Страница:Аверченко - Веселые устрицы (1910).djvu/192

Материал из Викитеки — свободной библиотеки
Эта страница была вычитана


— Это? — въ искусственномъ восхищеніи вскричалъ я. — Это великолҍпно.

— Покажите еще что-нибудь въ этомъ родҍ, — ласково попросила моя спутница.

Приказчикъ уже не стоялъ за прилавкомъ, а лежалъ гдҍ-то наверху на огромной грудҍ измятыхъ скомканныхъ кусковъ. Мы должны были задирать головы, чтобы видҍть этого добраго человҍка, который хриплымъ голосомъ кричалъ намъ сверху:

— Вотъ тоже... рекомендую... Дернье крикъ делямодъ...

Образъ дҍйствій приказчика меня изумлялъ.

Что могло удержать его отъ одного незамҍтнаго жеста руки, которымъ можно было-бы опрокинуть на голову покупательницы часть этой груды «чего-нибудь на блузку»... Откапываніе погребенной подъ развалинами покупательницы и вся послҍдующая веселая суматоха дали бы приказчику нҍкоторую возможность передохнуть и собраться съ силами, а покупательница на собственной головҍ и плечахъ убҍдилась бы, что бываетъ очень неудобно, когда «что-нибудь на блузку» — вҍситъ отъ восьми до десяти пудовъ.

Послҍдніе «крики делямодъ», доносившееся сверху, дҍлались все тише и тише. Я понялъ, почему приказчикъ, увидҍвъ мою спутницу, поблҍднҍлъ отъ ужаса, а моя спутница въ это время мягкимъ, какъ серебряный бубенчикъ, голосомъ говорила:

— Этотъ цвҍтъ немного теменъ или, вҍрнҍе, слишкомъ для меня свҍтелъ... Кажется, ничего я не подберу.

Она вздохнула и встала, ласково кивнувъ головой извивавшемуся гдҍ-то наверху тҍлу приказчика.

— Мы уходимъ? — спросилъ я. — Въ такомъ случаҍ, заверните мнҍ, господинъ приказчикъ, вотъ этотъ кусокъ и этотъ... и этотъ!

— Для чего это вамъ? — изумилась Марья Павловна.

Я хотҍлъ сказать ей, что приказчикъ въ самомъ худшемъ случаҍ заслужилъ не этой безсмысленной для меня покупки трехъ кусковъ, а пожизненной пенсіи и во


Тот же текст в современной орфографии


— Это? — в искусственном восхищении вскричал я. — Это великолепно.

— Покажите ещё что-нибудь в этом роде, — ласково попросила моя спутница.

Приказчик уже не стоял за прилавком, а лежал где-то наверху на огромной груде измятых скомканных кусков. Мы должны были задирать головы, чтобы видеть этого доброго человека, который хриплым голосом кричал нам сверху:

— Вот тоже... рекомендую... Дернье крик де-ля-мод...

Образ действий приказчика меня изумлял.

Что могло удержать его от одного незаметного жеста руки, которым можно было-бы опрокинуть на голову покупательницы часть этой груды «чего-нибудь на блузку»... Откапывание погребённой под развалинами покупательницы и вся последующая веселая суматоха дали бы приказчику некоторую возможность передохнуть и собраться с силами, а покупательница на собственной голове и плечах убедилась бы, что бывает очень неудобно, когда «что-нибудь на блузку» — весит от восьми до десяти пудов.

Последние «крики де-ля-мод», доносившиеся сверху, делались всё тише и тише. Я понял, почему приказчик, увидев мою спутницу, побледнел от ужаса, а моя спутница в это время мягким, как серебряный бубенчик, голосом говорила:

— Этот цвет немного тёмен или, вернее, слишком для меня светел... Кажется, ничего я не подберу.

Она вздохнула и встала, ласково кивнув головой извивавшемуся где-то наверху телу приказчика.

— Мы уходим? — спросил я. — В таком случае, заверните мне, господин приказчик, вот этот кусок и этот... и этот!

— Для чего это вам? — изумилась Марья Павловна.

Я хотел сказать ей, что приказчик в самом худшем случае заслужил не этой бессмысленной для меня покупки трёх кусков, а пожизненной пенсии и во