Сафаръ-бей
владѣтель Абхазіи.
[править]С. М. Ашхацава.
[править]Дѣйствующія лица:
[править]Килишъ-бей, владѣтельный князь Абхазіи (высокій, стройный старикъ, лѣтъ 60.)
Баталъ-бей, сынъ Келишъ-бея, лѣтъ 15.
Сафаръ-бей, наслѣдный сынъ Келишъ-бея, 28 лѣтъ. Манучаръ, князь изъ владѣтельной фамиліи «Шервашидзе», лѣтъ 40, средняго роста, полный.
Асланъ-бей, сынъ Келишъ-бея, лѣтъ 26, роста выше средняго, худой, смуглый, въ движеніяхъ рѣшительный.
Няня старуха.
Бежанъ, младшій братъ кн. Манучара.
Гр. Гудовичъ, Намѣстникъ Кавказа.
Матлевскій, главный чиновникъ канцеляріи гр. Гудовича. Орбеліани, князь грузинскій въ чинѣ генерала.
Кучукъ-бей, владѣтель г. Поти, старикъ съ длинной бородой, въ турецкой одеждѣ, въ чалмѣ.
Эсма-Ханумъ, дочь Кучукъ-бея, красавица.
Лида, молочная сестра Асланъ-бея.
Два мичмана.
Старикъ.
Докторъ флотскій.
Княгиня, супруга Сафаръ-бея.
Димитріи, старшій сынъ Сафаръ-бея.
Священникъ, духовникъ Сафаръ-бея.
Морское и сухопутное войско и абхазская милиція.
Донтъ, капитанъ морского корпуса
Офицеръ пѣхотинецъ
Капитанъ милиціи-адъютантъ Орбеліани.
Дѣйствіе 1-е.
[править]Келишъ-бей. Я радъ, что Асланъ-бей. наконецъ, исправился. Хвала Аллаху!
Баталъ-бей. Да. отецъ, онъ много причинилъ намъ горя своимъ неповиновеніемъ и злобой.
Келишъ-бей. Ну, мой милый Баталъ, забудемъ старое, пусть оно покроется пепломъ забвенія. Теперь я свободно могу управлять своимъ народомъ, не боясь нашествій кубанцевъ и турокъ. Въ союзѣ съ Россіей. Абхазіи не страшенъ и самъ падишахъ. Посмотри, какъ храбрые слуги бѣлаго Даря урѣзываютъ полы бешметовъ и въ Турціи, и въ Персіи. Я еще помню. когда Крымъ былъ подъ властью пятаго падишаха, а теперь Крымъ-баштанъ бѣлаго Царя. Изъ Крыма къ берегамъ дорогой нашей Абхазіи плывутъ корабль за кораблемъ, и уже на мачтахъ у нихъ не полумѣсяцъ треплется на полотнищахъ, оттуда глядитъ наша горная птица орелъ, да еще съ двумя головами.
Баталъ-бей (съ улыбкой). Да, отецъ, одну отрубишь — другая останется.
Келишъ-бей. Скоро, пожалуй, и Анапу, эта птица заклюетъ. Да. Поти, думаю, скоро прикроютъ урусы своей шапкой, а то. чего добраго, и нашъ Кучукъ-бей самъ протянетъ руку за этой шапкой, за желтыми круглянками. Вотъ у падишаха и съ этой стороны будутъ отрѣзаны полы бешмета. А Персія? Развѣ съ Бабыхана, повелителя Ирана, урусы не снимаютъ съ ногъ чувяки? Какъ ни реви его левъ, а съ двухголовой птицей ему не сравниться: она высоко летаетъ и смѣло смотритъ на солнце. А у бѣлаго Даря, говорятъ, и солнце никогда не заходитъ.
Баталъ-бей (съ удивленіемъ)- Какъ такъ, отецъ, какъ не заходитъ солнце?
Келишъ-бей. Такъ и не заходитъ, мой милый Баталъ: у бѣлаго Даря столько земли, что когда онъ въ Петербургѣ ложится спать, то за Сибирью встаетъ уже солнце; тутъ одни вечерній намазъ творятъ, а тамъ другіе-утренній.
Баталъ-бей. Значитъ, у урусовъ и теперь день?
Келишъ-бей. У однихъ день, а у другихъ ночь. Теперь одни урусы видятъ мѣсяцъ, а другіе солнце.
Баталъ-бей (съ удивленіемъ). Аллахъ, Аллахъ!
Келишъ-бей. Вотъ и Наполеонъ не могъ сдѣлать ничего бѣлому Дарю. Пришелъ, постоялъ у порога его сакли, а черезъ порогъ ее посмѣлъ переступить — двухголовая птица глаза бы ему выколола. (Подзываетъ часового и спрашиваетъ) Асланъ воротился?
Часовой. Воротился, ваша свѣтлость. (Уходитъ).
Баталъ-бей. Зачѣмъ Асланъ ѣздилъ въ Сухумъ, отецъ?
Келгтъ-бей. Я посылалъ его за княземъ Бежаномъ.
Баталъ-бей. А развѣ онъ воротился изъ Мингреліи?
Калишъ-бей. Воротился, когда ты былъ въ Кодорѣ.
Баталъ-бей. А въ Поти, когда ты пошлешь Кучукъ-бею и кого?
Келишъ-бей. Асланъ-бея съ Бежаномъ. Но отчего у нихъ кони не разсѣдланы? Ни одного нукера не видно. Куда они пропали? спятъ что ли? (Баталъ встаетъ и идетъ черезъ парадную дверь на балконъ и только поровнялся съ окномъ, раздается выстрѣлъ. Онъ падаетъ мертвымъ; Келгтъ-бей соскакиваетъ съ мѣста, поспѣшно направляется на балконъ).
Келишъ-бей. Злодѣй! Кто здѣсь?
Келишъ-бей (простоналъ) Аллахъ! Сынъ мой!
Асланъ-бей. Да. это я — сынъ твой! Только блудный сынъ! А вотъ тебѣ сыновній поцѣлуй! (Асланъ съ Бежаномъ вскакиваютъ на сцену).
Асланъ-бей. Гдѣ же они. братцы — змѣеныши любимчики?
Бежанъ. Должно быть въ другихъ покояхъ (показываетъ пальцемъ на боковую дверъ. Асланъ влетаетъ туда, съ Бежаномъ. Въ это время на шумъ отъ выстрѣла прибѣгаютъ изъ своихъ покоевъ два брата; сыновья Келишъ-бея).
Братья. (Безсвязное бормотанье). Отецъ… братъ… О, Аллахъ, Аллахъ..!
Асланъ-бей. Вотъ они гдѣ! Бей, Бежанъ! Докончимъ этихъ змѣенышей — мстителей. (Два выстрѣла убиваютъ ихъ обоихъ).
Асланъ-бей. Теперь айда. Сдѣлано все. что нужно (убѣгаютъ. На мѣсто происшествія прибѣгаютъ люди съ крикомъ, шумомъ, плачемъ. Уносятъ убитыхъ въ ихъ покои, оттуда слышны плачъ и рыданіе. На сценѣ являются Манучаръ и Сафаръ-бей).
Манучаръ. Ты что намѣренъ дѣлать, бѣдный Сафаръ-бей?
Сафаръ-бей. Я самъ не знаю, милый Манучаръ. Я совсѣмъ потерялъ голову.
Манучаръ. Помни, убійца не будетъ медлить, участь твоего отца ожидаетъ и тебя и все твое семейство.
Сафаръ-бей. Знаю… что же мнѣ дѣлать.
Манучаръ. Я слышалъ, что покойный отецъ твой, да будетъ священна его память, назначилъ тебя помимо Асланъ-бея. наслѣдникомъ и владѣтельнымъ княземъ Абхазіи.
Сафаръ-бей. Да меня.
Манучаръ. Гдѣ же духовное завѣщаніе?
Сафаръ-бей. Оно здѣсь, въ этомъ столѣ (показываетъ ящикъ стола)
Манучаръ. Хорошо… Надо тотчасъ же прочитать публично и показать собравшимся здѣсь князьямъ и дворянамъ и всѣмъ абхазцамъ это завѣщаніе. Я прочитаю его самъ на галлереѣ, а потомъ Мулла прочитаетъ въ мечети. Но этого мало. Асланъ-бей уже сносился тайно съ владѣтелемъ Поти Кучукъ-беемъ, — мнѣ эту тайну продали. Асланъ-бей заручится помощью Кучукъ-бея и турокъ и тогда мы всѣ пропали съ нашей бѣдной Абхазіей.
Сафаръ-бей. Что же намъ дѣлать, какъ спастись?
Манучаръ. Одно спасенье — Россія.
Сафаръ-бей. Мнѣ отецъ объ этомъ говорилъ.
Манучаръ. Нужно скорѣе приступить отъ слова къ дѣлу, нужно возможно скорѣе отправить просительную грамоту русскому Императору.
Сафаръ-бей. Позовите духовника, онъ напишетъ. (Манучаръ встаетъ, даетъ приказаніе часовому позвать духовника. Въ это время на сценѣ является старая няня Келишъ-бея. охая, стоная, ломая руки съ саблею, повѣшенной на шеѣ).
Няня. О, господинъ. Возьми саблю, руби мою старую голову. О. — о!.
Сафаръ-бей. Что съ тобою, Кана?
Няня. 0. руби мою недостойную голову.
Манучаръ. (встаетъ и подходитъ къ ней). Да, что случилось, скажи толкомъ?
Няня. О, я потеряла мою проклятую голову… Когда господина моего и двухъ мальчиковъ не стало. О, всели ихъ Аллахъ, въ раю пророка и когда ихъ не стало, я потеряла голову… Да будетъ она проклята.
Сафаръ-бей. (нетерпѣливо останавливаетъ ее и спрашиваетъ). Ну что же?!
Няня. Я забыла, господинъ, опоясать домъ… О горе.
Манучаръ. Какъ опоясать домъ, зачѣмъ?
Няня. О, господинъ, ты вѣрно выросъ въ чуткой странѣ, не знаешь, что домъ нужно было опоясать.
Манучаръ. Чѣмъ опоясать, для чего?
Няня. Тесьмою шелковою опоясать, господинъ. Это всегда надо дѣлать, чтобы ангелъ смерти не унесъ еще кого либо въ подземное царство.
Сафаръ-бей. (встревоженно). Что же еще развѣ кто нибудь умеръ?.
Няня. Хуже, господинъ. О — о…
Сафаръ-бен. Убитъ?!.
Няня. Хуже, господинъ, о — о. хуже… Твоя любимая сестра Роста Ханумъ наше сокровище, роза Абхазіи, жемчужина востока. наша Роста Ханумъ утонула.
Сафаръ-бей, Манучаръ, (вмѣстѣ воскликнули). Утонула?!
Няня Она услыхала о смерти отца въ замкѣ Илоры у Эхта-Ханума и какъ безумная поскакала сюда съ нукерами. О, Аллахъ, Аллахъ… Ея лошадь выбилась изъ силъ… Въ горахъ пошелъ сильный дождь; вода въ Гумистахъ сильно поднялась, и ревѣла какъ бѣшенная. Ханумъ погнала лошадь въ рѣку. О, лошадь споткнулась, вода унесла Роста Ханумъ. О, я виновата, руби мнѣ голову — вотъ сабля, я не опоясала домъ моего господина.
Манучаръ. Но она была внѣ дома.
Няня. Все равно… Ангелъ смерти не видѣлъ опояски и унесъ наше сокровище, нашу бѣлую лилію. О, моя проклятая голова. (Сафаръ-бей плачетъ).
Манучаръ. Что же, нашли ея тѣло?
Няня. Нашли, господинъ, сейчасъ же принесли къ отцу положили.
Манучаръ. А скоро отыскали ея тѣло.?
Няня. Скоро… Но души уже не нашли въ ней; душа утонула, надо душеньку ея теперь вызвать изъ воды. Я пойду звать ее, а потомъ рубите мнѣ голову (няня уходитъ черезъ парадную дверь).
Сафаръ-бей. (придя въ себя) Пойду взгляну на нее. О, моя чистая лилія за отцемъ и братомъ ушла, оставила насъ (Сафаръ-бей уходитъ черезъ боковую дверь, за нимъ въ раздумьи слѣдуетъ Манучаръ).
Дѣйствіе II.
[править]Магилевскій. Знаете, Вате Сіятельство, оказывается Сафаръ-бей проситъ у Его Величества Государя Императора покровительства.
Гудовичъ. (Протяжно) Та-акъ… (Графъ беретъ грамоту отъ Магилевскаго и громко читаетъ)
"Всеавгустѣйшему и Всемилостивѣйшему Монарху нашему Всеподданнѣйшее прошеніе и преданіе себя съ владѣніемъ моимъ черезъ сіе мое письмо, слѣдующимъ образомъ.
1) Я, Сафаръ-бей. наслѣдникъ и владѣтельный князь Абхазіи: Дала, Цабала, Самурзакани и внутреннихъ мѣстъ по своему доброму желанію отнынѣ вступаю въ подданство и службу Всемилостивѣйшаго Самодержавна всея Россіи и прочихъ Императора Александра Павловича.
2) Отнынѣ, письмомъ симъ передаю себя и Абхазію и все находящееся въ ней въ наслѣдственное подданство престолу Его Императорскаго Величества и также преемникамъ Его престола съ прежней нашей православной вѣрой.
3) Обязываюсь давать лѣсъ для кораблей и золотыя и серебрянныя руды, кои будутъ находиться въ моемъ владѣніи съ дачею нѣкоторой части мнѣ, по щедрой милости Всемилостивѣйшаго и Самодержавнѣйшаго Государя нашего.
4) Обязуюсь вмѣстѣ съ моими подданными безпрекословно повиноваться распоряженіямъ Главноуправляющаго Грузіей.
5) По благости и человѣколюбіямъ (Самодержавнѣйшаго Государя нашего Императора, я не льщусь тѣми выгодами, которыхъ обѣщаетъ мнѣ Порта-Оттоманская ежегодными жалованьями и прочими многими выгодами.
6) За все мое вѣрноподданническое усердіе Всеавгустѣйшій Самодержавецъ да соизволитъ оградить мое владѣніе отъ вторженія внѣшнихъ враговъ и внутреннихъ смутъ своими побѣдоносными войсками,
7) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
8) По священнѣйшему благоволенію отъ Его Императорскаго Величества да будетъ мнѣ грамота, утверждающая меня и мое потомство въ вѣчное потомственное управленіе страной, ненарушимо вѣчно, доколѣ Императорскій Престолъ пребудетъ счастливымъ и сильнымъ и да будетъ эта грамота утверждена Монаршей непосредственной подписью.
Съ такимъ искреннѣйшимъ вѣрноподданническимъ усердіемъ предаю себя и подвластное мнѣ владѣніе Престолу Всероссійской Имперіи объ усерднѣйшемъ исполненіи всѣ эти пункты утверждаю обѣщаніемъ и присягой.
Въ чемъ подписуемся. (Прочитавши кладетъ грамоту на столъ и стучитъ пальцемъ по бумагѣ).
— Много будетъ намъ хлопотъ съ этой Абхазіей. Уже на что Имеретинцы сравнительно смирный народъ. Но и эта Имеретія много у насъ крови испортила, а Абхазія — да это все равно, что крапивы накласть себѣ за пазуху.
Магилевскій (съ улыбкой). Но Ваше Сіятельство, весною щи изъ крапивы объяденіе.
Гудовичъ. Такъ то такъ, да какъ изъ Абхазіи сварить. Трудно, хоть теперь и весна.
Магилевскій. Сваримъ, Ваше Сіятельство, крапива ужасно любитъ собственное свое сѣмя… Такъ мы у крапивы возьмемъ малую толику ея сѣмячекъ.
Гудовичъ. Какъ такъ? Вѣдь у насъ крапивнымъ сѣменемъ называютъ чиновниковъ.
Магилевскій (съ улыбкой). И меня въ томъ числѣ. Чтобъ абхазская крапива не обжигала намъ ни рукъ, ни ногъ, мы возьмемъ у Сафаръ-бея его сыновей въ аманаты… Вотъ вамъ, Ваше Сіятельство щи изъ крапивы. Я хорошо изучилъ этихъ азіатовъ.
Гудовичъ. Отлично, я согласенъ.
Магилевскій. Вмѣстѣ съ тѣмъ мы потребуемъ отъ Сафаръ-бея просительныхъ пунктовъ по которымъ онъ обязуется поступить со своей стороной въ вѣчное и потомственное владѣніе Россіи.
Гудовичъ. Отлично, такъ и будемъ дѣйствовать. А чтобы Асланъ-бей не успѣлъ натворить тамъ бѣдъ, вы приготовите теперь же предписаніе генералъ-майору Рикгофу вступить съ войскомъ въ Абхазію на помощь Сафаръ-бею и предложеніе правительницѣ Мингреліи, княгинѣ Нинѣ Дадіани, чтобы ея милиція была отправлена немедленно туда, для изгнанія изъ Сухума Асланъ-бея. А еще бы лучше поймать этого разбойника
Магилевскій. Поймать его. Ваше Сіятельство, трудно будетъ. Если мы его даже прижмемъ на всѣхъ пунктахъ Абхазіи если, выгнавъ изъ Сухума, тоже отрѣжемъ ему отступленіе на югъ и на сѣверъ, то-есть и за рѣку Ріонъ въ Турцію и за рѣку Бзыбъ, тоже въ Турцію, къ Анапѣ, то у него еще остается отпертою дверь, которую мы запереть не въ силахъ. Другое дѣло, если бы мы укрѣпились на этомъ берегу. Но какъ? Надо добыть этотъ ключъ Ваше Сіятельство.
Гудовичъ. Отлично, я догадываюсь о какомъ ключѣ вы говорите.
Магилевскій. Да, Ваше Сіятельство, знаю, но только объ этомъ ключѣ надо говорить шопотомъ.
Гудовичъ. Что же. Мы шопотомъ переговоримъ съ тѣмъ, у кого этотъ ключъ теперь въ карманѣ.
Магилевскій. Съ Кучукъ-беемъ?
Гудовичъ. Да… объ этомъ давно думалъ. Пока Поти и устья Ріона въ рукахъ у Турокъ, мы безсильны упрочить нашу власть не только въ Абхазіи, но и въ Имеретіи. Турки всегда будутъ грозить этимъ странамъ. Пока взаперти устья Ріона ключемъ Кучукъ-бея, мы не можемъ доставлять въ Ріонъ изъ Крыма ни продовольствія, ни вспомогательнаго войска, ни боевыхъ припасовъ: все это нужно добывать изъ за хребта. Но вѣдь черезъ хребетъ только орлы безопасно летаютъ, а не наши обозы и отряды.
Магилевскій. Для этого, Ваше Сіятельство, нужно переговорить общепринятымъ языкомъ.
Гудовичъ. Какимъ это?
Магилевскій. Золотомъ-съ.
Гудовичъ. Отлично….
Магилевскій. А теперь надо бы и поговорить.
Гудовичъ. Отлично, у меня золотой словарь уже готовъ. Вотъ смотрите (Графъ отдернулъ со стола легкое покрывало изъ зеленой тафты, гдѣ лежали драгоцѣнные кинжалы, шашки, украшенныя дорогими камнями и брилліантами, пистолеты серебромъ и золотомъ отдѣланные, золотыя и серебрянныя медали. Графъ беретъ саблю и показываетъ). Вотъ этой саблѣ цѣна 1500 рублей, а эти двѣ но 100 руб, а одинъ этотъ кинжалъ съ камнями въ 750 рублей.
Магилевскій. Да, у дикаря глаза разбѣгутся при видѣ такихъ сокровищъ. За такое оружіе, Кучукъ-бей и отца родного продастъ. А кому же эти медали?
Гудовичъ. Ему и его приближеннымъ.
Могилевскій. На кого. Ваше Сіятельство, думаете возложить порученіе переговорить съ Кучукъ-беемъ?
Гудовичъ. Мой выборъ останавливается пока на его родственникахъ. преданныхъ Россіи. Я полагаю, что въ этомъ дѣлѣ будутъ полезны Вахтанъ Гуріели, двоюродный братъ Кучукъ-бея, также подполковникъ князь Эрнстовъ, генералъ-майоръ князь Орбеліани и князь Манучаръ Шервашидзе.
Могилевскій. Князь Манучаръ. какъ я слышалъ, очень друженъ съ Сафаръ-беемъ.
Гудовичъ. Кто ихъ разберетъ, этихъ азіатовъ. Вѣдь братъ же этого Манучара, Бежанъ участвовалъ въ убійствъ Келишъ-бея и его сыновей. Все это у нихъ зависитъ отъ минуты, отъ темперамента: сейчасъ они обнимаются, цѣлуются, а черезъ минуту кинжалъ въ сердцѣ, и все это изъ за пустяковъ.
Магилевскій. Да, удивительный народъ. Мнѣ объ этомъ же Асланъ-всѣ разсказывали, можетъ быть, это и анекдотъ, но очень характерный. Фетъ онъ гороховую похлебку, съѣлъ почти всю, но замѣтилъ въ жижицѣ одну горошину, не выловленную ложкой, старается ее выловить. Горошина все ускользаетъ изъ ложки, а у него уже глаза горятъ отъ злости на эту непокорную горошину. А говоритъ, подлая, не поддаешься, такъ вотъ же тебѣ, — выхватываетъ изъ за пояса пистолетъ и бацъ въ миску.
Гудовичъ. (Смѣется).
Гудовичъ. Да, это похоже на него.
Магилевскій. И на всякаго абхазца. У нихъ и женщины такія же отчаянныя. У этого Асланъ-бея есть молочная сестра, по имени Дида, такъ эта дѣвочка, дѣлаетъ съ ними всѣ набѣги на наши станицы: на Кубань, Кисловодскъ и теперь, говорятъ, пробралась къ нему въ Сухумъ и находится при немъ въ видѣ пажа.
Гудовичъ. Да, мнѣ говорили о ней, и прехорошенькій, говорятъ чертенокъ.
Матлевскій. Ваше Сіятельство, теперь я ухожу, у меня срочныя бумаги, нужно окончить.
Гудовичъ. Пока, до свиданія. (Магилевскій уходитъ).
Дѣйствіе 3.
[править]Орбеліани. Ханумъ, весело вамъ живется въ Поти? Не скучаете ли вы въ такомъ маленькомъ городкѣ?
Кучукъ-бей. Она теперь немножко скучаетъ по своей пріятельницѣ.
Орбеліани. Въ Тифлисѣ вы бы не скучали, тамъ такое обширное общество, столько развлеченій.
Эсма-Ханумъ (тихо). Мнѣ и здѣсь хорошо, катаюсь въ горахъ, ѣзжу съ отцомъ на охоту, плаваемъ по морю, иногда ѣздимъ въ Батумъ, Трапезондъ.
Орбеліани. О. это далеко не то, что въ Тифлисѣ (съ улыбкой), а еще лучше Петербургъ: вы были бы приняты ко Двору Императора; вы посѣщали бы придворные балы, оперу, театры. концерты; въ Эрмитажѣ и въ академіи художествъ вы бы видѣли столько произведеній искусствъ.
Эсма-Ханумъ (съ милой, наивной улыбкой). Это такъ много, что не поймешь всего.
Орбеліани (съ улыбкой). Вы бы все скоро узнали.
Эсма-Ханумъ. Но гамъ, говорятъ, лѣтомъ ночей не бываетъ,
Орбеліани. Нѣтъ, бываютъ ночи, но только свѣтлыя.
Эсма-Ханумъ. А какъ же мнѣ говорили, что тамъ какое то ледяное море, а лѣтомъ, ночью, солнце никогда не можетъ скрыться въ морѣ, а все ходитъ кругомъ, какъ потерянное и отъ этого люди съума сходятъ.
Орбеліани (весело смѣется). Это вамъ, вѣрно, говорили о Ледовитомъ океанѣ, туда къ полюсу, гдѣ, дѣйствительно, лѣтомъ нѣсколько мѣсяцевъ не заходитъ солнце, но это такъ далеко отъ Петербурга.
Эсма-Ханумъ. А все же страшно.
Кучукь-бей (шутя). Вотъ я тебя и отвезу въ Петербургъ, туда, гдѣ солнце ходитъ какъ потерянное.
Эсма-Ханумъ (капризно). Нѣтъ отецъ, ты лучше повези меня въ Стамбулъ — ты же обѣщалъ это и мнѣ и Дидѣ.
Бучукъ-бей (улыбаясь). Подожди, повезу.
Эсма-Ханумъ. Тамъ такіе мечети, дворцы, караванъ-сараи, Босфоръ, Золотой Рогъ, самъ падишахъ.
Орбеліани. Въ Петербургѣ дворцы, храмы, красавица Нева, Острова, сады какіе, Петергофъ, Павловскъ. Куда вашъ Стамбулъ!
Эсма-Ханумъ. Но тамъ такіе снѣга, такіе морозы, такая зима.
Орбеліани. А у васъ здѣсь развѣ не вѣчные снѣга на горахъ, не вѣчные морозы, не вѣчная зима?
Эсма-Ханумъ. Но то на горахъ только, а здѣсь въ Поти, въ Сухумѣ почти вѣчная весна.
Орбеліани. Но вы не знаете, Ханумъ, какъ хороши зимы въ Петербургѣ, какъ тамъ весело живется зимой. Вы любите танцевать?
Эсма-Ханумъ. О, да, мы съ Дидой въ аулѣ Чичи всегда были побѣдительницами въ танцахъ. Я такъ люблю танцы.
Орбеліани. Въ Стамбулѣ, вѣдь, не танцуютъ, за то въ Петербургѣ всю зиму танцуютъ, то въ Дворянскомъ Собраніи, то на балахъ у знатныхъ вельможъ, то на придворныхъ балахъ, гдѣ танцуетъ самъ Государь Императоръ. Вотъ, гдѣ бы вы показали свое искусство.
Эсма-Ханумъ. Самъ бѣлый царь танцуетъ передъ своими подданными, передъ рабами?!
Орбеліани. Да. такъ принято во всей Европѣ, у всѣхъ Государей; обыкновенно, государи и государыни сами открываютъ танцы. Нынѣшнюю зиму нашъ великій повелитель Императоръ Александръ Павловичъ, милостиво танцевалъ съ моей сестрой. Эта честь могла бы выпасть на вашу долю, если бы вы съ вашимъ почтеннымъ родителемъ, явились бы въ Петербургъ и были бы представлены къ Высочайшему Двору,
Эсма-Ханумъ. А падишахъ не танцуетъ?
Кучукъ-бей. Нѣтъ, дитя, падишахъ не танцуетъ.
Орбеліани. При томъ турецкія женщины и дѣвушки живутъ точно въ тюрьмѣ, ихъ никто не видитъ. — А театры?
Эсма-Ханумъ. Да, я слышала о театрахъ: тамъ хитро представляютъ то чего не было, — и спорятъ нарочно и показываютъ видъ, что убиваютъ, а убитые потомъ встаютъ.
Орбеліани. (невольный смѣхъ). Не совсѣмъ такъ, Ханумъ. Въ театрѣ вы не думаете, что все видѣнное неправда, что что нарочно. Вы расплачетесь ее разъ, такъ будетъ хорошо.
Эсма-Ханумъ. Зачѣмъ же плакать, когда хорошо?
Орбеліани. Когда хорошо представляютъ въ театрѣ, то отъ этого хорошаго можно расплакаться сладкими слезами, — понимаете вы это?
Эсма-Ханумъ. Понимаю… Когда я долго послѣ аула Чичи не видѣла Диды, а потомъ, когда она пріѣхала съ Бежаномъ Шервашидзе, чтобы просить у отца помощи Асланъ-бею, то когда я увидѣла Диду, такъ отъ радости расплакалась.
Орбеліани. А вы знаете Асланъ-бея, Ханумъ?
Эсма-Ханумъ. Какъ же, мы воспитывались съ ними въ одномъ аулѣ — Чичи. Ахъ какой онъ былъ уже тогда делибашъ, еще мальчишкой (общее молчаніе).
Орбеліани. Такъ хотите въ Петербургъ, Ханумъ?
Эсма-Ханумъ. Хочу… Мнѣ бы хотѣлось.
Кучукъ-бей (передразнивая). Потанцевать съ самимъ бѣлымъ царемъ!
Эсма-Ханумъ (съ смущенной улыбкой). Да, отецъ.
(Орбеліани смотритъ на часы).
Орбеліани. Какъ ни пріятно мнѣ съ вами говорить, прекрасная Ханумъ. но служба требуетъ, чтобы я ушелъ (встаетъ обращается къ Эсма Ханумъ). Надѣюсь скоро видѣть васъ, въ Петербургѣ, танцующей съ бѣлымъ царемъ (дѣлаетъ почтительный поклонъ, уходитъ, его провожаетъ Кучукъ-бей. Эсма-Ханумъ остается и надумываете я глубоко),
(На сцену являются Асланъ-бей въ Дидоір дѣвицы цѣлуются.
Эсма-Ханумъ. Ахъ, вы еще здѣсь, не поѣхали?
Дида. Нѣтъ, мы ѣздили въ Сухумъ, но какъ понадобилось, опять пріѣхали.
Эсма-Ханумъ. Знаешь, Дида, мы поѣдемъ въ Петербургъ.
Дида (изумленно). Въ Петербургъ? Зачѣмъ? Ты съума сошла?
Эсма-Ханумъ, Нѣтъ, Дида. Тамъ, говорятъ, такъ хорошо… Театръ, бѣлый царь…
(Кучукъ-бей приходитъ).
Асланъ-бей. Паша ты идешь прямо къ погибели и тащишь за собой въ пропасть Абхазію. Посмотри, что сталось съ Имеретіей. Ея Цяръ Положенъ, выгнанный изъ своего дворца. изъ своей столицы, бродитъ теперь по горамъ и болотамъ своего царства, оспаривая у дикихъ кабановъ и козъ ночлегъ для себя и своего семейства. Вѣдь ему негдѣ голову преклонить дворецъ его превращенъ въ конюшни для казацкихъ лошадей, А Мингрелія и Гурія? Въ кого превратились владѣльцы этихъ странъ? Имъ ли принадлежатъ ихъ города? Нѣтъ, тамъ правятъ всѣмъ гарнизонные начальники. Зачѣмъ это гарнизонные? А это, — говорятъ, для безопасности владѣтелей. Это — почетная тюрьма. Повѣрь, Паша, они и къ тебѣ, въ Поти поставятъ гарнизонъ — почетную стражу, для чего? Охранять особу Кучукъ-бея. Вотъ ужъ къ моему братцу — бабѣ Сафаръ-бею, приставили почетный караулъ, а старшаго сына его, княжича Димитрія, отправятъ въ Петербургъ аманатомъ. Развѣ падишахъ беретъ у насъ аманатовъ? Повѣрь, паша и у тебя возьмутъ твое сокровище, свѣтъ очей твоихъ.
Кучукъ-бей. Кого?
Асланъ-бей. Твою жемчужину, розу садовъ Абхазіи, звѣзду востока — твою Эсма-Ханумъ.
Кучукъ-бей (вскричалъ). Какъ, зачѣмъ?
Асланъ-бен. Показать театры, дворцы, а потомъ засадить въ тюрьму, которую они называютъ Смольнымъ институтомъ. Я это знаю отъ вѣрныхъ людей… Тамъ уже зачахла не одна грузинка, не достаетъ, чтобы тамъ завяла прекраснѣйшая изъ всѣхъ розъ Абхазіи… Не даромъ такъ прельщалъ ее Князь Орбеліани, собака, потянувшаяся за чужимъ кускомъ, когда подъ носомъ есть гораздо лучшій.
Кучукъ-бей (закричалъ) хватаясь за рукоятку кинжала). Этому не быть, клянусь бородой Пророка?
Асланъ-бей. Погляди на море (протягиваетъ руку по направленію къ морю). Оно теперь наше… Слышишь крикъ чаекъ, что вольно носятся надъ водой, ища себѣ добычу. Это мы — сыны горъ, такіе же вольные какъ птицы небесныя. Этотъ воздухъ, это море, эти корабли, это небо — все это наше, Они, какъ воры пробираются къ намъ; ихъ корабли, какъ шакалы ночью подкрадываются къ нашимъ берегамъ изъ Крыма. Какое имъ дѣло до насъ? Мы не лѣземъ къ нимъ въ Петербургъ, а они къ намъ лѣзутъ, — зачѣмъ? Намъ Аллахъ далъ эту землю, это море, а они хотятъ отнять у насъ.
Кучукъ-бей. Никогда. Если насъ мало, а ихъ много, то за насъ самъ падишахъ и тѣнь Аллаха на землѣ. Эта тѣнь прикроетъ насъ.
Асланъ-бей. Но мы должны дѣйствовать.
Кучукъ-бей. Аллахъ Керимъ! Мы будемъ дѣйствовать, Трапезондъ недалеко.
Асланъ-бей. А кто есть тамъ у тебя?
Кучукъ-бей. Самъ Сераскиръ Шерифъ паша. Онъ до самой Мекки готовъ идти, если скажу, что онъ однимъ глазомъ монетъ увидѣть мою жемчужину.
Асланъ-бей. Это Эсма-Ханумъ?
Кучукъ-бей. Да, дитя моей души, лучшую кровь моего сердца.
Асланъ-бей. А развѣ Шерифъ паша уже видѣлъ ее?
Кучукъ-бей. Видѣлъ, когда она не носила еще покрывало стыдливости.
Асланъ-бей И ты отдаешь ее Сераскиру?
Кучукъ-бей. Не знаю… Не знаю, можно ли вырѣзать кусокъ сердца и остаться живымъ?
Асланъ-бей. Пообѣщай — помани льва овечкой.
Кучукъ-бей. Попробую.
Асланъ-бей. Паша, намъ медлить нельзя. Мои кунаки сообщили мнѣ, изъ Редутъ-Кале, что эта собака, которая пѣла здѣсь соловьемъ, думая соблазнитъ Эсма-Ханумъ Петербургомъ, его театрами, готовится уже къ осадѣ Поти, чтобы отнять у тебя назадъ тѣ драгоцѣнныя сабли и кинжалы, которые подарены тебѣ*
Кучукъ-бей (нѣсколько задорно). А это тоже кунаки сообщили?
Асланъ-бей Кунаки… Однако, паша, намъ съ тобой ссориться не выгодно.
Кучукъ-бей. Правда, князь… И орлы ссорятся изъ-за добычи, но когда къ ихъ гнѣзду подбирается охотникъ за орлятами то они несутъ свои когти и клювы на общаго врага.
Асланъ-бей. Сама мудрость говоритъ твоими устами. Когда же ты думаешь поманить Шерифъ-паша своей овечкой?
Кучукъ-бей. Сейчасъ я пошлю гонца (Уходитъ, Асланъ-бей остается, встаетъ съ мѣста).
Асланъ-бей (въ отчаяніи). Полагая спасти отъ гибели возлюбленную родину и право династіи, я убилъ отца родного и братьевъ и далѣе не останавливался ни передъ чѣмъ. Но нѣтъ, не суждено мнѣ спасти Абхазію. Владѣтельница Мингреліи и сынъ ея всегда будутъ держать сторону Сафаръ-бея, какъ мужа Тамары, изъ рода тѣхъ же Дадіани. Но что-же мы вдвоемъ можемъ сдѣлать противъ трехъ силъ: русской, мингрельской и абхазской. Да и гурійцы, особенно ихъ владѣтельный князь, Мамія, давно принявшій христіанство, тоже можетъ присоединиться къ нимъ. Какъ быть? Гдѣ спасенье? У турокъ? нѣтъ! Они не могутъ быть опорой, русскіе побѣдятъ ихъ… Но я буду защищаться, я не пощажу себя и преданныхъ мнѣ людей, буду продолжать борьбу до послѣдней возможности. Но нѣтъ спасенія Абхазіи. Этотъ Мафусаилъ видѣлъ Эсма-Ханумъ и мечтаетъ взять ее себѣ въ жены. Будь онъ проклятъ!.. Никогда! Лучше потерять жизнь. (Асланъ-бей падаетъ въ кресло. Входитъ Эсма-Ханумъ, съ удивленіемъ смотритъ на Асланъ-бея, свѣсившагося съ кресла безъ чувствъ. Она нагибается и цѣлуетъ ему руки, онъ вздрогнувъ, открываетъ глаза, блеснувшіе безумной радостью).
Асланъ-бей. Эсма, дѣва рая! (онъ приподнялся обвилъ ее руками). О моя жизнь, душа души моей. Я увезу тебя къ себѣ въ Абхазію въ горы, я спрячу тебя въ своемъ сердцѣ. Я не позволю отдать тебя въ его гаремъ (Эсма освобождается изгь его объятій).
Эсма-Ханумъ. (съ испугомъ) Меня отдать? Кому?
Асланъ-бей. Развѣ ты не знаешь, дитя мое, что отецъ твой обѣщалъ отдать тебя Шерифу-пашѣ?
Эсма-Ханумъ. (съ ужасомъ). Шерифу-пашѣ? Аллахъ!
Асланъ-бей. Да, дитя мое, поэтому Сераскиръ идетъ съ войскомъ къ Поти, Онъ скоро придетъ, знаю отъ лазутчиковъ. Но я не отдамъ тебя никому, дитя души моей. Я похищу тебя и ты уйдешь въ Сухумъ, въ Абхазію, ты будешь моей женой, моей владычицей-владычицей Абхазіи. Я одѣну золотой царскій вѣнецъ на твою головку, посажу тебя на тронъ и будешь ты царицею Абхазіи, моею царицею.
Эсма-Ханумъ, (робко). Какъ же мы уйдемъ изъ крѣпости, когда кругомъ русскіе и мингрельцы.Асланъ-бей. Объ этомъ не безпокойся, дитя мое. Я уже заранѣе все приготовилъ. Прости меня, чистая жемчужина, я давно рѣшилъ похитить тебя силою, но ты теперь сама согласна, да? Говори, пусть, сіяютъ твои глаза передо мной, пусть сверкаютъ твои перламутровые зубы, играй твоимъ голоскомъ на струнахъ моей души. Ты для меня все (въ это время раздается пушечный выстрѣлъ). Слышишь, дитя мое, если Шерифъ паша не успѣетъ явиться къ Поти, все равно русскіе возьмутъ крѣпость и ты будешь плѣнницей какого нибудь русскаго казака или Шерифъ паши, если онъ явится раньше.
Эсма-ХануМъ. О, нѣтъ, нѣтъ (съ испугомъ). Но какъ мы выйдемъ отсюда?
Асланъ-бей (тихо, торопливо). Слушай, пока никто не пришелъ, я все разскажу тебѣ. Изъ крѣпости есть тайный ходъ. Объ этомъ только знаетъ твой отецъ, да я. Въ задней стѣнѣ мечети налѣво отъ минарета есть тайная дверь, которая отворяется. если нажать одинъ мѣдный гвоздь у самаго пола; дверь идетъ въ подземный коридоръ, что выходитъ прямо къ морю. Выходъ изъ него заваленъ большимъ камнемъ, который легко сдвигается въ сторону тоже особой пружиной. Камень этотъ прикрытъ большимъ кустомъ боярышника. Я уже посылалъ своего вѣрнаго Тамшуга въ Сухумъ къ князю Бежану, чтобы онъ ночью съ лодкой и гребцами явился у стѣнъ Поти въ условленномъ мѣстѣ. Лодка эта приметъ насъ.
Эсма-Ханумъ. Дида съ нами поѣдетъ?
Аслапъ-бгй. Да, она вернется въ свой аулъ (встаетъ, бережно беретъ ее за талію). Ну уйдемъ, часть моей души (уходятъ).
Дѣйствіе 4.
[править]Мичманъ 1. Что такое, старичекъ?
Старикъ. Этотъ человѣкъ, господинъ, оказался измѣнникомъ и господинъ нашъ Асланъ-бей приказалъ вчера подвергнуть его публичному наказанію, черезъ собакъ, пока не покроетъ его собою тѣнь минарета, а потомъ отвязать и привести къ бею для казни. А такъ какъ Асланъ-бей и его воины оставили городъ еще ночью, а тѣнь отъ минарета уже покрыла половину тѣла измѣнника, то я жду пока не покроетъ его Аллахъ своей тѣнью, и тогда развяжу его.
Мичманъ 2-й. Да, онъ весь облитъ, кажется кислымъ молокомъ?
Мичманъ 1-й. Это такой обычай у нихъ. Виновному обливаютъ лицо и бороду кислымъ молокомъ, сажаютъ на осла или лошадь лицомъ къ хвосту и водятъ по городу. Это считается публичнымъ поруганіемъ, а высшее поруганіе это раздѣваютъ виновнаго до-нага, обливаютъ все тѣло кислымъ молокомъ, привязываютъ къ брусу или тяжелой доскѣ и предоставляютъ собакамъ лизать его.
Мичманъ 2-й. Фу, какая гадость! Отвяжи его скорѣй, старикъ! Аллахъ покрылъ его уже своей тѣнью.
(Старикъ отвязываетъ несчастнаго).
Мичманъ 1-й. Чѣмъ же провинился этотъ несчастный передъ Асланъ-беемъ?
Старикъ. Да онъ, господинъ, тайно далъ знать вчера вечеромъ старшему брату нашего господина Асланъ-бея Сафаръ-бею, что русскіе бомбардируютъ Сухумъ и, вѣроятно, скоро возьмутъ его.
Мичманъ 2-й. О, такъ онъ нашъ союзникъ. Его не казнить надо, а наградить.
Докторъ. Правда, юноша, правда. А какъ онъ тебѣ приходится старикъ?
Старикъ. Онъ мой сынъ, господинъ!
Мичманъ 2-й. Такъ вы оба наши друзья — союзники, (Хлопаетъ по плечу старика, который торопливо отвязываетъ несчастнаго. Несчастный съ помощью отца поднимается и садится на брусъ) Что же ты его раньше не развязалъ, старикъ, разъ Асланъ-бея давно уже нѣтъ въ Сухумѣ?
Старикъ. По закону, господинъ, по корану: Мулла говоритъ, что пока тѣнь Аллаха отъ минарета не покроетъ собою осужденнаго, до тѣхъ поръ его нельзя отвязать, а то Аллахъ убьетъ его солнечною стрѣлою.
Докторъ. Старикъ, веди его за мной, я ему дамъ во что одѣться, (;уходитъ въ сторону. Раздаются звуки рожковъ, призывающіе команду къ сдеру, матросы выстраиваются, мичманы поспѣшно занимаютъ свои мѣста между войсками).
Доитъ (громко протяжно). На кр-р-аулъ! (Морское войско выстраивается въ ожиданіи сухопутнаго войска. За кулисами слышны таги приближающагося войска).
Сухопутный офицеръ. Стопъ! На кр-раулъ! (Сухопутное войско на сценѣ выстраивается. Вызовъ морского отряда).
Орбеліани (обращается къ войскамъ). Русское доблестное войско и наши союзники! Поздравляю васъ съ побѣдой. Благодарю васъ за честное и храброе исполненіе своего долга предъ Государемъ Императоромъ и отечествомъ.
Войско. Рады стараться, Ваше Сіятельство!
Орбеліани (обращается къ близко стоящему мичману. Господинъ мичманъ! прикажите принести два большихъ турецкихъ барабана, (мичманъ съ помощью одного матроса приноситъ и кладетъ барабаны. Орбеліани беретъ у своего адъютанта Высочайшую грамоту, орденъ Анны 1-й степени и кладетъ ихъ на верхъ сложенныхъ барабановъ.
Орбеліани (обращается къ своему адъютанту).
Попросите батюшку сюда. (Адъютантъ поспѣшно уходитъ).
(Въ это время старикъ — священникъ въ полномъ облаченіи съ крестомъ и Евангеліемъ отдѣляется отъ свиты, кладетъ священные предметы на Высочайшую грамоту и орденскую ленту),
Орбеліани.-- Ваша Свѣтлость! приступайте къ присягѣ священнодѣйствію, (Сафаръ-бей подходитъ къ аналою, поднимаетъ правую руку съ крестнымъ сложеніемъ).
Священникъ, (старческимъ голосомъ). Я — Сафаръ-бей, владѣтельный князь Абхазіи, въ святомъ крещеніи Георгій князь Шервашидзе, предъ Всемогущимъ Богомъ и святымъ Его Евангеліемъ обѣщаюсь и клянусь, что Всепресвѣтлѣйпіему Державнѣйшему, Великому Государю Императору Александру Павловичу Самодержцу Всероссійскому и прочая, и прочая, и прочая и Его Императорскаго Величества Всероссійскаго Престола Наслѣднику, Его Императорскому Высочеству Государю Цесаревичу и Великому Князю (такому то) хочу быть вѣрнымъ, добрымъ и послушнымъ и вѣчно подданнымъ и не вступать въ союзы съ другими державами и никуда безъ Высочайшаго Его Императорскаго Величества соизволенія и указа за-границу не отъѣзжать и въ чужестранную службу не вступать; такожъ съ непріятелями Его Императорскаго Величества вредительной откровенности не имѣть, ниже такую заповѣдную корреспонденцію внутрь и внѣ Россійскаго Государства содержать и никакимъ образомъ противудолжности вѣрнаго подданнаго Его Иператорскаг о Величества не поступать и всѣ къ Высокому Его Императорскаго Величества Самодержавству, силѣ и власти принадлежащія права и преимущества, узаконенныя и впредь узаконяемыя, но крайнему разумѣнію. силѣ и возможности предостерегать и оборонять, и въ томъ, во всемъ живота своего въ потребномъ случаѣ не щадить и при томъ старатися споспѣшествовать все, что къ Его Императорскаго Величества вѣрной службѣ и пользѣ государственной во всякихъ случаяхъ касаться можетъ. О ущербѣ же Его Величества интереса, вредѣ и убыткѣ, какъ скоро о томъ увѣдаю, не токмо благовременно объявлять, но и всякими мѣрами отвращать и не допущать тщатися буду; когда же къ службѣ и пользѣ Его Величества какое тайное дѣло, или какое бы оно ни было, которое приказано будетъ тайно содержать, и то содержатъ въ совершенной тайнѣ и никому не объявлять, кому о томъ вѣдать не надлежитъ и не будетъ повелѣно объявлять. Сіе долженъ и хощу вѣрно содержать, елико Всемогущій Господь Богъ душевно и тѣлесно да поможетъ, Въ заключеніе сей клятвы цѣлую Слова и Крестъ Спасителя Аминь.
(Эти слова за нимъ повторяетъ Сафаръ-бей. По окончаніи присяги Орбеліани подходитъ къ аналою, беретъ Евангеліе и крестъ, передаетъ ихъ священнику, а самъ, развернувъ Высочайшую грамоту, громко читаетъ).
(Орбеліани вручаетъ Сафаръ-бею грамоту, тотъ цѣлуетъ собственноручную подпись Государя).
Орбеліани подходитъ къ Сафаръ-бею). Поздравляю Васъ, Ваша Свѣтлость, съ Монаршею милостью (возлагаетъ на него орденскую ленту Анны І-й степени). Съ сего момента Вы не Сафаръ-бей, а свѣтлѣйшій князь Георгій Шервашидзе (они цѣлуются; войско кричитъ «ура», раздаются нѣсколько пушечныхъ выстрѣловъ, затѣмъ музыка играетъ тушъ. Въ это время на сцену являются старики съ низко опущенными головами, на шеѣ у каждаго виситъ обнаженная сабля).
Сафаръ-бей. Что это такое князь?
Орбеліани. Догадываюсь, Ваша Свѣтлость! Это почетнѣйшіе старѣйшины Сухума и сосѣднихъ селъ несутъ Вамъ повинную. Сабля на шеѣ — это величайшій позоръ, величайшее униженіе и глубочайшая покорность. Этимъ они заявляютъ Вашей Свѣтлости, что заслужили смертную казнь; этими саблями Вы можете ихъ казнить, но въ вашей власти ихъ помиловать.
Сафаръ-бей. Ваше Сіятельство! я полагаю что нужно помиловать.
Орбеліани. Да, слѣдуетъ. Пожалуйте, Ваша Свѣтлость, къ нимъ навстрѣчу (Сафаръ-бей и Орбеліани выходятъ навстрѣчу старикамъ).
Орбеліани. Здравствуйте, старики! (Старѣйшины молча низко кланяются). Признаете вы себя виновными передъ Его Императорскимъ Величествомъ и передъ законнымъ владѣтелемъ всей Абхазіи, Его Свѣтлостью, княземъ Сафаръ-беемъ? (Старики кланяются низко). Слушайте, почтенные старѣйшины! Его Свѣтлость князь Сафаръ-бей и я, князь Орбеліани, данною намъ отъ Государя Императора властью объявляемъ вамъ помилованіе и прощеніе всего сидѣяннаго вами въ ослѣпленіи и невѣдѣніи. Поднимите же головы и приведите ваши сабли въ порядокъ, мы возвращаемъ ихъ вамъ съ прежнею честью (Старѣйшины выправляются и приводятъ сабли въ порядокъ).
Орбеліани. Слушайте, почтенные старѣйшины! Отправляйтесь теперь въ ваши аулы, оповѣстите всѣхъ о священной волѣ Государя Императора и разошлите гонцовъ по всей Абхазіи со слѣдующимъ нашимъ приказаніемъ: пусть всѣ абхазскіе князья и дворяне и духовенство, а равно всѣ способные носить оружіе, пусть всѣ явятся въ Соуксу къ 30 ноября сего 1810 года. Тамъ будетъ прочитана Высочайшая грамота, и всѣ будутъ приведены къ присягѣ на вѣрность Государю Императору и законному владѣтелю страны. Слышали, поняли?
Старѣйшины. Слышали и поняли (дѣлаютъ поклонъ и уходятъ. Орбеліани подходитъ къ малолѣтнему Дмитрію).
Орбеліани. Теперь, мой милый мальчикъ, подойди, поздравь папу съ Монаршей милостью и простись съ нимъ (Дмитрій подходитъ къ отцу, тотъ нѣжно его обнимаетъ, нѣсколько разъ цѣлуетъ и три раза осѣняетъ крестнымъ знаменіемъ)
Сафаръ-бей. Иди къ мамѣ (Дмитрій подходитъ къ матери). Княгиня. Мой дорогой крошечка! (Страстно обхватываетъ мальчика и съ воплемъ цѣлуетъ его);