Душа была безумием палима,
Всю ночь он гнал лесного кабана…
Деревьев расступается стена,
у ног его зубцы Иерусалима.
Священный град почил, как Рыцарь Белый,
повергнут мановением Царя;
он ждет тебя; холодная заря
ласкает труп его похолоделый.
В тяжелом сне он горестно затих
под вещими Господними словами:
«О сколько раз собрать птенцов Моих
хотел я материнскими крылами!
Се дом твой пуст, вместилище пороков!
До страшного и горестного дня
ты не увидишь более меня,
о город, избивающий пророков!»
Какой восторг тогда, какая боль
проснулась в миг нежданно в сердце львином?
И протекла пред верным паладином
вся жизнь твоя погибшая, король!
И вспомнил ты свою смешную славу
все подвиги ненужные свои;
как раненый, с коня ты пал на траву
с росою слив горячих слез ручьи.
Почившего Царя своих мечтаний
ты в верности вассальной заверял,
и простирал сверкающие длани,
и рыцарские клятвы повторял.
Какой глагол звучал в душе твоей?
И сон какой в тот час тебе приснился?
Но до звезды среди лесных ветвей
ты, как дитя, и плакал и молился.
И пред тобой безгрешною стопою
согбенный весь под бременем креста,
благословляя грешные места,
прошел Господь кровавую тропою.
И отпустил тебе твой Бог и брат
твои вины, скорбя о сыне блудном.
и заповедь о Граде Новом, чудном,
тебе земной тогда поведал град.
