Страница:Адам Мицкевич.pdf/331

огонь пылаетъ! Онъ растопилъ бы металлы и камни (показывая на каминъ), хуже этого въ тысячу разъ, въ милліонъ разъ! И снѣгъ таетъ, и ледъ таетъ, изъ груди жаръ валитъ, огонь пылаетъ!» По этому поводу между пустынникомъ и ксендзомъ начинается обмѣнъ репликами: «я свое, а онъ свое», резюмируетъ эту странную бесѣду деревенскій священникъ, который принимаетъ своего страннаго гостя за сумасшедшаго. «Покажи: вѣдь ты хорошо это знаешь, дорогу къ смерти!»- говоритъ Густавъ. «Хорошо, я готовъ на всякую услугу, но вѣдь отъ твоего возраста до могилы чрезвычайно далекій путь» (gościniec arcy - długi, опять это arcy - архи). Желая пригрѣть и накормить бѣднаго, прсзябшаго и промокшаго гостя, который дрожитъ всѣмъ тѣломъ, ксендзь выходитъ распорядиться, оставляя его дѣтямъ. А тѣ съ удивленіемъ разсматриваютъ прохожаго: его странную одежду изъ разныхъ кусковъ матеріи, траву и листья на головѣ, кинжалъ, висящій на шнуркѣ. «Право, вы похожи на привидѣнье (na stracha)», заключаютъ со смѣхомъ дѣти. Тогда пустынникъ вздрагиваетъ, какъ будто припоминаетъ, «что когда- то и онъ видѣлъ такую же несчастную, какъ онъ самъ теперь; на головѣ листья, на тѣлѣ лохмотья; всѣ смѣялись издѣвались надъ ней. И онъ засмѣялся, и кто знаетъ, не за это ли Богъ наказалъ его теперь». Такъ могъ говорить и чувствовать только живой, страдающій человѣкъ. Ксендзъ возвращается, приглашаетъ юношу сѣсть за столъ, но тотъ поглощенъ своими мыслями, напѣваетъ пѣсенку. «Ахъ, уѣхать отъ нея скучно, а пріѣхать къ ней трудно» и, полный своихъ литературныхъ воспоминаній, продолжаетъ, вынимая книжки изъ шкапа: «Ксендзъ, а знаешь ли, ты жизнь Элоизы, знаешь огонь и слезы Вертера? (поетъ). Столько я вытерпѣлъ, столько я выстрадалъ (изъ Гёте, прим. Мицкевича)! Развѣ смерть утолитъ мои печали? Если я оскорбилъ пустымъ увлеченіемъ, это оскорбленіе я искуплю своей кровью» (вынимаетъ кинжалъ). Ксендзъ удерживаетъ его: Безумецъ, возможно ли это? Отнимите у него желѣзо, разожмите ему кулаки. Вѣдь ты христіанинъ! Какая безбожная мысль! Знаешь ли ты Евангеліе? Пустынникъ: «А знаешь ли ты несчастіе? (прячетъ кинжалъ). Пусть такъ! Не надо браться за него слишкомъ рано. (Смотритъ на часы.) Стрѣлка на девяти, и горятъ три свѣчки (опять поетъ, потомъ продолжаетъ). Ахъ, если ты знаешь Гёте въ оригиналѣ... Если бы къ тому же ея голосокъ и звуки фор-