Ганъ, Елена Андреевна, урожденная Фадѣева, писавшая подъ псевдонимомъ Зинаиды Р-вой, родилась 11 января 1814 г., близъ села Ржищева, и провела свое дѣтство и юность на югѣ Россіи, въ Екатеринославлѣ, гдѣ отецъ ея, небогатый дворянинъ, Андрей Михайловичъ Фадѣевъ, состоялъ на государственной службѣ, занимая скромное мѣсто члена конторы, завѣдывавшей иностранными поселенцами. Судьба дала будущей писательницѣ идеальную воспитательницу въ лицѣ ея матери, Елены Павловны (урожд. княжны Долгорукой), обладавшей рѣдкимъ для женщины той эпохи образованіемъ и большой трудоспособностью. По словамъ ея внучки, В. П. Желиховской, бабушка говорила на пяти языкахъ, знала исторію, естественныя науки, занималась археологіей, нумизматикой, ботаникой, при чемъ занятія эти носили дѣйствительно научный характеръ и вызывали одобрительные отзывы крупныхъ европейскихъ ученыхъ, съ которыми Фадѣева находилась въ перепискѣ или которымъ помогала въ ихъ научныхъ изслѣдованіяхъ, касавшихся Кавказа и юга Россіи. Всѣ трое ея дѣтей: извѣстная писательница Елена Андреевна, сынъ, публицистъ и писатель по военнымъ вопросамъ Ростиславъ Фадѣевъ и не чуждая литературныхъ занятій Надежда Андреевна Фадѣева въ той или иной формѣ унаслѣдовали отъ матери ея даровитость и литературныя склонности. До тринадцатилѣтняго возраста Е. А. училась довольно систематически подъ руководствомъ высокообразованной матери, но въ 1827 г. здоровье послѣдней сильно пошатнулось и на Е. А., какъ на старшую дочь въ небогатой семьѣ, легли семейныя заботы. Этоть знаменательный для нея годъ, когда она изъ ребенка превратилась въ «большую», сильно отразился на ея духовномъ развитіи. Въ свободное отъ хозяйственныхъ хлопотъ время она усиленно занялась самообразованіемъ и съ жадностью набросилась на чтеніе. Къ этому же времени, судя по нѣкоторымъ указаніямъ явно автобіографическаго характера въ ея повѣстяхъ («Напрасный даръ» и «Судъ свѣта»), относятся и ея первые литературные опыты, навѣянные поэтическими произведеніями русской и иностранныхъ литературъ, которыя она прилежно изучала, при чемъ на первомъ планѣ стояла романтическая поэзія той эпохи. Такимъ образомъ, уже въ ранней молодости у Е. А. создалась склонность къ серіознымъ умственнымъ интересамъ, къ интенсивнымъ духовнымъ переживаніямъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ это страстное увлеченіе тогдашней романтической поэзіей наложило яркій идеалистическій отпечатокъ на ея характеръ и способь мышленія.
Изящная, привлекательная, умная дѣвушка вскорѣ пріобрѣла поклонниковъ среди екатеринославской молодежи и получила нѣсколько предложеній. Но захолустная провинція того времени не изобиловала женихами, которые легко могли бы привлечь вниманіе такой даровитой и своеобразной дѣвушки. Въ 1830 г., т.‑е. когда Е. А. всего исполнилось 16 лѣтъ, ей сдѣлалъ предложеніе, которое она приняла, капитанъ конной артиллеріи Петръ Алексѣевичъ Ганъ, вдвое старшій ея годами. Судя по одному изъ сохранившихся писемъ Е. А. къ близкой подругѣ, бракъ Е. А. съ Ганомъ былъ результатомъ ея полной дѣвичьей неопытности и настояній родныхъ. Она съ глубокой страстной горечью говоритъ въ этомъ письмѣ, что у женщины «не должно отнимать единственнаго блага, одной награды — свободы при избраніи того, кому приноситъ она въ даръ всю жизнь свою… Мысль, что единственное счастье, возможное для женщины, никогда не будетъ ея удѣломъ; что она должна итти по пути жизни не дружно, не рука объ руку съ другомъ, которому отдала душу, вѣру, все бытіе свое, а съ человѣкомъ, овладѣвшимъ только тѣлом ъея, обладающимъ ею по прихоти родственниковъ или по дѣтской слабости, которою люди умѣли воспользоваться, чтобъ связать дитя въ пеленахъ узами нерасторгаемости, — эта мысль убиваетъ въ ней энергію и дѣлаетъ изъ нея слабое, жалкое созданіе»… Очевидно, бракъ Е. А. съ Ганомъ не былъ результатомъ полной «свободы избранія», и это тяжело отразилось на всей ея послѣдующей жизни. Не слѣдуетъ думать, что мужъ будущей писательницы обладалъ какими-либо крѵпными несовершенствами или пороками, пагубно вліявшими на семейную жизнь. Напротивъ, П. А. Ганъ былъ человѣкъ добрый, хорошо образованный, получившій воспитаніе въ аристократическомъ Пажескомъ корпусѣ, владѣвшій. иностранными языками и довольно начитанный. Разладъ между супругами имѣлъ психологическую подкладку — полное нсходство ихъ характеровъ, вкусовъ и обраэа мышленія. У возвышенной идеалистки, какой была юная Е. А., не было ничего общаго съ ѣдко остро умнымъ скептикомъ, обладавшимъ практицизмомъ и склонностью черезчуръ трезво относиться къ жизни, вышучивая всякое проявленіе чувства, какъ смѣшной и даже вредный сентиментализмъ. А таковъ былъ ея мужъ, давно утратившій въ суровой военной обстановкѣ той эпохи способность понимать поэзію, въ особенности въ той утонченной формѣ, которая была присуща сложной душевной организаціи его юной мечтательницы жены. Еленѣ Андреевнѣ приходилось вести тяжелую жизнь жены бѣднаго артиллерійскаго офицера, батарею котораго часто переводили изъ одного провинціальнаго захолустья въ другое. Идеалистическіе запросы и неугасимо горѣвшая въ душѣ молодой женщины любовь къ поэзіи не дали Е. А. опуститься и превратиться въ «полковую даму», обычнаго тогда типа, занятую сплетнями и пересудами. Разочаровавшись въ своихъ попыткахъ сблизиться съ мужемъ, она съ тѣмъ болыпимъ жаромъ набрасывается на иэученіе иностранныхъ языковъ и на воспитаніе дѣтей, изъ которыхъ сынъ Александръ умеръ въ младенчествѣ, а двѣ дочери позднѣе выдвинулись въ литературѣ (старшая Елена Петровна Блаватская, знаменитая основательница Теософическаго Общества, извѣстная въ литературѣ лодъ псевдонимомъ «Радда-Бай», и младшая, Вѣра Петровна Желиховская, авторъ повѣстей и разсказовъ для дѣтей). Но уходъ за подраставшими дѣтьми и напряженная умственная дѣятельность не всегда охраняли Елену Андреевну отъ приступовъ тяжелой тоски, и она спасалась отъ армейской обстановки, уѣзжая погостить къ роднымъ. Изъ этого заколдованнаго круга провинціальной пошлости и гнетущаго недовольства окружающей средой молодая женщина была вырвана поѣздкой въ 1836 г. въ Петербургъ, куда внезапно была переведена батарея, въ которой служилъ П. А. Ганъ. Петербургъ и его интенсивная по сравненію съ тогдашней провинціей умственная жизнь, посѣщеніе театровъ, музеевъ и выставокъ, завязавшіяся литературныя энакомства, — все это производило на Е. А. опьяняющее впечатлѣніе и вмѣстѣ съ тѣмъ еще болѣе подчеркивало ея душевное одиночество въ той средѣ, въ которой ей приходилось жить. Случайное энакомство съ О. И. Сенковскимъ, бывшимъ тогда редакторомъ «Библіотеки для Чтенія», снова пробуждаетъ въ Е. А. стремленіе къ литературной дѣятельности, призваніе къ которой она чувствовала съ ранней юности. Она дѣлаетъ компиляцію романа англійскаго писателя Бульвера («Годольфинъ») и Сенковскій не только печатаетъ этотъ ея литературный опытъ, но горячо совѣтуетъ заняться беллетристикой. Е. А., спасаясь отъ новыхъ скитаній за батареей, уѣзжаетъ съ дѣтьми къ отцу въ Астрахань, гдѣ Фадѣевъ служилъ попечителемъ надъ кочующими калмыками. Вскорѣ (въ 1837 г.) въ «Библіотекѣ для чтенія» появляется ея первая повѣсть «Идеалъ», подписанная псевдонимомъ «Зенеида Р‑ва», получившимъ потомъ такую широкую популярность среди читателей. Молодому автору было всего 23 года и успѣхъ перваго ея произведенія окрыляетъ ее радостными надеждами и скрашиваетъ ея невеселую жизнь. Отъ отца она уѣзжаетъ на Кавказъ и по возвращеніи оттуда пишетъ «Воспоминаніе Желѣзноводска», произведеніе, которое она сама признала слабымъ и поэтому оно не было напечатано при ея жизни. Впечатлѣнія поѣздокъ съ отцомъ по калмыцкой степи Е. А. использовала въ повѣсти изъ калмыцкой жизни «Утбалла», помѣщенной въ 1838 г. въ «Библіотекѣ для Чтенія», гдѣ въ томъ же году появилась и ея кавказская повѣсть «Джеллалединъ». Вслѣдъ за кратковременнымъ отдыхомъ для Е. А. снова началась такъ изнурившая ее и физически и нравственно кочевая жизнь жены офицера. Она съ лихорадочной страстностью отдалась литературѣ, урывая для этого каждый свободный моментъ. У нея не было даже отдѣльной комнаты для занятій. Ея письменный столъ отдѣлялся коленкоровой занавѣской отъ дѣтской и ей ежеминутно приходилось отрываться отъ занятій, которыя стали возможными лишь по ночамъ, когда дѣти засыпали. Свой сравнительно небольшой литературный заработокъ она цѣликомъ тратитъ на воспитаніе дѣтей, всячески стремясь дать имъ широкое образованіе и возможность съ дѣтства овладѣть иностранными языками. Въ 1839 г. появляется въ «Библіотекѣ для Чтенія» еяновая повѣсть «Медальонъ».
Но здоровье писательницы уже надорвано: нервы ея совершенно расшатались, она впадаетъ постоянно въ истерики, страдаетъ безсонницами. Хрупкій ея организмъ не выдерживаетъ того напряженія, которое вызывается хлопотами съ дѣтьми, усиленной литературной работой и той глубокой душевной неудовлетворенностью, которая является результатомъ несчастливо сложившейся семейной жизни, вслѣдствіе несходства характеровъ супруговъ и коренного различія въ ихъ воззрѣніяхъ на жизнь и ея задачи. Е. А. уѣзжаетъ въ 1839 г. въ Одессу лѣчиться. Ея знакомства, какъ признанной уже литературной знаменитости, ищутъ въ Одессѣ такіе крупные литературные дѣятели той эпохи, какъ Надеждинъ, Бенедиктовъ и др. Изъ Одессы Е. А. уѣзжаетъ на отдыхъ къ роднымъ въ Саратовъ и въ слѣдующмъ (1840 г.) пишетъ двѣ новыя повѣсти: «Судъ свѣта», напечатанную въ томъ же году въ журналѣ Сенковскаго, и «Судъ Божій», которую самъ авторъ счелъ неудачной и потому непригодной для печати. Въ 1841 году снова начинается удручающая «кочевая» жизнь, здоровье Е. А. все болѣе надламывается, но умственная энергія ея не ослабѣваетъ и въ «Библіотекѣ для Чтенія» появляется новая повѣсть «Теофанія Аббіаджіо», вызвавшая восторженные отзывы критики и закрѣпившая быстро растущую славу писательницы. Но съ каждымъ днемъ ея силы слабѣютъ и она сама уже начинаетъ чувствовать близость конца. Въ 1842 г. ей удалось избавиться отъ литературной опеки Сенковскаго, позволявшаго себѣ передѣлывать и видоизмѣнять ея произведенія. Послѣдняя повѣсть Е. А. появляется уже въ «Отечественныхъ Запискахъ» («Напрасный Даръ»). Она задумываетъ новую повѣсть («Цвѣточница»), но, посланная врачами для излѣченія на югъ, умираетъ въ Одессѣ (24 іюня 1843 г.) на двадцать девятомъ году жизни, послѣ шести лѣтъ напряженной литературной дѣятельности, въ полномъ расцвѣтѣ ея многообѣщавшаго таланта. Уже Бѣлинскій (Собр. сочин., изд. 1860 г., часть VII) отмѣтилъ крайнюю субъективность творчества Ганъ. «Есть писатели, — говоритъ онъ, — которые живутъ отдѣльною жизнью отъ своихъ твореній; есть писатели, личность которыхъ тѣсно связана съ ихъ произведеніями. Читая первыхъ, услаждаешься божественнымъ искусствомъ, не думая о художникѣ; читая вторыхъ, услаждаешься созерцаніемъ прекрасной человѣческой личности, думаешь о ней, любишь ее и желаешь знать ее самое и подробности ея жизни. Къ этому второму разряду писателей принадлежала наша даровитая Зенаида Р‑ва. Бѣлинскій же отмѣтилъ основную тенденцію красной нитью проходящую во всѣхъ произведеніяхъ Ганъ. «Нельзя сказать, — говоритъ онъ, — чтобы весь паѳосъ ея поззіи заключался только въ мысли: какъ умѣютъ любить женщины и какъ не умѣютъ любить мужчины; нѣть, онъ заключался еще и въ глубокой скорби объ общественномъ унижевіи женщины и въ энергическомъ протестѣ противъ этого униженія». Почти всѣ героини произведеній Е. А. — женщины, выдающіяся по своимъ высокимъ душевнымъ качествамъ и поэтому гонимыя и осуждаемыя непонимающимъ ихъ обществомъ, или же не нашедшія счастья въ бракѣ и угнетаемыя душевнымъ одиночествомъ. На ряду съ этимъ въ ея повѣстяхъ мы постоянно встрѣчаемся съ горячими протестами противъ мужчины, не умѣющаго или не желающаго оцѣнить глубокой любви женщины и угнетающаго ея душевную жизнь. Захватывающая даже теперь, несмотря на сравнительную устарѣлость языка и примитивность литературныхъ формъ, страстность изложенія, искренній паѳосъ повѣстей Ганъ объясняется тѣмъ, что эти произведенія не были «женскимъ рукодѣльемъ» отъ скуки. Писательница выливала въ нихъ чувства, дѣйствительно пережитыя и выстраданныя ею, и эта искренность захватывала читателей и въ особенности читательницъ и производила на нихъ громадное впечатлѣніе. Какой глубокій слѣдъ должны были оставлять въ читательницахъ «дворянскихъ гнѣздъ» конца 30‑хъ и начала 40‑хъ годовъ прошлаго столѣтія страстные монологи Ганъ, такъ краснорѣчиво и убѣдительно говорившей о женскихъ обидахъ, о женскихъ страданіяхъ и слезахъ, часто никому невидимыхъ и отравляющихъ существованіе. «Мужчины, — восклицаетъ она («Идеалъ»), — какъ огромны ваши преимущества, какъ благословенны ваши права! Вамъ открыты всѣ пути искусства, наукъ, поэзіи, славы… Немного терпѣнія, труда, непоколебимой воли — и вы можете всего достигнуть, тогда какъ женщина, равная вамъ талантами и высоко превосходящая васъ сердцемъ, должна прозябать въ пустынѣ, въ неизвѣстности, далеко отъ свѣта и всѣхъ великихъ образцовъ, всѣхъ средствъ къ ученію, котораго такъ жаждетъ душа ея, оттого только, что она женщина! И напрасенъ даръ ея, напрасны всѣ порывы къ усовершенствованію: однажды заброшенная судьбою въ глушь, она, какъ преступникъ, отверженный обществомъ, не вырвется болѣе ни къ свѣту, ни къ жизни; безъ общества, безъ впечатлѣній, безъ сочувствія, не видя и не слыша ничего достойнаго себя, она истлѣетъ въ мракѣ; ни одинъ лучъ не озаритъ ума ея; ни одно дуновеніе не освѣжитъ сердца! Гдѣ же взять ей пищу своему воображенію? Гдѣ взять красокъ для богатыхъ узоровъ своей мечты? Все почерпая въ одной себѣ, все извлекая изъ одинокихъ думъ и чувствъ своихъ, она напишетъ пять, десять прекрасныхъ твореній и истомится сердцемъ, притупится умомъ, увянетъ, заглохнетъ, очерствѣетъ… Къ чему же ты такъ щедро одаряешь ее, природа? На что даешь ей умъ, способности, таланты и это постиженіе всего возвышеннаго и это живое сочувствіе съ прекраснымъ?.. Но, правда, вѣдь не природа заслоняетъ предназначенный ей свыше путь! Люди, законы общества, условія сильнѣйшія установили свои права! Всѣ произведенія Ганъ посвящены изображенію этого безвыходнаго по тогдашнимъ условіямъ, трагическаго положенія женщины, въ которой пробудились идеальные порывы, которая не удовлетворяется окружающей пошлой обстановкой и задыхается въ ней. Произведенія Ганъ, въ которыхъ чувствуется вліяніе Жоржъ Зандъ, вскорѣ оказавшей такое громадное воздѣйствіе и на Западѣ, и у насъ, были, такъ сказать, первой ласточкой того стремленія къ освобожденію женщины, которое позднѣе стало однимъ изъ лозунговъ прогрессивнаго движенія. Ганъ не идетъ въ своемъ протестѣ далеко, она еще не пытается разрушать традиціонные «устои» и, видя главную сферу дѣятельности женщины въ семьѣ, она, исходя изъ идеалистическихъ запросовъ и изъ чувства уваженія къ человѣческой личности, требуетъ, чтобы бракъ ваключался по свободному выбору, по любви и сопровождался бы уваженіемъ къ женѣ и признаніемъ за ней права на умственную дѣятельность. Ганъ первая въ русской литературѣ выступила провозвѣстницей этихъ передовыхъ для той эпохи взглядовъ, она явилась сознательной выразительницей того умственнаго пробужденія, которое начинало охватывать русское общество и поднимало въ русскихъ женщинахъ новые запросы и стремленія, часто смутные и неоформленные. Въ произведеніяхъ Ганъ русскія женщины той эпохи находили яркое изображеніе этихъ стремленій и этимъ объясняется громадная популярность ея произведеній, въ особенности въ провинціи. Ни историкъ русской литературы, ни историкъ развитія русской общественной мысли не можетъ забыть о личности Е. А. Ганъ и ея произведеніяхъ, ярко характеризующихъ ея эпоху въ интимныхъ переживаніяхъ высококультурной и талантливой женщины 30‑хъ годовъ.
Литература о Ганъ указана у А. В. Мезіеръ (Русская Словесность, т. ІІ.), но въ приводимый тамъ списокъ произведеній Ганъ вкрались двѣ погрѣшности: повѣсть «Цвѣточница» была лишь задумана, но не написана (и въ «Отеч. Записк.» 1842 г., т. XXIII имѣется лишь указаніе на ото обстоятельство). Приписанная Ганъ «Вечерняя бесѣда души съ геніемъ» принадлежитъ гр. Растопчиной. Помимо указанныхъ А. В. Мезіеръ біографическихъ матеріаловъ, необходимо отмѣтить біографію, составленную В. А овымъ инапечатанную при собраніи сочиненій Ганъ (изд. 1905 г.) и чрезвычайно важныя въ біографическомъ отношеніи письма Ганъ, папечатанныя въ «Русской Мысли» (1911, № 12. Матеріалы по исторіи русской литературы и культуры) съ очень цѣннымъ біографическимъ введеніемъ М. Ѳ. Гершензона («Русская женщина 30‑хъ годовъ»).
Отдѣльныя изданія ея сочиненій: въ 1843 г. (въ четырехъ томахъ) и въ 1905 г. въ приложеніи къ журналу «Сѣверъ» (въ одномъ томѣ). Переводы на иностранные языки: «Утбалла» и «Джеллалединъ» переведены Ксавье Мартье въ сборникѣ «Les Perceneiges, nouvelles du Nord. Paris 1883». На нѣмецкомъ языкѣ появился переводъ «Утбалла» въ серіи «Schatz des Auslandes»: «Russland's Novellendichter, übertragen von Wilhelm Wolfsohn. Leipzig. 1848.» Во 2‑мъ изданіи 1851 г. былъ переведенъ и «Джеллалединъ». Разборъ переводовъ былъ сдѣланъ Beising'-омъ въ «Blätter für litterarische Unterhaltung» 1852, № 46, гдѣ были сообщены и краткія біографическія данныя о писательницѣ.