Сравнительные жизнеописания (Плутарх; Алексеев)/Перикл и Фабий Максим/Сопоставление

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Сравнительные жизнеописания : Сопоставление — Перикл и Фабий Максим
автор Плутарх, пер. Василий Алексеевич Алексеев
Оригинал: др.-греч. Βίοι Παράλληλοι : Σύγκρισις Περικλέους και Φαβίου Μαξίμου. — Перевод созд.: II век, опубл: 1889. Источник: Плутарх. Избранные жизнеописания. В двух томах. Том I. — М.: Правда, 1990. — 592 с., ил. — ISBN 5-253-00612-5

Сравнительные жизнеописания (Сопоставление Перикла и Фабия Максима)[править]

I · II · III

I[править]

Вот что говорит история о жизни этих великих людей. Так как оба они несколько раз выказали себя как талантливые государственные люди и полководцы, то, говоря о них как о полководцах, заметим прежде всего следующее. Перикл управлял народом, который находился в периоде процветания, был велик сам по себе и стоял на вершине политического могущества, поэтому его удачи, его успехи можно объяснить тем счастливым положением, в котором находилось общество, и силой государства. Фабий, напротив, вступил в управление делами в самое отчаянное и бедственное для государства время; он не мог своей политикой дать ему возможность упрочить свое счастье, зато улучшил его положение. Благодаря подвигам Кимона, победам Миронида и Леократа и многочисленным и важным успехам Толмида Перикл получил в свое управление город скорей для того, чтобы совершать в нем празднества и торжественные процессии, нежели сделать приобретения на войне или охранять его. Фабий видел много раз, как обращались в бегство римляне, видел их поражения; перед его глазами было убито, лишилось жизни множество консулов и преторов; он видел озера, равнины и леса, полными трупов солдат, или реки, которые до самого моря текли кровью убитых. Он один своею твердостью и мужеством не допустил государства до падения, но, поддерживая его, не позволил ему погибнуть окончательно, вследствие ошибок своих предшественников. Но, быть может, управлять государством, граждане которого пали духом вследствие несчастий, которые готовы слушаться, в силу необходимости, голоса благоразумного человека, не так трудно, как трудно обуздать гордость и своеволие народа, хваставшегося своими удачами, надменного. Между тем при таком настроении общества и вступил Перикл в управление Афинами. Тем не менее многочисленность страшных несчастий, обрушившихся в то время на римлян, доказала, каким железным характером обладал и как велик был человек, который не испугался ничего и не отказался от своих планов.

II[править]

Покорению Периклом Самоса можно противопоставить взятие Тарента, Эвбеи — покорение городов Кампании: лишь Капуя была взята консулами Фульвием и Аппием. В открытом поле Фабий, если не ошибаюсь, не одержал ни одной победы, кроме той, за которую получил первый триумф; но Перикл одержал девять побед над неприятелями на море и суше. Тем не менее мы не знаем, чтобы Перикл сделал что-либо подобное тому, что сделал Фабий, вырвавший из рук Ганнибала Минуция и спасший целое римское войско. Его поступок заслуживает похвалы; он говорит как о его храбрости, так о благоразумии и благородстве; но, с другой стороны, мы не видим, чтобы Перикл сделал ошибку, какую сделал Фабий, обманутый Ганнибаловой хитростью с быками. Фабий запер в узком проходе неприятеля, который зашел туда добровольно, случайно, и дал ему возможность уйти оттуда ночью, вследствие чего на рассвете Ганнибал пробился силою, предупредив его, медлившего, и разбил того, кто раньше запер его.

Если хороший полководец должен пользоваться не только настоящим, но и здраво судить о будущем, то война, которую вели афиняне, кончилась так, как предвидел это и заранее говорил им Перикл. Их обширные планы погубили их войска. Напротив, римляне, послав Сципиона против карфагенян, несмотря на доводы Фабия, покорили все не вследствие каких-либо случайностей, но благодаря уму и храбрости полководца, наголову разбившего неприятеля. Таким образом, несчастья, выпавшие на долю отечества одного, доказали справедливость его мнения, счастье родины другого — доказало, что он ошибся во всем. Если полководец попадает в беду неожиданно или же упускает удобную минуту вследствие своей недоверчивости, он одинаково ошибается. Мне кажется, и дерзость и робость имеют один источник — неосведомленность. Этим я кончаю говорить о них как о полководцах.

III[править]

Что же касается до управления ими государством, то Перикла жестоко обвиняют в том, что он начал Пелопоннесскую войну, — его называют виновником ее, так как он не хотел уступить спартанцам. Но, мне кажется, и Фабий Максим не уступил бы карфагенянам ни в чем и великодушно подверг бы себя опасности в борьбе за первенство государства. Мягкость и снисходительность Фабия по отношению к Минуцию, дают повод упрекнуть Перикла в преследовании Кимона и Фукидида, людей честных, сторонников аристократии, изгнанных им посредством остракизма. Но сила и власть Перикла были выше, чем у Фабия. Он не позволил ни одному из стратегов нанести государству вреда; только Толмид, вырвавшийся, ускользнувший из-под его надзора, был разбит во время своего похода на Беотию, — все прочие повиновались его приказаниям и следовали его совету благодаря его огромному влиянию на ход государственных дел. Напротив, Фабий, оставаясь осторожным лично и не впадая в ошибки, уступает ему в том отношении, что не мог удерживать от ошибок других: римляне не испытали бы ужасных несчастий, если б Фабий пользовался у них таким же влиянием, каким пользовался у афинян Перикл.

Оба они выказали свою великую душу своим бескорыстием: один не принял денег от тех, кто предлагал их ему, другой продал свою собственность и оказал огромную услугу тем, кто в ней нуждался, выкупив пленных на свои собственные средства, хотя расход его и не был велик — около шести талантов на греческие деньги. Трудно, конечно, перечислить, сколько раз представлялся Периклу случай обогатиться на счет союзников и царей, воспользовавшись своим влиянием, тем не менее он не принял ничего, руки его остались вполне чисты. Что же касается до огромных храмов и великолепных публичных зданий, которыми Перикл украсил Афины, то ни одна из всех взятых вместе общественных построек Рима до Цезарей не может выдержать с ними никакого сравнения, — их пышность и великолепие дают им безусловное право на первое место.