Старый генерал (Деникин)/ДО
| ← Леснянская красавица | Старый генералъ | В дороге (страничка из дневника) → |
| Опубл.: 1898. Источникъ: Разведчик. — 1898. — № 420.— С. 943—945. |
Помню, какъ сейчасъ, сѣрое сентябрьское утро; мороситъ мелкій дождь и поливаетъ безпощадно мой новый съ иголочки костюмъ. Какъ-то жутко на душѣ въ ожиданіи встрѣчи съ начальствомъ и товарищами бригады, въ которую я вышелъ изъ училища. Цѣлый рой безпокойныхъ вопросовъ вывелъ меня изъ того радужнаго, какого-то угарнаго состоянія, которое испытывается послѣ производства. Какъ встрѣтятъ, примутъ; какъ сложатся новыя отношенія, новая жизнь…
Доска съ надписью: «Управленіе N-ской бригады», прибитая надъ воротами довольно грязнаго каменнаго дома прервала мои размышленія. Пропутешествовавъ по лужамъ никогда не убиравшейся грязи, сломавъ мимоходомъ шпору въ темномъ коридорѣ, я взобрался наконецъ, по отвѣсной почти лѣстницѣ, приспособленной скорѣе для лазанія, а не восхожденія, въ тѣсную непривѣтливую комнату и столкнулся лицомъ къ лицу с начальствомъ.
Обдернувъ безъ всякой нужды по старой юнкерской привычкѣ мундиръ, я скороговоркой произнесъ формулу рапорта, нѣсколько конфузясь и упорно глядя въ одну изъ пуговицъ стоявшаго передо мною генерала, чтобы ничѣмъ не развлекаться и не спутать.
— Ну-съ, молодой человѣкъ, надо служитъ какъ слѣдуетъ,— раздался дребезжащій голосъ,— а главное танцовать. У меня всѣ молодые офицеры обязаны танцовать.
Я, признаться, нѣсколько удивился такому вступленію и, рѣшившись, наконецъ, оторвать свой взглядъ отъ генеральской пуговицы, поднялъ глаза не без нѣкотораго, однако, страха, который мгновенно разсѣялся: генералъ — сѣдой и лысый старичокъ, съ большимъ брюшкомъ, какъ будто оттягивавшимъ все его превосходительное тѣло впередъ, глядѣлъ такъ привѣтливо, его чрезвычайно добрые глаза такъ ласково и добродушно улыбались, что я сразу почувствовалъ полное довѣріе къ своему начальству и успокоился.
Чудакъ былъ старый генералъ. Видно въ молодости своей велъ он широкую, разгульную жизнь, не отказывая себѣ ни въ чемъ и не думая о будущемъ, потому что ко времени полученія бригады онъ представлялъ изъ себя дряхлое, болѣзненное существо, обладавшее всѣми старческими недугами. Отчего онъ не хотѣлъ почить от дѣла и, вмѣсто того, подвергалъ себя лишеніямъ и невзгодамъ, необходимо сопряженнымъ со службою, не знаю.
Генералъ мало занимался бригадой. Энергіи не стало, старое съ годами позабылось, новое усвоить не могъ. Но, не надѣясь — совершенно справедливо — на свои силы, онъ обладалъ замѣчательною способностью не умомъ, а сердцемъ отличать правду отъ лжи, человѣка дѣльнаго и умнаго отъ фразера и подхалима.
Онъ зналъ, напримеръ, что если Иванъ Александровичъ сказалъ такъ,— значитъ, это непрѣменно лучшее рѣшеніе, хотя Иванъ Александровичъ былъ самый молодой командиръ и иной разъ довольно рѣзко «докладывалъ» его превосходительству свое мнѣніе. И бумаги старикъ подписывалъ, почти никогда не читая, будучи твердо увѣренъ, что его не подведутъ и все будетъ сдѣлано, какъ слѣдуетъ.
Офицеры любили и берегли стараго генерала. Добродушно подсмѣиваясь въ тѣсной кампаніи надъ его выходками, они ревниво оберегали старика отъ всего, что могло уронить его престижъ въ глазахъ постороннихъ. Работа въ батареяхъ кипѣла. На всѣхъ смотрахъ, маневрахъ бригада рѣзко выдѣлялась своей прекрасной выправкой, знаніемъ дѣла, стрѣльбой. Однимъ словомъ, своей безконечной добротой, безъ характера, безъ знанія, безъ крутыхъ мѣръ, генерал достигъ того, надъ чѣмъ часто безуспѣшно бьются люди, мощные духомъ и знаніемъ.
Добрѣйшій старикъ не зналъ даже, какою дисциплинарною властью онъ обладаетъ.
Направляясь однажды въ часъ дня въ собраніе, я, къ удивленію своему, увидѣлъ товарища, поручика А.,— человѣка веселаго и довольно буйнаго нрава, который, противно всѣмъ божескимъ и человѣческимъ законамъ, въ то время, когда всѣ порядочные люди пьютъ водку, шелъ куда-то «в одеждахъ брачныхъ», то есть въ обыкновенной формѣ. Но удивленіе мое возросло еще болѣе, когда я убѣдился, что А. совершенно трезвъ и мраченъ.
— Мой другъ, куда ты?
— Къ генералу,— буркнулъ А., торопливо пожавъ мнѣ руку.
— А зачѣмъ?
— Для духовно-нравственнаго собесѣдованія.
— Гм… Можно подумать, что ты невиненъ отъ рожденія и съ отчитываніемъ незнакомъ,— такъ тебя это обстоятельство огорчило.
— Не въ томъ дѣло. Сегодня даже я, противъ обыкновенія, правъ. Но въ отпускъ неловко проситься, а мнѣ до зарѣзу нужно.
— Куда тебѣ, горемыкѣ, въ отпускъ, взгляни на свои скороходы.
— Мм-да, плохо,— промычалъ А., яростно взглянувъ на кокетливо выглядывавшій изъ сапога кончикъ носка. — Поэтому-то я и ѣду на реквизицію. А то, видишь ли, отецъ послѣднее время вмѣсто денегъ сталъ свое родительское благословеніе присылать.
— По «гропъ» жизни нерушимое? Такъ. Ну, а я тѣмъ временемъ пойду рюмочку выпью!
А. Энергично плюнулъ и пошелъ дальше, не прощаясь.
Онъ кого-то «проучилъ», и, хотя генералъ считалъ его правымъ, дѣло приняло такой неблагопріятный оборотъ, что приходилось наложить взысканіе.
— Такъ вести себя нельзя, что за самоуправство,— горячился генералъ и его брюшко на короткихъ ножкахъ яростно подпрыгивало. — На сей разъ объявляю вамъ строжайшій выговоръ.
А. Стоялъ съ вытянутыми по швамъ руками и глубокомысленно всматривался въ зіяющую щель своего правого носка. Пріятная перспектива родительскаго благословенія не улыбалась ему нисколько.
Вдругъ генералъ подошелъ къ нему поближе и, обхвативъ за талію, съ веселымъ раскатистымъ смѣхомъ промолвилъ:
— Знаете, я, когда былъ молодъ, этакихъ подлецовъ и не такъ еще училъ.
А. просіялъ.
— Выше превосходительство, позвольте въ отпускъ съѣздить.
— На сколько?
— На двѣ недѣли.
— Поѣзжайте.
— Продешевилъ,— думал А. на обратномъ пути. — Нужно было хватить двухмѣсячный.
Ѣда и питье были, казалось, важнѣйшими элементами въ жизни генерала. И когда докторъ настоятельно совѣтовалъ ему въ этомъ отношеніи воздержаніе, генерал отвѣчалъ обыкновенно:
— Чтобы я изъ-за какихъ-нибудь пяти лѣтъ жизни отказывалъ себѣ въ единственномъ удовольствіи,— нѣтъ-съ, батенька.
Помню, какъ-то на большихъ маневрахъ отрядъ былъ подъ командой генерала.
Генералъ только что слѣзъ съ лошади (а процессъ этотъ, признаться, доставлялъ ему не мало огорченія) и расположился закусывать, какъ подъѣзжаетъ изящный молодой полковникъ-«моментъ» и изумительно вѣжливо обращается къ генералу:
— Вамъ, ваше превосходительство, придется сейчасъ же отступать.
Генералъ съ выраженіемъ неподдѣльнаго ужаса посмотрѣлъ на полковника, отчаянно замоталъ головою, брызнулъ слюной и закричалъ:
— Ни за что! — умру, а не сдамся! Да-съ, умру, а не сдамся,— и затѣмъ, сразу успокоившись, добавилъ: — не хотите ли закусить — милости просимъ.
Изящный полковникъ посмотрѣлъ на старика съ недоумѣніемъ, изобразилъ на лицѣ своемъ тончайшую улыбку, пожалъ скептически плечами, но, замѣтивъ возмутительно аппетитно выглядывавшій изъ корзины бараній бокъ и прочитавъ этикетъ на бутылкѣ краснаго… остался.
Помню, послѣдній разъ у въѣзда въ городъ, на обычномъ мѣстѣ у мельницы встрѣчалъ насъ генералъ, не ѣздившій въ этом году въ артиллерійскіе сборы.
Помню его грустную улыбку, блуждавшую на добромъ, осунувшемся старческомъ лицѣ. Старикъ тихо здоровался съ батареями, не различая уже ихъ номеровъ. Его блуждающій взглядъ тоскливо скользилъ вдоль длинной вереницы шести батарей, какъ будто прощаясь навсегда съ той семьей, которой онъ по виду такъ мало интересовался и которую на самомъ дѣлѣ такъ сильно любилъ.
Наши опасенія оправдались. Генералъ черезъ двѣ недѣли умеръ. Бригада стояла лагеремъ лишь в сорока верстахъ, но, такъ какъ в день похоронъ назначены были по расписанію занятія, то хоронить командира намъ не разрѣшили.
Умеръ старый генералъ, пріѣхалъ новый; пріѣхалъ и сразу «сѣлъ въ канцелярію».
Цѣлыя кипы приказовъ, приказаній, предписаній, клонившихся къ обузданію «опаснаго вольномыслія», посыпались, какъ изъ рога изобилія, на бѣдныя головы нашихъ офицеровъ. Бумага заѣла живое дѣло. И, если кто, въ силу крайней необходимости, взбирался по головоломной лѣстницѣ въ то мѣсто, откуда выходила на свѣтъ Божій такая бездна исписанной бумаги, оттуда раздавались лишь зловѣщіе звуки:
— Не потерплю!.. На гаупвахту!..
Повесили головы офицеры, закряхтѣли старые командиры, дѣло стало.