Глава XVI
авторъ Маркъ Твэнъ (1835—1910), пер. Л. Глазовъ
Оригинал: англ. A Tramp Abroad. — Перевод опубл.: 1880 (оригиналъ), 1897 (переводъ). Источникъ: Собраніе сочиненій Марка Твэна. — СПб.: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1897. — Т. 6.

[76]
ГЛАВА XVI.
Старыя легенды Рейна.

Только-что приведенная легенда ужасно походитъ на рейнскую легенду о «Лорелеѣ». Въ Германіи существуетъ даже пѣсня подъ названіемъ «Лорелея».

Германія вообще очень богата народными пѣснями, причемъ какъ слова, такъ и мелодія нѣкоторыхъ изъ нихъ чрезвычайно красивы, но «Лорелея» самая любимая изъ всѣхъ. Сначала я не могъ ее выносить, но съ теченіемъ времени не только привыкъ къ ней, но даже полюбилъ и предпочитаю ее теперь другимъ.

Пѣсня эта совершенно неизвѣстна въ Америкѣ: въ противномъ бы случаѣ я непремѣнно хоть разъ гдѣ-нибудь встрѣтился бы съ нею, почему я помѣщаю ее въ настоящей главѣ. Но предварительно я хочу познакомить своихъ читателей съ самою легендою о Лорелеѣ, которая помѣщена въ сборникѣ, озаглавленномъ: «Рейнскія легенды» и переведена на англійскій языкъ даровитымъ Грагамомъ, баккалавромъ искусствъ. Помѣщаю здѣсь эту легенду отчасти и для самого себя, такъ какъ мнѣ самому не удавалось раньше прочесть ея.


Легенда.

…Лора была водяная нимфа. День и ночь сидѣла она на вершинѣ высокой скалы Лэй, представлявшей отвѣсный утесъ на берегу Рейна. Своимъ печальнымъ пѣніемъ и необыкновенной красотою Лора до того очаровывала плывшихъ мимо скалы путниковъ, что послѣдніе, позабывъ все на свѣтѣ, слушали только ея чарующій голосъ. Объ управленіи судномъ они уже не думали; бурное теченіе разбивало лодку о скалу и всѣ они погибали въ пучинѣ.

Съ незапамятныхъ временъ въ одномъ изъ сосѣднихъ со скалою замковъ жилъ старый графъ Бруно со своимъ сыномъ Германномъ, юношей лѣтъ двадцати. Много наслышвашись о прекрасной Лорѣ, Германнъ, наконецъ, кончилъ тѣмъ, что влюбился въ нимфу, ни разу не видавъ ея. Онъ сталъ бродить по вечерамъ въ [77]окрестностяхъ скалы съ цитрою въ рукахъ и — говоря словами Грагама — «выражалъ свою тоску тихимъ пѣніемъ». Въ одну изъ такихъ прогулокъ вершина скалы внезапно была окружена яркимъ свѣтомъ и какъ бы сіяніемъ, которое, уменьшаясь мало-по-малу въ объемѣ, приняло, наконецъ, образъ прекрасной Лоры.

«Испустивъ крикъ радости, юноша бросилъ цитру и, протягивая руки, сталъ звать по имени это таинственное существо, которое, казалось, съ любовію стремилось къ нему и дружески манило его; мало того, если только слухъ не обманывалъ его, она звала его по имени невыразимо сладкимъ шепотомъ, который сулилъ ему любовь. Внѣ себя отъ восторга юноша лишился чувствъ и упалъ на землю.

«Послѣ этого онъ сильно перемѣнился. Онъ бродилъ, какъ во снѣ, думая только о своей феѣ и не заботясь ни о чемъ больше.

«Старый графъ съ печалью замѣчалъ такую перемѣну въ своемъ сынѣ», но не могъ догадаться о причинѣ ея; всѣ усилія развлечь юношу и вернуть ему прежнюю веселость не имѣли успѣха. Тогда старый графъ попробовалъ прибѣгнуть къ своей отеческой власти. Онъ приказалъ юношѣ готовиться къ выступленію въ походъ, и юноша повиновался. Грагамъ говоритъ:

«Однажды вечеромъ, незадолго передъ выступленіемъ, желая еще разъ посѣтить скалу Лей и посвятить нимфѣ Рейна еще нѣсколько вздоховъ, романсовъ и звуковъ своей цитры, онъ сѣлъ въ свою лодку и, взявъ съ собой одного изъ своихъ вѣрныхъ товарищей, поплылъ внизъ по теченію. Вся окрестность была ярко освѣщена серебристымъ свѣтомъ луны; крутые гористые берега представлялись въ самыхъ фантастическихъ образахъ, а высокіе дубы, стоящіе по обоимъ берегамъ, простирали свои вѣтви по направленію къ Германну. Когда они приблизились къ Леѣ, и стремительное теченіе подхватило ихъ лодку, то спутникъ его, охваченный неизъяснимымъ ужасомъ, началъ просить позволенія пристать къ берегу, но рыцарь ударилъ по струнамъ своей гитары и запѣлъ:

Подъ покровомъ небесъ, въ полумракѣ ночномъ
Ты блеснула красой, словно солнце лучемъ;
Словно вся ты была изъ лучей соткана̀;
Золотилась волосъ шелковистыхъ волна…

* * *
Ткань прозрачныхъ одеждъ, какъ волнистый туманъ,

Обвивала волшебно твой дѣвственный станъ.
О, восторгъ! О, блаженныя чары очей!
Вы мнѣ сердце зажгли жарче знойныхъ лучей…

* * *
Еслибъ ты не была нѣжнымъ другомъ моимъ, —

Я его ѣлъ бы любовью — ихъ свѣтомъ палимъ —

[78]

И себя, позабывъ о житейской борьбѣ,
Крѣпче всякихъ цѣпей приковалъ бы къ тебѣ!..[1]

Не особенно было умно хотя бы и то, что Германнъ отправился къ скалѣ. Но еще бо̀льшей ошибкой было то, что онъ запѣлъ такую пѣсню. На этотъ разъ Лорелея уже не «называла его по имени невыразимо сладкимъ шепотомъ». Нѣтъ, эта пѣсня мгновенно и притомъ совершенно «иначе» подѣйствовала на нее, но, кромѣ того, она же послужила къ тому, что вся окрестная область была повержена въ печаль, такъ какъ:

«Едва прозвучали въ воздухѣ эти слова, какъ повсюду послышались звуки и шумъ, какъ бы въ водѣ и надъ водою начали раздаваться голоса. На скалѣ Лей показалось пламя, надъ которымъ появилась волшебница; она, какъ и раньше, ясно и настоятельно манила правою рукою ослѣпленнаго рыцаря, въ то время какъ въ лѣвой рукѣ у нея былъ жезлъ, которымъ она вызывала себѣ на помощь волны. Волны начали плескать къ небу; лодка опрокинулась и всѣ усилія пловцовъ были тщетны; волны поднимались все выше и выше и, ударяясь о твердыя скалы, разбили лодку въ куски. Юноша утонулъ въ пучинѣ, но спутникъ его былъ выкинутъ на берегъ громадной волной».

Въ теченіе многихъ столѣтій о Лорелеѣ разсказывалось много худого, но въ данномъ случаѣ поведеніе ея заслуживаетъ несомнѣнно одобренія. Однимъ уже этимъ она можетъ завоевать симпатію и заставить позабыть всѣ ея преступленія и помнить только одинъ послѣдній хорошій поступокъ, которымъ она увѣнчала и закончила свою карьеру.

«Съ тѣхъ поръ волшебница больше не появлялась, хотя восхитительное пѣніе не рѣдко еще можно было слышать. Въ прекрасныя, свѣжія, тихія весеннія ночи, когда луна освѣщала всю мѣстность своимъ серебристымъ свѣтомъ, внимательные пловцы изъ-за рокота волнъ нерѣдко слышали отзвукъ чарующаго голоса, пѣвшаго пѣсни въ кристальномъ замкѣ, и съ печалью и страхомъ вспоминали о молодомъ графѣ Германнѣ, обольщенномъ нимфою».

А вотъ и пѣсня, обязанная своимъ возникновеніемъ легендѣ и написанная Генрихомъ Гейне:


Лорелея.

Бѣда ли, пророчество ль это?
Душа такъ уныла моя,

[79]

А старая, страшная сказка
Преслѣдуетъ всюду меня.

* * *
Все чудится Рейнъ быстроводный,

Надъ нимъ ужъ туманы летятъ,
И только лучами заката
Вершины утесовъ горятъ.

* * *
И чудо-красавица дѣва

Сидитъ тамъ въ сіяньи зари
И чешетъ златымъ она гребнемъ
Златистыя кудри свои.

* * *
И вся-то блеститъ и сіяетъ

И чудную пѣсню моетъ;
Могучая, страстная пѣсня
Несется по зеркалу водъ.

* * *
Вотъ ѣдетъ челнокъ… и внезапно

Охваченный пѣснью ея,
Пловецъ о рудѣ забываетъ
И только глядитъ на нее.

* * *
А быстрыя воды несутся…

Погибнетъ пловецъ средь зыбей!
Погубитъ его Лорелея
Чудесною пѣснью своей![2]

Пѣсня эта любимѣйшая въ Германіи за послѣдніе сорокъ лѣтъ и, быть можетъ, останется таковою навсегда.

* * *

На свѣтѣ нѣтъ абсолютнаго совершенства. У мистера X. имѣется небольшая брошюрка, купленная имъ во время пребыванія его въ Мюнхенѣ. Книжечка носитъ заглавіе: «Каталогъ картинъ старой пинакотеки» и написана на своеобразномъ англійскомъ языкѣ. Привожу изъ нея нѣсколько выписокъ:

«Воспрещается пользоваться настоящей работой въ смыслѣ перепечатки съ нея при обработкѣ того же матеріала».

«Вечерній ландшафтъ. На переднемъ планѣ вблизи пруда и группы бѣлыхъ буковъ вьется тропинка, оживленная путниками».

«Ученый человѣкъ въ циническомъ и разорванномъ платьѣ, держащій въ рукахъ раскрытую книгу».

«Св. Варѳоломей и палачъ, готовый совершить мученичество».

«Портретъ молодого человѣка. Долгое время картина эта принималась за портретъ Бинди Альтовити, теперь же нѣкоторые снова признаютъ ее за собственноручный портретъ Рафаэля».

«Купающаяся Сусанна, подстерегаемая двумя стариками. На заднемъ планѣ побіеніе камнями осужденнаго». [80] 

«Св. Рохъ, сидящій на ландшафтѣ съ ангеломъ, который смотритъ на его язвы, между тѣмъ какъ собака съ пищей во рту служитъ ему».

«Весна. На первомъ планѣ сидитъ богиня Флора. За нею плодоносная долина, наполняемая рѣкой».

«Прекрасный букетъ, оживленный Майкою».

«Воинъ въ полномъ вооруженіи съ гипсовой трубкой, лѣниво прислонившійся къ столу и окружающій себя дымомъ».

«Нѣмецкій ландшафтъ вдоль судоходной рѣки, которая орошаетъ его до задняго плана».

«Крестьяне, поющіе въ копстаджѣ. Женщина поитъ ребенка изъ чашки».

«Голова св. Іоанна, когда онъ былъ еще мальчикомъ, рисовано альфреско на кирпичѣ. (Вѣроятно, на черепицѣ).

«Молодой человѣкъ изъ фамиліи Purrio съ волосами, подрѣзанными на концѣ, одѣтый въ черное и такою же шляпой. Приписываютъ Рафаэлю, что, впрочемъ, весьма сомнительно».

«Дѣва, держащая Младенца. Очень написано по манерѣ Сассоферрато».

«Кладовая съ зеленью и битой дичью, оживленная судомойкой и двумя поварятами».

Впрочемъ, англійскій языкъ этого каталога нисколько не хуже того, на которомъ дѣлаются надписи на нѣкоторыхъ картинахъ въ Римѣ, напримѣръ: «Видъ откровенія. Св. Іоаннъ въ островѣ Патмосѣ».

А плотъ нашъ, тѣмъ временемъ, все плылъ, да плылъ.

Примѣчанія

  1. Переводъ съ англійскаго А. А. Коринфскаго.
  2. Переводъ А. Н. Майкова.