Одна газета говорила: — Вҍчная исторія Пушкина и Дантеса повторяется въ нашей, полной несообразностей, странҍ. Скоро, вҍроятно, Кандыбинъ подставитъ свой лобъ подъ пулю какого-то капитана Ч*. И мы спрашиваемъ — справедливо ли это? Съ одной стороны — Кандыбинъ, съ другой — какой-то, никому невҍдомый, капитанъ Ч*.
— Мы увҍрены, — писала другая газета,— что друзья Кандыбина не допустятъ его до дуэли.
Большое впечатлҍніе произвело извҍстіе, что Стремглавовъ (ближайший другъ писателя) далъ клятву, въ случае несчастнаго исхода дуэли, драться самому съ капитаномъ Ч*.
Ко мнҍ заҍзжали репортеры.
— Скажите, — спросили они, — что побудило васъ дать капитану пощечину?
— Да вҍдь вы читали, — сказалъ я. — Онъ рҍзко отзывался о русской литературҍ. Наглецъ сказалъ, что Айвазовскій былъ бездарнымъ писакой.
— Но вҍдь Айвазовскій — художникъ! — изумленно воскликнулъ репортеръ.
— Все равно. Великія имена должны быть святыней, — строго отвҍчалъ я.
IV.
Сегодня я узналъ, что капитанъ Ч* позорно отказался отъ дуэли, а я уҍзжаю въ Ялту.
При встрҍчҍ со Стремглавовымъ, я спросилъ его:
— Что, я тебҍ надоҍлъ, что ты меня сплавляешь?
— Это надо. Пусть публика немного отдохнетъ отъ тебя. И потомъ, это шикарно: «Кандыбинъ ҍдетъ въ Ялту, надҍясь окончить среди чудной природы юга большую, начатую имъ вещь».
— А какую вещь я началъ?
— Драму «Грани смерти».
— Антрепренеры не будутъ просить ее для постановки?
Одна газета говорила:
— Вечная история Пушкина и Дантеса повторяется в нашей, полной несообразностей, стране. Скоро, вероятно, Кандыбин подставит свой лоб под пулю какого-то капитана Ч*. И мы спрашиваем — справедливо ли это? С одной стороны — Кандыбин, с другой — какой-то, никому неведомый, капитан Ч*.
— Мы уверены, — писала другая газета,— что друзья Кандыбина не допустят его до дуэли.
Большое впечатление произвело известие, что Стремглавов (ближайший друг писателя) дал клятву, в случае несчастного исхода дуэли, драться самому с капитаном Ч*.
Ко мне заезжали репортеры.
— Скажите, — спросили они, — что побудило вас дать капитану пощёчину?
— Да ведь вы читали, — сказал я. — Он резко отзывался о русской литературе. Наглец сказал, что Айвазовский был бездарным писакой.
— Но ведь Айвазовский — художник! — изумлённо воскликнул репортёр.
— Все равно. Великие имена должны быть святыней, — строго отвечал я.
IV.
Сегодня я узналъ, что капитан Ч* позорно отказался от дуэли, а я уезжаю в Ялту.
При встрече со Стремглавовым, я спросил его:
— Что, я тебе надоел, что ты меня сплавляешь?
— Это надо. Пусть публика немного отдохнёт от тебя. И потом, это шикарно: «Кандыбин едет в Ялту, надеясь окончить среди чудной природы юга большую, начатую им вещь».
— А какую вещь я начал?
— Драму «Грани смерти».
— Антрепренёры не будут просить её для постановки?
