Д. В. АВЕРКІЕВЪ
[править]РАЗРУШЕННАЯ НЕВѢСТА*.
[править]- ) Такъ называлась въ современныхъ офиціальныхъ бумагахъ княжна Екатерина Алексѣевна Долгорукая по смерти своего августѣйшаго жениха.
Петръ II Алексѣевичъ.
Князь Алексѣй Григорьевичъ Долгорукій, оберъ-гофмейстеръ.
Князь Иванъ Алексѣевичъ Долгорукій, оберъ-камергеръ, фаворитъ.
Князь Василій Лукичъ Долгорукій, членъ верховнаго тайнаго совѣта.
Князь Василій Владиміровичъ Долгорукій, генералъ-фельдмаршалъ.
Князь Александръ Алексѣевичъ Долгорукій.
Маленькій Миша Долгорукій.
Графъ Сергѣй Борисовичъ Шереметевъ.
Нестеровъ, кавалергардъ.
Иностранный дипломатъ.
Придворный.
Аристархъ, камердинеръ князя Алексѣя.
Сенатскій оберъ-секретарь.
Богданъ Челищевъ, сержантъ Преображенскаго полка.
Стелька, дворовый Нестерова.
Часовой.
1, 2, камеръ-лакеи.
Княгиня Прасковья Юрьевна Долгорукая, жена князя Алексѣя.
Княжна Екатерина Алексѣевна Долгорукая, государыня-невѣста.
Княжна Елена Алексѣевна Долгорукая.
Графиня Наталья Борисовна Шереметева, впослѣдствіи княгиня Долгорукая.
Анна Родіоновна, дальняя родственница Шереметевыхъ.
Сѣнная Шереметевыхъ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.
[править]Конечно, — и, повѣрьте, я говорю отъ чистаго сердца, — конечно, императоръ обладаетъ многими и великими достоинствами. Онъ уменъ и силенъ не по лѣтамъ; ласковъ и привѣтливъ, и если укрѣпитъ природный умъ приличными познаніями, то явится достойнымъ преемникомъ Великаго Петра.
Все это справедливо, и прекрасно сказано. Но извините, я не вижу, какъ изъ этого слѣдуетъ шаткость положенія Долгорукихъ при дворѣ. А вы, если не ошибаюсь, именно это хотѣли доказать мнѣ…
Не доказать, а только высказать нѣкоторыя опасенія. Видите ли, несмотря на всѣ блестящія качества, императоръ еще слишкомъ молодъ, а молодость непостоянна, себялюбива, не терпитъ узъ и при первой возможности торопливо сбрасываетъ съ себя иго. А согласитесь, что Долгорукіе, при своей гордости и заносчивости, легко могутъ заставить императора вспомнить, что онъ и самодержавенъ и полновластенъ. Притомъ такіе случаи, какъ съ графомъ Миллёзимо…
Но кто же виноватъ, что этотъ несчастный сумазбродъ, влюбленный до безумія въ государыню-невѣсту, осмѣлился при всѣхъ поцѣловать ея руку съ большею пламенностью, чѣмъ то допускается этикетомъ…
Успокойтесь; разумѣется, никто, кромѣ самого жалкаго безумца. Но видите ли, говорятъ, будто и княжна Долгорукая благосклонно смотрѣла на его любовь, что они часто видѣлись у одной нѣмецкой дамы и даже шла рѣчь о свадьбѣ…
Но княжна тогда еще и не мечтала о высокой чести быть невѣстой государя…
О, у меня и мысли не было осуждать княжну!.. Напротивъ, я не нахожу словъ для похвалъ… Я помню ее еще въ Варшавѣ, гдѣ она воспитывалась въ домѣ дѣда, посланника при тамошнемъ дворѣ… Она всегда казалась мнѣ дѣвицей очаровательной и предназначенной судьбою къ высокой долѣ; быть-можетъ, нѣсколько излишне честолюбивой и самонадѣянной, но необыкновенно умной… И все дѣло въ томъ: настолько ли она умна, чтобы заставить забыть своего августѣйшаго жениха объ этомъ несчастномъ случаѣ, который не могъ не огорчить его юнаго и впечатлительнаго сердца…
Будемъ надѣяться, что государь уже забылъ объ этомъ и не вспомнитъ, если…
«Ему не станутъ напоминать», хотите вы сказать?.. А въ охотникахъ, какъ кажется, недостатка не будетъ?..
Къ сожалѣнію…
Именно къ сожалѣнію. Я право не понимаю, отчего Долгорукіе такъ не любимы. Между ними есть люди достойные. Князь Василій Лукичъ отличный дипломатъ, человѣкъ тонкаго ума и высокой образованности; фельдмаршалъ — искусный полководецъ… Конечно, фаворитъ и его отецъ горды и нѣсколько даже высокомѣрны, но это такъ понятно въ ихъ положеніи!.. И все-таки они не любимы, — отчего? не понимаю.
Именно оттого, что они въ фаворѣ. Высшіе, наружно въ нихъ заискивая, въ тайнѣ завидуютъ имъ; забывая ихъ заслуги, — видятъ въ царской милости одинъ случай.
Но другіе?
Другіе поютъ съ чужого голоса, и надо сознаться, мы, русскіе, охотнѣе повторяемъ осужденія, чѣмъ похвалы. Напщ сосѣди давно замѣтили, что недовѣрчивость другъ къ другу и проистекающая отсюда недоброжелательность — наша національная черта. Притомъ же, осужденіе ближняго льститъ самолюбію, — мы чрезъ это точно выше его становимся… Не даромъ же у насъ въ такомъ ходу пословица, что «добрая слава лежитъ, а худая бѣжитъ»…
Я никакъ не ожидалъ встрѣтить въ васъ такого горячаго приверженца Долгорукихъ.
Я, кажется, черезчуръ погорячился. [Вслухъ]. Я отнюдь не ихъ приверженецъ, — я только желалъ быть справедливымъ.
А если желаете быть справедливымъ, то согласитесь, что всѣ ежеминутно и не напрасно ждутъ народнаго возстанія: такъ-то любимы всѣми ваши Долгорукіе.
Съ этимъ позвольте не согласиться. Народъ отдыхаетъ послѣ тягостей и строгостей Петрова времени и навѣрно благословляетъ нынѣшнее кроткое царствованіе.
Отдыхаетъ! Вѣрнѣе, Россія быстро идетъ назадъ, возвращается къ варварству. Вашъ флотъ въ забросѣ, ваша армія не въ силахъ выдержать ни одной серьезной битвы, въ дѣлахъ застой… Нѣтъ, вы удивляете меня! Можно ли, съ вашимъ умомъ, глядѣть на вещи глазами «старыхъ русскихъ»? Повѣрьте, мой другъ, недалеко то время, когда всѣ просвѣщенные русскіе станутъ глядѣть на свое отечество глазами европейцевъ… Но, виноватъ. Мнѣ показалось, что въ сосѣдней залѣ нашъ посланникъ; спѣшу засвидѣтельствовать ему свое почтеніе… До свиданья. Что до нашего спора, то событія рѣшатъ его и, можетъ-быть, скорѣе, чѣмъ мы съ вами того ожидаемъ [уходитъ въ правую заднюю дверь].
Не спроста говорилъ, и закорючку въ концѣ загнулъ не спроста же. Пойти упредить князь Василій Лукича. Да вотъ и онъ жалуетъ.
Тѣ же рѣчи, ваше сіятельство: Россія-де погибаетъ и не напрасно-де въ скорости бунта чаютъ…
И все то Долгорукіе натворили?
Истинно такъ; о вашемъ сіятельствѣ, впрочемъ, съ отмѣнною похвалой отзывался.
У всѣхъ-то у нихъ на умѣ одно пустомысліе: дѣлай-де по-нѣмецкому, и процвѣтетъ Россія, а по-русскому дѣлать будешь, всеконечно погибнетъ. Знать имъ, а не намъ, честь Русской земли дорога! Охъ ужъ мнѣ сіи чужого отечества патріоты!… А что еще?
Про Миллёзимо…
Старое!
Истинно такъ, ваше сіятельство, все то старое; только мнится, будто нынѣ говорилъ съ особою наглостью и нѣкимъ тайнымъ злорадствомъ, какъ бы предвидя скорый афронтъ вашей фамиліи.
Гм!..
Притомъ же и Остерманчикъ нашъ на нынѣшній вечеръ больнымъ оказался…
А какъ баронъ Андрей Иванычъ глазами боленъ, другіе себѣ бѣды гляди. Такъ ли?
Истинно такъ, ваше сіятельство, и мнѣ сдается, — не безъ затѣйки тутъ.
Ладно. [Помолчавъ]. Ну, государь мой, благодарю васъ за неизмѣнное въ пользу фамиліи нашей радѣніе, и [трепля его по плечу] будь покоенъ, послугъ твоихъ не забуду. [Придворный кланяется]. А теперь поди-ка, голубчикъ, да обо всемъ князь Алексѣй Григорьича упреди.
А, вотъ кто пожаловалъ. Неизданный гость, да желанный. Братъ князь Василій Володиміровичъ, совсѣмъ ли въ здоровья поправился? [Цѣлуются].
Спасибо, братъ князь Василій Лукичъ, совершенное, благодаря Господа, отъ недуга облегченіе получилъ… А государь? не выходилъ еще, знать… А племянница?..
Въ скорости, чаю, выдутъ…
Ш-ш!… Ш-ш!..
Ш-ш!.. Ея высочество государыня-невѣста.
Племянница! за хворостью моей,
Тебя не удосужился поздравить
Со счастіемъ и честію великой.
Какъ въ прошлый разъ съ тобой я говорилъ,
Ты просто мнѣ племянницей была,
Теперь ты — государыня моя,
А я — твой рабъ и твой слуга усердный.
Позволь же мнѣ, по должности моей
И по родству, подать тебѣ совѣтъ:
Смотри на августѣйшаго супруга
Не просто какъ на мужа; твердо помни:
Онъ государь тебѣ, и ты заботься
То только дѣлать, что ему пріятно. —
Твоя фамилія хоть велика,
Но, милостью Господнею, богата
И въ государствѣ нашемъ почтена, —
И если кто-нибудь изъ насъ попроситъ
Тебя о милости, то хлопочи
Не въ пользу имени, а въ пользу
Заслугъ и добродѣтели. И въ этомъ,
Повѣрь мнѣ, счастіе свое найдешь, —
Чего тебѣ отъ всей души желаю.
Какова рѣчь?
Благодарю васъ, дядюшка, какъ племянница и государыня ваша, и вашъ добрый мнѣ. совѣтъ навсегда схороню въ сердцѣ, полномъ любви и благодарности къ вамъ…
Каковъ отвѣтъ?
III-ш!.. Его величество.
Здорово, господа!
Виватъ!
Гдѣ мой оберъ-камергеръ?
Что прикажете, ваше величество?
Я спрашиваю оберъ-камергера, а не оберъ-гофмаршала. Не тебя, твоего сына.
Котораго, ваше величество?
Котораго? Одинъ только твой сынъ у меня оберъ-камергеромъ! Князь Иванъ. Отчего его здѣсь нѣтъ? Отчего онъ не при насъ?
Замѣшкалъ видно, ваше величество. Я тотчасъ пошлю…
Не надо. А только, вижу я, его отъ насъ отдаляютъ, хотятъ насъ лишить единственнаго друга [полуоборачивается, чтобъ идти].
Осмѣлюсь доложить вашему величеству: здѣсь государыня, невѣста ваша.
Невѣста? Какая невѣста? У меня была ужъ невѣста. Княжна Меншикова. Гдѣ она теперь?
Мальчи…
Удержись: сто ушей слушаютъ.
Nun, mein Herr, was werdep Sie jetzt sagen?
Заговорили [Топнувъ ногой]. Нѣтъ, рано еще. [Громко и повелительно]. Господа, его величество не совсѣмъ здоровъ, а потому не угодно ли не шумѣть и [указывая на заднія двери] обождать въ другихъ апартаментахъ.
Вы — затворить двери и стать въ той залѣ на часахъ. Никого не впускать. Да чтобъ къ дверямъ близко никто не подходилъ [кавалергарды исполняютъ сказанное]. А то подсмотрщиковъ да фискаловъ сейчасъ набѣжитъ!.. [Придворному]. Бѣги проворнѣй за князь Иваномъ; чтобъ сейчасъ шелъ. По именному, скажи, повелѣнію. Стой… И самъ сюда приходи: нуженъ будешь.
Слушаю, ваша свѣтлость [уходитъ въ правую боковую].
Батюшка!.. Что жъ это?.. Я не переживу… Лучше въ монастырь…
Перестань! Время тутъ твоихъ капризовъ слушать!.. [Нѣжно]. Ну, полно же, Катя, полно. Не труди своихъ ясныхъ глазынекъ, не хорошо, поблекнутъ. Поди, успокойся…
Я не пойду туда…
И не надо. На свою половину пройди, успокойся. Да что жъ ты, княгиня, стоишь! Веди же ее, веди…
Веду, князь мой, веду. [Обѣ идутъ направо].
Не бойтесь, поправимъ, все поправимъ. Чего! пустая тучка набѣжала, полчаса не пройдетъ, и солнышко проглянетъ.
Ну, братья-князья, что скажете?
Вспылилъ. Изъ-за Ивана вспылилъ.
Изъ-за Ивана — правда; а только раньше натолковано было, вѣрьте.
Изъ-за кого бы ни было, поправлять надо. А какъ, чѣмъ?
Безъ князь Ивана не поправишь.
Одна надежда — на него.
Что жъ онъ, злодѣй, нейдетъ доселѣ?… Эхъ, обвѣнчать бы только поскорѣй!..
Обвѣнчать! Нешто монастырей женскихъ отъ того на Руси убудетъ? Примѣры-те бывалые.
Охъ, князь Василій Володимірычъ!.. И безъ того сердце не на мѣстѣ, а ты!.. Что жъ это Иванъ-злодѣй?.. Ужъ всегда ты такъ!.. А вотъ, идетъ, кажись.
Идетъ ли?
За мной спѣшитъ, ваша свѣтлость.
Ну, голубчикъ, спасибо. Сослужи-ка еще службу. Иди ты въ апартаменты его величества и прикажи моимъ именемъ дежурному камергеру немедля о князь Иванѣ доложить. А заупрямится дежурный — они всѣ, чай, теперь насъ на дорогѣ въ Березовъ видятъ, не ближе! — такъ самъ тогда до государя дойди. Такъ-то; смѣлѣе.
Слушаю, ваша свѣтлость.
Наконецъ-то. Хорошъ, нечего сказать. Изъ-за своего упорства чуть было всей фамиліи не погубилъ.
Не хорошо, племянникъ, не хорошо.
Хоть и любимицъ ты мой, а нынѣ и я тебя не похвалю.
Господи! что случилось?
А то случилось, что, тебя не видя, государь вспылилъ и сталъ кричать, что нарочно тебя къ нему не допускаютъ.
А сестры твоей ровно не замѣтилъ…
Да вдобавокъ про Меншикову помянулъ…
Коли я чѣмъ виноватъ, такъ тѣмъ развѣ, что замѣшкалъ.
Замѣшкалъ! Не видѣлъ, что ль, что я и сестра пошли?
Не чаялъ, что государь такъ рано выйдетъ.
Полно ужъ! Будто не знаю: изъ зависти все сдѣлалъ; золъ, что сестрѣ счастье, а не тебѣ; на принцессѣ, вишь, Елизаветѣ жениться не удалось. Злодѣй ты былъ и есть всему нашему роду!
Полно и тебѣ, братъ Алексѣй! Не время теперь старье перетряхивать. А ты, князь Иванъ, не упрямься.
И я то жъ скажу. [Князь Ивану]. Ты знаешь, я самъ на эту затѣю, на сватовство-то, косо поглядывалъ, да дѣло-тѣ сдѣлано, и не намъ, не Долгорукимъ, его портить и мѣшать другъ другу.
Скажите, научите. Я все готовъ, что прикажете.
Primo, какъ государя увидишь, прощенье за промедленіе испроси.
Дѣльно.
А secondo, къ слову и о сестрѣ замолвишь. Какъ сдѣлать, — не учить тебя стать, съ малолѣтства при дворѣ живешь; коли захочешь, сумѣешь.
Дядюшки-князья! Сейчасъ-вотъ батюшка попрекнулъ меня, будто я всему роду злодѣй и завистникъ, а я, ей-Богу, и въ мысли того никогда не держалъ. И чтобъ правоту свою доказать, все, что въ силахъ, употреблю, только бы вамъ угодное сдѣлать.
Вотъ это сыновній отвѣтъ! Вотъ опять у меня сынъ есть!.. Полно же, на отца-старика не дуйся, — грѣхъ. Поди, поцѣлуй меня, помиримся.
Батюшка!
Доложилъ?
Доложилъ, ваше сіятельство. Спросить изволили: гдѣ князь Иванъ? Отвѣтствовалъ, что здѣсь. Спросили еще: нѣтъ ли кого здѣсь? Доложилъ, что ни души. Приказать изволили, чтобъ князь Иванъ здѣсь ихняго приходу обождалъ; чаятельно, наединѣ видѣться хотятъ. [Князь Ивану]. И не повѣрите, ваша свѣтлость, какъ повеселѣть изволили, только про васъ доложилъ.
Ну, слава Богу. [Придворному]. Спасибо, голубчикъ, въ вѣкъ не забуду. Ступай-ка да за дверьми тутъ [указалъ на заднюю стѣну] наготовѣ будь. [Придворный уходитъ]. И мы, князья, пойдемте. [Князья идутъ къ заднимъ дверямъ]. Нѣтъ, нѣтъ, не туда. Не на насмѣшки да косые взгляды. Тогда имъ покажемся, какъ опять въ силѣ будемъ; чтобъ не инако, какъ съ трепетомъ и почтеньемъ на насъ взирали [оба князя уходятъ направо]. Ну, Иванъ, на тебя, сынъ мой, надѣюсь. Помни, каковъ ни есть, все жъ отецъ я тебѣ, и люблю, какъ умѣю. Господь тебя благослови. [Креститъ, цѣлуетъ въ лобъ и спѣшно уходитъ направо].
Князь Иванъ Алексѣевичъ, слѣва Петръ, въ концѣ Придворный и затѣмъ разныя лица, какъ выше; въ ихъ числѣ Иностранный Дипломатъ.
Прощенья прошу у вашего величества.
Это что? Зачѣмъ ты на колѣняхъ?
Я слышалъ, что имѣлъ великое несчастіе своей неаккуратностью заслужить гнѣвъ вашего величества.
Полно, полно! Что ты! Встань!
Не встану, не испросивъ прощенья вашего величества.
Иванъ, встань же! Я приказываю, я прощаю. Слышишь: прощаю и повелѣваю. Только встань; ради Бога, встань же скорѣе!
Не въ силахъ выразить благодарности вашему величеству за милостивое прощенье.
Перестань! Не смѣй мнѣ говорить такъ!.. Я виноватъ, я, а не ты; слышишь?.. Вѣдь мы, не правда ли, вѣдь мы съ тобою попрежнему друзья?
Вашему величеству угодно было неоднократно удостоиватъ меня этого имени…
Что съ тобой, Иванъ, сегодня? Что съ тобою? Рѣшительно, не узнаю тебя. Слова отъ тебя ласковаго не добьешься. Одно наладилъ: «ваше величество!» да «ваше величество!» Вѣдь я приказывалъ, вѣдь я просилъ же тебя неоднократно, какъ ты говоришь: чтобы ты не смѣлъ, когда мы одни, называть меня ваше величество. Зови меня просто государь, говори мнѣ ты.
Воля ваша, государь, для меня священна…
Опять! зачѣмъ же ваша, а не твоя? Ахъ, Иванъ, я и не зналъ, что ты такой злой. У меня вотъ давно сердце прошло, а ты все, недобрый этакой, сердишься на меня.
Смѣю ли я сердиться, государь?
«На тебя, на тебя!» Прибавь сейчасъ: «на тебя, государь». Или нѣтъ, нѣтъ, не государь, а другъ мой. «На тебя, другъ мой».
На тебя, другъ мой.
Ну, вотъ, спасибо, Иванъ. Ты долженъ, ты обязанъ говорить мнѣ ты, быть моимъ другомъ. Вѣдь ты помнишь… ахъ, Иванъ, помнить ли ты?.. давно это было, при Меншиковѣ еще… Онъ тѣснилъ меня, Иванъ; я безъ его спроса не смѣлъ ни встать, ни сѣсть, ни слова вымолвить… Ахъ, я ужасно боялся страшнаго сего человѣка!.. Да, Иванъ, я былъ тогда одинъ, одинъ-одинешенекъ, и думалъ: «какое несчастіе быть государемъ, никто тебя не любитъ». И ты тогда, я какъ теперь помню, а мнѣ въ ту минуту такъ грустно, такъ горько, Иванъ, было, какъ никогда. И ты подошелъ, бросился предо мною на колѣни, назвалъ меня государемъ своимъ… Оттого я и теперь люблю, когда ты зовешь меня просто государемъ. И отъ тебя узналъ я, что могу быть свободенъ, что у меня можетъ быть своя воля, и еще больше, еще лучше: я узналъ, что меня могутъ любить и что я, я самъ, Иванъ, могу любить! [Отираетъ слезы]. И вѣрь, Иванъ, никогда я той минуты не забуду; а забуду ли, хоть на мгновенье забуду, то пусть про меня въ исторіи напишутъ, что Петръ Второй былъ не добрый царь, а звѣрь неблагодарный!
Государь мой милый! Другъ мой!
Нѣтъ, нѣтъ! поцѣлуй меня въ губы, такъ вотъ, крѣпче… Ну, вотъ, спасибо!.. Но у тебя все еще какъ будто печальные глаза, Иванъ. Отчего? Кто смѣлъ?.. Ахъ, Господи! я же еще спрашиваю. Знаю, я виноватъ, я поступилъ глупо, какъ ребенокъ, какъ мальчишка!.. Я оскорбилъ твою сестру, свою невѣсту… Да? вѣдь такъ? Вѣдь то хотѣли сказать мнѣ твои глаза?
Государь, я никогда не желалъ твоей женитьбы на сестрѣ моей и никогда того не скрывалъ отъ тебя. Меня страшила и нынѣ страшитъ близость семьи моей къ престолу. Но, государь, такова была твоя воля, и если теперь разлюбилъ сестру мою, то удали ее отъ себя, но зачѣмъ же оскорблять публично, зачѣмъ давать врагамъ нашимъ…
Довольно! довольно! Я виноватъ… Мнѣ не слѣдовало… но я былъ такъ взволнованъ, мнѣ наговорили… Будь покоенъ, я сдѣлаю, я скажу… я знаю какъ… [отходя, про себя] Что же я скажу ей?.. Ахъ! развѣ мнѣ, несмотря на малые годы мои, мало притворствовать приходилось?.. А нынѣ… нынѣ Я притворюсь ради дружбы… [Громко хлопая въ ладоши]. Эй, кто тамъ?
Господинъ камеръ-юнкеръ! потрудитесь отворить двери и попросить всѣхъ сюда.
А я, государь, поспѣшу обрадовать сестру.
Нѣтъ, останься со мною. Встань такъ, подлѣ меня, возьми меня подъ руку: пусть всѣ видятъ, какъ люблю тебя. [Увидя входящихъ придворныхъ и другихъ лицъ, тихо]. Идутъ. Опять мы съ тобою на вы.
Приказаніе вашего величества исполнено.
Благодаримъ васъ, господинъ камергеръ.
Камеръ-юнкеръ, государь.
Нѣтъ, князь, мы не ошиблись. [Придворному]. Господинъ камергеръ! попросите сюда государыню-невѣсту нашу и родныхъ нашихъ.
Онъ стоить награды: онъ способствовалъ укрѣпленію дружбы нашей. [Громко]. А вы, князь Иванъ Алексѣевичъ, повѣрьте, что мы никогда не измѣнимъ дружбы нашей къ вамъ.
Государь!..
Ваше высочество! Я извѣстился, что неумышленно и нечаянно оскорбилъ васъ. Мнѣ сказали, что давеча, какъ я входилъ сюда, вы находились здѣсь, чего я, по тогдашней взволнованности моей, не примѣтилъ. И въ томъ прошу милостиваго вашего высочества извиненія [цѣлуетъ ея руку].
Государь! если когда-либо можно было позавидовать несчастію, то въ настоящую минуту. Мимолетное горе мое принесло мнѣ новое счастіе, дозволивъ еще разъ убѣдиться въ любви вашего величества.
Какъ вы добры, государыня! [Еще разъ цѣлуетъ ея руку, и затѣмъ отойдя, въ задумчивости, про себя]. Кажись, все, какъ слѣдъ, сдѣлалъ; Иванъ, я примѣтилъ, доволенъ. А еще?.. что жъ мнѣ дѣлать. Господи! когда мнѣ съ нею до того скучно, что слова сказать не умѣю.
Государь, играютъ менуэтъ. Угодно ли вашему величеству…
Виноватъ, государыня… я разсѣялся… Съ великимъ моимъ удовольствіемъ.
Это все… все это…
Ну что теперь вы, мой другъ, скажете?
Все, что здѣсь случилось сегодня, все это… [съ особою ненавистью] господинъ камергеррръ!.. Все это совсѣмъ не согласно съ принципами здравой дипломатической науки. [Идетъ. Придворный вслѣдъ ему насмѣшливо кланяется]. Занавѣсъ.
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.
[править]Никого. Удачно проскользнулъ мимо аргусовъ стоглазыхъ. Гдѣ жъ она? Куда ходъ? въ которыя двери?
Это кто проскочилъ? Господи! на минуточку отъ дверей отойти не дадутъ. [Въ дверяхъ, грубо]. Тебѣ чего?
Будь вѣжливъ: съ благороднымъ говоришь, холопъ.
Холопъ? Это я-то холопъ? Ну, нѣтъ, господинъ Нестеровъ, шалишь. Извини, ваше благородіе, я давеча не призналъ васъ.
Такъ-то лучше: миромъ. Здравствуй, Гаврилычъ.
Здравствуешь, ваше благородіе. А только, чтобъ холопомъ меня звать, на это не согласенъ. Видишь, ваше благородіе, человѣкъ я темный, а такъ понимаю: быть того не можетъ, чтобъ камердинъ такого свѣтлѣющаго князя, да еще, подымай выше; тестя государева нареченнаго, я сирѣчь, въ табель о рангахъ записанъ не былъ. Быть того, говорю, не можетъ. Ужъ навѣрно не ниже кавалегвардовъ поставленъ.
Выше, много выше.
То-то, а ты: «холопъ». Одначе, ваше благородіе, зачѣмъ пришелъ? У насъ того не любятъ, чтобъ бездокладочно ходили. Кого надо?
Княжну Катерину.
Нѣтъ у насъ такой.
Спятилъ ты, старикъ, что ль?
Ничего не спятилъ, а только ты, вижу, ваше благородіе, въ титулахъ до полнаго разума не дошелъ еще. Не княжна — подымай выше — государыня-невѣста. Не сіятельство, шапку долой: ваше высочество. Такъ-то. Съ просьбой, что ль?
Да… съ просьбой.
Такъ вотъ что, государь мой, — просьбу подай. Можетъ тебѣ аудіенцъ и выйдетъ.
Долга пѣсня, Гаврилычъ.
Для скорости секлетаря подмасли. А тебя, чай, приметъ; не только въ домѣ* бывалъ, по недѣлямъ у насъ въ Горенкахъ гащивалъ.
Лучше тебя ужъ подмаслить: возьми-ка это да и это…
Это что? Червончикъ? Э, да ты видно, господинъ Нестеровъ, за поѣздку въ Питеръ разбогатѣлъ. Прежде червончиковъ у васъ не важивалось. Ну, слушай же [спряталъ деньги въ карманъ, вынулъ и подставилъ табакерку]. Употребляешь? Нѣ-ѣ? Напрасно: для глазъ вельми пользительно [понюхалъ]. Слушай же, сударикъ мой, червончикъ-то я твой взять возьму, и на томъ вашему благородію благодарствую. А съ бумажкой — прочь поди.
Аль опасаешься чего?
Первое дѣло, Богъ знаетъ, что у тебя тутъ написано; можетъ, дидулъ какой непутящій. Это разъ [загнулъ палецъ]. А второе, кабы княжнѣ подать — подалъ бы, потому: попался, нахлобучка и дѣлу конецъ. А государынѣ-невѣстѣ: узнали, аль подглядѣлъ кто: «слово и дѣло». Пойми. Вотъ тебѣ два [еще палецъ загнулъ]. Теперь третье: бумажки этой я у тебя въ рукахъ не видалъ, и ты мнѣ о ней ни слова не говорилъ же. Это три [еще загнулъ палецъ]. А затѣмъ, и сказъ весь. [Отворяя двери]. Поди, ваше благородіе, съ Богомъ.
Эхъ, Аристархъ Гаврилычъ, какъ же такъ? Пожалѣй ты меня.
Тебя жалѣю, а себя мнѣ еще болѣ того жаль, а потому: поди [смотритъ въ дверь]. постой, развѣ вотъ что… Видишь, вонъ дурачокъ нашъ плетется, князек-отъ юродивенькій, такъ съ нимъ не сладишь ли… Ты ему только растолкуй; коли пойметъ, сдѣлаетъ: услужливъ. А спросить съ него нечего — Божій человѣкъ.
Давай хоть его.
Эй, князенька! подъ сюда. [Князь Александръ подходитъ; Аристархъ его за плечи вѣжливенько подвигаетъ къ двери]. Толкуйте тугъ, а я за дверью постою [вышелъ и двери затворилъ].
Нестеровъ; князь Александръ Алексѣевичъ.
Здравствуй, князь Александръ Алексѣичъ. Помнишь ли меня?
Ты… ты…
Я Нестеровъ.
Помню. Только на имена плохъ. Ты добрый. Помню. Не дражнишься.
Ну, слушай же, князь голубчикъ; весь умъ собери и слушай. Коли любишь ты меня, и сестрицу Катерину коли любишь, такъ отдай ты ей это [показываетъ письмо]; только съ глазу на глазъ отдай; чтобы никто, ни-ни единый человѣкъ не видалъ. Понялъ ли? Отдашь ли?
Понялъ. Катѣ, когда одна. Отъ добраго. Давай.
Пойми же: съ глазу на глазъ и какъ можно скорѣй, сегодня же. А я тебя, князь голубчикъ, любилъ и всегда любить буду [цѣлуетъ его].
Спасибо. Постой. Чтобы не забыть, повторю. Катѣ, когда одна. Сегодня и чтобъ ни-ни… Такъ ли?
Такъ, князь голубчикъ.
Прощай. [Пробираясь около стѣны къ маленькой задней двери, твердитъ вполголоса]. Катѣ. Отъ того, кто не дражнится. И ни-ни [ушелъ].
Отдастъ. Не столь же глупъ, чтобы пустяковъ такихъ не запомнить. А теперь, Катерина Алексѣевна, посмотримъ, какъ-то ваше высочество не прійти посмѣете. Страхъ всему научитъ: и время найдетъ, и мѣсто.
Батюшка не возвращался?
Никакъ нѣтъ, ваша свѣтлость.
Это кто еще?
Съ просьбишкой къ его свѣтлости, ваша свѣтлость.
Сказано: во внутренніе апартаменты никого не пускать. Скоро фискаловъ нѣмецкихъ въ домъ пускать станете. [Идетъ налѣво и потомъ, остановившись, чрезъ плечо]. Что ЖЪ ТЫ, аль оглохъ? Вонъ эту шваль сейчасъ же! [ушелъ налѣво].
Шваль! И мнѣ это слово чрезъ плечо прямо въ лицо бросилъ? И я стерпѣлъ, за горло не схватилъ, не задушилъ!.. Нѣтъ, князь Иванъ, берегись, я обиды никому сроду не пращивалъ. И не будь теперь такого дѣла… [грозитъ].
Уйди ты, ваше благородіе, отъ грѣха.
Безъ тебя, дуракъ, уйду! [уходитъ въ большую заднюю, сильно хлопнувъ дверьми].
Дуракъ, дуракъ! Нешто въ табель-то о рангахъ дураковъ пишутъ? [ушелъ туда же].
И вездѣ, говоришь, толкуютъ?
Вездѣ, вездѣ.
И у Голицыныхъ?
И у нихъ, и по всей Москвѣ.
Постой-ка [сѣла направо]. Аристархъ! [Тотъ показывается въ дверяхъ]. Не вернулся еще?
Княжичъ вернулся, а князе-тъ не бывалъ еще, ваша свѣтлость.
Хорошо. Ступай. [Аристархъ уходитъ; она про себя]. Что это у государя такъ долго замѣшкался? Ужъ взаправду чего не случилось ли? Здѣсь ужъ дождусь, наверху мочи нѣтъ сидѣть. [Дочери]. Да! ты, бишь, что-то разсказывать стала.
Говорю, что вездѣ-то, вездѣ одно толкуютъ
Да сядь ты, Алена. Чего вертишься.
Ужъ вы всегда, маменька [сѣла подлѣ матери].
Сказывай.
Слушайте. Только, пожалуйста, по обычаю своему, не перебивайте, а то не стану. Не любить сестры государь — вотъ что говорятъ; а все оттого-де, что силой ему навязали. И правда вѣдь, маменька, что силой; я сама скажу. И вотъ еще что: эта вспышка, намедни-то, на балу, вторая, говорятъ, ужъ была, а по третьей, говорятъ, и абшидъ получитъ.
Погодимъ, что князь мой, воротясь, скажетъ.
И папенька ничего не можетъ. Государь и на него гнѣвенъ, и одного не знаетъ: какъ отъ него отвязаться. Всѣ въ голосъ говорятъ.
А ты точно рада!
Вовсе не рада. Съ чего вы это взяли? Мнѣ радоваться нечего. А только всегда говорила, и теперь повторю: большую вы тогда съ папенькой ошибку сдѣлали.
Знаю, тебя бы въ царицы надо! Ишь, красавица какая уродилась!
Что вы мнѣ вѣчно въ глаза тычете: уродъ да уродъ! Ну, пусть дурнушка, пусть даже уродъ по-вашему, хоть я вовсе не такъ дурна, какъ вы себѣ въ голову забрали. А только всегда скажу: я добрѣй сестры. И будь я на ея мѣстѣ, государь любилъ бы меня. Да-съ, ужъ я сумѣла бы его къ рукамъ прибрать. Не отходилъ бы отъ меня, и свадьбу бы давно ужъ сыграли. Не вѣрите?
Полно вздоръ болтать.
Вздоръ? По-вашему, пожалуй, и то вздоръ, что когда ихъ обручали, корона съ кареты свалилась? Какъ же! Всѣ въ голосъ тогда же сказали: дурна-де примѣта, не бывать свадьбѣ. И я то же скажу, потому что не въ сестру, люблю правду и всегда говорю. Да-съ, не быть ей государыней.
Говорю, замолчи.
Я знаю, всѣ вы меня за правду ненавидите [вскакивая на ноги]. Вы и за дочь-то меня не почитаете. Я что для васъ? такъ, обсѣвокъ какой-то въ полѣ. [Со слезами]. Вы меня ужъ лучше-бъ въ затрапезъ сослали, съ холопками посуду мыть.
Князь Ивана сюда попроси.
Слушаю, ваша свѣтлость [уходитъ налѣво].
Эта о чемъ?
Охъ, все то же! Свое, князь мой, сказывай.
Конечно, вы и папеньку теперь настроите.
Молчи. Всѣ я твои глупыя рѣчи тверже «Отче нашъ» знаю. Слушай, поди къ сестрѣ. Только дерзить ей не смѣй. А войдешь, присядь пониже и ручку поцѣлуй, и вашимъ высочествомъ назови. Да сюда ее попросишь. Что жъ стала? Аль не слышишь?
Слышу. [Мотнула сердито головой и ушла направо].
Ну, сказывай, КНЯЗЬ мой. [Входитъ князь Иванъ].
А, ваша свѣтлость, милости прошу! Что это, новое опять затѣялъ! Дня безъ твоихъ хитростей не проходитъ.
Что прикажите, батюшка?
Этого-то я въ тебѣ, Иванъ, и не люблю. Самъ козни строишь, а скажешь тебѣ про то: видомъ не видалъ, слыхомъ не слыхалъ.
Не пойму, батюшка, о чемъ говорить изволите.
Упорствуй, притворствуй! Сказать прикажешь? [Князь Иванъ не отвѣчаетъ]. Слушай же. Пустяковъ у тебя сестра просила: чтобъ покойной принцессы Натальи брильянты поносить ей выдалъ, и въ томъ отказалъ.
Безъ именного повелѣнія не выдамъ. И то довольно вещей безъ спросу на вашу половину взято.
Ишь, нѣмецъ какой аккуратный выискался! Да Катерина-то, чай, государю невѣста. Что его, все ея; что ея, все его.
Будетъ вполнѣ государыней, вполнѣ и повелѣвать будетъ.
Эхъ, Иванъ, мужчина ты, и женскаго нашего дѣла понять не можешь. Государыней-то ей велика ли честь тѣ брильянты носить! Дѣвочка она молоденькая, на первыхъ порахъ пощеголять хочется.
Какъ вы мнѣ, матушка, выговорили, то вамъ отвѣчу. Шкатулку мнѣ передать не трудно, только вспомните: изъ-за шкатулки же, хоть не съ брильянтами, съ червонцами, и Меншиковымъ опала вышла.
Да что у тебя, прости Господи! иного слова, что ль, отцу съ матерью нѣту, какъ про Меншиковыхъ да про Меншиковыхъ твердить.
Батюшка! сколь ни стараюсь я угодить вамъ, не могу, а требовать отъ васъ со мной согласія — не смѣю. Объ одномъ прошу: не долго намъ вмѣстѣ жить, женюсь, въ свой домъ переѣду, такъ на послѣдяхъ-то…
Съ Богомъ! чѣмъ скорѣе, тѣмъ лучше.
Больше ничего, батюшка, не прикажите?
Объ одномъ прошу: уйди ты съ глазъ долой поскорѣе.
Что-й-то ты, князь мой, ужъ очень его. Въ уздѣ сыновей держи, да не задергивай.
Разстроилъ онъ меня, въ конецъ разстроилъ. Веселъ отъ государя пришелъ, радошенъ, а онъ!..
Скажи, чѣмъ государь-то порадовалъ, и гнѣвъ пройдетъ.
Правда [садится подлѣ жены и цѣлуетъ ей руку]. Слушай же. Благосклоненъ былъ, весьма благосклоненъ. Цѣловалъ и въ любви своей утверждалъ. Оттого я замѣшкался; оттого… Но того мало…
Что жъ еще-то?
Такое — вся Москва, какъ узнаетъ, ахнетъ.
III-ш!.. старуха, ея высочество. [Подымая жену]. Вставай, княгинюшка моя, пріучайся предъ дочкой-государыней стоять, пока садиться не прикажетъ. Тутъ вотъ становись, тутъ. [Ставитъ жену нѣсколько позади себя; подходя къ дочери, полушутливо, полуторжественно]. Ну-съ, ваше высочество, по рабской должности моей, честь имѣю васъ поздравить съ великою радостью.
Съ какою, батюшка?
А вотъ внимать извольте: послѣзавтрашняго числа, въ день Святого Крещенія, имѣетъ быть великій парадъ. Войска на Іорданъ поведетъ генералъ-фельдмаршалъ, а ваше высочество изволите въ саняхъ шествовать, а у васъ на запяткахъ за саньми стоять назначенъ…
Кто? кто? договаривай.
Самъ государь императоръ! Что жъ, дочка, отца за таковое устройство не поцѣлуешь? Ишь, рада-то какъ, слова отъ радости лишилась! Ну, да по отцовской власти, покуда ее имѣю, и самъ поцѣлую [цѣлуетъ]. А теперь, княгиня моя, пойдемъ-ка, кофейкомъ меня напоишь, — время. Да совѣтъ съ тобой держать станемъ. А тебѣ вѣдь совѣтныя думы нигдѣ, окромѣ коморки твоей, въ умъ не приходятъ. Такъ ли? [Оба уходятъ направо].
Истинно, князь мой, такъ.
Совсѣмъ ты у меня старорусская хозяюшка, княгиня. Въ своемъ углу умна и совѣтлива; при людяхъ скромна и невысказчива. Плетемся же, старая, плетемся [обнялъ ее, и увелъ направо].
Послѣзавтра!.. И въ виду всей Москвы, государства, всего свѣта!.. Такъ, не обманулась я. Значитъ, могу я еще быть и умна, и чаровательна!.. Разговоръ за менуэтомъ, — и честь не бывалая, въ исторіи безпримѣрная!..
Не пущу, говорю не пущу, пока не скажешь куда и зачѣмъ… Ишь, вырвался-таки!.. Противный этакой!.. Вотъ я тебѣ ужо, злючка несносная!… У-у, уродъ!
Сестрица…
А, это ты, Саша? Что тебѣ, дружокъ?..
Надо. Только… [со странными ужимками указываетъ на правую дверь].
Что тамъ?
Что такое? [Отворяетъ и видитъ сестру]. А, это вы, княжна Елена Алексѣевна. Прекрасно! подсматривать за старшей сестрой и государыней вашей!
Не признаю тебя государыней, не признаю! И никогда, подъ пыткой не признаю. И подсматривать мнѣ за тобой нечего; очень интересно, какъ вы тутъ съ юродивымъ секретничать станете!.. Я лучше въ манежъ, изъ ружья стрѣлять, пойду. Гораздо занятнѣе, повѣрьте! [Церемонно присѣдая]. Bonjour, madame. Ха, ха, ха! [Съ хохотомъ убѣгаетъ, сильно хлопнувъ дверью].
Глупая дѣвчонка. [Брату]. Ну, дружокъ?
Велѣлъ, чтобъ ни-ни!.. Погляди, еще погляди [указалъ на правую дверь].
Да нѣтъ же, убѣжала она [отворила двери]. Вотъ, видишь, дружокъ, никого нѣтъ; самъ погляди.
Вотъ…
Что это? Письмо? Отъ кого?
Отъ Me… Мек… Нестерова…
Отъ Нестерова? Господи! [Быстро отходитъ, открываетъ и читаетъ письмо].
Тише!.. Сказалъ, чтобъ ни-ни!..
Онъ здѣсь, здѣсь!.. И ждетъ отвѣта у крыльца… Ужасный человѣкъ, жестокій человѣкъ. [Ломая руки]. Господи мой Боже!.. О-охъ!..
Сестрица… скажи… Я все, что сумѣю… Растолкуй только…
Никто мнѣ помочь не можетъ, никто… развѣ Богъ… [Отходя, сама съ собой], и онъ требуетъ… и сегодня же, сейчасъ же!.. О, погубитель! извергъ!.. Развѣ… развѣ… Да она такъ наивна, она не пойметъ… Я напишу именемъ князь Ивана… она безумно любитъ его, готова для него на все… Да, такъ. [Брату]. Пойдемъ, Саша, пойдемъ; ты поможешь мнѣ [схватываетъ его за руку и быстро уводитъ въ правую дверь].
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТЬЕ.
[править]Господи! страхъ какой. Никакъ въ себя прійти не могу. Перечесть; авось, лучше выразумѣю. [Читаетъ записку]. «Графиня Наталья Борисовна! Обращаюсь къ вамъ, какъ невѣстѣ брата нашего, надѣясь на любовь вашу къ нему и намъ. Дѣло великой тайности заставляетъ насъ видѣться секретнымъ образомъ съ персоной, нашимъ довѣріемъ пользующейся. Онъ явится въ домъ вашъ подъ видомъ учителя на шпагахъ биться для младшаго вашего брата, отъ князь Ивана посланнымъ. Заклинаю васъ Богомъ, чтобъ о томъ никто, даже братъ нашъ, не вѣдалъ и о приходѣ сказанной особы никакого говору не было. Впрочемъ, не опасайся: съ помощію Божіею, грозящую фамиліи нашей опасность вполнѣ отвратить надѣемся. Пріѣздъ нашъ къ вамъ назначаемъ сегодня послѣ обѣда, третьяго часа въ началѣ. Благосклонная къ вамъ Екатерина»… Учителемъ придетъ!.. И говору чтобъ не было!.. И князь Ивану опасность!.. О! для него, голубчика моего, все сдѣлаю… А только… Нѣтъ, и думать не стану; батюшка-покойникъ, помню, говаривалъ: «Волю государеву усердно и не размышляя исполняй». Такъ и поступлю… Учитель теперь…
Сестрица…
Войди, Сережа. [Про себя]. Его и пошлю…
У старшаго братца былъ: вонъ выслалъ.
Охъ, ужъ не напоминай мнѣ про него… Чуть до слезъ не довелъ сегодня. Все съ насмѣшками да съ насмѣшками, да старшаго — точно не годомъ, много старѣ — изъ себя корчитъ.
И мнѣ тоже съ выговоромъ: читать-де только мѣшаешь, да и пошелъ: учусь-де мало, и…
Ахъ, объ ученьи-то!.. И забыла-было… Помнишь, князь Ивана просилъ, чтобъ учителя тебѣ ружью и на шпагахъ…
Аль прислалъ?
Сходи-ка, не въ сѣняхъ ли дожидается?
Бѣгу, и чтобы меня сейчасъ учить началъ!..
Постой. Тутъ не бѣгай, еще на братца старшаго наткнешься. А я объ учителѣ его не упредила…
Какъ же теперь?
Вотъ какъ сдѣлаемъ. Пройди ты здѣсь [указала на лѣвую дверь]. Тутъ, знаешь, чай, черезъ сѣнцы на малое крыльцо ходъ есть…
Сестрица, да вѣдь сѣнцы тѣ не жилые, и по лѣстницѣ никто никогда не ходитъ!..
Экой какой, а еще подъ турку и шведа собираешься!..
Турки не боюсь, шведа не боюсь, а тутъ…
А еще мужчина! Тутъ-то никого, а тамъ, того гляди, братецъ…
Вѣдь я такъ только сказалъ, что страшно. Я не боюсь, пойду [дѣлаетъ нѣсколько шаговъ и возвращается]. Только, сестрица, перекрести-ка ты меня на дорогу…
Изволь [исполняетъ]. Слушай же, Сережа. Черезъ заднія двери въ сѣни пройди. Тамъ еще, можетъ, просители есть, такъ ты вѣжливо спроси: «Который, молъ, учитель присланный?» И проводи сюда, тутъ, въ сѣнцахъ, обождать попросишь. Да дорогой не громко съ нимъ говори. Бѣги же!
Прощай! [убѣжалъ налѣво].
Слава Богу, негаданно все уладилось. И на себя-то не надивлюсь: каково съ Сережей хитро говорила. Такой хитрости за собой и не чаяла.
Ваше сіятельство, Анна Родіоновна пришли.
Звать ли ее? [Взглянувъ на часы]. Что жъ, время есть еще… [Сѣнной]. Зови сюда.
Съ ней церемониться не стану; когда захочу, отпущу. А покуда, чтобъ страшныя мысли не приходили, до времени посижу съ ней…
Здравствуйте, Анна Родіоновна [цѣлуются]. Милости просимъ [сѣли обѣ]. Что жъ вы насъ, сударыня моя, вовсе забыли? Правду видно люди говорятъ, что въ нонѣшнемъ вѣкѣ родствомъ пренебрегаютъ…
Что-й это вы, графиня-матушка!.. Да не грѣхъ вамъ… Кто я такая, чтобы вами пренебрегать?..
Нѣтъ, нѣтъ, пренебрегаете…
Не домогала, ей-Богу жъ, матушка, не домогала… Раматизмъ, аль… ну, Богъ его знаетъ, какъ по-нонѣшнему, по-модному назвать — только вотъ этимъ самымъ лежала.
И въ томъ вамъ, Анна Родіоновна, не довѣряю. Зачѣмъ бы къ вамъ нѣмецкой болѣсти привязаться?
Не слѣдъ, ей-Богу, не слѣдъ бы, да вить ее, привязалась. Дохтура кликнула. Онъ объявилъ: это, говоритъ, мадамъ — мадамой, нехристь этакой! въ глаза вѣдь назвалъ — это, говоритъ, рахматизмъ у васъ, и мазь какую-то, катышками, далъ… какъ бишь? да опольдинбокъ прозывается [графиня усмѣхнулась]. Аль не такъ назвала? Что жъ, матушка-графинюшка, мочи моей нѣтъ, языкъ ломается: слова мудреныя такія пошли.
И въ томъ не вѣрю, и про мазь придумали.
Коли ужъ всю-то правду сказать, еще причинка, графинюшка, была…
А! Вотъ оно.
Грѣшнымъ дѣломъ подумала: теперь она такого важнаго лица невѣста обрученная; женихо-тъ, чай, ежеденъ ѣздитъ, такъ гдѣ ужъ намъ тутъ соваться!
Чѣмъ же вы жениха моего опасались?
Не опасались, а не погнѣвитесь, графинюшка, гордѣй онъ сказываютъ. Посланники, чу, пока онъ кофій кушать изволитъ, по часамъ у него дожидаются; такъ ужъ намъ, бѣднымъ людямъ, гдѣ!
Такъ вотъ вы какого, Анна Родіоновна, о женихѣ моемъ мнѣнія! Гордѣй онъ! [Горячѣе]. А отчего жъ, сударыня моя, какъ мимо преображенцевъ мнѣ проѣзжать случится: «это, говорятъ, — отца нашего невѣста ѣдетъ?»
Не сердитесь, графинюшка, я вѣдь за что купила, за то продаю. А точно…
Что точно-то? Ужъ все, все сказывайте!..
Да, ей-Богу жъ, не свое. А правду сказать, точно, графинюшка, хоть и не вѣрю я, мало про него хорошаго слышно.
Такъ онъ злодѣй по-вашему, злодѣй?.. Такъ ужъ прямо его злодѣемъ и зовите!.. А я вамъ вотъ что про злодѣйство его разскажу. Помоложе гораздо онъ былъ, а государь и вовсе, тогда малъ еще былъ. Такъ вотъ разъ входитъ онъ къ государю и видитъ тотъ бумагу подписывать собирается. Глянулъ онъ, анъ то приговоръ смертный. Вотъ князь Иванъ государя-то сзади за ухо возьми и укуси. Да, государыня моя, но смѣйтесь, взялъ и укусилъ. «Что ты, Иванъ? государь ему, — больно вѣдь». А онъ: «Больно, говоритъ, — такъ вспомни жъ, каково больно тому человѣку будетъ, кому ты смерть подписываешь». И не думайте: онъ самъ мнѣ про то разсказалъ, — стороной узнала. А спросила его…
Наташа!
Ваня!..
Что это куда зашла, по всему дому искалъ.
Матушки покойной горенка эта любимая была, совѣтная, — вотъ и вздумалось… Да постой! Что жъ я тебя ласкаю, Ваня… Послѣ того-то, что про тебя узнала… Ахъ, что узнала!..
Что такое?
Не хорошо, Ваня, не хорошо. Мнѣ и не вдомекъ бы, да вотъ Анна Родіоновна, спасибо, надоумила…
Я, ваша свѣтлость?.. Да я, ей-Богу-съ… помилуйте!..
Первое: гордъ ты очень. Вотъ Анна Родіоновна…
Да помилуйте, ваша свѣтлость!.. Да смѣю ли я… Охъ, матушка-графинюшка, совсѣмъ вы меня обезконфузили!..
И мало того, Ваня, золъ ты еще… Вотъ Анна Родіоновна…
Не извольте, ваша свѣтлость, вѣрить, ваша свѣтлость!.. Шутёмъ онѣ…
И за это, Ваня, поди сюда… [отводитъ въ сторону, цѣлуетъ и шепчетъ что-то на ухо].
Охъ, ваша свѣтлость!.. Охъ, ваша свѣтлость! [Про себя]. Ну, слава Богу, промежъ себя заговорили, а то отъ страху вовсе языкъ залепортовался, а отъ моднаго хвостомъ присѣданья въ глазахъ ажно помутилось… Ой, да не уйти ль ужъ мнѣ… [хочетъ уйти].
Куда вы, Анна Родіоновна? Стойте… Вотъ Ваня мой вамъ еще гордость свою докажетъ… Ваня, проси Анну Родіоновну, чтобы на свадебку къ намъ безпремѣнно пріѣхала…
Да, Анна Родіоновна, явите такую божескую милость, не обидьте вы насъ съ Наташей…
Охъ, ваша свѣтлость…
Ахъ, Ваня, еще… [опять отводитъ и шепчетъ].
Ну, теперь ужъ убѣгу… Ей-Богу, убѣгу… А то страхъ, ей-Богу, страхъ!.. [Присѣдая, быстро и вполголоса]. Графинюшка… Ваша свѣтлость… [Пятясь къ дверямъ]. Вотъ и ушла, ей-Богу, ушла [быстро исчезаетъ за дверьми].
Убѣжала-таки!..
А я вѣдь, Наташа, на минутку только… У насъ съ парадомъ этимъ крещенскимъ!.. Ахъ, да! не забыть бы… Конечно, Анна Родіоновна безъ злобы говорила… А только, Наташа, коли услышишь про меня злое что… можетъ, и правду услышишь, вѣдь не ангелъ я, человѣкъ… такъ вѣрь, Наташенька, что то было, пока тебя не зналъ, а узналъ…
Вѣрю, князь мой! Владыко мой, вѣрю!..
Привелъ, Наташа, привелъ. [Увидя князь Ивана]. А, и онъ здѣсь… [Цѣлуя его]. Здравствуй… вотъ, какъ звать тебя, шуриномъ или зятемъ, все сбиваюсь… Ну, все равно, братцемъ назову… Спасибо, родной, за учителя… А учитель, кажись, добрый, — въ недѣлю всему научитъ…
Это онъ меня коритъ тѣмъ, что учителя на шпагахъ давно обѣщалъ, да не прислалъ…
Пришелъ, родной, пришелъ!..
Кто пришелъ?..
Государыня-невѣста прислала. Извѣстилась, видно…
Вотъ какъ!.. А, понимаю! За мое тогдашнее заступленіе отблагодарить вздумала: самому спасибо сказать гордость не велитъ, тебѣ ласковость оказать надумалась.
Ахъ, Господи! который-то часъ?
Что ты?.. Третій скоро.
Забыла сказать тебѣ; вѣдь сама въ началѣ третьяго пріѣхать хотѣла. Письмомъ извѣстила.
Гм!.. [Отводя невѣсту въ сторону]. Видишь ли, Наташа, на ласковость, конечно, ласковостью отвѣчать должно. Только не ввѣряйся ты ей: Катерина еще сроду никого даромъ не любила. И будетъ она тебя къ дѣламъ привлекать, — откажись. Князь Иванъ, скажи, не приказалъ. Я и самъ отъ дѣлъ всячески впредь отстраняться намѣренъ, и отъ тебя того же прошу и требую…
Будь, Ваня, покоенъ…
Прощайте же [цѣлуетъ ее]. И время, и съ сестрой встрѣчаться не охота.
Ѣдешь!.. А мнѣ что на мысль пришло: взялъ бы ты меня съ собой прокатиться… Ахъ, только братецъ, какъ…
Ничего, я на себя возьму; скажу, что отпустила…
Вотъ такъ сестрица! Ай да милочка! [съ жаромъ цѣлуетъ ее].
Идемъ же. [Идя къ дверямъ, невѣстѣ, тихо]. Еще, Наташа… Учителя-то не лучше ли моего подождать. А этотъ, Богъ знаетъ, еще зачѣмъ подосланъ. Поняла?
Ладно, Ваня, сейчасъ его отпущу. На старшаго братца сверну; скажу, — другого ранѣ отыскалъ. А государыню отблагодарю.
И чудесно. Прощай же! [цѣлуетъ и уходитъ въ заднія двери].
Прощай, сестрица [быстро поцѣловавъ сестру, убѣгаетъ за княземъ].
Пронесло тучу, слава Богу. А я еще себя хитрой быть чаяла. Гдѣ ужъ! Чуть въ бѣду не попала. Охъ, опять страхъ!.. И тоска, тоска одолѣваетъ. А незнакомый человѣкъ тутъ, возлѣ… Нѣтъ, лучше запру его, и ключъ послѣ государынѣ отдамъ. [Заперла лѣвую дверь, и отходя]. Да, Иванъ говоритъ: въ дѣла не вязаться… И Богъ съ ними, съ дѣлами!.. Только если ему грозить что будетъ, то хотя не невѣстой, а женой стану, ему не сказавшись, все сдѣлаю… [Опускаясь на колѣни]. Господи, Господи!.. Коли Ивану грозитъ что, то лучше меня покарай, Господи, а его заступи и помилуй… [встаетъ].
Боярышня…
Знаю, бѣгу… [спѣшитъ навстрѣчу].
Государыня…
Здравствуйте, графиня… Все ли, какъ просила я, исполнили?
Все, государыня.
Тотъ человѣкъ?
Въ ближней комнатѣ, и вотъ ключъ отъ двери [подала].
Благодарю васъ, графиня, за таковую благоразумную осторожность. Наблюдайте, чтобъ никто не помѣшалъ нашему разговору.
Сама черезъ комнату на-сторожѣ стану…
Прекрасно. Затѣмъ… ахъ, письмо мое?
Вотъ оно, государыня.
Быть-можетъ, вамъ самимъ, графиня, скоро придется вступиться въ дѣла, — отъ чего, впрочемъ, Господь васъ да избавитъ! — то знайте: всегда должно по возможности скрывать слѣды. Затѣмъ отпускаю васъ, графиня.
Государыня… [ушла].
Господинъ Нестеровъ, войдите!
Такъ вотъ какъ! Господинъ, и по фамильи!..
По-царски встрѣтила меня, по-царски…
Да и глядишь царицею… Властна,
И гордый взглядъ, и видъ… И въ очи можешь
Глядѣть мнѣ безъ смущенія и краски!..
И бровь не шевельнетъ!..
Довольно. Помни:
Передъ тобой не прежняя княжна,
А государыня твоя…
Для всѣхъ,
Отъ самыхъ высшихъ и до самыхъ низшихъ,
Ты государыня!.. Но не забуду я,
Будь пышнымъ ты дворомъ окружена,
Одѣяна порфирой и въ коронѣ, —
Ни милыхъ ласкъ твоихъ, ни обѣщаній,
Ни тайныхъ нашихъ встрѣчъ, ни поцѣлуевъ,
Ни страха робкаго, что твой отецъ
О всемъ узнаетъ и меня погубитъ…
И ты, какъ ни желай, забыть не можешь!
Чего ты хочешь? Какъ ты смѣлъ меня
Своимъ письмомъ безумнымъ потревожить?
Коль я не смѣлъ, — зачѣмъ же ты пришла?
Зачѣмъ же на призывъ мой поспѣшила?
Не ради страха и угрозъ твоихъ…
Зачѣмъ же? — говори.
Затѣмъ, что знаю,
Себѣ на горе и рыданье знаю,
Что ты, лишь бы поставить на своемъ,
Готовъ на все…
Скажи: тебя жалѣя!..
Вѣрь, иль не вѣрь, мнѣ все равно. Я знала,
Что за доносъ безплодный и напрасный
Тебя погибель и безчестье ждетъ.
И хоть забыла я тебя, хотя ни разу
Съ тѣхъ поръ, какъ мы съ тобой безъ слезъ разстались,
Не вспоминала про тебя, — а все же,
Помимо воли, въ глубинѣ сердечной,
Осталась капля жалости къ тебѣ…
И я повѣрю сей сплетенной баснѣ!..
Не испугалась ты? не трепетала?..
Нѣтъ, лжешь ты, лжешь… Ты учена довольно,
Исторію читала… А что въ ней
Написано? — Тѣнь подозрѣнья — слышишь: тѣнь —
Да не коснется Кесаря супруги!..
А я — скажи лишь слово я,
Одно лишь слово, — и пусть буду я
Раздавленъ, обезчестенъ, замурованъ, —
Но гибели и ты не избѣжишь!..
Пускай погибну я. Но ты, палачъ,
За что теперь мою лютуешь душу?
Ужъ не за то ль, что я тебя любила?..
А! понимаю: твой расчетъ погибъ:
Съ моимъ отцемъ ты думалъ породниться.
Ты разочла иное…
О, когда бы
Крупинка отъ моей великой славы
Передъ тобой упала, — чтобы ею
Хотя на мигъ владѣть, ты смѣло
Переступилъ бы черезъ десять труповъ!
Оставимъ споръ. Пусть я честолюбивъ,
Пусть я мечталъ о томъ, чтобъ породниться
Съ твоимъ отцомъ, и знатность получить.
Но все-таки, коль ты меня любила,
Какъ ты сейчасъ сказала; если жалость
Ко мнѣ, какъ увѣряешь ты, жива
Въ твоемъ жестокомъ и заглохшемъ сердцѣ, —
Могла бы ты, при нашемъ разставаньи,
И зная, что на вѣкъ оно, сказать:
«Прости меня» и «за любовь спасибо»!
Безъ ропота, клянусь, я уступилъ бы. —
Но ты смолчала, ты меня сочла
Такой ничтожной и презрѣной тварью,
Что можно раздавить безъ содраганья…
Услать меня подалѣе велѣла,
Чтобы не видѣлъ я твоихъ затѣй:
До свадьбы не вернется-молъ, а тамъ
И пикнуть не посмѣетъ!.. О! Жестоко
Обидѣла меня ты; человѣка
Во мнѣ не пощадила ты!..
О, Богомъ
Клянусь тебѣ, — я въ томъ не виновата.
Отецъ, замѣтивъ, что меня ты любишь,
Услалъ тебя… А я, при разставаньи,
Не только что не знала, не мечтала,
И не могла мечтать о славной долѣ…
Лишь по твоемъ отъѣздѣ, государь
Сталъ отличать меня… И какъ случилось,
Что стала я невѣстою, сама
Того не знаю… Разъ сидѣли мы, и долго,
Наединѣ, какъ вдругъ вбѣжалъ отецъ
И, на колѣни павъ предъ государемъ,
Сталъ умолять, чтобъ пощадилъ меня…
Какъ мальчикъ, застыдился государь
И робкимъ голосомъ, чуть-чуть не плача,
Сталъ увѣрять, что мнѣ добра желаетъ
И любитъ… Слово подхватилъ отецъ,
Сталъ обнимать его, и въ тотъ же вечеръ
Благословили насъ…
И ты забыла
Любовь и честь, и вѣрности обѣты.
Что жъ было дѣлать мнѣ? Сказать отцу,
Чтобы убилъ или молчать заставилъ?
Открыться жениху, чтобъ цѣлый міръ
Указывать сталъ пальцемъ на меня
И говорить съ злораднымъ подлымъ смѣхомъ:
«Вотъ, вотъ она, безстыдное созданье!»
Мнѣ жаль тебя…
А между тѣмъ вокругъ
Почетъ я видѣла и лесть внимала.
Когда же въ первый разъ народа крикъ
Меня привѣтствовалъ, и войскъ громада
Знамена преклонила предо мной, —
О! тугъ проснулась гордость. И она
Сказала мнѣ: «по узенькой тропинкѣ Идешь
ты вверхъ опасною стезей:
Направо — пропасть и налѣво — пропасть;
Тамъ, наверху — вершина счастья,
Доступнаго для смертныхъ на землѣ.
Стремяся къ ней, тягчайшія злодѣйства
Не разъ свершали люди, забывая
О Богѣ правосудномъ… Избирай:
Идти ли вверхъ, иль робкою душою
Стремглавъ низринуться со срамомъ въ бездну…»
Я избралъ…
Прощай!
Остановися!
Теперь я въ свой чередъ спрошу тебя:
Зачѣмъ ты такъ свиданья добивался?
Зачѣмъ?.. О томъ сказать я не сумѣю…
Нездѣшней силою меня тянуло
Услышать голосъ твой, увидѣть очи…
Еще хотѣлось, съ бранью и тоскою,
Ты высказать, что высказалъ тебѣ.
Свое я сдѣлалъ. Больше: предо мною
Ты унижалася…
Но ты молчанье
Мнѣ долженъ обѣщать…
А! ты боишься…
Подумай. Многое теперь могу я.
Скажи желанье, — я велю исполнить.
Что можешь обѣщать ты мнѣ? Богатство?
Высокіе чины? Власть въ государствѣ?..
А что мнѣ въ нихъ, когда я надъ тобою,
Надъ государыней моей, имѣю
Такую власть, какой… О! если бъ душу
Ты демону за славу продала,
И онъ не смогъ бы такъ ее измучить,
Какъ я измучу…
Ты палачомъ своимъ меня звала:
Да, я палачъ души твоей. Отнынѣ
На площадяхъ, на куртагахъ придворныхъ.
Повсюду, знай, устраивать такъ буду,
Что какъ бы ты меня ни избѣгала, —
Нежданно взглядъ твой встрѣтится съ моимъ,
И ты вздрогнешь, незримо для другихъ,
Понятно для меня… И въ мигъ
Твое все счастье ядомъ отравится!..
Вотъ власть моя! А ты, въ замѣнъ такой
Ужасной власти — выкупъ предлагаешь!..
О, Господи помилуй!..
А теперь
Прощай! Коль ты меня не потревожишь, —
Я буду нѣмъ, какъ рыба… Да, еще:
Услышишь ты, на-дняхъ, быть-можетъ,
Что съ старшимъ братомъ я твоимъ повздорилъ. —
Не опасайся: ты тутъ ни при чемъ,
У насъ свои есть счеты… И… прощай! [Съ порывомъ].
О, какъ тебя люблю я, Катерина!..
И глубоко, всѣмъ существомъ моимъ,
Отъ всей души тебя я ненавижу!
Что хочешь сдѣлать ты? Убить меня?..
Прощай!
Графиня!.. Боже мой!.. Спасите!.. Охъ!..
Что съ вами, государыня?..
Наташа!..
Сестрица! что съ тобой?
О, Боже мой!
Чего, безумная, я испугалась?
Онъ обѣщалъ молчать. А черезъ день, —
Восторгъ Москвы первопрестольной, слава!..
А я такъ растерялась, что едва
Не выдала себя пустой дѣвчонкѣ.
Графиня Наталья Борисовна!
Государыня… ради Бога!.. Вы были такъ взволнованы.. Что князь Иванъ?..
Успокойтесь, графиня. Правда, я была взволнована, чуть не лишилась чувствъ… Но эта взволнованность — порывъ радости. Князь Иванъ — внѣ опасности.
О, государыня!
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.
[править]Ишь, не вернулся еще! А я струхнулъ-было: молъ войду, а онъ дома ужъ… Въ картишки, чай, играть ушелъ, полуночникъ! Что-й-то, выиграетъ, аль нѣтъ?.. Коли счастье ему, И мнѣ деньги, а нѣтъ — тукманка. [Замѣчая на столѣ свѣчу]. Господи! свѣча-то какъ нагорѣла, и оплыла, ай-ай!.. [Снимая со свѣчи]. Ишь, уходя ему лѣнь задуть было… Вотъ не пригляди только за нимъ, и бѣды бы… Долго ль: упалъ нагаръ на книгу раскрытую, и задрало! Отъ копѣечной свѣчи и Москва когды-съ сгорѣла, сказываютъ. И пѣсня про то сложена.
Никого не было? [бросаетъ шляпу на столъ].
Кому въ экую пору быть! Спятъ тоже…
Скотъ! не разсуждай. [Садясь, самъ съ собою]. Неужто совсѣмъ-таки не придетъ?
Золъ, продулся видно.
Что жъ стоишь? пошелъ.
Слушаю-съ [хочетъ идти].
Стой. Трубку набей… Или нѣтъ, не надо… [Помолчавъ]. Да! Спросить все забываю: никто меня не спрашивалъ?
Лепортовалъ ужъ вашему благородію, что нѣту-ти…
Да ты дома ли былъ?
Помилуйте… Гдѣ жъ мнѣ быть?.. Не полуночникъ я.
Гдѣ? — въ кабакѣ.
Помилуйте-съ… Да я водки, и званія ея, то-ись, не знаю…
Гм… А Стелькой за что прозвали?
Стелькой? Потому стелю.
Что стелешь-то?..
Постелю вашему благородію стелю, вотъ и стелька.
Гм… Философствуетъ тоже… [бросаетъ ему нѣсколько червонцевъ]. На вотъ, на кормежку возьми.
Чувствительно, благодарствуемъ. [Ползая на колѣняхъ подбираетъ деньги и прячетъ за щеку; про себя]. Ошибся — выигралъ… А пьянствомъ тоже коритъ, а какъ человѣку не спиться, когда по червонцу, что псу, бросаешь? То-то, разсуди…
Господи, Господи! Какъ не знаешь, чѣмъ время убить, съ этакимъ скотомъ разсуждать начнешь! [Вслухъ]. Что ты тутъ подъ ногами шаришь?
Вы сколько пожаловали? Три-съ?
Почемъ я знаю!
Чувствительно, что три-съ. А я два только нашелъ.
Пошелъ, скотъ; послѣ найдешь.
Слушаю-съ. [Идетъ, но не безъ того, чтобъ полъ глазами изслѣдовать, и, замѣтивъ упавшій направо червонецъ, подходитъ къ нему на цыпочкахъ, и, опускаясь на колѣни, про себя]. Ишь, куда откатился! Ступай-ка къ братцамъ въ печурку [прячетъ въ ротъ].
Да ты уйдешь?
Сейчасъ. [Про себя]. Ишь, рявкнулъ какъ: со страху чуть* было одного не проглонулъ. Охъ, а еще баринъ! [ушелъ].
И это жизнь!.. О! какъ живу… Картёжъ,
Бездѣльная компанія, попойки!..
Таковъ ли прежде былъ я? — Книга
Моей любимицей была; за нею,
Бывало, не видалъ какъ день пройдетъ…
Нѣтъ, я съ ума схожу! Не въ силахъ больше,
Что на яву случилось, отличить
Отъ соннаго мечтанья… И теперь-вотъ
Все кажется: намедни, на пирушкѣ,
Я про княжну сболтнулъ… Иль я вздремнулъ тамъ?
Да, точно, я заснулъ… Еще будили,
Какъ къ ужину идти… Иль нѣтъ, не спалъ!..
О, Господи!.. А князь Иванъ нейдетъ,
И не придетъ. Что жъ я тогда?.. Пойду,
Скажу ему… Нѣтъ, вздоръ!.. Охъ, все-то вздоръ!..
Постой, постой!.. О чемъ-то мнѣ хотѣлось,
Какъ только въ комнату вошелъ, припомнить…
Да! пѣсня… Пьяный пѣсню пѣлъ… И въ ней,
И въ пѣснѣ… Да! какая-то княгиня
Камеръ-лакея полюбила, вишь,
Съ чего, не знаю самъ, но мнѣ пришло
Что про меня сложили эту пѣсню…
А что жъ ему-то было? Гм… Должно-быть,
Повѣсили иль голову срубили!
О, Господи! хотя бы смерть скорѣе!
А то тоска, тоска, еще тоска!..
Здѣсь Нестеровъ?
Я Нестеровъ. Войдите.
Ты самый тотъ, что батюшкомъ моимъ
Былъ въ Питербурхъ посыланъ съ порученьемъ?
Такъ точно, ваша свѣтлость.
Ты писалъ ко мнѣ,
И многократно, будто бы мнѣ дѣло
Великой тайности открыть имѣешь?
Такъ точно, ваша свѣтлость.
Что за дѣло?
Ты во вчерашнемъ прибавлялъ, что если
Я нынче не приду, то поздно будетъ…
Такъ точно, ваша свѣтлость.
Говори,
Но кратокъ будь.
Четвертаго числа,
Въ восьмомъ часу утра, я находился
На вашей половинѣ во дворцѣ…
Ну?
Въ комнатѣ я былъ, какъ ваша свѣтлость
Изволили войти.
Да говори же!
Вы не изволите ль теперь припомнить,
Что проходя къ себѣ, вы обернулись
И этакъ вотъ, черезъ плечо, надменно
И глядя прямо мнѣ въ лицо, холопу
Изволили вскричать: «вонъ эту шваль!»
Не помню. Можетъ-быть. Но дѣло, дѣло…
Извольте же сейчасъ за эту дерзость
Просить прощенья у меня…
Негодный!..
По должности твоей не могъ не знать ты,
Что государь опасно заболѣлъ…
Да, оспою. Въ морозъ крещенскій
Стоялъ, въ одномъ кафтанѣ, на запяткахъ…
Молчи. Ты зналъ, что при его особѣ
Я неотступно долженъ находиться,
И смѣлъ меня, подъ видомъ важной тайны,
Изъ-за такихъ бездѣльныхъ пустяковъ?..
Готовься къ поединку.
Плутъ негодный!
Самъ будешь таковымъ, хоть князь, когда
За оскорбленье чести…
Чести, чести!..
Послушай, князь: нашъ родъ — старинный родъ,
Въ Смоленскомъ княжествѣ издавна славный,
Шляхетный родъ…
Пошелъ съ своимъ ты родомъ!
Жаль, трости я съ собой не захватилъ…
А! такъ-то ты! ты такъ! Не князь, мерзавецъ!
Нѣтъ, шпаги не достоинъ ты… И знай,
Что задушилъ бы я тебя, не будь
Моимъ ты гостемъ, а теперь, теперь…
Вонъ, шваль, отсюда! Вонъ, сейчасъ!
Эй, люди!
А! струсилъ.
Я хотѣлъ позвать,
Чтобъ приказать тебя поставить въ кнутья!..
А что не трусъ я, — получи въ задатокъ…
А! такъ-то ты!..
Не подходи, убью!
И шпаги нѣтъ при мнѣ!.. И мстить не въ силахъ!..
О, Господи!.. Такъ знайте, ваша свѣтлость,
Что я могу на вѣки погубить
И васъ, и весь вашъ родъ проклятый — словомъ,
Единымъ словомъ…
Знай, твоя сестра,
Невѣста государева, меня
Любила тайно…
Ты съ ума сошелъ!
Спроси ее.
Спрошу… А ты, негодный,
Отъ казни не уйдешь!.. [Быстро уходитъ].
О, Боже, Боже!
Что сдѣлалъ я? Что сдѣлалъ? Извергъ! извергъ!
Названья человѣка не достойный!..
Ту дѣвушку, которую любилъ ты,
Кому недавно, въ гордомъ самомнѣньи,
Ты вѣчное молчанье обѣщалъ!..
Скорѣй за нимъ. Еще, дастъ Богъ, успѣю…
Здѣсь, вѣрьте мнѣ, скрытнѣе. И дверь одна, да и въ ту черезъ коридоръ ходъ, а въ концѣ Аристархъ поставленъ. Никого, окромѣ князь Ивана, до насъ не допуститъ.
О какой тайности говорить сюда завелъ?
А вотъ садись, братъ князь Василій Володиміровичъ, тотчасъ услышишь.
Сѣлъ ужъ [садится у дальняго отъ зрителя конца стола; князь Алексѣй противъ князь Василій Лукича].
Государева тяжкая болѣзнь и врачей за жизнь его опасеніе — сегодня Влюментроста видѣлъ: «конечно, сказалъ, живъ не будетъ» — всѣхъ вѣрныхъ подданныхъ, а особливо насъ, людей верховныхъ, крушитъ и заставляетъ опасаться за будущность. Того ради мы, обще съ князь Алексѣй Григорьичемъ, рѣшили, чтобы сперва намъ втроемъ келейно потолковать, а на чемъ станемъ, послѣ о томъ объявить прочимъ нашей фамиліи членамъ.
О чемъ толковать-то?
Надобно наслѣдника выбирать.
Да дайте, — коли такова ужъ воля Господня, — душѣ-то государевой съ миромъ отойти, тогда и толкуйте. Отыметъ его Вседержитель, соборъ соберемъ и, кого Господь на душу положитъ, того и наслѣдникомъ поставимъ. Прямыхъ же наслѣдниковъ довольно.
То-то, что довольно. Не безъ партій будетъ.
Знамо, не безъ партій. Не вы одни затѣваете. У князь Дмитрій Михайлыча Голицына, — подсылалъ ужъ ко мнѣ, — свои затѣи есть.
Тѣмъ больше намъ готовымъ быть слѣдуетъ. Скажи-ка вотъ: ты на кого думаешь?
Отвѣтилъ ужъ: рѣшимъ на соборѣ.
А я мыслю [указывая на потолокъ]: вотъ кому наслѣдовать.
Что ты вверхъ указалъ? Что тѣмъ сказать хотѣлъ?
Тому, разумѣлъ, наслѣдовать, кто наверху живетъ: Катеринѣ.
Катеринѣ?
Да, ей.
Катеринѣ? Да она-то кто?
Невѣста государева обрученная.
Неслыханное вы дѣло затѣваете! Какъ можно обрученной невѣстѣ быть Россійскаго престола наслѣдницей? Кто захочетъ ея подданнымъ быть? Не только посторонніе, но я и прочіе фамиліи нашей члены, — никто въ подданствѣ у нея быть не захочетъ. Княжна Катерина съ государемъ не вѣнчалась.
Хотя не вѣнчалась, все одно: обручалась.
Вѣнчаніе иное, а обрученіе иное. Да если бъ и въ супружествѣ за государемъ была, и тогда не безъ сомнѣнія было бъ. Да и говорить нечего. Пустое.
Садись, князь Василій Володимірычъ, выслушай сперва.
И сидя то жъ повторю [сѣлъ].
А вотъ посмотримъ. [Доставая и развертывая письмо]. Послушай-ка, что датскій министръ ко мнѣ пишетъ. [Читаетъ]. «Слухи носятся, что его величество весьма боленъ, и если престолъ Россійской достанется Голштейнскому принцу, то Датскому нашему королевству съ Россіей дружбы имѣть нельзя. Обрученная невѣста изъ вашей фамиліи и можно удержать престолъ за нею, какъ прежде Меншиковъ и Толстой удержали за покойною императрицей Екатериною Алексѣевной. По знатности вашей фамиліи вамъ это сдѣлать можно; притомъ же вы больше силы и права имѣете». Вотъ, видишь, какъ иностранные на дѣло смотрятъ.
Первое, иностранные намъ не указъ, а второе, если бъ не только датскій, но и цесарскій и иные — что не безъ сомнѣнья — согласны будутъ, да наши не согласятся, то ничего не сдѣлаете.
Да наши-то кто?
Да вотъ сказывалъ сейчасъ я вамъ про князь Дмитрій Михайловича, да запамятовали видно; свои, говорю, затѣи у у него.
Онъ кого же?
Кого, говоритъ, ни изберете, все равно, а только, воля ваша, полегчить намъ себя надо.
Въ какомъ смыслѣ?
А въ такомъ же. Воли себѣ прибавить. Самодержавію не быть, и править намъ, людямъ старѣйшимъ и вельможнымъ. Не по фавору, а по роду. Понялъ?
То дѣло важное; разсудить должно.
Одначе, и при Катеринѣ можно то устроить.
Опять свое! Аль шляхетство, духовенство, народъ весь забылъ?
А завѣщаніе будетъ?
Будетъ ли?
Не сомнѣвайся, будетъ.
А и будетъ, никто ему вѣрить не станетъ. Въ безпамятствѣ, скажутъ, государь писалъ. Мертвой-де рукой водили.
Оставь ты хоть на время свою горячность-то. Присядь, успокойся [фельдмаршалъ садится]. Коли мы этакъ другъ противъ друга идти будемъ, — конечно, ничего не сдѣлаемъ.
Что жъ, мнѣ ужъ и слова сказать нельзя!
Вотъ ты, братъ Василій Володиміровичъ, про шляхетство и прочихъ помянулъ: коли за нами сила будетъ, и они, вѣрь, прекословить не посмѣютъ.
А гвардія наша.
Правда. Ты въ Преображенскомъ полку полковникъ, а князь Иванъ майоръ.
И въ Семеновскомъ спору не будетъ.
Что вы ребячье врете! Да стану я объ этомъ въ полку говорить, меня не только будутъ бранить, — убьютъ. Костей мы съ князь Иваномъ не соберемъ. Видно, уйти мнѣ отъ васъ вовсе [отошелъ въ сторону].
Отпускать ли?
Отпусти. Поостынетъ, согласенъ будетъ.
Ну, прощайте!
Прощай, братъ князь Василій Володиміровичъ; только вотъ что мнѣ на прощанье отвѣтствуй: неужто жъ, когда всѣ согласны будутъ, одинъ противъ всѣхъ пойдешь?
Одинъ и у каши не споръ. Всѣ согласятся, и я отъ міра не прочь. Только никогда вы всѣхъ на согласье не приведете. Ни во вѣки вѣковъ. И аминь.
А! племянникъ пожаловалъ.
А вы, дядюшка, развѣ уходите?
Ухожу. И тебѣ мой совѣтъ: уходи и ты. «Блаженъ мужъ», помнишь?
Что ты сына-то отъ отца отводишь?
Не отвожу. Чай, своя у него голова на плечахъ есть, — разсудитъ. А хочешь меня, князь Иванъ, послушать: не приступай. Къ нимъ, говорю, не приступай. Бѣда будетъ. Впрочемъ, прощай!
Тѣ же безъ Фельдмаршала. Князь Иванъ подходитъ и становится за стуломъ, гдѣ тотъ сидѣлъ.
Что это съ дядюшкой?
Самъ, чаю, знаешь
Его несносный и строптивый нравъ.
Чуть слово не по немъ, — вспылилъ, и радъ
Разрушить все… И рѣчь-то не о дѣлѣ,
О постороннемъ шла.
Что государь?
Я съ часъ назадъ его оставилъ. Онъ уснулъ.
И сномъ, какъ надо думать, укрѣпится,
И къ утру легче станетъ.
Станетъ лучше, —
Молебенъ отпоемъ. Но все же намъ
Своей заботы оставлять не должно.
Готово завѣщанье. Вотъ, возьми [подаетъ бумагу].
Позвольте, дядюшка…
Безъ разговоровъ.
Упорствовать не время. И не смѣй
Безъ подписи являться. Богъ свидѣтель,
Я прокляну тебя. Ступай же. Ну?
Сейчасъ… Сестра… Ну, словомъ, Катерина
Наслѣдовать корону недостойна.
Ка-акъ!.. Отцовское проклятье
Тебѣ ничто?…
Постой, братъ Алексѣй…
Пускай причину скажетъ.
Говори.
Но, батюшка, кто назоветъ достойной
Ту дѣвушку, не говорю княжну,
Но самаго что есть простого званья,
Которая такому жъ жениху,
Съ нимъ обручась и вѣрность обѣщая…
Другого тайно и постыдно любитъ?
Княжна же Катерина…
Замолчи!
Помысли только, на кого клевещешь!
Не клевета, а правда.
Кто сказалъ?
А самый тотъ, кого она любила…
Но какъ же? Прямо, что ль, пришелъ къ тебѣ
И объявилъ: молъ, мнѣ твоя сестра,
Невѣстой будучи, въ любви открылась?..
Сейчасъ лишь у него я былъ…
Не по сему, а по иному дѣлу…
Да это постороннее.. И онъ
Невольно, мною оскорбленный, крикнулъ…
А ты и вѣрить!.. Мало ли что въ злобѣ
Не на другихъ на самого себя…
Хотя и въ злобѣ онъ, но правду крикнулъ…
Вотъ батюшка его довольно знаетъ…
Кого?
То — Нестеровъ, кавалергардъ.
Тотъ самый Нестеровъ, что усылалъ я?
Онъ самый.
Господи мой Боже!.. Онъ!…
Тогда же сердце чуяло… О-о!..
Вы видите…
Одно пока я вижу:
Что твой отецъ безмѣрно оскорбленъ, —
О клеветѣ, злодѣя отыскавъ,
Разыщемъ мы… Ты не убилъ его?
Не тронулъ.
Мало же сестру ты любишь!..
А, дядюшка!.. Такъ таково-то
У васъ намѣренье.
Какъ смѣешь ты
Столь дерзко на меня смотрѣть? Мальчишка!..
Иль смѣешь думать?.. Эхъ, Иванъ, Иванъ,
Недоброе ты мыслишь про сестру!..
Покоенъ будь: окажется виновной, —
Самъ завѣщанье разорву.
А! разорвете…
Ушелъ Иванъ?.. Эй, Аристархъ! Сюда!
Одумайся. Что хочешь дѣлать ты?
Что? Допросить, увѣриться хочу я…
И не боишься ложнымъ подозрѣньемъ
Родную дочь убить?
Эхъ, братъ Василій!..
Иль ты отцовскихъ чувствъ понять не можешь?
Вѣдь я отецъ ей… Аристархъ!.. Отецъ!..
Могу ли часъ одинъ, одно мгновенье
Въ сомнѣньи жить? Эй, Аристархъ! Живѣй!
Что прикажете, ваша свѣтлость?
Зови сюда скорѣе Катерину.
Быть-можетъ, спитъ…
Гдѣ спать теперь!
И не ложилась: при-смерти женихъ. [Аристарху].
Ступай же, чтобъ сейчасъ, сію минуту.
Слушаю, ваша свѣтлость.
Напрасно, братъ. Напрасно. Впрочемъ, гибель
Еще возможность есть предотвратить.
Какъ? чѣмъ?
А вотъ войдетъ, скажи ей,
Что звалъ сказать… что государю лучше…
Эхъ, князь Василій!..
Пусть она виновна,
Хоть я не перестану сомнѣваться,
Пока вина не будетъ очевидна…
Но все же, согласись, не предъ тобой
Она отвѣтственна.
Не предо мной?
Не предъ отцомъ? Предъ кѣмъ же?..
Передъ Богомъ.
А на землѣ предъ женихомъ своимъ.
Но тотъ, предъ кѣмъ — замѣть: не есть, а можетъ
Виновной оказаться, — умираетъ.
Дай досказать. Подумай, что всегда
Предъ высшимъ надо забывать о низшемъ.
Не мы ей судьи; ихъ Господь разсудитъ.
И помни, что она — надежда наша,
И если мы допустимъ, князь Иванъ…
Я понимаю, что сказать ты хочешь:
Что горячусь напрасно, что невинна…
Ну, что бы ни было, а все жъ спрошу.
Эхъ, Алексѣй!.. Не плакаться бъ потомъ!..
Вы, батюшка…
А, это ты! Сюда!
И на колѣни предъ отцомъ пади,
И, на колѣняхъ стоя, со слезами,
Во всѣхъ дѣлахъ твоихъ негодныхъ кайся!
О, Боже!
Не притворствуй! Отвѣчай!
И помни: не чужому отвѣчаешь,
Передъ отцомъ стоишь. — Какъ ты посмѣла,
Невѣстой будучи — и чьей невѣстой?..
А! понимаю я, кто ищетъ
Моей погибели. То князь Иванъ съ невѣстой.
Невинныхъ не вини. А совѣсть, совѣсть
Ты допроси свою. Она тебѣ
Все дочка скажетъ… Нестерова знаешь?
Но, батюшка, съ тѣхъ поръ, какъ я невѣстой,
Вы сами знаете, могла ли я,
Хотя украдкой, Нестерова видѣть?
И если кто посмѣлъ…
Но раньше, раньше?..
А! замолчала. Онѣмѣлъ языкъ,
И слово лживое мертво предъ правдой!..
Что жъ ты молчишь? Оправдывай себя.
Себѣ въ защиту хоть словечко молви.
Не бойтесь, батюшка. Позора вамъ я
Не принесу. Я долгъ свой знаю. Ядъ,
Иная ль смерть, — но къ завтрашнему утру
Жива не буду.
Господи помилуй!
Что ты, безумная! Перекрестись.
Отъ государя! Прочь!
Какое горе?
Еще шумитъ на голову сѣдую?
А! это ты, разбойникъ! Погубитель!
Убійца, негодяй!
Я вашу дочь безчестно оболгалъ
И голову повинную принесъ…
Немного опоздалъ: всего минуту.
Молчи, молчи! Молчи ты, Христа ради!
Минуту! Господи! Всего минуту!
Тебя же…
Братъ! Князь Алексѣй Григорьичъ!
За дочерью скорѣе пригляди:
Едва жива стоитъ. А съ нимъ и я
Управлюся.
Господни силы!
Вся помертвѣла. Руки словно ледъ.
Что съ нею? Обморокъ?…
Прочь! прочь поди!
Ты, Нестеровъ, поди ко мнѣ.
О, Боже!
Ужели не очнется?… Эй, воды!…
Эй, спирту!.. Аристархъ… Воды!
Садися.
Сознавшись устно въ клеветѣ, теперь
Сознайся письменно [подаетъ ему бумагу и перо].
Возьми. Пиши. [Диктуетъ].
«Симъ объявляю, что по доброй волѣ,
Безъ принужденья, чьей-нибудь угрозы
И не страшася мести, сознаюсь…»
Ты вѣдь готовъ подъ пыткой подтвердить?
Готовъ, и вынесу.
Пиши же далѣ:
«Что и готовъ подъ пыткой подтвердить,
Что я, по гнусности моей и злобѣ,
Оклеветалъ княжну Екатерину…»
Ну, слава Богу! Глазыньки открыла…
«Невѣсту государеву».
Довольно ль?
Постой. Вѣдь ты повздорилъ съ князь Иваномъ?
Да, ссора вышла.
Такъ прибавь: «бояся,
Что князь Иванъ за дерзости мои…»
Что жъ бросилъ ты перо?… Пиши: «Бояся,
Что князь Иванъ за дерзости мои,
Чего весьма достоинъ былъ, накажетъ…»
Теперь довольно ль?
Подпиши. Подай. [Взявъ и просматри, вая бумагу.
И помни, если бы въ моемъ дому
Ты былъ, — то живъ не вышелъ бы. И — вонъ!..
Все, все терпи. И не того достоинъ.
Вотъ и дыханье поровнѣе стало.
Опомнилась?
Не подходи ты къ ней!
Иль снова хочешь отравить ее
Безбожной клеветой?
О, ваша свѣтлость!
Зачѣмъ кричите вы? Вѣдь ваша брань
Въ отраду мнѣ. Желаете ли вы
Меня унизить, оскорбить, — то знайте:
Что ваша ласка разорветъ мнѣ сердце,
И ваша тихая слеза убьетъ.
Да говори жъ! Что сталося?
Не стало,
Не стало друга моего. Россія
Второго имератора лишилась.
Промолвилъ только: «Поскорѣй мнѣ сани,
Къ сестрѣ хочу поѣхать», и скончался.
О, батюшка!… Судьба: какъ разъ въ тотъ день,
Какъ подъ вѣнецъ идти.
Охъ, Катя, Катя!
Катюшенька, Катюшечка моя!..
Твоя сестра невинна. Клеветникъ
Сознался письменно. И ты обязанъ
Свою вину предъ нею искупить.
Вотъ завѣщанье. Ты его подпишешь
Отъ государевой руки — твоей
Никто не сможетъ отличить: двѣ капли.
ДѢЙСТВІЕ ПЯТОЕ.
[править]Все готово. Что жъ, князь мой, не перейти ли намъ туда.
Охъ, ты хлопотунья моя. Дай-ка вотъ ручку за хлопоты твои поцѣлую, да садись-ка, княгинюшка моя [цѣлуетъ руку и сажаетъ возлѣ себя]. Вотъ разрушенную нашу подождемъ, да и пойдемъ всѣ вмѣстѣ.
Это ты Катерину разрушенной прозвалъ?
Не я, въ народѣ зовутъ. Еще какъ-то въ скорости по смерти государевой, ѣхали мы съ ней и въ толпу попали. «Гляди, говорятъ слышимъ, невѣсту разрушенную везутъ».
Да!.. [спохватясь]. Выйдетъ сейчасъ: одѣвается.
Одѣвается?
Что съ тобою? Аль муха укусила? Такъ въ апрѣлѣ, кажись бы, рано…
Вовсе не муха! Съ чего вы это взяли?.. А только весьма удивлена буду, если сестра цвѣтное платье надѣнетъ.
Чему жъ дивиться? Братъ, не чужой женится.
И братецъ-то глупости затѣваетъ: въ домѣ трауръ, у сестры женихъ трехъ мѣсяцовъ нѣтъ какъ умеръ, а онъ — вѣнчаться!..
Молчи. — Эхъ княгинюшка моя, не такую свадьбу затѣялъ бы, кабы… И то: кого звать-то? Разсѣялась, врозь глядитъ вся наша фамилія. Другъ друга видѣть опасаемся, того гляди: «опять-де затѣваютъ», заворчатъ. Охо-хо-хо! Тяжелое времячко. Сердце держи покорливо, голову носи поклонливо. [Встряхнувшись княжнѣ Еленѣ]. Ну, ты, вездѣсуйка. всезнайка, скажи-ка, гдѣ князь Иванъ?
Тутъ вотъ, на боковомъ крыльцѣ стоитъ…
Что тамъ дѣлаетъ?
Почемъ я знаю? Должно-быть, невѣсту выглядываетъ, — не ѣдетъ ли; только напрасно, думаю.
Это еще почему?
Конечно, папенька, не пріѣдетъ она. Охота ей теперь за него; тогда иное дѣло: фаворитъ былъ. А теперь, да и родные не пустятъ.
Экой языкъ у тебя!
Ахъ, маменька! знаете, я теперь даже рада, что вы мнѣ не позволили въ черномъ платьѣ остаться. Вотъ чудесно-то будетъ: всѣ мы разрядились, всѣ ждемъ, а невѣсты-то нѣтъ, какъ нѣтъ!..
Слово еще пикнешь, вонъ вышлю!
Вотъ она, моя голубушка… Головка опущена, глазыньки потуплены… [встаетъ и идетъ ей навстрѣчу].
Какова? въ цвѣтномъ!
Вонъ! [Та вскрикиваетъ и убѣгаетъ направо; онъ подходитъ къ старшей дочери, ведетъ ее и сажаетъ подлѣ матери]. Иди, иди къ намъ, милая; садися тутъ-вотъ, подлѣ матери. [Отходитъ немного, и женѣ, любуясь дочерью]. Охъ, княгинюшка моя, сама скажи: не красавица развѣ, не царицей глядитъ? И была бы: да злодѣи-завистники не похотѣли: царевну Анну выкрикнули. А пуще всѣхъ Голицынъ съ своимъ полегченьемъ!.. Полегчить-де себя да полегчить…. Вотъ и полегчили: курляндца на шею себѣ посадили…
Охъ, князь!… Какія слова — перенесутъ еще…
Чего переносить: я только вирши на Ѳеофановъ манеръ слагаю. Вотъ и полегчили…
Полно, полно!…
Ну, моихъ не хочешь, Ѳеофановыхъ послушай. Какъ, бишь, воспѣвалъ-то онъ? [Становится въ позу и декламируетъ].
Солнце Анна возсіяла,
Черный — охъ, обмолвился — свѣтлый намъ день даровала!
Августа-Анна,
Богомъ вѣнчанна,
Ты красота,
Ты доброта,
Канальѣ курляндцу веселіе
Веліе!
Не буду, княгинюшка, не буду… [Входящему сыну]. А, Иванъ!.. Что жъ, ѣдетъ?
Сейчасъ. Идите же, батюшка…
Идемъ. Да ты-то, что жъ, благословляться?
Тотчасъ приду. Только если замѣшкаю немного, не погнѣвитесь.
Да что ты?.. Ну, да ладно. Идемъ же, идемъ.
Пожалуйте, сюда пожалуйте.
Что-й-то, ваша свѣтлость, куда вы насъ завели? Не порядокъ, ей-Богу-съ, не порядокъ. Вамъ бы въ церкви насъ ждать надо…
Извините ужъ, Анна Родіоновна, думалъ: съ дороги оправиться захотите.
Развѣ, что вотъ это, ваша свѣтлость. А дорога, признаться, вата свѣтлость, адъ-дорога да и не ближняя: четырнадцать ихъ верстъ, что ли, считаютъ. Охъ, ваша свѣтлость! ежечасно вѣдь думала, что ни сама жива не доѣду, ни графинюшки своей не довезу… Такъ оправиться приказываете?.. Что жъ, ваша свѣтлость, хоть оно и не порядокъ, да какъ вы приказываете, да и мы-то сами не въ порядкѣ…
Что такое? [Во время слѣдующей рѣчи князь Иванъ стоитъ между невѣстой и Анной Родіоновной и, протянувъ назадъ руку, украдкой пожимаетъ руку невѣсты и по временамъ быстро взглядываетъ въ ея сторону; графиня сквозь слезы, радостно смотритъ на жениха].
Охъ, ваша свѣтлость!… Что у насъ на дому-то творилось! Ужъ никто бы, увидѣвъ, не сказалъ, что невѣсту снаряжаютъ; скорѣй: въ гробъ кладутъ, подумалъ бы. Старигійто братецъ у насъ въ оспѣ лежитъ, младшій съ недѣлю какъ изъ дому вовсе убѣжалъ; родныхъ никого, ни единаго, ни-ни человѣка, — опасаются тоже, ваша свѣтлость… За всѣхъ я одна; я и мать посаженная и поѣзжане всѣ — все я же. А я-то что? Я на графинюшку гляжу да плачу, а графинюшка моя сама плачетъ, и дѣвки сѣнныя, на насъ глядя, всѣ навзрыдъ плачутъ [отираетъ слезы]. Охъ, ваша свѣтлость! стѣны-то дому отцовскаго и тѣ, кажись, плакали… Отъ такого-то богатства да такъ выдавать!… А графинюшка-то… [Взглянувъ на нее и всплеснувъ руками]. Мати Пресвятая Богородица! да она радошна стоитъ, улыбается… Ну, ваша свѣтлость, нельзя ужъ сказать, чтобъ силой невѣсту выдавали… Одначе, заболталась я, ваша свѣтлость… Извольте жъ, какъ приказали…
Да, Анна Родіоновна, сдѣлайте мнѣ одолженіе — оставьте вы меня съ Наташей на минуточку.
Какъ, ваша свѣтлость?
Слово мнѣ ей надо сказать, важное слово; послѣ, какъ разскажу вамъ, сами меня за то похвалите.
Охъ, ваша, свѣтлость, да какъ-же-съ!.. Не порядокъ, ей-Богу-съ, не порядокъ.
Сдѣлайте, Анна Родіоновна, милость…
Охъ, ваша свѣтлость!.. Да ужъ коли все не порядкомъ пошло, такъ… [Указывая на правыя двери]. Сюда, что ль. пройти?
Сюда. Батюшкѣ съ матушкой скажите, что сейчасъ.! Боюсь, не безпокоятся ли.
Ладно ужъ, ладно. Только пройти какъ?
Прямо, все прямо; комнаты три пройдете, и увидите.
Ладно ужъ, ладно… А что не порядокъ, ваша свѣтлость, не порядокъ.
Ваня! что такое? Неспокоенъ ты, вижу; разстроенъ. Точно не радъ мнѣ…
Наташа, Наташа!… Добрая, хорошая моя!.. Охъ, Наташа, много разъ начиналъ говорить я тебѣ, да не слушала ты… А теперь, ради Бога, ради всего святого, выслушай ты меня…
Что ты, Ваня, что ты?
Голубушка моя! Подумай только, до чего дошло! Что Анна-то Родіоновна про сборы ваши разсказывала… Вѣдь родные всѣ твои изъ-за меня отъ тебя отступились… Всѣ насъ нынче, какъ чумныхъ, бѣгутъ. Вѣдь въ опалѣ мы, хоть еще не въ явной, въ тайной, а вѣдь не нынче, завтра и явная придетъ… Ссылка, хуже, можетъ-быть.
Одно я, Ваня, придумать только могу, что разлюбилъ ты меня…
Наташа, подумай, ради Бога, подумай, пока не поздно еще.
А не разлюбилъ, такъ пожалѣй ты меня… Одно только подумай: какъ, отъ тебя отказавшись, жить буду?.. Какъ наединѣ съ собой размышлять стану? «Какая же, скажу я себѣ, — дѣвушка ты недостойная; какъ въ фаворѣ женихъ твой былъ, любила его, а въ несчастьи, — поспѣшила разлюбить?» И всечастно вѣдь, Ваня, приходить мнѣ въ голову станетъ… Неужто жъ меня не пожалѣешь?
Наташа!..
Полно. Полно. О поцѣлуяхъ ли предъ вѣнцомъ думать надо? [Взяла его за руку и ведетъ къ правымъ дверямъ]. Пойдемъ-ка скорѣе, а то матушку съ батюшкой дожидать заставляешь, грѣшно вѣдь. [Оба ушли направо].
Чрезъ нѣкоторое время по ихъ уходѣ, изъ заднихъ дверей, Нестеровъ, въ простой синяго сукна однорядкѣ съ поясомъ и въ русскихъ сапогахъ.
Сказали: свадьба… Время ли теперь?
А не теперь, когда же будетъ время?
И лучше даже… Гдѣ укрыться легче:
Въ пустомъ ли полѣ, иль въ людской толпѣ?
И вотъ, я въ Горенкахъ опять!.. Но какъ?
Украдкой, воромъ, и въ какой одеждѣ…
Чтобъ въ случаѣ, какъ спросятъ, то солгать:
«Молъ, къ князю посланъ, и по дѣлу посланъ,
Отъ князь Василій Лукича, положимъ»…
Такимъ ли прежде я входилъ сюда?
Какъ сердце гордо билося, какъ гордо
На жизнь смотрѣлъ тогда! — Но гдѣ я?
А, помню эту комнату: отсюда,
Вотъ эти двери, ходъ къ княжнѣ. — Бывало,
На цыпочкахъ и затаивъ дыханье,
И трепеща чуть скрипнетъ половица,
Счастливый крался я… Оставь мечтанье,
И пробудись для слезъ… Идутъ… Она…
Ея походка… Я ли не узнаю?
Ихъ радости не въ силахъ видѣть я… О, Боже!
Иль это зависть? Нѣтъ, не зависть, нѣтъ!
Нему завидовать? Ихъ радость, счастье, —
Все это тысячамъ людей доступно,
И въ бѣдности, и въ самой низкой долѣ,
Повсюду, гдѣ женихъ невѣсту любитъ…
И такъ же рада, какъ она теперь,
Не меньше, будетъ и моя сѣнная,
Какъ подъ вѣнецъ съ возлюбленнымъ пойдетъ.
Не зависть, говорю я, нѣтъ. Иное,
Доселѣ мнѣ невѣдомое чувство: —
Какъ будто бы душа моя больная
Вся сжалася, и тяжко ей дышать,
И жутко ей предъ чистою душою…
О, Боже!..
Катерина!..
Чей это голосъ?
Кто здѣсь? кто звалъ меня? Кто ты?
Ты не узнала?
Господи!..
Не бойся!
И ты..
Постой. — Я знаю, Катерина,
Въ твоей груди такъ много накипѣло,
Что слово просится… Но удержись…
Дай мнѣ сперва сказать. — Я знаю,
Что предъ тобой виновенъ, и не думай,
Что я пришелъ съ желаньемъ оправдаться.
Я слово далъ тебѣ, и не исполнилъ, —
И нѣтъ мнѣ оправданья!.. И ничто,
Ни оскорбленье брата твоего,
Ни чести горделивой униженье,
Ни бѣшеный порывъ, — ничто не можетъ
Безчестный мой поступокъ извинить.
И я просить не стану о прощеньи…
Ты не простишь, не въ силахъ, и — не надо!
И если бъ ты, — не говорю простила,
Подумала простить, — тебя, клянуся,
Отъ всей души я сталъ бы презирать!..
Что жъ хочешь ты? Напомнить униженье?
Разбередить еще живую рану?
Иль властью надо мною похвалиться?
О! правду ты сказалъ тогда: великой
И грозной властью ты владѣлъ. — Безумецъ!
Какъ ты рѣшился потерять ее?..
Но нынѣ… Я понять стараюсь,
Что привело тебя, и не могу,
И въ мысляхъ путаюсь…
Ахъ, Катерина!
Измучился я думою, что ты
Теперь въ несчастьи — вамъ грозитъ опасность,
И большая, чѣмъ ждете вы, быть-можетъ, —
А я не только-что помочь не въ силахъ,
Но и вдали тебя, — и вотъ пришелъ,
Чтобъ умолять, рыдая, на колѣняхъ:
О! будь добра. О! не гони меня.
Забудь хотя на мигъ, — и удостой
Со мной своимъ несчастьемъ подѣлиться!..
Позволь остаться мнѣ съ тобой. Не равнымъ.
Хочу я быть — твоимъ рабомъ послѣднимъ.
И даже не рабомъ, ничтожной тварью,
Не стоящей ни мести, ни презрѣнья,
А для того лишь годной, чтобы ею
Всечасно помыкать!
Довольно. Встань. [Онъ встаетъ].
Не знаю я, отъ сердца говорилъ ты,
Иль честолюбье… О! оно нерѣдко
Насъ заставляетъ добрыми казаться,
И жертвовать, и подвига желать…
Не честолюбье, нѣтъ: одна любовь…
Не знаю, говорю, чѣмъ ты подвигнутъ…
Но будь по-твоему; я уступаю
И вѣрю, что меня еще ты любишь,
И не хочу ни проклинать тебя,
Ни мстить, ни издѣваться надъ тобою!..
Какъ я тебѣ повѣрила, повѣрь
И ты… О, нѣкогда любимый,
И дорогой, и близкій человѣкъ!
На всѣ твои слова, на всѣ моленья
Одно могу тебѣ я отвѣчать:
Ты опоздалъ, ты опоздалъ вторично…
Съ тѣхъ поръ, какъ мы съ тобою врозь живемъ,
Я испытала многое: и власть,
И честь, и горе, и позоръ, и счастье…
Не то ничтожное, пустое счастье,
Что всѣмъ такъ дорого, но то
Высокое, доступное немногимъ,
Что слава намъ даруетъ, подымая
Надъ мелкодушною толпой; то счастье.
Его же вѣдаютъ лишь люди силы
И царственнаго духа!.. Но ни съ кѣмъ
Ни счастьемъ не дѣлилась я, ни горя
Не повѣряла никому. Я гордо
Жила одна, стѣною неприступной
Какъ будто окруженная… Одна,
Для всѣхъ чужая и чуждаясь всѣхъ…
И мнѣ не надо ни любви покорной,
Ни рабскаго смиреннаго служенья!..
Лишь объ одномъ прошу тебя: уйди,
И на всегда, на вѣкъ, и… безъ рыданій.
О, гордость сатанинская!.. Я зналъ,
Что ты меня презрительно отвергнешь,
И все надѣялся, безумецъ!
Перестань.
Ты видишь самъ: все кончено межъ нами.
Прощай! [отворачивается отъ него].
И отвернулась! Неужели
Не стою я прощанія иного?
Дай руку мнѣ твою поцѣловать
И выплакать любовь…
Уйди… Уйди же…
Довольно: будь мужчиной, не ребенкомъ.
Не оскорбляй, не унижай меня…
Не стою я… Я человѣкъ отпѣтый:
Мнѣ пулю въ лобъ, или на шею петлю,
Иного не осталось… О! прощай
И обѣщай одно: когда тоскою
Томиться будешь ты, въ тяжелыхъ думахъ
Хоть изрѣдка воспоминай о томъ,
Что есть душа, любящая тебя
Такъ пламенно, съ такою жгучей силой,
Что для нея любовь — и жизнь, и смерть,
И вѣчное блаженство, и мученье!
За этотъ мигъ! За этотъ поцѣлуй!
Еще одинъ, и… [цѣлуетъ ее] и прощай на вѣки!..
Расчетъ оконченъ. Я теперь покойна,
Я снова съ гордостью своей одна…
О! если бъ также я могла разстаться
Со всѣмъ на свѣтѣ.
Катя! гдѣ ты? Катя!..
Здѣсь, батюшка…
А, вотъ!.. Ну, слава Богу…
Какъ сына отпустилъ, тебя хватился;
Сказали: вышла. Надо было мнѣ
Распорядиться кое-чѣмъ, — распорядился;
Пришелъ, сижу: не достаетъ кого-то,
Тоскуется по комъ-то… Догадался,
Пошелъ искать… Но что же ты ушла?
Иль нездоровится тебѣ, Катюша?
Мнѣ стало тяжело… Сюда я вышла…
И во-время… меня здѣсь дожидался…
Кто?
Нестеровъ.
Какъ онъ посмѣлъ? Зачѣмъ?
Злодѣй, разбойникъ, негодяй!.. И ты отца
Не кликнула на помощь… Ахъ, Катюша!…
Зачѣмъ же, батюшка? Да и за что
Бранить его? Вѣдь ежели меня
Любилъ и любитъ кто на этомъ свѣтѣ,
То онъ одинъ…
То онъ одинъ! то онъ!
И не грѣшно отца забыть, Катюша?
Васъ, батюшка? О! вы меня любили,
Вы такъ меня любили, что не будь я
Собою хороша, блестяща въ свѣтѣ,
Не будь умна и не владѣй я тайной
Всѣхъ очаровывать, хотя на время…
И главное, не будь я той пружиной,
Которою владѣя, вы могли
Достигнуть вашихъ замысловъ — о! вы бы
Не только-что меня не приласкали
Ни разу въ жизни, вы не знали бъ даже,
Есть я на свѣтѣ или нѣтъ меня!..
И это мнѣ ты говоришь! Отцу!
Или не я, назадъ всего минуту,
Ласкалъ тебя, крушился по тебѣ?
Да, ваша правда: съ той поры, какъ горе
Насъ посѣтило, вы меня ласкали
Сильнѣе прежняго, — но почему?
Не потому, чтобъ вы меня любили,
А потому, что я теперь для васъ
Послѣдній отблескъ вашей бывшей славы,
Послѣднее ея напоминанье!..
Вамъ не на чѣмъ душой остановиться,
Вамъ не на чѣмъ забыться, хоть на мигъ,
И вотъ для васъ я сдѣлалась игрушкой!
Не прерывайте!.. Завтра ли, сегодня,
А время намъ пришло за все расчесться!..
О! если бъ долю, слабую лишь долю
Того вреда, что сдѣлали вы мнѣ,
Я возвратила вамъ, — давно бы пало
Отцовское проклятье на меня!..
Растанемся жъ. Не бойтесь: надъ собой
Я ничего не сдѣлаю, и долго,
Быть-можетъ, подъ одной и той же кровлей
Намъ суждено еще прожить. Вѣдь насъ
Никто, ничто не въ силахъ разлучить.
И даже казнь, что намъ теперь готовятъ,
Равно погубитъ насъ, не разлучая…
Но помните, что съ этого мгновенья
Нѣтъ дочери у васъ: я вамъ чужая,
Чужая по душѣ, и никогда
Вамъ больше не слыхать дочерней ласки,
Въ очахъ ея улыбки не видать…
О, никогда!.. До гроба и за гробомъ…
Такъ вотъ она, пришла Господня кара!..
Старикъ! припомни, что весь вѣкъ ты сѣялъ,
Ростилъ, и холилъ, и въ душѣ лелѣялъ…
Правдивъ, о, Господи! Твой судъ, правдивъ.
Батюшка… Время… Иди…
А! сейчасъ. [Идя направо, самъ съ собою]. Иди, старикъ, новую дочь встрѣчать, благословлять новое горе!
Это что за мальчикъ?
Решпектъ мой, государь мой, вамъ отдаю.
Здравствуй… [подходитъ съ своей стороны]. Ты чьихъ?
Шереметевыхъ. А ты Долгорукій?
Долгорукій.
Ну, такъ ты Саша… Родные вѣдь мы теперь: поцѣлуемся.
Изволь [цѣлуются]. А тебя какъ же звать?
Экой недогадливый: Сережей. Что жъ, братъ Саша, отвѣнчались они?
Отвѣнчались, братъ Сережа; встрѣчаютъ…
Вотъ что, братъ Саша, будь другомъ… Вѣдь ты хочешь мнѣ другомъ быть?..
Будь добрый… буду…
Я буду. Вѣдь я и прежде бы къ вамъ ѣздилъ, да старшій братецъ не пускалъ; ну, а теперь я скоро самъ совсѣмъ большимъ буду… Ну, и у сестрицы встрѣчаться будемъ, то-есть не теперь, а вотъ какъ все это кончится, понялъ?.. Ты вѣдь будешь любить мою сестрицу?
Если добрая…
О, она добрая, добрѣй ея на свѣтѣ нѣтъ!.. Такъ вотъ что, другъ Саша, сбѣгай-ка за моей сестрицей; шепни ей только, что братъ Сережа пріѣхалъ, она сейчасъ прибѣжитъ.
А самъ?..
Никакъ, пойми ты, мнѣ нельзя… Сбѣгай же, дружокъ. Сбѣгаешь?
Ну, ладно.
Слава Богу, устроилось. А дома какъ плакалъ, что сестрицу не засталъ… И не надоумь меня Митька-конюхъ, до сихъ бы поръ все плакалъ. Вотъ мы съ нимъ на коней да сюда… А молодецъ вѣдь онъ, Митька-то: одинъ у насъ изъ всей дворни такой смѣлый.
Сережа!
Наташа! [обнимаются].
Вотъ спасибо, Сережа, утѣшилъ ты меня.
Охъ, сестрица, хоть я страшно было, да не утерпѣлъ пріѣхалъ.
Чего жъ страшился?
Какъ же не страшно, сестрица? Я и Митьку-конюха, не доѣзжая, оставилъ, а самъ пѣши да бѣгомъ…
Ну, пойдемъ туда ко всѣмъ. Тамъ и про Митьку, и про страхи доскажешь…
Нѣтъ, нѣтъ!.. Я вѣдь на минутку только, и къ тебѣ одной… И чтобъ больше никого не видать. Саша — ничего, онъ недоросль еще, какъ я же…
Глупенькой! чего боишься, пойдемъ, мужа моего поздравишь…
Нѣтъ, нѣтъ, Наташа… Развѣ не знаешь: указъ есть… Всѣ наши люди знаютъ, и Митька-конюхъ дорогой говорилъ.
Какой указъ?
А что всѣхъ, кто съ Долгорукими разговаривать будетъ, хватать и голову рубить…
Вздоръ какой!
Да ты, сестрица, не бойся; тебѣ ничего, потому какъ ты теперь женилась…
И заболтался даже: «женилась», сказалъ… Вздоръ все… Пойдемъ же…
Нѣтъ, сестрица, не неволь, пожалуйста. А вотъ что, сестрица [взялъ ее за обѣ руки и сталъ предъ нею], поздравляю тебя, милая, и желаю всего, что только пожелать можно [цѣлуетъ ее]. Да еще: князь Ивану скажи… [За сценой шумъ]. Господи! что такое? Гости, видно, къ вамъ наѣхали… Ну, прощай, сестрица, а то увидятъ еще. Прощай! [крѣпко поцѣловалъ]. Нѣтъ, нѣтъ, не провожай! [Бѣжитъ отъ нея къ задней двери]. Прощай! Послѣ, какъ успокоится все, я приду; сейчасъ же, сестрица, пріѣду. Прощай!.. [Посылаетъ ей поцѣлуй рукой и убѣгаетъ].
Ха, ха, ха! какъ пуганый заяцъ прыснулъ!..
Господи! что тамъ такое?
А! вотъ она красавица [вошелъ, за нимъ остальные].
Полно, сержантъ, стыдись. [Княгинѣ Натальѣ]. Не извольте, ваше сіятельство, безпокоиться: онъ по грубости своей. И потрудитесь его свѣтлости доложить, что оберъ-секретарь изъ Сената, съ именнымъ указомъ…
Боже мой! Боже мой! Ваня, Ваня!
Эхъ, сержантъ, сержантъ!
Да что жъ, ваше высокоблагородіе! Намъ отъ господина оберъ-камергера графа Югана Фанбирена приказъ тайный: всячески имъ досаждать. На счетъ-де солдатской грубости отнесется.
А ты и радъ!.. Давеча мальчика испугалъ, теперь… И не разглядѣлъ, поди, кого… Сынъ да дочь блаженной памяти фельдмаршала Шереметева… А онъ вамъ, солдатамъ, кто былъ? — Отецъ.
Отецъ. Что говорить: отецъ!..
А князь Ивана своимъ отцомъ не звали?..
Эхъ, ваше высокоблагородіе, да нешто наша воля!
И вы хороши: сегодня «отецъ, отецъ», а завтра: «вотъ мы тебя, погодя ужо!» Грубыя сердца, необразованныя.
Что жъ, ваше высокоблагородіе, грубостью коришь… Что дѣлать? — вотъ научи.
А вотъ что: уведи солдатъ въ сѣни, пока господинъ офицеръ не пріѣхалъ. А то видомъ своимъ страшеннымъ дамъ напугаете… А указъ и безъ васъ объявлю.
Ладно, ваше высокоблагородіе. [Солдатамъ]. Налѣво-кругомъ! Маршъ!
Аристархъ! лишнихъ чтобъ не допускали! [вошелъ; за нимъ всѣ]. Ты съ чѣмъ, господинъ оберъ-секретарь, пожаловалъ?
Именной указъ, ваша свѣтлость.
Читай.
По титулѣ [Читаетъ]. «Понеже всѣмъ нашимъ вѣрнымъ подданнымъ извѣстно есть, какимъ ненадлежащимъ и противнымъ образомъ князь Алексѣй Долгорукій съ сыномъ своимъ, князь Иваномъ, будучи при племянникѣ нашемъ, блаженной памяти Петрѣ Второмъ, императорѣ и самодержцѣ Всероссійскомъ, поступали и всячески приводили его, яко суще младаго монарха, отъѣзжать отъ Москвы въ дальнія и разныя мѣста, отлучая его величество отъ добраго и честнаго обхожденія».
Ишь, про охоту какъ расписали. [Вслухъ]. Дальше.
…"И какъ прежде Менщиковъ, еще будучи въ своей великой силѣ, ненасытнымъ своимъ властолюбіемъ, его величество, взявъ въ свои собственныя руки, на дочери своей въ супружество сговорилъ, такъ и онъ, князь Алексѣй, съ сыномъ своимъ его величество въ лѣтахъ такихъ, которыя еще къ супружеству не приспѣли, Богомъ противнымъ образомъ и противно предковъ нашихъ обыкновенію, привели на сговоръ супружествомъ дочери его, князь Алексѣевой, Катеринѣ"…
И не умри, былъ бы мнѣ зятемъ.
Князь мой…
Оставь. [Оберъ-секретарю]. Читай.
…"Не храня его императорскаго величества дражайшаго здравія и не имѣя о томъ попеченій, непрестанными отъ Москвы отлучками, не токмо въ лѣтніе дни, но и въ самыя осеннія студенныя времена и зимою, привели къ безпокойству, отъ чего его императорскаго величества здравію вредъ учинили…"
Да они ужъ лучше-бъ написали: уморилъ-де его, уморилъ!.. Самому-де въ фаворѣ жить надоѣло, такъ чтобъ другими мѣсто очистить, государя уморилъ!..
Опомнись ты! Иль жизнь тебѣ не дорога?
Э, матушка, на то я и князь прирожденный, чтобъ смерти не бояться. Слава Богу, русскій князь, не конюхъ курляндскій!.. Наши дѣды правду царямъ прямо въ глаза говаривали; хоть и головы имъ за то рубили, да мысли своей они не скрывали жъ! [Оберъ-секретарю]. Конецъ читай. Куда?
…"И понеже всѣ тѣ продерзости и преступленія чинилъ онъ, князь Алексѣй, съ сыномъ своимъ, князь Иваномъ, за что но государственнымъ правамъ подлежали жестокому наказанію; однакожъ того чинить имъ не указываемъ, а повелѣваемъ ему, князь Алексѣю, со всѣми дѣтьми жить въ дальнихъ ихъ деревняхъ".
Быть того не можетъ. Покажи. [Оберъ-секретарь подходитъ и подаетъ бумагу; князь просмотрѣвъ ее]. Гм!.. Въ дальнихъ деревняхъ! [Отводя оберъ-секретаря въ сторону, тихо]. Помнишь меня?
Могу ли, свѣтлѣйшій князь и милостивый государь мой., забыть ваши ко мнѣ благодѣянія.
А помнишь, говори: не окончится тѣмъ, не окончится вѣдь?
Сказываютъ: мѣсяцъ или два васъ въ покоѣ оставятъ, пока говоръ поуляжется…
А тамъ?
Въ Березовъ, ваша свѣтлость.
Спасибо, голубчикъ; въ вѣкъ не забуду [цѣлуетъ его въ лобъ].
Ваша свѣтлость!
Такъ Березова-то не миновать! По степенямъ только: повалили сперва, а тамъ добивать. Хитро. Не русская работа, нѣтъ!
Что князь мой? Что сказалъ онъ тебѣ?
А спрашивалъ, княгинюшка моя, про остальныхъ Долгорукихъ: всѣхъ порѣшили. [Оберъ-секретарю черезъ плечо]. Всѣхъ вѣдь?
Всѣхъ, ваша свѣтлость.
Ну, княгинюшка моя, идемъ въ дорогу собираться.
Ваша свѣтлость! Будь, государь, отцомъ роднымъ…
Чего тебѣ, Гаврилычъ?
Засылаютъ, вишь, тебя куда-то. А вѣдь безъ меня, государь, тебѣ ни встать, ни сѣсть, ни одѣться, ни раздѣться… Такъ укажи, ваша свѣтлость, будь отцомъ, чтобъ куда тебя ни заслали, и меня бы, стараго пса, туда же…
Встань, Гаврилычъ! встань, вѣрный рабъ мой [тотъ встаетъ князь цѣлуетъ его]. Утѣшилъ, старикъ, утѣшилъ… Воля будетъ, съ собой возьму.
Отецъ-благодѣтель.
Вотъ, княгинюшка, кто пожалѣлъ — рабъ; а сынъ родной стоитъ…
Батюшка!..
Поздно, сынокъ, поздно. Плетемся же, старая, плетемся [идутъ направо тихими шагами].
Наташа, про тебя вѣдь въ указѣ ни слова; проси…
Правда вѣдь, графинюшка, правда…
Постойте, Анна Родіоновна!.. А ты, Ваня! Аль забылъ: Господь соединилъ, человѣкъ да не разлучаетъ. Да мнѣ теперь большимъ крестомъ перекреститься [исполняетъ]. Слава Тебѣ, Господи, что повѣнчана! Куда Ваня мой, и я туда.
Наташа!..
Стой, княгиня, стой. Не слышишь развѣ: Богъ дочь даетъ, дочь… Сюда, Наташа, на грудь мою!..
Батюшка!
Батюшка, давеча вы…
Понялъ: за жену дрожалъ; понялъ теперь, Ваня [обнимаются].
Графинюшка моя, графинюшка!..
Не плачьте, Анна Родіоновна, а то и я, на васъ глядя, заплачу, мужа разстрою. [Громче]. Да и пустите, матушкѣ руку поцѣловать надо.
Наташа! [обнимаетъ ее].
Васъ, Анна Родіоновна, благодарить надо. Вы намъ жемчужину эту драгоцѣнную привезли.
Охъ, ваша свѣтлость, да я что же!.. А я вотъ что вамъ, ваша свѣтлость, скажу и вамъ, ваша свѣтлость, и вамъ, княгиня старая, и вамъ графинюшка — охъ, обмолвилась! — И вамъ княгинюшка молодая — не тужите. [Князь Алексѣю]. Въ деревняхъ вѣдь, ваша свѣтлость, жить указано?
Да, въ деревняхъ.
Конечно, не въ Москвѣ, а проживете. А вы то, ваша свѣтлость, памятуйте: знать, не вовсе Господь на вашу фамилію Долгорукихъ прогнѣвался, коли [взявъ за руку княгиню Наталью] такую княгинюшку вамъ въ семью послалъ.
Правда, Анна Ро…
Пріѣхалъ. Вставай. Входи!
Бариново, 1875 г.