Предисловіе.[править]
I. По поводу русскихъ пѣсенъ, изданныхъ Якушкинымъ.[править]
Послѣ напечатанія въ «Лѣтописяхъ Русской Литературы» 1859 г. и въ «Отечественныхъ Запискахъ» 1860 г. русскихъ пѣсенъ и духовныхъ стиховъ, собранныхъ П. И. Якушкинымъ и обратившихъ на себя общее вниманіе любителей и знатоковъ нашей народной словесности, — одинъ изъ наиболѣе компетентныхъ и авторитетныхъ судей въ этомъ дѣлѣ, профессоръ Ѳ. И. Буслаевъ, посвятилъ имъ тогда же обширную ученую статью, вошедшую въ І-й томъ его книги «Русская Народная Поэзія» (1861 г.), подъ заглавіемъ «Русскій Народный Эпосъ».
Статья эта составляетъ, конечно, лучшее предисловіе къ сборнику издаваемаго нами автора, но перепечатывать ее здѣсь цѣликомъ мы и не въ правѣ и не находимъ въ томъ надобности. Согласно заглавію, г. Буслаевъ большую часть названной статьи посвящаетъ общимъ теоретическимъ соображеніямъ и разъясненіямъ, относящимся во всей области народнаго эпоса, ко всѣмъ сдѣланнымъ наукою пріобрѣтеніямъ въ этой области.
Такъ, онъ опредѣляетъ важное значеніе продуктовъ истинной народной поэзіи, высоко цѣнитъ чистоту ихъ «эпическаго стиля», ихъ естественность и правдивость, глубину проникающаго ихъ нравственнаго чувства и т. д. Затѣмъ г. Буслаевъ, привѣтствуя труды по изученію народности и старины, ждетъ отъ нихъ блистательныхъ результатовъ для эстетики и исторіи литературы, такъ какъ «народные элементы» дадутъ возможность правильно рѣшить «всевозможные вопросы эстетическіе и литературные». «Надобно полагать, говоритъ онъ, что даже самыя избитыя положенія устарѣлой теоріи получатъ новый смыслъ, болѣе точное значеніе».
Далѣе, г. Буслаевъ переходитъ къ оцѣнкѣ собранныхъ Якушкинымъ сокровищъ народной поэзіи, группируетъ ихъ, останавливаясь подробно на каждой группѣ, а также, въ отдѣльности, на каждомъ замѣчательномъ и характеристическомъ явленіи народнаго творчества.
Г. Буслаевъ, между прочимъ, находитъ, что «пѣсни бытовыя, то есть, подблюдныя, свадебныя, хороводныя, веснянки, а также разныя причитанья и заговоры, сохранили въ себѣ гораздо больше слѣдовъ древнѣйшаго миѳологическаго эпоса, нежели пѣсни богатырскія, которыя значительно потерпѣли отъ внесенія въ нихъ элемента историческаго». Относительно исторической пѣсни или былины, онъ высказываетъ мнѣніе, что она заслуживаетъ особеннаго вниманія между прочій видами русской народной поэзіи, такъ какъ «свидѣтельствуетъ намъ, что народъ принималъ живѣйшее участіе въ историческихъ судьбахъ Руси, умѣлъ по своему очень вѣрно понимать ихъ и давать ихъ мѣткую характеристику въ своихъ пѣсняхъ». «Съ точки зрѣнія собственно литературной», г. Буслаевъ ставитъ былины «несравненно выше всевозможныхъ историческихъ руководствъ или учебниковъ», а для «народа — въ его неразвитомъ, безсознательномъ, поэтическомъ періодѣ развитія, — онѣ служатъ единственнымъ и самымъ популярнымъ средствомъ къ поддержанію и укрѣпленію національныхъ силъ, развитыхъ въ народѣ его исторіею». Здѣсь авторъ подробно разбираетъ наиболѣе выдающіяся былины, записанныя Якушкинымъ, напр., пѣсни: «О Марьѣ Юрьевнѣ», «О свадьбѣ Грознаго», «Про осаду Соловецкаго монастыря» и пр.
На духовные стихи и народные разсказы религіознаго содержанія г. Буслаевъ смотритъ, какъ на «дальнѣйшее развитіе народной эпической дѣятельности», и ставитъ ихъ въ этомъ отношеніи наравнѣ съ былинами. Въ то время, какъ былины развивались изъ эпическаго начала подъ вліяніемъ историческихъ событій, духовныя пѣсни и разсказы, исходя изъ того же начала, складывались подъ вліяніемъ христіанскаго ученія и книжнаго просвѣщенія. Первыя замѣняли для народа лѣтописи, вторыя — духовную литературу. Въ духовныхъ пѣсняхъ г. Буслаевъ видитъ «замѣчательную для исторіи русскаго образованія связь устной словесности съ письменной литературой и преимущественно съ апокрифическою», причемъ, на его взглядъ нѣкоторые, сложенные народомъ, стихи этого рода «дышатъ чистыми идеями христіанства». Опять и здѣсь авторъ обстоятельно разбираетъ записанныя Якушкинымъ пѣсни и разсказы, и изъ послѣднихъ нѣкоторые, двоевѣрные, апокрифическаго происхожденія, приводитъ цѣликомъ для доказательства ихъ тѣснѣйшей связи съ духовными стихами. Въ этихъ стихахъ и разсказахъ особенно цѣнно, по его мнѣнію, что въ нихъ «народъ сберегъ память о древнѣйшихъ поэтическихъ преданіяхъ, случайно внесенныхъ въ наши лѣтописи и принадлежащихъ къ драгоцѣннымъ остаткамъ древнѣйшей русской поэзіи».
Въ заключеніе своего обзора сборника Якушиина, почтенный ученый счелъ нужнымъ оградить произведенія безъискусственнаго народнаго творчества отъ фырканья фальшивой брезгливости и дешевыхъ обвиненій.
«Безусловно осуждать, говоритъ онъ, народные вымыслы въ грубости и нелѣпости очень легко съ высоты нашихъ мнимыхъ просвѣщенныхъ взглядовъ и съ точки зрѣнія чопорныхъ условныхъ приличій. Для такого бездоказательнаго осужденія нужно только какъ можно меньше знать убѣжденія и вѣрованія простаго народа и древне-русскую литературу. Отъ того-то мнимо-просвѣщенное невѣжество такъ и падко на осужденія, оскорбительныя для русской народности. Но когда будетъ указано, что эти народные вымыслы коренятся на многовѣковыхъ преданіяхъ русской жизни, и что въ нихъ выражается не только вліяніе нашей древней письменности, но и сама духовная жизнь народа, со всѣми ея свѣтлыми и темными сторонами, тогда эти вымыслы должны будутъ обратить на себя болѣе серьезное вниманіе всякаго благомыслящаго человѣка. Правда, что въ нихъ много нелѣпаго; но вѣдь это не книга, не вещь какая-нибудь, которую можно сберечь или какъ-нибудь уничтожить. Это — понятіе и убѣжденіе, думы и гаданія самаго народа во всей ихъ наивной наготѣ, переданныя въ словѣ. Жили они въ устахъ многихъ поколѣній и благополучно дожили до нашихъ временъ, когда человѣколюбіе и наука по достоинству оцѣнили ихъ высокое значеніе для исторіи человѣчества».
II. Якушкинъ о своемъ сборникѣ пѣсенъ.[править]
Печатая въ 1865 г. свое собраніе пѣсенъ, нашъ собиратель предпослалъ имъ отъ себя «нѣсколько словъ». Такъ онъ говоритъ, между прочимъ, что, въ виду ожидавшагося тогда выхода собранія пѣсенъ П. В. Кирѣевскаго, онъ считаетъ обязанностью каждаго другаго собирателя «сообщать и печатать всѣ матеріалы, какіе онъ успѣлъ собрать», въ интересахъ полноты сборника Кирѣевскаго. «Съ этою цѣлью издаю и я, говоритъ онъ, часть моего собранія», которое онъ надѣялся издать все «въ скоромъ времени». Послѣднее намѣреніе Якушкина не исполнилось и, вѣроятно, значительная часть изъ собранныхъ имъ пѣсенъ осталась вовсе не опубликованной и, со смертью его, затерялась. Мы здѣсь даемъ все, что было имъ издано, а именно: 25 пѣсенъ, напечатанныхъ въ «Лѣтописяхъ Русской Литературы и Древности» за 1859 г., изд. Н. Тихонравовымъ, 6 пѣсенъ, явившихся въ литературномъ сборникѣ «Утро» за 1859 г., и все объемистое собраніе, нашедшее себѣ мѣсто въ «Отеч. Запискахъ» за 1860 г. (книги: 4, 5, 6, 7, 10 и 12) {Отдѣльными изданіями собраніе пѣсенъ Якушкина выходило два раза: 1) въ 1860 г., подъ заглавіемъ: «Русскія пѣсни, собранныя П. Якушкинымъ», Спб., въ типогр. Д. Глазунова, in 8°, 106 стр. Въ это изданіе вошла только часть пѣсенъ, ранѣе напечатанныхъ въ «Отеч. Запискахъ»; и 2) въ 1865 г., подъ заглавіемъ: «Народныя русскія пѣсни изъ собранія П. Якушкина», Спб., въ типогр. А. А. Краевскаго, in 8°, 288 стр. Это изданіе несравненно объемистѣе и полнѣе перваго, но значительнѣйшая часть его (весь Лирическія отдѣлъ) состоитъ, собственно, изъ стереотипныхъ оттисковъ этихъ пѣсенъ въ «Отечествен. Запискахъ». Кромѣ всего собранія, напечатаннаго въ сейчасъ названномъ журналѣ, въ этомъ изданія повторены также всѣ пѣсни (за исключеніемъ одной), ранѣе напечатанныя въ «Лѣтописяхъ Русской Литературы»; не нашли въ немъ мѣста только пѣсни, явившіяся въ сборникѣ «Утро».
Въ свое время труды Якушкина по изученію народнаго поэтическаго творчества были привѣтствованы всей литературой и оцѣнены ею по достоинству. Когда онъ на печаталъ свое собраніе пѣсенъ въ «Отечествен. Запискахъ» — собраніе это сдѣлалось предметомъ цѣлой литературы. О немъ явились обстоятельные и очень лестные для собтрателя отзывы: въ «Извѣстіяхъ Академіи наукъ», «Журналѣ Министерства Народнаго Просвѣщенія» и «Отеч. Зп.», за 1860 г. (ст. А. Григорьева) въ журн. «Время» за 1861 г., кн. 4, и пр.}.
Въ своемъ вышеупомянутомъ предисловіи, Якушкинъ высказываетъ свои воззрѣнія на методъ собиранія и классифицированіи сокровищъ народной поэзіи.
«Хотя въ настоящее время, говоритъ онъ, казалось-бы рано подводить пѣсни подъ различные отдѣлы и хотя другая обязанность собирателя состоитъ въ томъ, чтобъ не мудрствовать лукаво и пока не извлекать изъ нихъ теорій въ пользу того или другаго историческаго и нравственнаго взгляда; но, для удобства употребленія, необходимо подвести ихъ подъ какія нибудь рубрики. Въ этомъ отношенія, сколько я могъ убѣдиться при разсматриваніи бывшихъ у меня подъ руками матеріаловъ П. В. Кирѣевскаго, пѣсни могутъ быть безопасно раздѣлены на слѣдующіе отдѣлы:
- I. Стихи духовнаго содержанія.
- II. Пѣсни историческія, съ которыми могутъ быть соединены и солдатскія.
- III. Пѣсни лирическія, изъ которыхъ нѣкоторыя, по своему содержанію, нѣсколько эпическому, принадлежатъ къ области балладъ, другія въ роду элегій. Впрочемъ, баллада такъ легко переходитъ въ элегію и, наоборотъ, элегія въ балладу, что строго разграничить ихъ невозможно, по крайней мѣрѣ, до времени.
- IV. Пѣсни обрядныя, то есть: а) свадебныя, б) величальныя, и) подблюдныя, г) хороводныя, и д) праздничныя.»
Этой группировки мы и держались здѣсь, и — по ней распредѣлено все предлагаемое собраніе пѣсенъ нашего автора.
Далѣе, въ своемъ предисловіи, Якушкинъ подробно останавливается на значеніи варіантовъ.
«Я думаю, говоритъ онъ, что варіанты пѣсенъ должны быть печатаемы всѣ: варіанты словъ могутъ быть подводимы подъ тексты, но варіанты содержанія должны быть сохраняемы во всей ихъ цѣлости и неприкосновенности. На это есть различные способы и методы. П. В. Кирѣевскій составлялъ пѣсню изъ различныхъ варіантовъ, относя разности въ примѣчанія и такимъ образомъ сохраняя варіанты и вмѣстѣ выводя изъ нихъ существенное содержаніе; это могъ дѣлать одинъ П. В. Кирѣевскій съ его глубокимъ знаніемъ источниковъ, съ его въ высшей степени замѣчательнымъ эстетическимъ чутьемъ и при обиліи его матеріаловъ. Но не всѣмъ такой пріемъ позволителенъ.»
Здѣсь Якушкинъ на примѣрахъ и цитатахъ доказываетъ мастерство работы Кирѣевскаго, по сравненію съ такою же работою, извѣстнаго своимъ безвкусіемъ и безцеремонностью въ обращеніи съ памятниками, Сахарова. Для сравненія взята пѣсня объ осадѣ Пскова. Затѣмъ, Якушкинъ приводитъ, для той же цѣли, въ параллели одну и ту-же свадебную пѣсню — въ редакціи Кирѣевскаго и въ своемъ спискѣ съ пятью варіантами {Кромѣ этой пѣсни, Якушкинъ, для большей убѣдительности своей мысли о важности и характерности варіантовъ, привелъ еще историческую пѣсню о князѣ Голицинѣ съ кропотливымъ подстрочнымъ указаніемъ различія въ ея изложеніи по 8-ми спискамъ. Полагаемъ, что въ настоящее время убѣждать кого нибудь въ филологической и этнографической важности варіантовъ пѣсенъ — нѣтъ надобности: теперь это въ наукѣ общее мѣсто. Поэтому мы опускаемъ въ нашемъ изданіи этотъ техническій опытъ нанизыванія варіантовъ, сдѣланный Якушкинымъ примѣрно: если онъ и имѣетъ еще интересъ, то слишкомъ частный и спеціальный (занимаетъ онъ 4 страницы). Желающихъ ознакомиться съ нимъ — отсылаемъ къ изданію пѣсенъ нашего собирателя 1865 г.}. «Пѣсня Кирѣевскаго, замѣчаетъ онъ при этомъ, составлена изъ нѣсколькихъ варіантовъ; д-же, не принимая на себя такой смѣлой задачи, только подвожу варіанты, думая, что они должны быть сохраняемы» въ неприкосновенности, «ибо каждый варіантъ представляетъ свой особый интересъ». Онъ и держится этого хорошаго правила въ своемъ собраніи, какъ увидитъ читатель.
"Важное значеніе варіантовъ въ пѣсняхъ, говоритъ онъ далѣе, особенно-наглядно выражается, напримѣръ, въ пѣснѣ о князѣ Волконскомъ и Ванѣ ключникѣ. Въ моемъ собраніи, нынѣ предлагаемомъ публикѣ, и представляю это народное созданіе въ трехъ варіантахъ, и пѣсню про молодца, въ которой разсказывается подобное же происшествіе. Какъ варіанты той же пѣсни, замѣчательны: 1) въ древнѣйшей, по всей видимости, формѣ о Дунаѣ Ивановичѣ (напечатанной въ «Извѣстіяхъ Академіи»), 2) въ формѣ, сохраненной новиковскимъ пѣсенникомъ:
Гулялъ молодецъ по Укранеѣ ровно тридцать лѣтъ,
Загулялъ молодецъ къ королю въ Литву.
3) въ смутной и темной формѣ пѣсенъ о князѣ Волконскомъ, напечатанныхъ О. М. Бодянскимъ въ No III «Чтеній» 1859 года, 4) наконецъ въ позднѣйшей, искаженной трактирной цивилизаціей формѣ: «Любила княгиня камеръ-лакея», помѣщенной во многихъ старыхъ сборникахъ пѣсенъ.
"Другая важная сторона значенія варіантовъ уясняется изъ извѣстной пѣсни:
Ахъ, ты батюшка, свѣтелъ мѣсяцъ,
Что ты свѣтишь не по прежнему?…
равно относимой народнымъ творчествомъ къ Іоанну IV, Петру I, Петру II, Петру III, Екатеринѣ (вѣроятно, II), къ Павлу I и къ Александру I. Эпическія формы остаются тѣ же, но прилагаются къ разнымъ лицамъ. Такъ, еще пѣсня, сложенная про смерть Лопухина изъ эпохи «Семилѣтней войны», приложена къ французскому нашествію. Вообще географическимъ названіямъ и именамъ историческихъ лицъ не должно приписывать въ пѣсняхъ большаго значенія. Въ Новгородѣ и Псковѣ является часто и совершенно неумѣстно Иванъ IV; въ Орлѣ, Воронежѣ, Тамбовѣ и проч. Петръ I; въ низовыхъ губерніяхъ: Симбирскѣ, Саратовѣ и проч. Алексѣй Михайловичъ {Я имѣлъ эту пѣсню изъ Вятки, Новгорода, Костромы, Москвы, Орла, Воронежа. Всѣхъ списковъ я знаю до 20 — ти. Авт.}.
"Такъ, въ приведенной выше пѣснѣ является Карамышевъ, въ пѣснѣ объ осадѣ Соловецкаго монастыря Салтыковъ, лица, неучаствовавшія въ событіяхъ, о которыхъ въ пѣсняхъ разсказывается.
"Вообще я долженъ замѣтить, что баллада представляютъ гораздо болѣе варіантовъ, чѣмъ пѣсни часто лирическія. Изъ послѣднихъ можно указать на нѣкоторыя, какъ, напримѣръ, «Калина съ малиною лазоревый цвѣтъ», извѣстная въ народѣ подъ названіемъ «Веселая бесѣдушка», которыя рѣшительно не представляютъ варіантовъ (кромѣ выговора). Свидѣтельствуетъ ли это въ пользу ихъ древности — предоставляю рѣшитъ знатокамъ. Укажу еще на пѣсню: «Охъ ты садъ ли мой садочикъ», представляющую своей конструкціей большое сходство съ одной изъ древнѣйшихъ славянскихъ пѣсенъ, съ пѣснею о Розѣ, Краледворской рукописи.
«Желательно, чтобъ изданы были голоса пѣсенъ. До сихъ поръ, кромѣ труда покойнаго М. А. Стаховича, нельзя указать ни на одно собраніе, которое сколько-нибудь удовлетворяло бы требованію истинныхъ знатоковъ. По моему мнѣнію, въ этомъ отношеніи должны быть сохраняемы варіанты мотивовъ, разнообразные по мѣстностямъ. Въ настоящее время мнѣ удалось слышать пѣсни, аранжированныя для пѣнія К. П. Вильбоа; какъ мнѣ кажется, эти аранжировки удовлетворятъ своею вѣрностью и художественностью самихъ строгихъ судей этого дѣла.»
Свое предисловіе Якушкинъ заключаетъ пожеланіемъ, чтобы, готовившееся тогда, изданіе пѣсенъ Кирѣевскаго было окончено скорѣе.
Засимъ мы предлагаемъ цѣликомъ статью Якушкина, напечатанную въ «Библіотекѣ для чтенія» за 1864 г. Статья эта, во многомъ интересная, имѣетъ значеніе не только біографическое по отношенію въ самому Якушкину, но и историческое въ литературѣ нашей, вообще, и, въ частности, въ области трудовъ, посвященныхъ собиранію и изданію сокровищъ народной устной словесности.
Статья эта заключаетъ въ себѣ, между прочимъ, горячее и ѣдкое обвиненіе извѣстнаго Безсонова въ литературномъ чужеядствѣ и въ узкомъ педантизмѣ. Въ свое время она послужила въ возбужденію оживленной полемики. Якушкину Безсоновъ возражалъ въ журналѣ «День» (1864 г. No 1); Якушкинъ ему отвѣчалъ въ «Голосѣ» (1864 г. No 157). Якушкинъ здѣсь едва-ли былъ справедливъ во всемъ; споритъ онъ придирчиво, рѣзко, мѣстами опромѣтчиво, и, — конечно, статья его интересна для насъ не полемической своей стороной. Перепечатывая ее здѣсь, мы имѣли въ виду главнымъ образомъ услышать изъ устъ самого Якушкина: кто и какъ толкнулъ его на прекрасное дѣло собиранія пѣсенъ со словъ самого народа, какъ относился онъ лично къ этому дѣлу, какъ оно созрѣвало и крѣпло, и кому всего болѣе обязана русская литература его развитіемъ? Самого Якушкина статья эта освѣщаетъ съ очень выгодной стороны, какъ пламеннаго, толковаго труженика-вкладчика въ науку познанія духовной жизни и творческихъ силъ русскаго народа. Нужно, ко всему, добавить, что приводимая статья Якушкина — самая значительная и наиболѣе содержательная изъ всѣхъ (очень немногихъ) его критическихъ замѣтокъ.
III. Кое-что объ изданіяхъ Безсоновымъ народныхъ стиховъ и пѣсенъ.[править]
Я по сіе время не понимаю, на что такая несчастная доля постигаетъ сборникъ пѣсенъ Петра Васильевича Кирѣевскаго. Петръ Васильевичъ началъ записывать русскія пѣсни еще въ 20 — хъ годахъ, слѣдовательно, болѣе 35 лѣтъ назадъ; ѣздилъ онъ по Россіи нѣсколько разъ самъ, съ единственною цѣлію записывать пѣсни; всѣ, кто только успѣвалъ записывать какую-нибудь пѣсню, доставляли ее непремѣнно Петру Васильевичу. Между сотрудниками его въ этомъ дѣлѣ вы встрѣчаете Пушкина, Гоголя, Кольцова, Даля, Языковыхъ, Погодина, Шевырева и много, много другихъ. Сколько мнѣ помнится, нѣтъ ни одной губерніи, изъ которой бы въ этомъ сборникѣ не было пѣсенъ. Прибавьте къ этому добросовѣстность собирателя, глубокую его образованность, необыкновенное эстетическое и народное чутье и болѣе тридцати-пяти лѣтъ неусыпныхъ трудовъ. Кажется, какъ при этихъ условіяхъ не достигнуть успѣха?!… И достигъ бы успѣха Петръ Васильевичъ Кирѣевскій, ежели бы у него немного поменѣе было добросовѣстности и любви въ своему дѣлу, а коли хоть немного было бы нахальства; имѣя же вышеупомянутые недостатки, онъ не могъ сдѣлать кое-какъ; и что имъ было сдѣлано — сдѣлано хорошо. Припомнимъ, что до самой смерти Петра Васильевича никто не зналъ, не исключая и самаго Общества любителей русской словесности, которому теперь поручено изданіе этого сборника. никто не зналъ, что Петръ Васильевичъ не только записывалъ пѣсни, но что онъ составлялъ {Подъ словомъ составлялъ надо разумѣть «возсоздавалъ», т. е. Петръ Васильевичъ Кирѣевскій бралъ нѣсколько варіантовъ одной и той же пѣсни и выбиралъ изъ каждаго варіанта тотъ стихъ, который казался ему лучше. При этомъ онъ указывалъ добросовѣстно именно на тотъ варіантъ, которымъ онъ пользовался. Это можетъ засвидѣтельствовать г. Безсоновъ распоряжающійся драгоцѣнными рукописями Кирѣевскаго.} ихъ изъ многихъ варіантовъ, и такъ составлялъ, что никто не нашелъ не только стиха, но ни одного даже слона, которой бы показалось ненароднымъ: такъ глубоко понималъ нашъ первый (и по времени, и по способностямъ) собиратель народной поэзіи. Умеръ Петръ Васильевичъ Кирѣевскій, а съ нимъ умерла и надежда видѣть когда-нибудь сборникъ русскихъ пѣсенъ, какого мы могли ожидать ори жизни Петра Васильевича.
Послѣ смерти Кирѣевскаго, родственниками его поручено было мнѣ заняться приготовленіемъ къ изданію всѣхъ оставшихся пѣсенъ. При самой передачѣ мнѣ пѣсенъ В. А. Елагинымъ, я замѣтилъ страшный недочетъ въ бумагахъ: по крайней мѣрѣ двухъ или трехъ стопъ бумаги, исписанной пѣснями, не оказалось; потомъ я узналъ, что сверхъ этой страшной потери, пропало еще множество бумагъ покойнаго Петра Васильевича, оставленныхъ имъ въ Москвѣ. Эти пропавшія драгоцѣнности извѣстны многимъ; самъ г. Безсоновъ говоритъ объ этой потерѣ. А мнѣ занимавшемуся у Петра Васильевича болѣе двадцати лѣтъ по части собиранія пѣсенъ, слишкомъ хорошо извѣстны эти рукописи. — Когда мнѣ, било поручено приготовить къ изданію пѣсни Петра Васильевича, въ тоже время В. А. и Н. А. Елагини, М. А. Стаховичъ и я, составили опись, въ двухъ экземплярахъ, всѣмъ пѣснямъ и въ томъ порядкѣ, въ какомъ онѣ остались послѣ смерти собирателя, и всѣ четверо подписались подъ обоими экземплярами. Думая, что издавать придется мнѣ и не надѣясь издать надлежащимъ образомъ, я поставилъ въ непремѣнное условіе, что по окончаніи работъ, кѣмъ бы то ни было произведенныхъ, рукописи всѣ должны для повѣрки поступить или въ публичную петербургскую библіотеку, или въ библіотеку московскаго университета. Затѣмъ я немедленно приступилъ къ работѣ. Не мнѣ судить, хорошо или дурно вышло бы у меня собраніе, но я долженъ сказать, что, приготовивъ историческія пѣсни въ изданію и не довѣряя себѣ, я изъ орловской губерніи, гдѣ производились работы, отправился въ Москву, съ единственною цѣлью воспользоваться совѣтами тамошнихъ ученыхъ; и какъ изданіе пѣсенъ, по моему мнѣнію, въ чемъ вѣрно согласятся и многіе, должно быть исполнено подъ вліяніемъ не одной какой-нибудь партіи, а всѣхъ партій, то я и обратился за совѣтомъ ко всѣмъ. Я показывалъ историческія пѣсни П. А. Безсонову, И. Д. и И. В. Бѣляевымъ, К. С. Аксакову, Ѳ. И. Буслаеву, И. Б. Забѣлину, Т. И. Филипову, А. H. Островскому, В. М. Ундольскому, А. С. Хомякову, И. В. Павлову, и — представьте мое великое удивленіе: ни отъ одного изъ этихъ господъ я не слыхалъ ничего, кромѣ похвалъ, ни одного замѣчанія!.. Другими словами, всѣ они одобрили мои работы по изданію русскихъ пѣсенъ. Немедленно я вернулся въ орловскую губернію и къ осени 1857 года сборникъ пѣсенъ былъ почти готовъ… Надобно быть въ этомъ дѣлѣ опредѣлительнѣе въ своихъ словахъ: мнѣ оставалось, безъ усиленнаго труда, работы еще недѣли на двѣ, на три, и притомъ такой не важной, что я легко могъ исполнить ее при держаніи корректуръ.
Въ концѣ февраля 1860 года рукописи собранія покойнаго Петра Васильевича Кирѣевскаго были переданы Обществу любителей русской словесности, и общество въ тоже засѣданіе изданіе рукописей поручило К. С. Аксакову, П. А. Безсонову и В. И. Далю; наконецъ, въ сентябрѣ этого года вышелъ первый выпускъ «Пѣсенъ, собранныхъ Петромъ Васильевичемъ Кирѣевскимъ» (94 стр.); въ февралѣ или въ концѣ января 1861 года вышелъ второй выпускъ (96 стр.); въ апрѣлѣ или въ маѣ вышелъ третій выпускъ (124 стр.). Чтобъ кончить всю исторію изданія этого горькаго сборника, я долженъ сказать, что комиссія, издававшая эти три выпуска, прибавила нѣсколько пѣсенъ изъ разныхъ сборниковъ, къ пѣснямъ, собраннымъ Петромъ Васильевичемъ и приведеннымъ мною въ порядокъ, по плану самого собирателя. Я этого сдѣлать не могъ; мнѣ запрещено было прибавлять что-нибудь къ сборнику, исключая нѣкоторыхъ старинныхъ печатныхъ сборниковъ, и именно въ уваженіе только того, что Петръ Васильевичъ самъ началъ выписки изъ этихъ сборниковъ.
Ко всему этому мнѣ не приходится говорить ни въ похвалу, ни въ порицаніе этого изданія: пусть судятъ всѣ, кто какъ знаетъ; я буду говорить собственно только о работахъ комиссіи, которой поручено изданіе этого сборника, драгоцѣннаго и по содержанію, и по имени собирателя. И я считаю тѣмъ болѣе моей обязанностью сказать свое мнѣніе, можетъ быть ошибочное, что болѣе чѣмъ кто-либо знаю объ этихъ работахъ и о томъ, что сдѣлали съ сборникомъ Петра Васильевича дѣйствующіе члены Общества любителей русской словесности, которыхъ Кирѣевскіе считали искренними своими друзьями.
«Не родись богатъ-уменъ, а родись кудрявымъ», говоритъ народъ. П. А. Безсоновъ родился совершенно кудрявымъ! Другихъ достоинствъ, по изданію русскихъ пѣсенъ, я за нимъ рѣшительно не знаю. Кто можетъ сказать, по какому несчастному случаю весь сборникъ пѣсенъ Кирѣевскаго, да и всѣ сборники пѣсенъ достались безконтрольно въ однѣ руки г. Безсонова? Гдѣ онъ проявилъ знаніе русской народной поэзіи? Онъ рѣшительно ничѣмъ не доказалъ знанія народной жизни; только впослѣдствіи доказалъ отсутствіе пониманія русской поэзіи и зависть къ заслугамъ Петра Васильевича Кирѣевскаго. Чѣмъ вы объясните, напримѣръ, какъ не завистью, слѣдующее: едва узнали люди совсѣмъ не близкіе, а можетъ быть и лично незнакомые съ Петромъ Васильевичемъ, объ изданіи его собранія, какъ въ ту же минуту предложили свои сборники въ общую сокровищницу Кирѣевскаго; изъ числа многихъ я укажу на Ѳ. И. Буслаева, И. Е. Забѣлина; г. Рыбниковъ имѣя подъ руками множество пѣсенъ, не остался чуждымъ этому труду: онъ далъ нѣсколько пѣсенъ въ сборникъ Кирѣевскаго; одинъ только г. Безсоновъ, которому безконтрольно порученъ сборникъ, взялъ себѣ часть, а можетъ и лучшую, именно духовные стихи изъ сборника Кирѣевскаго, и издалъ ихъ въ своихъ «Калѣкахъ-перехожихъ»,да при этомъ надо замѣтить, ни одной строки не вложилъ въ собраніе, порученное его благодѣяніямъ. При этомъ онъ не забылъ сказать о своихъ великихъ трудахъ (которыхъ не было), о своихъ заслугахъ, о которыхъ никто не знаетъ!.. Г. Безсоновъ объясняетъ это тѣмъ, что у него великій сборникъ стиховъ; изъ «Калѣкъ-перехожихъ» этого не видно, а хоть бы это была и правда, онъ по долгу чести и совѣсти не могъ бы изъ порученныхъ ему пѣсенъ брать что-нибудь. Что бы онъ сказалъ, ежели бы кто-нибудь, кому поручено сберечь сто рублей, взялъ деньги себѣ, и объяснилъ это присвоеніе слѣдующимъ образомъ: «У меня больше, — у меня тысяча рублей; поэтому я и взялъ себѣ и эти сто рублей?» Но не все ли равно, деньги или пѣсни? Какъ можно было приписывать себѣ то, что сдѣлалъ другой?!. А г. Безсоновъ это дѣлалъ и дѣлаетъ съ первой строки издаваемыхъ имъ и «Пѣсенъ», и «Калѣкъ-перехожихъ» до послѣдней строки. Чтобы не упустить фразы: «съ первой строки», я и начну съ первой же строки предувѣдомленія перваго выпуска пѣсенъ, принадлежащаго г. Безсонову. Я совершенно утвердительно говорю — Безсонова, и убѣжденъ, что товарищи его по комиссіи не читали бумагъ Петра Васильевича, а слишкомъ довѣрчиво отнеслись къ г. Безсонову. Иначе какъ объяснить согласіе покойнаго К. С. Аксакова и В. И. Даля подписаться подъ слѣдующими словами «Предувѣдомленія»:
«По мысли, руководившей постоянно Петромъ Васильевичемъ Кирѣевскимъ, комиссія, издающая нынѣ сборникъ его пѣсенъ, не ограничивается тѣмъ, что нашла въ бумагахъ покойнаго. но присоединяетъ сюда въ пополненіе и другія пѣсни… а гдѣ нужно, въ приложеніяхъ къ выпуску, помѣщаетъ сказки, историческія показанія…» (I выпускъ).
Я повторяю, что взялъ эти строки, какъ первыя въ книжкѣ, и долженъ сказать, что здѣсь все невѣрно, или покрайней мѣрѣ неточно: въ приложеніяхъ къ выпуску помѣщать сказки, историческія показанія; это совершенно не по мысли Петра Васильевича Кирѣевскаго, а между тѣмъ Безсоновъ увѣряетъ, что онъ постоянно руководился мыслью Петра Васильевича. Выходитъ, что по мысли Петра Васильевича Кирѣевскаго слѣдуетъ дѣлать приложенія къ каждому выпуску, напримѣръ, къ выпуску, заключающему въ себѣ пѣсни про Илью Муромца, надобно прилагать всевозможныя приложенія про этого героя, — тогда какъ Петръ Васильевичъ говорилъ, что должно издать всѣ пѣсни разомъ, послѣ варіанты къ нимъ и наконецъ приложенія. Доказательствомъ моихъ словъ можетъ служить изданіе Петра Васильевича русскихъ народныхъ стиховъ, въ которомъ онъ не помѣстилъ ни одного варіанта. Ему хотѣлось, чтобы кто-нибудь взялся издать особенно сказки, и потому-то онъ не отказывалъ собранныхъ имъ сказокъ всякому, кто только собирался ихъ печатать: это можетъ подтвердить А. Н. Афанасьевъ. Я еще могу прибавить, что Петръ Васильевичъ предлагалъ мнѣ издать сказки (до изданія еще А. Н. Афанасьева) и что по его совѣту я просилъ у В. И. Даля имъ собранныя сказки, въ чемъ, впрочемъ, мнѣ было отказано. И поэтому я, получивъ въ свои руки бумаги Кирѣевскаго, отобралъ нѣсколько сказокъ, мною записанныхъ, просилъ В. А. Елагина отправить ихъ къ А. Н. Афанасьеву, который, получивъ ихъ отъ г. Елагина, ошибкой помѣтилъ ихъ, записанными Кирѣевскимъ.
Послѣ этихъ строкъ начинается самовосхваленіе г. Безсонова, который сказалъ только мимоходомъ, что и духовные стихи погодимъ издавать: не потому-ли, что я ихъ не приготовилъ въ изданію?.. или быть можетъ для того, что эти духовные стихи, какъ показываютъ факты, пригодились для «Калѣкъ-перехожихъ» г. Безсонова? Странно! да какъ же послѣ этого г. Безсоновъ такъ беззастѣнчиво говоритъ, что онъ всякую замѣтку, даже слово Петра Васильевича Кирѣевскаго отпечаталъ «съ буквальною точностью въ самомъ даже правописаніи и въ знакахъ препинанія. Не простирая никакого притязательнаго права…. дозволилъ себѣ отдѣлить иногда красную строку!»
Объ красной строкѣ и толковъ нѣтъ, но нельзя не замѣтить г. Безсонову, такъ какъ онъ выдаетъ себя за знатока русскихъ напѣвовъ, что пѣсню должно записывать съ голоса; а по голосу стихъ выходитъ чрезычайно разнообразенъ, и что ему, какъ пѣвцу, можетъ казаться поправкою, то другимъ покажется искаженіемъ. Не будемъ обращать вниманія и на перестановку стиховъ (стр. 2, выпускъ 1), что тоже ни къ чему не идетъ, но особеннаго вреда не дѣлаетъ, если издатель всегда оговаривается; но какъ же г. Безсоновъ говоритъ, что «порядокъ, въ которомъ размѣщены пѣсни настоящаго выпуска» и слѣдующихъ «былевыхъ, установленъ по мысли его, Безсонова?»… Да какъ же иначе можно было размѣстить пѣсни? Спросите кого хотите, какъ должно разсказывать исторію про что бы то ни было… Положимъ хоть біографію Петра Алексѣевича. Сперва должно разсказать, какъ онъ родился, потомъ какъ у Петра Алексѣевича прорѣзались зубки, потомъ какъ онъ учился издавать русскія пѣсни (при этомъ необходимы и географическія подробности), какъ издалъ пѣсни и т. д. Про какого-нибудь богатыря — все такъ же: какъ родился, какъ жилъ, какъ умеръ. Какая же это оригинальная мысль? Во всемъ изданіи г. Безсонова одна только мысль его: замѣнить западную терминологію Петра Васильевича на свою, якобы славянскую: историческія пѣсни онъ назвалъ былевыми; «варіантъ» замѣнилъ, хоть я не совсѣмъ вѣрно, словомъ «разнорѣчіе» {Для примѣра разницы между варіантомъ и разнорѣчіемъ, покрайней мѣрѣ какъ ее понималъ Петръ Васильевичъ, покажу на пѣсню про свадьбу Ивана Грознаго. Въ одной изъ этихъ пѣсенъ говорится про супротивника Темрюка-Мамстрюка, что у него были усы сторженые, въ сапогахъ раструбы были широкіе; а въ другой пѣснѣ говорится: Темрюка-Мамстрюка было супротивниковъ двое, и совсѣмъ непохожихъ на щеголя, о которомъ говоритъ первая пѣсня. Въ ней разсказывается, что когда дядюшка Ивана Грознаго бояринъ Романъ Никитичъ кликнулъ кличъ, что Темрюкъ-Мамстрюкъ ищетъ по всей Москвѣ супротивника, но въ то время богатырей въ Москвѣ не случилось, тогда
Изъ дворенушка маленькова,
Изъ избенушки худенькой
Выбѣгали два братца молоденькіе:
Фомушка маленькій
Да Петранюшка хроменькій…
Выбѣгаютъ они и второпяхъ на бѣгу шубы надѣваютъ. Неужто это разнорѣчіе?}. Пожалуй и еще есть мысли въ его примѣчаніяхъ, да какія же это мысли? Развѣ можно назвать мыслями подписи подъ пѣснями: «не кончено?» Почему, напримѣръ, ему показалось неконченною пѣсня, записанная г. Рыбниковымъ въ Петрозаводскѣ (стр. 84—89, выпускъ 3)? Вы спросите, г. Безсоновъ, кого-нибудь, кто толкъ знаетъ, — вамъ скажутъ, что эта пѣсня не только кончена, но въ концѣ и точка поставлена. Какой можетъ быть лучше конецъ этой пѣсни:
И ходятъ калики — кричатъ по чисту полю,
Не дорогою ходятъ, бездорожицею.
Закричалъ Ѳома сударь Ивановичъ:
«Ай-же вы калики перехожіе!
Что же вы ходите не дорогою, бездорожицей?»
И кричатъ всѣ калики грошкимъ голосомъ:
«Ай-же ты, Ѳома сударь Ивановичъ!
За твою за правду за великую
Вложилъ тебѣ Господь душу въ бѣлы груди,
А за нашу за неправду за великую
Напустилъ темень на ясны очи».
Да тутъ не только конецъ, но даже, если хотите, и нравоученіе. Трудно также довѣрить, чтобы Общество любителей русской словесности помогало вамъ въ объясненіи непонятныхъ, по вашему мнѣнію, словъ. Знаменитую букву О (сокращенное: общество) вы ставите изъ скромности. Я увѣренъ, что вы, именно вы растолковали намъ слѣдующіе стихи:
Владиміръ князь убивается,
А калики-то въ путь снаряжаются.
Проситъ ихъ тутъ Владиміръ князь
Пожить, побыть тотъ денекъ у себя… (Стр, 99, вып. 3.)
Смыслъ этого мѣста ужасъ какъ труденъ; вотъ вы и поставили звѣздочку при словѣ убивается, а внизу и написали: «усильно проситъ остаться и горюетъ о разставаньи. — О.» (т. е. другими словами: «Общество любителей русской словесности»). Или еще (на страницѣ 66, вып. 3), когда разсказано, что калики, возвращаясь въ Кіевъ, не попали на то мѣсто, гдѣ былъ зарытъ Касьянъ Михайловичъ:
Обошли маленькою сторонкой *).
{*) Почему и этотъ стихъ не объяснить? Можно объяснить такъ: Касьянъ остался немного въ сторонѣ.
Его молода Касьяна Михайловича
Голосокъ наноситъ помалехоньку…
А и тутъ калики остоялися.
А и мѣсто стали опознавать;
Подалися малехонько — увидѣли
Молода Касьяна Михайловича.}
Вѣдь не скоро догадаешься, чей голосокъ наноситъ? Но тутъ-то Петръ Алексѣевичъ Безсоновъ является благодѣтельнымъ толкователемъ и объясняетъ этотъ стихъ такъ: «доносится голосъ Касьяна. — О.»
И иного, много подобныхъ вещей объяснялъ намъ именно г. Безсоновъ, ибо я никакъ не думаю, чтобы О могло сказать, что печаль значитъ заботы, хлопоты; бурнастый -- бурый. Лисецъ бурыхъ, о которыхъ упоминаетъ Безсоновъ, видѣлъ одинъ только г. Безсоновъ, члены О могли только видѣть лошадей бурыхъ, а лисицъ видали чернобурыхъ, бурнастыхъ… А впрочемъ Богъ ихъ знаетъ, можетъ которые и лисицъ бурыхъ видали!… Но я все таки увѣрился, что всѣ эти объясненія принадлежатъ всецѣло П. А. Безсонову, и изъ одной только скромности заслугу подобныхъ толкованій онъ дѣлитъ со всѣми членами О. Не понимаю я только, кчему тутъ скромность?
Еще должно прибавить, что Петра Алексѣевича Господь и соображеніемъ не обидѣлъ. Соображеніе у него глубокое. Вотъ вамъ примѣръ женъ добрыниныхъ по разнымъ варіантамъ зовутъ различно, а именно 1) Тимоѳеевной, 2) Микулишной, 3) Григорьевной, 4) Гурьишной, 5) Никулишной… Вотъ и всѣ. Которая же изъ нихъ жена добрынина? Во вѣкъ никому не отгадать!… И не отгадывайте, а прочтите на стр. XX, вып. 2, что гласитъ г. Безсоновъ. А г. Безсоновъ гласитъ, что Добрыня, бояринъ, былъ женатъ на удалой разъѣздной дѣвицѣ, Настасьѣ Никуличнѣ, дочери представителя земщины Никулы Селяниновича!… Этого никто не могъ прежде знать, да и самъ Петръ Алексѣевичъ повертѣлъ-таки чубомь, чтобы отыскать Добрынѣ тестя-батюшку. Да и кому придетъ въ голову женить Добрыню, княжаго племянника, на дочери мужика, который земли запашетъ, хлѣба засѣетъ, намолотитъ, пива наваритъ, гостей назоветъ, такихъ же мужиковъ, какъ и самъ, а эти мужики станутъ говорить тестю княжаго племянника такія рѣчи:
Ужь и дай тебѣ Богъ, Микулушка, пахать да орать,
Ужь и дай тебѣ Богъ, Микулушка, крестьянствовать!
А этому Микулушкѣ надо теперь ѣхать въ зятю въ гости во высокъ теремъ, да еще пожалуй, если Добрыня живетъ съ дядей, и въ теремъ самого князя Владиміра…
Я не постигаю, на чемъ основывался Безсоновъ, дѣлая подобныя произвольныя сватовства?… А вѣдь по русской пословицѣ: «яблоко отъ яблонки недалеко откатится»; «каковъ отецъ, таковъ и сынъ». Да и по пѣснямъ тоже выходитъ: у Ивана Гостинаго сына отецъ гость и самъ онъ гость, у богатыря Давида Игнатьевича сынъ тоже богатырь, у богатыря царя Саула Леванидовича сынъ тоже богатырь; у одного толко Микулушки яблочко откатилось отъ яблонки. Ей бы, т. е. Микулишнѣ, шло привѣтствіе: «Тебѣ бы, Никулична, жать да молотить!» Ей же этого теперь сказать нельзя: она сдѣлалась удалою разъѣздною дѣвицей -- хватитъ и за желтыя кудри; послѣ пошла и выше, сдѣлалась и племянницей князя Владиміра, — хоть Никулична
Отъ своего роду отказалася…
а не пошла за торгаша-ходебщика (?) суздальца.
Соображенія у г. Безсонова, какъ изо всего видно, не занимать стать, но пониманія того, что онъ написалъ, еще больше: вы напишете Китай, станете читать — и выйдетъ Китай; а если г. Поприщинъ съ г. Безсоновомъ станутъ читать — у нихъ выйдетъ не Китай, а Испанія!.. Эта мысль моя, и я ее никому не уступлю; не такъ скроменъ, какъ Петръ Алексѣевичъ! А чтобы кто-нибудь не воспользовался этой мыслію, я приведу слѣдующія строки:
При царѣ Давидѣ Евсеевичѣ,
При старцѣ Макары Захарьевичѣ,
Было безпокойство великое:
Старицы по кельямъ — родильницы,
Чернцы по дорогамъ — разбойницы,
Сынъ съ отцомъ на судъ идетъ,
Братъ на брата съ боемъ идетъ,
Братъ сестру за себя емлетъ.
Ну, что вы прочитали? Вы думаете, что здѣсь говорится про ужасное положеніе общества, погрязшее въ беззаконіе, которое живетъ наканунѣ потопа, или во крайней мѣрѣ французской революціи, которому грозитъ неминуемая гибель, что эти слова сказаны съ ужасомъ? Я знаю, что вы такъ и скажете, потому что вы читаете Китай — Китаемъ, а не Испаніей! Господинъ же Безсоновъ написалъ эти стихи и прочиталъ, что это запѣвъ -- шуточная передѣлка стиха Іерусалимскаго!… (VIII ст. 3 вып.). Ну, не Испанія-ли это?!..
Перечтите ради-Бога еще разъ выписанные выше стихи которые представляютъ такую полную, цѣльную картину распущеннаго общества. А между тѣмъ, привиллегированный издатель русскихъ пѣсенъ Безсоновъ, нагло увѣряетъ, что это неудачная передѣлка какого-то, стиха!…
Прочитавъ въ пѣсняхъ П. В. Кирѣевскаго замѣтки П. А. Безсонова, я столько узналъ новаго, что не могу не выразить ему своей благодарности, и вмѣстѣ съ благодарностью обратиться къ нему и съ просьбой. Сдѣлайте одолженіе, г. Безсоновъ, пишите ваши замѣтки и оставьте изданіе пѣсенъ П. В. Кирѣевскаго: вамъ онѣ или не по сердцу, или вамъ некогда. Какъ то, такъ и другое вѣроятно. Скажите пожалуйста, чѣмъ можно объяснить, что вы, взявъ въ февралѣ 1860 года въ свои руки пѣсни Кирѣевскаго, къ 4-му февраля 1861 г. издали тощенькія книжонки, — даже и съ вашими примѣчаніями, очень тощенькими, — да тѣмъ съ ними и покончили, а теперь къ нимъ почти и рукъ не прикладываете, а въ тоже время вы, получивши позже матеріалы, издали два большихъ тома прекраснаго сборника Рыбникова, большую кипу какой-то смѣси и очень хорошаго, и до крайности несообразнаго, подъ названіемъ «Калѣкъ», да все съ замѣтками, да съ большими? Ежели вы это хоть немного объясните… Да что объ этомъ толковать! вы этого не объясните, а общество (О) и не посмотритъ на мою вамъ хвалу, хоть вы и еще больше обвиняйте въ невѣжествѣ Петра Васильевича Кирѣевскаго!.. Только вамъ еще разъ просьба — оставьте пѣсни Кирѣевскаго, или займитесь изданіемъ ихъ серьезнѣе: съ чужимъ добромъ такъ не поступаютъ.
По настоящее же время изданіе пѣсенъ Кирѣевскаго идетъ непутно и страшно подозрительно…
Теперь посмотримъ, какимъ шутникомъ является г. Безсоновъ съ своими «Калѣками»…
Вотъ въ несчастныхъ калѣкахъ (т. е. книжкѣ) много мыслей Петра Алексѣевича. Но прежде чѣмъ ни станемъ говорить объ этихъ мысляхъ, воздадимъ благодарность привиллегированному издателю русскихъ пѣсенъ. Онъ «слѣдилъ за ними (т. е. за калѣками) въ окружающей жизни (?) ходилъ за ними по деревнямъ, съ жадностію отыскивалъ и отмѣчалъ объ нихъ всѣ свидѣтельства древности… Любопытство его поглощено было самымъ явленіемъ, самыми лицами калѣкъ перехожихъ, ихъ положеніемъ, бытомъ, обычаями, пріемами. Стихи онъ выслушивалъ изучалъ всѣ ихъ напѣвы, но записывалъ мало». И вотъ въ началѣ 1861 года, у него собралось уже до пятисотъ стиховъ; въ августѣ того же 1861 года возрасло за тысячу!!!… Когда я прочиталъ въ первомъ выпускѣ «Калѣкъ-перехожихъ», что г. Безсоновъ имѣетъ въ своихъ рукахъ до 500 стиховъ {У Безсонова такъ сказано: «1. Самые стихи (числомъ до пятисотъ)»… но благоразумно умолчено: различныхъ или нѣсколько стиховъ съ варіантами?}, меня оторопь взяла: Кірѣевскому, Отто, Максимову, Филипову, Островскому, да и всякому, кто только безкорыстно и не для прославленія своего имени собиралъ стихи, болѣе ста стиховъ не случалось имѣть въ своихъ рукахъ; какъ не удивиться, что одному только г. Безсонову удалось собрать до 500!… Я знаю, что при большемъ трудѣ собирателей, большемъ числѣ ихъ, при болѣе обширномъ районѣ ихъ дѣйствій, число самыхъ дорогихъ пѣсенъ возрастетъ до такого размѣра, объ которомъ мы и не думаемъ, что доказывается сборникомъ Рыбникова; поэтому я совершенно повѣрилъ г. Безсонову, и хоть не со всѣмъ согласился, но скрѣпя сердце, промолчалъ, услыхавши, что г. Безсоновъ, съ согласія Общества любителей Русской словесности и родственниковъ Кирѣевскаго, дробитъ, уничтожаетъ сборникъ, порученный ему для изданія. Теперь, зная искусство и добросовѣстность г. Безсонова, я увѣренъ, что сборникъ его можетъ включать до 10, 100, 200 и болѣе тысячъ!… Такъ онъ безцеремоненъ въ вербовкѣ стиховъ для своихъ изданій!…
Послѣ изданія г. Безсоновымъ пяти выпусковъ «Калѣкъ-перехожихъ», мы заговоримъ другое.
Родственники ли, друзья ли Петра Васильевича Кирѣевскаго, никто не имѣлъ права его трудами позволить дѣлать имя кому-нибудь: это грѣхъ не только передъ памятью Петра Васильевича, но это уголовное преступленіе передъ обществомъ. Какъ могло Общество любителей русской словесности или кто другой позволить приписать труды покойника живому человѣку, на томъ основаніи, что покойникъ умеръ и ему не надобны блага мірскія, а живому человѣку, хоть бы этотъ человѣкъ былъ и П. А. Безсоновъ, отдать труды покойника для прославленія своего имени? Позволить на первыхъ же строкахъ трудовъ покойника обругать всю дѣятельность его! Какъ могло общество и всѣ знакомые позволить г. Безсонову безнаказанно написать слѣдующія строки про труды Кирѣевскаго:
«Сводить одинъ стихъ изъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ, притомъ не приводя сихъ послѣднихъ и съ притязаніемъ, что такой долженъ быть подлинный видъ извѣстнаго стиха, каковъ онъ во происхожденію, или каковъ онъ долженъ быть въ народѣ, я считаю дѣломъ совершенно противнымъ здравому смыслу и требованіямъ науки…» (Вып. I. стр. ІѴ).
Люди, знающіе труды и способности Кирѣевскаго! можно ли такъ говоритъ о дѣятельности Петра Васильевича? Я совершенно увѣренъ, что у Кирѣевскаго не было здраваго смысла для пріобрѣтенія какихъ-нибудь житейскихъ выгодъ; у г. Безсонова ихъ гораздо, гораздо больше; но скажите пожалуйста, неужели не возмущаютъ васъ эти безсовѣстно-безобразныя строки? А какъ вамъ нравится то, что во всемъ сборникѣ г. Безсонова «Калѣки перехожіе» не видно (ибо онъ это скрылъ), что Кирѣевскій, составляя стихъ, прилагалъ къ нему варіантъ, показывая, гдѣ записанъ каждый варіантъ, и какой стихъ какого варіанта вошелъ въ сводный стихъ.
При разборѣ бумагъ Петра Васильевича мною была найдена черновая работа его надъ стихомъ Егорій храбрый; эта-то черновая, карандашомъ написанная работа помѣщена г. Безсоновымъ во второмъ выпускѣ на 440 стр., какъ-бы въ доказательство словъ, изъ выше сказанныхъ: хорошо ли это? Эта черновая работа, помѣщенная г. Безсоновымъ въ его «Калѣкахъ», къ несчастію мною найденная, именно какъ-бы затѣмъ помѣщена, чтобы доказать, что Кирѣевскій издавалъ пѣсня глупо, такъ какъ не только многимъ, но и самому г. Безсонову извѣстно, что П. В., составляя пѣсню изъ разныхъ варіантовъ, всѣмъ и всякому допускалъ возможность выставлять каждый варіантъ, что можно видѣть въ «Русской Бесѣдѣ.»
Отдѣлавъ такимъ образомъ труды Кирѣевскаго, которымъ П. В. посвятилъ всю свою честную и добросовѣстную жизнь, г. Безсоновъ говоритъ:
«Совсѣмъ напротивъ, — я привожу сначала всѣ образы извѣстнаго стиха со всѣми разнорѣчіями, указываю, въ какихъ новѣйшихъ изданіяхъ существуютъ другіе образцы его и тогда уже, когда можно меня повѣрить источниками, свожу всѣ разнорѣчія изъ всѣхъ образцовъ въ одинъ стихъ, но такъ, что не выдаю его ни за первообразъ, ни за подлинный теперешній видъ, а представляю изучающимъ одинъ матеріалъ, сведенный изъ памятниковъ, такъ-называемый въ наукѣ Запада филологическій аппаратъ».
Съ гордымъ смиреніемъ, не хвастая, Безсоновъ говоритъ:
«Въ каждомъ такомъ сводномъ стихѣ (carmen) начинаю тѣмъ, что по смыслу и содержанію первичнѣе, затѣмъ все вторичное послѣдующее, а въ концѣ то, что по содержанію или складу стиха ближе къ заключенію (?!!!).»
Колико разсудителенъ Петръ Алексѣевичъ Безсоновъ!…
Позвольте теперь отнестись къ вамъ, много и много уважаемые (въ самомъ строгомъ смыслѣ) М. П. Погодинъ {М. И. Погодинъ, кромѣ общественной дѣятельности, всѣмъ извѣстной, былъ первый, который указалъ мнѣ, какъ должно научать народную поэзію, давалъ мнѣ множество рекомендательныхъ писемъ, чрезвычайно облегчалъ мнѣ мои подъ-часъ тяжелыя странствованія; онъ все мнѣ показывалъ, отрываясь отъ своихъ занятій, какъ узнавать древнія рукописи, монеты и т. п. М. П. Погодинъ и М. Лѣсниковъ по настоящее время занимали мѣста президента и вице-президента О. Р. С.} и И. С. Аксаковъ {И. С. Аксакову я обязанъ всѣмъ его вниманіемъ ко мнѣ и поддержкою свѣтлою личностію его въ Харьковѣ, а также и тѣмъ, что онъ доставилъ мнѣ возможность безъ всякаго со своей стороны рецепта, опять пуститься въ странствованія по Россіи. Иванъ Сергѣевичъ могъ предложить изучить сходку, торговлю, но не умѣетъ приказать; подбери факты къ моей статьѣ, къ моему взгляду.}, какъ вы могли допустить подобную брань на человѣка, котораго вы любили и дѣятельность, котораго вамъ извѣстна? Вѣдь этотъ человѣкъ былъ Петръ Васильевичъ Кирѣевскій, про котораго ни одинъ человѣкъ ни изъ одной партіи не сказалъ ни одного дурнаго слова, а г. Безсоновъ работу Петра Васильевича находитъ противною здравому смыслу и наукѣ!… Разумѣется, если бы за эту работу взялся г. Безсоновъ, вышло бы плохо, даже очень плохо!… хуже даже его сводныхъ стиховъ; Кирѣевскимъ же были составлены стихи такъ, что никто и не зналъ, что почти всѣ стихи составлены. Хотя г. Безсоновъ и говоритъ, что у Кирѣевскаго «каждый почти стихъ сводный по особому способу, принятому покойнымъ собирателемъ», но у Петра Васильевича стихи не сводные, а составленные, и къ каждому стиху были бы приложены всѣ варіанты, указано бы было, изъ котораго какой стихъ взятъ, если бы г. Безсоновъ не воспользовался огромнымъ количествомъ варіантовъ, находившихся въ сборникѣ, порученномъ его изданію; даже неприличнаго этого названія стихамъ Петръ Васильевичъ дать не могъ. Вотъ у Петра Алексѣевича стихи сводные, точно сводные; онъ напечаталъ всѣ стихи, ему доставленные его знакомыми, гораздо большее количество взятыхъ изъ сборниковъ Кирѣевскаго, а небольшое число самимъ имъ записанныхъ послѣ и… сдѣлалъ сводный стихъ, по образцу, называемому въ западной наукѣ филологическимъ аппаратомъ, да и не даромъ же Петръ Алексѣевичъ не любитъ западной науки!… У него вышелъ такой сумбуръ, что въ этомъ аппаратѣ ничего не поймешь. Скажите, г. Безсоновъ, для чего это напечатано:
Жилъ (живалъ) себѣ (на землѣ, на вольномъ свѣту) славенъ и богатъ человѣкъ
(Какъ жилъ-былъ богатый славный богатырь):
Онъ раскочныя ѣства и богачы
(сладкую пищу) воскушалъ
(Пивалъ-ѣдалъ сладко;)
Пилъ-ѣлъ богатый — сахаръ воскушалъ;
Въ которой роскоши онъ пивалъ и ѣдалъ;
Который на свѣтѣ въ роскоши живалъ,
Пивау и ддау сластно хорошо,
Дорогіе надѣвы (одежды) и богачы (богатъ) надѣвалъ
(Дорогія одежды онъ радъ былъ носить; радъ носилъ; возносилъ).
(Выпускъ 1, стр. 68.)
Я выписалъ съ буквальною точностію этотъ отрывокъ филологическаго аппарата, составленнаго по образцамъ западной науки, и нахожусь въ необходимости согласиться съ г. Безсоновымъ, что западъ глупъ!… Пожалуй, и можно этотъ сводный стихъ разложить на частные, несводные, но это можетъ сдѣлать одинъ только г. Безсоновъ; впослѣдствіи, когда онъ сочиняетъ науку, какъ разбирать эти сводные стихи, можетъ-быть и будетъ такая игра, въ родѣ шарадъ, ребусовъ, можетъ-быть и будутъ заниматься разложеніемъ этихъ стиховъ, — въ настоящее же время никто не разложитъ, и разлагать не будетъ, несмотря на то, что хитрый Петръ Алексѣевичъ отгадки помѣстилъ въ началѣ своихъ загадокъ, которыя онъ назвалъ сводными стихами.
И хоть Безсоновъ и говоритъ, что Кирѣевскій дѣлалъ безсмысленно, не указывая, изъ какого варіанта взялъ стахъ или слово (въ чемъ можетъ быть помѣшала ему смерть), а самъ г. Безсоновъ погрѣшалъ тѣмъ же, не указывая на варіанты, изъ которыхъ имъ взяты слова и цѣлыя строки своихъ сводныхъ стиховъ, имѣя на то время.
Но мы можемъ надѣяться, что новая наука, наука, составленная г. Безсоновымъ, скоро явится на свѣтъ; начало уже положено въ 4-мъ выпускѣ Калѣкъ, въ статьѣ подъ названіемъ «къ читателямъ». Но я серьозно опасаюсь, что эта наука Петра Алексѣевича окажетъ совершенно медвѣжью услугу и православію, и вѣрѣ въ возможность славянскихъ началъ: такъ хитро онъ подходитъ и къ православію, и къ славянской народности, хотя съ перваго разу кажется, что онъ за нихъ только и стоитъ.
Какъ ни трудно, но все-таки постараюсь познакомить простыхъ смертныхъ съ этою замѣчательною статьею, хоть отчасти; со всею — нѣтъ возможности, даже и для меня: а я долго изучалъ храбрые подвиги П. А. Безсонова.
Господинъ Безсоновъ разсказываетъ намъ, что русскій народъ не профанируетъ духовными пѣснями потому, что онъ православный. Православіе не нуждается вы въ какой защитѣ, — а г. Безсоновъ своей защитою хотѣлъ скорѣе поддержать православіе. Скажите пожалуйста: при странномъ вниманіи, при жадности къ изученію, какъ ногъ сказать П. А. Безсоновъ, что у насъ не профанируютъ духовными пѣснями или такъ называемыми стихами, когда у него въ настоящее время находится подъ руками сборникъ Кирѣевскаго? Вѣдь многіе думаютъ, что онъ читалъ рукописи, которыя ему доставлены (О) (Обществомъ любителей) и потому могутъ страннымъ показаться эти мысли П. А Безсонова. Не будемъ говорить объ «Барыня барыня», слова которой совершенно не подходятъ къ религіозному напѣву; укажемъ П. А. Безсонову, что есть пѣсни:
У отца архимандрита было строгаго
Братія была веселая,
Погреба были глубокіе,
Да запоры были крѣпкіе!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
еще и скажу: ежели П. А. Безсоновъ когда нибудь слыхалъ, пѣвцовъ не приведенныхъ къ нему, но гдѣ-нибудь, на приходскомъ праздникѣ въ селѣ или на ярмаркѣ, — какъ онъ могъ не замѣтить, что слѣпцы не только пародируютъ, но даже кощунствуютъ: это можетъ засвидѣтельствовать и самъ П. А. Безсоновъ, когда онъ прочитаетъ весь сборникъ Петра Васильевича Кирѣевскаго.
Я говорю: когда онъ прочитаетъ весь сборникъ Петра Васильевича Кирѣевскаго, — а Безсоновъ по сю-пору всего его не прочиталъ. У него вѣдь всѣ пѣсни Кирѣевскаго; какъ же онъ могъ пропустить:
Построю я келью съ дверью,
Стану я Богу молиться:
Чтобъ меня дѣвки любили,
Крашеныя яйца носили…
или другую:
Волною морскою
У насъ подъ Москвою.
Да приведемъ цѣлую пѣсню.
Жилъ былъ старецъ одинъ наединѣ,
Построилъ старецъ келью себѣ,
Келью себѣ соломенную,
Пошелъ старецъ съ корцемъ за водой,
На встрѣчу старцу дѣвокъ хороводъ.
Пошелъ старецъ скакати плясать
Оглянулся назадъ — келья горитъ!
Много добра погорѣло въ той хороминѣ:
Ольховыя лапти, дубовыя сапоги,
Коробка съ табакомъ березовая.
Этотъ стихъ я слышалъ у церкви села Липовицы малоархангельскаго уѣзда.
«Несомнѣнныя свидѣтельства — далѣе говоритъ Петръ Алексѣевичъ — убѣждаютъ насъ, что индо европейскіе народы… имѣли еще въ язычествѣ свои религіозныя пѣснопѣнія…»
Это сказано очень хорошо: великая ученость творца будущей науки такимъ образомъ совершенно утверждена, а потому онъ дальше смѣло говоритъ:
«… Счастливы били тѣ, которые, какъ напримѣръ славяне и праотцы германскаго племени, жили долгое время вблизи и общеніи съ античною Греціей… на тѣхъ же мѣстахъ жительства отъ Чернаго моря и Дуная до нижней Фракіи и Македоніи застигло эти племена христіанство… Вліяніе христіанства въ формѣ греческой невольно достигло ихъ и сопровождало даже на новыя мѣста жительства…»
Это вліяніе «болѣе на себѣ должны были понести славяне, долѣе другихъ остававшіеся и до конца Византіи оставшіеся сосѣдями грековъ»…
У васъ можетъ-быть возродится какой-нибудь нескромный вопросъ, могущій нарушить текучесть рѣчи Петра Алексѣевича, а потому онъ остроумно прибавляетъ въ скобкахъ: «мы не считаемъ здѣсь кельтовъ-волоховъ, какъ пришельцевъ и сосѣдей временныхъ, ни дикаго ихъ отродія — арнаутовъ или албанцевъ»!!!..
Ежели какой-нибудь непонятливый человѣкъ спроситъ: «Да почему же на альбанцевъ не имѣло вліянія греческое христіанство?» На это съ скобкахъ сказано: дикое отродье эти албанцы! несуразный народъ!! вотъ вамъ и весь отвѣтъ!..
Далѣе Петръ Алексѣевичъ остроумно замѣчаетъ, что христіанство имѣло вліяніе на народное творчество. Это тоже его собственная мысль, за сообщеніе которой я считаю дѣломъ благодарить г. Безсонова за то, что онъ сообщаетъ точную новую вещь «что христіанство имѣло вліяніе на народное творчество?» Какое-же именно вліяніе имѣло христіанство на народное творчество — объ этомъ Безсоновъ не говоритъ, да вѣроятно объ этомъ онъ и не думалъ никогда. Творецъ живой науки продолжаетъ:
«Былины (т. е. мірскія пѣсни) и стихи во всей чистотѣ народнаго склада поются нынѣ единственно у славянъ, лучшіе же у православныхъ». Православіе, изволите видѣть, не мѣшало народному творчеству, а католичество мѣшало; это впрочемъ и понятно, такъ какъ славяне являются вмѣстилищемъ, готовымъ и выработаннымъ сосудомъ… «На западѣ Европы укрывались съ своимъ народнымъ сокровищемъ дольше другихъ странъ лишь въ дикихъ скалахъ, пристанищѣ скальдовъ, или за горами и своеобразіемъ Испаніи» (стр. VII). Въ самомъ же дѣлѣ эпическая поэзія можетъ существовать у однихъ православныхъ славянъ: «ежели и существуютъ былины и стихи у русскихъ раскольниковъ, напр. хоть пѣсня объ осадѣ Соловецкаго монастыря, завербованная привилегированнымъ издателемъ пѣсенъ изъ историческихъ пѣсенъ въ свои „Калѣки“; то эти стихи и пѣсни у русскихъ раскольниковъ существуютъ, именно потому, что Европа граничитъ къ сѣверу — Сѣвернымъ океаномъ, а съ западу — Атлантическимъ. Это совершенно вѣрно, ибо Петръ Алексѣевичъ говоритъ, что у словаковъ сохранилось „болѣе остатковъ былеваго народнаго творчества вообще, болѣе отрывковъ народныхъ стиховъ въ частвости, вмѣстѣ съ уцѣлѣвшими народными пѣвцами, слѣпцами: причиною быть-можетъ срединное положеніе между западомъ и востокомъ, сѣверомъ и югомъ славянства“… (стр. XII и XIII), хоть эти славяне и перемѣшаны съ мадьярами.
Я слышалъ, что нѣкій мужъ пришелъ на самый востокъ, и такъ пришелъ на востокъ, что куда не глянешь — все востокъ: впереди востокъ, назади — востокъ, направо — востокъ, на лѣво — востокъ, — все востокъ!.. Мнѣ не удалось узнать отъ него, поютъ ли на самомъ востокѣ былины и стихи?.. Впрочемъ г. Безсоновъ скажетъ намъ въ слѣдующихъ выпускахъ „Калѣкъ“ и объ этомъ: при его остроумныхъ догадкахъ грѣхъ ему будетъ, если онъ не сообщитъ намъ своихъ объ этомъ мыслей. Теперь только можно догадываться, что если тамъ живутъ славяне — то поютъ былины, а нѣмцы — не поютъ; у нѣмцевъ „по древнимъ рукописямъ и старопечатнымъ книгамъ, на языкѣ уже непонятномъ для новыхъ временъ, ученымъ удалось сыскать ихъ на три слишкомъ вѣка до трехъ сотенъ; десятокъ-другой уцѣлѣлъ тамъ-и-сямъ въ забросѣ понынѣ“. (стр. X). А у насъ, православныхъ, до г. Безсонова мы думали, что стиховъ около сотни; но г. Безсонову при его жадности, живѣйшемъ вниманіи, поглощенномъ любопытствѣ, выслѣживаніи въ окружающей жизни, хожденіи по деревнямъ (вып. 1 стр. I) удалось отыскать болѣе тысячи стиховъ, совершенно понятныхъ народу, какъ напримѣръ слѣдующій:
Salve, Jesu dulcissime,
Salve, fili pulcherrime,
Lili, lili, lili,
О dilecte fili!.. и т. д.
Кромѣ этого стиха (No 305, вып. 4, стр. 96), языкъ котораго такъ понятенъ всему русскому народу, въ „Калѣкахъ“ есть множество всякихъ стиховъ, пѣсенъ на разныхъ языкахъ; но такъ какъ эти вирши нельзя назвалъ стихами, даже и при какомъ угодно нахальствѣ, то т. Безсоновъ назвалъ ихъ младшими стихами; а настоящіе народные стихи, пѣсни, окрестилъ именемъ старшихъ стиховъ. Въ число старшихъ стиховъ вошли пѣсни и русскія, и малороссійскія, и сербскія; а въ число младшихъ всякая дребедень, — что, попадалось подъ руку. П. А. Безсоновъ, слава-Богу, не брезгливъ!.. Въ число стиховъ старшихъ вошли пѣсни: сорокъ каликъ съ каликою, Софьюшка и Василій, осада Соловецкаго монастыря и много другихъ; даже сербская пѣсня, переведенная уже Пушкинымъ, снова переведена самимъ г. Безсоновымъ и помѣшена старшимъ стихомъ. Если остаться только при этихъ стихахъ, нѣмцы-католики, неправославные будутъ имѣть больше насъ стиховъ (у нихъ до трехсотъ, а у насъ около сотни); но нѣмцы ошибаются: они не знаютъ, что имѣютъ дѣло съ г. Безсоновымъ: Петръ Алексѣевичъ выдвинулъ на нихъ младшіе стихи. Въ этомъ дѣлѣ издатель оказалъ способностей гораздо болѣе сына г. Добчинскаго: молодой Добчинскій, какъ увидитъ ножичекъ, сейчасъ тележку сдѣлаетъ, а г. Безсоновъ, какъ увидитъ что-нибудь написанное — сейчасъ въ стихъ хватаетъ, да еще (такой забавникъ!) подъ этою штукою примѣчаніе сдѣлаетъ, въ родѣ слѣдующаго:
„Хотя въ началѣ приведены нами стихи съ припѣвомъ въ концѣ, въ родѣ рацей (ср. и колядки), но все это книжное сочиненіе; чисто народныхъ стиховъ воскресенію нѣтъ (исключая ниже какой-то малорусскій отрывокъ): причиною конечно то, что у славянъ, въ ихъ древнѣйшемъ и общемъ мѣстопребываніи на югѣ, весна начиналась рождествомъ“. (Вып. 5 стр. 15).
Вотъ, прочитаете такое примѣчаніе и задумаетесь: г. Безсоновъ хотѣлъ помѣщать въ „Калѣкахъ“ народные стихи, — зачѣмъ же попали книжные, про которые и не знаетъ: какъ такъ весна у славянъ начиналась съ рождества, т. е. съ 25 декабря? вотъ какъ вы задумаетесь надъ этимъ, а Петръ Алексѣевичъ и будетъ въ кулакъ надъ вами посмѣиваться!.. Взглянете вы на это и сами улыбнетесь, да и скажете: „шутникъ П. А. Безсоновъ! вѣдь вы обѣщали намъ стихи, а даете Богъ-знаетъ что такое!..“ Но это вамъ не совѣтую говорить: вамъ покажутъ 21 стр. 4 вып., и вамъ стыдно будетъ, а на этой замѣчательной страницѣ объяснено; „часто иногда самая тонкая, едва замѣтная черта различаетъ эти отдѣлы (т. е. народные стихи и пѣсни, сложенные грамотѣями) и понимается лишь чутьемъ, образованнымъ опытомъ: въ изданіи же соблюсти эти отличія и раздѣлить стихи на особые отдѣлы при настоящемъ случаѣ невозможно!“
По этому онъ все беретъ, какъ трудолюбивый жукъ со всякой дряни собираетъ все, что ему надобно, спишетъ книгу, а къ ней и примѣчаніе: „Сочинено богословомъ Фраматіемъ Дивковичемъ изъ Елашакъ… съ дозволенія инквизиціи, печатано въ Венеціи 1691 г.“ (стр. 82, 83, 84… выписано 34 страницы!..) или напечатаетъ, что этотъ стихъ сочиненъ Антономъ Головатымъ, которымъ запорожскіе казаки поздравляли Потемкина (вып. 5, стр. 18). Сюда вошелъ и месяцесловъ въ стихахъ, вѣроятно пойдетъ такая же и арифметика, оды Державина, Шатрова; г. Безсоновъ все печатаетъ сряду, и ежели ему иногда случается не кончить по какой-то непонятной для насъ совѣстливости и вмѣсто конца написать и прочее, то за то часто приходится въ двухъ экземплярахъ печатать одинъ и тотъ же стихъ… т. е. не стихъ, а младшій стихъ. Вотъ напримѣръ:
Свѣтлыя въ небѣ палаты,
Трапезы тамо богаты:
Идите всѣ души праведны до той палаты
Тамо витати и близко Бога сѣдати,
Тамо бо велія радость,
И всѣмъ всемірная сладость,
Поютъ музыцы, разные языцы,
Песнь Богу сильну, зѣдо предивну
Въ часъ веселую годину.
А грѣшницы не тужите,
Но скоро тамо идите,
Оставите грѣхи до той утѣхи,
Въ радость премногу, къ милому
Любовь велію стяжите Богу,
Свѣтлыя во небѣ палати
Трапезы тамо богаты;
Идите дуси праведніи всѣ,
До той палаты, тамъ обѣдати
И близко Бога стояти
Тамо бо велія радость
И всѣмъ всемірная сладость
Поютъ музыцы, разные языцы
Пѣснь Богу сильну, презѣльну, дивну.
Въ часъ веселья годины
А грѣшницы не тужите,
Но скоро тамо идите,
Оставите грѣха до той утѣхи,
Въ радость премногу къ великому Богу.
(Вып. 5, NoNo 521 и 522 стр. 259, 257).
Подобныхъ вещей г. Безсоновъ собралъ многое множество, и объявилъ въ газетѣ „День“, что ея-де П. А. Безсоновъ собралъ до 1000 стиховъ, да денегъ нѣтъ, издать не могу, такъ сокровище и пропадаетъ! Не соблаговолитъ ли кто денегъ на изданіе этихъ сокровищъ?!..» «С. П. Вѣдомости» повторили это объявленіе и «подписка шла такъ быстро и успѣшно, что совершенно доказала сочувствіе русскаго общества» къ изданію русскихъ народныхъ пѣсенъ, на что впрочемъ скажетъ теперь публика: обѣщали русскіе народные стихи, а подчуютъ младшими стихами. Всѣ думали, что г. Безсоновъ въ первой же книжкѣ, выпущенной по подпискѣ, запоетъ:
А мы, нищая братья,
Мы убогіе люди,
Должны Бога молити,
У Христа милости просити
За поящихъ, за кормящихъ,
Кто насъ поитъ и кормитъ,
Обуваетъ — одѣваетъ!..
А Петръ Алексѣевичъ Безсоновъ, вмѣсто этой жалобной пѣсни «Калѣкъ-перехожихъ», какъ хватитъ въ первой же книжкѣ, въ первый же стихъ:
Патріархи тріумствуйте,
Со пророки ликовствуйте,
Со святыми торжествуйте!
Приведутся дѣвы. (IV вып. стр. 1).
А чего тутъ ликовать?!.. Ликовать, не ликовать одному Петру Алексѣевичу Безсонову, а подписчики-то на «Калѣкъ-перехожихъ», чай, заплакали, когда денежки ихъ загули!..
Когда была окончена эта статья, я увидалъ пятый выпускъ сборника пѣсенъ П. В. Кирѣевскаго. Въ этомъ выпускѣ пѣсни расположены по мысли г. Безсонова. Трудно только понять, по какимъ соображеніямъ расположены пѣсни этого выпуска. Напримѣръ почему пѣсня «про князя Волховскаго и Ваньку Клюшничка» помѣщена прежде пѣсни:
Какъ гулялъ молодецъ ровно тридцать лѣтъ,
Загулялъ молодецъ къ королю въ Литву…
да и много подоблаго… Только я считаю своимъ долгомъ извиниться, передъ г. Безсоновымъ: я невольно ввелъ его въ ошибку. Г. Безсоновъ, помѣщая мои варіанты пѣсни «про князя Волхонскаго и Ваньку Ключничка», называетъ князя Волхонскаго «княземъ-бояриномъ». Я печатая въ «Отечественнихъ Запискахъ» эту пѣсню, по независящимъ отъ редакціи обстоятельствамъ долженъ быль называть Волхонскаго «княземъ бояриномъ», а потому и въ сборникѣ Кирѣевскаго въ моихъ варіантахъ Волхонскій называется тоже «княземъ-бояриномъ».
Стихи духовнаго содержанія.[править]
1. Стихъ про Егорія Храбраго. Во седьмомъ году восьмой тысячи 2. Стихъ про Егорія Храбраго. Во шестомъ году въ осьмой тысячи,
3. Стихъ про Егорьевы мученья. При томъ царѣ, при Ѳедорѣ, 4. Стихъ объ Алексафіи. Посторонъ святаго града Іерусалима 5. Стихъ про Бориса и Глѣба. Востошная сдержавная
6. Стихъ о пречудной царицѣ. Ты пречудная царица, Мать Божія-Богородица! 7. Воскресло небесное царство. Воскреснетъ небесный Царь, и вознесется рука Его -- 8. Стихъ на рождество Христово.[1] Достойно есть днесь удивленія, 9. Стихъ о великомъ страшномъ судѣ. Жили мы, грѣшные, на вольномъ на свѣту.
10. Стихъ про душу великой грѣшницы. По морю, по синему, по Хвалыискому
11. Стихъ о вознесеніи Христовѣ. На шестой было на недѣлѣ, 12. О Дмитріѣ Селунскомъ. Сопущалися съ небесь два ангела, два архангела 13. Стихъ о Лазарѣ. Живалъ-себѣ славенъ на вольномъ свѣту, 14. Стихъ о двухъ Лазаряхъ. Жили то были два братца, 15. О Ѳедорѣ Тировѣ. Во святѣ градѣ Константиновѣ 16. Стихъ о Михаилѣ Архангелѣ. Спустится на землю судья праведный, 17. Стихъ о Пятницѣ. Во славномъ городѣ въ Ерусалимѣ |
Пѣсни историческія и солдатскія.[править]
1. Пѣсня о Марьѣ Юрьевнѣ. Жилъ-былъ князь Романъ Митріёвичъ.
2. Романъ князь Митріёвичъ младъ, 3. Про осаду Казани. Ужь вы люди ли, вы люди стародавніе! 4. Свадьба Грознаго. Пріутихло-пріуныло море синее, 5. Свадьба Грознаго: (начало то же). 6. О Иванѣ Грозномъ. Прикажи Господи вамъ старину сказать, 7. Грозенъ былъ воинъ царь нашъ батюшка, 8. Татарскій полонъ. Какъ за рѣчькою,
Ты бери-ко мать, 9. Охъ ты поле мое, поле чистое! 10. Пѣсня про осаду Соловецкаго Монастыря. На Москвѣ было на базарѣ;
11. Пѣсня про Ваньку клюшника. Въ Москвѣ было во городѣ, на Сѣнной было площади,
А сафьянные сапожки кровью понаполнены.
Про твою ли, сударь, милость много било ругано. 12. Что на славной было улицѣ на Димитровнѣ,
13. Какъ на горкѣ, на горушкѣ, 14. Копаніе конавовъ. 15. Выкатается свѣтъ нашъ, батюшка, первый императоръ, 16. Заводилася война 17. Разбисчастнинькой, безталаннинькой 18. О Кутузовѣ. Что но красное-то солнце возсіяло, 10. Обѣщался императоръ 20. Середи Москвы на площади 21. Тамъ построили, тамъ кабакъ 22. По дорожевкѣ 23. Что вились-то мои русы кудри, вились завивались, 24. Настя по саду ходила, 25. Солдатская. За рикой, рикою разгараитца 26. Выѣзжаетъ молодой маіоръ, 27. Что подъ бѣлою березой гусарь-отъ убитъ, 28. Какъ и шли прошли солдаты молодые, 29. Попила ли ты моя головушка 30. Что вы дѣвушки призадумались, 31. Изъ-за лѣсу идутъ тучи 32. Во чистомъ полѣ 33. Растоскуйся ты моя, ты моя сударушка, по мнѣ возгорюйся, 34. Не шумите-ко вы, ахъ да вѣтры буйные, 35. Ты дорога моя, дорога широкая, 36. Уланы вы, гдѣ были, побывали? 37. Въ мужика было богатаго 38. Не кукушечка, братцы, во сыромъ бору куковала,
39. Свѣтъ Марьюшка по сѣнюшкамъ ходила, 40. О службѣ. Вечоръ нонѣ, матушка, мнѣ мало спалось, |
Лирическія пѣсни.[править]
1. Изъ падъ камушка изъ надъ бѣлава, 2. Что не ястребъ совыкался съ перепелушкою,
3. Отпущала, отпущала сердца матушкина, 4. Народился въ отца сынъ, 5. Сосенка, сосенка зеленинькая, 6. Вы морозы, морозы вы крещенскіе, 7. Мой сизой голубчикъ, 8. Ни въ Москвѣ, ни за Москвою, 9. Литѣла пава чиризъ три двара, 10. У отца у матери 11. По зорюшкѣ, по зарѣ, 13. Мать сыну гаварила: 14. Что цвѣли то цвѣли — цвѣли въ полѣ цвѣтики, 15. Какъ по городу, городу Саратову 16. Поѣхалъ королевичь 17. Поѣхалъ королевичь на полеваньице, 18. Исходилъ я, молодецъ, день до вечера, 19. Какъ у насъ было въ воскресенье день, 20. Ты взойди, взойди, солнце красное, 21. Изъ-подъ камушка 22. Изъ падъ Питера 23. Какъ поѣхалъ князь Михайло во царскую во службу, 24. Ужь вы горы, горы крутыя! 26. Не взвивайся, мой голубчикъ, 26. Ужь ты день, ты мой денёчикъ, 27. У воротъ сосна раскачалася, 28. На что жъ меня матушка 29. Калина съ малиною ранымъ-рано расцвѣла, 30. Что мнѣ, маменька, тошненько, 31. Ни сиди-тко Дунюшка, поздно съ вечера, 32. Хорошо тому на свѣтѣ жить, 33. Что повыше было села Лыскова,
34. А и кто жь у насъ большой — набольшій, 35. На похороны. Зачѣмъ же я тебя, 36. Ужь ты Дуня, Дунюшка, 37. Ты подуй, подуй погодушка, 37. Охи ты воля, моя воля, воля дорогая, 38. Ужь ты воля моя, воля, воля дорогая, 39. Ты не пой, не пой, соловьюшко, не пой рано весной, 40. Ахъ, что есть ли въ полѣ за травушка, 41. Ой ты дѣвушка, дѣвченка! 42. Соловьюшко, соловей, 43. Ой, ты, черной, чернобровый, 44. По шелковой по мурашкѣ 45. Что у насъ-то было, братцы, въ рощицѣ, 46. Соловьюшко, соловей, соловьюшко молодой, 47. — Ахъ ты стой, моя сосенушка, ты стой не шатнись, 48. Не велятъ Машѣ на улицу ходить, 49. Дѣвушки подруженьки, подруженьки вы мои, 50. Не имѣль мою головушку клонитъ, 51. Эй вы, камарики, вы сударики маи, 52. Зелено вино въ карманѣ, 53. Какъ у вашего сосѣда 54. Первый день понедѣльникъ. 55. Отдавала меня матушка молоду замужъ, 56. Молодка, молодка молодая, 57. У Пелькова у купца 58. Ахъ, по мосту, мосту по калиновому, 59. Трубка вилася, вилася 60. Ахъ, тоненькая, 61. Ты воспой, воспой младъ жавороночекъ, 62. Соловьюшка маленькой, 63. Ужь ты Ванюшка, Ванюша, 64. По мосту, мосточку, 65. Какъ болитъ то ли болитъ у мужа головка, 66. Добрый молодецъ похаживаетъ, 67. Сказали про молодца, что онъ не живъ, не здоровъ, 68. Ахъ женитьба ты моя, женитьба несчастная! 69. Ахъ, матушка, томно мнѣ — голова болитъ, 70. Я не думала вы о чемъ въ свѣтѣ тужить, 71. Какъ у молодца разудалаго печаль тоска не бывала 72. Не бѣлая-та заря зорюшка занималася, 78. Ужь ты гулюшка, голубокъ 74. Изъ за лѣсу, лѣсу темнаго, 75. Изъ-за лѣсу лѣсу темнаго, 76. Ахъ не одна то ль, не одна во полѣ дороженька -- 77. Головушка горькая — прошла ночка темная, 78. Привяжу я козлика 79. Скоро бѣлый снѣжокъ надъ, 80. Не хмѣлюшко по полю гуляетъ, 81. Исходила младенька всѣ луга и болота, 91. Ужь ты рощица зеленая, 92. Не свѣтелъ мѣсяцъ зашолъ, 93. Научить ли те Ванюша 94. Никакъ невозможно мнѣ безъ печали жить: 95. Куревушка, курева 96. Ужъ ты зимушва-зима 97. Леталъ соколикъ, 98. Улетаетъ мой голубчикъ да изъ очей моихъ да изъ глазъ; 99. Размолодчики, вы молоденьки 100. Ахъ, ты ночь же, ночка -- 105. Вы раздайтесь, разступитесь, добры люди, 106. Внизъ по матушкѣ по Волгѣ, 107. Летѣлъ голубь, 108. Въ саду, саду 109. На горѣ растетъ калина, 110. На горушки калина 111. «Для кого жь ты, моя расхорошая, очень-модно ходишь? 112. Подь горою вѣтеръ вѣетъ, 113. Дѣвица садочкомъ шла, 114. Заходилъ бы я, загулялъ бы я 115. Ходила дѣвушка по берегу, 116. Я по дѣвицу пошелъ, 117. Отъѣзжаетъ любезный въ дорожечку, 118. Какъ во полѣ могилушка стоитъ, 119. Во теремѣ дѣвица сидитъ, 120. Спится мнѣ младой, дремлется 121. Цвѣтики, цвѣточки, 122. Кому счастьице, кому, братцы, два, 123. Вы сады ль, мои садочки, 134. Не свивайся, не свивайся трава съ повеликой! 125. Голова ль, моя головушка,
126. Калинушка съ малинушкой лазуревый цвѣтъ, 127. Поиграйте вы, дѣвушки, 128. Изъ-подъ камушка быстра рѣчка течетъ, 129. Ой вы сестрицы ли, вы подружки, 130. Сторона ль ты моя, сторонушка, сторона чужая! 131. Коровать ты моя, короватушка! 132. Ты сударушка моя, 133. Разнесчастная Дунюшха зародилась, 134. Иванушко травку косилъ -- 135. Горка ты, горка, 136. Ой Дунюшка 137. Шли молодцы изъ Новагорода,
138. Чеботной, чеботной, чеботной молодой, 139. Хотите ли, братцы, старину скажу,
140. За дворомъ лужокъ зеленешенекъ, 141. Саша, барыня моя, 142. Шло, шло солнышко вдоль по залѣсью, 113. Молодушка молода 141. Шелъ Ваня слободою, 145. Вы туманы, разосенніе часты дожди, 146. Какъ родила меня мать недоростка, 147. Ахъ ты, вѣрная манерная, 148. Чтой-то мнѣ 149. Охъ да вянетъ, вянетъ 150. А въ теремѣ 151. Зародила Ваню мать 152. Пошла Варя на задоръ 153. Шла Маша изъ лѣсочку, 151. Полоса ль моя полосынька, 155. На улицѣ, на улицѣ, 156. Полно миленькій крушиться 157. Молодой Соломинка 158. Ахъ веселый день воскресенье! 159. Вы комарики, сударики, мои 160. Я разсѣю лебеду по переду, 161. Ходитъ вашъ хозяинъ по ярморочкѣ 162. По морю кораблячекъ бѣжалъ-таки, бѣжалъ 163. Не пора ли домой во двору? 164. Какъ по мосту, мосточку калиновому, 165. Ахъ ты Люба, ты Люба моя, 166. Я по бережку похаживала,
167. Алы розы, розы, розы расцвѣли. 168. По сумской по нивѣ 169. Что жь ты, Ванюша, не веселъ, 170. Я малешенька дѣвушка была, 171. Ваня Катеньку любилъ, 172. Можно ль, можно душѣ красной дѣвкѣ, 173. Шелъ мой миленькій лужечкомъ, бережкомъ. 174. Размолоденькій дѣтинушка, 175. Люди добрые скажите, какъ мнѣ горе горевать. 176. Соловеюшко премилый, 177. У Макарья на лужку 178. Я не вѣрила подружкамъ о чемъ тужить плакать. 179. Сторона ль моя сторонушка, несчастная сторона 180. Несчастливая дѣвка я на свѣтѣ рождена, 181. Не бѣла заря въ окошечко взошла, 182. Скоро бѣлой снѣжокъ палъ, 183. Какъ во братовской конторѣ
184. Течетъ рѣчка по песку 185. Изъ за краснаго носка
186. Отчего сердце страдаетъ 187. Ѣхалъ поваръ на чумичкѣ, 188. Боленъ, боленъ мой любезнай, 189. Ай матушка кручина, государыня печаль! 190. Какъ вечоръ, вечоръ Ванюшу 191. Вспомни, вспомни моя любезная нашу прежнюю любовь: 192. За недѣлюшку мое сердце чуяло, 193. При долинушкѣ калинушка стоитъ, 194. Какъ бы чарочку горѣлки -- |
Обрядовыя пѣсни.[править]
а) Свадебныя На горочкѣ деревцо, 2. На высокомъ на курганѣ 3. Какъ ударили два мороза, третій снѣгъ, 4. Растопись Санюшка, 5. Ты заря ль моя зорюшка
6. Полечкомъ, полечкомъ 7. Ай сборы, сборы Лукерьюшкины, 8. Не буйные вѣтры 9. Мимо батюшковъ высокъ теремъ, 10. На угорьешкѣ часовенька стояла,
11. Что не ключики-то брякнули, 12. Богъ судья, кормилецъ батюшко, 14. Прошу я, красна дѣвица, 15. Не отъ вѣтра, не отъ вихоря, 16. (Стиховодничаетъ невѣста, посылая свою сестру по воду). 17. (Жалобная, когда мать провожаетъ свою дочь къ пѣвцу). 18. (Невѣста приглашаетъ отца, мать, подругъ и проч. въ баню, которую топили подруги)
19. (Когда ведутъ невѣсту въ багю и изъ бани). 20. (Невѣста благодаритъ за баню). 21. (Когда невѣста, послѣ бани, благодаритъ родителей). 22. (Послѣ бани, невѣста проситъ у отца лошадей, гулять); 23. (Невѣста послѣ катанья, чествуетъ честныхъ, т. е. крестныхъ отца и мать жениха). 24. (Стиховодничаетъ невѣста (поетъ), когда крестная мать 25. (Когда невѣсту, закрывъ платкомъ, уводятъ съ вечеринки). 26. (Когда ведутъ по улицѣ невѣсту съ вечеринки). 27. (Если у невѣсты есть кто-нибудь изъ братьевъ на чужой сторонѣ, прибавляютъ).
(Вызываютъ мать невѣсты для встрѣчи, возвращаясь съ невѣстою съ вечеринки, у лѣстницы):
(Снимая съ невѣсты платъ): 28. (Послѣ вечеринки невѣста отцу). 29. (Невѣста благословляется у родителей послѣ вечерники, сидя на лавкѣ у печнаго угла.) 30. (Зажегши свѣчи передъ образомъ, невѣста поетъ 1 — ю молитву): 31. (2 — я молитва невѣсты). 32. (Послѣ молитвъ невѣста даетъ отцу «добровъ»). 33. (Невѣста «даваетъ добровъ» крестной матери (стиховодничаетъ). 34. (Дружки будятъ невѣсту въ день свадьбы). 35. (Невѣста стиховодничаетъ, когда ее разбудятъ дружки въ день свадьбы). 36. (За ужиномъ гостямъ у невѣсты). 37. (Плачъ невѣсты за ужиномъ дѣвицъ). 38. (Послѣ ужина для жениха и невѣсты). 39. (Поется, когда невѣста сирота). 40. (Когда невѣстѣ чешутъ голову). 41. (Стиховодитъ невѣста, когда мать зачешетъ голову). 42. (Одѣвшись, невѣста благодаритъ родителей). 43. (Къ свату). 44. Невѣста стиховодничаетъ (поетъ), когда дѣвушки наперерывъ бросаются выплетать ленты изъ косы). 45. Что сестра брату милому, 46. (Передъ свадьбой, утромъ, плачъ невѣсты). 47. (Послѣдняя прощальная пѣсня невѣстѣ). 48. Прости-ко вольная волюшка,
49. (Причитываютъ на могилахъ). 50. (Послѣ этой пѣсни говоркомъ). 51. (Разставаясь съ повязкой, ее прикладываютъ къ обѣимъ 62. (По отъѣздѣ честныхъ невѣста красуется: она одѣвается, беретъ въ 53. (Величаютъ женатаго). 54. (То же). 55. (Величальная холостыхъ). 56. (То же). 57. (То же). 58. Винный мой колодезь 59. Вдоль да по травкѣ, да вдоль по муравкѣ, 60. Вкругъ я келейки хожу, 61. Нападала порошица 62. Заутра молоденькой 63. Сковородка въ печи, 64. Со вьюночкомъ хожу 65. «Заинька, гдѣ ты былъ-побывалъ? 66. Около было сыра дуба, 67. Летѣлъ голубь, 68. Селезень ловилъ утку, 69. Не во полѣ дождь поливаетъ, 70. На улицѣ диво:
71. Какъ за нашимъ за дворомъ 73. Ходитъ панъ, панъ за горами, 73. По лугу-лугу разливалася вода, 74. Какъ со вечера цѣпочка горитъ, 75. Взойди, взойди, солнце,
76. Взойди, взойди, солнце
Вотъ свекоръ-то умретъ 77. Шелъ Ванюша долиною 78. Стали воробушки рядами, 79. Ходитъ Иванъ по хороводу, 80. Семенова жена, 81. Другъ ты мой, красна дѣвица! 83. За дворомъ лужокъ зеленёшенекъ, 84. Саша, барыня моя, 85. Я на камешкѣ сижу, 86. Плыветъ-восплываетъ, 87. (пѣсня, которою начинаютъ подблюдныя пѣсни на васильевъ вечеръ). 88. Лежитъ волчище да на пузищѣ, 89. Да за рѣчною, да за быстрою, 90. Лежитъ кишка 91. Сидитъ воробушка 92. (Поется дѣвушками 28 марта, даже и постомъ).
93. (Колыбельная). 94. (Обряды. Игра съ дѣтьми.). 95. (Пѣсня архангельскихъ шкиведоровъ, которые нанимаются на суда для того, чтобы распоряжаться работами и прикрикливать и припѣвать при выгрузкѣ). 98. (На похороны). |
Примечания[править]
- ↑ Поется въ Колѣ, между заутреней и обѣдней, дѣтьми, которыя ходятъ по домамъ.