Геннадий (в мире Григорий) Драницын, епископ Суздальский, сын причетника села Всегодич (теперь Ковровского уезда Владимирской губ.), обучался в Московской Академии (проф. Петров считает его малороссом под фамилией Грацинского, начавшим свое образование в Киеве или вообще на юге России и только окончившим его в Московской Духовной Академии). С 1746 г. по 1754 год, последовательно занимал в ней должности учителя фары, грамматики, синтаксимы и пиитики. После пострижения в монашество он в 1754 г. был назначен учителем философии, в феврале 1755 г. — префектом, а в сентябре — учителем богословия. В мае 1757 г. он был назначен ректором и архимандритом Заиконоспасского монастыря, но через год был переведен в Иосифов Волоколамский монастырь «для облегчения и отдохновения от школьных трудов». 13 декабря 1761 г. Геннадий был посвящен в епископа Суздальского и 31 марта 1762 г., в вербное воскресенье, прибыл в Суздаль; здесь его встретили «с крестным хождением и с вербою». Геннадий заботился о благолепии своей «архиереепрестольной» церкви; между прочим он устроил в ней «место архиерейское резное». Он много заботился и о благоустройстве Суздальской семинарии и прежде всего упорядочил семинарское хозяйство. Он перевел семинарию из тесного помещения при архиерейском доме в Спасо-Евфимиев монастырь, «подвергнул пересмотру весь продовольственный строй» и дал подробную инструкцию назначенному для заведования семинарским хозяйством комиссару. Личный состав семинарии и консистории был далеко не удовлетворителен. «В подаваемых владыке консисторских докладах он многократно усматривал, что в выписку вносятся правила, вовсе к тому не относящияся, что, по мнению Геннадия, ни от чего другого происходило, как только от простоты присутствующих». Геннадий старался замещать должности образованными и способными людьми, всячески поощрял своих ставленников, берег их, смотрел сквозь пальцы на некоторые их слабости. Но он был несчастлив в выборе людей, да и некого, по-видимому, ему было выбирать в провинциальной глуши Суздаля XVIII века. Пьянство со всевозможными дебошами доминировало над прочими суздальскими епархиальными неустройствами. Покровительствуемый Геннадием префект Субботинский под влиянием «пьянственной» страсти «ни в чем другом обращался, как только в одних побоях, которые он без всяких правильных причин из своих рук налагал на своих учеников бесчеловечным образом»; в конце концов, допившись до белой горячки, он вообразил, что «ему Бог купину явил», и, зажегши фунт свечей перед иконой, чуть не сжег семинарию. Другой префект, Семен Быстрицкий, попался в корчемстве. Третий префект, игумен Арсений Изографов, «будучи под немалым куражом, сек учеников по обнаженным телам плетьми» и «весьма непристойные в отношении их малолетства чинил нападения», которые они не решались даже «изъяснить» владыке. Особенно любимый Геннадием ректор, архимандрит Соломон Доброгорский, хотя уже после смерти Геннадия, под влиянием алкоголя впал в «гипохондрическую болезнь» и наделал самых «необыкновенных поступков». Официально Геннадий не мог оставить без внимания «непристойных префектовских» и иных поступков и наряжал строгие следствия, но, стоило провинившемуся педагогу «припасть к стопам» владыки и «всерабски просить архипастырского милосердого прощения», а особенно подать «надежду монашества», Геннадий тотчас прелагал гнев на милость и предписывал «начатое следствие оставить и в учиненных погрешениях архипастырское прощение объявить и, дабы впредь таковых непристойных поступков не чинил, обязать в силу указов подпискою». Субботинский, не исполнив даже обещания принять «монашеский образ», получил место протопопа сначала в Кинешме, потом в Юрьеве, где натворил новых дебошей; игумен Арсений через несколько месяцев после своих «непристойных» поступков с учениками был рекомендован Геннадием в качестве кандидата на архимандрию в Спасо-Евфимиев монастырь. Вообще при Геннадии Суздальская семинария, как говорит ее историк Малицкий, «представляла типичный образец дореформенной школы со всеми ее недостатками и крайностями». Преподавание в ней стояло на таком низком уровне, что ученики философии могли только «тупо» прочесть латинский отрывок и из философии «выводились обратно в риторику» по распоряжению преемника Геннадия. Кроме пьянства, в семинарии постоянным явлением были побеги учеников, находивших укрывателей в лице родителей. Вообще не строгий, по выражению современников — «всещедро правительствовавший», Геннадий должен был прибегать к самым строгим мерам против беглецов и укрывателей: по его резолюциям отцов не только штрафовали и ссылали в «монастырские труды», но и вместе с сыновьями «при собрании семинаристов под колокольцом били в две плети». Бывший с 27 сентября 1771 г. членом Московской Св. Синода Конторы, 17 февраля 1775 г. Геннадий был назначен членом Синода для присутствования опять же в Московской Св. Синода Конторе, управлявшей в то время и Московской епархией, но менее чем через два месяца умер в Москве 12 апреля 1775 г., в первый день Пасхи, в 9 часов пополудни (по «Спискам Архиереев», 11 апреля). Он был погребен в Суздальском кафедральном соборе.
«Списки Архиереев», № 109; Смирнов С., «История Славяно-Греко-Латинской Академии», 201; «Труды Владимир. Архивной Комиссии», VII (Малицкий, «История Суздальской семинарии»), 8—9, 28—29, 30—47, 67—74, 103, 113—114, 134—140; «Временник», XXII, 40, 200; Геронтий Кургановский, Архим., «Волоколамский Иосифов монастырь», 108; Розанов, «История Москов. Епарх. управления», I, 219; Барсов T., «Синодал. учреждения наст. времени», I, 37; «Чт. Общ. Любит. Дух. Просв.», 1893 г., III ч. (Титов, «Суздальская Иерархия»), 60; проф. Петров, «Акты, относящиеся к истории Киев. Дух. Академии», отд. II, т. I, ч. 2, 38.