Д. В. АВЕРКІЕВЪ[править]
СТОЛИЧНЫЙ СЛЕТОКЪ[править]
ОТЪ АВТОРА.[править]
Читавшіе Тургенева (а кто не читалъ его?) легко усмотрятъ сходство фабулы настоящей піесы съ важнѣйшими обстоятельствами его разсказа «Три портрета». Насколько мнѣ удалось соединить отдѣльныя черты семейственнаго преданія въ единое драматическое цѣлое — судить благосклонному читателю. Каюсь, имена дѣйствующихъ лицъ разсказа улетучились изъ моей памяти, а во время писанія, книги, съ чѣмъ справиться, подъ руками не случилось. Осмѣливаюсь посвятить настоящее произведеніе памяти знаменитаго романиста, который былъ тѣмъ особенно дорогъ для послѣдующаго поколѣнія, что болѣе всѣхъ своихъ сверстниковъ прилагалъ заботу о гармоніи цѣлаго, храня въ томъ лучшія преданія нашей словесности.
Лучиновъ, Лука Петровичъ.
Лучиновъ, сынъ, Петръ Лукичъ.
Теньковъ, Иванъ Семенычъ.
Теньковъ, Семенъ.
Юдичъ, камердинеръ старика Я учи нова.
Потапычъ, бывшій дядька Семена.
Андрей, доѣжжачій Тенькова.
Еще двое или трое слугъ.
Анна Михайловна Лучинова.
Ольга Марковна, пріемная дочь Лучиновыхъ.
ДѢЙСТВІЕ ПЕРВОЕ.[править]
Отстань, Юдичь; хоть передъ обѣдомъ покой дай.
Охъ, Петръ Лукичъ, и вечоръ, знать, продулся же! Аль всѣ спустить изволилъ?
Что дѣлать! Guignon пришелъ.
А по моей сметкѣ, не безъ плутней здѣсь. Эти Шершевичи, скажутъ, поляки они, а плуты же ловкіе. Тѣмъ и сыты, что барчатъ поглупѣй обираютъ.
О, вздоръ!.. Не впервой играю. И въ Питерѣ на шулеровъ натыкался, да и тѣхъ на свѣжую воду выводилъ. А ужъ здѣшнимъ противъ столичныхъ куда!.. далече. Тутъ hasard, пойми. И вчера, не рискни подъ конецъ, навѣрное-бъ выигралъ.
А ты полегоньку, Петръ Лукичъ, играй, безъ рыску безъ этого. Съ нимъ не вѣсть до чего дорыщешься.
Полно, Юдичъ. Ни бельмеса ты въ игрѣ не смыслишь, а моралью надоѣлъ.
Надоѣлъ!.. Охъ, Петръ Лукичъ, какъ батюшко-то довѣдается, живьемъ онъ насъ съѣстъ.
Отыграюсь еще!..
А пословка-то, батюшка Петръ Лукичъ: играй молъ, да не отыгрывайся.
Ключъ отъ шкатулки, какъ былъ, у тебя?
Всегда онъ, ключъ-то, при мнѣ; на крестѣ ношу. А только помни, Петръ Лукичъ, сколь батюшка у насъ крутъ живетъ. Я вотъ довольно лѣтъ ему служу, а доселева ничего, кромѣ «пса», не выслужилъ.
Отъ меня брани, Юдичъ, вѣкъ не услышишь. Сію послугу твою не въ службу я, а въ дружбу полагаю. Такъ по пріятельски и звать тебя стану: cher ami.
Нѣтъ, ужъ сдѣлай милость, Петръ Лукичъ, ты меня этакъ не зови. Лучше мнѣ русскимъ псомъ поколѣть, чѣмъ нѣмецкой шарамыгой по свѣту путаться.
А что, Юдичъ, не обойтись намъ безъ того, чтобъ нынче въ шкатулку не заглянуть.
Охъ, Петръ Лукичъ! И вспоминать-то, сударь, про нее, такъ въ ушахъ звенитъ.
Да отдамъ же, Господи! Какъ отыграюсь, въ тотъ же часъ все полностью возвращу. И тебя, старина, не забуду.
Никакихъ мнѣ денегъ твоихъ, сударь, не надо. Только-бъ батюшкины — что взяты-то, охъ! — въ шкатунку вложить. Неровенъ часъ, бываетъ это съ нимъ, что вдругъ спохватится: «ключъ молъ, песъ, давай!» Новыя вложитъ, старыя перечтетъ. Не одни червончики, всѣ крестовики да полтиннички оглядитъ.
Когда еще спохватится!.. Денегъ ему теперь, лѣтнимъ дѣломъ, получать не откуда. А вынимать, самъ знаешь, не очень любитъ.
Такъ-то, такъ. А неровенъ часъ, говорю. Бываетъ, что и алчность на него вдругъ найдетъ; по деньгамъ, видишь, ему встоскнется, и шкатунку давай. Откроетъ, сидитъ да любуется, да изъ горсточки въ горсточку червончики пересыпаетъ.
Что дарма трусу праздновать!.. А мнѣ до зарѣзу теперь: алтына не осталося. И примѣта у меня: какъ всѣ деньги не жалѣя спущу, и фортуна ко мнѣ повернется. [Молчаніе]. Что-жъ, Юдичъ, добудешь ли къ вечеру?
Охъ, Петръ Лукичъ!..
Полно-ко, старина. Семь бѣдъ, одинъ отвѣтъ.
Вѣдомо. И отвѣтъ мой же.
Того и думать не моги. Сказано: я одинъ въ отвѣтѣ. И быть по сему. Слово я далъ, parole d’honeur, пойми! Для дворянина въ мірѣ ничего святѣе нѣтъ.
Слушаю, Петръ Лукичъ. Только ты, пожалуй, безъ рыску ужъ, полегонечку. Не всѣ сразу спускай.
Ладно. Только и ты ужъ не жалѣя бери. Обѣими горстьми.
Десяточка арабчиковъ довольно будетъ?
Фи, десяточекъ!.. Une bagatelle!.. Пустячки… И на столъ-то высыпать стыдно. Не по червончику-жъ изъ кармана выуживать. «А еще богатаго отца сынъ», скажутъ. Не скупись, Юдичъ; хоть полсотни вынь.
Много, Петръ Лукичъ, будетъ.
Денегъ много, и выигрышъ великъ. И чего торгуешься! Не всель-равно?
Не все, Петръ Лукичъ. Десятокъ, такъ и быть, накину. На томъ и помирись.
Хоть двадцать пять отсчитай.
И не проси лучше: рублемъ не поступлюсь.
Полно же, не скупись, старина. Неужто тебѣ лишняго пятка жаль? А въ немъ вся фортуна, гляди. Онъ у меня завѣтный будетъ; пуще ока беречь стану.
Ладно, полтретья десятка дамъ. А только, чтобъ въ послѣдній разъ, Петръ Лукичъ: помни. И зарекуся впредь.
Нынче же, не бось, ворочу. Къ вечеру приготовь. Какъ батюшка въ постель, и я на коня.
Охъ, ужъ быть намъ, Петръ Лукичъ, въ бѣдѣ. И я-то, старый дуракъ, не подумавъ, обѣщанье сбрехнулъ. Да дамъ ужъ, не сумлѣвайся. Только помни: въ послѣдній разъ.
Ничего старикашка, только въ игрѣ не смыслитъ… «Безъ риску, полегонечку…» И понять не можетъ, что отъ того и проигрываю что лѣнь ему въ батюшкину шкатулку поглубже горсть запустить… Сколько разъ твердилъ: возьми сотню, двѣ, три, и сразу не то тысячу, — двѣ привезу… Нѣтъ, не везетъ мнѣ нынче въ фараонъ… Въ Питерѣ, случалось, по мѣсяцамъ на выигрышъ жилъ, и какъ жилъ-то еще!.. Иль полоса мнѣ нынѣ такая выпала, что не въ картахъ, въ любви счастье?.. Что-жъ, и того попытаемъ. Склонить ее не трудно… О надзорѣ и рѣчи нѣтъ; женихъ — Митрофанушка… Со скуки развѣ «Кандида» перечесть?.. [Садится на право, и вынувъ книгу изъ кармана, читаетъ].
Можно, Петруша, къ тебѣ?
Ахъ, матушка! [Спѣшно встаетъ, идетъ на встрѣчу и почтительно цѣлуетъ руку]. Съ чего-жъ нельзя-то?
Олюша хотѣла было войти, въ пяльцахъ пошить, да голосъ ей чей-то незнакомый послышался. Вотъ и послала меня; думала: гость у тебя сидитъ.
Какіе гости! Съ кѣмъ изъ сосѣдей знакомство свелъ, и тѣхъ, ради батюшки, звать опасаюся… Съ Юдичемъ, отъ нечего дѣлать, болталъ… А батюшка съ поля не вернумшись еще?
Не слыхать что-то.
А каковъ нынче? отмѣнно золъ?
Не знаю, Петруша. Съ утра ни на кого не кричалъ.
Дивлюсь я вашему терпѣнью, матушка. Подлинно скажутъ, что у женщинъ сердце ангельское. Ну, первые годы, какъ въ Москвѣ онъ служилъ, куда ни шло, а эти-то послѣднія двадцать лѣтъ, что въ усадьбѣ закисли…
Просила я тебя, Петруша, и еще разъ прошу: никогда о томъ рѣчи не заводить.
Прости; не изволь, матушка, гнѣваться… Не ссорить же я васъ съ батюшкой затѣялъ, а… къ слову пришлось… А что дивлюсь я, въ томъ нѣтъ мудренаго. На короткую побывку пріѣхавъ, и то, божусь, съ трудомъ его нравъ сношу.
Не взыскивать же тебѣ съ отца…
Гдѣ взыскивать, коли передъ нимъ всякъ безъ вины виноватъ!.. Да не буду же, матушка, не буду впередъ… Къ тому вѣдь я о сердцѣ его спросилъ, что надо же мнѣ, часъ улучивъ, поговорить съ нимъ. Съ мѣсяцъ прошло, какъ меня выписалъ, а зачѣмъ, про что — невѣдомо. Не заикнулся даже… Тебѣ не сказывалъ ли?..
Словомъ не обмолвился.
Ужъ я и не придумаю…
Вотъ развѣ… что вздумалъ, можетъ, тебѣ хозяйство сдать. На старости лѣтъ, чай, не легко ему и въ жаръ, и въ стужу всюду мыкаться…
Serviteur!.. Слуга покорный! Да я скорѣй и отъ той бездѣлицы, что онъ высылаетъ мнѣ, вовсе откажусь, чѣмъ на то согласье дамъ.
А что ужъ такъ?
Отвыкъ я, матушка, отъ житья здѣшняго. Странно мнѣ, дико все кажется. Сама подумай, чуть ли не полныхъ пятнадцать лѣтъ, какъ я гостилъ-то у васъ… И съ батюшкой, безъ обиняковъ скажу, не полажу.
Богъ ужъ, Петруша, съ тобой… А еще гадала я было: ужъ не женить ли тебя…
Развѣ о томъ разговоръ былъ?
Не станетъ онъ со мной, Петруша, о томъ совѣтовать…
Гм! Жениться? А на что я стану съ женой въ столицѣ жить? И одинъ-то насилу концы съ концами свожу… Не на женино же приданое одно!.. А съ семьей на батюшкину щедрость надѣяться, да въ руки ему что песъ глядѣть… Нѣтъ, пусть выдѣлитъ, тогда оженюсь. И изъ его воли не выступлю. А пора; ей, ей, пора. Хоть бы ты о томъ, матушка, шепнуть ему изволила.
Нѣтъ, не стану, Петруша, и не проси о томъ. Самъ, какъ знаешь, съ Лукой Петровичемъ вѣдайся…
Я потому къ тебѣ, матушка, прибѣгаю, что есть же у тебя свои вотчины, приданыя.
У меня съ Лукой Петровичемъ раздѣла нѣтъ: и въ моемъ, какъ въ своемъ, онъ же господинъ. Дастъ онъ свое согласье, отказа отъ меня не услышишь. Хоть все мое бери. Кромѣ Кузькова, то Олюшѣ въ приданое. И въ духовной моей, помни Петруша, о томъ писано.
Не хочешь, матушка, помочь мнѣ, имъ самъ, сердце скрѣпя, поговорю. Не въ мочь ужъ мнѣ стало. Повѣришь ли, алтына мѣднаго въ кошелѣ нѣтъ.
И въ томъ тебѣ, Петруша, помочь не могу. Своихъ у меня денегъ не водится, а у Луки Петровича, сколь ни люблю тебя, просить не стану. [Молчаніе]. Такъ пойду я, Олюшѣ скажу, что можно молъ. [Налѣво].
Сдѣлай милость, всегда радъ.
Крутенько, матушка, отказать изволила. Не въ деньгахъ, нѣтъ! а вотъ, что о выдѣлѣ шепнуть не берется… Не съ того ли, что я про батюшку прямо сказалъ?.. Аль нелады у нихъ?.. Не замѣчалъ я, правда, чтобъ онъ къ ней нѣженъ былъ, да вѣдь на всѣхъ что волкъ травленый хмурится… Одна Олюша любимица, да… Вотъ и она…
Здравствуйте, братецъ.
Здравствуй, сестрица. [Подходитъ къ ручкѣ]. Ахъ, чуть не забылъ попенять тебѣ… Что за обсылки такія черезъ матушку: можно-ль войти?
Право же, братецъ, мнѣ незнакомый голосъ послышался.
Право же, сестрица, пора бы тебѣ попривыкнуть ко мнѣ. Что за чины межъ нами!.. Да постой ты! И не доглядѣлъ сразу… Какъ ты нынче принарядилась! И роза пришпилена! И прическа по модному!..
Женихъ со свекромъ будущимъ къ обѣду обѣщали быть: батюшка сказывалъ. [Сѣла шить].
И подумаешь: все-то для Митрофанушки… то бишь, для Сенюшки… И крѣпко ты любишь его, сестрица?
Батюшкина воля, братецъ.
А сама?
И сама думаю, что по нашимъ мѣстамъ лучшаго жениха не сыщешь… Парень добрый, простой…
Ужъ больно простъ…
Съ чего-то, братецъ, не взлюбили вы его.
Что мнѣ не любить его!.. А только неуклюжъ страсть, неотесанный… Истый выкормокъ медвѣжій…
Въ этомъ я не мастерица разбирать. А что добръ, знаю. Ты на него въ церкви взгляни… Вамъ не въ примѣту, братецъ, а сколь онъ истово стоить, усердно молится…
Я чаю, отъ усердья у него, по пословицѣ, лобъ разбить.
Не ждала я, братецъ, того отъ васъ… [Склоняется надъ пяльцами и начинаетъ усердно шить].
Прости ужъ, сестрица. [Молчаніе. Онъ тихо подкравшись, склоняется надъ ней и цѣлуетъ ей правую руку].
Охъ, братецъ!.. Крадучись этакъ…
Прощенья за обиду прося…
Я гораздо васъ помоложе и стерпѣть могу… И не пристало вамъ… Не повѣрите, братецъ, какъ испугалась… отъ нечаянности. Горячо таково… ровно воскомъ капнуло… [Смѣясь]. У меня даже мурашки по спинѣ забѣгали…
Вотъ ужъ не чаялъ испугать тебя. Здороваясь, цѣловалъ же, сестрица.
То иное дѣло. И со всякимъ этакъ же здороваешься… А тутъ… ну да вотъ, что нечаянно-то!.. И не пристало вамъ…
Да такую-то, какъ у тебя, ручку и свѣтлѣйшій не отказался-бъ поцѣловать…
А это ужъ и вовсе, братецъ, лишнее. И опять: не къ лицу вамъ.
Что не къ лицу?..
Эти комплименты любовные… Ужъ это вы въ Петербургѣ фрейлинамъ, куры строя, сказывайте… А мнѣ-то!..
А тебѣ, сестрица, почему-жъ нельзя?
Ужъ по одному тому, что мы сестра и братъ зовемся.
По имени же братъ, не по крови… А ты подумай… Ну, не случись этого, что вотъ сиротой ты круглой осталася, а батюшка съ матушкой взяли тебя… Выросла бы ты у своихъ родителей, а я теперь, къ батюшкѣ пріѣхавъ по сосѣдству къ вамъ…
А это, братецъ, вы ужъ сказки сказываете.
Нѣтъ, не сказки, а правду истинную… Исторія такая была… Одинъ пріятель мой, въ одной коллегіи служимъ, также какъ и я вотъ на побывку къ отцу поѣхалъ… Помнилось, правда, ему, что у нихъ въ домѣ дѣвочка ростетъ, а только малюткой она ему представлялася… Пріѣхалъ, и видитъ: что алая роза поднялась и разцвѣла красавица…
И что-жъ онъ?
Полюбилъ ее.
Постойте, братецъ… Такъ и есть, Семенъ Иванычъ пріѣхалъ. На стрѣчу побѣжать. [Убѣгаетъ направо].
Иль вправду жениха со всѣхъ ногъ встрѣчать бросилась?.. Иль застыдясь?.. Иль… des biais de femmes?.. А словцо закинуто; слегка будто и клюнула… Случая теперь ждать… Что-жъ, и мнѣ пойти на медвѣдей взглянуть… А, лѣзутъ! полы даже подъ ними ломятся…
Здравствуй, Петръ Лукичъ. Все ли, государь мой, здоровъ?
Благодарствуйте, сударь. Ты какъ, Иванъ Семенычъ, въ своемъ здоровьи?
Что намъ дѣется!.. Твоими… прости ужъ, сударь, чуть было молитвами не сказалъ, да вспомнилъ, что не весьма ты охочъ…
Здравствуй, братецъ.
А!.. здорово Митрофанушка… то бишь, Сенюшка… Что-жъ, милости садиться, государи мои, прошу. Батюшка не вдолгѣ воротится.
Присядемъ, побесѣдуемъ. — А чтой-то, спросить все тебя, Петръ Лукичъ, хочу да не вспомнюся. Съ чего ты моего Семена по настоящему звать не научишься, а кличешь Митрофанушкой?
Въ Петербургѣ у насъ, сударь, великій недоросль проявился, Митрофаномъ звать. Всѣ его хвалятъ, и царица даже не разъ ѣзжала его глядѣть.
Вотъ какъ!.. Что-жъ онъ съ Семеномъ съ лица, что-ль, схожъ?
Портретъ сущій, государь мой. Да вотъ у сестрицы моей названной спроси: я ей про того Митрофана въ книжкѣ читалъ.
Что-жъ, Ольга Марковна, схожъ ли съ Семеномъ-то?
А не помню ужъ… Глупости какія-то братецъ читалъ. Для смѣха написано.
Что, Сонюшка, подѣлываешь?
А что дѣлать-то? Охоты пока никакой нѣтъ.
Знать, цѣлый день на боку валяешься. А тамъ за ужиномъ половыхъ не то пять, не то шесть скушавъ, на другой перевернешься, да и на ночь бай, бай?
И то бываетъ!.. А то вотъ батюшка еще что по хозяйству сдѣлать велитъ.
Сыто онъ у васъ, Иванъ Семенычъ, воспитанъ, здоровъ на деревенскихъ пирогахъ выросъ, и въ службу-бъ пора.
Нынѣ не старые годы, государь мой; вольность на службу дворянамъ дарована. А впрочемъ, онъ у меня на службу, — въ Орлѣ, въ приказѣ, — записанъ.
Не про эту службу сказываю. Бравый бы изъ него гвардіи сержантъ вышелъ.
Не къ чему намъ въ гвардію соваться, да и достатковъ такихъ нѣтъ. А еще, Петръ Лукичъ, тебѣ скажу, что поопасался я его въ Питеръ отпустить.
Чего-жъ опасаться, государь мой, было? Аль что на войнѣ убьютъ?
Это что! Самъ подъ пулями стаивалъ. А такъ скажу, что въ Питеръ отпускать надо, чтобъ парень гораздо уменъ былъ. Такой-то, хоть и собьется, вновь путь найдетъ…
А вы, сударь, Сенюшку, въ какіе-жъ ставите?..
А въ середніе… какъ и твою милость, не погнѣвись, Петръ Лукичъ… А на такихъ-то, на своемъ вѣку, не мало я наглядѣлся, на столичныхъ-то слетковъ этихъ. И сюда къ намъ въ глушь, бываетъ, залетывають, и самъ я, былое дѣло, въ Москву ѣжжалъ. Про нихъ скажу: пожилъ бы у отца на глазахъ подолѣе, и ничего бы парень, выровнялся. А какъ воли безъ -ума понюхалъ, гляди негодницей вовсе сталъ. Либо шемотонъ, либо шелопай изъ него вышелъ… А то и безбожники еще нынѣ завелись.
А вы, государь мой, этимъ послѣднимъ словцомъ, про безбожниковъ-то, ужъ не въ мой ли огородъ мѣтите?.. А съ чего бы! Что какъ-то, обмолвясь, при васъ сказалъ, что въ капустный листъ да въ масло постное не вѣрую?..
Охъ, ужъ, молчи, кощунъ, молчи!.. И слушать, сударь, не стану; уши заткну. [Исполняетъ]. Семенъ! и ты заткни.
Слушаю, батюшка. [Сѣлъ и уши заткнулъ].
Вотъ бы, сестрица, Фонвизину поглядѣть, чтобъ въ комедію списать. [Ивану]. Полно же, государь мой, попусту гнѣваться. Безобидно станемъ бесѣдовать. [Толкнувъ шутя Семена]. Слушай, Сенюша, что тебѣ скажу.
Слушать, батюшка?
А поглядимъ, что сказывать станетъ.
Не бойся, сударь; ототкни уши-то: обиды не услышишь. — Слушай же, братъ Семенъ, что тебѣ скажу: всѣмъ бы ты парень взялъ, да однимъ оплошалъ.
Чѣмъ такимъ?
Скупенекъ живешь. Много разъ при мнѣ къ невѣстѣ пріѣзжалъ, а подарокъ хоть бы разъ ей привезъ.
А прикажетъ батюшка, и привезу тотчасъ.
А ты догадайся у батюшки попросить. Сундучекъ-то у васъ, скажутъ, кованный, а въ немъ, какъ пѣвецъ Фелицынъ воспѣлъ:
А прости ужъ, братецъ, хоть я про этого, какъ кличешь ты, Перепилицына и не слыхивалъ, а только враль онъ порядочный.
Отличилися, брать Семенъ! Теперь про дверь и спрашивать тебя не стану, знаю, что скажешь: прилагательна…
Какъ придагательна?
Вотъ вы куда зашли! Не погнѣвись, сватъ, опознился малость. [Цѣлуются]. На поемный лугъ вздумалось: и трава же, скажу тебѣ, сейчасъ чуть не по колѣно!..
Здравствуй, батюшка.
А, зятекъ нареченный, здорово!.. Что-жъ вы тутъ въ сухомятку бесѣдуете? Адмиральскій часъ: и водки не грѣхъ передъ щами выпить.
Ничего-таки, побесѣдовали. Петръ Лукичъ, дай ему, Господи, здоровья! не оставилъ насъ своей милостью: все Семена моего шпынялъ да кощуничалъ.
Опять ты за старое… Все еще Волтеръ проклятый въ головѣ сидитъ! Погоди, я еще во флигель къ тебѣ заберусь, всѣ твои книжонки богомерзкія пережгу.
Quelle verulente sortie!
Что ихъ, сватъ, жечь-то, коль въ головѣ засѣли!.. А за насъ съ Семеномъ не опасайся: не соблажнитъ насъ. У меня и Семенъ ученъ отвѣтъ держать, Семенъ! сказывай, что митрополитъ Платонъ безбожнику Дидероту отвѣтилъ.
Рече безуменъ въ сердцѣ своемъ: нѣсть Богъ.
Охъ, сватъ! и сынкомъ же меня Господь наградилъ: за тридцать минуло, а ума не прибыло.
Коли вы сами, батюшка, не за малолѣтка меня полагаете, такъ должное мнѣ оказывайте. Такой же и я, какъ вы, дворянинъ, и свой point d’honneur имѣю.
Гонору-то много въ тебѣ, знаю. А вотъ ногъ чтобъ, съ отцомъ говоря, съ мѣста встать, не хватило видно?.. Выбью я еще изъ тебя эту спѣсь дурацкую.
Прошу васъ, батюшка…
Что?.. щенокъ поганый!.. ужъ и на отца взлаялъ?..
Батюшка, милый, не гнѣвайся. Самъ же потомъ плакаться станешь, что вспылилъ…
Охъ, Олюша, ради тебя только… да вотъ еще ради дорогихъ гостей. На мою половину, сватъ, пойдемъ. Вели-ко, Олюша, намъ водки дать да грибковъ, что-ль… [Пошелъ направо].
Сейчасъ, батюшка.
А ты, Петръ, помни: я еще поговорю съ тобой!.. Идемъ ЖЕ, Иванъ Семенычъ. [Ушелъ].
А ты съ нами-ль, Семенъ?
Съ тобой ужъ лучше, батюшка.
И не стыдно вамъ, братецъ? Какую кутерьму поднялъ! И изъ-за чего?
Иль ты недогадалась? Ненавижу,
Убить его готовъ, къ тебѣ ревнуя…
Я давеча разсказывалъ тебѣ
Какъ будто про пріятеля, такъ знай же,
Что тотъ пріятель небывалый — я,
А дѣвочка, что розой разцвѣтала,
То ты, Олюша.
Перестаньте, братецъ:
И стыдно, и грѣшно.
Любить-то стыдно?
Любить-то грѣхъ?
Помолвлена я съ нимъ…
Будь онъ тебя достоинъ, и люби ты
Его, какъ жениха, со всею страстью, —
Я-бъ не посмѣлъ тебѣ и слова молвить,
Не посягнулъ бы на чужое счастье,
А замолчавъ въ груди и стонъ, и горе,
Бѣжалъ бы прочь!.. Но ты его не любишь,
Сама сказала: «батюшкина воля…»
И уступить тебя ему безъ боя!..
Ему отдать и нѣжную красу,
И свѣжихъ устъ румянецъ непорочный?
Ему ланитъ умильную стыдливость,
И бѣлой ручки тихое пожатье,
И нѣжныхъ словъ привѣтное шептанье,
И ароматъ лобзаній торопливыхъ,
И ласки тайныя?.. Ему-ль съ любовью
Въ твои глазенки свѣтлые глядѣться
И косу распускать въ тиши полночной…
О, будь я проклятъ!..
Ради Бога, братецъ!..
Къ чему, зачѣмъ… и мнѣ!.. такія рѣчи…
Я не повѣрю вамъ. И не такихъ,
Не мнѣ чета, красавицъ вы любили…
И чѣмъ во мнѣ плѣниться вы могли?
Я дѣвушка простая, учена
На мѣдный грошъ… И словъ такихъ-то,
Какъ вы сейчасъ мнѣ съ пыломъ говорили,
Не слыхивала съ роду. Половины
И въ разумъ не взяла… Ей-Богу, братецъ…
Себѣ цѣны не знаешь ты, Олюша!..
Простая ты!.. Ты ландышемъ пріятный,
Укромно взросшій въ заповѣдной рощѣ:
Онъ бѣлъ, какъ снѣгъ, и чисть, и свѣжъ, какъ утро…
И тонкій ароматъ, не всѣмъ примѣтный…
А выйдя за него!.. Подумай только:
Онъ грубый, сиволапый, злой… И онъ
Тебя сорветъ мужицкою ручищей
И, поигравъ со скуки, прочь отброситъ…
Ему ли оцѣнить?.. Сломавъ цвѣтокъ,
И не пойметъ онъ черствою душою,
Какую прелесть загубилъ на вѣкъ!..
Что слушаю!.. Уйти мнѣ отъ грѣха!..
Постой, сестрица.
Не держите, братецъ!..
И батюшка, заждавшись, осерчаетъ…
Еще словечко… Ты меня корила,
Что я любилъ красавицъ прихотливыхъ…
Ну, что-жъ? былъ грѣхъ, покаюсь предъ тобою…
А что я вынесъ изъ любви постыдной?
Отраву сердца, совѣсти укоры…
Да любятъ ли онѣ? — Подарковъ жаждутъ!
За поцѣлуй — сережки подари
Алмазныя; молъ муженекъ скупенекъ…
Межъ нихъ ли мнѣ искать себѣ невѣсты,
Когда всѣмъ сердцемъ полюбилъ тебя?..
Иль за другими вслѣдъ и мнѣ пуститься
И, на приданомъ оженясь, въ придачу
Дѣвицу взять, чтобъ съ ней рожать дѣтей…
Да вѣкъ свой мучаться: мои-ль, молъ, дѣти?..
И я, злонравіе такое видя,
Тебя на нихъ, Олюша, промѣняю?..
Да пожалѣй же ты меня хоть малость!..
И… что вы, братецъ!.. Батюшкина воля…
И ваши всѣ несбыточныя рѣчи…
И батюшка, и я…
Того не бойся!..
Ужъ полюбивъ, я отстоять съумѣю…
И гнѣвъ приму, и пусть лишитъ наслѣдства,
Съ тобой и въ шалашѣ мнѣ будетъ рай…
И голова кругомъ… и сердце ноетъ…
Уйду я, братецъ.
Хоть словечко молви…
Надеждой помани… Иль нѣтъ, иди!..
Наединѣ обдумай хорошенько…
И пожалѣй меня… И вѣрь, Олюша,
Что ужъ мое навѣки свято слово,
До гробовой доски… Еще, сестрица:
Коль согласишься ты, въ себѣ подумавъ,
Такъ вечеркомъ, позднѣе, какъ ужъ въ домѣ
Улягутся всѣ спать, сойди-ко въ садъ,
Въ бесѣдку принеси свое согласье:
Я буду ждать, терзаясь отъ мученій…
Придешь, Олюша?
Не невольте, братецъ!..
Я, помолясь, подумаю… Потомъ… [Идетъ налѣво].
Прощай, сестрица!..
Охъ! и тяжко мнѣ,
И сладостно…
Охъ! мой желанный…
Барышня, батюшка, водки не видя, гнѣваться изволитъ.
Ахъ, Господи!.. Бѣгу, бѣгу сейчасъ. [Убѣгаетъ налѣво].
И мнѣ пойти… Не то…
Погоди, сударь.
А что?
Удосужился я въ шкатулку заглянуть. На вотъ, получай; въ платъ повязаны. [Передаетъ платокъ].
Двадцать пять?
И считать не трудись. На подборъ свѣтленькіе.
Ну, спасибо, старина! Удружилъ.
А вотъ эти ужъ въ ручку прими.
Это какіе же?
А бери, сударь, знай. [Отдалъ]. Эти, помни, завѣтные. Пятокъ-то что пуще глаза беречь обѣщался.
Ну, Юдичъ!.. Чѣмъ тебѣ благодарствовать, и не придумаю.
Догадайся, батюшка Петръ Лукичъ: ручку дай поцѣловать.
Дай Обниму тебя. [Обнимаетъ. Юдичъ цѣлуетъ его въ руку, и затѣмъ въ плечо].
А тепере сударь, къ батюшкѣ съ Богомъ поди.
Спасибо, старина, спасибо.
ДѢЙСТВІЕ ВТОРОЕ.[править]
Что это? Уснулъ никакъ… по утру-то, едва кофей отпивъ!.. Аль что вечоръ чуть не до зари игралъ?.. Вѣрнѣе отъ житья деревенскаго… Скоро не хуже Сенюшкинова дрыхнуть выучусь… Фу! и духота же здѣсь!.. Сколько ни приказывалъ, чтобъ окна открытыми держали… И какъ они не задохнутся?.. (Подошелъ, и открылъ окно въ садъ). Кто это?.. Иль Олюша мелькнула?.. Хотя бы посидѣть забѣжала! (Отходя отъ окна): и ль нѣтъ… Отвыкать надо… (Увидѣвъ деньги на бюро). Это что?.. Гм., выигрышъ вчерашній… Вновь въ карты повезло… Видно, всему свое время… Время любить, и время… И все-то vanitas vanitatum!.. (Садится и закуриваетъ трубку). Не даромъ повезло, нѣтъ!.. И сколь нравъ нашъ перемѣнчивъ, подумаешь… Souvent femme varie… и мужчины таковы же!.. Что пылу было, что радости! И вѣрилъ вѣдь, самъ крѣпко вѣрилъ. И сердцемъ даже какъ будто посвѣжѣлъ!.. Цѣлый мѣсяцъ мечталося что заживу молъ съ молодой женушкой, въ этомъ же флигелечкѣ вотъ, у батюшки съ матушкой подъ теплымъ крылушкомъ… (Всталъ порывисто). Нѣтъ, будетъ!.. въ Питеръ пора, не то, какъ батюшка, на вѣкъ здѣсь закисну… (За дверью кашель). Кто тамъ? Войди.
Ты, Юдинъ?..
Къ твоей милости, Петръ Лукинъ.
Что, старина, скажешь?
Плохо наше дѣло, сударь: батюшка вечоръ, передъ ужиномъ ужъ, ключа хватился.
Ну?
Солгалъ я ему, что заложилъ молъ, видно, куда, аль въ щель запалъ, сыскать де не могу.
А нынче?
Не спрашивалъ еще.
Авось не вспомнитъ до завтрева.
А Господь ужъ вѣсть. — Что-жъ дѣлатъ-то, Петръ Лукичъ, прикажешь, коль вновь-то спохватится.
Ахъ, Юдинъ, ужъ и не придумаю!.. Вонъ двѣсти червонцевъ, видишь? вечоръ повезло… Да мало вѣдь, чай. И половины, гляди, того не будетъ что вынуто?
Точно, Петръ Лукичъ.
И надо-жъ ему было спохватиться не во-время!.. На ладъ вѣдь, Юдинъ, у насъ съ нимъ пошло, вдвое больше высылать обѣщалъ, о выдѣлѣ самъ заговорилъ: только оженись молъ. И сразу все погубить!.. А? Юдинъ…
А что убиваться-то тебѣ, Петръ Лукинъ, по напрасному. Замолчу я про тебя, на себя всю вину возьму.
Вздоръ, вздоръ!.. И мыслить-то о томъ не дерзай!.. Слышишь-ли?
Слушаю, Петръ Лукичъ. Только и ты меня, батюшка, послушай же. Что мнѣ на старости-то лѣтъ грѣхъ этотъ на душу брать, что вотъ тебя, сударь, съ батюшкой разстраивать… А правду молвить, я-жъ и виноватъ во всемъ.
Ты?
А то кто-жъ, сударь? Помнишь ли, Петръ Лукичъ, какъ ты первые сто червончиковъ въ долгъ проиграть изволилъ? А въ отчаянность пришелъ, подстрѣлить себя вздумалъ. А что вотъ, толковалъ, долгь-то этотъ карточный, по-дворянскому, честный будетъ, не то что другіе молъ долги, безчестные.
Ну?
Въ тѣ поры, старый дуракъ, пожалѣлъ я тебя. Самъ же и придумалъ изъ шкатунки взять. За жалость эту дурацкую не мнѣ, кому-жъ отвѣтъ держать?
Молчи ужъ лучше ты! Не допущу я тебя!.. Лучше мнѣ, передъ батюшкой ставъ, пулю себѣ въ лобъ пустить, чѣмъ дойти до того. Чести нельзя пережить…
А мнѣ, батюшка Петръ Лукичъ, и жить-то не къ чему, чужой вѣкъ заѣдаю, ей, ей. Ты-то молоденькій еще, оженить батюшка…
Да замолчишь ли ты?.. Уродъ, анаѳема, дьяволъ!.. Взбѣсилъ даже… Молчи ужъ!.. Слышишь?
Слушаю, сударь.
На плечахъ еще у меня голова-то, что нибудь да измыслю… Ба! да съ чего-жъ я горячку-то порю? Сегодня, говоришь, не спохватывался?..
Никакъ нѣтъ, сударь.
А спросить, что отвѣтишь?
Что, батюшка Петръ Лукичъ, прикажешь.
Скажи, не сыскалъ молъ еще. Слышишь?
Слушаю, сударь.
До завтрева-бъ только дотянуть намъ. Авось либо не хватится. Понялъ?
Могу понять, батюшка.
Ладно же… Охъ, хорошо бы батюшку занять чѣмъ, чтобъ мысль отъ ключа отвести… А? Юдичъ… Чѣмъ только?..
Не могу знать, батюшка.
Ну… да послѣ о томъ. А теперь… Слушай, какъ отъ меня пойдешь, сейчасъ же коня мнѣ осѣдлать вели. Да живо чтобъ!.. Слышишь?..
Слушаю, сударь.
Къ Шершевичамъ махну. Тамъ и отобѣдаю… А батюшка спроситъ, къ Теньковымъ молъ проѣхаться вздумалъ, да видно оттоль безъ обѣда не выпустили… Понялъ?..
Могу, сударь, понять.
Ну, да… Послѣ обѣда, за карты сейчасъ. Повезетъ, чую… А какъ лопнетъ… а?
Не могу знать, Петръ Лукичъ.
Какъ лопнетъ-то, какъ лопнетъ… Ба! въ долгъ у Шершевичей выпрошу… за двойную плату… Дадутъ теперь, какъ о выдѣлѣ молва-то прошла… А? Юдичъ…
Какъ, чай, сударь, не дать.
Ань наше дѣло, гляди, и выгорѣло!.. Не робѣй, Юдичъ; бодрись, старина.
А было-бъ мнѣ, сударь, съ чего робѣть! Не бось, я свое дѣло твердо знаю.
Ступай же, коня мнѣ вели живо сѣдлать.
Слушаю, сударь.
Теперь что?.. Да! червонцы въ карманъ. [Исполняетъ]. И еще… И еще… Ахъ, запись гдѣ-то тутъ. [Шаритъ въ бюро]. Сколько всего взято, не помню ужъ… А, нашлась-таки!.. [Не глядя, комкаетъ и суетъ ее въ карманъ]. И еще что-то… да забылъ я… Тьфу, пропасть! никакъ меня лихорадка трясетъ… Не труту же я, а вотъ… des émotions… А что-жъ вспомнить-то я хотѣлъ?.. Изъ головы вонъ… У Тенькова, скажутъ, денегъ прорва… Да не дастъ, анаѳема… Не плевать было въ колодезь, не дражнить его… А! все равно не далъ бы, кощей… А Шершевичи дадутъ, втрое уплачу… Да не о томъ все я… а что надо, не вспомнится… [Радостно]. А! вспомнилъ, батюшку отъ ключа отвести… А чѣмъ бы?.. Не разговоромъ же пустячнымъ!.. Да и некогда мнѣ… Вотъ, если-бъ… на селѣ пожаръ, что-ль… аль съ моста кто въ рѣку палъ… Фу! что за нелѣпица въ голову просится… И въ виски стучитъ… Словно искры изъ глазъ… Не искры то, червонцы… Охъ! да встряхнись же, Петръ, встряхнись!.. За дѣло пора!.. Шпагу надѣть [надѣлъ] и…
Братецъ! можно къ вамъ?
Сдѣлай милость, сестрица, всегда радъ… [Ольга отходитъ отъ окна]. Плащъ и шляпа тутъ… [Идетъ, оглядываясь по сторонамъ]. И еще… еще что-то… Да! червонцевъ вотъ съ десятокъ откатилося… И ихъ захватить…
Здравствуй, Петруша.
Здравствуй, радость.
Что-жъ не взглянешь нынче, не поцѣлуешь меня?
Прости, Олюша. [Идетъ къ ней на встрѣчу и цѣлуетъ]. Захлопотался вотъ…
Аль ѣдешь куда?
Къ Шершевичамъ обѣдать званъ.
Въ карты опять!..
Ну, въ карты, такъ въ карты. Что-жъ изъ того?
Не до меня, вижу, тебѣ… Встревоженъ чѣмъ-то… Ужъ здоровъ ли ты?..
Здоровъ, радость. А такъ что-то, не знаю самъ… Съ лѣвой ноги, видно, всталъ… А ты что… аль такъ?..
Сказать было думала. Да не до меня тебѣ!..
Сказывай, радость. Есть время еще. Не осѣдланъ конь.
Да ты здоровъ ли, скажи? А то лучше въ другой ужъ разъ…
Да здоровъ же, радость, весьма здоровъ. Да садись же, упрямица, сюда. Вотъ здѣсь, противъ меня сядь. [Сажаетъ ее и самъ садится]. Чтобъ мнѣ глазыньки твои свѣтлые видѣть. И ручку мнѣ дай… А ну ужъ, сказывай… Пустяки, чай… Аль у насъ важное завелось?
Важное, Петруша.
Ой-ли? Что-жъ тамъ?.. Ты-то здорова-ли?.. Аль дурное что прослышала?
Нѣтъ, Петруша… И радостно-то мнѣ, и жутко… И сказать-то не знаю какъ…
Ну?..
Дай ужъ лучше въ ушко тебѣ шепну.
Шепни, радость, въ ушко. Поцѣлуй только меня, прелесть моя ненаглядная! [Цѣлуетъ]. Ну, сказывай ужъ: что тамъ такое, что и радостно намъ, и жутко къ тому?..
Слушай, Петруша… Охъ! съ духомъ не соберусь никакъ… Да шепну ужъ… Слушай… [Шепотомъ]. Матерью я буду…
А!..
А ты… аль не радъ ты, Петруша?
Радъ я, Олюша, весьма радъ…
Испугался чего-жъ?
Не вдаль… Да ты… спросить хочу… вѣрно-ль еще?
Ужъ вѣрно… Знаю…
Гм., гм.
Съ чего-жъ ты растревожился?
Не вдаль же, говорю. Отъ нечаянности… Что вотъ сердце-то у меня болитъ… Не разъ сказывалъ.
Охъ, Петруша, береги себя!..
Пройдетъ, не босъ… И… и… сама посуди… устроить вѣдь все надо… Не легкое дѣло, Олюша… Какъ-то еще… Не легко, нѣтъ…
Что не легко-то?
Мало ли… Первое, женихъ у тебя есть.
Какой женихъ?
А Теньковъ-то? Не отказано ему?
И самъ теперь откажется…
Нельзя же объявить ему! Сама подумай… А предлогъ-то надо-жъ… [Про себя]. Да; такъ, такъ… Такъ и сдѣлаю… [Вслухъ]. Матушка гдѣ?
Въ саду была.
Попроси ее ко мнѣ придти…
Ахъ, Петруша!.. Ушли же ей?..
Какъ же безъ того? И батюшкѣ явить надо. Нынче же…
Охъ! проклянетъ онъ меня…
Иль думаешь, что не узнавъ всего, онъ надъ нашей склонностью сжалится?.. Какже!.. «За Тенькова иди!» крикнетъ, «а ты въ Питеръ маршъ!» Вотъ и жалость его вся… Онъ и то съ женитьбой приставать ко мнѣ сталъ, выдѣломъ манилъ, даже къ какому-то тамъ отцу невѣстиному писалъ… Ему родство бы, да связи, да приданое, а о счастьи сыновнемъ и думки нѣтъ!.. Стерпится, слюбится молъ.
Господи, Господи! что жъ со мною-то станется?..
Батюшкѣ не сказывать, за Тенькова сейчасъ же идти. Съ дуру не расчухаетъ…
Подумай, Петруша! что сказалъ-то ты?..
Не я, ты же сама… Я къ тому только, что повиниться…
Господи! подкрѣпи меня… Умилосердись надо мною, Дѣва пречистая, Мать пресвятая Богородица, царица небесная!..
А!.. пошла причитать! Не поможетъ…
Не терзай ты меня. Хоть въ этотъ мигъ вѣры у меня не отымай!..
Перестань же, Олюша; не плачь. Слушай меня. — Самъ я матушкѣ обо всемъ скажу… Тебѣ и тяжко, и… стыдъ не велитъ. А я…
Не нынче только, не нынче… Петруша! отложи…
Сразу легче. Сегодня слезы, а на завтра и радость ужъ!.. Ничего, слышишь, матушкѣ не сказывай, не терзай себя… Ни какъ слюбились мы, ни что я тебѣ сказывалъ… Лишнія рѣчи до добра не доведутъ.
Чего жъ ты опасаешься?
А того что матушка, батюшкѣ пересказывая, что-нибудь, гляди, и спутаетъ. Чѣмъ меньше знать онъ будетъ, тѣмъ меньше станетъ гнѣваться. Не то, всякую мелочь начнетъ перетряхивать, на всякое слово злобиться. Довольно съ него: виноваты молъ, прости да благослови.
И не страшишься ты ему прямо о томъ сказать?
Матушка жъ, говорю, предувѣдомитъ. Умолю ужъ ее. Самимъ прямо нельзя идти. Знаю я его: самыми подлыми словами ругать тебя станетъ… Не стерпѣть мнѣ того… И на меня еще бросится… Не воленъ я стану въ себѣ…
Перестань, Петруша, перестань! И слушать-то смерть!
Не бойся. Я самъ отъ грѣха уѣду, пока первый гнѣвъ его пройдетъ…
На кого жъ меня-то покинешь?..
За себя не бойся; ты здѣсь, во флигелѣ, моего пріѣзда обожди… Запрись, пожалуй… Не ломиться же станетъ… И меня поопасается. Схватывались мы съ нимъ… Да и матушка въ обиду не дастъ; упрошу ее!.. Бодрись, радость, бодрись!.. Сказалъ что грудью отстою, и отстою.
Милый ты, желанный мой!.. [ластится къ нему].
Такъ ѣду я…
Ужли къ Шершевичамъ?
Къ Тенькову.
Зачѣмъ?
Надо жъ его предувѣдомить…
Ужли жъ ему мой стыдъ являть станешь?
Не съ ума сошелъ. Старику въ упоръ скажу: самъ молъ женюсь, а сынку твоему абшидъ данъ. И что ему? На подарки не больно щедрился, а что дарилъ, съ придачей отдадимъ. А коль, приданое упустивъ, со злости шумѣть начнетъ да упрямиться, пристращать можно: молъ щенка твоего приколю…
Ради Бога, Петруша!
Въ крайности скажу. А думаю, миромъ согласится: пообѣщаю кого побогаче высватать. Ступай же, радость, матушку скорѣе зови… Мѣшкать нечего…
Петруша!.. перекрести ты меня…
И не проси!
Ужли-жъ ты въ Бога не вѣруешь?..
Вѣрую, радость, и Христа чту… А только… Superstition.. Дурость моя: думать стану что несчастье принесетъ… Замѣчалъ не разъ… Иди же, радость… Поцѣлуй меня. [Цѣлуетъ и провожаетъ до двери].
Сразу все. И лучше. Сразу, по крайности, и развяжусь со всѣмъ. Семена уговорить не трудно будетъ. Лаской сперна… а то и впрямь пристращать можно. — Хорошъ бы я былъ, когда-бъ, какъ сгоряча-то вздумалъ, Митрофанушку со двора согналъ… Взвылъ бы нынче по немъ… Иного и придумать нечего; point de milieu… Такимъ-то, какъ онъ, aller sur les brisées du Monsieur — въ самый разъ. На то и созданы… Стой! а къ Шершевичамъ-то… А съ ней-то еще… О! да успѣю сто разъ, къ нимъ хоть въ полночь пріѣзжай… Не то, и до завтрева… Чего! батюшка теперь ключа не хватится: нашелся отводъ… А съ ней, что съ нимъ, не велика хитрость. И мыслить о томъ нечего, думано оно у меня и передумано… Что-жъ матушка-то нейдетъ?.. И сколь старинные люди мѣшкотны!.. Аль Олюша предъ ней во всемъ повинилася?.. [Сурово]. Ну, опять пошелъ пустыми страхами мучать себя… Не мудрость какая: отъ Тенькова воротясь, и ей объявлю. А матушка къ тому времени доложитъ ужъ… И поворота для нея нѣтъ, не станетъ же являть на меня… И съ чего? сама пойметъ, что любви конецъ… Что-жъ? безъ меня и счастья-бъ не вѣдала… А вѣкъ въ медвѣжьей глуши коротать, что со мной, что съ Митрофанушкой — одна сладость!.. И мнѣ вѣдь тоже счастья не знать, на комъ бы тамъ батюшка ни сосваталъ, Всѣ эту лямку, кряхтя, тянутъ… [Нетерпѣливо]. Что-жъ матушка-то нейдетъ?.. Скорѣй бы все, et vague la galère!.. То-то же, братъ Петръ, а давече чуть не до лихорадки дошелъ. А вышло, какъ мой же любимый авторъ скажетъ: «tout est pour le mieux dans le meilleur des mondes…» А и давече, оттого все, что забылъ что еще мальчишкой въ Дворянскомъ пансіонѣ твердилъ: qui se fait brebis, le loup le mange. Волкомъ надо быть…
Звалъ ты меня, Петруша?
Прости, матушка, что обезпокоилъ васъ… Дѣло такое… Поопасался тоже, что въ домѣ изъ дворни кто подслушаетъ, а во флигелѣ одинъ я, какъ перстъ.
Что такое? Олюша звать пришла, а сама плачетъ, разливается, слова не можетъ сказать… Одно твердить что братецъ молъ…
О ней и рѣчь, объ Олюшѣ…
Сказывай ужъ, Петруша!..
Ваша вина, матушка: не уберегли вы ее.
Какъ не уберегла?
Какъ дѣвушекъ берегутъ. Иль… какъ бишь, говорится-то?.. Ну, не соблюла она себя…
Господи!.. Олюша-то!.. Да нѣтъ же, нѣтъ!..
Сама повинилася.
Съ чего-жъ она къ тебѣ-то виниться пошла?
Вышло такъ. Милаго дружка вечоръ невзначай накрылъ.
Господи! съ кѣмъ же?..
Вѣстимо съ кѣмъ… Женишку долго ждать показалося…
И онъ-то! Парень добрый, простой такой! Воды, казалось, не замутитъ…
Эти-то, что съ виду смирны, и всегда таковы: тихій омутъ, матушка.
Ты-то, Петруша, какъ же до всего довѣдался?
Какъ и всегда такія дѣла всплываютъ: случаемъ. Вечоръ отъ Шершевичей ѣхалъ, а свѣтать ужъ стало. И Гаврюшка, конюхъ, со мной… Онъ же и указалъ: «Гляди, говоритъ, сударь, чей это конь къ дереву за садомъ привязанъ стоитъ; не конокрады ли молъ?» Свернули мы съ съ дороги, видимъ: чей-то конь стреноженъ пасется. Привязали своихъ къ тому-жъ дереву, и садомъ пробираемся… Только съ бесѣдкой поровнялись, а онъ и шмыгъ изъ нея. Увидѣлъ, знать, насъ, и въ кусты. Тугъ и накрыли…
Ну?
Не караулъ же было, матушка, кричать! Велѣлъ, чтобъ убирался живѣй.
А Олюша?
Олюшу сегодня, въ саду увидавъ, къ себѣ зазвалъ. Попенять было ей слегка думалъ, что не къ чему молъ вамъ по секрету видѣться…
И повинилась сейчасъ?
Ужъ потому какъ съ первыхъ словъ моихъ вспыхнула да заплакала, понялъ я… Спрашивать ее, уговаривать, и созналась во всемъ… Mais… enfin elle est enceinte…
Владычица небесная!.. Охъ, Петруша, и не вспомнюсь я… Господи, Господи!..
Полноте, матушка, не такъ ужъ оно… Молоды, слюбились, а батюшка чуть не на годъ, до Покрова, свадьбу оттянулъ… А тутъ весна подошла, соловьи поютъ… Что ихъ строго судить-то, вѣнцомъ грѣхъ покроютъ. Обвѣнчать только поскорѣй надо…
Объ этомъ что говорить!..
Я думаю, къ Теньковымъ сейчасъ…
Зачѣмъ же, Петруша?
Съ Семеномъ поговорю. Надо-жъ предлогъ измыслить, почему свадьбой спѣшимъ…
Умно, Петруша, умно.
А вы ужъ, матушка… будь милостива, на себя возьми батюшкѣ о томъ доложить.
Охъ! Петруша… Не слѣдъ бы говорить ему… Не знаешь ты, сколь строго онъ на это дѣло глядитъ…
Нельзя-жъ безъ того…
Можно, Петруша; можно, повѣрь. Межъ собой, потихоньку, и уладимъ все… Не къ чему намъ грозу вызывать…
Да какъ же, матушка?.. Первое, спросить онъ: съ чего свадьбой заспѣшили? Сама знаешь, сколь въ словѣ упрямъ: «Въ Покровъ сказано, въ Покровъ и свадьбѣ быть». А за долго до Покрова не скроете…
Охъ, Петруша!.. да вотъ предлогъ же измыслите, его Лукѣ Петровичу и скажемъ…
Не для батюшки, для сосѣдей тотъ предлогъ… А батюшка, станетъ онъ слушать насъ!
Не лучше-ль съ Иваномъ Семенычемъ тебѣ поговорить; онъ можетъ и возьмется Луку Петровича урезонить…
Какъ знаете, матушка, а только нельзя скрывать…
Можно, Петруша; ей-Богу, можно…
И чего же вы страшитесь! Олюша согласилась же… Да и нельзя-жъ, говорю, безъ того.
Съ чего-жъ, Петруша, нельзя-то?
Первое, Гаврюшка видѣлъ. Правда, наказывалъ я ему, чтобъ ни гу-гу о томъ, и червонецъ подарилъ. Да развѣ вы этого народа не знаете? Иль люди они, что на ихъ слово положиться можно? Напился пьянъ, и пошелъ болтать. Иль… ужъ вѣрно съ Марфушкой, иль Палашкой какой любовишка у него есть, шепнетъ ей по тайности, а та товаркѣ на ушко же… Черезъ недѣлю и до батюшки дойдетъ… Какъ отъ холопей-то довѣдается!..
Ужъ чего-жъ хуже, Петруша… Да я сама съ Гаврюшкой поговорю, накажу ему…
И не стыдно вамъ, матушка, въ дѣло такое семейственное холопей впутывать! Сказалъ ужъ я, и довольно съ него. Чѣмъ его больше ласкать да умасливать, тѣмъ онъ пуще носъ задеретъ, тѣмъ его сильнѣй словно бѣсъ подзуживать начнетъ: «донеси да донеси». Господамъ, извѣстно, всегда напакостить ради. А еще…
Что еще-то?
То, что Семенъ, какъ схваталъ его Гаврюшка, нагайкой его со всѣхъ силъ хватилъ. Сами знаете, гордость тоже своя у нихъ есть! Какъ меня, молъ, Лучиновскаго конюха, да Теньковскій барчукъ бить посмѣлъ. Не рабы, молъ, его. И вотъ повѣрьте вы моему слову, матушка, въ первый же разъ что Семенъ пріѣдетъ, чѣмъ нибудь Гаврюшка да согрубитъ ему. Вѣдь они этихъ, помельче дворянъ, въ грошъ не ставятъ. А тотъ не стерпитъ, и дойдетъ до батюшки. Ужли-жъ лучше какъ изъ какихъ дрязгъ дѣло наружу выйдетъ?
Знаю я, Петруша… да…
Сами знаете что тогда съ Олюшей будетъ, при строгости-то батюшкиной. Хоть малость, матушка, пожалѣй ее!.. Не мнѣ же съ доносомъ идти. Вотъ, скажутъ, пріѣхалъ и ябедничать сейчасъ. Да и не сумѣю я съ нимъ. А вы, матушка, разумница у насъ, толковито, безъ горячности скажете… Что-жъ, матушка, ужли же надъ Олюшей не сжалитесь?
Охъ, Петруша… и не знаю ужъ какъ… И скрыть бы лучше, и страшно, правда твоя, скрывать-то, и Олюшу жаль…
Ужъ я зналъ, родная, что умилосердитесь. [Цѣлуетъ ей руку]. Доброта-то у васъ, матушка, всегда сказывалъ, ангельская… Не медля же идите, а я къ Семену сейчасъ. Съ нимъ и прискачу. [Беретъ плащъ и шляпу].
Помогай тебѣ Господи!..
Охъ! забылъ было… Вы ужъ Олюшу ни о чемъ не разспрашивайте… что терзать-то ее!.. Я отъ вашего имени и обѣщанье ей далъ, что не бойся молъ, не станетъ матушка ни строжиться, ни розыска чинить… И отъ батюшки ужъ до моего пріѣзда, скройте ее… Пусть хоть тутъ у меня во флигелькѣ посидитъ… И запрется пусть… А ключъ, молъ, Петруша съ собой захватилъ.
Покоенъ, Петруша, будь. Ужъ взялась, такъ сдѣлаю.
Милая вы, безцѣнная моя! [Цѣлуетъ руку]. Прощайте-жь, матушка. [Быстро уходя, въ сторону]. Починъ сдѣланъ и… ce n’est que le premier pas qui coûte.
А лучше бы, лучше скрыть отъ него… Охъ! да и мнѣ-то полно предъ собой самою притворствовать… Не доложить мнѣ трудно, и того не думаю-жь, что и знать ему не къ чему… А свое-то… Вотъ сколько лѣтъ ждала, что выпадетъ же часъ и мнѣ съ Лукой Петровичемъ лицомъ къ лицу стать, чтобъ давніе счеты свесть, а какъ время пришло… Иль что грозенъ онъ? Иль смѣлости во мнѣ нѣтъ?.. Нѣтъ, вся-то горечь, что двадцать лѣтъ по каплямъ пила, во мнѣ всколыхнулася!.. Не о жалости молить, его судить иду… Не слезы изъ очей, а гнѣвъ изъ сердца звать мнѣ надобно… Крѣпись же, сердце, не жалѣй его… Иду, иду… [Хочетъ идти; въ этотъ мигъ спѣшно входитъ Ольга; увидѣвъ Анну Михайловну, она вдругъ робѣетъ, мгновенье стоитъ въ нерѣшительности и затѣмъ бросается въ ея ногамъ].
Матушка, голубушка!.. простишь ли меня?..
Послѣ, Олюша; послѣ о томъ… Къ Лукѣ Петровичу иду.
Раньше, чѣмъ пойдешь, прости меня!.. Чтобъ знала я, что есть у меня заступница надежная…
Послѣ, Олюша; не держи меня.
Нѣтъ, матушка; не пущу, пока не вымолю… Пока ты прощеньемъ не обнадежишь меня…
Господь ужъ тебя, Олюша, проститъ. [Подымая ее]. Встань.
Ручку, ручку дай поцѣловать. [Цѣлуетъ].
Не плачь, Олюша. Не бойся. Покойно жди.
Какъ мнѣ, матушка, покойной быть, коль въ лицѣ ты вся измѣнилася, и очи твои гнѣвомъ искрятся?..
Не на тебя тотъ гнѣвъ.
На кого же, матушка, на кого?
На кого-бъ ни было, тебѣ что?
И не на него, матушка? не на него?..
Нѣтъ же, Олюша. Не бойся, говорю…
Охъ, страшенъ, страшенъ мнѣ гнѣвъ батюшкинъ!.. Любимицей вѣдь я его была, души онъ во мнѣ не чаялъ…
Да, да… А все-жъ не бойся: за невинную виновную проститъ. Не посмѣетъ…
Загадками, матушка, говоришь… смущаешь меня…
Не къ чему тебѣ о томъ знать…
Не скрывай, матушка; пожалѣй меня… Душой я искручинюся, о твоихъ темныхъ рѣчахъ гадаючи…
Нѣтъ!.. Иль слушай ужъ… За ласку твою, что всегда-то ты ко мнѣ ластилась, хоть и могла бы безъ страха зазнаться предо мной; за то, что ты единой моей утѣхой всѣ эти годы была — ужъ не стану я мучать тебя… Что тебѣ и въ чужомъ пиру еще похмѣлье терпѣть, своего горя — полная чаша у тебя… Да и сама-то я не въ силахъ ужъ смолчать… Наболѣлось сердце до послѣдней кровиночки…
Сказывай, матушка… Полегчи себя, милая!..
Въ домѣ ты у насъ Олюша выросла, двухлѣткомъ взята, и не въ примѣту можетъ тебѣ… Думала, чай, что и вездѣ-то такъ же старые мужья съ женами живутъ. А спрошу тебя: помнишь ли ты хоть разъ, чтобъ лаской онъ со мной говорилъ? за руку бралъ? въ лицо мнѣ глядѣлъ?.. Ужъ когда молчать нельзя, слово скажетъ… Да и то… Лучше-бъ вовсе молчалъ…
Матушка!.. Господи!.. да какъ же такъ?..
Иль видала ты, чтобъ я хоть шагъ на его половину ступила? Чтобъ слово ему взмолвила, не на вопросъ въ отвѣтъ?
Господи!.. словно очи у меня открываются…
И такъ-то полныхъ двадцать лѣтъ. А за что? Чѣмъ согрѣшила предъ нимъ? Что вѣрной ему женой была?..
Съ чего же онъ?
Слушай ужъ. Въ Москвѣ мы жили, и не то, чтобъ очень я молоденькой была, Петруша ужъ въ ученье отданъ былъ, тридцатый мнѣ годъ шелъ. Сталъ ко мнѣ одинъ petit-maître съ любовью приставать, подарки возить, и чего чего не сказывать.
И что же, матушка?
На искательства его, какъ честная жена, я отвѣтила.
Охъ!..
Видно мстить за то вздумалъ, и Лукѣ Петровичу мерзость написалъ. Навѣрное не знаю, а сдается такъ. Черезъ день, или два, Лука Петровичъ ко мнѣ съ письмомъ въ рукахъ вбѣжалъ, и послѣднимъ словомъ меня выбранилъ… Оправданій и слушать не сталъ. «Лжешь, лжешь ты! вскричалъ. Не стерплю я лжи!»
Бѣдная ты, злосчастная!..
Въ деревню меня, какъ злодѣйку, повезъ. Не только отъ себя, отъ всѣхъ отлучилъ; заразой, видно, почелъ меня… Сама знаешь, много-ль у насъ гостей бывало. Послѣднее время только, какъ ты заневѣстилась, да и то… Тутъ вдобавокъ больной мнѣ приказалъ сказываться, тебя въ хозяйки поставилъ, ради того будто, чтобъ ты пріучалася… И тутъ-то, Олюша, полюбила я тебя. Другая-то на твоемъ мѣстѣ, унижать бы стала меня, живо-бъ смекнула…
Голубушка! и помыслить-то о томъ грѣхъ!.. Какъ за ласку такимъ чернымъ дѣломъ отвѣтить?.. И ни разу, ни разу не говорила ты съ нимъ? О правотѣ своей не могла сказать?..
Случая ждала, не посылалъ Господь. А такъ идти — «вонъ» услышать. Иль чтобъ людей еще кликнулъ, чтобъ изъ комнаты меня выбросили… Разъ только… матушка у меня померла; съ горестной вѣстью отъ брата письмо пришло. Рѣшилась къ нему идти, на похороны проситься, письмо взяла. А втайнѣ надѣялась… что для такого-то горя авось сжалится. Только черезъ порогъ ступила, «вонъ»! крикнулъ. И слушать не сталъ. Горько мнѣ показалося. Съ досады письмо ему въ лицо кинула, и ушла къ себѣ. Часъ временя спустя, съ Юдичемъ отвѣтъ выслалъ, что ѣхать молъ матушку хоронить запрета нѣтъ. А самъ и на похороны не поѣхалъ… Чтобъ въ люди со мной не показываться.
Матушка, матушка! Безотвѣтная ты моя страдалица болѣзная!.. И не страшишься ты къ нему идти… о мнѣ-то… и въ дѣлѣ такомъ!..
Чего страшиться, коли совѣсть чиста.
Ахъ! [вскрикнувъ, рыдаетъ].
Прости ужъ, Олюша, прости меня! Не въ укоръ тебѣ… Прости ужъ, поцѣлуй меня… [Обнимаетъ ее].
Не буду ужъ, матушка, не буду… Не со словъ твоихъ, а такъ вотъ, сама не знаю съ чего, разрыдалася… Только не съ твоихъ словъ, нѣтъ… Не ты меня, я тебя, матушка, обидѣла…
Полно, голубушка; не плачь ужъ… Смирненько вотъ тутъ посиди… Помолюся я…
И мнѣ, и мнѣ, матушка… дозволь молиться съ тобою…
Молись, Олюша. Тутъ вотъ, подлѣ меня на колѣни стань… Молись, чтобъ господь мнѣ… терпѣнья послалъ. [Обѣ становятся на колѣни].
ДѢЙСТВІЕ ТРЕТІЕ.[править]
Эти, что ль, яблони?
Онѣ, сударь, самыя.
Гдѣ-жъ барчукъ-то? Нѣтъ его тутъ.
И впрямь нѣтъ.
Поди, сыщи его.
Гдѣ жъ искать-то? Сказалъ: къ яблонямъ пойду… Аль къ грушамъ прошелъ?.. Аль на огородъ, дыню къ обѣду выбирать?
Гдѣ бъ ни былъ, сыщи и предо мною его поставь.
А сейчасо-т-ко; сообразиться дай.
Да брось ты свой чортовъ чулокъ! Иди, говорятъ.
Не помѣха онъ мнѣ, чулоко-тъ, и бросать его не къ чему. Тепленькій будетъ, въ зиму студеную Сенюшкѣ ножки грѣть станетъ…
Поговори еще…
Съ чего жъ не говорить-то? Не отъ лѣни вяжу, а что старъ вотъ сталъ, пуще работать не могу…
Да пойдешь ты, старый сычъ?
Что ужъ грозно больно! И сычемъ еще обозвалъ.
Иль ты не знаешь меня?..
Чего не знать? Не баринъ, Лучиновскій барчукъ всего. А въ чужомъ домѣ шумишь, не холопъ я тебѣ…
Да ступай же, чортъ!
А сейчасо-т-ко, куда спѣшить!.. Тебя жъ вотъ, сударь, спросить хочу: ты здѣсь, что ль, ждать станешь?
Здѣсь.
Ладно. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ въ глубину]. А то лучше бъ въ домъ, сударь, сшелъ; старый баринъ вскорѣ, надо быть, воротится; часъ-то, чай, обѣденный ужъ… У тебя-то, сударь, съ собой ли часы?..
Да не барина, слушай, барчука мнѣ, Семена Ивановича. Понялъ?
Давно слышу, что Сенюшку… А только онъ-то гдѣ жъ?.. У грушъ ли, въ огородѣ ли?.. Груши-то у насъ тутотко, близехонько [указалъ налѣво въ глубину], а огородо-тъ э-вонъ гдѣ! [указалъ на лѣво во вторую кулису].
О, дьяволъ!
Не гнѣвайся, сударь, отыщу сейчасъ. А чертыхаться-то, сударь, грѣхъ. Ты его, окаяннаго, помянешь, а онъ изъ-за спинки у тебя и объявится… Да иду ужъ, сударь, иду… Христосъ съ тобой!.. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ]. Къ грушамъ, сударь, пройду.
И слуги въ господъ!.. Уроды кунсткамерные!.. Изъ-за этого сыча, всю рѣчь свою, что дорогой сготовилъ, забылъ… И то къ лучшему… Никогда такія рѣчи въ прокъ нейдутъ… Impromptu лучше… Глядя по тому что отвѣтить…
А вотъ и по напрасному, сударь, гнѣвался… И Сенюшку веду… У грушъ и стоялъ…
Здравствуй, братецъ.
Здравствуй, Семенъ. [Цѣлуются].
Спасибо, братецъ, что вспомнили про насъ. А то батюшка ужъ поговаривалъ.
Прогони-ка сыча этого. По секрету кой-что сказать надо… Объ Олюшѣ…
Слышь, Потапычъ, не надобенъ, поди.
Я, Сенюшка, тута-вотъ, на дорожкѣ, на скамеечкѣ посижу… Коль что потребуется, скричишь мнѣ.
Ладно, ступай ужъ.
Иду, сударь, иду. [Уходитъ на право, въ первую кулису].
Что, братецъ?.. Постой-ка, грушки не хочешь ли? [Вынувъ изъ кармана, подаетъ]. Поднялъ вотъ, спѣлехонька.
Самъ кушай.
Не бось, у меня другая есть. [Вынимаетъ и показываетъ].
Благодарствуй, не хочется. Слушай ужъ.
Слушаю, братецъ. А право отвѣдалъ бы, братецъ: сладкая…
Видишь, братъ Семенъ… Просьба у меня къ тебѣ… затѣмъ и пріѣхалъ. Исполнишь ли?
Что такое?
Ты сперва исполнить обѣщай, слово дай…
Сказывай ужъ.
Экой какой! Не трудно тебѣ будетъ выполнить.
А не трудно да батюшка дозволитъ, такъ и толковать не о чемъ…
Да у тебя, что-жъ, аль вовсе своей воли нѣтъ? Ты слово дай.
А дамъ же, какъ у батюшки спрошусь.
Наладилъ одно!..
Нельзя, братецъ… Батюшка вечоръ еще толковалъ: молъ оженишься, свои дѣтки пойдутъ, и воля будетъ своя. Что-шъ, чай не долго ужъ ждать.
Такъ и не дашь слова, что выполнишь?..
Самъ же сказывалъ, что не трудное… И батюшка, чай, дозволить… Не гнѣвайся, братецъ, сказывай. Я тебѣ, вѣрь, всегда радъ служить.
И на томъ спасибо. Слушай же. Ѣду я въ скорости.
Что такъ? Пожилъ бы съ нами еще.
Нельзя, служба. И батюшка торопитъ: оженить меня вздумалъ.
Ну!.. На комъ же?
На московкѣ одной. Батюшкинъ пріятель. Письма только отвѣтнаго ждетъ.
Давай Богъ!.. Богатая, чай?
О томъ батюшкѣ знать.
Аль ты и не знаешь, и не видалъ ее?
Проѣздомъ въ Москвѣ погляжу.
Ишь ты!.. Ну, а мнѣ-то что-жъ сказать хотѣлъ?
Къ тому и рѣчь клоню. Спѣшить мнѣ батюшка велитъ, ко второму Спасу въ Москвѣ быть приказываетъ. Потому и просьба къ тебѣ, чтобъ свадьбой поспѣшилъ.
Съ чего-жъ мнѣ-то спѣшить?
Съ того, сударь, что мнѣ на Олюшкиной свадьбѣ попировать хочется. Шаферомъ я у ней обѣщалъ быть, вѣнецъ надъ нею держать…
Развѣ это?..
Видишь, братъ Семенъ, легко мнѣ удружить, не Богъ вѣсть чего прошу… Что-жъ, молчишь-то? согласенъ ли?
А что сказать?.. Съ батюшкой о томъ, братецъ, поговори.
Съ батюшкой особо. Ты-то какъ?
Мнѣ что-жъ? Какъ батюшка велитъ…
А ты… да брось ты, сударь, хоть грушу жевать! Вѣдь не о пнѣ же этомъ, о тебѣ рѣчь.
Ужъ и осердился сейчасъ!..
Полно, братъ Семенъ. Толкомъ прошу тебя. Ужъ будто самому свадьбу поскорѣй сыграть и вовсе тебѣ не хочется? Не повѣрю, братъ, хоть разбожися въ томъ… Иль Олюша не мила тебѣ? Эхъ! такихъ-то, Сенюша, и въ столицѣ, повѣрь, не много сыщется. А ужъ тебѣ-ль Олюша не люба? Нѣтъ, чтожъ, всегда скажу, что Ольга Марковна дѣвушка добрая, хорошая, и хозяйка къ тому… Вотъ въ послѣднее время будто стала ко мнѣ не по прежнему. Ну, да Богъ ужъ съ ней!..
Замѣтилъ-таки пень… [Вслухъ, по молчаніи]. Что-жъ скажешь-то, Сенюшка?
У батюшки спросись.
Да кто, сударь, женится, ты аль батюшка твой?
Не самъ я, братецъ, женюсь, батюшка меня женить.
Резонъ, нечего сказать, выдумалъ!.. Стыдись, братъ Семенъ!..
Съ чего-жъ стыдитѣся-то мнѣ, коль и тебѣ то не въ стыдъ? Самъ же сейчасъ сказывалъ, что по батюшкину приказу женишься, и невѣсты въ глаза не видавъ!..
Въ Москвѣ, пойми, погляжу. Не по нраву придетъ, и батюшкѣ о томъ отпишу.
И мнѣ батюшка тожъ, какъ Ольгу Марковну смотрѣть-то ѣхали, наказывалъ. «Пригляди-ка молъ, Сеня: по нраву-ль тебѣ та дѣвушка придетъ».
Стало, по нраву пришла?
Не безъ того, братецъ.
А по нраву, такъ съ чего-жъ ты, а ради брата названнаго, свадьбой поспѣшить упрямишься?
Не упрямлюсь я, братецъ. Батюшкина воля тутъ, съ нимъ и говори.
И его просить стану, а ты со своей стороны о томъ же попроси.
Нѣтъ ужъ, братецъ, уволь.
Это съ чего?..
А что-жъ мнѣ просить, коль невѣста косо стала поглядывать.
Вздоръ, сударь, мелешь. И не бывало того. Попритчалось тебѣ.
Ты думаешь, что Перепилицына твоего не знаю, такъ и вовсе ужъ дуракъ сталъ? У меня, братецъ, во лбу глаза, не въ иномъ мѣстѣ.
Вѣрь мнѣ, Сенюша, что попритчалось. Можетъ, нездорова какъ была, иль ты ее невзначай обидѣлъ чѣмъ.
Никакой обиды не знала отъ меня. Да что о томъ! Сказалъ: батюшку проси, и все тутъ.
Да батюшка-то чтожъ? Аль упрямится?
Мнѣ почемъ знать! Свой разумъ у него.
Не финти. По всему вижу, что у васъ съ нимъ разговоръ о томъ былъ.
А былъ, такъ былъ. Тебѣ, сударь, что?
Какъ что? Вѣдь я ей не первый стрѣчный, и ты вотъ по ней же братомъ меня зовешь, а моего отца батюшкой. Безъ заминки ужъ, на прямки все сказывай.
И сказывать не о чемъ. Только и батюшка не слѣпъ же, видитъ тоже, что и къ нему Ольга Марковна не по прежнему.
Слышалъ. Еще что?
И про тебя тожъ. Что, какъ ни пріѣдемъ, ты меня при невѣстѣ шпынять да высмѣивать. А она, не бось, не вступится.
Вотъ какъ!.. я-жъ и виноватъ сталъ!.. Еще чего не придумали-ль?
О подаркахъ еще, что скупостью коришь. Какъ-де въ дверь, въ руки глядятъ: не привезли-ль молъ чего?
Только всего и есть?
Чего еще надобно! Отъ насъ воротятся, и мы отворотимся.
А! такъ вы вотъ что затѣяли! И честно то по вашему?
Въ чемъ же безчестье тутъ?
Аль ничего для васъ дѣвушку ни за что, ни про что на всю округу осрамить?
Мало-ль свадебъ расходится…
Изъ-за чего нибудь онѣ да расходятся! А вы съ чего вздумали?
Довольно я тебѣ сказывалъ.
Что сказывалъ? Пустяки одни. Я-жъ и виноватъ по вашему! Что шутилъ я съ тобой по родственному, такъ и на дѣвушку тѣнь бросать?.. Нѣтъ, того межъ добрыми людьми не водится. Только… берегись ты у меня!
Не съ чего мнѣ беречься. Не застращаешь, не бось.
Убью я тебя.
Такъ и убилъ сейчасъ. Что ты слётокъ столичный, какъ батюшка прозвалъ, такъ и трусить тебя?
Расхрабрился черезчуръ, да… берегись, говорю! Знаю я, съ чего ты на попятный дворъ вздумалъ; всѣ твои шашни, голубчикъ, вывѣдалъ.
Никакихъ за мной шашней нѣтъ.
Нѣту?
Нѣтъ, и съ роду не было.
Не увернешься, уличу сейчасъ. Ты вотъ что отвѣть: съ чего ты къ намъ по ночамъ-то ѣзжалъ? Нечего глядѣлки-то пялить!.. Видывали не разъ твоего коня, какъ позадь сада къ дереву привязанъ стоялъ?
Кто-жъ видалъ-то?
Ужъ знаю кто.
Такъ скажи-жь ты ему, что вретъ онъ, подлецъ. Ничего того не было.
Не было? — А коль самъ я видалъ?
И ты подлецъ!..
Щенокъ паршивый! Да за такія слова и у постарше тебя я уши обрубалъ…
Не лги, и брани не услышишь.
Такъ лгу я по твоему?
Самъ знаешь, что лжешь…
Съ чего-жъ, съ какой корысти напраслину-то на тебя налыгать я стану?
Тебѣ про то знать.
Слушай, Семенъ. Все я забуду, и обиду эту кровную прощу тебѣ, женись только…
Съ ума сошелъ! Еще съ ней можетъ и помирились бы, а ужъ послѣ лганья-то твоего…
Образумься лучше.
Ты и вправду, видно, меня за бревно счелъ?.. Что и понять-то я ничего не смыслю?.. Гляди, я тебя на чистую воду еще выведу!..
Что? грозить вздумалъ?
Не съ пуста-жъ ты налыгалъ на меня!.. Такое-то на человѣка взвесть, и подумать грѣхъ… Э! да не твой ли ужъ конь позадь сада привязанъ стоялъ?
Не въ мѣру догадливъ становишься. Еще разъ говорю: женись лучше, не то!..
Что-бъ я на твоихъ объѣдкахъ жениться сталъ?.. Да задушу я тебя впередъ! [Бросается на него].
Стой, мальчишка! На шпагу не наткнись!..
А! ты такъ-то?.. разбойничать?.. Радъ, что у меня ничего въ рукахъ нѣтъ?.. Такъ постой же ты! [Осматривается, какъ бы ища какую вѣтвь сломить].
Будь ты дворянинъ настоящій, давно-бъ меня на поединокъ звалъ… А съ такимъ-то!..
Вотъ что! Къ мужику меня приравнялъ!.. Идемъ же, идемъ!..
Куда идти?..
Въ батюшкиной горницѣ шпага виситъ: туда идемъ.
Не затѣмъ ли ужъ, чтобъ вся дворня, услышавъ, сбѣжалася барчука выручать? Не поединокъ то, убійство… Иль трусость постыдная…
Сейчасъ увидишь. Потапычъ, эй!.. Проснись, глухарь!..
Его зачѣмъ?
Съ трусости, видно… Чтобъ дряхлостью своей барчука защитилъ… Потапычъ, эй!.. Проснись же, глухарь!..
Что тебѣ, Сенюша, занадобилось? кричишь такъ.
Шпагу, знаешь, что у батюшки надъ постелью на стѣнкѣ виситъ?
Что въ дорогу-то отъ разбойниковъ беретъ?
Та самая. Принеси сюда.
Зачѣмъ тебѣ?
Стало надобна, коль приказываю.
Отточена вѣдь она у батюшки. Поколешься еще…
Не разсуждай, холопъ, коль приказываютъ!
Дожилъ-таки!.. [Ударилъ руками о полы].
Что по пусту горячишься, Семенъ. Мнѣ она, Потапычъ, надобна. О клинкахъ мы заспорили. Я ему свою показываю, а онъ кричитъ: молъ, батюшкина лучше. Сличить хочу.
Такъ бы ты, Сенюша, и сказывалъ. А то: шпагу ему подай!..
Неси ужъ скорѣй.
Сейчасъ, сударь, сбѣгаю.
Слушай, Семенъ. Не поздно еще. Жалѣя тебя говорю… Не то плохо придетъ.
Слышалъ ужъ отвѣтъ.
Одумайся, Семенъ.
Ты, видно, вздумалъ, что на такого напалъ, который и шпаги въ рукахъ отродясь не держалъ. Ошибся, другъ. Меня батюшка, какъ въ военную еще отдавать думалъ, всему обучилъ.
Какое тамъ ученье твое!..
Увидишь сейчасъ.
Въ послѣдній разъ, Семенъ…
Самъ виноватъ, и женися самъ.
Кто-бъ ни былъ въ томъ виноватъ, женись на ней. Твою услугу вѣкъ она помнить будетъ, доброй женой тебѣ…
А мнѣ жениться, такъ не иному и ея безчестье мстить, подлеца убивъ.
Молчи ужъ. Не то сейчасъ приколю.
На, сударь, шпагу; бери.
Мнѣ подай.
Подальше, Сенюшка, отойди, наколишься. [Петру]. Бери сударь, шпагу-то.
Ладно ужъ.
А ты прочь поди.
Что-жъ мнѣ дважды-то бѣгать? Не молоденькій!.. Со шпагой и взадъ пойду…
Да… столъ-то у васъ накрытъ ли? Батюшка, гляди, вернется…
Накрываетъ Сережка…
А рыбу, что батюшка въ ботвинью велѣлъ, досталъ ли?
Охъ-ты!.. Изъ ума вонъ.
То-то. Достань же скорѣй. Шпагу сами принесемъ.
И то, дѣлать нечего, пойти. [Сдѣлавъ нѣсколько шаговъ, Петру]. Ужъ ты, сударь, самъ донеси; не давай ему: наколется.
Ладно; самъ снесу.
Благодарствуешь, сударь. А то дитя вѣдь…
Клинокъ хорошъ, спора нѣтъ, а только…
Что-жъ, сударь? готовъ ли?
Готовъ.
Шпагу бери. [Подаетъ]. Въ позитуру стань. Выпадай.
Пощада, или смерть?
Смерти прошу.
Не убійца я. — Подыми шпагу; бейся вновь.
Что это?.. Въ лѣвое плечо кололъ… Поранить думалъ, чтобъ до времени не болталъ зря… Иль?.. [Склоняясь надъ нимъ]. Finis… [Взявъ его руку]. Прости, братъ Семенъ. Не таковъ ты былъ, какимъ я понималъ тебя. Жаль мнѣ тебя. [Цѣлуетъ въ руку]. Да… судьба, видно. [Всталъ]. Что-жъ? тѣло убрать велѣтъ, и… О! да будь что будетъ.
Эй, кто тамъ! Коня прибери…
Бѣгу, батюшка, Иванъ Семенычъ.
Ты, Андрей?
Я, батюшка. [Вошелъ]. Съ голубятни еще твою милость доглядѣлъ, вижу, что ты, сударь, отъ Вяхревой пустоши бѣжишь, у огорода съ коня слѣзать сталъ; на стрѣчу и сбѣгъ.
Ладно. Конь у вербы тамъ привязанъ. А Семенъ гдѣ?
Дома былъ… Погляди-ка, батюшка, онъ никакъ…
Гдѣ?.. Кто?.. Сенюшка, что съ тобой? Обморокъ, что-ль… Людей зови… аль вдвоемъ снесемъ…
Вонъ и Потапычъ съ кѣмъ-то бѣгутъ.
Семенъ! аль не слышишь, безъ памяти лежишь? [Склоняется надъ сыномъ; вбѣгаетъ Потапычъ со слугами]. Господи, да живъ ли ужъ? Это шпага чья?..
Твоя, батюшка… И самъ же и подалъ ее… Охъ! Господи…
Бьется, бьется, кажись… Вотъ… тукъ… Аль замерло?.. О-охъ!..
Сенюшка!.. Соколикъ ты нашъ!.. И самъ же, своей рукой подалъ…
Былъ кто у насъ?
Барчукъ Лучиновскій.
Ну?
Бѣлѣй полотна въ домъ вбѣжалъ. И съ коня ужъ: подбери молъ! на поединкѣ палъ…
А! такъ вотъ кто!.. Такъ для того я тебя, Семенъ, пуще глаза берегъ, затѣмъ, видно, и на службу не пускалъ, чтобъ ни шведская пуля, ни турецкая, а шпага разбойничья убила тебя!.. И давно онъ?
Сейчасъ лишь, батюшка!..
Минуту не захватилъ! [Вскакивая на ноги]. Эй, вы, слушайте!.. Коней сѣдлать. Вся охота на конь. Какое есть оружіе, съ собой бери… Наѣздомъ пойдемъ… Трута захватить, Андрей, не забудь, посуше который… Да изъ соломы жгуты свить!.. Живо у меня!.. [Цѣлуя Семена]. Прощай, Семенъ. — Богомъ клянусь! въ одинъ день съ тобой и злодѣя твоего схоронятъ.
ДѢЙСТВІЕ ЧЕТВЕРТОЕ.[править]
Что-жъ Юдича мнѣ? Аль оглохли вы? Коль самъ искать пойду, хуже будетъ!
Бѣгу, сударь, бѣду.
А! наконецъ-то! пожаловалъ!
Требовать, батюшка, Лука Петровичъ, изволилъ?
Да. Поди сюда. [Юдичъ подходитъ]. Ключъ подай.
Ахъ, Господи!.. Прости, сударь, запамятовалъ. Вечоръ искалъ, искалъ… Сейчасъ еще посмотрю…
Этой! не надо: другой подобрали.
Ну, вотъ!..
Къ столу поди. Вонъ шкатулка открыта стоитъ. Полюбуйся на нее.
Съ чего-жъ мнѣ, сударь, глядѣть-то на нее. Отсель вижу, что она.
Иди, коль сказано, песъ. [Юдичъ идетъ]. Внутрь взгляни.
Слушаю, сударь. [Глядитъ].
Что-жъ, видѣлъ?
Видѣлъ, батюшка, Лука Петровичъ.
Что-жъ видѣлъ-то ты?
А вотъ, шкатулку же…
А деньги?
И деньги, сударь, къ тому.
Да всѣ-ль деньги, чортъ.
Не могу знать, батюшка, Лука Петровичъ.
Вотъ какъ? И того, кто кралъ, не знаешь же?
Никакъ нѣтъ, сударь.
Ахъ ты бестія!.. Куда-жъ онѣ дѣлися?
Знать, сударь, не знаю; вѣдать не вѣдаю.
Ладно. — Ѳедьку кликни.
Какого, сударь, Ѳедьку?
Какого?.. И про него, видно, какъ про ключъ же, запамятовалъ? Внучатный племянникъ твой.
Зачѣмъ его, сударь, звать?
Чтобъ онъ въ глаза тебѣ плюнулъ, кто изъ шкатулки деньги бралъ.
Ему еще отколь знать? Щенокъ онъ безсмысленный, сударь, вотъ онъ кто.
А ты, старый песъ, съ чего-жъ брешешь? Зови.
Батюшка, Лука Петровичъ! Помилуй, государь, не срами меня… Вѣрой, правдой сколько лѣтъ служилъ тебѣ.
Самъ себя, песъ, срамишь…
Пощади, государь, помилуй; со внукомъ на очи не ставь… Не дай, батюшка, передъ малолѣткомъ со стыда горѣть… Заслужу Я, сударь, тебѣ. [Земно кланяется].
Встань, песъ. [Юдичъ встаетъ]. Только гляди, правду сказывай.
Какъ передъ Истиннымъ, государь.
Слушай ты: нельзя скрыть. И вечоръ мнѣ сумнительно показалося: сколько лѣтъ у тебя ключъ, никогда того не было, чтобъ терялъ ты его… А нынче съ утра какъ въ воду канулъ, ужъ звалъ я тебя, звалъ. И пуще усомнился, въ кладовушкѣ велѣлъ замокъ сломать. Что за чортъ! Никакъ шкатулки сыскать не могу. Нарокомъ ты ее запряталъ…
Всегда у меня, сударь, запрятана она стоитъ.
Молчи; слушай ужъ. Отколь ни возьмись, Ѳедька твой подвернулся. «Чего молъ, сударь, ищешь, не шкатунки ли съ деньгами?» А тебѣ молъ, кутенокъ, почемъ ее знать? «Какъ де не знать, видѣлъ какъ дѣдушка оттоль денежки беретъ». Ну… понялъ?
Могу, сударь, понять.
А теперь всю правду, какъ сейчасъ божился, сказывай.
Знать, сударь, не знаю; вѣдать не вѣдаю.
Гм. Стало внученокъ вретъ? Зови же еге.
Не къ чему его, сударь, звать. Только тебѣ безпокойство одно. А я, что сказалъ, потвержу вновь.
Съ чего-жъ онъ?
А глупешенекъ, сударь. Шкатунки смѣшалъ. У меня и своя подлѣ поставлена. Въ свою ходилъ, не запираюся.
А!.. Прямой ты Юдичъ, Іудинъ сынъ!.. Предатель безсовѣстный!.. Слушай, песъ… Знаешь меня? все, все прощу, лжи не потерплю. Не потерплю я лжи. Слышишь ли?
Слушаю, сударь. [Молчаніе].
Такъ не бралъ ты?
Никакъ нѣтъ, сударь,
Ладно… Помни же: только старость твою жалѣючи да прежнюю службу памятуя… Съ другого бы шкуру спустилъ… Слышишь?
Твоя воля, сударь.
Ступай на конюшню. Вели себѣ полсотни розогъ дать.
Слушаю, сударь.
Стой!.. Еще помни: коль правды сказывать не научишься, кнутомъ бить велю, въ палки поставлю, живого въ гробъ заколочу. Слышишь?.. А лжи не потерплю, нѣтъ! Отъ жены не стерпѣлъ, ни отъ кого не стерплю. Слышишь?..
Слушаю, сударь.
Вонъ, песъ!.. [Юдичъ идетъ обычнымъ спокойнымъ шагомъ; Лука Петровичъ пристально ему вслѣдъ глядитъ].
Какъ правый вышелъ… Иль впрямь не онъ?.. Нѣтъ, быть того не можетъ… Не съ чего мальчонкѣ на дѣда лгать… Да и самъ не то бъ сказывалъ, о пропажѣ узнавъ… А то и въ шкатулку глядѣть не хотѣлъ… Съ чего только красть ему? Съ роду того за нимъ не важивалось. Нарокомъ, бывало, испытуя его, деньги на-полъ ронялъ, въ карманахъ забывалъ… Не любовницу жъ на старости лѣтъ завелъ? Иль?.. Ужъ не Петрово ли дѣло тутъ? Не даромъ по ночамъ Богъ вѣсть гдѣ шатается… Господи помилуй! Сколь я во гнѣвѣ злобственномъ человѣконенавистливъ. сталъ… На сына-то родного!.. Господи помилуй, помилуй меня, Господи!.. О! да лжетъ же онъ, лжетъ… Не потерплю того…
Ты еще, сударыня, зачѣмъ — вонъ!
Надо, коль пришла!
Вонъ! разъ на всегда сказано".
Не уйду, Лука Петровичъ.
Иль мнѣ людей кликнуть велишь?.. Хоть сраму-то, сударыня, побойся.
Нечего бояться мнѣ. Сказала: не уйду, и съ мѣста не двинусь.
Да будетъ же…
И тебѣ будетъ надо мной тиранствовать. Двадцать лѣтъ, Лука Петровичъ, прошло: пора бы и уняться тебѣ. И мнѣ пора-же нѣмоту свою забытъ. Одно спрошу: за все время-то хоть разъ пришло ль тебѣ въ голову: съ чего молъ она крестъ непосильный съ покорнымъ терпѣньемъ несетъ? Будь я виновата, подумай: смогла ли бы снестъ?
Господи!..
То-то же. И глазъ на меня не смѣешь поднять!
Анна!.. прости ужъ меня…
Поздно, Лука Петровичъ. Нечѣмъ прощать. Ни души, ни сердца нѣтъ: камень одинъ. Да и не время. Не о себѣ просить пришла. Объ Олюшкѣ рѣчь. А ты, коль совѣсть взбудилась въ тебѣ, виновной за невинную прости.
Кому простить?
Олюшѣ прости. Грѣхъ ее попуталъ.
Какой грѣхъ?
Самъ можешь понять: не маленькій!..
Быть того не можетъ… Лжешь! [Пауза].
Что жъ замолчала ты?
Ждала, чтобъ первый гнѣвъ на мнѣ сорвалъ.
Созналась, что ль?
Петруша на сегодня въ ночь Семена въ саду словилъ, какъ тотъ изъ бесѣдки шелъ, а утромъ и сама повинилася.
Петра сюда!
Гдѣ жъ онъ?
За Семеномъ поѣхалъ. Свадьбой поспѣшить надо, такъ предлогъ измыслить. Съ нимъ и воротится.
А! такъ вы, меня не спросясь, ужъ все и уладили… Зачѣмъ же ты ко мнѣ съ докладомъ шла? И повѣнчала бъ ихъ крадучись…
Затѣмъ, чтобъ простивъ, благословилъ ты ихъ.
Блудное житье, что ль, благословить велишь?
Всегда такъ, Лука Петровичъ, дѣлаютъ. Вѣнецъ грѣху покровъ.
Да я-то въ домѣ у себя распутства не попущу… Ольгу сюда!..
Не дамъ.
Что?
Не дамъ, говорю. Развѣ меня убьешь.
А!..
Сядь, Лука Петровичъ. Успокойся. Слушай меня. [Онъ сѣлъ]. Себѣ въ утѣху я Ольгу взяла, чтобъ въ горѣ своемъ неповинномъ не вовсе мнѣ въ отчаянье придти. Ты отнялъ ее у меня. На твоей половинѣ взросла; со мной только спать идя видѣлась. Ты же ее и не слушать меня училъ, и прихотямъ ея потакалъ, ни въ чемъ ей не отказывая. И все то мнѣ на зло. Подросла, хозяйкой ее поставилъ, меня чуть не въ затрапезъ согнавъ. Ничьей воли надъ ней не было, никогда ни о чемъ она ни у кого не спрашивалась, ни въ чемъ ни передъ кѣмъ отвѣта не знала. Себѣ на умѣ росла, съ другими не совѣтовалась, все своей волюшкой дѣлала. Аль училъ ты ее, чтобъ она тебѣ обо всемъ сказывала, душу открывала, тайности свои повѣряла тебѣ? И то слава Богу, что въ мать добра родилась. Предо мною не зазналася; нѣтъ, нѣтъ, и приластится… И за эту доброту ея ласковую, я тебѣ ее въ обиду, Лука Петровичъ, не дамъ. Слышишь ли?
Что-жъ молчишь-то? Иль и слова такого у тебя нѣтъ, чтобъ противъ меня сказать?.. Вотъ за потворство это свое, что всему дурному ты въ ней потакалъ; не въ дочери себѣ ростилъ ее, а въ язву мнѣ, — и казнись теперь. За мою обиду… и за свой грѣхъ… прости ее… И Бога благодари, что такъ еще случилося, что слюбилась она не съ инымъ кѣмъ, а съ женихомъ, котораго ты же ей далъ. Хуже, Лука Петровичъ, быть могло…
Охъ, Анна, Анна!..
Прощаешь ли ей?
Богъ ей проститъ!.. Твоя воля надъ ней. Ни словомъ не вступлюсь, а только [всталъ] за обиду мою къ тебѣ…
Не обо мнѣ, Лука Петровичъ! нынче рѣчь у насъ. Что за двадцать лѣтъ накопилось, въ часъ того… Да и некогда. Слышишь, будто конь заржалъ… Петруша, видно, съ женихомъ воротилися… Прощай, Лука Петровичъ. До гроба теперь.
Права, во всемъ права!.. Двадцать я лѣтъ противъ невинной гнѣвъ питалъ; двадцать лѣтъ слова ей сказать не давалъ… А въ немъ-то и разгадка вся: единымъ словомъ посрамила меня… И тогда-то… охъ, Господи! припомнить страхъ… какъ мать-то у ней померла… И ропталъ еще: почто, молъ, Боже, въ женѣ покаралъ меня?.. И гордился въ себѣ, что правду возлюбя, крестъ свой несу!.. Хорошъ правдолюбецъ! Невинности святой отъ самой черной лжи не сумѣлъ отличить… Господи, Господи! объ одномъ молю: дай мнѣ до прощенья ея дожить, и не щадя, какъ знаешь, карай меня…
Батюшка…
А?.. ты… Матушкѣ доложи: ея дѣло.
Видѣлъ ужъ матушку сейчасъ… Къ тебѣ идя, встрѣтилъ..*
Ну?
Одинъ я воротился… Оказалъ, что вскорѣ Семенъ…
Что-жъ она?
Приказала Олюшѣ и вамъ сказать…
А сама?
Молиться, сказала, иду. Что Семенъ пріѣдетъ, постучись, молъ, ко мнѣ.
Ладно… Къ Ольгѣ ступай; добавь, что простилъ, молъ, отецъ…. Ступай, Петръ… А я… и я помолиться хочу…
Батюшка, откроюсь я тебѣ…
Въ чемъ еще?
Страшился я матушку встревожить, а… не пріѣдетъ Семенъ…
Меня боится, что-ль?.. Такъ скажи ему…
Нѣтъ, батюшка… Не… можетъ онъ.
Нездоровъ, что-ль!..
Нѣтъ, батюшка… Выслушай меня… Отказался онъ… отъ сестры отказался, пойми… И… и меня дерзко оскорбилъ…
Ну?
На поединокъ его я звалъ.
И… и ранилъ, что-ль?
Убитымъ палъ.
А!.. Господень гнѣвъ!.. Тяжка праведная десница Твоя, Господи!.. Съ чего-жъ ты, не спросясь меня… Иль ты бѣшеннаго нрава своего не зналъ?.. что и предъ отцомъ-то, чуть я слово порѣзче скажу…
Батюшка! и ты бы не стерпѣлъ…
Я?.. Да я-бъ его веревками скрутить велѣлъ, такъ связаннымъ и повѣнчалъ бы, а тамъ со двора долой!.. Что-жъ ты отцу его о томъ не сказалъ?..
Дома его не было.
И… и не дрогнула рука у тебя!.. И въ мысль не пришла тебѣ, какъ биться съ нимъ сталъ, что останется сестра на вѣкъ опозорена?..
Богомъ клянусь, поранить только хотѣлъ… А сестра… кто-жъ посмѣетъ на нее косо взглянуть, коль я, честь ея мстя, кровь пролилъ?
Красно!..
И о немъ скажу, хоть онъ отъ руки моей палъ, что всякому дай Богъ, какъ онъ, умереть. Поздно узналъ я его… Истый дворянинъ былъ. Жаль мнѣ его…
Еще краснѣй!.. Только чернаго дѣла своего ни рѣчью пышной, ни кровью пролитой, не скрасишь, Петръ… Убилъ ты сестру, и меня убилъ… [Самъ съ собою]. Одна надежда была, что на свадьбѣ помирюсь, и ту сынокъ сгубилъ!…
Батюшка! всѣмъ, чѣмъ прикажешь, готовъ я свой проступокъ искупить…
Нѣтъ искупленья, Петръ!.. Не воскресить его!..
Къ Олюшѣ пойду… Покаюсь во всемъ… Скажу: или за меня, готовъ твой позоръ прикрыть!..
Иль ты ее хочешь съ ума свести?.. Любила же она его, коль грѣха не устрашилася… И съ тобой-то, съ его убійцей, со злодѣемъ своимъ, ей же и подъ вѣнецъ стать… Проклянетъ она тебя, и я прокляну.
Къ твоей, государь, милости, батюшка, Лука Петровичъ.
А!.. Ты?.. Чего еще?
Юдичъ?.. что съ нимъ?
Благодарствовать, сударь, пришелъ, что меня стараго дурака, поучить приказалъ.
Не до тебя!.. Встань ужъ!..
Прости, батюшка…
Что-жъ, въ прокъ ли ученье пошло? Аль…
Что сказалъ, сударь, вновь подтвержу.
Такъ я-жъ тебя!.. [Отворотясь и отходя отъ него]. Иль нѣтъ, нѣтъ!.. можетъ и онъ, какъ Анна же…
Батюшка! за что ты его истязать велѣлъ?
Тебѣ чего?
Не за толь, что деньги… взялъ?
Ну?
Невиновенъ онъ. Я бралъ.
А! [Юдичу] Вонъ пошелъ!
А!.. Такъ ты и воръ къ тому! Вполнѣ варнакъ.
Не воръ я, по нуждѣ взялъ.
По нуждѣ?.. Мнѣ отецъ твердилъ: «хоть съ голоду умирать будешь, до чужого добра пальцемъ не коснись: умри». И я тебя, кажись, не иному, тому же училъ. Какая-жъ у тебя нужда могла быть?
Въ карты на честное слово проигралъ.
Ну?
Гнѣва твоего страшась, тайно взялъ.
А того не страшился ты, что прокляну я тебя за то, что воромъ сталъ? Лжешь! Гоноръ отцу поклониться не велѣлъ… А хоть бы я тогда и побилъ тебя, такъ за дѣло же: безъ денегъ въ карты не садись, на чужое не зарься!.. Иль того ты боялся, что я, не заплативъ, фамилію нашу до сраму доведу? Лжешь, все лжешь. Гнѣва боялся! а не боялся честнаго слугу подъ кнутъ подвести?
Слово я далъ ему. И только, что безъ меня случилося…
А то не во что, знать, что ты обезчестилъ его, на воровство соблазня? Бога въ тебѣ, Петръ, нѣтъ.
А если я и въ карты-то съ нужды же играть сталъ?
Съ какой нужды? Что скупо я тебѣ деньги давалъ? Такъ меня отецъ и того меньше баловалъ. Служилъ я тогда, и посулы могъ брать, а не бралъ же. А про карты и прочая разъ навсегда себѣ сказалъ: брось, пропадешь! Иль ты думаешь, что я на отца не ропталъ въ душѣ? И я вѣдь тоже молодъ былъ, и мнѣ порокъ сладокъ же мечтался… Разъ, не стерпѣвъ, отцу сказалъ. А онъ въ отвѣтъ: «умру, все твое будетъ, а теперь умѣрять себя учись, въ крѣпкихъ рукахъ себя держи. Мнѣ же спасибо скажешь потомъ!» Слушалъ я, а не вѣрилъ отцу. Какъ самъ отцомъ сталъ, понялъ тогда. И тебя по тому же надежному пути повелъ.
Клянуся, батюшка… отдать думалъ… отыграться мыслилъ… Юдича спроси… Въ чемъ хочешь меня кори, что безразсудно поступилъ, тебя страшась; что не сдержавшись, въ порокъ впалъ; что легко на важное смотрѣлъ… И во многомъ, во многомъ еще я виноватъ… Только въ этомъ не вини меня… Молю тебя, батюшка, подлымъ словомъ не позорь, меня!..
Отдать думалъ? Укралъ да подкинулъ, все воръ.
Довольно, батюшка.
Ну, — замолчу я, иль съ тѣмъ и совѣсть замолчитъ въ тебѣ?
Что-бъ я о себѣ ни мыслилъ въ душѣ, никому не дозволю позорить себя. Никто мнѣ не судья. И отъ тебя не стерплю.
И не то еще стерпишь!.. Знай, Петръ: въ томъ, что ты Семена убилъ, Богъ и царица судьи тебѣ, а тутъ — я судья… Тутъ и правдолюбцемъ не устрашуся стать… И я тебѣ…
Батюшка! погоди… Сдержи гнѣвъ свой, батюшка! [Вбѣжала] Батюшка!.. выслушай меня… Невиновенъ Петруша… Мнѣ Юдичъ сознался во всемъ… За свои онъ… твои деньги Петрушѣ выдалъ… А Петруша, чтобъ его покрыть…
Вздоръ!.. Неслыханное дѣло то, сударыня, чтобъ дворянимъ за холопа на себя вину взялъ… И въ такомъ подломъ дѣлѣ еще!..
Батюшка! не при ней… Ради Бога, не при ней, батюшка!..
И нашла же за кого вступиться!..
Будетъ, батюшка, о томъ: важнѣе дѣло есть. Олюша, — слушай… Простилъ тебя, батюшка…
Батюшка!.. Голубчикъ мой!..
Иль я съ ума сошелъ?.. Да ты…
Уйди, Олюша… Батюшка, я вамъ тотчасъ… по ея уходѣ… все разъясню…
Стой, Олюша!.. Отвѣчай мнѣ: ты за кого-жъ… Господи!.. замужъ-то собралась?
За Петрушу же, батюшка… Простилъ же ты насъ…
Что простилъ?.. Что онъ жениха твоего убилъ?..
Какого жениха?
Одинъ, сударыня, у тебя женихъ: Семенъ.
За что-жъ… когда онъ убилъ его?..
За то, что не хотѣлъ вѣнцомъ грѣхъ покрыть…
Какой грѣхъ?..
Сама же ты повинилася…
А!.. Такъ онъ солгать тебѣ посмѣлъ, что я съ Семеномъ жила?.. Знай же, батюшка, что не съ Семеномъ… съ нимъ, съ нимъ самимъ… Обольстилъ онъ меня, замужествомъ поманивъ… И нынче, нынче утромъ еще, клялся мнѣ въ томъ!.. [Быстро оборачиваясь къ Петру]. Не солгалъ: грудью отстоялъ меня!.. [Бросаясь къ Лукѣ]. Охъ!.. страшенъ онъ, страшенъ мнѣ, батюшка!..
Ко мнѣ, ко мнѣ, Олюша, прижмись… Вмѣстѣ поплачемъ… Мы съ тобой люди простые, немудрые… Не ему чета… У нихъ дѣвушку, хоть бы въ домѣ родительскомъ, обезчестить — не великъ грѣхъ, еще похвальба молодецкая: гонору въ томъ порухи нѣтъ!.. А обезчестивъ, другому, поглупѣй себя сбыть, — чего-жъ умнѣй!.. А коль тотъ, не стерпѣвъ, «подлеца» крикнетъ, — его на мѣстѣ уложить гоноръ же велитъ. А вотъ, въ карты проигравъ, хоть бы у отца украсть, чтобъ долгъ уплатить — на то гоноръ есть!.. Чести вотъ только у нихъ нѣтъ!..
Съ терпѣньемъ я васъ, батюшка, слушалъ, ваше и ея горе щадя… И ты меня съ терпѣньемъ же выслушай!.. И вы, Ольга Марковна… Одинъ выходъ изъ бѣды вижу: повѣнчаться мнѣ съ ней, а тамъ…
Да скорѣй я къ позорному столбу стану, чѣмъ подъ вѣнецъ съ тобой!..
Прощай…
Этой!.. Приговоръ мой впередъ выслушай.
Не держи, батюшка…
Что-жь?.. Иль на поединокъ отца позовешь?..
А хоть бы и такъ!.. Не все-ль мнѣ равно теперь?..
Стой, говорю. Отъ родительской власти никуда не уйдешь. И въ Питерѣ достану… Въ ней и царица не вольна… Слушай же: за воровство твое — изъ семьи вонъ, въ рабочій домъ пойдешь!.. И объ одномъ жалѣю, что клеймить не могу тебя желѣзомъ каленымъ…
Молчи!
… на лбу у тебя «воръ» выжечь!..
Молчи, молчи!.. Ахъ!.. [вскрикнувъ, падаетъ].
Сердце, сердце у него… Господи!.. нынче лишь жаловался…
Брось его!..
Батюшка!.. неужто-жъ тебѣ не жаль его?.. Мертвъ вѣдь лежитъ…
Нечего жалѣть… Господа благодарю, что не далъ сыну чести пережить… Мать умолила…
Ты, ты, батюшка!.. Ты его… суровой жестокостью своей… ты убилъ!
А я, такъ я… Не тебѣ, Богу отвѣчу.
Что еще?.. Иль не довольно, Господи! покаралъ ты меня?..
Петрушенька! голубчикъ мой! Что-жъ ты повѣрилъ-то мнѣ?.. Во гнѣвѣ вѣдь я… Не кляну, слышишь?.. прощаю, любя.
Живой души не впускать!..
Иванъ…
Слышите?
За сына мстя…
А ты, Андрей!..
Не вѣрь же, не вѣрь, голубчикъ!.. Не то подъ вѣнецъ, всюду, всюду… въ рабочій домъ…
…за тобою-бъ пошла.
За сыномъ къ тебѣ… Сына за сына отдай… Не то, Богомъ свидѣтельствуюсь! изъ дома не выпущу: живыми сожгу…
Вотъ онъ… мертвъ лежитъ. Не въ моихъ, въ Господнихъ рукахъ. Коль смѣешь, бери…
Онъ, онъ… отецъ тебя убилъ!..
Видишь?.. А та, кого онъ, обезчестивъ, обездолилъ, меня-жъ клянетъ!..
Мельница.
1884.