Бороздин, Константин Матвеевич, тайный советник, сенатор; сын сенатора Матвея Кирилловича, род. 13 мая 1781 г., ум. 10 мая 1848 г. С малолетства записанный в л.-гв. Преображенский полк, Бороздин воспитывался дома и, не чувствуя призвания к военной службе, 19 л. от роду определен был к гражданским делам. В начале 1809 г. он вышел в отставку, в чине статского советника, с намерением свои знания по исследованию древностей расширить через ученое путешествие по России. Когда о предпринимаемом Бороздиным труде было доведено до сведения Государя, Император Александр I повелел назначить ему денежное пособие и придать ему на помощь в экспедиции двух помощников по ученой части: А. И. Ермолаева, известного впоследствии археолога и палеографа, а для рисования с натуры любопытнейших предметов — рисовальщика Иванова. Ученое путешествие Бороздина продолжалось три года, а, по мере обработки, труды экспедиции препровождались в С.-Петербург и удостаивались самого лестного внимания и одобрения от Государя. Бороздин начал путешествие с северной России, посетил Старую Ладогу, Тихвин, Устюжну, Череповец, Белозерск и Вологду. Затем проехал на Киев, осмотрел Чернигов, Курск, Боровск и Тулу, изучая все места, где только можно было предполагать остатки древностей, и посещая частных лиц, у которых имелись какие-либо старинные редкости. Результатом этого путешествия явилась обширная коллекция рисунков, с приложением описания к ним, которая и передана была, по Высочайшему повелению, для хранения в Императорскую Публичную Библиотеку. В первый альбом вошли рисунки и планы Старо-Ладожской крепости, ее башен и церквей, а равно виды монастырей и городов Белозерска, Тихвина и Устюжны, и снимки с предметов древности, там разысканных; во втором альбоме воспроизведены почти исключительно разные предметы, принадлежащие Кирилло-Белозерскому монастырю (чаши, кадила, ковши, кружки, шлем и пр.); третий альбом составили план Киева и его окрестностей, виды отдельных его достопримечательностей и снимки с археологических предметов; в четвертый альбом вошли планы и виды прочих городов, посещенных Бороздиным в конце его путешествия, а также и археологические рисунки, сюда относящиеся. Список бороздинских рисунков был впервые напечатан в «Библиографических листах» Кеппена за 1825 г., а более подробное «Описание Бороздинского собрания рисунков к его археологическому путешествию по России» составило предмет особого сообщения Поленова на первом археологическом съезде в Москве (напечатано в I томе трудов этого съезда). Независимо от вышеозначенной коллекции, Бороздин привез из путешествия несколько рукописных сборников и древних актов, а в том числе и «опальный синодик» Иоанна Грозного, впоследствии напечатанный Устряловым в сказаниях князя Курбского. По возвращении Бороздина, при начавшейся войне 1812 г., новоржевское дворянство избрало его начальником ополченной своей дружины. По занятии русскими войсками Герцогства Варшавского, Бороздин вступил в службу под начальство сенатора Новосильцева и в 1813 г. был определен областным начальником Радомского «департамента», а 20 ноября 1815 г. произведен в действительные статские советники. Во вновь присоединенном к России крае Бороздин сумел снискать общее к себе уважение и расположение со стороны жителей, что и выразилось в оригинальной форме: Радомское градоначальство отнеслось к отцу Бороздина с письмом, в котором, между прочим, было изображено: «Благородною кротостью души, отличным просвещением, постоянным усердием о благе вверенных ему жителей, посреди критических военных обстоятельств, он (К. М. Бороздин) поселил в сердцах всех величайшее уважение и неизгладимую признательность… Мы уверены, что отеческой любви вашей отрадно в достойном сыне видеть верного подражателя высоких добродетелей ваших и в отдаленном крае укрепляющего славу вашего имени». Причисленный в 1818 г. к герольдии, К. М. Бороздин 4 августа 1826 г. был назначен в попечители С.-Петербургского учебного округа. После Магницкого и Рунича Петербургский университет превратился, по выражению его историка Григорьева, в «отживающую век развалину», и тогдашний министр народного просвещения Шишков, окончательно разочарованный в Руниче, запутавшем денежные дела комиссии по постройке зданий для университета и других высших учебных заведении округа, писал Бороздину, по случаю нового его назначения: «Под руководством вашим будет образовываться более десяти тысяч юношей. От успеха распоряжений ваших зависит польза, которой вправе ожидать от вас правительство, родители и общество. Под благотворным вашим наитием должна созреть надежда будущих поколений в значительной части государства». Этих надежд Бороздин не обманул, и в 1828 г. тот же министр в самых лестных выражениях докладывал Государю об успешной деятельности Бороздина на новом поприще. То же подтверждают акад. Плетнев и проф. Григорьев: «С назначением его в попечители, гласит историческая записка об Имп. С.-Петербургском университете, совет университета начал пользоваться теми правами, которые принадлежали ему по уставу. Все касающееся до чести и блага университета обсуживалось по принадлежности со знанием дела и на твердом основании. Успех преподавания и порядок в управлении внушили всем сословиям петербургского общества такую доверенность и уважение к университету, что он быстро стал наполняться слушателями. В душе и характере Бороздина было все, чем приобретается доверенность, уважение и преданность. Своею любовью к трудам кабинетным…, теплым участием своим в каждом ученом предприятии, он вызывал деятельность других». Акад. А. В. Никитенко, стоявший к Бороздину весьма близко и занявший при нем, будучи еще студентом, должность секретаря, отзывался в «Дневнике» о тогдашнем своем начальнике восторженно: «Я не знаю человека с более благородным сердцем, читаем мы там. Он в полном смысле то, что мы называем человеком просвещенным. Он не учился систематически, но читал много и, что чудо между нашими дворянами и администраторами, размышлял еще более. Он имеет обширные познания в русской истории, которую изучал, как патриот, и вместе как философ. Ум его возвышен. Поэтическая фантазия нередко уносит его из области нашей мертвой и горестной действительности в чистую, светлую область идей, и, хотя он не любит немецкой философии, но это только на словах, ибо, сам того не замечая, почти во всем следует ее могучему гению. Он ждет для России лучшего порядка вещей и, любя ее превыше всего, превыше самого себя, со смирением несет тягости общественные. В этом отношении я его называю не иначе, как праведным гражданином. Но сей человек, столь образованный и благородный, не одарен тою силою воли, которая приспособляет обстоятельства и вещи к своим идеям. Одушевленный высокими чувствами, он, кажется, готов идти против превратностей, в которые все мы вовлекаемся странною игрою жизни. Но, устрашенный пучиною страстей, в которых вращаются люди, он отступает назад, не по малодушию, а по недостатку силы и присутствия духа». Это же обвинение в слабости, в связи с назначением С. С. Уварова в марте 1833 г. в министры народного просвещения, и послужило поводом к оставлению Бороздиным поста попечителя (20 апреля 1833 г.). Высочайше назначенный присутствовать в Сенате, с пожалованием в тайные советники, Бороздин до конца жизни оставался в звании сенатора. Высшей из пожалованных ему наград был орден Белого Орла (в 1843 г.). Ни перемены службы, ни обстоятельства семейные, ни вообще слабое здоровье не могли победить в Бороздине любви к литературным занятиям; к ним его влекло не столько суетное желание известности, сколько стремление к раскрытию истины. Кабинетная работа для него была как бы вознаграждением после будничных служебных трудов; поэтому большая часть его трудов так и осталась в рукописях, хотя Плетнев в посмертном слове Бороздину, произнесенном в публичном заседании Академии наук 29 декабря 1848 г., выражал надежду видеть их напечатанными, так как труды эти послужили бы важным пособием для обработки отечественной истории. Из числа рукописных трудов Бороздина известно: «Краткое описание жизни графа А. И. Остермана». Кроме многочисленных исторических и генеалогических замечаний, рассеянных в пояснениях к альбомам археологического путешествия, Бороздин в 1805 г. выступил в литературе с «Начертанием жизни князя Я. Ф. Долгорукого» М. (без имени автора). В 1823 г. он напечатал в «Северном Архиве» (Ч. VI, № 12) «Историческое исследование духовной грамоты вел. кн. Дмитрия Ивановича», в котором опроверг издателей «Собрания государственных грамот и договоров», приписывавших эту духовную одному из внуков Иоанна III, и доказал, что эта грамота исходит от сына Иоанна III, Димитрия Ивановича Углицкого, брата великого князя Василия. В 1841 г. Бороздиным, без имени автора, в ограниченном количестве экземпляров напечатаны «Опыты исторических родословий Ефимовских, гр. Матюшкиных, гр. Скавронских, Арсеньевых, гр. Бенкендорфов, Дивовых, Измайловых, Нащокиных и Апраксиных» (в виде девяти отдельных брошюр с особыми заглавными листами). Кроме того Бороздин деятельно сотрудничал в Энциклопедическом словаре Плюшара, подписывая свои статьи буквами К. Б. Предмет исследований Бороздина, объем его знаний и любопытные подробности его занятий, по утверждению Плетнева, вполне ясно открываются из ученой переписки, которую он деятельно поддерживал с митрополитом Евгением, проф. Лербергом, А. Н. Олениным, Д. И. Языковым, А. И. Ермолаевым, поэтом Капнистом, князем М. А. Оболенским, Д. П. Голохвастовым, А. Д. Чертковым, П. Ф. Коробановым и многими другими лицами, известными своею преданностью интересам Русской истории. Обширная прекрасная библиотека, составленная Бороздиным, перешла впоследствии в Румянцевский музей. Бороздин состоял действительным членом Российской Академии и одесского общества любителей истории и древностей, а с 1841 г. почетным членом Императорской Академии наук по отделению русского языка и словесности.
Формулярный список. — Плетнев, «Отчет Имп. Академии Наук по отделению русского языка и словесности за первое десятилетие с его учреждения», СПб., 1852, стр. 221—226. — В. В. Григорьев, «Имп. С.-Петербургский Университет в течение первых пятидесяти лет его существования», СПб., 1870. — А. В. Никитенко, «Моя повесть о самом себе и о том, чему свидетель в жизни был. Записки и дневник (1826—1877)», СПб., 1893, т. I. — Д. Поленов, «Биографическое известие о К. М. Бороздине» в «Трудах І археологического съезда в Москве», 1869, т. I, стр. 71—74. — Словари: Плюшара, Геннади, Брокгауза-Ефрона.