Рассказ о колоколе (Аверченко)/ДО

Разсказъ о колоколѣ
авторъ Аркадий Тимофеевич Аверченко

Изъ сборника «Чернымъ по бѣлому». Опубл.: 1913. Источникъ: Аркадій Аверченко. Чернымъ по бѣлому. Разсказы. — С.-Пертербургъ, 1913. — az.lib.ru

На случай, который я разскажу ниже, могутъ существовать только двѣ точки зрѣнія: автору можно повѣрить или не вѣрить.

Автору очень хочется, чтобы ему повѣрили. Авторъ думаетъ, что читателя тронетъ это желаніе, потому что, обыкновенно, всякому автору въ глубокой степени безразлично — вѣритъ ему читатель или нѣтъ. Писатель палецъ-о-палецъ не ударитъ, чтобы заслужить безусловное довѣріе читателя.

Авторъ же нижеписаннаго — въ отдѣльномъ абзацѣ постарается привести нѣкоторыя доказательства тому, что весь разсказъ не выдумка, a дѣйствительный случай.

Именно, — авторъ даетъ честное слово.

Глава I

Однажды, въ концѣ Великаго поста, въ нашъ городъ привезли новый мѣдный колоколъ и повѣсили его на самомъ почетномъ мѣстѣ въ соборной колокольнѣ.

О колоколѣ говорили, что онъ невеликъ, но звучитъ такъ прекрасно, что всякій слышавшій умиляется душой и плачетъ отъ раскаянія, если совершилъ что-нибудь скверное.

Впрочемъ, и не удивительно, что про колоколъ ходили такіе слухи: онъ былъ отлитъ на заводѣ по предсмертному завѣщанію и на средства одного маститаго вѣрующаго беллетриста, весь вѣкъ писавшаго пасхальные и рождественскіе разсказы, герои которыхъ раскаивались въ своихъ преступленіяхъ при первомъ звукѣ праздничныхъ колоколовъ.

Такимъ образомъ, писатель какъ бы воздвигъ памятникъ своему кормильцу и поильцу — и отблагодарилъ его.

Глава II

Едва запѣли пѣвчіе въ Великую ночь: «Христосъ Воскресе изъ мертвыхъ»…, какъ колоколъ, управляемый опытной рукой понамаря, вздрогнулъ и залился негромкимъ радостнымъ звономъ.

Семейство инспектора страхового общества Холмушина сидѣло въ столовой въ ожиданіи свяченаго кулича, потому что погода была дождливая и никто, кромѣ прислуги, не рискнулъ пойти въ церковь.

Услышавъ звукъ колокола, инспекторъ поднялъ голову и сказалъ, обращаясь къ женѣ:

— Да! Забылъ совсѣмъ тебѣ сказать: вѣдь я нахожусь въ незаконной связи съ гувернанткой нашихъ дѣтей, дѣвицей Вѣрой Кознаковой. Ты ужъ извини меня, пожалуйста!

Сидѣвшая тутъ же гувернантка прислушалась къ звону колокола, вспыхнула до корней волосъ и возразила:

— Хотя это, конечно, и правда, но я должна сознаться, что, въ сущности, не люблю васъ, потому что вы старый и ваши уши поросли противнымъ мохомъ. A вступила съ вами въ близкія отношенія, благодаря деньгамъ. Должна сознаться, что мнѣ больше нравится вашъ дѣлопроизводитель Облаковъ, Василій Петровичъ. О, пощадите меня!

— Могу-ли я васъ обвинять, — пожала плечами жена Холмушина, — когда мой средній сынъ Петичка не мужній, a отъ доктора Верхоносова, съ которымъ я встрѣчалась во время оно въ Москвѣ.

— Очевидно, докторъ Верхоносовъ былъ большой мошенникъ? — прислушиваясь къ звуку колокола и покачивая головой, прошепталъ Петенька, гимназистъ четвертаго класса.

— Почему?

— Вѣроятно, я въ него удался: можете представить въ третьей четверти y меня поставлены 2 единицы, a я переправилъ ихъ на 4, да и показалъ отцу.

— Дитѣ! — снисходительно улыбнулась старая нянька. — Сколько я y васъ, господа вы мои, сахару перетаскала за все время, такъ это и пудами не сосчитать. Анадысь банку съ вареньемъ выѣла, a потомъ разбила, да на Анюточку и свалила; будто она разбила.

— Ничего! — махнула рукой маленькая Аня. — За банку мнѣ только два подзатыльника и попало, a того, что я вчера въ папиномъ кабинетѣ фарфороваго медвѣдя разбила — никто и не знаетъ.

Инспекторъ всталъ, потянулся и сказалъ:

— Пойти развѣ въ кабинетъ написать въ правленіе нашего общества заявленіе, что я третьяго дня застраховалъ безнадежно чахоточнаго, подсунувъ вмѣсто него доктору для осмотра здоровяка, кондуктора конки.

— Какъ же вы пошлете это заявленіе, — возразила горничная Нюша, — если я вчера изъ коробки на вашемъ письменномъ столѣ всѣ почтовыя марки покрала.

— Жаль, — сказалъ инспекторъ. — Ну, все равно — поѣду къ полицеймейстеру, заявляю ему, потому что это дѣло — уголовное.

Глава III

Инспекторъ одѣлся и вышелъ на улицу. Колоколъ звонилъ… Нищій подошелъ къ нему и укоризненно сказалъ:

— Вы мнѣ уже третій годъ даете то двѣ, то три копѣйки при каждой встрѣчѣ. Гдѣ y васъ глаза-то были?

— A что?

— Да я въ сто разъ, можетъ быть, богаче васъ; y меня есть два дома на Московской улицѣ.

Какой-то запыхавшійся человѣкъ съ размаху налетѣлъ на нихъ и торопливо спросилъ:

— Гдѣ тутъ принимаютъ заявленія о побѣгѣ съ каторги?

— Пойдемъ вмѣстѣ, — сказалъ инспекторъ. — Мнѣ нужно заявить тоже объ уголовномъ дѣльцѣ.

— И я съ вами, — привязался нищій. — Вѣдь, я одинъ-то домъ нажилъ неправильнымъ путемъ — обошелъ сиротку одну. Лѣтъ двадцать, какъ это было — да ужъ теперь заодно заявить, что-ли?

Всѣ трое зашагали по оживленной многолюдной улицѣ, по которой сновала одинаково настроенная публика. Кто шелъ въ участокъ, кто къ прокурору, a одинъ спѣшилъ даже къ любовницѣ, чтобы признаться ей, что любитъ жену больше, чѣмъ ее.

Всѣ старательно обходили купца, стоявшаго на колѣняхъ безъ шапки посреди улицы. Купецъ вопилъ:

— Покупатели! Ничего нѣтъ настоящаго y меня въ магазинѣ — все фальшивое! Мыло, масло, табакъ, икра — даже хлѣбъ! Какъ это вы терпѣли до сихъ поръ, — удивляюсь.

— Каяться вы всѣ мастера, — возразилъ шедшій мимо покупатель, — a того, что я тебѣ вчера фальшивую сторублевку подсунулъ, — этого, ты небось не знаешь. Эй, господинъ, не знаете, какой адресъ прокурора?

Глава IV

Въ участкѣ было шумно и людно.

Приставъ и нѣсколько околоточныхъ сортировали посѣтителей по группамъ — мошенниковъ отдѣльно, грабителей отдѣльно, a мелкихъ жуликовъ просто отпускали.

— Вы что? Ограбленіе? Что? Вексель поддѣлали! Такъ чего же вы лѣзете? Ступайте домой, и безъ васъ есть много поважнѣе. Это кто? Убійца? Ты, можетъ, врешь! Свидѣтели есть? Господа! Ради Бога, не всѣ сразу — всѣмъ будетъ мѣсто. Сударыня, куда вы лѣзете съ вашимъ тайнымъ притономъ разврата?! Не держите его больше и конецъ. Ты кто? Конокрадъ, говоришь? Паспортъ! Вы что? Я сказалъ вамъ уже — уходите!

— Господинъ приставь! Какъ-же такъ уходите? A что y меня два года фабрика фальшивыхъ полтинниковъ работаетъ — это, по вашему, пустяки?

— Ахъ, ты Господи! Сейчасъ только гравера со сторублевками выгналъ, a тутъ съ вашими полтинниками буду возиться.

— Да, вѣдь то бумага, дрянь — вы сами разсудите. A тутъ металлъ! Работа по металлу! Уважьте!

— Ступайте, ступайте. Это что? Что это такое въ конвертикѣ? Больше не беру. Ни-ни!

Полиціймейстеръ вышелъ изъ своего кабинета и крикнулъ:

— Это еще что за шумъ! Вы мѣшаете работать. Я какъ разъ подсчитывалъ полученные отъ евре… Эй, гм! Кто тамъ есть! Ковальченко, Сѣдыхъ! Это, наконецъ, невозможно! Бѣгите скорѣе къ собору, возьмите товарищей, остановите звонаря и снимите этотъ несносный колоколъ. Да остерегайтесь, чтобы онъ не звякнулъ какъ нибудь нечаянно.

Глава V

Колоколъ сняли…

Онъ долго лежалъ y задней стѣны соборной ограды; дожди его мочили и отъ собственной тяжести онъ уже наполовину ушелъ въ землю. Изрѣдка мальчишки, ученики приходского училища, собирались около него поиграть, тщетно совали внутрь колокола рученки съ цѣлью найти языкъ — языкъ давно уже, по распоряженію полиціймейстера, былъ снятъ и употребленъ на гнетъ для одной изъ бочекъ съ кислой капустой, которую полиціймейстеръ ежегодно изготовлялъ хозяйственнымъ способомъ для надобностей нижнихъ чиновъ пожарной команды.

Долго бы пришлось колоколу лежать въ бездѣйствіи, уходя постепенно въ мягкую землю — но пріѣхали однажды какіе-то люди, взвалили его на ломовика, увезли и продали на заводъ, выдѣлывавшій мѣдныя пуговицы для форменныхъ мундировъ.

Теперь, если вы увидите чиновничій или полицейскій мундиръ, плотно застегнутый на пуговицы — блестящія серебряныя пуговицы — знайте, что подъ тонкимъ слоемъ серебра скрывается мѣдь.

Пуговицы хорошія, никогда сами собою не разстегиваются, a если объ одну изъ нихъ нечаянно звякнетъ орденокъ на груди, то звукъ получается такой тихій, что его даже владѣлецъ ордена не разслышитъ.