Разоблачения (Аксаков)/ДО/Наука и шарлатанство. Вместо предисловия

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Наука и шарлатанство. Вмѣсто предисловія
Не всякій ученый, и не на каждый разъ
говоритъ какъ наука.
Д. Менделѣевъ. «Матеріалы», стр. 329.

Лѣтомъ 1876 года г. Менделѣевъ издалъ книгу подъ заглавіемъ: «Матеріалы для сужденія о спиритизмѣ». Въ этой книгѣ мы находимъ всѣ протоколы и прочіе документы, относящіеся до покойной «коммиссіи учрежденной для разсмотрѣнія медіумическихъ явленій», всѣ лекціи г. Менделѣева о спиритизмѣ и разныя другія статьи, относящіяся до того же предмета. Книга эта въ литературѣ и публикѣ прошла безслѣдно, почти никто объ ней не знаетъ. Не смотря на свою обширность и стараніе, съ которымъ она издана, не смотря на извѣстное имя и авторитетъ ея издателя, она не удостоилась почти никакого вниманія со стороны главныхъ органовъ нашей печати; намъ извѣстны только двѣ краткія и несочувственныя рецензіи (см. «Новое Время», № 101 и «С.-Петербургскія Вѣдомости», № 159 — 1876 г.); интересъ и довѣріе къ этому изданію были подорваны поспѣшнымъ заключеніемъ коммисіи, опубликованнымъ еще въ мартѣ 1876 г., безъ обнародованія подлинныхъ документовъ; для большинства публики стало ясно въ какомъ духѣ дѣйствовала коммисія и никто уже не сталъ интересоваться дальнѣйшими подробностями о бывшихъ дѣлахъ ея. Это не значитъ, разумѣется, чтобъ она не имѣла и приверженцевъ, которымъ заключеніе ея пришлось по вкусу, и которые изъ одного его чтенія вынесли убѣжденіе, что коммисія нанесла спиритизму смертельный ударъ и что г. Менделѣевъ самымъ научнымъ образомъ доказалъ, что спиритизмъ и всѣ его явленія ничто иное какъ вздоръ, обманъ и шарлатанство.

Какъ бы то ни было изданные имъ «Матеріалы» представляютъ для спиритизма историческій документъ; а такъ какъ я имѣлъ неосторожность отозваться на приглашеніе коммисіи и взять на себя всѣ хлопоты по приглашенію сюда медіумовъ — чрезъ что являюсь первымъ виновникомъ происхожденія подобнаго документа — то на мнѣ и лежитъ обязанность разоблачить передъ публикой всю ту мистификацію, жертвою которой она сдѣлалась во имя науки. Не малая часть публики сознаетъ это инстинктивно; но надо, чтобъ это доказано было документально, и документы эти теперь на лицо.

По разсмотрѣніи этихъ документовъ оказалось, что они напечатаны г. Менделѣевымъ въ такомъ порядкѣ, что еслибъ кто, желая ближе познакомиться съ дѣятельностью коммисіи, и обратился къ нимъ, то безъ особенной охоты и терпѣнія не скоро могъ бы добиться въ нихъ толку. Поданныя къ протоколамъ особыя заявленія не напечатаны вслѣдъ за соотвѣтствующими протоколами, а подъ рубрикой особыхъ приложеній, гдѣ помѣщена всякая всячина; даже особыя заявленія, относящіяся къ одному и тому же протоколу, раскиданы безъ всякой связи, такъ что читатель ни объ одномъ изъ сеансовъ съ г-жею Клайеръ, на которыхъ медіумическія явленія начали происходить, не можетъ составитъ себѣ, безъ особеннаго труда, яснаго и полнаго понятія. Необходимо было поэтому, прежде всего, перепечатать эти документы въ такомъ порядкѣ, чтобъ историческая связь ихъ была видна сама собою.

Затѣмъ труды нашей ученой коммисіи представляютъ, въ изданіи г. Менделѣева, еще ту особенность что они не напечатаны какъ одно цѣлое, безъ всякихъ комментаріевъ (какъ это водится), но отданы были «въ распоряженіе г. Менделѣеву для напечатанія ихъ въ той формѣ, какую онъ найдетъ болѣе полезною» (см. протоколъ 19-го засѣданія), т. е., другими словами, были отданы на эксплуатацію одному изъ членовъ самой коммисіи, который, какъ онъ самъ говоритъ, «для отчетливости впечатлѣнія» и «освѣтилъ» ихъ многочисленными примѣчаніями («Матеріалы», стр. 1).

Это «освѣщеніе» занимаетъ въ книгѣ г. Менделѣева видное мѣсто; по объему своему оно почти равняется тексту самихъ протоколовъ. Онъ преслѣдуетъ насъ, защитниковъ медіумізма, шагъ за шагомъ, стремясь къ одной только цѣли: осмѣять спиритизмъ вообще, и насъ — свидѣтелей со стороны медіумовъ, гг. Бутлерова, Вагнера и меня — въ особенности. Освѣщеніе это принимаетъ подъ часъ, «для отчетливости впечатлѣнія», самыя разнообразныя краски: то г. Менделѣевъ потѣшается надъ нами, какъ надъ людьми, покинувшими «обычные способы разсужденія», вмѣняя намь при этомъ слова и дѣйствія намъ нисколько не принадлежащія; то трактуетъ насъ — имъ же приглашенныхъ для содѣйствія коммисіи — сурово, какъ подсудимыхъ, поздно спохватившихся, когда уже «судъ идетъ»[1]); то, впадая въ игривый тонъ, сострадаетъ нашему ребячеству, снисходитъ къ нашему «вздору», жалѣетъ, утѣшаетъ насъ: «Да, помилуйте, мы вѣримъ вамъ… мы вѣримъ, что вы слышали стуки, видѣли поднятіе стола; мало того, мы утѣшали васъ и сами глядѣли»… (стр. 107)[2]).

Возмущенный нашими заявленіями, удачами нашихъ опытовъ, г. Менделѣевъ круто поварачиваетъ свой фонарь и освѣщаетъ насъ, опять таки «для отчетливости впечатлѣнія», пыломъ своего гнѣва: «Такъ знайте же и поймите… поняли вы, г. Аксаковъ, для чего нужны приборы, что значитъ констатировать фактъ?» (стр. 108). «И вотъ составляется и публикуется протоколъ аксаковскихъ засѣданій! Да что значатъ наблюденія и описанія людей (гг. Бутлерова, Вагнера, и др. — А. А.), не желающихъ ничего предвидѣть? Ну и показали бы все коммисіи — оно бы и стало виднѣе… такіе опыты надо держать про себя, а не соваться съ ними въ газеты, да къ членамъ физическаго общества» (стр. 151)!

Раздраженіе г. Менделѣева противъ насъ, имѣвшихъ наивность принять приглашеніе коммисіи, переходитъ, подъ часъ, въ явное глумленіе: «Ваше дѣло (г. Аксаковъ) позаботиться о томъ, чтобъ до мая было показано нѣчто достойное изслѣдованія» (стр. 77). — «Сорокъ засѣданій представляютъ льготу (?!) данную коммисіей г-ну Аксакову…» (стр. 78). — «Они (спириты) имѣли возможность показать (?!) подлинныя спиритическія явленія, да не показали въ 8 вечеровъ; имѣли право еще на 32 раза, да отказались показывать. Въ этомъ суть дѣла» (стр. 91)[3]).

Особенная эффектность, особенная «отчетливость впечатлѣнія» достигается г. Менделѣевымъ при помощи безпрестанной, всюду, на разные лады повторяемой сказки съ присказкой о нашихъ упрекахъ, о нашемъ легковѣріи: «Они (гг. свидѣтели) сыпали статья за статьей все съ упреками ученымъ невѣрящимъ въ спиритизмъ» (стр. 92). — «Они выбрали оружіемъ пропаганды осужденіе ученыхъ невѣрящихъ ихъ ученію» (стр. 93). — «А. Н. Аксаковъ, а за нимъ въ газетѣ „Голосъ“ и Н. П. Вагнеръ сильно упрекаютъ коммисію за подозрѣнія направленныя противъ дамы-медіума» (стр. 95). — «А передъ нами садятъ даму и говорятъ: слушайте и записывайте что слышали, а подозрѣвать стыдно, надо вѣрить дамамъ и духамъ» (стр. 97);… «въ этомъ подозрѣніи грѣхъ» (стр. 131). — «А что же г. Аксаковъ писалъ ранѣе: убѣжденіе въ реальности фактовъ стоитъ твердо, и подлога нѣтъ, и надобно только смотрѣть» (стр. 135). — «А того гг. свидѣтели и не видятъ, что при увѣренности въ существованіи медіумическихъ явленій они должны были идти на всякое испытаніе… а то говорятъ, что сомнѣваться никто не имѣетъ никакого права» (стр. 46)[4]).

Этотъ мотивъ, самимъ г. Менделѣевымъ придуманный и имъ самимъ постоянно напѣваемый, выводить его наконецъ изъ себя, и въ глубокомъ негодованіи онъ восклицаетъ: «Нельзя же было внушать уваженія къ тому вздору, которымъ угостили насъ спириты въ коммисіи; нельзя же было промолчать о томъ, что они впадаютъ въ абсурдъ, осуждая всѣхъ кто имъ не вѣритъ, уличаютъ тѣхъ даже, кто не признаетъ ихъ гипотезы о духахъ — словомъ, нельзя же было лгать только для одного того, чтобы угодить спиритамъ» (стр. 93).

Но «лгать», чтобъ угодитъ не спиритамъ, оказалось возможнымъ: подобныхъ абсурдныхъ упрековъ въ невѣріи, въ подозрѣніи, и т. п., мы гг. ученымъ никогда не дѣлали… и доказать противнаго г. Менделѣевъ не въ состояніи[5]).

Таковы образцы того разноцвѣтнаго и своехарактернаго освѣщенія, которымъ г. Менделѣеву угодно было «для отчетливости впечатлѣнія» освѣтить документы, относящіеся до коммисіи. Почти на каждой ихъ страницѣ виднѣются лучи его освѣщенія; а иногда даже и цѣлыя страницы залиты ими; одно изъ моихъ заявленій удостоилось 34 примѣчаній! И это не смотря на то, что, по собственнымъ словамъ г. Менделѣева, «о такомъ вздорномъ вопросѣ, какимъ оказывается спиритическій, писать много, обстоятельно, никому и охоты нѣтъ» (стр. 57). Въ данномъ же случаѣ, при печатаніи «Матеріаловъ», «охота» эта видно припала. Правда и вышло нѣчто очень не «обстоятельное», но за то драгоцѣнное: въ этомъ освѣщеніи г. Менделѣевъ какъ нельзя лучше освѣтилъ себя самого и коммисію; оно драгоцѣнно, какъ документальное доказательство того страстнаго и личнаго, а слѣдовательно и не научнаго характера, который присущъ былъ нашей коммисіи; поэтому, быть можетъ, о безпристрастіи ея г. Менделѣевъ и счелъ полезнымъ неоднократно завѣрять.

Возражать противъ насмѣшекъ г. Менделѣева не приходится: приговоръ свой онѣ носятъ въ себѣ самихъ.

Что же касается содержанія самихъ протоколовъ коммисіи и тѣхъ приложеній къ нимъ, которыя состоятъ изъ особыхъ заявленій отдѣльныхъ членовъ ея, то всѣ эти документы клонятся, разумѣется, къ тому, чтобъ подтвердить вердиктъ вынесенный коммисіей въ заключеніи ея, обнародованномъ еще до появленія «Матеріаловъ». Вердиктъ этотъ сводится къ слѣдующимъ двумъ положеніямъ:

1) Никакихъ медіумическихъ явленій въ коммисіи не произошло (да и вообще они не существуютъ).

2) Медіумы, съ которыми коммисія имѣла дѣло, были обманщики (да и вообще всѣ медіумы, какъ таковые, обманщики).

Въ примѣчаніяхъ, которыми г. Менделѣевъ освѣтилъ документы коммисіи, онъ, понятно, старается всячески поддержать эти положенія. Но въ усердіи своемъ онъ пошелъ еще далѣе: онъ и насъ, свидѣтелей со стороны медіумовъ, обвиняетъ въ потворствѣ обману медіумовъ, а меня лично и въ клеветѣ на коммисію. Вотъ его слова:

«Всѣ другія явленія или не совершались, или свидѣтели не допускали мѣръ, могущихъ съ очевидностью обнаружить и для нихъ подлогъ… ибо медіумовъ удаляли» (стр. 16).

«А между тѣмъ спириты въ другихъ своихъ твореніяхъ и г. Аксаковъ въ заявленіи… имѣютъ видъ горячихъ искателей истины, которымъ нѣтъ дѣла до предразсудковъ толпы…. Вотъ еслибъ гг. свидѣтели искали того, чего искала коммиссія, т. е. правды о спиритизмѣ»… (стр. 95).

«Напраснымъ нарѣканіемъ, какимъ г. Аксаковъ называетъ показанія членовъ коммисіи, нельзя голословно играть; это есть орудіе обоюду острое, которое можно примѣнить и противъ г. Аксакова» (стр. 104).

«Съ сочленомъ, съ соучастникомъ въ работѣ я не рѣшился бы такъ свободно говорить, какъ говорю здѣсь съ г. Аксаковымъ. Онъ обвиняетъ, осуждаетъ и клеплетъ на коммисію» (стр. 129).

«Печалюсь и грущу, потому что вижу какъ правду хочеть осѣдлать кривда» (стр. 382).

Кто обвиняетъ другаго въ обманѣ, кривдѣ, клеветѣ, тотъ самъ долженъ очень твердо стоять на почвѣ истины. Такъ понимаетъ это и самъ г. Менделѣевъ, утверждая: «Сомнѣнія въ результатахъ коммисіи нѣтъ. Пусть осуждаютъ коммисію, но ей вѣрятъ. Чрезъ затворенныя двери, помимо симпатій, истина взяла свое… Такъ спокойно, но вѣрно добывается правда» (стр. 356). Это и прекрасно, что г. Менделѣевъ такъ хвалебно отзывается о дѣйствіяхъ своего учрежденія; но лучше еслибъ такъ отзывались другіе, а не онъ самъ. А такъ какъ онъ, а вмѣстѣ съ нимъ и коммисія, придали научнымъ трудамъ своимъ такой характеръ, что позволили себѣ обвинить медіумовъ въ обманѣ, а свидѣтелей ихъ въ потворствѣ обману и клеветѣ на коммисію, то чрезъ это самое дается обвиненнымъ право, въ свою очередь, «разсмотрѣть» на сколько такой приговоръ справедливъ и нѣтъ ли, напротивъ, обмана и клеветы съ другой стороны?

Медіумы были представлены мною, я былъ однимъ изъ свидѣтелей съ ихъ стороны; сеансы устроивались и многія мѣры предосторожности противъ медіумовъ принимались по моему указанію; въ клеветѣ на коммисію обвиняюсь я; поэтому я, болѣе чѣмъ кто другой, имѣю право заняться подобнымъ «разсмотрѣніемъ» и, въ свою очередь, «освѣтить» закулисныя стороны этого дѣла. Почтеннымъ сотоварищамъ моимъ, также свидѣтелямъ со стороны медіумовъ, — профессорамъ Бутлерову и Вагнеру — не приличествуетъ, да и нѣтъ имъ ни времени, ни охоты заняться такимъ дѣломъ. Сущность моего «разсмотрѣнія» сводится къ слѣдующимъ положеніямъ:

1) Медіумическія явленія въ коммисіи происходили, но были ею по возможности скрыты, утаены, оставлены безъ вниманія или обозваны обманомъ.

2) Обмана со стороны медіумовъ никакого не было; по крайней мѣрѣ ничего подобнаго коммисіей не засвидѣтельствовано: одиночныя показанія не доказательства.

3) Былъ обманъ и была клевета, но со стороны коммисіи и членовъ ея; то, что было со стороны коммисіи обвиненіемъ противъ медіумовъ голословнымъ, является теперь такимъ же обвиненіемъ противъ нея самой, но уже документальнымъ.

4) Дѣйствія коммисіи оказываются, поэтому, вполнѣ пристрастными, систематически преслѣдующими одну предвзятую цѣль отрицанія медіумическихъ явленій во что бы ни стало.

Пространному документальному развитію моихъ тезисовъ посвѣщена предлагаемая книга. Желаю оговориться: эго не защита спиритизма, но «разоблаченіе» способовъ отношенія къ нему нашихъ ученыхъ мужей. Свою книгу г. Менделѣевъ озаглавилъ такъ: «Матеріалы для сужденія о спиритизмѣ»; моя книга могла бы быть озаглавлена такъ: «Матеріалы для сужденія о судьяхъ спиритизма».

Да не прогнѣвается г. Менделѣевъ и почтенные сотоварищи его по коммисіи, если я позволилъ себя уличить ихъ въ обманѣ и клеветѣ. Починъ въ подобномъ обвиненіи — свидѣтельствующій объ увлеченіи методами и цѣлями вовсе не научными — принадлежитъ самой коммисіи. Вызовъ былъ сдѣланъ съ ея стороны. Я принялъ его за себя и другихъ. Мое дѣло было только разобрать документы, «разсмотрѣть» ихъ, и назвать вещи по имени:

Tu l’as voulu, George Dandin!

Во все время дѣйствія коммисіи, во время чтеній г. Менделѣева, и во время опубликованія (25 марта, 1876 г.) ея заключенія, въ которомъ такъ беззастѣнчиво обвинялись въ обманѣ люди, которыхъ коммисія обязана была во всякомъ случаѣ благодарить, мы обречены были искуснымъ съ ея стороны манёвромъ на молчаніе: манёвръ состоялъ въ томъ, что она отказала намъ въ выдачѣ копій съ протоколовъ своихъ и утаила отъ насъ отдѣльныя, направленныя противъ чести медіумовъ, заявленія членовъ своихъ. Когда цѣли коммисіи были достигнуты, когда расчитанное на предубѣжденіи массъ впечатлѣніе было произведено, тогда документы появились (лѣтомъ 1876 г.), — и въ какомъ видѣ! Но это все что намъ было нужно; истина, какъ говоритъ г. Менделѣевъ, возьметъ свое «когда узнаютъ всю обстановку». Теперь дѣйствительно, желающій можетъ документально «разсмотрѣть»: гдѣ «нарѣканіе», гдѣ «истина»? Гдѣ «кривда», гдѣ «правда»?

Могутъ возразить: да «желающихъ» то не найдется! къ чему эти «Разоблаченія»? Никого они не разубѣдятъ, ничего они не докажутъ! Приверженцы г. Менделѣева не дадутъ себѣ и труда взглянуть на нихъ, а люди интересующіеся спиритизмомъ знаютъ и такъ, что правда на сторонѣ сего послѣдняго и что отрицательный приговоръ коммисіи ничего не значитъ.

Это совершенно вѣрно, и я нисколько не надѣюсь, чтобы мои «Разоблаченія» обратили на себя болѣе вниманія, или подверглись лучшей участи, чѣмъ «Матеріалы» самого г. Менделѣева. Я вовсе и не забочусь о томъ, чтобы кого либо въ чемъ либо непремѣнно убѣдить или разубѣдить. Трудъ этотъ былъ предпринятъ мною, прежде всего, для себя самого, чтобъ возстановить въ памяти всю исторію нашей коммисіи, со всѣми ея закулисными пружинами, и чтобъ чрезъ это выяснить себѣ самому (а затѣмъ пожалуй и другимъ) образъ моего поведенія въ этомъ дѣлѣ; чтобы, со временемъ, когда подробности забудутся, не сдѣлать себѣ упрека, что въ дѣлѣ столь мнѣ близкомъ, и для успѣха котораго я потратилъ столько труда и времени, я поступилъ въ чемъ нибудь неосторожно, необдуманно; и главное, чтобъ я могъ всегда себѣ самому датъ отвѣтъ на вопросъ: зачѣмъ я самъ отказался отъ дальнѣйшаго участія въ коммисіи (что повело и къ закрытію ея), когда съ назначеніемъ этой коммисіи цѣль нашихъ домогательствъ въ спиритизмѣ — научное изслѣдованіе его явленій — казалась наконецъ достигнутою? Коммисія въ заключеніи своемь, какъ и слѣдовало ожидать, причину нашего отказа отчасти утаила, отчасти извратила. Надо было разбить эту «паутину» и истинную причину нашего отказа, хотя для себя самого, выяснить документально. Теперь это сдѣлано; пройдетъ время, и мѣсто свое въ исторіи спиритизма въ Россіи «Разоблаченія» займутъ.

Что касается прочихъ частей «Матеріаловъ» г. Менделеева, то для насъ интересны и могли бы быть достойны вниманія только «чтенія» его, какъ относящіяся также до коммисіи, какъ своего рода цѣльное освѣщеніе ея дѣяній и всего спиритическаго вопроса подъ угломъ зрѣнія г. Менделѣева. Но едва-ли стоитъ возражать ученому сражающемуся, въ роли Донъ-Кихота, противъ вѣтряныхъ мельницъ, созданныхъ его собственнымъ воображеніемъ. Одна изъ такихъ мельницъ г. Менделѣева его опредѣленіе спиритической гипотезы. Не даютъ ему покоя эти «духи», на каждомъ шагу приплетаетъ онъ ихъ, всѣ средства своего остроумія пускаетъ онъ въ ходъ, чтобъ осмѣять эту гипотезу, какъ будто вся сила спиритизма въ гипотезѣ, а не въ фактахъ! И что же? Когда г-ну Менделѣеву вздумалось дать опредѣленіе этой гипотезы, оказалось, что онъ даже не знаетъ и азбуки спиритическаго ученія. Вотъ его опредѣленіе: «Души умершихъ не перестаютъ существовать, хотя и остаются въ формѣ, лишенной матеріи» (стр. 325). Послѣдній новичекъ въ спиритизмѣ пальцемъ укажетъ на грубость ошибки этого опредѣленія… и такихъ то мельницъ на каждомъ шагу! Жалость видѣть умнаго человѣка, славнаго ученаго, входящаго на каѳедру, чтобъ поучать публику о предметѣ, котораго онъ не знаетъ, котораго онъ по видимому и знать не хочетъ, такъ какъ онъ не изучилъ даже и тѣхъ источниковъ, которые были даны ему въ руки… Пользуясь правомъ публичнаго слова, г. Менделѣевъ злоупотребилъ имъ, сообщивь своимъ слушателямъ только то о спиритизмѣ, что угодно ему было подтасовать о предметѣ, чтобы осмѣять его…[6])

На первомъ чтеніи, 15 декабря 1875 г., протоколы сеансовъ съ братьями Петти (на которыхъ ничего медіумическаго не произошло) были прочитаны; на послѣднихъ двухъ чтеніяхъ, 24 и 25 апрѣля 1876 г., протоколы сеансовъ съ г-жею Клайеръ (на которыхъ медіумическія явленія происходили) не были прочтены. Оно и понятно. Чтеніе протоколовъ было замѣнено собственнымъ чтеніемъ, при чемъ происходившее на сеансахъ съ г-жею Клайеръ было въ первый разъ освѣщено приспособленнымъ для того г-мъ Менделѣевымъ освѣщеніемъ… Сказаннаго въ «Разоблаченіяхъ» достаточно, чтобъ источникъ и способъ этого освѣщенія въ свою очередь освѣтились.

На чтеніи 24 апрѣля произошелъ слѣдующій эпизодъ. Вотъ какъ онъ разсказанъ въ одной изъ газетъ: «Когда кратко описавъ приборы, лекторъ прибавилъ, что манометрическій столъ, устроенный для доказательства медіумическихъ движеній, не двигался, а пирамидальный для доказательства наклоновъ не наклонялся, въ одномъ изъ первыхъ рядовъ послышался голосъ: „Г. профессоръ, позвольте сказать слово!“ — тотчасъ же покрытый громкимъ шиканьемъ и стукомъ изъ самыхъ заднихъ рядовъ. Сидѣвшіе въ переднихъ съ напряженіемъ слѣдили за исходомъ неожиданнаго перерыва, многіе вставали съ своихъ мѣстъ, стараясь разсмотрѣть прервавшаго, который оказался впослѣдствіи г. Аксаковымъ. На эстрадѣ показался одинъ изъ распорядителей, что-то сказалъ, чего разслышать не было возможности и лекція продолжалась… Окончилъ ее г. Менделѣевъ обѣщаніемъ второй лекціи на завтра. Опять раздались громкія рукоплесканія; къ нимъ вскорѣ примѣшалось нѣсколько сдержанное шиканье и публика, умолкнувъ, начала расходиться, когда сзади нашего ряда раздался громкій голосъ: „Г-на Аксакова просятъ сказать теперь то, что онъ хотѣлъ“; тотчасъ же подхваченный десятками голосовъ изъ всѣхъ концовъ залы. „Просимъ, просимъ, пусть говоритъ г. Аксаковъ, мы хотимъ знать“, и громкіе аплодисменты… Когда, сопровождаемый все усиливавшимися криками, г. Аксаковъ взошелъ на каѳедру, на эстрадѣ появился одинъ изъ распорядителей, членъ техническаго общества, коему принадлежитъ зала, и обмѣнялся съ нимъ нѣсколькими словами, разслышать которыя не было возможности за криками: „садитесь, садитесь“. Шумъ продолжался пока на эстрадѣ снова не появился г. Менделѣевъ и обратился къ публикѣ приблизительно со слѣдующими словами: „я не имѣю ничего противъ возраженія г. Аксакова: напротивъ, я желалъ бы чтобъ оно было допущено; но это невозможно, не можетъ быть допущено“. Едва онъ пересталъ говорить, какъ крики „говорите г. Аксаковъ“ возобновились, но тотчасъ же умолкли окончательно, когда другой распорядитель обстоятельно объяснилъ, что требуемое возраженіе не можетъ быть допущено ими, распорядителями, безъ разрѣшенія начальства; что если г. Аксаковъ получитъ разрѣшеніе прочесть лекцію, они охотно предоставятъ ему свою залу.

«Переставъ кричать публика не расходилась, а бросилась къ эстрадѣ, съ которой сходилъ г. Аксаковъ, и окружила его… его безпрестанно останавливали протѣснившіяся къ нему новыя лица съ просьбой сказать частнымъ образомъ въ чемъ дѣло. Намъ удалось слышать одно изъ этихъ объясненій, заключавшееся въ очень немногихъ словахъ, а именно, „что манометрическій столъ, когда съ нимъ былъ произведенъ опытъ въ коммисіи дѣйствительно не двигался, и не могъ двинуться, такъ какъ г. Менделѣевъ, положивъ на него руки, налегалъ на него, о чемъ объявилъ самъ въ поданномъ имъ въ коммисію своемъ особомъ заявленіи“[7]). Публика долго не расходилась. Въ залѣ составилось нѣсколько кружковъ оживленно толковавшихъ о своей досадѣ что не дозволено было возраженіе… Главнымъ же образомъ упреки обращались къ коммисіи и къ самому г. Менделѣеву въ томъ, что она не опубликовала, а онъ не прочелъ на лекціи подлинныхъ протоколовъ, и такимъ образомъ не далъ возможности понять, которая изъ двухъ сторонъ правà въ интересующемъ всѣхъ вопросѣ.

„На эти упреки г. Менделѣевъ отвѣтилъ на слѣдующій вечеръ въ началѣ своей второй лекціи. „По дошедшимъ до меня слухамъ“ — такъ началъ онъ ее нѣсколько взволнованнымъ голосомъ — „желаютъ, чтобъ я прочелъ подлинные протоколы; но я ихь еще съ 4-го апрѣля готовлю къ печати со всѣми отдѣльными заявленіями и они скоро выйдутъ отдѣльной книгой; а то, что я имѣю сказать вамъ теперь, полагаю, интереснѣе протоколовъ,“ — и затѣмъ прочиталъ одинъ протоколъ, именно объ опытѣ съ манометрическимъ столомъ, въ которомъ подробно сказано какъ столъ не двигался, но не прибавилъ къ нему своего собственнаго отдѣльнаго заявленія, о которомъ говорилъ г. Аксаковъ въ своихъ частныхъ объясненіяхъ съ окружавшею его наканунѣ публикой“ („Московскія Вѣдомости“, 1876 г., № 109)[8]).

Все это описано совершенно вѣрно. Говорить мнѣ не дали. Я зналъ что не дадутъ; но все таки всталъ и прервалъ лектора, хотя и зналъ что этимъ нарушу порядокъ публичнаго чтенія. За неимѣніемъ слова, я хотѣлъ въ то время протестовать хоть нѣмымъ дѣйствіемъ, и протестовалъ. Публика, какъ видно, поняла чтò это значило; этого и было пока довольно.


Въ заключеніе позволю себѣ посчитаться съ г. Менделѣевымъ по совершенно личному для меня дѣлу, — по одному обвиненію его, касающемуся не до отношеній моихъ къ коммисіи, а до личнаго отношенія моего къ спиритизму вообще.

По этому поводу г. Менделѣевъ позволилъ себѣ выразиться такъ: „Упоенные присутствіемъ духовъ, съ наслажденіемъ слушаютъ (медіумическіе стуки) и не замѣчаютъ; а я, не опьяненный мыслію о присутствіи духовъ, подмѣчалъ при этомъ различіе въ оттѣнкѣ, а именно мнѣ казалось, что въ медіумическомъ стукѣ слышится другой, металлическій или струнный оттѣнокъ,… а теперь мнѣ слышится медіумическій голосъ говорящій, что я все таки не могу указать: гдѣ и какъ происходятъ звуки въ сеансѣ г-жи Клайеръ?… г. Аксаковъ взялъ отъ коммисіи г-жу Клайеръ, лишилъ насъ возможности дать хоть со временемъ опредѣленный точный отвѣтъ. Оно и практично, потому что уже записано, что звуки медіумическіе происходятъ; а вѣдь зачѣмъ г. Аксакову добираться до того откуда идутъ они, конечно отъ духовъ, всякое другое мнѣніе есть скороспѣлое, предубѣжденное, обидное, ненаучное, ибо не спиритическое“ (стр. 98). Такая выходка недостойна добросовѣстнаго писателя, а тѣмъ паче г. Менделѣева. Еслибъ я когда нибудь въ разговорахъ моихъ съ нимъ, или въ печати высказалъ что либо подходящее къ подобному образу мыслей, то такое сужденіе еще могло бы имѣть оправданіе. Но никогда, ни въ личныхъ сношеніяхъ моихъ съ г. Менделѣевымъ или членами коммисіи, ни въ печатныхъ произведеніяхъ моихъ я не высказывалъ ничего подобнаго. Еще въ 1866 г., въ первомъ изданномъ мною по этому вопросу сочиненіи, „Опытныя изслѣдованія профессора Гера“, я высказался въ предисловіи слѣдующимъ образомъ:

„Теоріи и факты двѣ разныя вещи, и недостатки первой никогда не уничтожатъ силы и достоинства послѣднихъ. Теорія Гера о вмѣшательствѣ духовныхъ дѣятелей въ помянутыхъ выше явленіяхъ можетъ со временемъ и не оправдаться, но дознанные имъ факты останутся вѣчною принадлежностью науки и нисколько не умалятъ славы ихъ изслѣдователя. Присутствіе духовнаго дѣятеля казалось Геру наиболѣе соотвѣтствующимъ искомой неизвѣстной величинѣ, и онъ принялъ эту теорію; точно такъ въ явленіяхъ воли и разума человѣческаго присутствіе духовнаго дѣятеля, именуемаго душею, казалось, для большинства, наиболѣе соотвѣтствующимъ искомой неизвѣстной величинѣ, и было принято. Но антиспиритуалистическая школа силится доказать, что эта неизвѣстная величина, именуемая душею, вовсе не должна быть искома, потому что ея нѣтъ. Можетъ быть это ученіе дастъ для явленій, изслѣдованныхъ и засвидѣтельствованныхъ Геромъ, другое болѣе удовлетворительное объясненіе, и тогда его теорія падетъ сама собою“ (стр. XXIX).

Шесть лѣтъ спустя въ предисловіи моемъ къ сборнику „Спиритуализмъ и Наука“, я высказалъ ту же мысль въ слѣдующихъ словахъ: «Но факты и теоріи двѣ различныя вещи. Спиритическіе факты не надо смѣшивать съ спиритическими теоріями или ученіями. Первыя устоятъ, вторыя могутъ исчезнуть, измѣниться.

„Заявивъ себя сторонникомъ спиритуализма въ томъ смыслѣ, что я засвидѣтельствовалъ дѣйствительность относящихся до него явленій, я желаю оговориться, желаю выставить ясно мое отношеніе къ вопросу. Я не проповѣдываю и не защищаю никакихъ теорій, никакихъ ученій, религіозныхъ или философскихъ связанныхъ съ этимъ вопросомъ. Я защищаю только фактъ, потому что знаю, что онъ есть“.

„Если такъ называемые спиритуалисты или спиритисты породили такъ называемыя спиритическія теоріи или ученія, получившія и религіозныя направленія, то это не удивительно. Въ этомъ виноваты никто другой, какъ руководители нашихъ религіозныхъ убѣжденій — духовенство, и руководители нашихъ научныхъ убѣжденій — факультеты ученыхъ, которые оставили массу справляться собственными силами и разсужденіями съ неотразимыми данными непонятныхъ фактовъ. Спиритуалисты должны по неволѣ пробавляться спиритической теоріей, которая, по отзыву профессора Де-Моргана, удовлетворительнѣе всѣхъ прочихъ; если же наука снизойдетъ до изученія сихъ фактовъ и представитъ для нихъ другое объясненіе, болѣе удовлетворительное и научное, то спиритическая теорія падетъ сама собою. Старанія осмѣять эти факты ради „духовъ“, съ которыми они стали какъ бы солидарными, недостойны серіознаго критика, или ученаго естествоиспытателя, знающаго, что почти каждая истина въ наукѣ процѣживалась сквозь рѣшето безчисленныхъ теорій и опытовъ“ (стр. VII).

Наконецъ издаваемый мною въ Лейпцигѣ журналъ — „Psychische Studien“ — посвященъ исключительно наблюденію и разслѣдованію фактовъ изъ темной области психической жизни, и преимущественно медіумическихъ; при чемъ, для объясненія ихъ, дано мѣсто всякимъ гипотезамъ и всякой критикѣ; никакое ученіе не превозносится надъ другимъ, и всего менѣе спиритическое. Первое мѣсто отведено фактамъ, ибо журналъ твердо держится того убѣжденія, что только послѣ безконечнаго множества тщательныхъ и критическихъ наблюденій надъ фактами, можетъ выработаться какая нибудь прочная, вполнѣ научная гипотеза; и отъ этого направленія журналъ не отступилъ ни на шагъ.

Я позволилъ себѣ привести здѣсь эти выписки и указанія потому, что очень дорожу правильнымъ сужденіемъ о личномъ отношеніи моемъ къ „медіумическимъ явленіямъ“ и „спиритизму“ вообще. Помянутые источники были въ рукахъ г. Менделѣева; но онъ, разумѣется, не далъ себѣ и труда заглянуть въ нихъ; что ему подвертывалось подъ перо, чтобъ только осмѣять своихъ противниковъ, то онъ и печаталъ; онъ рубилъ съ плеча… Такъ поступаютъ фельетонисты а не люди науки; послѣдніе даже и въ борьбѣ съ противниками своими не прибѣгаютъ къ подобнымъ средствамъ!… Какъ нѣкогда на одномъ сеансѣ, такъ и теперь скажу г. Менделѣеву: „Это не хорошо!“

С.-Петербургъ. Ноябрь, 1878 г.

„Разоблаченія“ составились изъ замѣтокъ, набросанныхъ мною тотчасъ по выходѣ книги г. Менделѣева, подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ недавно происходившаго, и вскорѣ за тѣмъ были отпечатаны; изданіемъ же ихъ, какъ видно, я не торопился — да и не до того было въ наступившіе потомъ тяжкіе для всякаго русскаго годы! Между тѣмъ время шло и принесло свои плоды. Спиритическое движеніе обнаружилось, наконецъ, и въ Германіи: славныя ученыя имена выступили въ защиту медіумическихъ явленій (см. примѣчаніе на стр. 212), какъ разъ послѣ отрицательнаго приговора нашей коммисіи, и какъ разъ благодаря присутствію въ Германіи того медіума, который предназначался для нашей коммисіи! Вотъ для меня лично и лучшая награда, и лучшее оправданіе!

Успѣло совершиться и еще нѣчто замѣчательное въ области близко касающейся медіумической: явленія животнаго магнетизма, въ продолженіи столѣтія игнорируемыя или осмѣянныя, или объясняемы шарлатанствомъ, точь въ точь какъ медіумическія, вдругъ получили санкцію научнаго факта, только подъ другимъ именемъ — гипнотизма. Есть, поэтому, надежда, что въ нашъ вѣкъ ускореннаго прогресса, срокъ для научнаго признанія медіумическихъ явленій, хотя бы также подъ другимъ именемъ, не будетъ такъ дологъ.

А. Аксаковъ.
С.-Петербургъ. Ноябрь, 1882 г.

Примѣчаніе къ тексту. Протоколы коммисіи и другіе документы заимствованные изъ „Матеріаловъ“ напечатаны мелкимъ шрифтомъ; „Разоблаченія“ — крупнымъ.

Примечания[править]

  1. «Г. Аксаковъ забываетъ одно: онъ не членъ коммисіи, онъ свидѣтель медіума и спиритъ, взявшійся показать (? — А. А.) коммисіи спиритическія явленія. У него есть сторонники, какъ они есть у тѣхъ, кто защищаетъ существованіе вѣдьмъ и лѣшихъ: на этихъ могутъ дѣйствовать резоны Аксакова, а остальные разберутъ, по крайней мѣрѣ, хоть одно то — гдѣ судьи и гдѣ подсудимые. Отводъ, который дѣлается г. Аксаковымъ, дѣлается имъ поздно; нужно было думать бравшись за дѣло, подавая жалобу на науку, подчиняясь (? А. А.) суду членовъ коммисіи, а не тогда, когда судъ идетъ» (тамъ же, стр. 104).
  2. «Медіумовъ на лице не имѣется. Это по крайней мѣрѣ освобождаетъ столицу отъ нехорошихъ духовъ, стучащихъ и вздоръ одинъ творящихъ. Вотъ и утѣшительный результатъ. А вѣдь вы прежде, г. Аксаковъ, писали, что медіумовъ много… неужели всѣ исчезли? Очень скоро. Или быть можетъ, медіумы есть, но духи скрылись. Жаль, что вамъ не съ кѣмъ поворожить, вечерокъ посидѣть» (стр. 106).
  3. «Греки предъ Троею придумали коня, въ котораго всадили воиновъ. Г. Аксаковъ задумалъ (?!) предъ коммисію выставить свое согласіе, но въ него вложилъ свою постановку вопроса. Въ миѳическія времена та хитрость удалась, а нынѣ самъ г. Аксаковъ обличаетъ себя, записывая что онъ имѣлъ совершенно иную постановку вопроса чѣмъ коммисія, а согласился служить цѣлямъ коммисіи» (стр. 107).
  4. Такъ говоритъ г. Менделѣевъ про насъ, не подтвердивъ нашихъ словъ ни единой ссылкой, — чего впрочемъ онъ и сдѣлать не можетъ; но вотъ какъ онъ говоритъ про себя, про свое дѣло, за своею подписью: Протоколы коммисіи «матеріалъ точный и сомнѣнію ни съ какой стороны не подлежащій». «Сомнѣнія въ результатахъ коммисіи нѣтъ» (см. «Матеріалы», стр. 92, 356). Сопоставленіе назидательное!
  5. Не только мы никогда не упрекали гг. членовъ коммиссіи за подозрѣнія, но даже многія мѣры предосторожности противъ медіумовъ были принимаемы коммисіей по моимъ указаніямъ — какъ это достаточно выяснится изъ «Разоблаченій». Мой взглядъ относительно этого былъ также достаточно выраженъ коммисіи и въ моихъ заявленіяхъ; см. здѣсь стр, 25, 127 и др.
  6. Профессоръ Бутлеровъ точно предвидѣлъ затаенныя стремленія Коммисіи и ея небрежное отношеніе къ предмету изслѣдованія, когда въ день ея открытія, 7 мая, 1875 г., писалъ г. Менделѣеву: «Подумавъ хорошенько и поговоривъ съ Аксаковымъ, я нахожу не лишнимъ высказать слѣдующія мысли, которыя, быть можетъ, вы сообщите въ Коммисіи, если признаете нужнымъ:
    1) Если будетъ вызовъ чрезъ публикацію или другимъ путемъ, то важно, чтобы при этомъ Физ. Общ. не высказалось уже заранѣе въ смыслѣ, предрѣшающемъ вопросъ. Если бы Коммисія теперь-же опредѣленно назвала явленія производимыми искусственно, путемъ фокусовъ, то изслѣдованіе едва-ли могло-бы встрѣтить содѣйствіе со стороны медіумовъ и спиритуалистовъ. Они, будучи осужденными заранѣе, сочли-бы за лишнее подвергаться суду.
    2) Желательно, чтобы члены Коммисіи не отказались познакомиться нѣсколько съ серьезной частью литературы этого предмета.
    Желательно, чтобы до вакаціи А. Н. Аксаковъ имѣлъ опредѣленное основаніе (получивъ или публикацію или приглашеніе) для подготовительныхъ къ осени дѣйствій. Онъ могъ бы подумать о средствахъ, списаться съ медіумами и т. д.
    P. S. Многіе литературные источники Аксаковъ могъ бы съ удовольствіемъ доставить на время Коммисіи».
  7. См. „Разоблаченія“, стр. 85.
  8. См. „Разоблаченія“, стр. 257.