Съ нѣкотораго времени соціологія вошла въ моду; самое слово „соціологія“ стало теперь употребляться очень часто; а еще десять лѣтъ тому назадъ оно было малоизвѣстно и почти осуждено наукой. Соціологія находитъ себѣ все новыхъ и новыхъ поклонниковъ, и въ публикѣ слагается какое-то предвзято благосклонное отношеніе къ этой новой наукѣ, на которую возлагаются самыя большія надежды. Нельзя, однако, не признать, что полученные до сихъ поръ результаты не вполнѣ оправдываютъ ни большого количества опубликованныхъ по этому вопросу трудовъ, ни затраченнаго на нихъ интереса читателей.
Прогрессивное развитіе какой-либо отрасли науки выражается, главнымъ образомъ, въ томъ, что трактуемые ею вопросы не остаются въ стаціонарномъ состояніи; лишь тогда говорятъ про данную науку, что она двигается впередъ, если ею устанавливается дотолѣ неизвѣстная законообразность явленій, или, по крайней мѣрѣ, открывается рядъ новыхъ фактовъ, которые, не позволяя дѣлать окончательныхъ выводовъ, способны измѣнить самую точку зрѣнія на затрогиваемую проблему. Къ несчастью, въ силу того, что соціологія въ большинствѣ случаевъ не ставитъ себѣ точно опредѣленныхъ проблемъ, она не можетъ тѣмъ самымъ служить такимъ примѣромъ. Она не прошла еще черезъ періоды построеній и синтезовъ. Вмѣсто того, чтобы поставить себѣ цѣлью освѣтить своими лучами опредѣленную часть необъятнаго соціальнаго поля, соціологія, въ большинствѣ случаевъ, ищетъ блестящихъ выводовъ, при чемъ всѣ вопросы только подвергаются общему обзору, но отнюдь не изслѣдуются по-настоящему; такой методъ легко ведетъ къ злоупотребленіямъ, давая читающей публикѣ, такъ называемое, „представленіе“ о всякаго рода вещахъ, но не приходя при этомъ ни къ какому объективному результату. Законы безконечно сложной дѣйствительности не могутъ быть открыты путемъ такихъ краткихъ обсужденій и мимолетныхъ интуицій; особенною же бездоказательностью отличаются широкія и поспѣшныя обобщенія. Все, что можно сдѣлать при такомъ пониманіи задачъ соціологіи—это привести при случаѣ нѣсколько подтверждающихъ предлагаемую гипотезу примѣровъ; но однѣ иллюстраціи еще не могутъ служить доказательствомъ чего-бы то ни было; къ тому же, если затрогивается такая масса различныхъ вопросовъ, то ни въ одномъ изъ нихъ нельзя быть компетентнымъ. И приходится пользоваться чисто случайными свѣдѣніями, безъ всякаго критическаго къ нимъ отношенія. Такимъ образомъ, книги по чистой соціологіи не могутъ быть полезны тому, кто поставилъ себѣ правиломъ имѣть дѣло лишь съ вопросами, строго опредѣленными, такъ какъ большинство изъ нихъ не входитъ въ рамки какой-либо особой отрасли изслѣдованія и, кромѣ того, чрезвычайно бѣдно сколько-нибудь авторитетными документальными данными.
Каждый человѣкъ, вѣрующій въ будущее соціологіи, долженъ всѣми силами души стремиться къ тому, чтобы положить конецъ такому положенію вещей. Если соціологія будетъ и дальше пребывать въ такомъ состояніи, то она быстро впадетъ въ прежнюю немилость, къ немалой радости всѣхъ враговъ знанія. Для человѣческаго разума было бы въ высшей степени плачевно, если бы часть дѣйствительности, представляемая соціологіей,—единственная, отказывающаяся ему до сихъ поръ покориться, единственная, о которой ведутся еще горячія пререканія,—хотя бы только на время ускользнула изъ подъ его власти. Неопредѣленность полученныхъ до сихъ поръ результатовъ отнюдь не должна насъ обезкураживать: это аргументъ въ пользу того, чтобы употребить новыя усилія, а не въ пользу того, чтобы отказаться отъ усилій. Наука, только еще вчера зародившаяся, имѣетъ право ошибаться и идти ощупью, если только она сама сознаетъ свои ошибки и колебанія и тѣмъ самымъ предохраняетъ себя отъ возможности ихъ повторенія. Соціологія не должна отказываться ни отъ одной изъ своихъ высокихъ задачъ, но если она хочетъ оправдать возлагающіяся на нее надежды, то она должна стремиться къ тому, чтобы стать чѣмъ-либо инымъ, а не только своеобразной разновидностью философской литературы.
Вмѣсто того, чтобы предаваться метафизическимъ размышленіямъ по поводу соціальныхъ явленій, соціологъ долженъ взять объектомъ своихъ изысканій ясно очерченныя группы фактовъ, на которыя можно было бы указать, что называется, пальцемъ, у которыхъ можно было бы точно отмѣтить начало и конецъ—и пусть онъ вступитъ на эту почву съ полной рѣшительностью. Пусть онъ старательно разсмотритъ всѣ вспомогательныя дисциплины: исторію, этнографію, статистику, безъ помощи которыхъ соціологія совершенно безсильна. Если при такомъ методѣ работы можно чего-либо опасаться, такъ это только того, что, при всей добросовѣстности соціолога, данныя, добытыя соціологомъ, не будутъ исчерпывать изученнаго имъ матеріала, такъ какъ самъ матеріалъ настолько богатъ и разнообразенъ, что хранитъ въ себѣ неистощимую возможность самаго неожиданнаго, самаго нечаяннаго стеченія обстоятельствъ. Но не надо, конечно, придавать этому преувеличеннаго значенія. Разъ соціологъ пойдетъ указаннымъ нами путемъ, то даже въ томъ случаѣ, если фактическій инвентарь его будетъ не полонъ, а формулы слишкомъ узки, работа его будетъ безспорно полезна—и будущее поколѣніе продолжитъ ее, потому что каждая концепція, имѣющая какое-нибудь объективное основаніе, не связана неразрывно съ личностью автора; въ ней есть нѣчто безличное, благодаря чему она переходитъ къ другимъ людямъ и воспринимается ими; она способна къ передачѣ. Благодаря этому, въ научной работѣ создается возможность извѣстной преемственности, а въ этой непрерывности лежитъ залогъ прогресса.
Именно въ этой надеждѣ написана предлагаемая нами работа. И если среди различныхъ вопросовъ, которые разбирались нами на всемъ протяженіи нашего курса, мы выбрали темой настоящей книги самоубійство,—то поступили мы такъ главнымъ образомъ потому, что самоубійство принадлежитъ къ числу явленій, наиболѣе легко опредѣляемыхъ, и можетъ служить для насъ исключительно удачнымъ примѣромъ; но и тутъ для точнаго опредѣленія очертаній нашей темы намъ понадобилось не мало предварительной работы. Зато, сосредоточиваясь такимъ образомъ на одномъ какомъ-нибудь вопросѣ, намъ удается открывать законы, которые лучше всякой діалектической аргументаціи доказываютъ возможность существованія соціологіи, какъ науки. Въ дальнѣйшемъ изложеніи читатель познакомится съ тѣми изъ этихъ законовъ, которые, какъ мы надѣемся, намъ удалось доказать. Безъ всякаго сомнѣнія, намъ не разъ случалось ошибаться, чрезмѣрно увлекаться въ своей индукціи и отдаляться отъ наблюдаемыхъ фактовъ; во всякомъ случаѣ, каждое изъ своихъ положеній мы подкрѣпляли возможно большимъ количествомъ доказательствъ; особенное вниманіе мы обращали на то, чтобы какъ можно тщательнѣе отдѣлить разсужденіе по поводу даннаго положенія и нашу субъективную интерпретацію его отъ самихъ разсматриваемыхъ фактовъ. Такимъ образомъ, читатель можетъ самъ оцѣнить, насколько основательны предлагаемыя ему объясненія, имѣя подъ руками всѣ данныя для обоснованнаго сужденія.
Поставивъ точныя границы своимъ изысканіямъ, необходимо, кромѣ того, категорически воздержаться отъ изложенія общихъ взглядовъ на изучаемый предметъ и отъ такъ называемаго краткаго общаго обозрѣнія темы. Мы думаемъ, что достигнутые нами результаты, а именно, установленіе извѣстнаго количества положеній относительно брака, вдовства, семьи, религіозной общины и т. д., даютъ намъ возможность, разумѣется, при правомѣрномъ пользованіи этимъ матеріаломъ, научиться гораздо большему, чѣмъ, изучая заурядныя теоріи моралистовъ о природѣ и качествѣ этихъ явленій и учрежденій.
Въ нашей книгѣ читатель найдетъ также нѣсколько указаній на причины общаго недуга, заразившаго въ настоящее время все европейское общество, и на тѣ средства, которыми этотъ недугъ можетъ быть ослабленъ. Никогда не надо думать, что общее положеніе вещей можно объяснить при помощи обобщеній. Можно говорить объ опредѣленныхъ причинахъ только послѣ тщательнаго наблюденія и изученія не менѣе опредѣленнаго внѣшняго ихъ проявленія. Самоубійства въ томъ видѣ, въ какомъ они сейчасъ наблюдаются, являются именно одной изъ тѣхъ формъ, въ которыхъ передается наша коллективная болѣзнь, и они помогутъ намъ добраться до ея сути.
Наконецъ, на страницахъ этой книги читатель найдетъ въ конкретномъ приложеніи главныя проблемы методологіи, болѣе подробнымъ разсмотрѣніемъ которыхъ мы занимались въ другомъ мѣстѣ (Les règles de la Méthode sociologique. Paris. T. Alcan 1895). Но среди всѣхъ этихъ вопросовъ есть одинъ, которому въ послѣдующемъ изложеніи придается слишкомъ большое значеніе, для того чтобы сейчасъ же не обратить на него вниманіе читателя.
Предлагаемый нами методъ цѣликомъ зиждется на томъ основномъ принципѣ, что соціальныя явленія должны изучаться, какъ вещи, то есть, какъ внѣшнія по отношенію къ индивиду реальности. Для насъ это столь оспариваемое положеніе является основнымъ. Въ концѣ концовъ, для того, чтобы существованіе соціологіи было возможнымъ, раньше всего нужно, чтобы у нея былъ спеціальный, только ей принадлежащій объектъ изученія, чтобы она поставила своею задачей изученіе реальности, и не была зависима ни отъ какой другой отрасли знанія. Но если нѣтъ ничего реальнаго за предѣлами единичнаго сознанія, то соціологія, какъ таковая, должна исчезнуть за неимѣніемъ матерьяла.
Единственный предметъ, къ которому тогда можетъ примѣняться наблюденіе, это состояніе ума индивидовъ, ибо ничто иное не существуетъ; но это—задача психологіи. Съ этой точки зрѣнія, все, что есть существеннаго въ бракѣ, или въ семьѣ, или въ религіи, заключается въ тѣхъ индивидуальныхъ потребностяхъ, которымъ предназначены служить эти институты, а именно: отцовская и сыновняя любовь, половое влеченіе, то, что называется религіознымъ инстинктомъ и т. д. Что же касается самихъ институтовъ съ ихъ исторически выработанными формами, столь сложными и разнообразными, то этою стороною дѣла можно пренебречь: она представляется мало интересной. Будучи только внѣшнимъ и случайнымъ выраженіемъ общихъ свойствъ природы индивидуума, вышеназванные институты являются лишь однимъ изъ ея проявленій и не требуютъ спеціальнаго изслѣдованія. Конечно, при случаѣ любопытно заняться изученіемъ того, какое внѣшнее выраженіе получали въ различныя историческія эпохи эти вѣчныя человѣческія чувства; но такъ какъ каждое такое внѣшнее выраженіе несовершенно, то имъ нельзя придавать слишкомъ большого значенія. Въ нѣкоторомъ отношеніи бываетъ даже полезно вовсе отбросить ихъ, чтобы лучше проникнуть вглубь оригинальнаго подлинника, въ которомъ чувства эти черпаютъ свой смыслъ и истинная природа котораго искажается внѣшней передачей.
Такимъ образомъ, подъ предлогомъ того, чтобы дать наукѣ болѣе глубокую подпочву, основывая ее на психологическомъ строеніи индивида, ее отдѣляютъ отъ единственнаго свойственнаго ей предмета. Обыкновенно въ такихъ случаяхъ не замѣчаютъ того, что соціологіи не можетъ быть тамъ, гдѣ нѣтъ общества, а общества нѣтъ тамъ, гдѣ есть только индивиды. Къ тому же, эта концепція является одной изъ главныхъ причинъ, поддерживающихъ въ соціологіи вкусъ къ неяснымъ обобщеніямъ. Вполнѣ естественно, что если за конкретными формами соціальной жизни не признается самостоятельнаго существованія,—то нѣтъ и желанія заниматься ихъ описаніемъ.
Мы твердо надѣемся, что, читая нашу книгу, каждый согласится съ нами въ томъ, что надъ индивидомъ стоитъ высшая духовная реальность, а именно коллективъ. Когда станетъ очевидно, что у каждаго народа существуетъ свой особый процентъ самоубійства, что процентъ этотъ болѣе постояненъ, чѣмъ общая смертность, что если онъ вообще эволюціонируетъ, то—слѣдуя коэффиціенту ускоренія, свойственному каждому обществу, что всѣ его колебанія въ различные моменты дня, мѣсяца, года только воспроизводятъ ритмъ общей соціальной жизни; когда убѣдятся, что бракъ, разводъ, семья, религіозная община, армія и т. д. вліяютъ на него по точно опредѣленнымъ законамъ, изъ которыхъ нѣкоторые могутъ быть выражены даже цифрами; когда убѣдятся во всемъ этомъ, то откажутся видѣть въ этихъ состояніяхъ и институтахъ какія-то идеологическія установленія, не имѣющія ни силы, ни значенія. Тогда почувствуютъ, что это—реальныя, живыя дѣйствующія силы, которыя, опредѣляя собою индивида, тѣмъ самымъ ясно доказываютъ, что онѣ не зависятъ отъ него, по крайней мѣрѣ тогда, когда онъ входитъ въ качествѣ элемента въ тѣ комбинаціи, результатомъ которыхъ онѣ являются. По мѣрѣ того, какъ вышеназванныя силы формируются, онѣ налагаютъ свою власть на индивида. Принявъ это во вниманіе, легче понять, какимъ образомъ соціологія можетъ и должна быть объективной; вѣдь она имѣетъ передъ собою столь же опредѣленныя и столь же прочныя реальности, какъ предметъ изученія психолога или біолога[1].
Намъ остается выразить свою благодарность нашимъ бывшимъ ученикамъ Г-ну Ферранъ, преподавателю Высшей первоначальной школы въ Борцо, и Г-ну Марселю Моссъ, приватъ-доценту философіи, за ту готовность помочь намъ, которую они проявили, и за тѣ незамѣнимыя услуги, которыя они намъ оказали. Первый изъ нихъ снабдилъ эту книгу картами, а благодаря второму мы могли собрать всѣ необходимыя данныя для составленія таблицъ XXI и XXII, важность которыхъ будетъ впослѣдствіи ясна читателю. Для этого надо было разобраться въ 26.000 документахъ самоубійцъ съ цѣлью опредѣленія возраста, пола, соціальнаго положенія, количества имѣвшихся дѣтей и т. д. Эта въ высшей степени цѣнная работа принадлежитъ М. Моссу. Таблицы были составлены съ помощью документовъ, которые находятся въ распоряженіи министерства юстиціи, но не публикуются въ годовыхъ отчетахъ. Они поступили въ наше распоряженіе благодаря любезности Г-на Тарда, завѣдующаго отдѣломъ судебной статистики. Мы выражаемъ ему нашу глубокую благодарность.
Примѣчанія
[править]- ↑ Далѣе мы укажемъ, что эта точка зрѣнія, далекая отъ того, чтобы исключать всякую свободу, является единственнымъ средствомъ примиренія ея съ детерминизмомъ, непосредственно вытекающимъ изъ данныхъ статистики.
