Роль тверского дворянства в крестьянской реформе (Джаншиев)/ДО

Роль тверского дворянства в крестьянской реформе
авторъ Григорий Аветович Джаншиев

Опубл.: 1891. Источникъ: az.lib.ru

Роль тверскаго дворянства въ крестьянской реформѣ.

(Историческая справка къ тридцатилѣтней годовщинѣ). (Посвящается Алексѣю Михайловичу Унковскому).

	«Настоящее правительство не видитъ настоящаго народа только въ неподвижной массѣ; оно вызываетъ изъ массы лучшія силы; оно не боится этихъ силъ, — оно въ тѣсномъ союзѣ съ ними». С. М. Соловьевъ.
	«Тверской комитетъ составилъ не только относительно лучшій, но и абсолютно разумный и либеральный проектъ освобожденія крестьянъ». И. Иванюковъ.

I.

Недавно, 5 нарта, минуло тридцать лѣтъ со дня объявленія великаго законодательнаго акта 19 февраля 1861 года. Несмотря на этотъ довольно значительный промежутокъ времени, нѣкоторыя стороны крестьянской реформы остаются еще въ тѣни. Нельзя сказать, чтобы это явленіе всецѣло объяснялось неблагопріятными цензурными условіями. На ряду съ ними слѣдуетъ поставить недостаточную извѣстность матеріаловъ крестьянской реформы. Несмотря на то, что, начиная съ 50 годовъ, печаталась и печатается масса данныхъ, касающихся ея хода, многія свѣдѣнія остаются еще подъ спудомъ. Таковы, наприм., положенія губернскихъ комитетовъ, которыя вовсе, или почти вовсе, неизвѣстны въ публикѣ, что создаетъ невѣрное представленіе о факторахъ, такъ или иначе вліявшихъ на ходъ и исходъ великаго преобразованія. Имѣвъ случай ознакомиться съ матеріалами одного изъ самыхъ видныхъ губернскихъ комитетовъ, Тверскаго, считаемъ не безынтереснымъ подѣлиться ими съ читателями.

Матеріалы эти заслуживаютъ тѣмъ большаго вниманія, что они колеблютъ общепринятый и довольно прочно установившійся взглядъ на дѣятельность губернскихъ комитетовъ. Въ обществѣ существуетъ легенда, — замѣчаетъ въ своемъ извѣстномъ трудѣ о крестьянской реформѣ проф. Иванюковъ, — «будто положенія дворянскихъ комитетовъ представляютъ цѣликомъ безобразный и ни къ чему негодный хламъ крѣпостническихъ тенденцій, въ которомъ только кое-гдѣ, въ головѣ случайно замѣшавшихся единицъ, мелькали здравая мысль и добросовѣстное отношеніе, „будто положеніе 19 февраля сочинилъ (курсивъ подлинника) кружокъ умныхъ и честныхъ либераловъ, а общество не причемъ и скорѣе мѣшало“^[1]. Чѣмъ болѣе уясняется прагматическая исторія освобожденія крестьянъ, тѣмъ болѣе теряетъ почву помянутая легенда и становится яснымъ, что если эта трудная реформа, вызывавшая столько опасеній и противодѣйствій, была доведена до благополучнаго конца, то только благодаря тому обстоятельству, что правительство шло рука объ руку съ лучшею частью дворянства и было солидарно съ либерально настроенною литературой и интеллигенціей, преданною народу.

Утверждать въ настоящее время, что дворянство en masse оказалось на высотѣ выпавшей на его долю трудной, но щекотливой задачи, значило бы грѣшитъ противъ истины, засвидѣтельствованной самыми безспорными документами. Министръ внутреннихъ дѣлъ Ланской въ своей запискѣ отъ августа 1859 г. удостовѣряетъ, что большинство дворянства не оправдало ожиданій правительства и прямо или косвенно стремилось къ сохраненію крѣпостной зависимости въ болѣе или менѣе искусно замаскированной формѣ^[2]. Въ опубликованныхъ собственноручныхъ отмѣткахъ покойнаго Государя на адресѣ одного изъ корифеевъ крѣпостнаго права камергера М. А. Безобразова имѣется любопытная отмѣтка, заключающая характеристику настроенія дворянства вообще. Противъ словъ адреса, подчеркнутыхъ Государемъ: „дворянство горячо сочувствуетъ Государю; оно доказало готовность свою исполнить его волю“ — стоитъ собственноручная ироническая отмѣтка Государя: „хорошо доказало!“^[3].

Явленіе это было печально, непонятно, нежелательно, но объяснимо. Смыслъ и источникъ его очень просто и вразумительно объяснялъ Я. И. Ростовцевъ въ своемъ предсмертномъ письмѣ къ императору Александру II отъ 23 октября 1859 г. Большинство дворянскихъ комитетовъ, — писалъ онъ, — смотрѣло на дѣло съ точки зрѣнія частныхъ интересовъ и гражданскаго права, меньшинство же съ точки зрѣнія общественной пользы, государственной необходимости и государственнаго права. Огромное число враговъ реформы, не понимая этой необходимости, придумало противъ редакціонной коммиссіи обвиненіе въ желаніи обобрать дворянъ и произвести анархію^[4]… До такой степени у большинства депутатовъ преобладало это частно-правовое воззрѣніе на дѣло, что когда заходила рѣчь объ отчужденіи дворянской собственности для надѣленія крестьянъ землею, то многіе изъ нихъ открыто, горячо и, повидимому, bona fide, заявляли и въ губернскихъ комитетахъ, и въ редакціонной коммиссіи, что за себя лично они готовы приносить жертвы, но не считаютъ себя вправѣ и уполномоченными „жертвовать интересами дворянъ, которыхъ они удостоены чести быть представителями“^[5].

Такимъ образомъ, большинство дворянскихъ депутатовъ смотрѣло на себя не какъ на носителей государственно-общественной миссіи, призванныхъ вершить общественное дѣло съ точки зрѣнія общей государственной пользы или необходимости, а какъ на излюбленныхъ адвокатовъ своего сословія, избранныхъ имъ ad hoc для упрямаго отстаиванья его матеріальныхъ и частно-сословныхъ интересовъ и привилегій, хотя бы и съ ущербомъ для другихъ сословій и классовъ.

Въ этомъ неумѣньи подняться выше своихъ узко-сословныхъ интересовъ, въ этой неспособности различать области частныхъ и государственныхъ интересовъ заключалась едва ли не основная ошибка дворянскаго большинства, приведшая его къ обвиненію своихъ противниковъ въ революціонныхъ и анархическихъ стремленіяхъ^[6].

Судить за это черезъ-чуръ строго тогдашнее дворянство едва ли будетъ вполнѣ справедливо, въ виду невысокаго его общественнаго развитія. Конечно, если сравнивать его поведеніе съ образомъ дѣйствій высшихъ сословій во Франціи и Пруссіи въ дѣлѣ отмѣны феодальныхъ привилегій, то сравненіе окажется не въ пользу русскаго дворянства. Но если припомнить событія современной жизни и принять во вниманіе, какъ поступало то или другое сословіе, когда интересы его, какъ цѣлаго, или даже отдѣльной группы членовъ сталкивались съ другими интересами, то, быть можетъ, къ дворянству будемъ менѣе строги. Оно, конечно, noblesse oblige, но развѣ меньше обязываетъ высшее образованіе я сознаніе достоинства либеральной корпораціи? А, между тѣмъ, припомнимъ, какъ поступили недавно не то что московскіе купцы, которые подняли страшный вопль по поводу французской выставки въ Москвѣ, а московскіе присяжные повѣренные въ вопросѣ о помощникахъ…

Но какъ ни смотрѣть на роль дворянства въ крестьянской реформѣ, для правильнаго сужденія о ней необходимо имѣть въ виду и то просвѣщенное, передовое, либеральное и истинно-патріотическое меньшинство его, которое, понявъ высокое значеніе выпавшей на его долю исторической миссіи, смѣло пошло ей на встрѣчу. Пренебрегши и личною карьерой, и отношеніями, и даже личною безопасностью, эти передовые бойцы за свободу народа оказали энергическую поддержку благому почину правительства, несмотря на сыпавшіеся на нихъ инсинуаціи^[7], клеветы, прямые доносы и даже открытое насиліе^[8].

Большое счастье, — говоритъ историкъ крестьянской реформы, — что въ работахъ надъ крестьянскою реформой было дано участіе общественному элементу. Благодаря этому, свѣтлыя мысли, преслѣдовавшіяся въ литературѣ, все-таки, хоть косвенно могли найти себѣ выраженіе въ губернскихъ комитетахъ и потомъ въ редакціонныхъ коммиссіяхъ^[9].

Въ ряду этихъ проводниковъ свѣтлыхъ мыслей на первомъ планѣ выступало дворянство Тверской губерніи, имѣвшее въ то время во главѣ одного изъ самыхъ стойкихъ борцовъ за „святое дѣло“ — Алексѣя Михайловича Унковскаго. Если въ другихъ губерніяхъ дворяне, стремившіеся не къ фиктивному, а къ дѣйствительному освобожденію народа, составляли меньшинство, а то и просто считались единицами, въ тверскомъ дворянствѣ большинство, хотя и не сильное, стало на сторону либерально-гуманной программы, предложенной его предводителемъ, и оказало сильное вліяніе на измѣненіе первоначальнаго довольно неопредѣленнаго и узкаго правительственнаго плана „объ улучшеніи быта крестьянъ“. Въ первоначальныхъ высочайшихъ рескриптахъ и разъяснительномъ циркулярѣ министра внутреннихъ дѣлъ помѣщикамъ „сохранялось право собственности на всю землю“, крестьянамъ же предоставлялось пріобрѣсти въ собственность только „усадебную осѣдлость“, т.-е., какъ разъясняетъ министръ, „избу или хату, въ которой живетъ крестьянинъ, съ дворомъ и принадлежностями, съ огородомъ и землею подъ оными“. Остальная земля, составляя собственность помѣщика, отдавалась лишь въ пользованіе крестьянамъ, которые должны были или отбывать натуральныя повинности, или платить оброкъ деньгами или произведеніями. Уничтоженіе крѣпостнаго права должно было совершиться не вдругъ, а постепенно, причемъ переходное состояніе могло длиться до 12 лѣтъ. За помѣщиками сохранилась вотчинная полиція^[10].

Неопредѣленность выраженій означенныхъ оффиціальныхъ документовъ, которыя въ лучшемъ случаѣ могли быть истолкованы въ смыслѣ установленія феодальной собственности, а въ худшемъ — въ смыслѣ возможности полаго обезземеленія крестьянъ, ввела въ искушеніе дворянство исказить по своекорыстнымъ соображеніямъ основный смыслъ намѣренія правительства. Руководствуясь открытымъ еще въ древности „благовиднымъ“ рецептомъ закона, состоящимъ въ явномъ нарушеніи смысла закона при кажущемся буквальномъ его исполненіи, нѣкоторые дворянскіе комитеты (какъ-то: курскій, новгородскій, тамбовскій, херсонскій, виленскій и др.) истолковали намѣренія правительства въ томъ смыслѣ, что предлагали въ своихъ проектахъ вовсе лишать крестьянъ, по истеченіи переходнаго времени, земли.

Не такъ посмотрѣлъ на дѣло тверской дворянскій губернскій комитетъ. Лежащее передъ нами „положеніе“ его краснорѣчиво свидѣтельствуетъ, что онъ съ самаго начала взглянулъ на возложенную на него правительствомъ задачу, какъ на общественное служеніе, а не частное, сословное дѣло. Служа органонъ циркулировавшихъ въ обществѣ и литературѣ „свѣтлыхъ мыслей“ о дѣйствительномъ, а не фиктивномъ освобожденіи крестьянъ, тверской комитетъ „добросовѣстно и съ полною осторожностью высказалъ свой взглядъ на предстоящую реформу“, въ которомъ, по справедливому замѣчанію министра внутреннихъ дѣлъ Ланскаго, „хотя не было вѣрности буквѣ высочайшаго рескрипта, но было согласіе съ духомъ и цѣлью его: обезпечить и улучшить быть крестьянъ“.

Въ положеніи своемъ, которое занимаетъ первое мѣсто въ ряду однородныхъ работъ, тверской комитетъ твердо и убѣдительно настаивалъ на необходимости полнаго освобожденія крестьянъ съ землею и на предоставленіи имъ, при посредствѣ выкупной операціи, въ собственность не только усадебной осѣдлости, но и надѣльной полевой земли. Кромѣ того, онъ считалъ крайне опаснымъ сохраненіе вотчинной полиціи и предлагалъ стройную систему мѣстныхъ административныхъ и судебныхъ учрежденій, основанныхъ на принципѣ всесословнаго самоуправленія и согласованныхъ съ духомъ предположенной реформы. Подъ положеніемъ подписались, кромѣ предсѣдателя губернскаго предводителя А. М. Унковскаго, тверской уѣздный предводитель Арсеній Балкашинъ и члены: депутатъ отъ Кашинскаго уѣзда Павелъ Максимовъ, депутатъ Калязинскаго уѣзда Михаилъ Пероновъ, кандидатъ Весьегонскаго уѣзда Петръ Измайловъ, депутатъ Вышневолоцкаго уѣзда Николай Харламовъ, депутатъ Ржевскаго уѣзда Никита Семеновъ, депутаты Старицкаго уѣзда Алексѣй Вульфъ и Петръ Панафиднъ, депутаты Новоторискаго уѣзда Павелъ Кишенскій и Константинъ Мячковъ, депутаты Корчевскаго уѣзда гвардіи полковникъ Александръ Пахтусовъ и Алексѣй Головачевъ (впослѣдствіи извѣстный публицистъ), депутаты отъ правительства Николай Бакунинъ и Александръ Вельяшевъ. 13 депутатовъ остались при особыхъ мнѣніяхъ.

II.

Положеніе тверскаго комитета состоитъ изъ 212 статей и одного приложенія О властяхъ уѣздныхъ распадающагося на 47 параграфовъ. Къ положенію присоединенъ, въ видѣ объяснительной записки, замѣчательны! какъ по своему содержанію, такъ и по формѣ объемистый документъ^[11]: Обзоръ основаній, принятыхъ комитетомъ при составленіи своего проекта. Обращаемся къ содержанію этого интереснаго документа, принадлежащаго перу г. Унковскаго.

Во введеніи комитетъ, прежде всего, аргументируетъ основное свое положеніе о необходимости полнаго, а не частичнаго и постепеннаго освобожденія крестьянъ.

Крѣпостное право въ Россіи, — говорится въ Обзорѣ, — образовалось не вслѣдствіе порабощенія свободныхъ людей посредствомъ завоеванія, а установлено по государственнымъ соображеніямъ, какъ вознагражденіе за обязательную службу въ пользу государства. Будучи слѣдствіемъ не завоеванія, а государственной необходимости, и основываясь на неопредѣленныхъ обычаяхъ, освященныхъ временемъ, крѣпостное право не поселяло ненависти къ помѣщикамъ. Но съ того времени, какъ, вслѣдствіе требованій вѣка, патріархальныя отношенія стали замѣняться мало-по-малу юридическими и произволъ помѣщиковъ началъ ограничиваться законами, крестьяне получили сознаніе о неправомѣрности крѣпостной зависимости и крѣпостное право сдѣлалось невыносимымъ бремененъ для народа. Сѣмя раздора было брошено и постоянно поддерживалось полумѣрами, клонившимися къ ограниченію произвола помѣщика. Народъ инстинктивно поймалъ, что правительство желаетъ освободить его отъ ига помѣщиковъ к только упорство помѣщиковъ задерживаетъ освобожденіе. Указавъ на то, какъ и въ два предшествовавшія царствованія, по случаю разныхъ мѣропріятій, неправильно истолкованныхъ, народъ выражалъ нетерпѣніе по поводу ожидаемой свободы, Обзоръ останавливается на томъ лихорадочномъ возбужденіи, въ которомъ находился народъ съ конца 1857 г. послѣ обнародованія первыхъ рескриптовъ. Сначала народъ считалъ, — сказано въ запискѣ комитета, — остающееся время своей неволи годами, потомъ сталъ считать мѣсяцами и скоро размѣняетъ этотъ счетъ на дни; такъ, въ продолженіе прошедшаго 1858 г. повсемѣстно ходили въ народѣ слухи, что свобода будетъ объявлена въ день Свѣтлаго праздника, въ день тезоименитства Государя Императора, въ новый годъ^[12]. Но эти слухи не нарушали общественнаго спокойствія, потому что народъ убѣжденъ былъ, что обѣщанія правительства будутъ свято исполнены. Поэтому только полное освобожденіе крестьянъ удовлетворитъ ихъ горячимъ желаніямъ и пройдетъ спокойно, помиривъ всѣ стороны. Если же правительство, — продолжаетъ комитетъ, — остановится на полумѣрахъ и оставить какіе бы то ни было слѣды крѣпостной зависимости, то чего можно будетъ ожидать отъ народа, обманутаго въ своихъ ожиданіяхъ, и, вдобавокъ, отъ народа, который, зная о существованіи дворянскихъ комитетовъ, отнесетъ эти распоряженія къ недоброжелательству помѣщиковъ? Всѣ полумѣры произведутъ повсемѣстный антагонизмъ между помѣщиками и крестьянами и будутъ имѣть гибельныя послѣдствія.

Смотря на дѣло съ истинно-государственною дальновидностью, тверской комитетъ рѣшительно считалъ вреднымъ „постепенное“ освобожденіе и возставалъ какъ противъ сохраненія, хотя бы и временнаго, натуральныхъ господскихъ повинностей, такъ и противъ вотчинной полиціи помѣщика.

Такъ какъ сущность крѣпостной зависимости, — разсуждалъ комитетъ, — состоитъ въ правѣ суда и расправы, то удержаніе за помѣщикомъ полицейской и административной власти неминуемо приведетъ къ тому, что крѣпостное право будетъ оставлено подъ другимъ именемъ и свобода будетъ дарована на однихъ словахъ. Отъ такой перемѣны, по справедливому замѣчанію комитета, могло произойти не улучшеніе, а ухудшеніе быта крестьянъ. При крѣпостномъ правѣ, — говоритъ комитетъ въ подтвержденіе своей мысли, — интересы помѣщика были въ прямой зависимости отъ степени благосостоянія его крестьянъ, а потому произволъ владѣльцевъ значительно умѣрялся ихъ собственною выгодой, при строгомъ же юридическомъ опредѣленіи взаимныхъ экономическихъ отношеній помѣщиковъ и крестьянъ и разъединеніи ихъ интересовъ, ничто не будетъ обуздывать произвола землевладѣльцевъ. Притомъ, соединеніе экономическихъ отношеній съ служебными обязанностями всегда вредно и ведетъ къ самому грубому самоуправству, предъ которымъ должны поблѣднѣть всѣ воспоминанія о крѣпостномъ правѣ. Такое положеніе уничтожитъ въ народѣ всякое уваженіе къ власти и можетъ привести къ глубокой и вѣчной ненависти между сословіями и совершенной дезорганизаціи общественнаго порядка.

Противъ такого „радикальнаго“ рѣшенія вопроса, предложеннаго тверскимъ комитетомъ, возражали, съ крайнею запальчивостью, сторонники „постепеннаго“ освобожденія. Съ внѣшней стороны аргументація ихъ была обставлена прилично и солидно: тутъ фигурировало и „общее благо“, и опасность „дѣлать скачки“, и разрушить давнишнія „патріархальныя узы“ и проч.^[13]. Но что опасеніе высказанное большинствомъ комитета, относительно возможности „ухудшенія“ быта крестьянъ при „постепенномъ“ освобожденіи, было не гадательно или преувеличено, это лучше всего явствуетъ изъ мнѣнія одного изъ членовъ меньшинства, который съ нескрываемымъ злорадствомъ обнаруживаетъ чаянія, возлагавшіяся на вотчинную полицію. Извѣстно, что предполагалось при регулированіи обязательнаго труда въ замѣнъ личныхъ отношеній помѣщика къ отдѣльнымъ крестьянамъ установить сношенія съ крестьянскою общиной^[14]. Отстаивая это мнѣніе, членъ меньшинства Веревкинъ весьма наглядно обрисовываетъ выгоды, получаемыя помѣщикомъ: „Съ уничтоженіемъ крѣпостнаго права, — пишетъ онъ, — если я и лишусь незавидной возможности прибѣгать къ угрозамъ тѣлеснаго наказанія, а вмѣсто получу право: требовать отъ цѣлой общины исполненія того, что отдѣльные члены ея не исполнили добросовѣстно, и, въ случаѣ медленности исполненія моего требованія, на счетъ этой же общины нанять свободныхъ работниковъ, и потомъ, не разбирая виновныхъ лицъ, чтобы удовлетворить нанятыхъ земледѣльцевъ, взыскивать деньги съ цѣлой общины, а при остановкѣ въ полученіи денегъ продать скотъ изъ общаго стада по жребію или собственному усмотрѣнію, то я увѣренъ, что эта община несравненно строже будетъ поступать съ неисправными своими членами, нежели теперь поступаютъ помѣщики съ неисправными крѣпостными“^[15].

Для всѣхъ безпристрастныхъ людей послѣ этого стало ясно, что именно скрывалось подъ благозвучнымъ проектомъ постепеннаго освобожденія!

Редакціонной коммиссіи, имѣвшей цѣлью, какъ писалъ предсѣдатель ея, „произвести реформу не палліативно, а раціонально, т.-е. не въ половину, а вполнѣ и навсегда“^[16], не трудно было рѣшить, которое изъ двухъ приведенныхъ мнѣній соотвѣтствовало благу Россіи.

III.

Одинъ изъ главныхъ спорныхъ пунктовъ, вокругъ котораго происходили самыя ожесточенныя схватки между сторонниками и противниками освобожденія крестьянъ, былъ вопросъ о крестьянской землѣ. Въ первый, подготовительный періодъ крестьянской реформы, когда правительство дѣлало робкіе шаги и шло, такъ сказать ощупью^[17], вопросъ о землѣ стоялъ, какъ уже было замѣчено выше, крайне неопредѣленно. О предоставленіи крестьянамъ въ собственность всей обрабатываемой ими земли не было и рѣчи.

Но мало-по-малу стало укореняться въ либеральной части общества убѣжденіе о невозможности раціональнаго рѣшенія крестьянскаго вопроса, безъ надѣленія крестьянъ землею. Когда и какъ произошла эта важная перемѣна въ общественномъ сознаніи, трудно указать въ точности и во всѣхъ подробностяхъ. Тутъ вліяли, безспорно, одновременно многія причины, въ числѣ которыхъ литература — рукописная и печатная, внутренняя и заграничная — играла важнѣйшую роль.

Особенно сильное впечатлѣніе произвела знаменитая статья К. Д. Кавелина О новыхъ условіяхъ сельскаго быта, появившаяся въ 1858 г. въ апрѣльской книгѣ Современника и надѣлавшая большаго шума. Статья поднимала вопросъ о надѣлѣ крестьянъ полевою землей и выкупѣ въ такое время, когда въ оффиціальныхъ сферахъ еще не была достаточно подготовлена почва для постановки вопроса на такомъ широкомъ основаніи. Статья Кавелина, какъ голосъ передоваго общественнаго мнѣнія, произвела сильное впечатлѣніе и даже нѣкоторый переполохъ, какъ неожиданно ворвавшійся въ только что пріотворенное, послѣ долгой зимы, окно порывъ освѣжающаго буйнаго весенняго вѣтерка. Сдѣлано было распоряженіе снова вставить двойныя рамы, т.-е. приняты строгія мѣры по цензурѣ о недопущеніи такихъ статей. Но кто справится со всепобѣждающимъ торжественнымъ шествіемъ весенняго возрожденія? Цензурныя мѣры продержались не долго, правительство скоро сдалось.

Въ правительственныхъ сферахъ усерднымъ поборникомъ идеи освобожденія крестьянъ не иначе, какъ съ землею, выступилъ учрежденный въ мартѣ 1858 г. при министерствѣ внутреннихъ дѣдъ земскій отдѣлъ, руководимый такими убѣжденными поборниками коренной крестьянской реформы, какъ Я. А. Соловьевъ и Н. А. Милютинъ.

Мысль о надѣленіи крестьянъ полевыми угодьями была сочувственно принята и въ либеральномъ меньшинствѣ губернскихъ комитетовъ, принадлежавшемъ къ среднему дворянству и воспитанномъ на литературѣ 40-хъ годовъ^[18].

Тверской комитетъ и въ этомъ вопросѣ оказался на высотѣ своей задачи. Большая историческая заслуга либеральной части тверскаго дворянства заключается въ томъ, что оно своею просвѣщенною и настойчивою иниціативой очень много способствовало оффиціальному движенію этого вопроса и постановкѣ его предъ всѣми губернскими комитетами.

Объ этой стадіи вопроса въ нѣдрахъ самого тверскаго комитета не пѣется никакихъ данныхъ въ печати, и приходится руководствоваться единственно скудными свѣдѣніями, заключающимися въ приложеніяхъ къ положенію тверскаго комитета. Ходъ этого дѣла представляется въ такомъ видѣ. Еще раньше появленія означенной статьи Кавелина, въ январѣ 1858 года, тверской губернскій предводитель дворянства А. М. Унковсмій разослалъ въ уѣздныя собранія, созванныя для избранія депутатовъ въ губернскій комитетъ, составленную имъ записку, въ коей онъ развивалъ мысль о необходимости надѣленія крестьянъ полевою землей. На первомъ собраніи дворянъ 16 февраля 1858 г. оказалось, что большинство дворянъ не сочувствовало плану г. Унковскаго, и только меньшинство (четыре уѣзда) одобрили его. Такимъ образомъ, первая попытка склонить тверское дворянство къ освобожденію крестьянъ съ землею потерпѣла неудачу. Вслѣдствіе этого, программа, изложенная въ высочайшемъ рескриптѣ на имя тверскаго губернатора въ отвѣть на адресъ дворянства, заключала въ себѣ старую стереотипную фразу о выкупѣ „усадебной осѣдлости“ и ни слова не говорила о выкупѣ полевыхъ угодій.

Первая неудача не остановила г. Унковскаго и онъ рѣшился возобновить вопросъ при первой возможности. Между тѣмъ, буря, поднятая статьею Кавелина, стада стихать и вопросъ о надѣлѣ все настойчивѣе сталъ выдвигаться общественнымъ мнѣніемъ и дѣлаться популярнымъ даже въ оффиціальныхъ кругахъ, хотя въ высшихъ сферахъ онъ, попрежнему, все еще игралъ роль „жупела“, наводящаго безотчетный страхъ. Л. И. Ростовцевъ уже съ лѣта 1858 г. началъ склоняться въ пользу выкупа полевыхъ надѣловъ и развивалъ эту мысль въ письмахъ къ императору Александру II.

Въ началѣ августа 1858 г. тверской губернскій комитетъ собирался для составленія положенія. Этотъ моментъ г. Унковскій счелъ удобнымъ, чтобы снова поднять вопросъ о надѣленіи крестьянъ землею. По предложенію его, губернскимъ комитетомъ была образована 9 августа, подъ его же предсѣдательствомъ, коммиссія, которой поручено было составленіе общаго плана занятій комитета. Въ этой именно коммиссіи былъ въ первый разъ ясно и рѣшительно поставленъ 14 августа 1858 г. вопросъ объ освобожденіи крестьянъ съ землею. Но коммиссіи предстояло одолѣть, прежде всего, одно препятствіе чисто-формальнаго свойства. Обсужденіе этого вопроса, строго говоря, выходило за букву начертанной правительствомъ программы. Коммиссіи приходилось сойти съ почвы внѣшней, формальной законности, чтобы стать на точку зрѣнія истиннаго права и справедливости. Точка опоры для такого воззрѣнія находилась отчасти и въ правительственной программѣ, которая ставила задачею реформы не только освобожденіе крестьянъ, но и улучшеніе и обезпеченіе ихъ быта. Выдвинувъ впередъ эту цѣль, коммиссія нашла, что достиженіе ея невозможно указанными въ программѣ палгативными средствами и представила на утвержденіе губернскаго комитета слѣдующія свои три заключенія:

1) Такъ какъ улучшеніе быта крестьянъ можетъ быть достигнуто только однимъ дарованіемъ имъ личныхъ и имущественныхъ гражданскихъ правъ, не стѣсняемыхъ ничѣмъ, кромѣ общихъ государственныхъ законовъ, то первою и главною цѣлью нашего труда должно быть дарованіе помѣщичьимъ крестьянамъ гражданской свободы, а вслѣдствіе того уничтоженіе принудительнаго труда и всякихъ личныхъ натуральныхъ господскихъ повинностей, какъ несогласныхъ съ понятіемъ свободы.

2) Принимая во вниманіе п. 1 высочайшаго рескрипта к историческую связь нашего крестьянина съ землею, — связь, при которой освобожденіе его отъ власти и вмѣшательства въ его бытъ частныхъ лицъ можетъ осуществиться вполнѣ только при освобожденіи необходимой для его существованія земли отъ всякихъ повинностей въ пользу частныхъ лицъ, коммиссія находить, что затѣмъ второю главною цѣлью занятій комитета должно быть изысканіе способовъ къ обезпеченію крестьянамъ прочной осѣдлости и предоставленіе имъ оной въ полную собственность (курсивъ подлинника).

3) Находя, что земли, состоящія во владѣніи крестьянъ Тверской губ. подъ строеніями и огородами, по пространству своему, не могутъ обезпечить крестьянамъ прочной осѣдлости, коммиссія полагаетъ, что въ видахъ дѣйствительнаго улучшенія быта крестьянъ, безъ нарушенія имущественныхъ правъ владѣльцевъ и точнаго исполненія высокихъ предначертаній, указанныхъ въ высочайшемъ рескриптѣ, подъ крестьянскою осѣдлостью слѣдуетъ непремѣнно разумѣть не однѣ такъ называемыя усадебныя земли, но все количество земли, необходимое для обезпеченія быта крестьянъ.

Заключенія коммиссіи вызвали въ комитетѣ бурныя и страстныя пренія. Партія, желавшая освобожденія крестьянъ безъ земли, напала на заключенія коммиссіи, усматривая въ нихъ принудительное отчужденіе помѣщичьей земли и колебаніе основъ родовой собственности и всѣхъ коренныхъ основъ нашего гражданскаго и государственнаго быта, но, тѣмъ по менѣе, большинство комитета (14 голосовъ противъ 18) одобрило заключенія коммиссіи.

Но этимъ вопросъ еще не рѣшался. Такъ какъ заключенія коммиссіи, если не измѣнили, то существенно дополнили первоначальную правительвую программу, то требовалось получить на это разрѣшеніе высшаго правительства. Министръ внутреннихъ дѣлъ Ланской сталъ на сторону тверскаго комитета. Отъ него не укрылось, что крестьянскій вопросъ вступаетъ въ новую фазу. Въ представленіи своемъ главному комитету онъ писалъ, что если заключенія тверскаго комитета и не согласны съ буквою высочайшихъ рескриптовъ, то вполнѣ вѣрны ихъ духу и цѣли. Главный комитетъ, скрѣпи сердце, разрѣшилъ тверскому комитету заняться вопросовъ о надѣленіи крестьянъ землею „по желанію помѣщиковъ“. Въ ноябрѣ 1858 года министръ внутреннихъ дѣлъ сообщалъ объ этомъ постановленіи тверскому комитету, а также начальникамъ всѣхъ губерній, и, такимъ образомъ, вопросъ о надѣлѣ и выкупѣ полевой земли былъ оффиціально внесенъ въ программу занятій губернскихъ комитетовъ.

По полученіи разрѣшенія на обсужденіе вопроса о надѣлѣ, тверской комитетъ составилъ детальный проектъ какъ надѣла (причемъ за основаніе бралось существующее владѣніе, если оно не превышало 4 десятинъ), такъ и устройства акціонернаго банка для облегченія выкупной операціи. Въ своемъ Обзорѣ основаній комитетъ убѣдительно доказывалъ недостаточность выкупа однѣхъ усадебъ и необходимость надѣленія землею и высказалъ, между прочимъ, слѣдующія соображенія:

Личная свобода, — разсуждаетъ комитетъ, — никогда не можетъ осуществиться безъ свободы имущественной. Все настоящее имущество крестьянъ — въ хозяйственномъ обзаведеніи, которое имѣетъ цѣнность только при владѣніи землею и не можетъ быть легко переносимо съ мѣста на мѣсто. Если признать крестьянина лично свободнымъ, съ правомъ вольнаго перехода, оставивъ всю землю въ неограниченномъ распоряженіи помѣщиковъ, не значить ли это освободить только помѣщиковъ отъ всѣхъ лежавшихъ на нихъ обязанностей въ отношеніи къ крестьянамъ, подчинивъ послѣднихъ еще большему ихъ произволу? Тогда крестьянинъ будетъ поставленъ въ необходимость соглашаться на всякія требованія помѣщика, а потому все имущество, а, слѣдовательно, вся жизнь его будетъ зависѣть отъ произвола землевладѣльца. Этого не было даже и при крѣпостномъ правѣ, которое поставляло помѣщикамъ въ обязанность доставлять ихъ крѣпостнымъ людямъ средства къ существованію. Такую свободу нашъ народъ называетъ волчьею велей. Если крестьяне получатъ только право пользованія полевыми землями, необходимыми для ихъ существованія, безъ всякой возможности пріобрѣсти ихъ въ собственность, то свобода ихъ будетъ существовать только на однихъ словахъ. Отдавая собственность помѣщика въ вѣчное пользованіе крестьянъ, законъ непремѣнно будетъ вынужденъ обезпечить права собственника земли предоставленіемъ ему права вмѣшательства въ хозяйственный быть крестьянъ, дабы предупредить ухудшеніе качества земли. Такое вмѣшательство частнаго лица въ хозяйственную сферу предполагаетъ предоставленіе ему судебно-административной власти, что исключаетъ уже всякое понятіе о гражданской свободѣ крестьянъ (стр. 4—5).

Благодаря трудамъ тверскаго и другихъ комитетовъ, а также благодаря либеральной журналистикѣ, вопросъ о надѣлѣ и выкупѣ настолько уже уяснился, что, спустя съ небольшимъ годъ послѣ появленія статьи Кавелина, сторонниками выкупа, между прочимъ, являлись два такихъ крупныхъ дѣятеля по крестьянской реформѣ, какъ С. С. Ланской и Я. И. Ростовцевъ, стоявшіе прежде за предоставленіе крестьянамъ одного только права пользованія землею. Въ всеподданнѣйшей запискѣ, составленной въ октябрѣ 1859 г., Ланской писалъ, что „мысль о выкупѣ все болѣе и болѣе укореняется и дѣлается общимъ убѣжденіемъ“. Отношеніе Ростовцева къ вопросу о выкупѣ явствуетъ изъ слѣдующихъ словъ его, приводимыхъ въ книгѣ г. Семенова. Это было 29 ноября 1859 г. Засѣданіе редакціонной коммиссіи происходило на дому предсѣдателя въ кабинетѣ его. Ростовцевъ, больной, разслабленный, вмѣшался въ споръ, завязавшійся между Милютинымъ и Галаганомъ о надѣлѣ, и сдѣлалъ со смертнаго своего одра слѣдующее замѣчаніе: „Одинъ памфлетистъ^[19] изъ высшаго аристократическаго общества, — сказалъ онъ, — сочинилъ обо мнѣ, что якобы я написалъ дворянству: если хотите беречь ваши головы, то отдайте земли. Могъ ли я это сдѣлать и куда мнѣ было писать? но какъ отнять отъ насущнаго хлѣба 11 милліоновъ или, если считать крестьянъ обоего пола, 22 милліона душъ?… Я увѣренъ, что если у нихъ совсѣмъ отрѣзать земли, будетъ пугачевщина (я говорю между своими, въ дружескомъ обществѣ), и не могу не предвидѣть въ такомъ случаѣ страшныхъ обстоятельствъ, страшныхъ потрясеній, которыя ожидаютъ бѣдную Россію“.

IV.

Послѣдній отдѣлъ объяснительной записки тверскаго комитета посвященъ обзору „основаній новаго управленія“. Усматривая непосредственную связь между крѣпостнымъ правомъ и строемъ существовавшихъ при немъ учрежденій, тверской комитетъ начерталъ планъ новой организаціи мѣстнаго управленія, вытекавшій изъ отмѣны крѣпостнаго права и согласованный съ нею. Если въ деталяхъ этого плана и встрѣчаются слабыя стороны, то основныя положенія его такъ разумны и убѣдительны, что они не только для своего времени, но даже и для нашего заключаютъ въ себѣ много поучительнаго. Какъ ни стары высказанныя въ нихъ истины, но онѣ изложены съ такимъ благороднымъ воодушевленіемъ, широтою взгляда и твердою вѣрой въ силу разума и правды, что чтеніе тверской записки и теперь производитъ освѣжающее и ободряющее впечатлѣніе.

Комитетъ, прежде всего, настаиваетъ на упраздненіи въ управленіи всякихъ слѣдовъ прежнихъ вотчинныхъ отношеній. По уничтоженіи крѣпостной зависимости и объявленіи крестьянамъ свободы, — читаемъ въ тверской запискѣ, — власть помѣщиковъ лишится всякаго нравственнаго основанія, и потому дальнѣйшее существованіе ея даже и на самое короткое время можетъ породить только неудовольствіе со стороны народа и гибельное послѣдствіе: эта власть естественно будетъ напоминать народу ненавистное ему крѣпостное право (стр. 7).

Но, уничтожая помѣщичью власть въ управленіи, тверской комитетъ признавалъ невозможнымъ оставить прежній порядокъ вещей, при которомъ 100,000 полиційместеровъ-душевладѣльцевъ служили настоящимъ instrumentant. гедпі. Несмотря на все зло крѣпостнаго права, — разсуждалъ онъ, — власть помѣщика, его мѣстное значеніе, его вліяніе и на крестьянъ, и на должностныхъ лицъ служили, съ одной стороны, огромнымъ пособіемъ въ управленіи, съ другой — ограничивали произволъ чиновниковъ. Съ уничтоженіемъ ея останутся для управленія и охраненія порядка и спокойствія только два становыхъ пристава. Съ другой стороны, въ чекъ будетъ ограниченіе произвола чиновниковъ? Крѣпостное право, глубоко пустившее корни во всѣхъ сферахъ русской жизни, проникло насквозь и служебную дѣятельность: если уничтожить его только въ чистокъ видѣ, оставивъ все прежнее по-старому, это не будетъ уничтоженіемъ крѣпостнаго права, а только передачей его изъ рукъ помѣщиковъ въ руки чиновниковъ и расширеніемъ его предѣловъ. Это будетъ раздѣленіе всѣхъ сословій въ государствѣ на два враждебные лагеря: на лагерь полноправныхъ чиновниковъ, вооруженныхъ всею необузданностью безотвѣтственнаго произвола, и безгласныхъ жителей. Такой порядокъ порождаетъ боязливыхъ рабовъ, но не истинныхъ гражданъ. Человѣкъ въ такихъ обстоятельствахъ покоряется только необходимости и исполняетъ свои обязанности нехотя, и разъ сила, заставляющая его дѣйствовать въ сторонѣ, онъ постарается обойти законъ. Гдѣ же человѣкъ призванъ къ участію въ управленіи своимъ обществомъ, гдѣ онъ сознаетъ это участіе и значеніе свое, тамъ онъ не ставитъ ни малѣйшаго препятствія къ исполненію распоряженій лицъ управляющихъ, а, напротивъ, содѣйствуетъ имъ. Отсутствіе самодѣятельности общества ведетъ къ апатіи и уничтожаетъ въ обществѣ всякое понятіе о чести и долгѣ.

Для прекращенія такого апатическаго состоянія, комитетъ предлагалъ положить основаніе самоуправленію, т.-е. самостоятельному управленію общинъ. Страшиться самостоятельности, какъ начала анархіи, — говоритъ онъ, — неосновательно; въ ней лежитъ, напротивъ, залогъ порядка и спокойствія. Человѣкъ, принимая участіе въ интересахъ общества, привязывается къ этимъ интересамъ и дорожитъ ими изъ личнаго интереса — самой сильной пружины человѣческой дѣятельности. Гдѣ для развитія общаго благосостоянія дѣйствуютъ всѣ отдѣльныя личности, тамъ, навѣрное, получаются такіе результаты, какихъ не въ состояніи достигнуть никакое сильное правительство. Сверхъ того, самоуправленіе гораздо лучшая школа для образованія государственныхъ дѣятелей, нежели бюрократическая система, вырабатывающая только механическихъ исполнителей чужихъ предписаній (стр. 21 и 22).

Въ основаніе своей системы самоуправленія комитетъ кладетъ, начиная съ волостнаго управленія, всесословность или, скорѣе, безсословность съ нѣкоторымъ преобладаніемъ дворянскаго элемента, причемъ во главѣ управленія ставятся волостной попечитель и уѣздный предводитель, избираемые волостнымъ и уѣзднымъ собраніями, вѣдающими всѣ мѣстныя дѣла по управленію и суду. Чтобы самоуправленіе имѣло какое-нибудь значеніе, — говорится въ запискѣ, — надобно, чтобы интересы населенія были соединены, а не разъединены, чтобы интересы различныхъ слоевъ общества не находились въ борьбѣ, какъ это случается при раздѣленіи ихъ по сословіямъ: только при такой общности можетъ создаться общественное мнѣніе.

Въ частности относительно мудрой, но необычайно смѣлой по тому времени попытки дарованія политическихъ правъ „вчерашнему рабу“ и допущенія его къ управленію рядомъ со вчерашнимъ его господиномъ въ тверской запискѣ находимъ слѣдующія глубокія соображенія: исторія указываетъ, что общественная жизнь человѣчества въ своихъ главныхъ основаніяхъ подчиняется одинаковымъ законамъ: разность является лишь въ подробностяхъ. Неосновательно возражать, что не годится для Россіи то, къ чему неизбѣжно идутъ всѣ народы и государства. Одинъ изъ законовъ человѣческихъ обществъ есть, съ одной стороны, постепенное возвышеніе низкихъ слоевъ общества и пріобрѣтеніе ими правъ, которыхъ они раньше были лишены, вслѣдствіе несовершенства человѣческихъ обществъ, съ другой — постепенное уничтоженіе всѣхъ привилегій, которыми нѣкоторые умѣли воспользоваться. Это сближеніе правъ сословій есть повсемѣстный историческій законъ, въ пользу котораго дѣйствуютъ люди независимо отъ ихъ воли. Даже противодѣйствуя этому закону люди въ дѣйствительности способствуютъ его развитію, выставляя всѣ недостатки общественной жизни при его отсутствіи. И такъ, сближеніе правъ сословій, хотя и въ отдаленномъ будущемъ, есть историческая необходимость. Поэтому комитетъ считалъ за лучшее идти на встрѣчу этому закону, чѣмъ, затрудняя его развитіе, ускорять взрывъ. Устранить народный элементъ въ управленіи значило положить революціонное начало въ самомъ основаніи обществъ, которое впослѣдствіи могло оказаться гибельнымъ. Предоставленіе крестьянскому сословію участія въ управленія имѣетъ значеніе предохранительнаго клапана на паровомъ котлѣ. Съ другой стороны, соединеніемъ дворянства и крестьянъ въ одно собраніе комитетъ имѣлъ въ виду заставить смолкнуть мелкіе частные интересы предъ интересами болѣе общими и болѣе широкими, и живительнымъ началомъ общественныхъ интересовъ соединить воедино всѣхъ жителей края (стр. 22, 24).

Рядомъ съ началомъ самоуправленія тверской комитетъ выдвигаетъ, какъ лучшую гарантію для правильнаго дѣйствія мѣстныхъ учрежденій, строгое раздѣленіе властей, проведенное на всѣхъ ступеняхъ управленія, учрежденіе гласнаго независимаго суда и суда присяжныхъ, а также установленіе непосредственной отвѣтственности предъ судомъ чиновъ администраціи за преступленія по должности безъ предварительнаго испрошенія разрѣшенія начальства.

Указавъ на необходимость раздѣленія властей въ интересахъ успѣшнаго дѣйствія ихъ, въ частности относительно низшей ступени власти, комитетъ возражаетъ противъ мнѣнія, будто въ низшихъ должностяхъ отъ дѣленія властей онѣ мельчаютъ и теряютъ значеніе. При самостоятельности управленія, при личной отвѣтственности должностныхъ лицъ за свои дѣйствія и при уничтоженіи раболѣпнаго подчиненія, — замѣчаетъ комитетъ, — никакая должность не теряетъ своего значенія: человѣкъ чувствуетъ, что онъ необходимое звено въ цѣломъ, и, при личной иниціативѣ, видитъ на дѣлѣ свое значеніе.

Необходимость учрежденія независимаго суда мотивируется такъ: исполнительная власть имѣетъ въ рукахъ матеріальную силу. Что же касается суда, то онъ долженъ имѣть силу нравственную: назначеніе суда замѣнять матеріальную силу идеею права. Правительство, учреждая сукъ» какъ бы ставитъ посредниковъ изъ среды самихъ гражданъ между собою и лицами подвластными. Этимъ правительство придаетъ особенное могущество судебной власти, которое въ свою очередь поддерживаетъ значеніе правительства.

Трактуя о судѣ присяжныхъ, тверской комитетъ останавливается на возраженіи, признающемъ этотъ судъ невозможнымъ, въ виду невѣжества народа. Невозможно ожидать, — читаемъ въ запискѣ, — чтобы судъ присяжныхъ въ Россіи могъ имѣть съ самаго начала то же самое значеніе, какое онъ имѣетъ въ Англіи въ настоящее время. Но развѣ судъ присяжныхъ въ Англіи въ XV и XVI столѣтіяхъ былъ то же, что теперь? Развѣ народъ въ Англіи того времени былъ болѣе образованъ, нежели нашъ? Англія вводитъ судъ присяжныхъ всюду, куда достигаетъ ея владычество, и вездѣ это учрежденіе влечетъ за собою благодѣтельныя послѣдствія. Судъ присяжныхъ существуетъ даже въ Новой Зеландіи. Неужели дикари этою острова болѣе развиты, чѣмъ нашъ народъ?… Цѣловальники древней Россіи были тоже присяжные; они рѣшали и уголовныя дѣла. Почему же не можетъ существовать такой.порядокъ теперь? Дѣла по преступленіямъ могутъ быть судимы только по совѣсти; законъ не въ состояніи исчерпать всѣ роды доказательствъ и опредѣлить ихъ силу. Для обсужденія о виновности преступника нужны только здравый смыслъ и совѣсть, — ничего болѣе. Неужели можно отвергать въ нашемъ народѣ и эти качества? Это было бы слишкомъ много! (стр. 34).

Относительно гласности комитетъ ограничивается слѣдующимъ краткимъ, но выразительнымъ замѣчаніемъ: «Публичность и гласность! Два великія слова! Свѣтъ разума и истины! Комитетъ не осмѣливается говорить въ доказательство ихъ необходимости, вполнѣ увѣренный, что Государь, поднявшій вопросъ объ уничтоженіи крѣпостнаго права, не оставить безъ примѣненія этихъ великихъ началъ».

V.

Свою замѣчательную записку тверской комитетъ заканчиваетъ такими словами: «Комитетъ свято исполнилъ свое назначеніе. Не обманывая ни верховной власти, ни владѣльцевъ, ни народа, онъ изложилъ добросовѣстно и съ полною откровенностью свой взглядъ на предстоящую реформу, и убѣжденъ, что составленное имъ положеніе представляетъ единственный (курсивъ подлинника) мирный путь къ освобожденію крестьянъ, который, охраняя интересы всѣхъ сословій, ведетъ къ развитію производительныхъ силъ и могущества государства».

И въ этихъ словахъ не было и тѣни преувеличенія. Трудно представить себѣ, что бы вышло, если бы освобожденіе крестьянъ состоялось не въ тонъ духѣ, какой былъ рекомендованъ тверскимъ комитетомъ. Съ другой стороны, чтобы судить о значеніи предложенныхъ тверскимъ комитетомъ общихъ реформъ, достаточно сказать, что, наприм., судъ присяжныхъ еще въ 1859 г., т.-е. въ самый годъ составленія положенія, вызывалъ въ оффиціальныхъ сферахъ паническій страхъ и государственному совѣту строжайше воспрещено было затрогивать этотъ вопросъ. Что касается предположенія о непосредственномъ подчиненіи суду преступленій по должности, то оно и нѣкоторыя другія мѣры до сихъ остаются pium desiderium… Вотъ почему историкъ крестьянской реформы, проф. Иванюковъ, былъ вправѣ, сравнивая тверское положеніе съ другими, сказать, что тверской комитетъ представилъ не только относительно лучшій, но и абсолютно разумный и либеральный проектъ освобожденія крестьянъ^[20].

Но эти же крупныя достоинства тверскаго положенія вызвали злостныя и ожесточенныя нападки со стороны членовъ меньшинства тверскаго комитета. Такъ, депутатъ Веревкинъ въ отдѣльномъ мнѣніи заявлялъ, что положеніе предлагаетъ сдѣлать «судорожные революціонные скачки», и чтобы не оставалось никакого сомнѣнія о смыслѣ этой инсинуаціи, авторъ отдѣльнаго мнѣнія спѣшитъ прибавить: «что скачки эти угрожаютъ породить въ нашемъ отечествѣ тѣ же революціонныя сцены, которыхъ нельзя не ужасаться, читая новѣйшую исторію Франціи» (стр. 4). Депутатъ Кудрявцевъ, критикуя положеніе, между прочимъ, писалъ: «Каждая волость управляется парламентомъ, въ каждомъ уѣздѣ парламентъ, въ губерніяхъ, вѣроятно, будетъ то же и тѣмъ же, конечно, должно кончиться въ средоточіи государства; и такъ, въ основаніе управленія положена централизація (sic!), обусловленная парламентаризмомъ. Необходимая обстановка этого гиганта также налицо: судъ гласный, словесность судопроизводства, раздѣленіе властей и въ заключеніе судъ присяжныхъ: однимъ словомъ, на мѣсто Россіи появляется западное государство. Милостивые государи, господа большинство! Не слишкомъ ли далеко зашли вы на пути преобразованія?…» (стр. 9).

Но самыя рѣзкія и неприличныя нападки мы находимъ въ діатрибѣ депутата Вышневолоцкаго уѣзда г. Милюкова, который, не останавливаясь даже предъ извращеніемъ оффиціально удостовѣренныхъ журналами комитета фактовъ^[21], осуждаетъ тверское положеніе во всѣхъ его частяхъ и" выставляя его какъ продуктъ насилія 14 голосовъ противъ 18, называетъ его не иначе, какъ «насильственнымъ и возмутительнымъ». Тверское дворянство, — говоритъ въ началѣ своего заявленія г. Милюковъ, — привыкг по во всѣхъ важныхъ отечественныхъ событіяхъ выказывать свое безкорыстіе и нерѣдко самопожертвованіе для общей пользы. Но это не мѣшаетъ автору мнѣнія черезъ нѣсколько строкъ возмущаться даже безвозмезднымъ освобожденіемъ женской дворовой прислуги, принятымъ въ комитетѣ большинствомъ 20 противъ 7^[22]. Въ заключеніе своего пространнаго мнѣнія г. Милюковъ торжественно объявляетъ, что тверское дворянство «потеряло довѣріе къ своимъ депутатамъ и замѣнило его презрѣніемъ къ нимъ», и громко протестуетъ противъ основъ положенія, какъ «противныхъ законамъ нашего отечества и благой водѣ монарха и кроющихъ въ себѣ начала самой гибельной анархіи» (стр. 7—10).

Приведенныхъ образцовъ достаточно, чтобы видѣть, до какихъ чудовищныхъ крайностей доходили приверженцы крѣпостнаго права, стремившіеся прикрыть свои корыстныя вожделѣнія щитомъ политической благонадежности и патріотическаго усердія.

Сколько нужно было энергіи, самопожертвованія, вѣры въ себя и въ нравственныя силы освобождаемаго народа, чтобы съ неостывающимъ рвеніемъ и мужествомъ отстаивать «святое дѣло» отъ систематическихъ нападокъ сильныхъ^[23] своимъ положеніемъ и богатствомъ враговъ дѣйствительнаго освобожденія!

Честь и слава этой небольшой, но могучей кучкѣ дальновидныхъ государственныхъ людей и истинныхъ друзей народа, вступившихъ, но имя права и разума, въ неравную борьбу съ поборниками вѣковой неправды и застоя.

Память этихъ честныхъ дѣятелей, способствовавшихъ благополучному исходу реформы, "предъ которой, по выраженію тверскаго комитета, блѣднѣютъ всѣ доселѣ представляемыя намъ не только русскою, но и всемірною исторіею, безспорно перейдетъ на ея страницы. Едва ли кто больше этихъ безкорыстныхъ поборниковъ народнаго блага вправѣ надѣяться на «сердечное спасибо» «созданнаго»^[24]) тридцать лѣтъ тому назадъ русскаго народа.

Гр. Джаншіевъ.

"Русская Мысль", кн.V, 1891

---

1. И. И. Иванюковъ: „Паденіе крѣпостнаго права въ Россія“. Спб., 1882 г., стр. 165.
2. H. И. Семеновъ: „Освобожденіе крестьянъ въ Россіи“. Спб., 1889 г., т. I, стр. 828—830.
3. См. томъ II назв. соч. Семенова, стр. 951.
4. Ibid., стр. 928—929.
5. См. особое мнѣніе Милюкова въ прилож. къ полож. тверск. комитета, стр. 5, а также т. II н. с. Семенова, стр. 85.
6. Ibid., стр. 951, 929.
7. До какой неразборчивости доходили противники радикальнаго рѣшеніи крестьянскаго вопроса, можно судить по факту, оглашенному недавно Русскимъ Архивомъ. На одномъ обѣдѣ князь А. Е. Оболенскій предложилъ тостъ за всѣхъ трудившихся по крестьянскому вопросу и въ томъ числѣ за Кавелина и Унковскаго. Булгаковъ (чл. ред. ком.) не постѣснялся прервать тостъ такимъ замѣчаніемъ: „Ужь если пить, то лучше начать съ начала, съ перваго, кто трудился за крестьянъ… съ Пугачева“ (Р. А. 1891 г., № 1, стр. 7).
8. Ю. О. Самаринъ, кн. Черкасскій и А. И. Кошелевъ, какъ извѣстно, должна были принимать рядъ мѣръ предосторожности и самообороны противъ угрозъ крѣпостниковъ (см. н. с. Иванюкова, стр. 170).
9. Сравнивая положенія губернскихъ комитетовъ съ постановленіями редакціонной коммиссіи, г. Иванюковъ отмѣчаетъ, что послѣднія всѣ заимствованы изъ того или другаго мѣстнаго положенія.
10. См. I, II, III отношенія Ланскаго къ ген.-губ. Назимову отъ 22 ноября 1857 г.
11. Положеніе тверского комитета, Обзоръ основаній и Отдѣльныя мнѣнія напечатаны были, для членовъ его, въ тверской губернской типографіи въ 1860 г. Одинъ экземпляръ имѣется у насъ и всѣ ссылки мы дѣлаемъ по этому экземпляру.
12. Насколько эти слухи были повсемѣстны и какъ сильно было лихорадочное возбужденіе народа, можно судить во свѣдѣніямъ, сообщаемымъ изъ противуположной стороны Россіи. Оренбургскій генералъ-губернаторъ Катенинъ писалъ въ сентябрѣ 1859 г. Я. И. Ростовцеву о массѣ разнообразныхъ слуховъ, волновавшихъ въ то время народъ (см. назв. соч. Семенова, т. II, стр. 251). То же самое удостовѣряетъ и министръ внутреннихъ дѣлъ Ланской въ своей всеподданнѣйшей запискѣ 1859 г.: „Давно уже, — гласитъ записка, — мысль о свободѣ волнуетъ умы крѣпостныхъ людей, давно уже между ними ходятъ толки, что Государь желаетъ освобожденія, но что дворяне мѣшаютъ этому дѣлу. Съ самаго восшествія Вашего на престолъ народная молва назначаетъ то тотъ, то другой день для уничтоженія крѣпостнаго состоянія. Въ настоящее время срокъ назначается въ день рожденія Государя Наслѣдника“ (см. назв. соч. Семенова, т. I, стр. 832).
13. Депутатъ Веревкинъ возражалъ картинно: „Неблагоразумно невидавшихъ свѣта подвергнуть дѣйствію солнечнаго сіянія; одни могутъ разбить себѣ носы, другіе навсегда ослѣпнуть“ (sic!).
14. Я. И. Ростовцевъ, какъ видно изъ его писемъ къ императору Александру II, придерживался еще въ 1858 этого взгляда, но впослѣдствіи онъ убѣдился въ его зловредности.
15. См. отдѣльное мнѣніе депутата Веревкина отъ 25 августа 1859 г., стр. 4.
16. См. письмо Ростовцева къ Александру II, т. II н. с. Семенова, стр. 929.
17. Назначенный въ январѣ 1857 г. членомъ секретнаго комитета, одинъ изъ главныхъ дѣятелей крестьянской реформы, Я. И. Ростовцевъ, отказался было отъ должности въ виду незнакомства съ крестьянскимъ бытомъ и уступилъ только настоянію Государя. Впослѣдствіи Ростовцевъ много и прилежно учился, пользуясь даже указаніями Колокола.
18. См. назв. соч. Иваюокова, стр. 101.
19. Намекъ на извѣстную брошюру гр. В. П. Орлова-Давыдова: Lettre d’un député de Comité à М-r le président de la Comission de rédaction aide-de-comp général Roftovtseff. Paris, 1859.
20. См. названное сочиненіе Иванюкова, стр. 887.
21. См. отзывъ губ. предв. Унковскаго, стр. 2—3.
22. Въ своемъ отзывѣ противъ мнѣнія г. Михюкова г. Унковскій приводитъ на справку, что нѣкоторыя постановленія комитета принимались единогласно, другіе значительнымъ большинствомъ, въ томъ числѣ г. Милюковымъ. Г. Милюковъ называетъ «возмутительными» иногда и такія постановленія, подъ которыми имѣется его собственноручная подпись (стр. 5, 6—7).
23. «Поборника этого направленія (обезземеленія крестьянъ), — писалъ въ 1859 г. Ланской къ Александру II, — нашли себѣ сочувствіе въ дворянствѣ, можетъ быть, а въ нѣкоторыхъ изъ приближенныхъ Вамъ, Государь, особахъ и нѣкоторыхъ членахъ главнаго комитета». См. т. II назв. соч. Семенова, стр. 831.
24. Въ письмѣ своемъ къ кн. А. Ѳ. Орлову отъ 14 февраля 1859 г. Я. И. Ростовцевъ замѣчаетъ, что «Государь создаетъ русскій народъ, котораго доселѣ въ обществѣ вашемъ не существовало».