Руслан и Людмила (Дорошевич)/ДО

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Русланъ и Людмила : Современная сказка. Посвящается гг. практикамъ новѣйшаго времени
авторъ Власъ Михайловичъ Дорошевичъ
Источникъ: Дорошевичъ В. М. Папильотки. — М.: Редакція журнала «Будильникъ», 1893. — С. 58.

Жилъ-былъ на свѣтѣ Свѣтозаръ Свѣтозаровичъ Свѣтозаровъ, старецъ почтенный, непьющій и нѣжный родитель. И была у него дщерь законная Людмила, красавица писаная… разными карандашами, румянами и бѣлилами. И сіялъ у нея на косѣ мѣсяцъ изъ брилліантиковъ, а подъ косой были собственные волосы. Словомъ, дѣвица была такая, что ни въ сказкѣ разсказать, ни перомъ не описать. Нѣжный родитель объ образованіи той сказочной дѣвицы весьма пекся, такъ что, находясь въ шестилѣтнемъ возрастѣ, она была уже грамотна и единовременно къ тремъ знакомымъ гимназистамъ любовныя записки писала.

Много-ли, мало-ли времени прошло, но только дѣвица возросла, а три влюбленные въ нее гимназиста Фарлафовъ, Ратміровъ и Руслановъ, были изъ гимназіи выгнаны и начали къ дѣвицѣ свататься. Людмила-же и себя соблюдала, и капиталъ пріобрѣтала, получая отъ нихъ подарки. И такъ все шло, слава Богу, чинно, порядочно и весьма добронравно, — какъ вдругъ дѣвица Людмила изъ отчаго дома безслѣдно и неизвѣстно куда исчезла, оставивъ родителю записку, на коей было капнуто нѣсколько слёзъ.

«Дражайшій родитель! — писала Людмила, — ѣду изъ отчаго дома не по своей волѣ, а увозитъ меня старый чародѣй Черноморъ Черноморовичъ Черноморовъ. А куда — къ себѣ-ли въ квартиру, или въ отдѣльный бель-этажъ — мнѣ неизвѣстно. И я ему не могла противиться, ибо Черноморовъ показалъ мнѣ даже государственный кредитный билетъ, по коему онъ имѣетъ полное право меня похитить. Я же, разъ онъ имѣетъ на это такой билетъ, сопротивляться не посмѣла. Прощайте, дорогой родитель, а впрочемъ особенно не горюйте, ибо я изъ вещей съ собой, кромѣ косметикъ, ничего не взяла».

Прочитавъ сіе письмо, Свѣтозаръ восплакалъ самыми горькими слезами и сказалъ:

— Неужто-жь я лишусь столь благородной дочери, которая, даже изъ отчаго дома убѣгая, вещей съ собой не беретъ?!

И созвалъ онъ жениховъ своей дочери и сказалъ:

— Всѣ вы женихи, всѣ любите дочь мою! Такъ знайте-же, что тотъ, кто найдетъ ее и освободитъ изъ власти Черноморова, тотъ и будетъ ей мужемъ!

На слова эти всѣ воспылали рвеніемъ и поклялись животъ свой положить за прекрасную Людмилу.

— Живой или мертвый, но буду ея мужемъ! — воскликнулъ Фарлафовъ.

— Я трону ея сердце! — сказалъ Ратміровъ.

Руслановъ-же ничего не говорилъ, а только что-то себѣ на усъ наматывалъ. И пошли всѣ по разнымъ дорогамъ.


Фарлафовъ первымъ дѣломъ, для ярости, бифштексъ съ кровью съѣлъ, чтобъ сильнѣе озлиться, три часа самъ себя въ зеркало дразнилъ и такъ, въ концѣ концовъ, разъярился, что самъ у себя каблукъ откусилъ. Потомъ запряталъ въ одинъ карманъ кастетъ, въ другой — кистень, за пазуху револьверъ положилъ, за голенище ножъ засунулъ и, взявъ палку съ набалдашникомъ, — ворвался къ Черноморову въ квартиру, аки левъ рыкающій вопія:

— Отдай мнѣ, злодѣй, Людмилу! Сейчасъ подавай, пока еще живъ! Убью! Застрѣлю! Зарѣжу и съѣмъ!!

Но Черноморовъ приказалъ спустить его съ лѣстницы, а когда Фарлафовъ началъ стекла бить, — тогда его по рукамъ и ногамъ связали, въ участокъ отвели, протоколъ составили и въ Титы посадили. Тѣмъ все и кончилось.


Господинъ Ратміровъ въ редакцію пошелъ и трогательное стихотвореніе, посвященное Людмилѣ С., въ печать сдалъ. Послѣ этого онъ домой отправился и еще 666 стихотвореній написалъ, одно другаго жалостливѣе. И успокоился.

— Прочтетъ она хоть одно стихотвореніе и сама вернется. Прозой еще не такъ, а ужь если стихами кого начать донимать, — проймешь, какъ слѣдуетъ. Не то что въ отчій домъ, въ адъ кромѣшный отъ стиховъ побѣжитъ!

Можетъ быть, такъ-бы это и случилось, какъ г. Ратміровъ разсчитывалъ, но на его бѣду прекрасная Людмила въ это время, кромѣ «Моднаго Свѣта» и прейсъ-куранта ресторана «Эрмитажъ», ничего не читала и спала спокойно, о стихахъ Ратмірова ничего не зная.

Онъ-же все писалъ стихи жалостные и все ихъ Людмилѣ С. посвящалъ. Но такъ какъ редакція ему за стихи не заплатила, а службу г. Ратміровъ бросилъ, — то и очутился онъ въ положеніи критическомъ. Задолжалъ квартирной хозяйкѣ и, чтобъ не доводить до мироваго, — принужденъ былъ за долгъ на ней жениться. Послѣ чего онъ и стихи писать, и объ Людмилѣ думать бросилъ, а думалъ лишь о томъ, какъ-бы его жена сегодня не побила.

Тѣмъ и кончилось.


Руслановъ-же, памятуя, что сколь-бы ни было романтично происшествіе, — въ участкѣ оно должно быть прописано, — устремился въ участокъ. Изъ участка, укрѣпившись духомъ, онъ прошелъ въ Адресный столъ и, узнавъ тамъ адресъ Людмилы Прекрасной, отправился къ ней.

Злой Черноморовъ держалъ Людмилу въ бель-этажѣ, и Людмила даже начала скучать, а потому и встрѣтила Русланова съ радостью и даже слезами раскаянія залилась.

— Сколь я несчастна! — воскликнула она — и какъ я теперь въ бель-этажѣ погибаю! Хочу вернуться въ отчій домъ.

— Напрасно-съ! — отвѣтствовалъ ей Руслановъ, — бель-этажъ вашъ весьма прекрасенъ, а папенька вашъ обитаетъ въ десятомъ этажѣ. Г. Черноморовъ ничего, кромѣ хорошаго, вамъ не сдѣлалъ, а потому огорчать его даже грѣхъ!

Словомъ, въ самое короткое время г. Руслановъ такъ прекрасную Людмилу въ ея колебаніяхъ утвердилъ духомъ, что она даже воскликнула:

— Клянусь, что исполню долгъ свой до конца и Черноморова въ вѣкъ не покину!

И на глазахъ ея засверкали слезы благородной рѣшимости. А г. Руслановъ, ни мало не медля, отправился въ г. Черноморову и деликатно спросилъ его:

— Любите-ли вы Людмилу Прекрасную?

На это Черноморовъ отвѣтствовалъ:

— Такъ. Сія дѣвица мнѣ весьма пріятна.

— Вылъ-ли у васъ г. Фарлафовъ? — спросилъ Руслановъ.

— Былъ и скандалилъ весьма, — отвѣчалъ Черноморовъ.

— Что-же здѣсь пріятнаго? Фарлафовъ скоро отсидитъ свой срокъ и, вновь явившись, можетъ вновь нанести вамъ скандалъ. Вамъ, какъ человѣку солидному, это весьма не подобаетъ!

— Такъ. Сего боюсь!

— Далѣе-съ. Извѣстно-ли вамъ, что г. Ратміровъ весьма многіе стихи писалъ съ посвященіемъ Людмилѣ. Нынѣ онъ въ замужествѣ состоитъ со своей квартирной хозяйкой. Но поелику его квартирная хозяйка ликомъ достаточно корява, а онъ прекрасенъ, то и можетъ онъ воспылать къ Людмилѣ любовію. Такожде и она, прочитавъ его стихи и увидавъ его прекрасное обличье, можетъ къ нему снизойти. Кто-же на сей случай неопытную дѣвицу соблюдетъ?

— Такъ. Сего боюсь еще пуще.

— Еще далѣе-съ. Я самъ могу пойти къ Свѣтозару и сказать ему, гдѣ его дщерь обрѣтается. Свѣтозаръ придетъ и возьметъ ее.

— Сего боюсь всего пуще! — возопилъ Черноморовъ.

— Такъ вотъ. Хотите такъ устроить, чтобъ быть и отъ меня, и отъ Фарлафова, и отъ Ратмірова, и отъ Свѣтозара въ полной безопасности?

— Весьма хочу, но не знаю, какъ это сдѣлать.

— Выдайте Людмилу за меня замужъ. Тогда и Свѣтозаръ отнять ея не можетъ, и Фарлафову скандалить будетъ не съ чего, и отъ Ратмірова я ее соблюду.

— А какъ-же на счетъ васъ-то буду спокоенъ? — спросилъ Черноморовъ, на что Руслановъ улыбнулся и отвѣтилъ:

— А мнѣ вы дайте при себѣ мѣсто тысячъ въ годъ на двѣнадцать. И въ случаѣ чего прогнать можете. Сего боясь, я не посягну, и вы будете спокойны.

Тутъ они по рукамъ ударили, и Руслановъ, отправившись къ Свѣтозару, спросилъ:

— Чего, старецъ почтенный, хочешь отъ жизни?

Свѣтозаръ ему со слезами отвѣчалъ:

— Хочу, чтобъ дочь моя при мнѣ находилась, видѣть ее хочу замужемъ и еще хочу, чтобъ отъ Черноморова быть безопаснымъ.

На это Руслановъ ему отвѣтствовалъ:

— Радуйся, любящій отецъ! Родительское сердце твое будетъ вознаграждено сторицею! Людмила выходитъ замужъ за меня. Черноморовъ всѣмъ намъ первымъ другомъ сдѣлается, и будешь жить ты съ дражайшей дочерью своею даже не на десятомъ этажѣ, а въ бель-этажѣ! Ѣдемъ на семейный совѣтъ.

И всѣ сошлись на семейномъ совѣтѣ и плакали добрыми, чистыми слезами.

Всѣ были счастливы. Свѣтозаровъ и Черноморовъ — потому, что на старости лѣтъ утѣшенія сподобились. Людмилочка сіяла, сознавая, что изъ-за нея вся эта трогательная и единодушная идиллія разыгралась. А Руслановъ ужь мечталъ о томъ времени, когда онъ себя окончательно въ оборотъ пуститъ, розничную торговлю собственной персоной откроетъ и для начала дѣла чорту душу продастъ.