Столпянский П. Н. Пушкин и «Северная пчела» (1825—1837): Продолжение // Пушкин и его современники: Материалы и исследования / Комис. для изд. соч. Пушкина при Отд-нии рус. яз. и словесности Рос. акад. наук. — Л.: Изд-во АН СССР, 1927. — Вып. 31/32. — С. 129—146. — Продолж. Начало в вып. 19—20 и 23—24.
http://feb-web.ru/feb/pushkin/serial/psz/psz2129-.htm
Пушкинъ и «Сѣверная Пчела».
[править]I.
[править]1834 г.
[править]№ 156. ib. 1834 № 1. Въ замѣткѣ о содержании второй части «Новоселья» указана «Поэма А. С. Пушкина Анджело».
№ 157. ib. 1834 № 8 и 9. Въ статьѣ: «Новыя Книги. Историческая Драма Россія и Баторій». (Соч. Барона Розена). «Сходство сей Драмы съ Борисомъ Годуновымъ А. С. Пушкина заставляетъ обратить вниманіе на оба произведенія, по крайней мѣрѣ въ отношеніи къ общей цѣли. Въ Драмѣ: Россія и Баторій мы видимъ — начало политическаго поприща Годунова, въ сочиненіи А. С. Пушкина — конецъ. Въ первой — народъ уже обожаетъ Бориса; во второмъ — уже ненавидитъ; въ первой — мы понимаемъ умъ Бориса, понимаемъ слѣдственно и причины любви народной; видимъ, какъ Борисъ, обвивая колючую правду въ хлопчатую бумагу, умѣетъ непримѣтно укрощать суровую душу ожесточеннаго Іоанна, а народу какъ не чувствовать льготы? Въ Драмѣ А. С. Пушкина, или лучше въ галереѣ картинъ, писанныхъ великимъ талантомъ со словъ Карамзина, — причины народной ненависти, всеобщаго развращенія, холодности — для насъ столько же закрыты, какъ и въ исторіи Карамзина. Видимъ судьбу, одну судьбу — и сонныхъ людей, невольно исполняющихъ ея назначеніе… [Дальнѣйшая выписка — изъ № 9]. Характеръ царевича Іоанна [въ драмѣ Розена] созданъ не менѣе удачно. Желаніе исправиться, быть добродѣтельнымъ, естественность перелома и естественность дальнѣйшихъ его стремленій къ добру — согрѣваютъ теплотою всю Драму и представляютъ весьма много мѣстъ, гдѣ истинно движется чувство, что� такъ трудно соблюсти въ Русской Исторической Драмѣ; отъ временъ отдаленныхъ до Петровыхъ. Историческія картины А. С. Пушкина служатъ важнѣйшимъ къ тому доказательствомъ: существо старыхъ нравовъ нашихъ, отсутствіе женщинъ, и самый характеръ народа принуждаютъ Писателя быть холоднымъ, если онъ хочетъ быть исторически вѣрнымъ… Языкъ Русской Драмы, кажется, скоро будетъ доведенъ до нельзя, по множеству образцовъ, намъ предлагаемыхъ, хотя и весьма различнаго достоинства; нѣтъ однако же сомнѣнія, что лучшій, приличнѣйшій языкъ для Русской Драмы есть языкъ А. С. Пушкина…». [Подп.: Н. К.].
№ 158. ib. № 23. Въ статьѣ: «Новыя Книги»: «Недавно вошло въ обыкновеніе между Литераторами — Издателями печатать Записки какого-нибудь, будто бы умершаго Автора, который при жизни будто бы не хотѣлъ издавать въ свѣтъ своихъ сочиненій. — Говорятъ, что Г.г. Издатели думаютъ посредствомъ сего придать болѣе занимательности издаваемымъ ими твореніямъ; какъ бы то ни было, но читающая публика охотно читаетъ подобныя записки, если онѣ удовлетворяютъ требованіямъ современнаго просвѣщенія». [Подп.: Я. Т.].[1]
№ 159. ib. № 25. "Содержаніе второй книжки журнала «Библіотека для Чтенія»: «въ отдѣленіи Русской Словесности по части стихотвореній прелестная поэма А. С. Пушкина, Сказка о Мертвой Царевнѣ, занимаетъ первое мѣсто».
№ 160. ib. № 38. Въ статьѣ: «Новыя Книги: Повѣсти Машкова»: «Авторъ избралъ эпиграфомъ стихи Пушкина:
Блаженъ, кто про себя таилъ
Души высокія познанья,
И отъ людей, какъ отъ могилъ,
Не ждалъ за чувство воздаянья!
Жалѣемъ, что Авторъ самъ не насладился этимъ блаженствомъ» [Подп.: N.].
№ 161. ib. № 44. Въ статьѣ: «Смѣсь». Замѣтка безъ заглавія начинается фразою: «Въ одномъ Берлинскомъ Журналѣ увѣряютъ, что въ Россіи считается нынѣ 5485 отечественныхъ Писателей, изъ коихъ Редактору, по собственному его признанію, извѣстны только двое: Александръ Пушкинъ и Ѳадей Булгаринъ…».
№ 162. ib. № 47. Въ приводимомъ "Содержаніи мартовской книжки журнала «Библіотека для Чтенія» указаны: «Будрысъ; — Воевода; — двѣ Баллады …Пиковая Дама, Повѣсть — А. С. Пушкина…».
№ 163. ib. № 49. Въ статьѣ: «Музыка»: «нѣсколько NoNo Лирическаго Журнала: Юный Пѣвецъ, въ коихъ заключаются композиціи Алябьева, Бахметева, Есаулова, Бернара на слова Пушкина, Дельвига и др.».
№ 164. ib. № 66. «Новыя книги: Запорожская Старина»; въ разборѣ приводятся два стиха Пушкина:
Дѣла давно минувшихъ дней,
Преданья старины глубокой.
№ 165. ib. № 87. Приводится содержаніе II части «Новоселья»:… «IV. Анджело (Поэма въ 3 частяхъ) А. С. Пушкина».
№ 166. ib. № 99. «Новыя Книги: Новоселье, ч. II». Въ рецензіи только упоминается фамилія Пушкина.
№ 167. ib. № 101. Содержаніе апрѣльской книжки Библіотеки для Чтенія: стихотвореніе А. С. Пушкина «Красавица».
№ 168. № 103. Въ статьѣ: «Новыя Книги: Новоселье, ч. II:» «Поэзія украшепа новою поэмою А. С. Пушкина…. Въ Поэзіи первое мѣсто занимаетъ Анджело, небольшая Поэма Пушкина, — стихотвореніе, какимъ уже давно не дарилъ онъ публику! Разговоръ между Анджело и Изабеллою, которая умоляетъ его простить обвиненнаго ея брата, исполненъ высокой драмы и живо
рисуетъ характеры хитраго обольстителя и невинной, полной любви къ брату сестры. Эта Поэма сто�итъ особаго разбора». [Подп.: Мурманскій].
№ 169. ib. № 123. Въ статьѣ: «Новыя Книги: Новые досуги сельского жителя»: «Наши Поэты, имѣя большую претензію на народность, очень мало думаютъ о простомъ народѣ. Изъ всѣхъ нашихъ Поэмъ, Одъ, Посланій, Трагедій, даже стихотворныхъ пѣсень (я разумѣю: искусственныхъ), — народу читать нечего. Какъ сидѣльцу Гостинаго двора понять Торквато Тассо? Какъ торговцу изъ Милютиныхъ лавокъ оцѣнить Анджело? Гдѣ купцамъ, мѣщанамъ и вообще всему честному простонародью — читать Державина, Жуковскаго, Баратынскаго, Языкова? Самыя умныя бороды и головушки не поймутъ и не найдутъ ничего въ нашихъ отличныхъ Писателяхъ: наши Поэты выше толпы читателей-простолюдиновъ; даже чернь стихотворная, помѣщающая свои отрывки, полу-начатые и полу-конченные, въ альманахахъ и безоберточныхъ Журналахъ, даже эта чернь стихотворная недоступна черни читающей». [Подп. М.).
№ 170. ib. № 161. В статьѣ «Новыя Книги: Встрѣча у Цыганъ. Соч. В. П.»: «Главные герои Повѣсти — Цыганы, не такіе, какъ у Пушкина, степные, вольные дѣти Природы и невѣжества, простоты и порока, — а Цыганы образованные, городскіе, живущіе не среди полей, а въ Москвѣ бѣлокаменной, не въ шатрахъ, а въ каменномъ домѣ, не подъ кровомъ небесъ, а подъ желѣзною крышею. У нихъ нѣтъ ни медвѣдя, ни Земфиры, ни Алеко, за то есть цѣлый хоръ, есть молоденькая красавица Варя, есть отступникъ общества Д--въ, у котораго ничего не осталось ни для міра, ни для вѣчности… Недавно еще одинъ изъ нашихъ отечественныхъ поэтовъ воспѣвалъ на сладострастной, разгульной своей лирѣ главную предводительницу Московскаго хора Цыганъ, забывъ и Музъ и Грацій и всю миѳологическую сволочь, которая даже и намъ, не поэтамъ, до смерти надоѣла…» [Под.: В. В. В.] [В. М. Строевъ. Ред.].
№ 171. ib. № 176. В статьѣ «Музыкальное Извѣстіе» приводится содержаніе 5 и 6 нумера журнала «Эолова арфа», гдѣ была помѣщена и «Испанская пѣсня, слова А. С. Пушкина, музыка Есаулова».
№ 172. ib. № 192. «Повѣсти, изданныя Александромъ Пушкинымъ. С.-Петербургъ. 1834. Въ т. Гинце. Въ 8 д. л. XIII и 247 ст. Это не новость, а второе изданіе Повѣстей покойнаго Бѣлкина, съ прибавленіемъ двухъ отрывковъ изъ Историческаго Романа и Пиковой дамы, которую мы недавно читали въ одной изъ книжекъ Библіотеки для Чтенія. И Повѣсти Бѣлкина, и отрывки изъ Романа (не помню, гдѣ-то напечатанные) [подстрочная сноска: „Въ Сѣверныхъ Цвѣтахъ“. Изд.], и Пиковая дама знакомы, извѣстны читателямъ, но все таки о нихъ поговорить слѣдуетъ: вѣдь онѣ изданы А. С. Пушкинымъ. Прежде всего о предисловіи. Съ нѣкотораго времени во Франціи вошло въ моду издавать сочиненія покойниковъ. Раскрываете собраніе повѣстей — и вотъ передъ вашими глазами длинное отъ Издателя, въ которомъ разсказано о жизни и трагической смерти настоящаго (будто бы!) Автора. Этимъ литературнымъ маневромъ думаютъ возбудить участіе и вниманіе читателей, но едва ли достигаютъ своей цѣли. Настоящій Авторъ всегда почти бываетъ извѣстенъ: Французы такіе болтуны! Къ чему же мистификація, тайна, предисловіе! А. С. Пушкинъ издалъ чужія Повѣсти, Повѣсти покойнаго Бѣлкина. Былъ ли на свѣтѣ Бѣлкинъ, нѣтъ ли, намъ все равно; а важны для насъ его Повѣсти, къ которымъ А. С. Пушкинъ руку приложилъ. Въ Повѣстяхъ Бѣлкина было, при первомъ изданіи, пять повѣстей; теперь столько же. Первая повѣсть (Выстрѣлъ) слаба изобрѣтеніемъ, характеровъ нѣть, ибо они не выдержаны; все, все разсказано, ничто не представлено въ дѣйствіи; одна часть повѣсти (стр. 31—37) совсѣмъ безполезна, излишня и ровно ни къ чему не ведетъ. Вторая повѣсть (Метель) ужъ черезъ чуръ неправдоподобна. Прапорщикъ (кажется, Прапорщикъ) подговариваетъ провинціялку бѣжать и обвѣнчаться. Она бѣжитъ изъ дома родителей въ назначенный часъ, одна; между тѣмъ Прапорщикъ сбивается съ дороги и не попадаетъ въ церковь, гдѣ долженъ быть обрядъ вѣнчанія. Другой офицеръ ѣдетъ мимо церкви; его останавливаютъ, вѣнчаютъ: только по окончаніи обряда, невѣста узнаетъ, что этотъ офицеръ — не ея Прапорщикъ, — и падаетъ въ обморокъ. Въ этой Повѣсти каждый шагъ — неправдоподобіе. Кто согласится жениться мимоѣздомъ, не зная на комъ? Какъ невѣста могла не разглядѣть жениха подъ вѣнцомъ? Какъ свидѣтели его не узнали? Какъ священникъ ошибся? Но такихъ „какъ“ можно поставить тысячи при чтеніи Метели. Третья Повѣсть (Гробовщикъ) — не Повѣсть, а только анекдотъ, растянутый довольно длинно. Гробовщикъ, возвращаясь полу-пьяный съ вечеринки, на которой посмѣялись надъ его ремесломъ, вздумалъ приглашать къ себѣ въ гости мертвецовъ, заснулъ и видѣлъ во снѣ, что всѣ похороненные въ его гробахъ пришли къ нему на пирушку. Развязывать Повѣсть — пробужденіемъ отъ сна героя — вѣрное средство усыпить читателя. Сонъ — что это за завязка? Пробужденіе — что это за развязка? Притомъ, такого рода сны такъ часто встрѣчались въ Повѣстяхъ, что этотъ способъ чрезвычайно какъ устарѣлъ. Четвертая Повѣсть (Станціонный Смотритель) удачно изобрѣтена и живо разсказана. Она не растянута, какъ другія Повѣсти Бѣлкина, хотя описаніе станціи и Смотрителей (на стр. 93—97) тоже очень незанимательно. Оно, быть можетъ, понравилось бы въ стихахъ, если бъ было оперено летучею рифмою, но въ прозѣ оно вяло, невыразительно, и — если говорить правду — скучно. Пятая Повѣсть (Барышня крестьянка) такъ же мало правдоподобна, какъ и Метель. Все дѣйствіе основано на переодѣваніи: — старое средство Французскихъ комедій. Вѣроятно ли, чтобъ молодой человѣкъ не узналъ своей любовницы, потому только, что она нарумянила щеки, насурмила брови, надѣла пукли? Ни въ одной изъ Повѣстей Бѣлкина нѣтъ идеи. Читаешь, — мило, гладко, плавно; прочтешь, — все забыто, въ памяти нѣтъ ничего, кромѣ приключеній. Повѣсти Бѣлкина
читаются легко, ибо онѣ не заставляютъ думать. Въ нихъ нельзя не замѣтить слова я, которое повторяется безпрестанно, почти на каждой страницѣ. Вездѣ Бѣлкинъ да Бѣлкинъ, къ чему это? Читатель хочетъ Повѣстей, а не Бѣлкина. За Повѣстями слѣдуютъ два отрывка изъ Исторического Романа, которому еще не дано ни какого имени. Отрывки очень хороши, какъ отрывки, но они не стоятъ того, чтобы ихъ печатать отдѣльно. Представляютъ ли они общій характеръ Русскаго общества во времена Петра Великаго? — Нѣтъ. Представляютъ ли они хоть какое нибудь полное приключеніе? — Нѣтъ. Къ чему же ихъ печатать отдѣльно? Въ заключеніе всего — напечатана Пиковая Дама, точно въ такомъ видѣ, въ какомъ мы читали её въ Библіотекѣ для Чтенія, безъ всякихъ поправокъ или перемѣнъ. Подробности этой Повѣсти превосходны: Германъ замѣчателенъ по оригинальности характера; Лизавета Ивановна — живой портретъ компаньонокъ нашихъ старыхъ знатныхъ дамъ, рисованный съ натуры мастеромъ. Но въ цѣломъ — важный недостатокъ, общій всѣмъ Повѣстямъ Бѣлкина, — недостатокъ идеи. Впрочемъ строгое сужденіе объ этихъ Повѣстяхъ невозможно: онѣ прикрыты эгидою имени Пушкина. [Подстрочное примѣчаніе: „И еще очаровательностію изложенія. Мы не знаемъ въ Русской Литературѣ Повѣсти, которая была бы написана такъ легко, пріятно, правильно и отчетисто, какъ Пиковая Дама. Изд. С. Пч.“]. Извѣщая о сочиненіи Пушкина, нельзя не сказать, гдѣ оно продается. Повѣсти, изданныя Пушкинымъ, продаются по 6 рублей въ книжной лавкѣ Андрея Глазунова подъ № 25. Иногородные должны адресовать требованія на имя управляющаго лавкою, Лисенкова. Обглядывая обертку книжки, мы нашли объявленіе о новомъ историческомъ трудѣ А. С. Пушкина. Онъ будетъ называться: Исторіею Пугачевскаго бунта, состоять изъ двухъ томовъ и продаваться у Лисенкова, по 20 рублей экземпляръ. Не дорого!» [Подп.: Р. М.].[2]
VIII. 533. 545. Вен. V. 475. Ждановъ II. 96. Черняевъ. 293.
№ 173. ib. № 193. Въ статьѣ «Словесность: Сны»: «Страненъ сонъ Татьяны, въ Онѣгинѣ Пушкина, но не удивителенъ, потому что онъ поэтическое созданіе, смѣлое, сатирическое, мѣткое и правдоподобное, но все-таки выдумка». [Подп. В. В. В.].
№ 174. ib. № 198. «Содержаніе 8-ой книжки Библіотеки для Чтенія»:…. «Подражаніе древнимъ, А. С. Пушкина».
№ 175. ib. № 222. "Содержаніе 10-ой книжки «Библіотеки для Чтенія»:… «Элегія, А. С. Пушкина».
№ 176. ib. Приложеніе № 6. «Въ самомъ непродолжительномъ времени выйдетъ Исторія Пугачевскаго Бунта А. С. Пушкина, столь нетерпѣливо ожидаемая любителями Русскаго Слова».
№ 177. ib. № 266. Въ статьѣ: «Нѣчто о нынѣшней критикѣ»: «Слѣдуя примѣру Гете, наши Парнасскіе аристократы не отвѣчаютъ на критики; я очень хорошо знаю, что эти критики, сами по себѣ, не стоятъ возраженія; но, для пользы Словесности, пора бы унять эту шумную вольницу, молодечеству коей предали мы почти всю область нашей журнальной литературы. Зло побѣждается добромъ: и такъ всякій, кто горячо любитъ Словесность своего края, долженъ стараться образумить пылкую молодежь наставительными выраженіями. Нѣсколько молній изъ руки Жуковскаго и Пушкина возстановили бы порядокъ на Парнасѣ и заставили бы лучше обдумывать дерзновенныя рѣчи». [Подп.: Баронъ Розенъ].
№ 178. ib. № 270. Въ статьѣ: «Челобитня словъ сей, оный»: «Ни великій Ломоносовъ, ни творческій Державинъ не избѣгали насъ, и даже краснорѣчивый Карамзинъ и геніяльный Пушкинъ жили въ ладу съ нами». [Подп.: Ѳ. Б.].
№ 179. ib. № 274. "Содержаніе 12-ой книжки «Библіотеки для Чтенія»: "Петербургъ, отрывокъ изъ Поэмы А. С. Пушкина. …Кирджали, Повѣсть А. С. Пушкина.
№ 180. ib. № 295. «Исторія Пугачевскаго Бунта, Два тома С.П.Б. 1834, въ типографии II Отдѣленія Собственной Его Императорскаго Величества Канцеляріи, въ б. 8, въ I-й ч. 168 и 110, во 2-й 336 стр., съ картою, портретомъ и снимками. Поспѣшаемъ извѣстить нашихъ читателей, что это новое сочиненіе Александра Сергѣевича Пушкина, продается въ книжной лавкѣ А. В. Глазунова подъ № 25-мъ у И. Т. Лисенкова. Цѣна 20 р. съ пересылкою 22 р.».
№ 181. ib. № 296. «Исторія Пугачевскаго Бунта, А. С. Пушкина, продается во всѣхъ книжныхъ лавкахъ по 20 р., съ пересылкою 22 р.».
1835 г.
[править]№ 181a. ib. № 13. Статья «Письмо Тверского Жителя къ пріятелю, въ Петербургѣ» заканчивается фразою: «Очень радъ, что знаю, какъ говоритъ Пушкинъ, столько латыни, что могу тебѣ сказать: vale!». [Подп.: С. Заволжский].
№ 182. ib. № 28. Объявленіе о 2-ой книжкѣ Библіотеки для Чтенія: «Сербская пѣсня, А. С. Пушкина».
№ 183. ib. № 29. В статьѣ: «Новыя книги: Семейство Комариныхъ»: «Пусть увѣряютъ, что Пушкинскій періодъ кончился, что теперь настаетъ новая эпоха. Это, можетъ быть, справедливо въ отношеніи къ столицамъ; но въ Саратовской губерніи царствуетъ и продолжается еще Пушкинскій періодъ. Доказательство несомнѣнное, печатное доказательство передъ нами. Семейство Комариныхъ написано явно подъ вліяніемъ Онѣгина; формы тѣ же, но нѣтъ Онѣгинскаго звучнаго стиха, Онѣгинской прелести, замысловатости, остроумія, насмѣшливости; нѣтъ той колкой эпиграммы на наши нравы, обычаи и привычки, которая такъ часто колетъ читателя въ Онѣгинѣ. Но такова судьба подражателей: форму займутъ, а души взять негдѣ…. Авторъ, воспользовавшись случаемъ, показываетъ, что онъ не держится мнѣній Пушкина, и говоритъ:
Хоть я женатый человѣкъ,
Но, признаюсь тебѣ, читатель,
Я милыхъ ручекъ обожатель.
Въ нашъ просвѣщенный, умный вѣкъ
Объ ножкахъ много говорили;
Ихъ Пушкинъ по свѣту пустилъ,
Онъ пару ножекъ расхвалилъ —
За нимъ ихъ сотни расхвалили.
Но согласись, читатель мой,
Что въ ножкѣ башмачекъ плѣняетъ,
А ручка просто восхищаетъ
Своей открытою красой.
Ну! теперь ясно, что Авторъ не подражаетъ Пушкину, любитъ ручки, а не ножки… И такъ, намъ грозитъ еще та глава и даже тѣ главы, потому что Романъ не будетъ менѣе Пушкинскаго Онѣгина. Намъ остается одно утѣшеніе: думать, что Комаринскія главы будутъ короче Онѣгинскихъ. Дай Богъ, чтобъ надежда насъ не обманула». [Подп. Р. М.].
№ 184. ib. № 38. «Исторія Пугачевскаго Бунта, соч. А. Пушкина. 2 тома, СПб. 1834, въ тип. II Отдѣления Собственной Его Императорскаго Величества Канцеляріи, въ б. 8 д. л. въ I-й ч. 168 и 115 стр., во 2-й 336 стр. со снимками и портретомъ. Не только всеобщая, но и каждая частная Исторія должна стремиться къ прагматизму, т. е. поставить свой предметъ въ человѣческое къ намъ отношеніе, чтобы имѣть полезное на насъ вліяніе. Но читатель спокоенъ: историческое же лицо, совершая свои дѣянія, было обуреваемо страстями. Между сими двумя расположеніями духа есть весьма великое пространство, черезъ которое не досягаетъ участіе, ибо читатель не понимаетъ героя. Какимъ же образомъ ихъ сблизить? Самымъ легкимъ способомъ было бы воспламенить читателя; но это дѣло Ораторства и Поэзіи. Исторія, вѣдаясь съ существенною правдою, относится къ нашему уму и черезъ него дѣйствуетъ на сердце: слѣдовательно,
поступаетъ совершенно противуположнымъ порядкомъ; она этимъ же путемъ и достигаетъ прагматической цѣли. Исторія распоряжается своимъ матеріаломъ и устроиваетъ его такимъ образомъ, чтобъ онъ не имѣлъ ни малѣйшей надобности въ украшеніяхъ поэтическихъ и риторическихъ. Сама не философствуя, она въ своей великой экономіи открываетъ намъ философическіе взгляды на нравственный порядокъ міра; она знакомитъ насъ психологически со своими героями, прежде нежели началась бурная игра ихъ страстей, и тогда читатель, въ спокойномъ расположеніи духа, симпатически пойметъ движеніе человѣческой природы въ неукротимыхъ дѣйствіяхъ историческаго лица и, примѣняя къ себѣ самому обстоятельства, доводящія равное ему существо до страшныхъ ему преступленій, содрогнется спасительнымъ ужасомъ. — Если Римскій гладіаторъ, съ малолѣтства назначаемый рѣзаться на смерть съ товарищемъ своего несчастія — для одной потѣхи народа, если мужественный Спартакъ, за такое уничиженіе человѣчества, жесточайшимъ образомъ мститъ гордому Риму, то не нужно рыться въ его душѣ, чтобы дознаться побудительной причины его дѣйствій: дѣло само собою привлекаетъ живѣйшее участіе къ ожесточенному гладіатору, сверхъ того, умершему истиннымъ героемъ! Но если гражданинъ, живущій подъ защитою закона, производитъ такой же бунть и съ большою лютостью терзаетъ свое невинное отечество, словомъ — если является такое чудовище, каковъ былъ Пугачевъ, то какимъ образомъ Историкъ можетъ поставить сей предметъ въ симпатическое къ намъ отношеніе? Мы всегда будемъ глядѣть на Пугачева, какъ на непостижимое, не нашего рода существо, чей душевный организмъ устроенъ иначе, чья дьявольская воля управляется законами ада; не понимая его, мы и сочувствовать ему никогда не можемъ. Сіе безспорно, правда, если намъ выведутъ Пугачева, уже бунтовщика и душегубца; но еслибъ мы могли вникнуть глубже въ жизнь сего самозванца, дойти до верховья сей великой кровавой рѣки, также имѣвшей истокъ чистый — младенчество невинное; если бъ мы, наконецъ, могли видѣть зачинаніе его порочныхъ мыслей и
тайныя пружины, способствующія къ развитію его душевнаго разврата — то и Исторія Пугачева, не хуже исторіи всякаго другого злодѣя, была бы великимъ нравственнымъ урокомъ для всего человѣчества! Грозная тѣнь Пугачева еще скитается въ мракѣ государственной тайны: нераспечатанное о немъ дѣло, вѣроятно, содержитъ въ себѣ много любопытныхъ и пояснительныхъ подробностей, не потерянныхъ для потомства. Но сіе обстоятельство крайне затрудняетъ нынѣшнюю Исторію Пугачевскаго бунта, такъ, что она не можетъ быть прагматическою. А. С. Пушкинъ съ благороднымъ чистосердечіемъ въ несомнѣнный вредъ своему труду во мнѣніи многихъ, къ сожалѣнію, многихъ, первый упомянулъ о семъ нераспечатанномъ дѣлѣ, и, вмѣстѣ съ тѣмъ, предупредилъ важный вопросъ читателя: кто же управлялъ бунтомъ, если Пугачевъ былъ не что иное, какъ чучела? При такихъ стѣсненныхъ обстоятельствахъ, при такой неясности предмета, при чрезвычайной строгости къ себѣ самому, въ историческомъ отношеніи, Авторъ исполнилъ все, чего только можно было ожидать отъ его первокласснаго дарованія: онъ намъ представилъ полное изображеніе всего плачевнаго эпизода царствованія счастливаго и великаго. Мудрая экономія и изящное устройство матеріала; точное, истинно художественное раздѣленіе свѣта и тѣни, и, наконецъ, неподражаемая сжатость слога, гдѣ не найдете даже ни одного лишняго эпитета — все это служитъ отраднымъ доказательствомъ великаго дарованія историческаго. Какъ странны притязанія тѣхъ, кто ожидалъ отъ Пушкина Исторіи, написанной перомъ пламеннымъ, кистью Байрона!!! Что нашъ великій Поэтъ сумѣлъ быть не Поэтомъ въ Исторіи — именно это вмѣняется ему въ лучшую похвалу и доказываетъ, какъ хорошо онъ знаетъ непреложныя границы каждаго Изящнаго Искусства. Онъ не убоялся неодобренія многихъ, чтобы только угодить строгимъ цѣнителямъ его труда. Что ему до тѣхъ, кто въ Исторіи Пугачевскаго бунта не находитъ ни одного чувства, ни одной искры жизни и думаетъ, что Автору неугодно было освѣтить свой трудъ надлежащимъ свѣтомъ и покрыть колоритомъ Пугачевщины etc!
Въ опроверженіе сего мнѣнія выпишемъ одну страницу для тѣхъ, кто еще не читалъ этой книги, какъ и для тѣхъ, кто торопливо читая, не понималъ.
Авторъ, сказавъ, что Пугачевъ не былъ самовластенъ, что Яицкіе казаки, зачинщики бунта, управляли самозванцемъ, часто дѣйствовали безъ его вѣдома, а иногда вопреки его воли, продолжаетъ (ст. 46): „Пугачевъ скучалъ ихъ опекою… [и т. д. до:] оставались въ томъ положеніи“. — Потрудитесь вникнуть хоть въ эту одну страницу, и вы увидите, сколько въ ней чувства, сколько электрическихъ искръ жизни, какія положенія и картины трогательныя и поразительныя! Жалоба Пугачева, прощеніе Кармицкаго подъ висѣлицею; его смерть; отвѣтъ казаковъ; покорность Пугачева своему страшному Промыслу; его склоненіе на просьбу Харловой о погребеніи повѣшенныхъ, это сползеніе, эти объятія умирающихъ — и это ли не колоритъ Пугачевщины? Какая полнота, какое богатство слога при такой простотѣ и сжатости! Вотъ, какъ надо писать Исторію! Всякая строка — огненная черта, изъ которой воображеніе читателя себѣ рисуетъ великія картины. Изъ одной этой страницы можно было бы, не прибавляя ничего существеннаго, написать Трагедію въ пяти дѣйствіяхъ.
Позволяемъ себѣ два замѣчанія на Исторію Пугачевскаго бунта. — Доколѣ дѣло объ этомъ самозванцѣ не будетъ распечатано, мы не можемъ вѣрить, чтобы Пугачевъ былъ только слѣпымъ орудіемъ Яицкихъ казаковъ. Жалоба Пугачева: „Улица моя тѣсна!“ и слова его на площади Яицкаго городка ничего не доказываютъ. Пойманный, онъ хотѣлъ свалить вину на другихъ, а бунтовщики молчали, отчасти изъ привязанности къ своему Атаману, отчасти и потому, что дѣйствительно чувствовали себя виноватыми во многомъ. Человѣкъ съ такимъ сильнымъ духомъ не могъ быть въ зависимости отъ многихъ, и если бы кто управлялъ Пугачевымъ и его бунтомъ, то ни коимъ образомъ не могъ укрыться отъ гласности въ подобномъ дѣлѣ.
Намъ кажется, Авторъ довелъ историческую строгость до излишества: большую часть своихъ примѣчаній онъ могъ бы помѣстить
въ текстѣ, и книга этимъ выиграла бы, безъ сомнѣнія. Сія излишняя строгость, самый выборъ предмета неполнаго своею неясностью, заставляетъ догадываться, что Пушкинъ, до приступа къ труднѣйшему предмету историческому, хотѣлъ предварительно испытать свои силы на предметѣ трудномъ — и съ этой точки зрѣнія излишняя въ сей книгѣ строгость есть драгоцѣнный залогъ его успѣховъ на поприщѣ Исторіи». [Подп.: Баронъ Розенъ].
Вен. V 475.
№ 185. ib. № 48. «Во всѣхъ книжныхъ магазинахъ поступила въ продажу Борисъ Годуновъ трагедія въ 3 дѣйствіяхъ М. Е. Лобанова. Цѣна на лучшей веленевой бумагѣ 3 р.».
№ 186. ib. № 49. "Содержаніе 3-й книжки «Библіотеки для Чтения»: «Пятнадцать пѣсенъ Западныхъ Славянъ А. С. Пушкина».
№ 187. ib. № 64. Въ статьѣ: «Новыя Книги: Борисъ Годуновъ, трагедія М. Лобанова»: «Злополучный Борисъ!.. Тебѣ и за гробомъ нѣтъ спокойствія. Начиная съ Нарѣжнаго и кончая М. Е. Лобановымъ, всякой поднимаетъ тебя изъ могилы, бѣдный старецъ; выводитъ на позорище, заставляетъ говорить такія вещи, которыя тебѣ никогда и въ голову не приходило. Бѣдный Борисъ!.. А. С. Пушкинъ написалъ нѣсколько удачныхъ и замѣчательныхъ сценъ изъ исторіи Бориса, и только. Но произведеніе Пушкина было созданіе безъ особенной формы — и поэтому мы не въ правѣ ничего болѣе требовать»… [Подп.: Ѳ. Б.].
№ 188. ib. № 73. Въ статьѣ: «Новыя книги: Арабески Н. В. Гоголя»: «И чего тутъ нѣтъ? и повѣсти, и мысли объ Исторіи и Географіи, и разсужденія о Среднихъ Вѣкахъ, о Брюловѣ и Пушкинѣ…».
№ 189. ib. № 74. "Содержаніе 4-й книжки «Библіотеки для Чтенія»: «Сказка о золотомъ пѣтушкѣ А. С. Пушкина».
№ 190. ib. № 84. Въ статьѣ: «Новыя книги: Утренняя звѣзда, альманахъ»: два отрывка изъ Полтавы, поэмы А. С. Пушкина, переложенные на малороссійскій языкъ. [Подп. Андрій Куцый].
№ 191. ib. № 96. "Содержаніе 5-й книжки «Библіотеки для Чтенія»: «Сказка о рыбакѣ и рыбкѣ А. С. Пушкина».
№ 192. ib. № 115. Въ статьѣ: «Новыя книги: Миргородъ Н. В. Гоголя»: «Къ счастію также, что въ „Миргородѣ“ ни слова нѣтъ ни объ Архитектурѣ, ни о Живописи, ни объ Исторіи, ни о Пушкинѣ, ни о Брюлловѣ». [Подп. П. М--скій].
№ 193. ib. № 134. «Поэмы и повѣсти А. С. Пушкина. СПб. 1835, въ Военной Типографіи. 232 ст. [Подстрочная сноска: „Продается у Издателя, А. Ф. Смирдина; въ книжныхъ лавкахъ братьевъ Ильи и Николая Глазуновыхъ, и у другихъ книгопродавцевъ. Цѣна экземпляру двадцать рублей“]. Изданіе этихъ „Поэмъ и Повѣстей“ было необходимо; почитатели поэта давно уже его ожидали, потому что не въ состояніи были пріобрѣсти по одиночкѣ эти disjecta membra его фантазіи. А. Ф. Смирдинъ удовлетворилъ ихъ ожиданію, издавъ собраніе Поэмъ А. С. Пушкина, которое, какъ и всѣ его изданія, отличается красивостію и вмѣстѣ умѣренностью цѣны. Хотя, конечно, нельзя назвать дешевымъ изданіе двухъ томовъ посредственной величины, продающихся по 20 рублей; но въ сравненіи съ прежнею непомѣрною цѣною поэтическихъ брошюръ, его составляющихъ, эта цѣна очень умѣренна. Первая часть, вышедшая въ свѣтъ, содержитъ три поэмы: Русланъ и Людмила, Кавказскій Плѣнникъ и Бахчисарайскій Фонтанъ. Во второй части будутъ: — Полтава, Цыганы, Графъ Нулинъ, Братья разбойники, Домикъ въ Коломнѣ и Анджело». [Подп.: М. М.].
№ 194. ib. № 152. Въ статьѣ: «Новыя книги: Сочиненія В. А. Жуковскаго»: «…. Книжной дѣятельности Смирдина нельзя не удивляться…. издалъ…. Пушкина собраніе поэмъ, о которомъ мы еще недавно говорили въ Сѣверной Пчелѣ…». [Подп. М. М.].
№ 194а. ib. № 177. Въ статьѣ: «Путевыя Записки»: «Псковская губерния есть родина перваго нашего современнаго поэта А. С. Пушкина. Въ Псковской своей деревнѣ онъ написалъ лучшее свое произведеніе, которое переживетъ всѣ прочія цѣлыми вѣками. Мы не называемъ этаго сочиненія, для избѣжанія всякаго спора. — Пушкинымъ Псковъ выплатилъ Россіи за все прочее по части просвѣщенія».
№ 195. ib. № 186. Въ статьѣ: "Отвѣтъ на рецензію «Основаній Словесности А. Глаголева»: «Какъ названы нынѣшнія лирическія стихотворенія Хомякова, Баратынскаго, Языкова, Ѳ. Глинки, Веневитинова и даже Жуковскаго и Пушкина? Не болѣе, какъ колыбельными пѣснями младенческой романтической музы». [Подп. А. Глаголевъ].
№ 196. ib. № 191. «Новыя книги: Поэмы и Повѣсти Александра Пушкина. Часть вторая. СПб. 1835, въ Военной Типографіи, 221 ст. въ 8 д. л. Это вторая и послѣдняя часть собранія большихъ стихотворныхъ произведеній А. С. Пушкина, издаваемаго нашимъ неутомимымъ Смирдинымъ. Мы уже говорили о первой; въ вышедшей на дняхъ второй части заключаются слѣдующія поэмы и повѣсти: Братья Разбойники, Цыганы, Графъ Нулинъ, Полтава, Домикъ въ Коломнѣ и Анджело».
№ 197 ib. № 223. Въ статьѣ: «Александринскій театръ»: …. «Балетъ Дидло!… По неволѣ скажешь, вмѣстѣ съ Пушкинымъ, обращаясь къ прежнимъ богинямъ:
… другія дѣвы,
Смѣнивъ, не замѣнили васъ!
Нѣтъ тѣхъ, при которыхъ имя Дидло вѣнчалось». [Подп.: В. В. В.].
№ 198. ib. № 228. Въ статьѣ: «Новыя книги: Весенніе цвѣты, подарокъ любителямъ»: «Какъ можно ставить ихъ [т. е. произведенія второстепенныхъ стихотворцевъ вродѣ В. Олина, Н. Маркевича и другихъ] съ прелестными элегіями Пушкина, съ прелестными балладами Жуковскаго!» [Подп.: Р. М.].
№ 199. ib. № 251. Въ статьѣ: «Новыя книги: Петръ Басмановъ. Трагедія въ пяти дѣйствіяхъ. Сочиненіе барона Розена»: «Давно ли
извѣстный всей Россіи и даже всей Европѣ Е., или нѣтъ не Е., а И. (неужто вы про него ничего не слыхали?) доказалъ, что Державинъ былъ такой же романтикъ, какъ и Пушкинъ»… [Подп.: Кси].
№ 200. ib. № 256. Въ статьѣ: «Петербургскій театръ. Пятнадцать лѣтъ разлуки, драма»: «Вторая картина начинается черезъ пятнадцать лѣтъ. Славинъ въ плѣну у Черкесовъ; обросъ бородою и усами и лежитъ подъ деревомъ съ цѣпями на рукахъ.
За саклями лежитъ
Онъ у колючаго забора…
………………..
Гдѣ много милаго любилъ…
Извините, невольно заговорили словами Кавказскаго плѣнника, изъ котораго взята вторая картина Г-на Бахтурина. Мы ни мало не упрекаемъ автора за то, что онъ адресовался къ таланту Пушкина: если дѣлать литературные займы, такъ всего лучше дѣлать ихъ у талантливыхъ богачей нашей Литературы. Какъ бы то ни было, а Кавказскій плѣнникъ Славинъ мечтаетъ о милой женѣ, когда къ нему приходитъ Черкешенка Таира, жена Джея, къ которому нашъ офицеръ попался въ плѣнъ. Здѣсь авторъ отступилъ отъ Пушкина, и напрасно. У Пушкина Черкешенка свободна:
Никто донынѣ
Не цѣловалъ ея очей,
Къ ея постели одинокой….
У Г-на Бахтурина, Таира — преступница, потому что она жена Джея Амлата. Черкешенка Пушкина привлекаетъ, Таира Г. Бахтурина отталкиваетъ; одна — невинная, простодушная дѣвушка, любящая душою; другая — прихотливая, чувственная женщина, любящая тѣломъ. Однакоже Таира говоритъ почти то же, что и Черкешенка Пушкина». [Подп.: В. В. В.].
№ 201. ib. № 293. «Въ книжной лавкѣ комиссіонера Императорской Медико-Хирургической Академіи А. Ф. Фарикова, въ Гостиномъ Дворѣ, по Суконной линіи, № 13 поступила въ продажу на дняхъ вышедшая книга: Вастола, или желанія. Повѣсть въ стихахъ, соч. Виланда, въ трехъ частяхъ, изд. А. С. Пушкинымъ. Цѣна 6 рублей, съ пересылкою 7 рублей».