Давши коммисіи обѣщаніе помочь ей въ трудномъ дѣлѣ, я прежде всего старался выяснить для себя, какое именно медіумическое явленіе, изъ безчисленнаго множества явленій этого рода, могло бы — совершаясь съ такою простотою и отчетливостію, чтобы никакимъ сомнѣніямъ въ подлинности его не оставалось мѣста — поддаться успѣшному изслѣдованію коммисіи? Единственное явленіе, отвѣчающее, сколько я понимаю, подобному требованію, есть движеніе предмета безъ прикосновенія къ нему, или даже и при прикосновеніи, но такомъ, которое не соотвѣтствовало бы движенію его; таково, напр., полное поднятіе стола при наложеніи рукъ на его поверхность, происходящее, разумѣется, при полномъ свѣтѣ. Что поднятіе предмета на воздухъ есть явленіе весьма замѣчательное и достойное тщательнаго изслѣдованія, это явствуетъ изъ того, что ни одинъ естествоиспытатель не допускаетъ возможности его, а извѣстный французскій физикъ Бабине, говоря объ этомъ явленіи, выражается слѣдующимъ образомъ: «Еслибы, вопреки всякой возможности, удалось поднять и удержать на воздухѣ столъ или иное покоющееся тѣло, то можно было бы поздравить себя съ важнѣйшимъ изъ всѣхъ открытій нашего вѣка. Ньютонъ обезсмертилъ себя открытіемъ всеобщаго тяготѣнія; а тотъ кто, безъ механическаго дѣйствія, смогъ бы изъять тѣло изъ области тяготѣнія, сдѣлалъ бы еще болѣе!» (Revue des Deux Mondes, Mai, 1854, р. 531). Но чтобы коммисія наша могла въ настоящее время увидать такое явленіе, представлялось дѣломъ далеко не легкимъ, по той простой причинѣ, что верченіемъ столовъ и подобными первоначальными явленіями, къ которымъ относятся и различныя движенія и поднятія предметовъ, никто теперь въ спиритизмѣ не занимается; все вниманіе устремлено на еще болѣе поразительное явленіе, такъ называемой матеріализаціи; изслѣдованіе этого явленія я считалъ для коммисіи нашей совершенно неподходящимъ.
Между тѣмъ надо же было что нибудь дѣлать, надо было прежде всего узнать, желаетъ ли ѣхать сюда хоть кто нибудь изъ медіумовъ? На печатныя публикаціи мои въ Англіи и Америкѣ никакого отзыва ни отъ кого не послѣдовало. Тогда я вошелъ въ пространную переписку съ различными знакомыми моими въ Англіи и Америкѣ, прося ихъ содѣйствія нашему дѣлу и пояснивъ ближайшимъ образомъ мои требованія. Не малую услугу оказалъ мнѣ въ этомъ случаѣ президентъ Теософическаго Общества въ Нью-Йоркѣ, Олькоттъ. Онъ не ограничился одними слухами, а самъ пересмотрѣлъ десятка два различныхъ медіумовъ; многіе изъ нихъ показались ему весьма подозрительнаго свойства, и того, что требовалось для насъ, все таки не находилось. Изъ извѣстныхъ медіумовъ: Mrs. Andrews, Mrs. Smain, Mrs. Hontoon, Mrs. Hardy, Mrs. Thayer, Mrs. Bastian, Mrs. Taylor, — съ которыми были ведены особые переговоры — ѣхать не соглашались; но они, за исключеніемъ Mrs. Smain, и не соотвѣтствовали моимъ требованіямъ. Mrs. Joung соглашалась ѣхать; медіумизмъ ея былъ весьма замѣчателенъ, но тѣмъ не менѣе, по односторонности своей, не представлялся удобнымъ для изслѣдованія; Mrs. Fay писала мнѣ, что согласна пріѣхать; но медіумизмъ ея, въ родѣ девенпортовскаго, хотя и засвидѣтельствованный г. Круксомъ, не казался мнѣ подходящимъ для коммисіи нашей. Единственный американскій медіумъ, который по свѣденіямъ моимъ о немъ, вполнѣ подходилъ подъ мои требованія, былъ Слэдъ (Slade); обычныя физическія явленія происходятъ въ его присутствіи съ замѣчательной силой при полномъ свѣтѣ, и, кромѣ того, одну изъ его спеціальностей составляетъ такъ называемое непосредственное письмо; письмо это совершается иногда даже межъ двухъ грифельныхъ, плотно сложенныхъ досокъ, между которыхъ положенъ крошечный кусочекъ грифеля; такимъ образомъ одновременно получается: 1) движеніе предмета (грифеля) безъ видимой механической причины; 2) осмысленность движенія этого предмета и 3) графическое доказательство этого явленія. Но Слэдъ ѣхать сюда не соглашался.
Переписка моя съ Англіей точно также не привела ни къ какому результату; я зналъ, впрочемъ, что тамъ не было ни одного медіума, который могъ бы намъ годиться. Изъ болѣе извѣстныхъ физическихъ медіумовъ, Уилльямсъ и Монкъ давали сеансы свои въ темнотѣ; первый, на письменный зовъ мой, отвѣчалъ отказомъ. Юмъ, по разстроенному здоровью своему, вовсе пересталъ давать сеансы. Издатель одного изъ лучшихъ спиритическихъ журналовъ Лондона писалъ мнѣ, что «одною изъ главныхъ причинъ нежеланія медіумовъ ѣхать въ Петербургъ было опасеніе встрѣтить въ людяхъ науки недобросовѣстное отношеніе къ предмету, — опасеніе, основанное на опытѣ прежнихъ лѣтъ». Я былъ увѣренъ тогда, что наша коммисія составляетъ исключеніе, и что еслибъ только намъ удалось найти подходящаго субъекта, то за добросовѣстностію нашихъ изслѣдователей дѣло не станетъ. Въ виду всѣхъ этихъ неудачъ, я рѣшился самъ съѣздить въ Англію, чтобы личнымъ разслѣдованіемъ выяснить дѣло; въ сентябрѣ 1875 г. я и поѣхалъ туда. Обстоятельное знакомство мое со всѣми подробностями этого движенія въ Англіи, съ людьми наиболѣе въ немъ заинтересованными и свѣдущими, привело къ тому же отрицательному результату: темнота, матеріализація и отказъ. Того, что мнѣ было надо, я найти не могъ. Приходилось возвратиться ни съ чѣмъ. Оставалось сдѣлать еще одну попытку: воспользоваться сеансами для матеріализацій такимъ образомъ, чтобъ получить тѣ явленія, которыхъ я добивался. Когда медіумъ сидитъ на такихъ сеансахъ за занавѣской, различныя побочныя явленія, какъ напр. передвиженія предметовъ, совершаются довольно часто. Но такъ какъ медіума не видно, то никакія мѣры предосторожности, принимаемыя противъ него, не въ состояніи устранить весьма естественныхъ подозрѣній. Другое дѣло еслибъ медіумъ сидѣлъ предъ занавѣской, въ виду всѣхъ, а движеніе предмета совершалось за занавѣской; такой опытъ, казалось мнѣ, могъ бы для начала считаться удовлетворительнымъ. Мнѣ было извѣстно, что подобные сеансы происходятъ у двухъ американскихъ медіумовъ; но ѣхать сюда они не соглашались; поэтому я съ особеннымъ удовольствіемъ узналъ, что въ этомъ году были сдѣланы довольно удачныя попытки такихъ сеансовъ въ семействѣ медіумовъ Петти въ Ньюкастлѣ. Ухватившись за эту послѣднюю надежду, я отправился въ Ньюкастль, чтобы убѣдиться личными опытами въ дѣйствительности и пригодности для насъ того, что тамъ происходило.
Моя поѣздка кончилась тѣмъ, что я, какъ извѣстно, вывезъ оттуда мальчиковъ Петти; поэтому я и желаю пояснить, что именно могло заставить меня рѣшиться на этотъ шагъ. Пріѣхавши въ Ньюкастль, я обратился съ разспросами къ выдающемуся по научному образованію своему мѣстному представителю спиритуализма, геологу Т. П. Баркасу. Отъ него я узналъ, что семейство Петти принадлежитъ къ сословію простыхъ мастеровыхъ и состоитъ изъ отца, матери, трехъ сыновей и двухъ дочерей; что главный медіумъ въ домѣ мать, медіумизмъ которой перешелъ и къ двумъ сыновьямъ ея и дочери; что способности эти проявились у нихъ очень недавно, съ прошлаго года; что отецъ ничего про это сперва слышать не хотѣлъ, считая это за одно дурачество, и потребовалъ, въ доказательство противнаго, чтобы его медіумы сидѣли не за занавѣской, а передъ нею, при свѣтѣ, въ виду присутствующихъ. Это было испробовано, и самъ Баркасъ убѣдился, что даже при этихъ условіяхъ явленія самаго замѣчательнаго характера продолжали совершаться. Онъ тотчасъ же, вечеромъ 27 сентября, предложилъ мнѣ свои услуги, и вмѣстѣ со мною отправился къ Петти. Оказалось, что они жили довольно далеко отъ центра города и занимали одинъ изъ тѣхъ скромныхъ, каменныхъ домиковъ, которыми полны рабочіе кварталы большихъ англійскихъ городовъ. Мы вошли по узенькой лѣстницѣ въ небольшую пріемную комнату, во второмъ этажѣ; «здѣсь же и сеансы происходятъ» сказалъ мнѣ Баркасъ; «вотъ и уголъ таинственныхъ явленій». Такъ какъ въ комнатѣ еще никого не было, то я свободно могъ осмотрѣть ее; убранство ея было самое простое: нѣсколько стульевъ, столъ, комодъ, сундукъ, вотъ и все; одно окно, одна дверь, посреди стѣны каминъ; таинственный уголъ помѣщался въ уступѣ между каминомъ и окномъ; каменныя стѣны его были оклеены обоями; деревянный некрашенный полъ не изобличалъ никакихъ приспособленій; все было крѣпко, твердо и просто, какъ въ обыкновенномъ углу… Вошла мать, потомъ отецъ; мы объяснили имъ цѣль нашего посѣщенія, и они предложили тотчасъ же попробовать; былъ призванъ къ соучастію младшій сынъ Джозефъ, мальчикъ лѣтъ 13-ти; старшій хворалъ. Отецъ принялся устраивать такъ называемый «cabinet»; устройство его было незамысловатое: на высотѣ 2½ аршинъ, поперегъ угла, былъ вставленъ желѣзный, нѣсколько выгнутый въ комнату прутъ; однимъ концомъ онъ упирался въ выступъ камина, другимъ въ стѣну около окна; на прутъ были повѣшены на кольцахъ двѣ занавѣски, изъ шерстяной темной матеріи, которыя доходили до пола и на срединѣ прута свободно смыкались. Позади занавѣски, въ уступѣ между каминомъ и стѣной, былъ поставленъ столикъ, а на него положена гитара и еще кое — какая мелочь. Мать и сынъ сѣли предъ занавѣской, такъ что ноги ихъ приходились къ нижнему краю ея. Остальные сѣли вокругъ. Свѣтъ въ лампѣ былъ пониженъ до полумрака. Отецъ завелъ музыкальный ящикъ. На медіумовъ накинули бѣлые платки, чтобъ различать ихъ движенія въ темнотѣ. Мальчикъ вскорѣ впалъ въ такъ называемый трансъ и началъ говорить, какъ мнѣ было объяснено, отъ имени своего «controlling spirit», Джака; разговоръ продолжался уже съ нимъ; я выразилъ желаніе, чтобъ находящіяся за занавѣской вещи были приведены въ движеніе, и дѣйствительно медіумъ какъ бы пришелъ въ себя, а за занавѣской начался шумъ: столъ стучалъ объ полъ, по столу раздавались удары, какъ бы кулакомъ; слышилось брянчаніе гитары. Я спросилъ, нельзя ли что написать мнѣ? Получивъ условными стуками согласіе, я распахнулъ занавѣску и положилъ на столъ почтовую бумагу — счетъ отеля, въ которомъ я стоялъ въ Лондонѣ — и карандашъ; при этомъ я замѣтилъ, что гитара на столѣ повернута концемъ къ медіуму мальчику и придвинута къ нему, и что самъ онъ былъ отодвинутъ къ камину, такъ что ногами могъ доставать до стола и, пожалуй, до гитары, хотя бряцаніе ея струнъ было, правда, совершенно отчетливо. Это навело на меня сомнѣніе, тѣмъ болѣе, что свѣту было очень мало. Сомкнувъ занавѣску, я сѣлъ на свое мѣсто. Потребовалось пѣніе и еще большая темнота, я едва различалъ бѣлую тряпку на медіумѣ. Наконецъ объяснили что готово. Я пошелъ за занавѣску; при увеличенномъ свѣтѣ, я нашелъ бумажку на томъ же мѣстѣ стола, на которомъ я ее положилъ, но только столъ былъ придвинутъ ближе къ медіуму — матери; на бумагѣ сдѣланы каракули, первую строку вовсе нельзя разобрать, на второй можно прочесть «J do all». Я сѣлъ на мѣсто; столъ выдвинулся къ матери, распахнулъ занавѣску и продолжалъ двигаться ко мнѣ; мнѣ говорятъ приподнять его съ одного боку; я сдѣлалъ это, и столъ, оставаясь на половину за занавѣской, приподнялся, въ то же время, съ другаго конца обѣими ножками на полъ аршина отъ полу, и затѣмъ осторожно опустился внизъ. Это было единственное удовлетворительное явленіе, ибо въ это время свѣту было достаточно, чтобы видѣть, что тутъ не было никакой поддѣлки; что же касается до писанія, то въ замѣткахъ, набросанныхъ мною въ то время и по которымъ я возстановляю бывшее, значится: «было такъ темно, что не поручусь, чтобы мальчуганъ, оставивъ тряпку на стулѣ, самъ не залѣзалъ подъ занавѣску». Такимъ образомъ первый мой сеансъ у Петти былъ далеко не удовлетворителенъ. Было порѣшено устроить второй сеансъ на слѣдующій вечеръ.
28-го сентября въ 8½ ч. вечера, я съ Баркасомъ пріѣхалъ къ Петти. Отецъ занялся при насъ устройствомъ кабинета: повѣсилъ занавѣску, поставилъ позади ея столъ, на который положилъ гитару, бубны, два колокольчика: все это мы осмотрѣли, перетрогали, чтобы убѣдиться, что нѣтъ ни ниточекъ, ни волосковъ, ни иныхъ хитрыхъ приспособленій; на столъ я положилъ листъ своей почтовой бумаги со штемпелемъ лондонскаго «Inns of Court Hotel» и свой карандашъ. Противъ центра занавѣски, на аршинъ отъ нея и спиною къ ней былъ посаженъ Джозефъ; влѣво отъ него сѣли лицемъ къ занавѣскѣ, но на такомъ разстояніи, что ноги ихъ не касались занавѣски, мать и дочь 9 лѣтъ; во второмъ ряду отецъ Петти, я противъ Джозефа, правѣе отъ меня Баркасъ и еще двое знакомыхъ Петти. Когда всѣ усѣлись, свѣтъ былъ убавленъ до полумрака; но почти тотчасъ же послышались въ углу стуки и свѣтъ былъ увеличенъ на столько, что всѣхъ сидящихъ было видно отчетливо. Дочь и сынъ Петти вскорѣ впали въ трансъ. При этой обстановкѣ струны гитары многократно звучали; ихъ перебирали иногда съ необыкновенною силою; колокольчики звенѣли по всему пространству за занавѣской; однажды колокольчики, гитара и бубны звучали вмѣстѣ; стуки раздавались, какъ бы отъ ударовъ карандашемъ или пальцемъ по столу. На бумагѣ послышалось писаніе и росчерки; слышно было что бумагу развертываютъ и опять пишутъ. Джозефъ, болтавшій отъ имени своего «controlling spirit» Джака, объяснилъ что пишетъ Emma, а самъ онъ, Джакъ, поставилъ крестъ въ углу бумажки. Я спросилъ: на той ли самой страницѣ поставленъ крестъ, гдѣ уже писано? Джакъ отвѣчаетъ, что на той же самой. — Не можете ли, говорю я, сдѣлать крестъ еще въ другомъ углу? — Могу — былъ отвѣтъ. — Джозефъ на минуту замолкъ, потомъ послышалось паденіе карандаша на столѣ за занавѣской и одновременно возгласъ Джака устами Джозефа: «сдѣлано». — Затѣмъ, по просьбѣ моей, бумага была подана мнѣ въ разрѣзъ занавѣски, плавно, твердо, на вышинѣ 2 аршинъ отъ полу. На бумагѣ, которую я призналъ за свою, на первой страницѣ, было написано: «My dear friend, believe in us. God bless you», и на этой же страницѣ, въ двухъ углахъ, было сдѣлано по кресту. На другой страницѣ было написано: «M. Petty believe in me, also. Emma» и много росчерковъ. Занавѣска распахнулась и бѣлая фигура, въ человѣческій ростъ, показалась между складокъ ея; это повторилось два раза; ни лица, ни головы не было видно. Занавѣска распахнулась опять и бѣлая фигура, въ аршинъ ростомъ, съ открытымъ личикомъ, показалась; она кланялась и шевелила руками. Это повторилось четыре раза.
По окончаніи сеанса я тотчасъ же распахнулъ занавѣску, осмотрѣлъ уголъ и разумѣется никого тамъ не нашелъ. Большинство скажетъ, что я былъ очевидно одураченъ, — что кто нибудь прокрался за занавѣску и продѣлалъ тамъ всѣ проказы. Но я имѣлъ основаніе смотрѣть на это иначе; существованіе медіумическихъ явленій было для меня несомнѣнный фактъ; мгновенное появленіе и исчезновеніе подобныхъ бѣлыхъ фигуръ было для меня также не ново; оно было засвидѣтельствовано и многими другими лицами послѣ самаго тщательнаго изслѣдованія; совершалось даже и въ очію; самъ г. Баркасъ говорилъ мнѣ, что видѣлъ какъ цѣлая человѣческая фигура, одѣтая въ бѣлое одѣяніе, мало по малу, въ глазахъ его, образовалась изъ г-жи Петти, ходила по комнатѣ, жала руки присутствующимъ, и потомъ опять исчезла въ г-жу Петти. Въ то время этого рода наблюденія были рѣдки; теперь же поразительное явленіе такъ называемой матеріализаціи и дематеріализаціи, совершающееся отъ начала и до конца, — и безъ всякихъ занавѣсокъ и «кабинетовъ» — въ виду всѣхъ присутствующихъ и самого медіума, наблюдается уже чаще. Въ данномъ же случаѣ для меня были новы только условія — сидѣніе медіумовъ предъ занавѣской, а такъ какъ при этомъ совершились и весьма сильныя физическія явленія, исключавшія, по моему мнѣнію, всякую возможность подозрѣнія въ поддѣльности ихъ, то я и рѣшилъ вести дѣло далѣе, имѣя въ виду свою ближайшую цѣль.
На другой день вечеромъ я былъ опять у Петти; тутъ я впервые увидѣлъ старшаго сына ихъ — Уильяма; о немъ мнѣ было сказано, что онъ, какъ медіумъ, сильнѣе брата своего Джозефа. Былъ устроенъ третій сеансъ. Опять была повѣшена занавѣска, которая внѣ сеансовъ снималась, чтобъ не загораживать уголъ; поставленъ былъ въ уголъ столъ съ обычными принадлежностями. Я опять положилъ на него свою бумагу и карандашъ. Предъ занавѣской я поставилъ другой столикъ, чтобы записывать во время сеанса. Обоихъ мальчиковъ медіумовъ посадили предъ занавѣской, бокомъ къ ней, вправо и влѣво отъ моего столика, лицомъ ко мнѣ; тесьмой я привязалъ каждаго изъ нихъ за талію, а концы тесьмы привязалъ къ ящику стола. Позади насъ помѣстились другіе члены семейства. Отецъ Петти заправлялъ лампой, которая стояла на большомъ столѣ у противоположной стѣны. Едва свѣтъ былъ пониженъ, какъ занавѣска немного распахнулась и прямо противъ меня въ пустомъ углу, изъ котораго я только что вышелъ, показалась бѣлая фигура вышиною въ аршинъ и скрылась; въ тоже время раздавались за занавѣской звуки гитары и колокольчиковъ; свѣту было достаточно, чтобъ видѣть, что медіумы сидѣли совершенно спокойно. Появленіе этой фигуры и движеніе предметовъ за занавѣской повторились нѣсколько разъ, при чемъ и положеніе медіумовъ мнѣ было ясно видно. По просьбѣ моей на бумагѣ писали и она была подана мнѣ въ разрѣзъ занавѣски: приподнявшись со своего мѣста, чтобъ взять ее, я хорошо видѣлъ руки и ноги медіумовъ. Эти явленія были вполнѣ удовлетворительны; но иногда требовалось уменьшеніе свѣта, при чемъ раздавались стуки въ мой столъ и двигался столъ за занавѣской, что наводило на меня сомнѣніе, и наконецъ столъ за занавѣской со всѣмъ своимъ приборомъ былъ опрокинутъ. Дѣлается перерывъ. Я иду за занавѣску, бѣлой фигуры тамъ не нахожу, но порядокъ возстановляю. Замѣчаю, что привязи мои на случай темноты, при такой обстановкѣ — ни къ чему; онѣ были расчитаны на вчерашнее, когда медіумы сидѣли на аршинъ отъ занавѣски. Поэтому прошу сдѣлать слѣдующую пробу, сажаю мальчиковъ спиной къ занавѣскѣ, прямо противъ себя; при этихъ условіях сильныя движенія и шумъ за занавѣской повторяются, при чемъ я, привставши и наклонясь черезъ столъ къ мальчикамъ, хорошо вижу ихъ обоихъ.
Послѣ всего, мною видѣннаго, я приступилъ къ переговорамъ съ семействомъ Петти о поѣздкѣ въ Петербургъ; мнѣ приходилось брать мать и двухъ сыновей ея, чтобы перенести баттарею во всемъ ея составѣ; но тутъ встрѣтилось неожиданнее препятствіе: мать отказалась на отрѣзъ, ссылаясь на слабое здоровье свое, которое не позволяетъ ей выносить перемѣну климата и приводила въ доказательство уже сдѣланную однажды попытку выписать ее съ сыновьями въ Лондонъ; все время она пролежала тамъ больная и ни къ чему не могла послужить; мальчики дѣйствовали тогда одни въ качествѣ медіумовъ и у нихъ кое-что выходило. Противъ ихъ поѣздки въ Россію она ничего не имѣла. Это было далеко не то, на что я расчитывалъ; но дѣлать было нечего, надо было доводить дѣло до конца, и прежде всего убѣдиться какова была медіумическая сила однихъ мальчиковъ.
Въ этихъ видахъ былъ назначенъ для меня, на 1 Октября, сеансъ съ одними мальчиками. Мнѣ дано было распоряжаться какъ я хотѣлъ. Я потребовалъ столикъ, чтобы записывать, но такого на этотъ разъ не оказалось; я воспользовался этимъ случаемъ, чтобы взять тотъ столикъ, который обыкновенно ставился въ уголъ за занавѣску, а обычные инструменты самъ размѣстилъ на полу; это будетъ, думалъ я, новое и болѣе трудное условіе, ибо рукамъ тутъ уже нечего будетъ дѣлать. Я посадилъ мальчиковъ передъ зановѣской, спиною къ ней. Каждую руку ихъ я связалъ въ кистяхъ тройной тесемочной повязкой, затѣмъ всѣ концы тесемки связалъ вмѣстѣ, столъ пододвинулъ къ мальчикамъ и руки ихъ положилъ на него. Присѣвши къ столу, съ боку, возлѣ мальчиковъ, я взялъ концы тесемочки въ свою лѣвую руку, а правая оставалась свободною для записыванія тутъ же того, что имѣло происходить. Лампа была поставлена позади камина; пониженный свѣтъ ея не мѣнялся въ продолженіи всего сеанса; я видѣлъ ясно медіумовъ, руки ихъ и тесемки. Кромѣ отца, который сѣлъ поодаль, никого въ комнатѣ не было. Сеансъ продолжался ¾ часа. Едва мы усѣлись, какъ послышалось движеніе бубна за занавѣской, разные стуки и возня положенныхъ предметовъ; раздается такой ударъ по гитарѣ, что я пошелъ за занавѣску, чтобы посмотрѣть, что случилось: кобылка оказалась выбита и я унесъ гитару вонъ. Движеніе вещей продолжалось; раздавались стуки по перепонкѣ бубенъ, и сильные стуки бубнами объ полъ. Поставленный мною за занавѣсъ колокольчикъ звонилъ нѣсколько разъ совершенно отчетливо. Занавѣска колыхалась и распахивалась на четверть. Ясно раздавались стуки карандашемъ объ полъ. На просьбу мою что нибудь написать, мнѣ объяснили, что за нездоровіемъ Джозефа (который дѣйствительно былъ разстроенъ отъ зубной боли) силы мало.
Для перваго раза я остался результатомъ доволенъ. Продѣлать то, что было, ногами, сидя на стулѣ спиной къ занавѣскѣ, нельзя; не говоря уже о томъ, что я сидѣлъ возлѣ мальчиковъ и всякое движеніе ногъ ихъ могъ бы увидѣть.
На 3-е Октября вечеромъ я назначилъ второй сеансъ у Петти съ одними мальчиками. Джозефъ все еще былъ не совсѣмъ свободенъ отъ зубной боли. Я опять вынесъ столъ изъ угла и поставилъ всѣ инструменты на полъ. Принесенные съ собою два колокольчика я употребилъ слѣдующимъ образомъ: одинъ изъ нихъ я поставилъ на полъ, на футъ позади занавѣски; къ ручкѣ его я привязалъ длинную бѣлую тесьму, перекинулъ ее чрезъ желѣзный прутъ, на которомъ висѣла занавѣска, и привязалъ ее къ другому колокольчику, который поставилъ на столъ. Руки медіумовъ я связалъ какъ прежде; они сѣли спиной къ занавѣскѣ и положили руки на столъ. Тесьму отъ общей повязки я держалъ натянутою въ своей лѣвой рукѣ. Правой записывалъ. Свѣту было достаточно, чтобы видѣть руки медіумовъ и ихъ самихъ. Постороннихъ не было никого, кромѣ отца, который сидѣлъ у стола съ правой стороны. Былъ заведенъ музыкальный ящикъ; имъ заправлялъ отецъ. О принятыхъ мною мѣрахъ никто изъ семейства ничего напередъ не зналъ. Вскорѣ послышались обычные стуки и затѣмъ отчетливый звонъ колокольчика, поставленнаго за занавѣску. Я попросилъ тянуть за тесьму, чтобы двинуть колокольчикъ, который на столѣ. Тесьма, спускавшаяся надъ головами мальчиковъ къ столу, въ разстояніи четверти аршина отъ головъ ихъ, натянулась и колокольчикъ медленно двинулся по столу; въ три пріема, онъ былъ придвинутъ по направленію къ занавѣски на одинъ футъ. — Опять раздался звонъ колокольчика за занавѣской, и на значительной высотѣ. — Я отодвинулъ колокольчикъ, стоявшій на столѣ, назадъ, и опять онъ придвинулся на цѣлый футъ впередъ. Звонъ колокольчика раздался въ третій разъ. Я получилъ все, что мнѣ было нужно. Тутъ былъ сдѣланъ перерывъ и мы перешли ко второй половинѣ сеанса, назначаемой для матеріализаціи. Результатъ былъ еще поразительнѣе чѣмъ на сеансѣ 29 Сентября. Но описаніе его здѣсь не будетъ умѣстно. Для меня важенъ былъ только-что сдѣланный опытъ. Я получилъ наглядное доказательство, что движеніе предмета дѣйствительно происходитъ за занавѣской, и что звуки, тамъ происходившіе, не были обманомъ моего слуха. Можно, разумѣется, возразить, что явленія эти были дѣломъ ловкости ногъ медіумовъ; но это потребовало бы такихъ тѣлодвиженій съ ихъ стороны и произвело бы такія колыханія въ занавѣскѣ, которыя я не могъ бы не замѣтить; кромѣ того сама попытка произвести эти явленія ногами ни къ чему бы не привела: спустивъ ногу со стула и вытянувъ ее взадъ во всю длину, быть можетъ и удалось бы достать ногою до колокольчика; но чтобы натянуть тесьму, надо было продвинуть колоколъ еще по меньшей мѣрѣ на футъ; а для того чтобы могло затѣмъ послѣдовать и движеніе колокола по столу, понадобилось бы продвинуть колоколъ, стоявшій на полу, еще на другой футъ; словомъ надо допустить чтобы нога могла удлинниться на два фута, чего даже и у медіумовъ не бываетъ. И еще: еслибы движеніе колокола на столѣ было произведено движеніями колокола, стоявшаго на полу, то это послѣднее движеніе вызвало бы и соотвѣтствующій звукъ; но во время движенія колокола по столу ни малѣйшаго движенія другаго колокола за занавѣской не было слышно; по этому я въ правѣ былъ заключить, что требуемое движеніе колокола было произведено прямыми подергиваніями за тесьму; произвести же подобное подергиваніе, а также и звонъ колокольчика, одною ногой (объ участіи двухъ ногъ при этихъ условіяхъ не можетъ быть и рѣчи), по крайнему разумѣнію моему, вещь невозможная.
Оставалось мнѣ сдѣлать еще одинъ опытъ: устроить сеансъ съ мальчиками въ чужомъ домѣ при постороннихъ лицахъ; это и было сдѣлано мною 5 Октября. Мальчики не знали до послѣдней минуты, гдѣ будетъ сеансъ. Все было устроено мною самимъ. Были приняты тѣ же мѣры предосторожности, съ тою разницею, что колоколъ за занавѣской былъ поставленъ на диванный валекъ, на высотѣ около 3 вершковъ отъ полу. Повторились тѣ же явленія, но нѣсколько слабѣе. Колоколъ былъ снятъ съ возвышенія, но не опрокинутъ, и движенія его по полу, въ то время какъ натягивалась тесьма, были, на этотъ разъ, ясно слышны. Но я зналъ, что при новой обстановкѣ явленія обыкновенно слабѣютъ, и потому все-таки остался результатомъ доволенъ.
Такимъ образомъ я имѣлъ съ Петти всего шесть сеансовъ: три съ участіемъ матери и три съ одними мальчиками. Отецъ не рѣшался отпустить однихъ мальчиковъ безъ себя; а чтобъ ѣхать ему самому, онъ долженъ былъ отказаться отъ работы, которою кормился, и которую послѣ двухмѣсячнаго отсутствія могъ и не получить. Наконецъ мы сговорились и написали условіе. Вознагражденіе имъ потребованное было весьма скромное, всего 70 фунтовъ, за исключеніемъ разумѣется дорожныхъ расходовъ. Но все еще я не рѣшался; вся эта обстановка далеко не улыбалась мнѣ; это все таки было не то, чего я желалъ бы для коммисіи, —что могло бы быть… И я уѣхалъ въ Лондонъ, съ тѣмъ чтобы уже оттуда прислатъ рѣшеніе. Предъ самымъ отъѣздомъ въ Ньюкастль г. Круксъ упомянулъ мнѣ про одного медіума, одну даму, съ которою онъ экспериментировалъ нѣсколько лѣтъ тому назадъ, и которая, по его мнѣнію, еслибъ только она согласилась ѣхать, была бы всего полезнѣе для нашей коммисіи; но онъ не скрывалъ, что надежды на это было мало, — что она, какъ женщина по средствамъ независимая, даже богатая, едва ли согласится выступить въ такомъ дѣлѣ публично. Во всякомъ случаѣ онъ обѣщалъ мнѣ розыскамъ ее, повидаться съ нею, и по возвращеніи моемъ изъ Ньюкастля сообщить о результатѣ. По пріѣздѣ моемъ я съ большимъ удовольствіемъ узналъ, что она въ Лондонѣ, и что г. Круксъ устроитъ для меня свиданіе съ нею у себя на дому; на другой же день это свиданіе состоялось и тутъ же былъ импровизированъ сеансъ, который вполнѣ удовлетворилъ меня: въ полчаса времени совершился рядъ самыхъ поразительныхъ и отчетливыхъ медіумическихъ явленій при полномъ свѣтѣ: нѣсколько подъемовъ стола, нѣсколько движеній его безъ прикосновеній, сильные стуки въ столѣ, въ полу, и т. д., словомъ все что только можно было желать для нашей коммисіи. Но, увы, г-жа Клайеръ хотя и выразила что была бы не прочь взглянуть на Россію, но отъ поѣздки въ то время, ссылаясь на занятія какими то постройками и другими домашними дѣлами, отказалась.
Между тѣмъ велись мною переговоры еще съ другимъ, очень сильнымъ медіумомъ, Монкомъ; я слышалъ что въ послѣднее время у него стали совершаться разныя интересныя явленія не только въ темнотѣ, но отчасти и при свѣтѣ; съѣхаться съ нимъ, чтобы самому убѣдиться въ качествѣ этихъ явленій, мнѣ не удалось, а переписка моя съ нимъ къ удовлетворительному соглашенію не привела. Оставалось одно, чтобы не возвратиться ни съ чѣмъ, — удовольствоваться братьями Петти, хоть для начала, — и вывозъ ихъ въ Россію состоялся.
Эта первая попытка кончилась неудачей; мальчики оказались въ медіумическомъ отношеніи несостоятельными; явленія, даже и у меня на дому, были довольно слабы, а въ коммисіи, какъ извѣстно, ни одинъ опытъ не удался. Тогда я обратился снова къ г-жѣ Клайеръ и мнѣ удалось наконецъ уговорить ее пріѣхать сюда на Январь и Февраль 1876 года. Въ тоже время я велъ усиленные переговоры съ американцемъ Слэдомъ и онъ къ осени 1876 г. согласился наконецъ пріѣхать. Всѣ переговоры и условія съ нимъ были уже закончены, когда, къ величайшему изумленію моему, послѣ четвертаго сеанса съ г-жею Клайеръ въ коммисіи, я долженъ былъ убѣдиться, что коммисія наша собралась не для того чтобы видѣть медіумическія явленія, а для того чтобы не видѣть ихъ; вслѣдствіе этого я и вынужденъ былъ отказаться отъ дальнѣйшаго въ ней участія. Нижеслѣдующіе документы разъяснятъ, возможно ли было поступить иначе.