— А, здравствуйте!... Какъ поживаете? Вы... меня не узнаете?
— Первый разъ вижу. Пустите мои руки!
Онъ вырвался. Ноги мои не упустили удобного случая сделать гадость ихъ хозяину, разъҍхались въ стороны, и я тяжело опустился бокомъ на асфальтъ.
— Упали? — участливо спросилъ мой доброжелатель.
Я сдҍлалъ видъ, что поправляю коньки.
- Нҍтъ, это я такъ сҍлъ. Затянуть ремни. Они, знаете, отъ катанья ослабҍваютъ.
Повозившись съ какимъ-то ремнемъ, я тихонько подползъ къ барьеру и — снова нашелъ въ немъ стараго, вҍрнаго, испытаннаго друга.
— Если вы замҍчаете, что падаете, — сказалъ человҍкъ, сидҍвшій за столомъ (теперь я подозреваю, что онъ былъ — случайный зритель, впервые зашедшій полюбоваться на новый спортъ) если вы замҍчаете, что падаете, — то немедленно поднимайте одну ногу... Равновҍсіе установится, такимъ образомъ, сразу.
Снова я съ тяжелымъ сердцемъ разстался съ барьеромъ... Исполнить совҍтъ моего доброжелателя было тҍмъ легче, что я поскользнулся сразу. И совҍтъ былъ исполненъ даже въ двойной дозҍ. Онъ совҍтовалъ при паденіи поднять одну ногу, а я поднялъ обҍ. Правда, это было послҍ паденія, и для этого пришлось коснуться спиной асфальта, но я увидҍлъ, что въ паденіи, въ сущности, нҍтъ ничего страшнаго.
Мимо меня пролетҍлъ изящный господинъ, граціозно наклонившись впередъ и легко, безъ усиліи скользя по асфальтовой глади.
— Попробую и я такъ, — подумалъ я. — Ну, упаду! Эка важность!
Положивъ руки назадъ, я неожиданнымъ, ураганомъ, ринулся въ толпу катающихся. Я упалъ всего два раза, но сбилъ съ ногъ человҍкъ десять, опрокинулъ неизвҍстнаго толстяка на барьеръ и, сопровождаемый разными
— А, здравствуйте!... Как поживаете? Вы... меня не узнаете?
— Первый раз вижу. Пустите мои руки!
Он вырвался. Ноги мои не упустили удобного случая сделать гадость их хозяину, разъехались в стороны, и я тяжело опустился боком на асфальт.
— Упали? — участливо спросил мой доброжелатель.
Я сделал вид, что поправляю коньки.
- Нет, это я так сел. Затянуть ремни. Они, знаете, от катанья ослабевают.
Повозившись с каким-то ремнём, я тихонько подполз к барьеру и — снова нашёл в нём старого, верного, испытанного друга.
— Если вы замечаете, что падаете, — сказал человек, сидевший за столом (теперь я подозреваю, что он был — случайный зритель, впервые зашедший полюбоваться на новый спорт) если вы замечаете, что падаете, — то немедленно поднимайте одну ногу... Равновесие установится, таким образом, сразу.
Снова я с тяжёлым сердцем расстался с барьером... Исполнить совет моего доброжелателя было тем легче, что я поскользнулся сразу. И совет был исполнен даже в двойной дозе. Он советовал при падении поднять одну ногу, а я поднял обе. Правда, это было после падения, и для этого пришлось коснуться спиной асфальта, но я увидел, что в падении, в сущности, нет ничего страшного.
Мимо меня пролетел изящный господин, грациозно наклонившись вперёд и легко, без усилий скользя по асфальтовой глади.
— Попробую и я так, — подумал я. — Ну, упаду! Эка важность!
Положив руки назад, я неожиданным, ураганом, ринулся в толпу катающихся. Я упал всего два раза, но сбил с ног человек десять, опрокинул неизвестного толстяка на барьер и, сопровождаемый разными
