1.[править]
Минуту оба напряженно молчали.
Потомъ редакторъ протянулъ начинающему поэту рукопись и два пальца.
— Къ сожалѣнію… За недостаткомъ мѣста…
— Мои стихи не пойдутъ, — быстро закончилъ начинающій поэтъ, тощій юноша со втянутымъ животомъ, и сразу вспотѣлъ.
— Не пойдутъ.
— А почему, собственно?
— Что почему?
— Да мои стихи… не пойдутъ…
— Ахъ, ваши стихи! Видите ли, вы — человѣкъ молодой… недостатокъ мѣста, знаете ли… Война… Бумага…
— Неужели такъ плохи?
— То-есть они не то, что плохи, Боже сохрани, а, какъ бы вамъ сказать… Въ нихъ безусловно что-то есть. Но видите ли, я и самъ не разберу, что именно въ нихъ есть, а во-вторыхъ, ваши стихи, э, немножко не самостоятельны.
Редакторъ любилъ мямлить и говорить: „знаете ли“, „видите ли“ и „такъ сказать“.
— Въ вашихъ стихахъ замѣчается, такъ сказать, постороннее вліяніе.
— Что вы этимъ хотите сказать? — гордо спросилъ начинающій. — Какъ это понимать: не-са-мо-сто-я-тель-ны?
— Вы не волнуйтесь, пожалуйста. Я тоже умѣю волноваться. Видите ли, стихи ваши фатально напоминаютъ Блока.
— Это не можетъ быть, — сказалъ начинаюшій растерянно и почувствовалъ, что паркетный полъ медленно, но вѣрно, уходитъ изъ-подъ его ногъ.
— А вотъ мы это сейчасъ посмотримъ. Вотъ, что вы, такъ сказать, пишете. — Редакторъ надѣлъ на носъ черепаховое пенсне и прочелъ:
Мечта моя снѣжная, |
— Это форменный Блокъ, согласитесь.
— Значитъ, не пойдутъ?
— Не пойдутъ.
— Гмъ, что жъ я буду сегодня кушать? — съ любопытствомъ спросилъ начинающій.
Редакторъ развелъ руками и придвинулъ себѣ корректуру.
Помолчали.
— Ну, а если я напишу… самостоятельное? Тогда…
— Напечатаемъ.
— Ну, я постараюсь… Самостоятельное.
— Постарайтесь.
— До свиданія.
— До свиданія.
Начинающій бокомъ поклонился, зацѣпился за шкапъ, опрокинулъ стулъ, поскользнулся и вышелъ изъ редакторскаго кабинета.
— Такъ помните, молодой человѣкъ, — закричалъ ему въ догонку редакторъ такъ, чтобы было слышно въ пріемной: — самое главное въ литературѣ самостоятельность!.. А Пушкинъ — это, знаете ли, земля, по которой мы ходимъ, и воздухъ, которымъ мы дышимъ, какъ сказал Брюсовъ. До свиданія, молодой человѣкъ, пишите. Читайте классиковъ.
2.[править]
Молодой человѣкъ двѣ недѣли не показывался въ редакцію. Гдѣ онъ пропадалъ и что дѣлал, — неизвѣстно, вѣроятно, онъ читалъ классиковъ и писалъ самостоятельные стихи. Но на третью недѣлю начинающій поэтъ вошелъ въ редакторскій кабинетъ и сказалъ просто и трогательно:
— Я, кажется, написалъ самостоятельные стихи. Вотъ.
Редакторъ взялъ рукопись, надѣлъ черепаховое пенснэ и углубился въ чтеніе. Черезъ пять минутъ онъ подалъ начинающему рукопись и два пальца.
— Къ сожалѣнію, видите ли… за недостаткомъ мѣста… знаете ли… война… вы человѣкъ молодой…
— Не пойдутъ значитъ? — беззвучно уронилъ молодой человѣкъ.
— Не пойдутъ.
— Но почему же?
— Фатально, такъ сказать, напоминаютъ Бальмонта.
— Что вы этимъ хотите сказать? — гордо спросилъ начинающій поэтъ и робко, предчувствуя, что паркетный полъ уходитъ изъ-подъ его стоптанныхъ каблуковъ, добавил: — ей Богу, ничего общаго съ Бальмонтомъ не имѣю. Честное слово!
— А вотъ, между тѣмъ, видите ли, что вы пишете.
Реадкторъ постучалъ большими ножницами по банкѣ съ гуммиарабикомъ и прочелъ:
Рабы! Рабы! Плюю |
— Форменный Бальмонтъ, согласитесь. Особенно тамъ, где про Анастасію и Колумба. Ну, а вообще очень, очень мило… Что-то есть… Но, видите ли, война… Бумага… Мѣсто…
— Не пойдетъ?
— Не пойдетъ, — сказалъ редакторъ, и, посмотрѣвъ на коротенькій пиджачокъ автора, прибавилъ:
— Напишите что-нибудь, э, самостоятельное.
— Хорошо. Я напишу что-нибудь самостоятельное.
— До свиданія.
— До свиданія.
Начинающій бокомъ поклонился, зацепилъ за шкапъ, опрокинулъ стулъ, поскользнулся и вышелъ изъ кабинета. И редакторъ закричалъ ему вслѣдъ баритономъ такъ, чтобъ было слышно въ пріемной:
— Главное — читайте классиковъ, пишите и помните, что Пушкинъ — это земля, по которой мы ходимъ и воздухъ…
3[править]
„Воздухъ, такъ воздухъ„, — подумалъ молодой поэтъ, надевая въ передней чьи-то новыя калоши и выходя въ нихъ на улицу.
— У попа была собака…
Черезъ недѣлю онъ пришелъ и сказалъ редактору решительно:
— Ей Богу, настоящіе самостоятельные стихи.
— Давайте ихъ сюда, эти самые, такъ сказать, настоящіе самостоятельные стихи.
Редакторъ углубился въ чтеніе и черезъ пять минутъ сказалъ:
— Не пойдутъ.
— Почему же? Неужели не самостоятельны?
— На этотъ разъ, хоть и самостоятельны, — сказалъ редакторъ съ видомъ ломбарднаго оценщика: — но напечатаны быть не могутъ по причине своѣго легкомыслія. Глубины, знаете ли, нетъ.
И прочелъ сквозь черепаховое пенснэ:
Птичка Божія не знаетъ |
— Согласитесь, что подобные стихи для солидной, литературно-политической газеты не подходятъ, — сказалъ редакторъ, чтобы было слышно въ пріемной. — Обратитесь въ „Вестникъ Птицеводства“. Можетъ быть, тамъ напечатаютъ…
Молодой человѣкъ не дослушалъ до конца, бокомъ поклонился, за что-то зацѣпился, что-то опрокинулъ, поскользнулся и вышелъ красный, какъ соціалъ-демократъ, изъ, редакторскаго кабинета.
— Читайте классиковъ! — крикнулъ ему вслѣдъ редакторъ. — Читайте классиковъ, но сами бросьте писать! Поищите себѣ какое-нибудь более подходящее занятіе…
Но такъ какъ молодой человѣкъ умѣлъ лишь писать стихи и другого подходящаго занятія искать не хотѣлъ, а, между прочимъ, имѣлъ необъяснимую потребность кушать хоть разъ въ неделю, то онъ пришелъ домой, подумалъ и повѣсился въ уборной на собственныхъ подтяжкахъ.
„Братья писатели, — была его последняя мысль: — ужъ разъ старика Александра Сергѣевича посылаютъ въ „Вѣстникъ Птицеводства“, то что же остается дѣлать намъ, маленькымъ людямъ?
4.[править]
— Какъ что? — спросимъ мы. — А писать военные стихи? А издавать брачную газету? А объявить себя футуристомъ? А открыть кинематографъ или театральное бюрю? Да, Господи-жъ, Боже! мало ли достойныхъ професій?
Увы, хорошія мысли приходятъ слишкомъ поздно, и то лицамъ постороннимъ.