Редактор (Аверченко)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Редакторъ
авторъ Аркадий Тимофеевич Аверченко
Опубл.: 1910. Источникъ: Дешевая юмористическая библіотека Новаго Сатирикона. Аркадій Аверченко. Рассказы. — az.lib.ru

I[править]

Въ боковой комнатѣ трактира купца Осовѣлова сидѣли за графинчикомъ водки два человѣка: приказчикъ бакалейной лавки Мурзакинъ и редакторъ большой ежедневной газеты «Столичная Мысль» Миколаевъ.

Редакторъ, жестикулируя, говорилъ:

— Да, братъ… Попалъ я въ жилу — и никакихъ гвоздей! Не жизнь y меня теперь, a бланманже. Ни пито, ни ѣдено, — пятьдесятъ цѣлкачей въ мѣсяцъ вынь, да положь! Ге! Миколаевъ, братъ, тоже не лѣвой ногой сморкается. И всякая собака знаетъ меня: «редакторъ Миколаевъ, издательница Шмитъ» — въ каждой газетѣ написано.

— Затрещалъ! — поморщился приказчикъ. — Ты, Миколаша, человѣкъ пріятный, но пустой. Глупый человѣкъ. Этакъ вотъ прыгаешь до поры, до времени, a потомъ — трахъ! И сядешь въ тюрьму.

Восторженный редакторъ притихъ, размазалъ пальцемъ по столу пролитое пиво и нерѣшительно возразилъ:

— Нѣтъ, не сяду… Зачѣмъ мнѣ садиться?

— Самъ-то не сядешь… Другіе посадятъ. Нѣтъ… Нехорошее твое дѣло, Миколаевъ. Какой ты редакторъ? Силы настоящей въ тебѣ нѣтъ. Вотъ ты мнѣ другъ, пріятель закадычный съ мальчишескаго возраста — и что же? Пишу я стишки разные, поэмки, a ты… развѣ ты ихъ напечатаешь въ «Столичной Мысли»? Какъ же! Такъ тебѣ и дадутъ. Кишка тонка, миленькій!

— Отчего же не напечатать, — нерѣшительно сказалъ редакторъ. — Можно и напечатать… Если… гм… матеріалъ подходящій.

Приказчикъ недовѣрчиво прищурился.

— Какъ же это ты сдѣлаешь?..

— Да очень просто. Если стихи мнѣ понравятся, возьму ихъ, отдамъ приказаніе печатать…

— Ну? Да вѣдь тамъ другой редакторъ есть?..

— Ш-што-съ? Какой это еще другой?! Я редакторъ Миколаевъ, и больше никакихъ редакторовъ Миколаевыхъ! Редакторъ Миколаевъ — издательница Шмитъ — типографія «Польза и Дѣло»! Это, братъ, мы твердо знаемъ. Гдѣ ваши стихи?

Въ виду серьезности момента, редакторъ заблагоразсудилъ перейти съ приказчикомъ на «вы». На приказчика сразу пахнуло холодкомъ строгой оффиціальности.

Почувствовались два разныхъ человѣка: олимпіецъ-редакторъ распространеннаго органа и робкій начинающій поэтъ, судьба котораго всецѣло зависитъ отъ рѣшенія этого олимпійца.

— Гдѣ ваши стихи? Посмотримъ-съ.

Приказчикъ тоже проникся настроеніемъ. Онъ сдвинулся на кончикъ стула, вынулъ изъ кармана сложенную вчетверо бумажку и почтительно протянулъ ее редактору.

— Вуаля, — щегольнулъ онъ французскимъ языкомъ, — стишки моего сочиненія.

Редакторъ критически поджалъ губы и развернулъ произведеніе своего друга.

— Гм… да! Дѣйствительно, стихи. Вы не ошиблись. Прочтемъ-съ, прочтемъ-съ…

Что за славная картина
Этотъ городъ Петербургъ,
Только плохо тамъ живется
Всѣмъ приказчикамъ всегда.
Распроклятый бакалейный
И тяжелый очень трудъ:
День-деньской все на ногахъ ты,
Даже некогда вздохнуть!

Очень мило. Стихи о положеніи народнаго класса трудящихся. Соціалистическое неустройство Карла Маркса. Такъ, такъ. Классовая перегородка, какъ говорится. Ну, хорошо…

Миколаевъ всталъ, и голосъ его зазвучалъ торжественно:

— Ну, хорошо!.. Трудящій поэтъ Мурзакинъ! Ваши стихи приняты.

Въ этомъ мѣстѣ приказчикъ рѣшилъ, что принятіемъ стиховъ оффиціальныя отношенія закончились, и, поэтому, немедленно перешелъ на прежній дружескій тонъ.

— Вотъ мерси, Миколаша. Это здорово. A когда ты ихъ напечатаешь?

— Я ихъ завтра напечатаю, господинъ Мурзакинъ, будьте покойны.

Хотя приказчикъ и пытался найти прежніе дружескіе тона въ бесѣдѣ съ редакторомъ, но редакторъ повидимому, не былъ расположенъ разставаться съ преимуществами своего положенія, и сейчасъ же явно подчеркнулъ желаніе держать начинающаго поэта на почтительномъ разстояніи.

— Будьте покойны, господинъ Мурзакинъ…

Приказчикъ внимательно всмотрѣлся въ своего друга и — не узналъ его. Что то новое появилось въ лицѣ редактора… Какая-то суровая, непреклонная складка легла около губъ, какъ-то рѣшительно засверкали мутные доселѣ глаза и, казалось какой-то переломъ произошелъ въ доброй, мягкой, безвольной душѣ Миколаева.

Хлебнулъ-ли онъ сладкаго яда власти почувствовалъ-ли красоту силы и почета зазвучали-ли въ его душѣ новыя струны?..

Редакторъ допилъ залпомъ стаканъ пива, всталъ, выпрямился и, бросивъ на столъ трехрублевку, небрежно сказалъ:

— Не желаете-ли проѣхаться со мной въ редакцію моей газеты? Я на минутку: отдамъ два-три распоряженія, отошлю ваши стихи въ типографію — и тогда къ вашимъ услугамъ.

Робость засвѣтилась въ приказчичьемъ взглядѣ.

— A васъ не вытурятъ, Миколаша?

— Шш-то-съ?! Человѣкъ! Получите деньги! Дайте газету «Столичная Мысль». Вотъ, спасибо. Видите-ли, господинъ Мурзакинъ — это газета… Видите-ли… господинъ Мурзакинъ (если, конечно, ха-ха, вы еще не ослѣпли?) что внизу написано? Ре-дак-торъ A. C. Миколаевъ, издательница О. Шмитъ, типографія «Польза и Дѣло»! Ѣдемъ!

II[править]

Редакторъ и приказчикъ подошли къ фешенебельному подъѣзду, въ которомъ помѣщалась редакція «Столичной Мысли», и остановились.

— Идите; Мурзакинъ, — не бойтесь — ласково ободрилъ приказчика редакторъ, въ то время, какъ на лицѣ его застыла та-же строгая, непреклонная складка. — Идите… Это моя редакція.

— Вамъ кого? — остановилъ ихъ редакціонный разсыльный.

— Болванъ! — вскричалъ, сердито хмурясь, Миколаевъ. — Редактора не узналъ? Распустились, черти… Пьянствуете все! Сними съ этого господина пальто. Пришли ко мнѣ секретаря и издателя!.. Я буду въ редакторскомъ кабинетѣ. Живо!

Редакторъ смѣло подошелъ къ двери, на которой красовалась надпись «Кабинетъ редактора», и распахнулъ ее. Кабинетъ былъ пустъ.

— Идите, Мурзакинъ. Ге! Вы уже приняты въ число сотрудниковъ и, поэтому, можете сидѣть y меня въ кабинетѣ.

Тонъ его, по прежнему, былъ ласковъ и снисходителенъ, a около губъ, попрежнему, змѣилась складка неслыханнаго упорства и рѣшимости.

— Эй, кто тамъ! Тысячу разъ вамъ нужно повторять: позовите секретаря!

Въ кабинетъ вошелъ полный пожилой человѣкъ и обвелъ удивленнымъ взглядомъ сидѣвшихъ людей — одного на редакторскомъ креслѣ за монуменальнымъ столомъ, другого — на кончикѣ стула, почтительнаго, робкаго, подавленнаго окружающимъ его великолѣпіемъ.

— Миколаевъ?!! Это вы тутъ кричите? Что вамъ нужно? Зачѣмъ вы сѣли сюда?

Миколаевъ откинулся на спинку кресла и юмористически всплеснулъ руками:

— Нѣтъ, это мнѣ нравится: зачѣмъ я здѣсь? Да кто редакторъ? Вы редакторъ или я редакторъ? Что вы тутъ такое? Секретарь? Такъ и занимайтесь своимъ дѣломъ! Ш-што-съ? Распустились всѣ, за дѣломъ не слѣдите! Если васъ не подтягивать, такъ тутъ, чортъ знаетъ что, пойдетъ!.. Не бойтесь, Мурзакинъ. Да, кстати, секретарь… вотъ я принесъ тутъ стихи этого господина. Отошлите ихъ въ типографію «Польза и Дѣло» и велите напечатать ихъ покрупнѣе !

— Вы пьяны, Миколаевъ — сказалъ, пожимая плечами, секретарь. — Или съ ума сошли.

Миколаевъ всталъ.

Лицо его было наружно спокойно, но сжатыя губы и нависшія брови предвѣщали бурю.

— Это вы мнѣ говорите? Мнѣ? Вонъ отсюда! Чтобъ духу твоего не было! А? Какъ это вамъ понравится? — обратился редакторъ къ поэту. — Онъ мнѣ говоритъ такія вещи. Ну, времячко!.. Недаромъ, я вчера читалъ, говорятъ: реакція. И вѣрно. Яйца курицу учатъ! Чего же вы стоите? Сказано вамъ: уходите! Скажите, чтобы вамъ тамъ въ конторѣ выдали разсчетъ. Ступайте! Я васъ всѣхъ тутъ шелковыми сдѣлаю.

Приказчикъ обратилъ къ редактору блѣдное лицо и прошепталъ:

— Уйдемъ лучше.

— Откуда? Куда? Я долженъ быть тутъ и работать! Я — редакторъ, милый… И не хочу, чтобы мнѣ даромъ, ни за что, ни про что, платили деньги.

Онъ позвонилъ. Когда вошелъ разсыльный, онъ уткнулся въ какую-то бумагу, потомъ поднялъ разсѣянный, задумчивый взоръ и спросилъ:

— Издатель здѣсь?

— Нѣту.

— Гдѣ же это онъ ходитъ? Вмѣсто того, чтобы дѣло дѣлать, слоны-слоняетъ… Безобразіе! Зачѣмъ не приглядишь самъ — все валится!..

— Слушайте, — сказалъ разсыльный, нерѣшительно подходя къ столу, — шли бы вы домой, а? Ей Богу. Вамъ же хуже… Знаете вѣдь нашего Павла Захарыча…

— Ш-ш-то-съ? Ты, братецъ, дуракъ. Секретаря я выгналъ, потому что онъ человѣкъ интеллигентный, a поступаетъ, какъ нахалъ!.. Но ты просто глупъ, и не знаешь съ кѣмъ и какъ говорить. Ты видишь эту газету? Кто здѣсь подписанъ? Редакторъ А. С. Миколаевъ! A я кто? Андріанъ Семенычъ Миколаевъ! Ясно, кажется?

Разсыльный качнулъ сомнительно головой и вышелъ. Миколаевъ потеръ руками голову и устало сказалъ:

— Тяжелая, братецъ, это штука — редактировать газету. То, да ce… Это что? Письма? Почта?

Онъ взялъ со стола пачку писемъ и, положивъ себѣ на колѣни, сталъ вскрывать ихъ.

— Написано: господину редактору «Столичной Мысли». Это мнѣ. Ну, посмотримъ. Это что? Разсказъ: «Холерный бунтъ». Глупо. Только публику пугать. Зачѣмъ? Нужно веселенькое, a они о бунтахъ… Это что? «Дальневосточныя осложненія». Политика… Ну, это можно. «Еще о мелкой земской единицѣ». «Еще?». Значитъ, что то уже было? Гм… Авторъ повторяется. Да и глупо: что такое — мелкая единица? Развѣ единицы бываютъ разныхъ размѣровъ? Почему земская? Пишутъ, пишутъ и сами не знаютъ, что пишутъ. Это мы бросимъ въ корзину, a это въ типографію… Крупный шрифтъ!.. Гм…

Редакторъ такъ углубился въ занятія, что даже не замѣтилъ, какъ въ кабинетъ вошелъ издатель газеты Корявовъ.

— Миколаевъ?! — сказалъ онъ удивленно. — Что это ты, братецъ?!

— А, Павелъ Захарычъ, — кивнулъ головой, отрываясь отъ бумагъ Миколаевъ. — Гдѣ это вы пропадали? Я два раза спрашивалъ. Такъ нельзя.

— Ты пьянъ?!!

— Павелъ Захарычъ, — сурово и твердо сказалъ Миколаевъ. — Вы здѣсь y меня и, поэтому, прошу… Довольно! Не забывайте, кто здѣсь редакторъ…

Издатель подошелъ къ дверямъ, отворилъ ихъ и, полусмѣясь, полусердито сказалъ разсыльному:

— Илья! Возьми Миколаева и выведи въ переднюю. Да скажи, чтобъ въ конторѣ выписали ему разсчетъ.

III[править]

Когда Миколаева выводили изъ кабинета, онъ кричалъ, упирался и грозилъ, что разсчитаетъ издателя…

Другъ его, приказчикъ, напротивъ, былъ тихъ, покоренъ, и только молящимъ голосомъ просилъ Илью:

— Не трогайте его… Онъ самъ уйдетъ, Ахъ, ты-жъ, Господи… Такое дѣло! Не толкайте его…

Очутившись на улицѣ, оба долго шли молча, съ опущенными головами… У редактора непреклонная, суровая складка исчезла, и ее замѣнила складка обиженная, недоумѣвающая.

На углу двухъ улицъ эксъ-редакторъ сѣлъ на тумбу и поднялъ на приказчика взглядъ, полный мучительнаго раздумья и неувѣренности въ себѣ.

— Не понимаю… — печально сказалъ онъ. — Что же это такое: редакторъ я или не редакторъ?