Перейти к содержанию

Сицилиец, или Любовь-живописец (Мольер; Устрялов)/ПСС Мольера 1913 (ДО)

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Сицилиец, или Любовь-живописец : Комедия-балет в одном действии
авторъ Жан-Батист Мольер, пер. В. Ф. Устрялов
Оригинал: фр. Le Sicilien, ou l’Amour peintre, опубл.: 1666. — Источникъ: Полное собрание сочинений Мольера : в 4 т. / Ред. П. И. Вейнберга и П. В. Быкова; С критико-биографическим очерком Е. В. Аничкова, предисл. в пер. Ю. А. Веселовского, примеч. П. И. Вейнберга и П. В. Быкова и с прил. портр. Мольера — 2-е изд. — СПб.: Т-во А. Ф. Маркс, 1913. — Т. 3. (каталог РГБ) az.lib.ru

СИЦИЛІЕЦЪ, ИЛИ ЛЮБОВЬ-ЖИВОПИСЕЦЪ

[править]
(Le Sicilien, ou l’Amour peintre).

Комедія-балеть въ одномъ дѣйствіи.

Переводъ В. Ѳ. Устрялова.

«Балетъ Музъ», представленный въ Сенъ-Жерменѣ 2-го декабря 1666 года, былъ данъ еще разъ въ этой королевской резиденціи 5-го января 1667 года. Отсутствіе молодого Барона заставило Мольера взять назадъ свою «Мелицерту», которою онъ, къ тому же, былъ не особенно доволенъ; онъ замѣнилъ этотъ отрывокъ изъ пьесы комедіей «Сициліецъ, или любовь-живописецъ». Эта прелестная комедія была затѣмъ разыграна въ Парижѣ 10-го іюня того же года; Мольеръ опять участвовалъ въ этомъ спектаклѣ, въ качествѣ актера; между тѣмъ, какъ это видно изъ письма Робине, онъ на нѣкоторое время долженъ былъ удалиться отъ сцены вслѣдствіе грудной болѣзни, которая и свела его потомъ въ могилу:

Со дня вчерашняго какъ разъ

Дивертисментъ есть вновь у насъ.

То — «Сициліецъ», что Мольеръ,

Создавъ чудесно, всѣмъ въ примѣръ,

Въ балетъ нашъ королевскій ввелъ

И всѣхъ, клянусь, въ восторгъ привелъ.

А самъ, прибывъ издалека,

Помолодѣвъ отъ молока,

Быть-можетъ, нѣкой Іо[1] новой, —

Что стала съ шерстію коровой, —

Онъ былъ забавенъ, какъ актеръ,

На рѣдкость радуя нашъ взоръ[* 1].

Либретто «Балета Музъ» указываетъ на то, что «Сициліецъ» написавъ былъ исключительно для того, чтобы показать королю турокъ и мавровъ… Ташеро, передавая этотъ фактъ, основательно замѣчаетъ, что далеко отъ насъ то время, когда подобныя прихоти служили поводомъ для подобныхъ произведеній… «Дѣйствительно „Сициліецъ“ — прелестная пьеса; притомъ въ нашемъ репертуарѣ она является первою маленькою одноактною пьесою, въ которой, по мнѣнію Вольтера, есть изящество и легкость». «До этого времени, — говорить Петито (Petitot): — не думали, чтобы изящество и утонченность манеръ могли встрѣчаться въ комедіяхъ, на которыя смотрѣли только какъ на фарсы, имѣющіе цѣлью давать отдыхъ вниманію зрителей послѣ того, какъ оно долгое время было занято трагедіей или же комедіей характеровъ. „Сициліецъ“ доказалъ, что можно было достигнуть успѣха и въ совершенно другомъ жанрѣ. Этотъ прелестный образецъ много разъ вызывалъ подражанія; по, желая избѣгнуть фарса, многіе впадали въ противоположную крайность; деликатность превращалась въ аффектацію, изящество — въ манерность, тонкость — въ ложное остроуміе… Такъ произошли всѣ будуарныя комедіи, послѣдовательно смѣнявшія одна другую на сценѣ „Французской Комедіи“, несмотря на возраженія людей съ хорошимъ вкусомъ, которымъ тяжело было видѣть искаженіе прекраснаго жанра, первый образецъ котораго далъ Мольеръ, причемъ отъ этого образца не нужно было отступать».

Всѣ комментаторы согласились съ Вольтеромъ и Петито. Чтобы дополнить исторію критики «Сицилійца», мы лучше всего приведемъ мнѣніе Оже: "Трудно было бы придумать сюжетъ, который давалъ бы болѣе матеріала для развлеченій, и такъ расположить дѣйствія, чтобы они могли быть хорошо размѣщены. Своеобразность сицилійскихъ нравовъ, смѣшеніе народовъ, разнообразіе костюмовъ, сумрачная и титаническая любовь благороднаго уроженца Мессины или Палермо, на ряду съ почтительною и нѣжною любовью французскаго дворянина, ночныя сцены, любовныя серенады, вуали — это изобрѣтеніе кокетства или ревности, которыя могутъ имъ пользоваться одно противъ другой, — все это создавало оживленное и картинное зрѣлище, которое, конечно, еще болѣе украшали музыка и танцы.

«Невольно приходитъ въ голову, что комедія-балетъ „Сициліецъ“ могла быть родоначальницею комической оперы. Въ самомъ дѣлѣ, развѣ мы не находимъ въ пьесѣ Мольера дуэтовъ и небольшихъ арій, какъ въ нашихъ лирическихъ комедіяхъ, — даже дивертисментовъ, которые поэтъ обыкновенно помѣщаетъ въ концѣ актовъ, какъ готовую канву для музыки и хореографія? Къ тому же „Сициліецъ“ разбить на части, точно комическая опера; картины, ситуаціи, аріи тамъ подготовляются и вводятся такимъ же образомъ. Это сходство показалось настолько близкимъ, что въ 1780 году эту пьесу дали въ „Итальянскомъ театрѣ“ безъ всякихъ перемѣнъ, за исключеніемъ только того, что мѣстами проза Мольера была превращена въ риѳмованныя строки, съ цѣлью увеличить число отдѣльныхъ номеровъ для пѣнія».

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА КОМЕДІИ:

Донъ Педро, сицилійскій дворянинъ.

Адрастъ, французскій дворянинъ, влюбленный въ Исидору.

Исидора, гречанка, рабыня дона Педро.

Заида, молодая рабыня.

Сенаторъ.

Али, турокъ, рабъ Адраста.

Два прислужника.

ДѢЙСТВУЮЩІЯ ЛИЦА БАЛЕТА:

Музыканты.

Рабъ поющій.

Рабы, танцующіе.

Мавры и мавританки, танцующіе.

ЯВЛЕНІЕ I. Али и музыканты.

Али (музыкантамъ). Тише. Но выступайте болѣе впередъ и оставайтесь на этомъ мѣстѣ, пока я васъ не позову.

ЯВЛЕНІЕ II.

Али (одинъ). Темно, какъ въ печи; въ этотъ вечеръ небо одѣлось, какъ Скарамушъ[2]: я не вижу ни одной звѣзды, которая бы высунула носъ. Что за глупое холопское положеніе — никогда не жить для себя, зависѣть всецѣло отъ причудъ хозяина, приноравливаться къ его расположенію духа; на всѣ затѣи, какія онъ можетъ выдумать, смотрѣть, какъ на свои собственныя заботы! Вотъ и мой хозяинъ заставляетъ меня жить его тревогами: изъ-за того, что онъ влюбленъ, нужно, чтобы ни днемъ ни ночью и у меня не было покоя. Вотъ однако факелы — навѣрное, это онъ идетъ.

ЯВЛЕНІЕ III. Адрастъ, прислужники (каждый несетъ по факелу), Али.

Адрастъ. Это ты, Али?

Али. А кто же бы могъ быть, какъ не я? Въ эти ночные часы, я думаю, сударь, кромѣ васъ да меня никому не придетъ въ голову бѣгать по улицамъ.

Адрастъ. Я думаю, что нельзя также найти другого человѣку испытывающаго въ сердцѣ такую муку, какую я чувствую. Вѣдь въ самомъ дѣлѣ это еще ничего, когда можно бороться съ равнодушіемъ или суровостью любимой красавицы; по крайней мѣрѣ всегда найдешь утѣшеніе въ жалобахъ, можешь свободно вздыхать; но не имѣть возможности найти случай говорить съ той, кого обожаешь, не быть въ состояніи узнать у красавицы, пріятна или непріятна ей та любовь, которую зажигаютъ ея глаза, — это, на мой взглядъ, самая досадная изъ всѣхъ тревогъ, и именно въ такомъ состояніи держитъ меня несносный ревнивецъ: до того заботливо онъ сторожитъ мою очаровательную гречанку; ни шагу онъ не дѣлаетъ безъ того, чтобы не потащить ее вмѣстѣ съ собою.

Али. Но вѣдь въ любви есть разные способы для выраженія взаимныхъ чувствъ; что до меня, то мнѣ кажется, что ваши глаза и ея, за два почти мѣсяца, уже много наговорили другъ другу.

Адрастъ. Это правда, что мы часто разговаривали глазами; но какъ узнать, что каждый изъ насъ какъ слѣдуетъ объяснялся на этомъ языкѣ? И, при всемъ томъ, могу ли я быть увѣренъ, что она хорошо внимаетъ тому, что говорить ей мой взгляды, и что ея глаза говорятъ мнѣ именно то, что я иногдавоспринимаю?

Али. Надо поискать какое-нибудь средство бесѣдовать иначе. Адрастъ. Съ тобою музыканты?

Али. Да.

Адрастъ. Пускай подойдутъ. (Въ сторону) Я велю имъ играть здѣсь до утра; посмотримъ, не заставитъ ли красавицу ихъ музыка показаться у какого-нибудь окна.

ЯВЛЕНІЕ IV. Адрастъ, Али и музыканты.

Али. Они здѣсь. Что имъ спѣть?

Адрастъ. То, что они сочтутъ наилучшимъ.

Али. Нужно, чтобы они спѣли тріо, которое я уже слышалъ одинъ разъ.

Адрастъ. Нѣтъ. Это не то, что мнѣ нужно.

Али. Ахъ! Сударь, тамъ такой прекрасный бекаръ[3]!

Адрастъ. Что ты хочешь сказать, чортъ побери, твоимъ прекраснымъ бекаромъ?

Али. Сударь, я стою за бекаръ. Вамъ извѣстно, что я въ этомъ знаю толкъ. Бекаръ меня восхищаетъ; помимо бекара нѣтъ спасенія въ гармоніи. Послушайте немножко тріо.

Адрастъ. Нѣтъ. Я хочу чего-нибудь нѣжнаго и страстнаго, что погрузило бы меня въ сладкія грезы.

Али. Я вижу отличію, что вы стоите за бемоль; но есть возможность удовлетворить насъ обоихъ. Они споютъ вамъ извѣстную сцену изъ маленькой пьесы, которую они уже при мнѣ исполнили. Въ ней изображены двое возлюбленныхъ пастушковъ, полныхъ томленія; они, при бемолѣ, уединяются въ лѣсъ изливать свои жалобы, потомъ разсказываютъ другъ другу о жестокости своихъ возлюбленныхъ; наконецъ приходить веселый пастухъ съ великолѣпнымъ бекаромъ и смѣется надъ ихъ слабостью.

Адрастъ. Я согласенъ. Посмотримъ, что это за вещь.

Али. Вотъ какъ разъ мѣсто, подходящее для сцены; вотъ и два факела, чтобы освѣтить представленіе.

Адрастъ. Стань противъ этого дома, чтобы при малѣйшемъ шумѣ, который ты услышишь внутри его, я могъ убрать свѣтъ.

ОТРЫВОКЪ ИЗЪ КОМЕДІИ

съ музыкой и пѣніемъ, исполняемый музыкантами, которыхъ привелъ Али.

ЯВЛЕНІЕ I.

Филенъ, Тирсисъ.

Первый музыкантъ (изображающій Филона).

Коль повѣстью скорбной моихъ всѣхъ тревогъ

Смутить я вашъ миръ одиночества могъ,

Не гнѣвайтесь, скалы… Разбитый, усталый

Отъ мукъ безконечныхъ, тоски не таю;

Вы только измѣрьте кручину мою —

И тронетесь ею, хотя вы и скалы.

Второй музыкантъ (представляющій Тирсиса).

Птички съ проблескомъ дня встрепенулись въ лѣсу,

Запѣваютъ свои пѣсни скромныя;

Снова жалобы я старцу-лѣсу несу,

Чутко слушаетъ онъ вздохи томные.

А! Другъ милый, Филенъ!

Филенъ. А! Тирсисъ, милый другъ!

Тирсисъ. Ахъ, любви тяжекъ плѣнъ,

Такъ изнылъ я отъ мукъ!

Филенъ. На мои всѣ мольбы, ахъ, Климена гладка!

Тирсисъ. И Хлориса строга, ласкъ боясь, какъ грѣха.

Оба вмѣстѣ. Ты, Амуръ, не сумѣлъ ихъ подвинуть на страсть, —

Такъ зачѣмъ чаровать сохранилъ ты имъ власть?

ЯВЛЕНІЕ II. Филенъ, Тирсисъ и пастухъ.

Третій музыкантъ (изображающій пастуха).

Бѣдняжекъ влюбленныхъ ошибка большая

Красавицъ бездушныхъ, жестокихъ любить;

Разумныхъ холодность не можетъ прельстить,

Имъ нѣжнаго чувства ничуть не внушая.

Однѣ только ласки — вотъ цѣпь или нить,

Что сердцу влюбленныхъ мила, ихъ скрѣпляя.

Здѣсь цѣлая сотня красавицъ прекрасныхъ —

И, сладкаго полонъ средь нихъ забытья,

Я имъ расточаю любовь, не тая

Ни пламенныхъ ласкъ ни восторговъ столь страстныхъ.

Но если примѣчу тигрицъ я опасныхъ,

То тигромъ жестокимъ и я долженъ быть!

Филенъ и Тирсисъ (вмѣстѣ).

Какъ счастливы тѣ, кто такъ можетъ любить!


Али. Сударь, я только-что слышалъ какой-то шорохъ въ домѣ.

Адрастъ. Скорѣе надо уходить и тушить факелы.

ЯВЛЕНІЕ V. Донъ Педро, Адрастъ и Али.

Донъ Педро (выходя изъ дому въ ночвомъ колпакѣ и въ домашнемъ костюмѣ, держитъ въ рукѣ шпагу). Уже нѣсколько времени я слышу пѣніе у моихъ дверей; несомнѣнно, это дѣлается неспроста. Надо постараться въ темнотѣ разобрать, что это могутъ быть за люди.

Адрастъ. Али!

Али. Что?

Адрастъ. Ты больше ничего не слышишь?

Али. Нѣтъ.

(Донъ Педро притаился сзади и слушаетъ).

Адрастъ. Какъ! Всѣ наши старанія не помогутъ мнѣ познакомиться съ этой милой гречанкой! И этотъ проклятый ревнивецъ, этотъ сицилійскій негодяй навсегда закроетъ мнѣ всякій уступъ къ ней!

Али. Я хотѣлъ бы отъ всей души, чтобы онъ провалился въ преисподнюю за то утомленіе, которое онъ намъ причиняетъ, этотъ несносный человѣкъ, палачъ этакій. Эхъ, кабы его тутъ захватить, съ какимъ удовольствіемъ я выместилъ бы на его спинѣ мою злобу за всѣ тѣ безполезныя прогулки, которыя мы дѣлаемъ изъ-за его ревности!

Адрастъ. А все-таки необходимо найти какое-нибудь средство, пустить въ ходъ какую-нибудь выдумку, какую-нибудь хитрость, чтобы провести этого скота. Я принимаю это дѣло слишкомъ близко къ сердцу, чтобы помириться съ неудачей; если бы даже мнѣ пришлось для этого прибѣгнуть къ…

Али. Сударь, не знаю, что это значитъ, но дверь открыта; если вы хотите, я тихонько войду и посмотрю, чтобы открыть причину.

(Донъ Педро отступаетъ къ двери).

Адрастъ. Да, попробуй; по только безъ шума. Я не отойду отъ тебя. Дай Богъ, чтобы это была очаровательная Исидора!

Донъ Педро (даетъ пощечину Али). Кто идетъ?

Али (возвращая пощечину дону Педро). Другъ.

Донъ Педро. Эй! Францискъ, Доминикъ, Симонъ, Мартинъ, Пьеръ, Тома, Жоржъ, Шарль, Бартелеми! Скорѣй сюда мою шпагу, щитъ, алебарду, мои пистолеты, мои мушкеты, мои ружья! Живо, бѣгите. Руби, убивай, безъ пощады!

ЯВЛЕНІЕ VI. Адрастъ и Али.

Адрастъ. Я не слышу никого. Али, Али!

Али (спрятавшись въ углу). Я.

Адрастъ. Гдѣ ты наконецъ?

Али. Пришли эти люди?

Адрастъ. Нѣтъ. Никто даже не шевелится.

Али (выходя изъ своего убѣжища). Если они придутъ, имъ достанется.

Адрастъ. Какъ! Развѣ всѣ наши усилія останутся тщетны? И вѣчно этотъ ненавистный ревнивецъ будетъ издѣваться надъ нашими замыслами!?

Али. Нѣтъ! Долгъ чести вызываетъ во мнѣ гнѣвъ; я не допущу, чтобы сказали, что меня можно перехитрить; мое достоинство, какъ плута, негодуетъ на всѣ эти препятствія, я я намѣренъ блеснуть талантами, данными мнѣ небомъ.

Адрастъ. Я бы только хотѣлъ, чтобы какимъ-нибудь способомъ, письменно или устно, освѣдомить ее о чувствахъ, какія я къ ней питаю, и чтобы я зналъ о взглядѣ ея на это дѣло. А потомъ можно легко найти и средства…

Али. Предоставьте только дѣйствовать мнѣ. Я испробую столько всевозможныхъ подходовъ, что который-нибудь наконецъ и удастся. Однако свѣтаетъ; пойду за моими молодцами и возвращусь сюда же ждать выхода нашего ревнивца.

ЯВЛЕНІЕ VII. Донъ Педро и Исидора.

Исидора. Не знаю, что вамъ за удовольствіе будить меня такъ рано. Это довольно плохо вяжется, на мой взглядъ, съ вашимъ намѣреніемъ писать съ меня сегодня портретъ. Если подниматься въ такую рань, то не будетъ свѣжаго цвѣта лица и блеска въ глазахъ.

Донъ Педро. У меня есть дѣло, которое заставляетъ меня выйти именно въ этотъ часъ.

Исидора. Но это дѣло, я думаю, могло прекрасно обойтись безъ моего присутствія, и вы могли бы безъ всякаго неудобства для себя оставить меня понѣжиться въ утреннемъ снѣ.

Донъ Педро. Да. Ноя люблю, чтобы вы были всегда вмѣстѣ со мною. Полезно нѣсколько обезпечить себя отъ ухаживаній вашихъ вздыхателей; не далѣе, какъ сегодня ночью, являлись давать серенаду подъ нашими окнами.

Исидора. Да, правда. Ея музыка была восхитительна.

Донъ Педро. Это дѣлалось въ честь вашу?

Исидора. Хочу думать, что такъ, разъ вы мнѣ это говорите.

Донъ Педро. Вы знаете, кто давалъ серенаду?

Исидора. Совсѣмъ нѣтъ; но, кто бы онъ ни былъ, я ему благодарна.

Донъ Педро. Благодарны?

Исидора. Разумѣется, потому что онъ старается меня развлечь.

Донъ Педро. Вамъ нравится, что онъ васъ любитъ?

Исидора. Очень нравится. Вѣдь это всегда только выраженіе вниманія.

Донъ Педро. И вы благоволите ко всѣмъ тѣмъ, кто беретъ на себя эту любезность?

Исидора. Конечно.

Донъ Педро. Вотъ что называется очень откровенно высказывать свои мысли!

Ислдора. А для чего же ихъ скрывать? Какую бы личину ни принять, а всегда чувствуешь себя хорошо, когда любима. Это поклоненіе нашей красотѣ ламъ никогда не надоѣдаетъ. Что бы тамъ ни говорили по этому поводу, самое большое честолюбіе для женщины, повѣрьте мнѣ, заключается въ томъ, чтобы внушать любовь. Всѣ ея старанія направлены къ этому, и не найдется ни одной такой гордячки, которая бы не ликовала въ душѣ при побѣдахъ, доставляемыхъ ей ея взорами.

Донъ Педро. Но если вы чувствуете удовольствіе, видя себя любимой, то извѣстно ли вамъ, что я, который васъ любитъ, я, видящій то же самое, не чувствую ни малѣйшаго удовольствія?

Исидора. Я не понимаю, почему это такъ; если бъ я была, на вашемъ мѣстѣ, для меня по было бы большей радости, какъ видѣть любовь всего міра къ любимому мною человѣку. Развѣ въ этомъ пѣть чего-то, что еще болѣе доказываетъ удачу сдѣланнаго выбора? И развѣ нельзя быть довольнымъ, что предметъ нашей любви признанъ вполнѣ достойнымъ любви?

Донъ Педро. Каждый любить на свой ладъ, а такая любовь не въ моемъ духѣ. Я буду въ восторгѣ, если васъ вовсе не будутъ находить столь прекрасною, и вы меня обяжете, если не будете такъ стремиться къ тому, чтобы являться прекрасною для чужихъ глазъ.

Исидора. Какъ! Вы ревнуете до такой степени?

Донъ Педро. Да, ревную до такой степени, ревную какъ тигръ и даже, если вамъ угодно, какъ сатана. Моя любовь требуетъ, чтобы вы всецѣло принадлежали мнѣ. Ея чуткость оскорбляется каждой улыбкой, каждымъ взглядомъ, который могутъ у васъ похитить; всѣ. мои заботы, какъ видите, ведутъ къ тому, чтобы преградить всякій доступъ ухаживателямъ и быть увѣреннымъ въ обладаніи сердцемъ, изъ котораго я не могу уступить ни крошечной частицы.

Исидора. Знаете, что я вамъ скажу? Вы приняли плохое рѣшеніе; обладаніе сердцемъ очень мало обезпечено, когда стремятся удержать его насильно. Что касается до меня, то, если бы я ухаживала за женщиной; принадлежащей другому, увѣряю васъ, я приложила бы все стараніе, чтобы возбудить въ немъ ревность и заставить его сторожить день и ночь ту, которую я бы хотѣла покорить. Это великолѣпный способъ имѣть успѣхъ, и обыкновенно при этомъ но забываютъ извлечь пользу изъ скуки и гнѣва, овладѣвающихъ женщиной, когда она въ зависимости и въ стѣсненіи.

Донъ Педро. Такъ что, если бы кто-нибудь за вами ухаживалъ, то онъ нашелъ бы васъ расположенной благосклонно принимать его любезности?

Исидора. Я вамъ ничего объ этомъ не сказала. Какъ бы то ни было, женщины не любятъ, чтобы ихъ стѣсняли, и очень рискованно выказывать имъ свои подозрѣнія и держать ихъ взаперти.

Донъ Педро. Мало же вы благодарны за то, чѣмъ мнѣ обязаны; мнѣ кажется, что рабыня, которую отпустили на волю и которую хотятъ сдѣлать своею женою…

Исидора. Чѣмъ я вамъ обязана, если вы мѣняете для меня одно рабство на другое, еще болѣе тяжелое, если вы мнѣ не даете пользоваться никакой свободой и видимо угнетаете меня вѣчнымъ надзоромъ.

Донъ Педро. Но все это происходитъ только отъ чрезмѣрной любви.

Исидора. Если въ этомъ заключается вата любовь, то я васъ прошу меня ненавидѣть.

Донъ Педро. Вы сегодня очень нелюбезно настроены, и я мирюсь съ этими словами изъ снисхожденія къ вашей досадѣ, которая у васъ можетъ быть отъ того, что вы рано встали.

ЯВЛЕНІЕ VIII. Донъ Педро, Исидора и Али (одѣтый туркомъ, дѣлающій множество поклоновъ дону Педро).

Донъ Педро. Довольно церемоній. Что вамъ нужно?

Али (становится между дономъ Педро и Исидорою. При каждомъ словѣ дону Педро онъ поворачивается къ Исидорѣ и дѣлаетъ ей знаки, чтобы посвятить ее въ замыселъ своего господина). Синьоръ (съ позволенія синьоры), позвольте вамъ сказать (съ позволенія синьоры), что я явился къ вамъ (съ позволенія синьоры), чтобы просить васъ (съ позволенія синьоры) согласиться (съ позволенія синьоры)…

Донъ Педро. Съ позволенія синьоры, подвиньтесь немного въ эту сторону.

(Донъ Педро становится между Али и Исидорою).

Али. Синьоръ, я виртуозъ.

Донъ Педро. Я ничего не могу вамъ дать.

Али. Дѣло не въ этомъ. Такъ какъ я немного смыслю въ музыкѣ и въ танцахъ, то я обучилъ нѣсколькихъ рабовъ, очень желающихъ найти господина, которому можно было бы угодить этимъ искусствомъ, и такъ какъ я знаю, что вы — значительное лицо, я смѣю просить васъ посмотрѣть на нихъ и прослушать: можетъ-быть, вы ихъ купите, если они вамъ понравятся, или укажете имъ кого-либо изъ вашихъ друзей, кто бы пожелалъ ихъ пріобрѣсти.

Исидора. Это стоить посмотрѣть, это насъ позабавитъ. Приведите ихъ къ намъ.

Али. Шала бала… Вотъ новая пѣсенка, она въ модѣ. Слушайте внимательно. Шала бала.

ЯВЛЕНІЕ IX. Донъ Педро, Исидора, Али, турецкіе рабы.

Рабъ (поетъ Исидорѣ).

Кто любитъ, съ пылкимъ сердцемъ всюду

Вослѣдъ за милой тотъ бѣжитъ;

Но мужъ-ревнивецъ — быть тутъ худу —

Жену такъ зорко сторожитъ…

Глазами только и возможно

Съ ней разговоръ вести нѣмой…

О, какъ влюбленнаго тревожно

Трепещетъ сердце той порой[4]!

(Дону Педро)

Ширибирида ушъ алла,

Я — турокъ, добрая душа.

Судьба мнѣ денегъ не дала, —

И у меня нѣтъ ни гроша.

Хотите вы меня купить?

Я буду честно вамъ служить.

Прошу, купите вы меня —

Отлично стряпать буду вамъ,

Вставать съ разсвѣтомъ первымъ дня,

Носить вамъ воду по утрамъ.

Хотите вы купить меня?

ПЕРВЫЙ ВЫХОДЪ БАЛЕТА. Танецъ рабовъ.

Рабъ (Исидорѣ). Отъ мукъ день каждый съ давнихъ поръ

Влюбленный этотъ изнываетъ,

Но коль красотки нѣжный взоръ

Чуть-чуть страдальца приласкаетъ,

И разрѣшитъ она ему

Открыто ею любоваться, —

Онъ скоро можетъ посмѣяться,

Презрѣвъ преградъ ревнивца тьму.

(Дону Педро)

Ширибирида ушъ алла,

Я — турокъ, добрая душа.

Судьба мнѣ денегъ не дала, —

А у меня нѣтъ ни гроша.

Хотите вы меня купить?

Я буду честно вамъ служить.

Прошу, купите вы меня —

Отлично стряпать буду вамъ,

Вставать съ разсвѣтомъ первымъ дня,

Носить вамъ воду по утрамъ.

Хотите вы купить меня?

ВТОРОЙ ВЫХОДЪ БАЛЕТА. Рабы возобновляютъ свой танецъ.

Донъ Педро (поетъ). Вы это знаете ли, плуты,

Что не пройдетъ вамъ пѣсня даромъ,

Что спины ваши будутъ вздуты, —

Готовьтесь къ палочнымъ ударамъ.

Ширибирида ушъ алла,

Меня бъ ты принялъ за осла,

Когда бъ охота мнѣ пришла

Тебя купить. Уйди отъ зла,

Прочь! Чтобъ удары безъ числа

Твоя спина не обрѣла[5]!

Донъ Педро. Ишь какіе прыткіе! (Исидорѣ) Войдемъ въ комнаты: я передумалъ итти; къ тому же погода хмурится. (Али, который еще не ушелъ) А, мошенникъ, ты опять здѣсь!

Али. Ну да, мой господинъ ее обожаетъ. У него нѣтъ другого желанія, какъ выказать ей свою любовь, и, если она согласится, онъ возьметъ ее въ жены.

Донъ Педро. Да, да. Вотъ я доберусь до него.

Али. Она будетъ наша помимо вашей воли.

Донъ Педро. Какъ! Мерзавецъ…

Али. Говорю вамъ, мы овладѣемъ ею на зло вамъ.

Донъ Педро. А я приму…

Али. Какъ вы ни караульте, она будетъ наша, я въ этомъ поклялся.

Донъ Педро. Дай срокъ, ужъ ты мнѣ попадешься!

Али. Это вы намъ попадетесь. Она будетъ наша, это дѣло рѣшенное. (Въ сторону) Тутъ надо или прописть, или добиться своего.

ЯВЛЕНІЕ X. Адрастъ, Али, два прислужника.

Адрастъ. Ну что, Али, наши дѣла подвигаются впередъ?

Али. Сударь, я уже сдѣлалъ одну маленькую попытку; но я…

Адрастъ. Можешь не утруждать себя; благодаря случайности я нашелъ нее, что мнѣ нужно, и мнѣ предстоитъ счастіе посѣтить красавицу въ ея домѣ. Я былъ у художника Дамона, который сказалъ мнѣ, что онъ сегодня долженъ былъ писать портрета съ этой восхитительной особы, и такъ какъ мы съ нимъ уже давно въ самой тѣсной дружбѣ, онъ пожелалъ содѣйствовать моей страсти и пускаетъ меня, вмѣсто себя, съ рекомендательной запиской. Ты знаешь, я всегда находилъ удовольствіе въ живописи и но временамъ работаю кистью, противъ Французскаго обычая, не допускающаго, чтобы дворянинъ умѣлъ чѣмъ-либо заниматься; такимъ образомъ я буду имѣть возможность вволю наглядѣться на красавицу. По я не сомнѣваюсь, что скверный ревнивецъ постоянно будетъ при этомъ присутствовать и мѣшать всѣмъ разговорамъ, которые могутъ быть у насъ съ нею; и, сказать тебѣ правду, у меня готовъ планъ — при помощи одной рабыни вырвать эту прекрасную гречанку изъ рукъ ея ревнивца, если только я добьюсь ея согласія на это.

Али. Предоставьте мнѣ дѣйствовать, я хочу облегчить вамъ возможность поговорить съ нею. (Шепчетъ на ухо Адрасту). Не скажутъ, что я ничѣмъ не помогъ въ этомъ дѣлѣ. Когда вы идете?

Адрастъ. Сію же минуту, у меня уже приготовлены всѣ вещи.

Али. И я съ своей стороны приготовлюсь.

Адрастъ. Я не хочу терять ни одной минуты! О! Жду не дождусь насладиться радостью ее увидѣть.

ЯВЛЕНІЕ XI. Донъ Педро, Адрастъ, два прислужника.

Донъ Педро. Кого вы ищете, кавалеръ, въ этомъ домѣ?

Адрастъ. Я ищу здѣсь синьора дона Педро.

Донъ Педро. Онъ передъ вами.

Адрастъ. Въ такомъ случаѣ потрудитесь, пожалуйста, прочесть это письмо.

Донъ Педро. «Посылаю вамъ, вмѣсто себя, чтобы написать извѣстный вамъ портрета, французскаго дворянина, который, стремясь оказывать услуги достойнымъ людямъ, пожелалъ взять на себя этотъ трудъ по предложенію, которое я ему на этотъ счетъ сдѣлалъ. Онъ, безъ сомнѣнія, самый лучшій мастеръ на свѣтѣ для подобныхъ работъ, и я былъ увѣренъ, что не могу сдѣлать вамъ болѣе пріятнаго одолженія, зная ваше намѣреніе имѣть художественное изображеніе любимой вами особы, какъ послать вамъ именно этого человѣка. Но избѣгайте говорить ему о какомъ бы то ни было вознагражденіи, потому что онъ такой человѣкъ, для котораго это было бы обидой: онъ работаетъ единственно ради похвалы и извѣстности».

Господинъ французъ, это большая любезность, которую вы мнѣ хотите оказать, и я вамъ очень обязанъ.

Адрастъ. Все мое честолюбіе въ томъ, чтобы быть полезнымъ для людей именитыхъ и заслуженныхъ.

Донъ Педро. Я приглашу особу, о которой идетъ рѣчь.

ЯВЛЕНІЕ XII. Исидора, донъ Педро, Адрастъ и два прислужника.

Донъ Педро (Исидорѣ). Вотъ дворянинъ, котораго послалъ къ намъ Дамонъ и который хочетъ взять на себя трудъ срисовать васъ. (Адрасту, который, здороваясь съ Исидорой, цѣлуетъ ее) Эге! господинъ французъ, такой способъ привѣтствія не въ обычаяхъ нашей страны.

Адрастъ, Но онъ въ обычаяхъ Франціи.

Донъ Педро. Обычай Франціи хорошъ для вашихъ женщинъ, а для нашихъ онъ отзывается нѣкоторой вольностью.

Исидора. Я принимаю эту любезность съ большой радостью. Этотъ случай меня сильно занимаетъ; сказать по правдѣ, я не ожидала имѣть такого замѣчательнаго художника.

Адрастъ. Безъ сомнѣнія, нѣтъ человѣка, который бы не счелъ за большую честь приняться за подобную работу. Я не обладаю особеннымъ искусствомъ, но оригиналъ, въ данномъ случаѣ, самъ по себѣ только помогаетъ дѣлу, и есть возможность создать нѣчто прекрасное при такомъ подлинникѣ.

Исидора. Оригиналъ незначителенъ, но ловкость художника сумѣетъ скрыть его недостатки.

Адрастъ. Художникъ не видитъ въ немъ ни одного недостатка, и все его желаніе въ томъ, чтобы быть въ состояніи представить всему міру чары оригинала настолько сильными, насколько онъ ихъ можетъ видѣть.

Исидора. Если ваша кисть такъ же льститъ, какъ ваши слова, то вы собираетесь сдѣлать портретъ, который не будетъ на меня похожъ.

Адрастъ. Небо, которое создало подлинникъ, лишаетъ насъ возможности нарисовать изображеніе, которое бы льстило.

Исидора. Небо, что бы вы тамъ ни говорили, не…

Допъ Педро. Оставимъ это, пожалуйста. Прекратимъ комплименты и подумаемъ о портретѣ.

Адметъ (прислужникамъ). Ну, приносите все.

(Приносятъ все, что нужно для рисованія съ Исидоры).

Исидора (Адрасту). Гдѣ хотите вы, чтобы я сѣла?

Адрастъ. Здѣсь. Вотъ самое выгодное мѣсто, на которое падаютъ лучше всего тѣ лучи свѣта, которые намъ нужны.

Исидора (садясь). Такъ хорошо?

Адрастъ. Да. Поднимитесь немного, пожалуйста. Немного больше въ эту сторону. Туловищемъ повернитесь такъ. Голову нѣсколько поднимите, чтобы выдѣлялась красота шеи. Тутъ немного больше откройте. (Немного открываетъ ея шею). Хорошо. И здѣсь немного больше; еще немножечко.

Донъ Педро (Исидорѣ). Ему большого труда стоитъ васъ усадить; не можете ли вы держаться какъ слѣдуетъ?

Исидора. Это все вещи совсѣмъ новыя для меня; господинъ долженъ меня посадить такъ, какъ онъ хочетъ.

Адрастъ (садясь). Вотъ такъ вамъ идетъ лучше всего на свѣтѣ, И вы держитесь превосходно. (Поворачиваетъ ее нѣсколько къ себѣ) Вотъ такъ, будьте любезны. Все зависитъ отъ позы, которую придаютъ изображаемымъ лицамъ.

Донъ Педро. Отлично.

Адрастъ. Немножко въ эту сторону. Прошу васъ, ваши глаза все время обращайте ко мнѣ; ваши взоры не отводите отъ моихъ.

Исидора. Я не такова, какъ тѣ женщины, которыя, заставляя себя рисовать, хотятъ имѣть портретъ, непохожій на нихъ, и недовольны художникомъ, если онъ не изображаетъ ихъ непремѣнно красивѣе, чѣмъ онѣ есть. Чтобы имъ угодить, пришлось бы дѣлать одинаковый портретъ для всѣхъ, потому что всѣ требуютъ одного и того же — лилейный и розовый цвѣтъ, красиво очерченный носъ, маленькій ротъ и большіе блестящіе глаза, а въ особенности лицо не больше какъ въ кулакъ, будь оно у нихъ хотя бы въ футъ шириною. Что касается до меня, то я прошу у васъ портрета, который былъ бы мною, и чтобы не было надобности спрашивать — кто это.

Адрастъ. Трудно было бы спросить это о вашомъ изображеніи; у васъ черты, къ которымъ подходитъ очень мало другихъ лицъ. Сколько въ нихъ кротости и очарованія, и какъ небезопасно ихъ изображать!

Донъ Педро. Носъ кажется мнѣ толстоватымъ.

Адрастъ. Я читалъ, по помню гдѣ, что нѣкогда Апеллесъ рисовалъ портретъ любовницы Александра, которая отличалась изумительною красотою, и что онъ, рисуя ее, такъ безумно въ нее влюбился, что чуть-было не умеръ отъ этого, такъ что Александръ, по своему благородству, уступилъ ему предметъ его желаній. (Дону Педро). Со мною можетъ тутъ случиться то же, что было нѣкогда съ Апеллесомъ, но вы, можетъ-быть, не сдѣлаете того же, что Александръ Македонскій. (Донъ Педро дѣлаетъ гримасу).

Исидора (дону Педро). Это въ духѣ ихъ народа; у господъ французовъ всегда есть запасъ вѣжливости, который отзывается на всемъ.

Адрастъ. Въ такихъ случаяхъ не ошибаются, и у васъ слишкомъ ясный умъ для того, чтобы не видѣть, изъ какого источника исходятъ слова, которыя я вамъ говорю. Да, если бы даже Александръ бытъ здѣсь, и если бы это былъ вашъ возлюбленный, я не могъ бы удержаться отъ того, чтобы но сказать вамъ, что я не видѣлъ ничего столь прекраснаго, какъ то, что я вижу теперь передъ собою, и что…

Донъ Педро. Господинъ французъ, мнѣ кажется, вамъ бы не слѣдовало такъ много говорить; это васъ отвлекаетъ отъ вашей работы.

Адрастъ. Ахъ, вовсе нѣтъ. У меня постоянная привычка разговаривать во время рисованія; въ этихъ случаяхъ необходима нѣкоторая бесѣда, чтобы оживлять мысли и поддерживать надлежащую веселость въ выраженіи лица у особъ, которыхъ рисуешь.

ЯВЛЕНІЕ XIII. Али (одѣтый испанцемъ), донъ Педро, Адрастъ, Исидора.

Донъ Педро. Что хочетъ этотъ человѣкъ? И кто впускаетъ сюда людей, не предупредивъ насъ объ этомъ?

Али (дону Педро). Я вошелъ сюда безъ доклада; но между кавалерами такая вольность допустима. Синьоръ, извѣстенъ ли я вамъ?

Донъ Педро. Нѣтъ, милостивый государь.

Али. Я — донъ Жильесъ д’Авалосъ; исторія Испаніи, вѣроятно, разсказала вамъ о моихъ заслугахъ.

Донъ Педро. Вамъ что-нибудь угодно отъ меня?

Али. Да, совѣта по поводу одного вопроса чести. Я знаю, что трудно найти человѣка болѣе свѣдущаго въ подобныхъ вопросахъ, чѣмъ вы; но прошу васъ, Бога ради, отойдемте къ сторонкѣ.

Донъ Педро. Ну, вотъ мы уже достаточно отдалились.

Адрастъ (дону Педро, который замѣчаетъ, что онъ шепчетъ на ухо Исидорѣ). Это я изучалъ вблизи, цвѣтъ ея глазъ.

Али (тащить дона Педро въ сторону, подальше отъ Адраста и Исидоры). Синьоръ, я получилъ пощечину. Вы знаете, что такое пощечина, когда она дается развернутой рукой какъ разъ Въ самую физіономію. Эта пощечина глубоко запала мнѣ въ сердце; и я нахожусь въ нерѣшимости: надо ли мнѣ драться съ моимъ оскорбителемъ, чтобы отмстить за безчестіе, или же подослать къ нему убійцъ.

Донъ Педро. Убить — это самый вѣрный и кратчайшій путь. Кто вашъ обидчикъ?

Али. Будемъ говорить тихо, пожалуйста.

(Али, разговаривая съ дономъ Педро, удерживаетъ его такимъ образомъ, что тотъ не можетъ видѣть Адраста).

Адрастъ (стоя на колѣняхъ передъ Исидорой, въ то время какъ донъ Педро и Али шепчутся вмѣстѣ). Да, прелестная Исидора, мои взгляды говорятъ вамъ это вотъ уже болѣе двухъ мѣсяцевъ, и вы ихъ поняли.. Я люблю васъ больше всего на свѣтѣ, и у меня нѣтъ другой мысли, другой цѣли, другой страсти, какъ принадлежать вамъ всю жизнь.

Исидора. Я не знаю, говорите ли вы правду, но вы говорите убѣдительно.

Адрастъ. Настолько ли убѣдительно, чтобы внушить вамъ капельку милости ко мнѣ?

Исидора. Я только боюсь, что у меня ея слишкомъ много.

Адрастъ. Найдется ли у васъ, прекрасная Исидора, доГ статочно доброты для того; чтобы согласиться на планъ, который я вамъ сообщилъ?

Исидора. Я еще не могу вамъ этого сказать.

Адрастъ. Чего вы еще ожидаете?..

Исидора. Чтобы рѣшиться.

Адрастъ. Ахъ! Когда сильно любятъ, то рѣшаются скоро.

Исидора. Ну хорошо! Да, я соглашаюсь.

Адрастъ. Но согласны ли вы, скажите мнѣ, чтобы это было исполнено сейчасъ же?

Исидора. Когда кто уже рѣшился на что-нибудь, то развѣ срокъ останавливаетъ его?

Донъ Педро (къ Али). Вотъ мое воззрѣніе, а затѣмъ — имѣю честь кланяться.

Али. Синьоръ, когда вы получите какую-нибудь пощечину — я также способенъ подать совѣтъ и отплатить вамъ тою же услугою.

Донъ Педро. Я васъ не провожаю; но между кавалерами такая вольность допускается.

Адрастъ (Исидорѣ). Нѣтъ, но существуетъ ничего, что могло бы уничтожить въ моемъ сердцѣ нѣжныя доказательства… (Дону Педро, который замѣчаетъ, что Адрастъ говорить, близко наклонившись къ Исидорѣ) Я смотрѣлъ на эту маленькую ямочку, которая у нея на краю подбородка; я думалъ раньше, что это — пятнышко. Но на сегодня довольно, мы окончимъ въ другой разъ. (Дону Педро, который хочетъ видѣть портретъ) Нѣтъ, не смотрите еще ничего; ведите убрать это, прошу васъ, (Исидорѣ) а васъ, васъ я заклинаю не измѣнять настроенія и сохранять веселость, въ виду моего намѣренія окончить нашу работу.

Исидора. Я сохраню для этого всю необходимую веселость.

ЯВЛЕНІЕ XIV. Донъ Педро, Исидора.

Исидора. Что вы скажете объ этомъ? Этотъ дворянинъ кажется мнѣ самымъ учтивымъ человѣкомъ на свѣтѣ, и надо согласиться, что у французовъ есть что-то такое изысканное и любезное, чего нѣтъ у другихъ націй.

Донъ Педро. Да; но у нихъ дурная привычка — черезчуръ вольничать, и они, какъ вѣтреные люди, льнутъ ко всѣмъ встрѣчнымъ, чтобы точить лясы.

Исидора. Это потому, что они знаютъ, что эти пріемы нравятся женщинамъ.

Донъ Педро. Да; но если они нравятся женщинамъ, они очень не правятся мужчинамъ. И вовсе не пріятно видѣть, какъ они у тебя передъ носомъ дерзко завлекаютъ твою жену или любовницу.

Исидора. То, что они дѣлаютъ въ этомъ родѣ — только шутка.

ЯВЛЕНІЕ XV. Занда, донъ Педро, Исидора.

Заида. Ахъ! Синьоръ, молю васъ, вырвите меня изъ рукъ свирѣпаго мужа, который меня преслѣдуетъ. Его ревность невѣроятна, и его поступки превосходятъ все, что только можно представить. Онъ дошелъ до того, что требуетъ, чтобы я всегда была подъ вуалью; и изъ-за того, что онъ засталъ меня немного открывшей лицо, онъ схватилъ шпагу и этимъ вынудилъ меня броситься къ вамъ, просить защиты противъ его несправедливости, Но я вижу его здѣсь. Ради Бога, кавалеръ, спасите меня отъ его ярости.

Педро (Заидѣ, показывая ей на Исидору). Войдите въ домъ вмѣстѣ съ нею и не бойтесь ничего.

ЯВЛЕНІЕ XVI. Адрастъ, донъ Педро.

Донъ Педро. Вотъ какъ! Сударь, это вы? Столько ревности во французѣ? Я думалъ, что только мы на это способны.

Адрастъ. Французы выдаются во всемъ, что они дѣлаютъ, и если мы захотимъ быть ревнивцами, то будемъ ими въ двадцать разъ сильнѣе, чѣмъ сициліецъ. Негодница думаетъ, что нашла у васъ вѣрное убѣжище; но вы слишкомъ благоразумны для того, чтобы осуждать мою злобу. Познольте мнѣ, прошу васъ, наказать ее, какъ она того заслуживаетъ.

Донъ Педро. О! Прошу васъ, остановитесь. Ея вина слишкомъ мала для такого сильнаго гнѣва.

Адрастъ. Важность подобной вины заключается не въ значительности совершеннаго поступка. Важность — въ нарушеніи приказанія, которое мы даемъ; и въ подобныхъ случаяхъ то, что само по себѣ есть мелочь, дѣлается чрезвычайно преступнымъ, если оно запрещено.

Донъ Педро. Изъ ея словъ видно, что все, что она сдѣлала, было сдѣлано безъ злого умысла; и я наконецъ прошу васъ помириться съ него.

Адрастъ. Вотъ какъ! Вы становитесь на ея сторону, вы, такой щекотливый въ этихъ вещахъ?

Донъ Педро. Да, я беру ея сторону; и если вы хотите сдѣлать мнѣ одолженіе, то забудете вашъ гнѣвъ и прекратите вашу ссору. Это малость, которой я прошу у васъ; и я приму ее какъ доказательство дружбы, которая должна между нами установиться, какъ я бы этого желалъ.

Адрастъ. При такихъ условіяхъ мнѣ нельзя вамъ ни въ чемъ отказать. Я сдѣлаю все, что вы желаете.

ЯВЛЕНІЕ XVII. Заида, донъ Педро, Адрастъ (спрятавшійся въ глубинѣ сцены).

Донъ Педро (Заидѣ). Эй! ступайте сюда. Вамъ остается только за мной слѣдовать, — я помирилъ васъ. Ни къ кому не могли бы вы удачнѣе попасть, чѣмъ ко мнѣ.

Заида. Я обязана вамъ больше, чѣмъ кто-нибудь можетъ вообразить; но я пойду взять мое покрывало; безъ него я не могу показаться ему на глаза.

ЯВЛЕНІЕ XVIII. Донъ Педро, Адрастъ.

Донъ Педро. Вотъ она сейчасъ вернется; душа ея, увѣряю васъ, возликовала, когда я сказалъ, что все мною улажено.

ЯВЛЕНІЕ XIX. Исидора (подъ вуалью Заиды), Адрастъ, донъ Педро.

Донъ Педро (Адрасту). Такъ какъ вы твердо обѣщали мнѣ забыть вашъ гнѣвъ, позвольте мнѣ на этомъ мѣстѣ соединить ваши руки и умолять васъ обоихъ жить, ради любви ко мнѣ, въ совершеннѣйшемъ согласіи.

Адрастъ. Да, я обѣщаю вамъ, что, изъ любви къ вамъ, я пойду жить съ ней наилучшимъ образомъ.

Донъ Педро. Вы чувствительно меня этимъ обяжете, и я буду хранить намять объ этомъ.

Адрастъ. Я даю вамъ слово, синьоръ донъ Педро, что, изъ уваженія къ вамъ, я буду съ ней обращаться настолько хорошо, насколько это будетъ для меня возможно.

Донъ Педро. Вы дѣлаете для меня слишкомъ большую любезность. (По уходѣ Адраста) Пріятно умиротворять и смягчать все. Эй! Исидора, подите сюда.

ЯВЛЕНІЕ XX. Заида, донъ Педро.

Донъ Педро. Какъ! Что это значитъ?

Заида (безъ вуали). Что это значитъ? Что ревность — чудовище, ненавидимое всѣмъ свѣтомъ, и что нѣтъ человѣка, который бы не нанесъ ему вреда съ восхищеніемъ, хотя бы въ этомъ и не было другого интереса; что всѣ замки и ключи на свѣтѣ не удерживаютъ никого, и что кротостью и снисхожденіемъ надо удерживать сердце; что Исидора въ объятіяхъ кавалера, котораго она любитъ, и что вы одурачены.

Донъ Педро. Донъ Педро перенесетъ это смертельное оскорбленіе? Нѣтъ, нѣтъ: я достаточно отваженъ, я пойду просить поддержки у правосудія, чтобы доконать вѣроломнаго. Здѣсь квартира сенатора? Отоприте!

ЯВЛЕНІЕ XXI. Сенаторъ, донъ Педро.

Сенаторъ. Вашъ слуга, синьоръ донъ Педро. Какъ вы пришли кстати.

Донъ Педро. Я пришелъ жаловаться вамъ на обиду, которую мнѣ причинили.

Сенаторъ. Я затѣялъ великолѣпнѣйшій маскарадъ.

Донъ Педро. Предатель французъ сыгралъ со мною штуку.

Сенаторъ. Вы въ жизни никогда но видѣли ничего столь прекраснаго.

Донъ Педро. Онъ похитилъ у меня дѣвушку, которую я отпустилъ на волю.

Сенаторъ. Это люди, одѣтые маврами; они удивительно танцуютъ.

Допъ Педро. Вы увидите, можетъ ли быть терпимо такое безчестіе.

Сенаторъ. Замѣчательные костюмы, и сдѣланы на заказъ.

Донъ Педро. Я требую помощи правосудія противъ этого дѣянія.

Сенаторъ, Я хочу, чтобы вы посмотрѣли на это. Его повторятъ, чтобы доставить этимъ развлеченіе народу.

Донъ Педро. Какъ, о чемъ вы говорите тамъ?

Сенаторъ. Я говорю о моемъ маскарадѣ.

Донъ Педро. А я вамъ говорю о моемъ дѣлѣ.

Сенаторъ. Я не хочу сегодня, знать другихъ дѣлъ, кромѣ; удовольствія. Ну, господа, пожалуйте. Посмотримъ, какъ это выйдетъ хорошо.

Донъ Педро. Чума возьми этого сумасшедшаго съ его маскарадомъ!

Сенаторъ. Чортъ подери этого несноснаго съ его дѣломъ!

ЯВЛЕНІЕ XXII.

Сенаторъ, труппа танцоровъ.

Выходъ балета.

Нѣсколько танцоровъ, одѣтыхъ маврами, танцуютъ передъ сенаторомъ и заканчиваютъ комедію.

Примѣчанія.

[править]
  1. Переводъ этихъ и прочихъ стиховъ, заключающихся въ пьесѣ «Сициліецъ» принадлежитъ П. В. Быкову.

  1. Іо — дочь древнѣйшаго аргосскаго царя и въ то же время рѣчного бота Инаха, жрица аргивской Геры. Вотъ миѳъ о ней. Зевсъ влюбился въ Іо. а ревнивая Гера превратила ее въ корову и приставила къ ней тысячеглазаго Аргуса стеречь ее. Гермесъ, по волѣ Зевса, усыпилъ или убилъ Аргуса. Но Гера наслала на корову слѣпня, чтобы онъ всюду неотступно преслѣдовалъ ее. Іо переплыла черезъ Босфоръ ѳракійскій и, достигнувъ Египта, вновь обрѣла человѣческій образъ. Здѣсь ее отожествляли съ богиней Изидой, и здѣсь отъ Зевса у нея родился Эпаѳосъ, ставшій царемъ Египта. Іо, по первоначальному миѳологическому значенію, представляла собой рогатую богиню луны, блуждавшую по небу.
  2. Скарамушъ — шутовское дѣйствующее лицо стариннаго итальянскаго театра. Одѣтый въ черное съ ногъ до головы, Скарамушь носилъ еще и маску съ чернымъ на лбу, на щекахъ и на подбородкѣ.
  3. Бекаръ, или отказъ — музыкальный терминъ. Это хроматическій знакъ, возстановляющій пониженный тонъ въ первоначальномъ видѣ.
  4. Турокъ, боясь, что донъ Педро можетъ понять смыслъ этихъ словъ, относящихся къ Исидорѣ и Адрасту, и догадаться объ обманѣ, обращается затѣмъ къ дону Педро и, чтобы позабавить его, поетъ ему на древнефранкскомъ языкѣ. Слова: «ширибирида ушъ алла», конечно, не франкскія, а подражаніе турецкимъ.
  5. Донъ Педро поетъ также по-франкски, пародируя пѣсенку раба.