Гавріилъ Бужинскій, епископъ Рязанскій, родился «въ Польской Малороссіи». Враги называли его «евреаниномъ», но это названіе, какъ надо думать, имѣло исключительно смыслъ браннаго слова. Онъ учился въ Кіевской Академіи и въ 1706 г. былъ вызванъ Стефаномъ Яворскимъ въ Москву и назначенъ учителемъ Славяно-Греко-Латинской Академіи; въ 1707 г. былъ постриженъ, въ 1709 г. рукоположенъ въ іеромонахи и затѣмъ занялъ должность префекта Академіи. Краснорѣчіе Г. обратило на него вниманіе Петра I, который вызвалъ его въ 1714 г. въ Невскій монастырь; Г. былъ тамъ первымъ и одно время единственнымъ іеромонахомъ. Въ 1718 г. Г. былъ назначенъ оберъ-іеромонахомъ флота, а въ 1721 г. настоятелемъ Ипатскаго монастыря съ возведеніемъ въ санъ архимандрита. 5 февраля того же года Г. былъ назначенъ совѣтникомъ только что передъ тѣмъ учрежденнаго Св. Синода. Ему были поручены школьныя и типографскія дѣла и былъ данъ титулъ «школъ и типографій протектора». 20 марта 1722 г. онъ былъ назначенъ настоятелемъ Троицкаго Сергіева монастыря. 12 января 1726 г. по вторичному прошенію онъ былъ уволенъ отъ завѣдыванія типографіями. 15 іюля 1726 г. Г., еще въ 1724 г. представленный Синодомъ на Казанскую каѳедру, былъ назначенъ епископомъ Тверскимъ, но до посвященія 24 октября того же года былъ переведенъ въ Рязань, 30 октября хиротонисанъ во епископа въ Петербургской Троицкой церкви и 22 января 1727 г. торжественно вступилъ на Рязанскую каѳедру. «О, мире превожделѣнный! о, мире прелюбезный! пріиди и вселися въ насъ, пріиди къ намъ и пребывай съ нами!», взывалъ Г. въ словѣ при вступленіи на каѳедру. {{ВАР2 |Но Г. не нашелъ мира въ Рязани. Епархія была далеко не въ блестящемъ положеніи. Каѳедральный соборъ стоялъ съ упавшей кровлей и разбитыми окнами, птицы «крылись въ церкви, аки въ лѣсу» и вили гнѣзда въ иконостасѣ, заглушая крикомъ церковное пѣніе; архіерейскій домъ также требовалъ ремонта. Г. выпросилъ денегъ на ремонтъ и уже 24 сентября 1727 г. совершилъ «при обновленіи освященіе собора». Особенное вниманіе Г. обратилъ на славяно-греко-латинскую школу, упразднившуюся за неимѣніемъ учителей; уже черезъ два года число учениковъ въ школѣ достигло 339; для нихъ было выстроено пять «свѣтлицъ»; потребовалось учрежденіе особой «школьной конторы»; пользуясь пребываніемъ въ Солотчинскомъ монастырѣ опытнаго педагога Софронія Лихуда, Г. предполагалъ открыть школу и въ этомъ монастырѣ, но Синодъ отказалъ, «дабы монастырю и вотчинамъ напраснаго истощанія не происходило». Положеніе Г. въ это время вообще было тяжелое и непрочное. Въ Синодѣ забралъ силу архіепископъ Ростовскій Георгій Дашковъ, врагъ Ѳеофана Прокоповича, и съ Гавріиломъ, «согласникомъ» Ѳеофана, не церемонились ни его личные враги, ни враги Прокоповича. Преемникъ Г. въ Троицкомъ монастырѣ, извѣстный ревнитель старины, архимандритъ Варлаамъ съ братіей измучили Г. разными прицѣпками при сдачѣ монастырскаго имущества: Гавріила они обвиняли то въ завладѣніи двумя панагіями и 6 книгами, то въ увозѣ безъ указа въ Рязань іеромонаха; припомнили кстати, что въ прошедшихъ годахъ онъ «своею волею» разобралъ на Троицкомъ подворьѣ въ Москвѣ церковь Преп. Сергія, которая «до литовскаго разоренья за многіе годы была создана каменная изряднаго мастерства». Извѣстный обличитель Прокоповича архимандритъ Маркелъ Радышевскій предъявлялъ Г. болѣе серіозное обвиненіе: онъ усмотрѣлъ въ составленной Г. «службѣ благодарственной» по поводу мира со Швеціей» «великое поношеніе высокой чести» отца Императора — царевича Алексѣя Петровича, который въ этой «Службѣ» сравнивался съ «отцегонителемъ» Авессаломомъ. Съ Гавріиломъ не поладилъ и рязанскій воевода Нероновъ, который вмѣстѣ съ камериромъ Головнинымъ «доносилъ на епископа въ Св. Синодъ, въ Верховный Тайный Совѣтъ и въ Высокій Сенатъ въ вымышленныхъ и лжесоставныхъ терминахъ». Одновременно съ этимъ потекла цѣлая рѣка мелкой духовной ябеды. Съ легкой руки «вѣдомого и подозрительнаго вора» распопы Ивана Ѳедорова, уже въ 1727 г. подавшаго въ Синодъ на Г. «лжесоставныя и коварственныя доношенія», епископу не давали покоя «лжековарственные и клеветные вымыслы» недовольныхъ имъ членовъ его паствы, начиная Скопинскимъ протопопомъ и кончая «банитованнымъ студентомъ» Богушемъ. И въ чемъ только не обвиняли Гавріила! и въ «обидахъ», и въ «разореніяхъ», и въ «тягостяхъ», и въ пролитіи Св. Даровъ. Гавріилъ волновался: то изощрялся въ писаніи встрѣчныхъ доношеній на доносителей, то подвергалъ ихъ «лишенію входа церковнаго» и анаѳемѣ, то, припадая къ монаршимъ стопамъ, умолялъ «съ горькими слезами» избавить его отъ «напастей и бѣдъ и народнаго порока». Съ обвиненіями Г. переплетались обвиненія въ разныхъ злоупотребленіяхъ его эконома, приказныхъ управителей и домовыхъ людей, изъ которыхъ иныхъ и самъ Г. долженъ былъ карать за «излишнія со ставленниковъ взятки». Это духовное сутяжничество дошло до такихъ размѣровъ, что въ годъ смерти Г. число челобитчиковъ на него доходило до 34, въ Синодѣ было 55 дѣлъ, ими возбужденныхъ, а дѣла слѣдственной коммиссіи о Г. были привезены изъ Рязани въ Синодъ въ сундукѣ и 5 коробьяхъ и описывались съ конца октября до марта. Слѣдователемъ былъ назначенъ «неправедный и взятколюбивый» генералъ Грековъ, который съ состоявшими при немъ «хищниками» въ 5 мѣсяцевъ «домъ Пресвятой Богоматери, не боясь отъ Нея отмщенія, варварски, яко сущіе непріятели, безчеловѣчно разграбили». Школы, о которыхъ такъ заботился Г., по роспускѣ школьниковъ на вакацію въ 1729 г. были заняты «розыскною о Преосвященномъ Гавріилѣ |Но Г. не нашел мира в Рязани. Епархия была далеко не в блестящем положении. Кафедральный собор стоял с упавшей кровлей и разбитыми окнами, птицы «крылись в церкви, аки в лесу» и вили гнезда в иконостасе, заглушая криком церковное пение; архиерейский дом также требовал ремонта. Г. выпросил денег на ремонт и уже 24 сентября 1727 г. совершил «при обновлении освящение собора». Особенное внимание Г. обратил на славяно-греко-латинскую школу, упразднившуюся за неимением учителей; уже через два года число учеников в школе достигло 339; для них было выстроено пять «светлиц»; потребовалось учреждение особой «школьной конторы»; пользуясь пребыванием в Солотчинском монастыре опытного педагога Софрония Лихуда, Г. предполагал открыть школу и в этом монастыре, но Синод отказал, «дабы монастырю и вотчинам напрасного истощания не происходило». Положение Г. в это время вообще было тяжелое и непрочное. В Синоде забрал силу архиепископ Ростовский Георгий Дашков, враг Феофана Прокоповича, и с Гавриилом, «согласником» Феофана, не церемонились ни его личные враги, ни враги Прокоповича. Преемник Г. в Троицком монастыре, известный ревнитель старины, архимандрит Варлаам с братией измучили Г. разными прицепками при сдаче монастырского имущества: Гавриила они обвиняли то в завладении двумя панагиями и 6 книгами, то в увозе без указа в Рязань иеромонаха; припомнили кстати, что в прошедших годах он «своею волею» разобрал на Троицком подворье в Москве церковь Преп. Сергия, которая «до литовского разоренья за многие годы была создана каменная изрядного мастерства». Известный обличитель Прокоповича архимандрит Маркел Радышевский предъявлял Г. более серьёзное обвинение: он усмотрел в составленной Г. «службе благодарственной» по поводу мира со Швецией» «великое поношение высокой чести» отца Императора — царевича Алексея Петровича, который в этой «Службе» сравнивался с «отцегонителем» Авессаломом. С Гавриилом не поладил и рязанский воевода Неронов, который вместе с камериром Головниным «доносил на епископа в Св. Синод, в Верховный Тайный Совет и в Высокий Сенат в вымышленных и лжесоставных терминах». Одновременно с этим потекла целая река мелкой духовной ябеды. С легкой руки «ведомого и подозрительного вора» распопы Ивана Федорова, уже в 1727 г. подавшего в Синод на Г. «лжесоставные и коварственные доношения», епископу не давали покоя «лжековарственные и клеветные вымыслы» недовольных им членов его паствы, начиная Скопинским протопопом и кончая «банитованным студентом» Богушем. И в чём только не обвиняли Гавриила! и в «обидах», и в «разорениях», и в «тягостях», и в пролитии Св. Даров. Гавриил волновался: то изощрялся в писании встречных доношений на доносителей, то подвергал их «лишению входа церковного» и анафеме, то, припадая к монаршим стопам, умолял «с горькими слезами» избавить его от «напастей и бед и народного порока». С обвинениями Г. переплетались обвинения в разных злоупотреблениях его эконома, приказных управителей и домовых людей, из которых иных и сам Г. должен был карать за «излишние со ставленников взятки». Это духовное сутяжничество дошло до таких размеров, что в год смерти Г. число челобитчиков на него доходило до 34, в Синоде было 55 дел, ими возбужденных, а дела следственной комиссии о Г. были привезены из Рязани в Синод в сундуке и 5 коробьях и описывались с конца октября до марта. Следователем был назначен «неправедный и взятколюбивый» генерал Греков, который с состоявшими при нём «хищниками» в 5 месяцев «дом Пресвятой Богоматери, не боясь от Нея отмщения, варварски, яко сущие неприятели, бесчеловечно разграбили». Школы, о которых так заботился Г., по роспуске школьников на вакацию в 1729 г. были заняты «розыскною о Преосвященном Гаврииле } канцеляріей, а ученики за утѣсненіемъ оной канцеляріи бѣжали въ домы, а другіе совсѣмъ не явились, и сбору имъ не было» до ноября 1731 г. «Призванный для отвѣта въ Москву», Г. два года жилъ «напрасно» въ столицѣ, да еще «по чужимъ наемнымъ дворамъ», такъ какъ Рязанское подворье на Мясницкой было занято Грузинскимъ царемъ Вахтангомъ съ челядью, которая на подворьѣ все «зачернила», переломала и обокрала домовую церковь. За это время Г. «на епархію съѣзжалъ только на три мѣсяца и въ такое краткое время не успѣлъ управить домовыхъ и епаршескихъ нуждъ и оставилъ епархію и домъ, отвсюду непорядками обстоящій, и подчиненныхъ въ безстрашіи и въ противныхъ поступкахъ». Съ воцареніемъ Анны Іоанновны власть въ Синодѣ перешла къ Ѳеофану Прокоповичу, и Г. отдохнулъ отъ «посягательствъ отдавна злобствовавшихъ на него синодальныхъ членовъ». Въ іюлѣ 1730 г. было указано «о Преосвященномъ розыскъ удержать, а розыскивать про генерала Грекова во взяткахъ». 28 сентября 1730 г. Г. былъ уволенъ въ епархію до 25 декабря. Въ январѣ 1731 г. Синодъ выдвигалъ его кандидатуру въ Кіевъ и въ Ростовъ. Но дни его были сочтены. Здоровье его было всегда слабое; вслѣдствіе постоянныхъ «болѣзненныхъ припадковъ» онъ «пользовался совѣтомъ разныхъ медицинскихъ докторовъ»; онъ съ великимъ смущеніемъ ѣхалъ въ Рязань, гдѣ не было «ни докторовъ, ни хирурговъ, ни аптеки», и выпросилъ туда къ себѣ ученика доктора Бидло «для наблюденія за его болѣзнью». Вышеупомянутыя «мелочи архіерейской жизни» должны были въ конецъ подорвать здоровье Гавріила. Уже 14 апрѣля 1731 г. онъ простилъ всѣхъ бывшихъ подъ запрещеніемъ, очевидно, ожидая смерти. 27 апрѣля 1731 г. Г. умеръ въ Москвѣ, какъ и жилъ, «на наемномъ дворѣ». Онъ былъ погребенъ въ Заиконоспасскомъ монастырѣ. Его обширная библіотека была имъ пожертвована въ Московскую Академію. Гавріилъ былъ однимъ изъ ученѣйшихъ іерарховъ Петровской эпохи; даже за границей «знали о немъ изъ актовъ Лейпцигскихъ ученыхъ». Но онъ прославился главнымъ образомъ своими проповѣдями. Его проповѣди, изъ которыхъ шесть были изданы въ 1768 и 1784 гг., въ недавнее время въ числѣ 45 изданы проф. Пѣтуховымъ по найденной въ библіотекѣ Троицкой лавры собственноручной рукописи Гавріила (Ученыя Записки Юрьевскаго Университета, 1898—1901 г.г.). Въ проповѣдяхъ Гавріила непріятное впечатлѣніе производятъ «выраженія, оскорбительныя для взыскательнаго слуха», и обиліе варваризмовъ; странными кажутся упоминанія о «въ безчестіи славномъ Вителліи», употреблявшемъ въ пищу «мозги павлиные и павинные» и «сахари американскіе», о «Калхантѣ печальномъ, Улиссесѣ скорбящемъ, Аяксѣ кричащемъ, плачущемъ Менелаѣ» во время принесенія въ жертву Ифигеніи; страннымъ кажется вопросъ, «каковаго рода и фамиліи» смерть. Но это были обычные ораторскіе пріемы того времени, и надо согласиться съ митрополитомъ Евгеніемъ въ томъ, что въ проповѣдяхъ Бужинскаго постоянно встрѣчаются «обильные и умные обороты мыслей, а часто и трогательное краснорѣчіе». Проповѣди Бужинскаго не отдѣлимы отъ эпохи Петра; онѣ представляютъ апологію или скорѣе панегирикъ «возрожденія» Россіи вслѣдствіе петровскихъ преобразованій. Проповѣдникъ съ неподдѣльнымъ чувствомъ «величіе гласилъ Петровыхъ дѣлъ», превозносилъ великаго императора, который «государство воспрія убогое, отъ иныхъ государей презираемое, варваромъ дани прежде дающее, многими печалми озлобленное» и «своимъ благополучнымъ управленіемъ изобильно и процвѣтающее сотворилъ, отъ презрѣнія къ славѣ, отъ посмѣшенія преведе къ почитанію», такъ что «иже прежде съ похвалами дани пріемляху, сіи отъ оружія Россійскаго бѣгаютъ и ниже лице свое явити смѣютъ». Проповѣдь Гавріила въ день годичнаго поминовенія Петра Великаго считается лучшею изъ всѣхъ его проповѣдей и была переведена на латинскій языкъ. И, дѣйствительно, сильное впечатлѣніе должны были производить обращенія къ «неблагополучнымъ» слушателямъ «неблагополучнаго» проповѣдника, восклицавшаго: «здѣ увяде вѣнецъ нашъ, угасе свѣтильникъ очію нашею, исчезе красота наша, столпъ нашъ преклонися, пресѣчеся надежда; здѣ веселіе наше въ темномъ мрацѣ погребено, здѣ лавры побѣдъ и торжествъ Россійскихъ изощренною косою смертною подсѣчены и потоптаны суть».
Проповѣдничество было единственною областью, гдѣ могло проявляться самостоятельное творчество Гавріила. Синодъ, признавая его «школьнаго ученія зѣло довольнымъ и въ синодальныхъ дѣлахъ тщательно трудолюбивымъ», смотрѣлъ на него, какъ на «спеціалиста-работника по части научной и литературной»; ему поручалось развить, обосновать, оформить всякій проектъ, касавшійся школьнаго или книжнаго дѣла. Петръ находилъ, что Гавріилъ пишетъ «внятно и хорошимъ штилемъ»; поэтому онъ облюбовалъ его въ качествѣ распространителя въ Россіи полезныхъ практическихъ и гуманитарныхъ знаній. Гавріилъ былъ всегда заваленъ срочной и часто весьма неблагодарной работой по заказу въ качествѣ цензора, компилятора и переводчика. «По Высочайшему повелѣнію» онъ составилъ (1723 г.) «Послѣдованіе о исповѣданіи» въ «просторѣчивомъ» изложеніи, «дабы самое скудоумнѣйшее лицо могло понять»; онъ получалъ отъ Петра порученія «сочинять» службы на викторіальные и торжественные дни и по довольно сбивчивымъ указаніямъ императора правилъ, вставляя цѣлыя пѣсни, «службу благодарственную о великой, Богомъ дарованной побѣдѣ» подъ Полтавою. Не зная голландскаго языка (онъ не зналъ и нѣмецкаго), Гавріилъ долженъ былъ надзирать за печатаніемъ Евангелія на славянскомъ и голландскомъ языкахъ при помощи какого-то «иноземца изъ Риги». По мысли Петра Гавріилу приходилось заниматься трудами, не имѣвшими отношенія къ спеціальности ученаго монаха. Его произведеніемъ считается «Юности Честное Зерцало, собранное отъ разныхъ авторовъ» (1717 г.), заключающее въ себѣ букварь и весьма оригинальное «показаніе къ житейскому обхожденію». Выходила въ свѣтъ гравюра съ изображеніемъ Петербурга, Гавріилъ долженъ былъ составлять къ ней «похвалительное» описаніе, превознося не только «грыдорованное художество», введенное въ Россіи Петромъ, но съ явною натяжкою и самый Петербургъ, «не токмо всю Россію расположеніемъ и красотою превосходящій, но и иныя европейскія страны». Гавріилъ редактировалъ большой Историческій Лексиконъ Морери въ 1716 г., а въ 1723 г. «по Государеву указу переводилъ на латинскій языкъ русскіе трактаты, принадлежащіе къ исторіи». По приказанію Петра онъ переводилъ и «книжицу» Аполлодора Аѳинейскаго о Началѣ боговъ, Пуффендорфовы «Введеніе въ Гісторію Европейскую» (1718 г.) и «О должностяхъ человѣка и гражданина» (1726 г.), а также «Theatrum Historicum» Стратемана, изданный въ 1724 г. подъ заглавіемъ «Ѳеатронъ или Позоръ Историческій», исправлялъ переводъ съ итальянскаго «Турецкой Исторіи». Дѣятельность Гавріила казалась предосудительной многимъ ревнителямъ православія. Онъ принадлежалъ къ прогрессивной партіи духовенства, группировавшейся около Ѳеофана Прокоповича и въ борьбѣ съ «суевѣріями» часто безъ нужды оскорблявшей религіозное чувство православнаго, сжившагося со своей церковной стариной народа. Ревнители православной старины не отдѣляли Гавріила отъ Ѳеофана. Въ ихъ глазахъ Ѳеофанъ былъ «ересіархъ», а Г. его «согласникъ», соучастникъ въ его «еретическомъ злодѣйствіи», членъ «злочестиваго соборища», чинившаго «превеликія досады и гоненія и озлобленія» Святой Церкви, разорявшаго часовни, называвшаго «ложными мощьми тѣлеса святыхъ», сравнивавшаго съ землею могилы на кладбищахъ. Въ «новоизданныхъ» подъ смотрѣніемъ протектора «печатныхъ книгахъ» они находили «нестерпимыя хулы и многія ереси». Гавріилъ въ своихъ переводныхъ трудахъ подавалъ нѣкоторый поводъ къ соблазну. Подобно Ѳеофану, онъ былъ ярымъ противникомъ католицизма и совершенно игнорировалъ католическую литературу. «Ниже кую отъ римскихъ преведохомъ, — писалъ онъ, — понеже во онѣхъ вездѣ борьба на Церковь Греческую, своихъ же папъ превозношеніе, отъ коихъ книгъ воспослѣдствова, что мнози, оныя чтуще, сонмище Римское и ихъ безславную главу превеликими возносятъ похвалами». Гавріилъ переводилъ только книги протестантскихъ авторовъ и притомъ буквально, «яко же отъ самого автора сложена есть, ничтоже премѣнивше, ничтоже приложивше или убавивше». Благодаря такому пріему въ переведенныхъ протестантскихъ сочиненіяхъ оставались всѣ нападки на Римскую Церковь, которыя при сходствѣ ученія этой Церкви съ ученіемъ Церкви Греческой, могли быть направлены и противъ православія. Совѣтъ Гавріила читать протестантскія книги съ «такимъ разсужденіемъ, да, яже противна суть здравому ученію, сія оставимъ или паче сего ради чтемъ, да на оныя отвѣтствовати научимся» не объясняетъ его пристрастія къ протестантскимъ сочиненіямъ, такъ какъ съ тою же цѣлью можно читать и сочиненія католическія. Гавріилу приходилось нести отвѣтственность и за политическія вольности Пуффендорфа и Стратемана: царица Прасковья жаловалась Петру на то, что «въ книгѣ Пуффендорфія обрѣтаются хулы на Государя Царя Іоанна Алексѣевича»; на то же и съ большей надеждой на успѣхъ указывалъ при Аннѣ Маркеллъ Родышевскій. Книги Гавріила не разъ попадали въ разрядъ запрещенныхъ: при Петрѣ II была конфискована «служба благодарственная», при Аннѣ «Введеніе»; при Елизаветѣ былъ снятъ запретъ съ «Введенія», но запрещенъ «Ѳеатронъ». Положеніе Гавріила было безвыходное. «Я не собою то писалъ», пробовалъ онъ оправдываться. «Хотя ты и не самъ написалъ, да переводить тебѣ того не слѣдовало», возражалъ ему на это даже не слишкомъ осторожный Ѳеодосій Яновскій. Когда же Г. попробовалъ вычеркнуть нелестную характеристику русскихъ у Пуффендорфа, Петръ съ гнѣвомъ сказалъ ему: «Глупецъ! тотчасъ поди и переведи книгу вездѣ такъ, какъ она въ подлинникѣ есть». Гавріилъ не былъ аскетомъ, любилъ деньги и другія блага земныя. Еще въ бытность его префектомъ школьники «били на него челомъ въ удержаніи ихъ жалованья». Онъ давалъ деньги своимъ родственникамъ «для промыслу», т.-е. для торговыхъ и другихъ аферъ съ строгимъ наказомъ при этомъ о немъ «ниже мало не вспоминать». Внѣшнее поведеніе духовныхъ лицъ типа Прокоповича и Бужинскаго, участвовавшихъ въ шумной и нетрезвой жизни Двора Петра I, пировавшихъ на «самлеяхъ» и спускахъ кораблей, подавало много поводовъ къ соблазну. Про Ѳеофана Прокоповича и его «согласниковъ» ревнители говорили, что они церковную казну «на свои роскоши, на дорогіе напитки, на музыки съ танцы и на карты съ товарищи употребляли».
Рункевичъ С., Исторія Русской Церкви подъ управленіемъ Св. Синода, I, 210—212; Смирновъ С., Исторія Моск. Слав. Гр. Лат. Академіи, 207; Евгеній, Словарь, I, 77—81; Филаретъ, Обзоръ, II, 7—9; Аскоченскій В., Кіевъ, I, 293—294; Чистовичъ, Ѳеофанъ Прокоповичъ и его время, 89, 90, 216, 303—305, 328—329; Пекарскій, Наука и Литература при Петрѣ Великомъ, I, 116, 229, 236, 325, 326, 329, 330, 331, 497, II, 397, 407, 408, 437—439, 469, 592, 613—615, 636, 657 669, 672, 673; Описаніе Архива Св. Синода, I, № 755, II, № 1247, 1287, IV, № 411, VI, № 204, VII, № 31, 117, 212, 264, 318, VIII, №№ 51, 119, X, №№ 47, 168, 269, 392, XI, №№ 6, 79, 138, 174, 188, 219, прилож. IV (опись имущества и книгъ Гавріила), прилож. XII (опись дѣлъ, касающихся его, въ Синодѣ); Ученыя Записки Юрьев. Унив. 1898, № 2 (предисловіе проф. Пѣтухова къ проповѣдямъ Гавріила); Соловьевъ, Исторія Россіи (изд. Общ. Польза), IV, 256—258; Сменцовскій, Братья Лихуды, 459; Іеронимъ Архим., Рязанскія Достопамятности (изд. Ряз. Арх. Ком. 1889 г.), 127—128; Церк. Вѣд., изд. при Св. Синодѣ 1902 г., 436 неоф.