Советский учитель (Аверченко)

Советский учитель : Один из многих
автор Аркадий Тимофеевич Аверченко

Из сборника «Двенадцать портретов (в формате «Будуар»)». Опубл.: 1923. Источник: Аверченко А. Т. Собрание сочинений: В 13 т. Т. 12. Рай на земле. — М.: изд-во «Дмитрий Сечин», 2014. — az.lib.ru

1. Эпоха первая, 1895 год

Маленький мальчик Вася Усов сидел у себя в комнате в детской за старым видавшим виды столом, сплошь изрезанным и залитым чернилами — и горько плакал.

— О чем ты? — спросила заглянувшая в детскую мать.

— Ничего не знаю.

— То есть… как это — ничего не знаешь?

— Да вот так-как есть решительно ничего, ничегошеньки не знаю. По географии. Все слова какие-то: Санта-фе-де-Богата. Гвадалупа, Баб-эль-Мандеб, изотерма, изохимена, меридиан…

— Бедный мой мальчик… Ну, может быть, и выкрутишься как-нибудь… Учитель, глядишь, позабудет и не спросит.

— Не таковский он. Пропала моя головушка.

Предчувствие не обмануло Усова Василия.

На уроке географии учитель первым долгом вызверился на Усова, как очковая змея на попугайчика:

— А ну, ты!.. Как тебя там… Усов, что ли… хотя, брат, тебе больше подходила бы фамилия — Безусов… Ну, вы там… загрохотали, обрадовались. Тише там! Расскажи мне, Длинноусов, об Изохимене.

— Слушаюсь-с. Изохименой называется, которая, такое она..

— Какое?

— Оно длинное…

— Так, так… Зеленый, длинный, висит в гостиной. Дернешь — пищит. Здорово ты знаешь, Черноусов. Еще раз тебя спрашиваю: что такое Изохимена.

— Ящерица такая — с энергией отчаяния крикнул Усов Василий и даже зажмурился — будто в черную пропасть прыгнул.

Безжалостный класс снова загрохотал.

— Что ты говоришь? Какого же она цвета?

— Такая… желтенькая, с крапинками.

— Что ж она… опасная?

— Ну, не очень.

— Ну, не скажи. Для тебя она очень опасна. Этакий маленький зверек, а единицу в зубах притащил. Впрочем, ты можешь поправиться. Экватор видел когда-нибудь?

— Не видел.

— Что же это ты так промахнулся? Почему не видел?

— Он же далеко. Он же в Африке.

— А здесь почему его нет?

— Он же водится в жарком климате…

— Здорово, Усов, Усов! Как жалко, что и ты не водишься в жарком климате. Был бы ты сейчас далеко от меня и не принуждал бы меня оставлять тебя без обеда и писать записку родителям. Стать к стенке в угол носом, пока я напишу записку родителям. Пусть они тебя по экватору хорошенько настегают.

Шесть часов вечера. Дома — знакомая, но тяжелая картина: отец бегает по кабинету, хватаясь за голову, и стонет, так что сердце разрывается.

— Ну, что мне с тобой делать! Уже такой большой дурак, а изохимены не знаешь. В пастухи мне теперь тебя отдавать, что ли…

2. Эпоха вторая, 1922 год

Преподаватель Московской советской школы «Нормальсовместобуч» Василий Капитонович Усов перед уходом на занятия сидел у себя в кабинете и горько плакал.

— Что с тобой, папа? — спросила заглянувшая в кабинет десятилетняя дочь.

— Ничего не знаю, ничего не понимаю.

— Ну, например.

— Очень меня жучат мальчишки. Такие уроки задают, что никак не выучишь. И слова все самые непонятные: «Уездземельком», «Деркамбед», «Реввоенсов», «Соввоенспец».

— Ну, авось сегодня не вызовут…

— Да, как же, надейся. Мы, говорят, тебя выбрали всеобщим голосованием в учителя, и ты должен знать все назубок. Все пугают: не будешь знать, говорят, мы тебя без пайка оставим и записку домой твоим детям напишем. Тебя-то, Оличка, я не боюсь, ты меня любишь и не тронешь пальцем, а сын, если узнает, выпорет так, что до зеленых веников не забуду.

И предчувствие не обмануло Усова.

Когда он вошел в большую, холодную комнату «Нормальсовместобуча», сначала на него никто не обратил внимания: два мальчика, сидя верхом на кафедре и болтая ногами, дружески угощали друг друга доброй понюшкой кокаина; еще один мальчик мирно завтракал бутербродом из конины, запивая его бутылкой мутного пива, прямо из горлышка. Две девочки грели на спиртовой машинке щипцы и завивали друг друга с такой яростью, что запах паленого волоса заглушал все другие запахи. Компания из шести человек сгрудилась в углу у окна, и оттуда неслись оживленные возгласы: «У меня семь очков, а у тебя. Ага. Жир. Ставлю еще пятьсот тысяч. Четыре. Три. Очко деньги съело. Иду до банка».

— Кто сегодня дежурит? — робко озираясь, спросил Усов.

— А-а. Товарищ Мокроусов, — пробормотал счастливый владелец пива, отрывая губы от горлышка. — Чего же вы опаздываете?

— В аптеку ходил, ей-Богу, — соврал Усов Василий. — Дочка больна.

— Вечные отговорки. Ну что, приготовили урок? Или нет, как давеча, разнюнитесь.

— Кто сегодня дежурит? — переспросил Усов Василий, стараясь замять неприятный разговор.

— Овсюков. Только его сегодня не будет. Пошел в комиссариат с женой разводиться.

— Он ведь, кажется, позавчера разводился?

— Ну, что ж такого. Позавчера с одной разводился, сегодня с другой, — рассудительно возразила девочка, вертя на руке раскаленные щипцы. — Послушайте, душка Усаков. Достаньте мне денатурату для машинки, я вас поцелую в носик.

— Манька, — строго крикнул юноша, только что отправивший в нос очередную понюшку кокаина, — давно я тебя за косу не таскал… Ты у меня пококетничаешь.

— Товарищ Усов! Покурим, что ли. Сахарином не интересуетесь? Могу предложить полтора кило франко сюда. А у меня, знаете, печальная новость: Катя сбежала. На какого-то латыша паршивого променяла. Вот тебе и свободная школа, черт ее подери.

— Ну вы, шпана, — закричал, входя, дежурный Овсюков. — Раз учитель пришел, не будем терять золотого времени. Спросим у него урок да и айда по домам. У нас тут компашка в «Тифлис» собирается. Товарищ Усов, что вы сегодня готовили?

— Отношение «Деркомбедов» к «Уеземелькому».

— Ну вот, вы нам и расскажите об этом. Ступайте на кафедру. Оттуда будете говорить. Порядка не знаете, что ли?

— Гм… кхе, кхе… Эти самые… «Деркомбеды» относятся к «Уеземелькому» как низший подвластный орган, но в случае недоразумений всякий вопрос вносится в «Губсовнархоз», который совместно с «Осотопом» и «Всеобучем».

— С кем? С кем?

— Я хотел сказать с «Реввоенсовом»…

— Да вы знаете, что такое «Реввоенсов»?..

— Это такой… военный, который.

— Ну, что такое «Реввоенсов»? Может быть, вы думаете, что это в переводе: ревет военный, как сова? Не гогочите вы, жеребцы… Ах Усов, Усов. Что нам с вами делать?.. Ну, скажите нам, каковы функции «Ососовпатопа». Подчинен ли он… «Выссовпатопу» или нет?

— Нет, то есть да.

— Гм… «нет, то есть да». Ах, Длинноусов, Длинноусов… Опять придется вызывать ваших детей в ученическую — объясняться.

— Я старался… я учил…

— Опять слезы. Пойдите, станьте к стенке, пока я вашим детям записку напишу. Пусть хоть они вас усовестят…

А дома была знакомая, но тяжелая сцена. Двенадцатилетний сынишка Петька бегал по детской, хватался за голову и стонал:

— Ну, что я с тобой буду делать? До седых волос дожил, а «Реввоенсова» не знаешь. В пастухи мне тебя отдавать, что ли? — Дочь Оля подошла к пригорюнившемуся отцу, погладила его по голове и сказала брату с упреком:

— Ну, что ты к человеку привязался. Сегодня не выучил, завтра выучит. Я сама с ним позаймусь.